Нас не отправили в приют в Массачусетс только благодаря изобретательности Каролины по части вранья. Она могла претендовать на звание олимпийской чемпионки, если бы такие соревнования проводились.

Может, я немного преувеличиваю.

Но для этого есть все основания.

Коп первым делом попросил показать ему документы на машину. Естественно, их не было ни в «бардачке», ни где-нибудь еще. На заднем сиденье лежал револьвер. Полисмен попросил меня предъявить права, а затем велел выбираться из машины и открыть ему заднюю дверь.

— Но вы не имеете права этого делать, сэр, — тихо сказал я, держа руки по швам.

— Отчего же? — Еще не было и семи часов, и парень выглядел ужасно. Он либо только что закончил смену, либо только приступи д к работе. У копа были покрасневшие глаза, а изо рта плохо пахло.

— Я не хочу показаться наглым, но это незаконно. У вас нет видимых причин для досмотра нашего авто. Там только одежда, и это прямое нарушение наших гражданских свобод… Здесь моя сестра, и мы направляемся к отцу, который живет через два города отсюда, поэтому мы ждем автобус.

— Зачем же вам автобус, если у вас есть машина? Я могу арестовать вас за сопротивление полиции.

— Но сначала я должен оказать сопротивление, а у меня и в мыслях нет такого. Мой отец — адвокат… — грустно произнес я.

Кара выскочила из машины и начала размахивать телефоном.

— Машина без документов, потому что мы должны были оставить ее здесь. Ее заберет Индия Холлвей, законная владелица. Она живет в Вермонте. Индия дала нам машину, а ее внук Мир приедет за ней. Позвоните ей и убедитесь сами.

Я онемел от изумления. Кара, как всегда, полагалась на свое обаяние. В прошлом оно выручало ее не один раз. Она победоносно улыбнулась и потерла глаза. Даже я поверил, что она милая и пушистая.

— У меня есть телефон, леди, — ответил офицер, но не стал больше настаивать на том, чтобы мы открыли двери.

В конце концов, мы были в Массачусетсе, где и зарождалась борьба за права человека. Он прошел к своей машине, связался по автомобильному телефону с кем-то и надвинул на глаза шляпу, словно собирался уснуть. Я стоял не шевелясь, не смея вздохнуть. К тому же мне ужасно хотелось в туалет. Наверное, в полиции их специально учат этому: они прикидываются очень расстроенными, чтобы человек признался во всем, даже в том, чего не совершал. Я вынужден был ждать, и он знал, что является хозяином положения. Мой отец однажды рассказал мне, что полицейские не обязаны носить черные кожаные перчатки, но они сами их покупают, чтобы поддерживать имидж. Я знал, что, если двинусь хоть на шаг в сторону, он выстрелит. И его оружие заряжено.

Наконец он словно проснулся, заметил нас, и прошел обратно к нашей машине.

— Я разговаривал с внуком миссис Холлвей. Это ваш счастливый день. Он подтвердил вашу историю. Но вы не можете оставить машину на стоянке, потому что они собираются забрать ее через день. Следуйте за мной, и я покажу вам стоянку у вокзала. Там и расстанемся.

— Простите, можно мне сначала воспользоваться туалетной комнатой? — спросил я.

— Нет, — отрезал офицер.

Мы ехали в город десять минут, и мой мочевой пузырь чуть не лопнул, а потом еще коп внимательно наблюдал, как мы вытаскиваем вещи из машины. Так получилось, что пистолет упал на пол, но я заметил край рукоятки, пока запихивал носки, книги и высохшие шорты в рюкзак. Я не знал, подобрать ли мне его. Но внутренний голос приказал оставить все как есть. Мир попадет в неприятности, если пистолет обнаружат, и я был не против. Коп отвез нас в кафе, подождал, пока мы съели сандвичи с ветчиной, а потом забрал нас на вокзал. Мы купили билеты в один конец до Пикскилла. Это было единственное название, которое нам пришло на ум.

Когда мы сели в автобус, я первым делом спросил у Каролины:

— Значит, они нам одолжили машину?

— Послушай, я понимала, что он не клюнет на это, — с набитым ртом произнесла Каролина, — но я представила, как Мир приходит на Собрание и рассказывает, что ты избил его и угнал машину… Однако его бабушка не идиотка. Когда мы уходили в тот вечер, она первая велела ему быть осторожным и взять фонарик, поэтому она не оставила бы его в покое, пока не выпытала бы правды.

— Каролина, все это было шито белыми нитками!

— А я и не говорю, что действовала блестяще, но мне так подсказывала интуиция. Мы должны были предпринять хоть что-то. Ты молодчина. Начал говорить о правах и законности. — Я стал возражать, но она остановила меня.

— Бог ты мой, если бы ты знал, как я благодарна тебе за то, что ты так повел себя тогда в лесу. А пистолет… Если он не заряжен, то это просто вещь, правда? Или он все-таки был заряжен? — спросила она меня.

— Нет, но я уверен, что они не сделали бы снисхождения.

— Ладно, не драматизируй, у тебя отец адвокат, как ты сказал. Нам повезло. Все, точка.

У меня так болела голова, что жить не хотелось.

— Ладно, Кара, пусть будет по-твоему, только теперь помолчи, чтобы я мог хоть немного поспать.

Мы добрались до Пикскилла и остановились в небольшом пансионе. Я проспал двенадцать часов, а Каролина за это время успела съесть два завтрака — и свой, и мой, но хозяйка оказалась очень милой леди и оставила мне еды.

Проблема была в том, что мы находились в долине Гудзона, однако она была настолько обширная, что для поисков отца требовались более точные ориентиры. В тот вечер мы дозвонились до Кейси, и она сразу заметила, что у нас уставшие голоса. Моя мама, которой стало намного лучше, вдруг произнесла в трубку:

— Что-то не похоже, что вам там очень весело. Ну-ка дайте Джейн трубку.

— Она пошла по магазинам, — соврал я. — У нее сегодня запланирован обед для друзей, у которых дети как раз нашего возраста.

Еще пара дней, и я буду такой же искусный лжец, как Каролина. Я не останавливался:

— Мам, мы все время спим.

— Но это хорошо, — откликнулась мама. — Вы еще дети. После такой долгой дороги это нормально. Поцелуйте Джейн от меня. Я рада была вас слышать.

— Мы скоро приедем, — пообещал я и почувствовал, что мой голос дрогнул, как будто мне снова двенадцать. — Мы тебя любим.

На следующее утро мы решили спросить хозяйку, где здесь автовокзал. Нам надо было проехать двенадцать кварталов, и она вызвалась нас проводить.

— Не обижайтесь на меня, — сказала она, — но вам не девятнадцать и восемнадцать. Раз вы решились на такое отчаянное путешествие, то у вас должны быть серьезные неприятности.

— Почему вы нам не верите? Я просто маленькая, — произнесла Каролина, и ее губы задрожали вполне правдоподобно. — У меня анорексия.

— Ничего подобного, — ответила женщина. — И потом, я ведь не сказала, что собираюсь выдать вас. Каролина начала плакать. — Мы приехали издалека.

Женщина не двинулась ни на шаг в сторону сестры. Она не пыталась ее обнять или утешить. Наверное, Кара почувствовала к ней уважение, за то, что та не поверила в этот спектакль. — Могу себе представить, — вздохнула женщина. — Куда вы направляетесь?

Каролина продолжала плакать, волосы сбились ей на лицо, отчего у нее был беспомощный и жалкий вид. — Нам надо найти кое-кого, а мы не знаем, где он, — объяснил я. — Вообще-то мы и понятия не имеем, куда ехать. Он написал в своих электронных письмах, что это место у реки. Мы и вправду доведены до отчаяния, потому что нам необходимо найти его. Там упоминалось что-то вроде холма, дороги или перекрестка. Санрайз… — Ткачи. Те, что джем продают, — задумчиво произнесла женщина.

— Он не упоминал этой фамилии.

— Это не фамилия. Они ткут. Шарфы, пончо, платки, а еще делают джем. Пользуется здесь большим спросом. Дайте подумать. Санрайз… Долина Санрайз, то есть «Долина восхода солнца».

— Благодарю вас, мэм, именно так.

— А как нам найти ее? — спросила Кара.

— Автобусом до Ирвингтона, а потом… Вам не удастся добраться туда самим. Я отвезу вас, только возьму кошелек.

— Это далеко отсюда?

— Два часа езды.

— Мы можем заплатить вам, — сказала Каролина. — Мы бы могли оплатить бензин, потому что на самом деле мне нельзя водить. Мне только четырнадцать.

— Тринадцать, четырнадцать, я так и догадывалась, — кивнула женщина. — Меня зовут Вирджиния. Я вас не обижу. Хотя, будь я на вашем месте, я никому не стала бы доверять.

— Знаете, это сейчас вопрос не первостепенной важности, — заметил я.

— Ну, мне деньги не нужны. Давайте будем считать это бонусом к завтраку. — Она намазала два толстых ломтя хлеба арахисовым маслом и джемом, а потом крикнула своему мужу, который был наверху: — Уоррен, я собираюсь в Ирвингтон. Что-нибудь понадобится?

— В два мы ждем посетителей. Я думаю, что их надо будет встретить, — раздался сердитый голос.

— Тебе придется позаботиться о них самому, дорогой, — ответила Вирджиния.

Мы вышли через заднюю дверь и сели в ее «додж».

Мы ехали через очень красивую местность. Прибрежные березки белели на фоне цветочных лиловых пятен, освещенных солнцем. Мы направлялись вдоль кленовых аллей, и несколько человек приветственно замахали Вирджинии из крошечных домиков, которые были словно нарисованными. Жизнь в таких домиках казалась идеальной, как на картинке. Наверное, там благоухали ароматы и царил порядок. В таком домике хотелось спрятаться. Мне особенно горько было думать, что наш собственный дом ассоциируется теперь с запахом испражнений.

В Ирвингтоне Вирджиния остановилась у центрального парка, где купила нам кофе со сливками.

— Благодарю вас, мэм, — сказал я.

Увидев, что я глазею на лимонное пирожное, она купила мне парочку.

Мы поднялись по холмистой местности, где вдоль дороги паслись лошадки и их симпатичные жеребята, а потом очутились в долине, зажатой между двумя взгорьями за ручьем.

Наконец мы повернули у большого желтого знака, на котором прочитали: «Ломаная аллея».

— Что это такое? — спросил я Вирджинию.

— Ну, не знаю точно, как называют это у вас. Вы сворачиваете сюда, если машина сломалась по дороге.

— Запасной путь, — подсказал я.

— Запасной путь, — повторила она. — Я ни разу не выезжала с запада. Звучит обнадеживающе.

Каролина наклонилась вперед.

— Как ты думаешь, Гейб, он будет рад нас видеть?

— Конечно.

— Может, нам надо позвонить Кейси прямо сейчас?

— Нет.

— Гейб! — закричала Кара, и я растерялся, так как не знал, чего она от меня ждет.

Я дал ей свою бейсбольную кепку, и она натянула ее на голову, а потом снова уселась на свое место и начала грызть ногти.

Под знаком «Ломаная аллея» был целый букет указателей, направленных в разные стороны. Я подумал, что это зрелище напоминает разобранную рождественскую елку. На одном из указателей я прочел: «Долина восхода солнца и Священная работа».

— Она преподает танцы. И делает джем, который я покупаю на завтрак. Хороший. Как же ее зовут? Джейн? Или Дженин? Не помню точно. Но именно она делает джем. Ее мать зовут Клер Девлин. Я покупала у нее несколько шарфов и покрывал. Отсылала своим дочерям в Бостон. У нее пять дочерей, и все живут со своими мужьями, имеют детей, но там живет и множество других семей. Они все делают сообща, планируют траты, построили себе что-то вроде зала для занятий. Называют его на индийский манер «кива». На самом деле это обычный сарай с деревянными полами. Люди приезжают к ним отовсюду. Я бы не сказала, что там можно найти нечто «священное».

Под кленами, укрытыми тяжелыми шапками снега, сгущались тени. Вирджиния остановилась у почтового ящика, и навстречу ей тут же вышла женщина примерно такого же возраста, но только намного стройнее и симпатичнее. Она принялась обнимать, выбравшуюся из автомобиля Вирджинию.

— Вирджиния Лоуренс! Что привело тебя к нам?

— Со мной двое друзей, — ответила Вирджиния медленно, — которые ищут мужчину. Они полагают, что он обитает здесь.

— Ну, хорошо, — сказала вторая женщина, заглядывая сначала на переднее сиденье, а потом на заднее. — Это дети.

Я вышел размять ноги. Я не был очень высоким, но все же, во мне было шесть футов росту. Я увидел, что женщина оценивает меня, и оглянулся, старясь сохранять доброжелательное и спокойное выражение лица. Мы с Каролиной провели долгое время в дороге, поэтому силы наши были на исходе. Добраться сюда было непросто, но жить здесь казалось чем-то нереальным. Я посмотрел на сестру, вспомнив в один миг все те годы, когда мы ссорились и сердито хлопали дверями. Теперь все это казалось таким ребячеством! А мы уже не были детьми. Я помог Каролине выйти из машины и обнял ее за шею.

— Здесь нет никакого Лео Штейнера, — сухо произнесла Вирджиния, повернувшись к нам. — Однако в доме вверху по дороге вместе с Джойс Девлин живет Леон Штейн.

Леон.

Я зашагал по дороге, и Кара поравнялась со мной. У нас под ногами шуршала мокрая листва. Вирджиния не отставала.

— Можете не сопровождать нас, — сказал я. — Вы и так сделали для нас больше, чем мы ожидали. Больше, чем сделали бы для нас родные люди, честно.

— Я не привыкла останавливаться на полпути, — не согласилась Вирджиния. — Если он не ваш отец?

— Мы не говорили об отце, — пробормотала Каролина. Вирджиния слегка улыбнулась.

— Догадаться было несложно.

Девушка, которая открыла двери, была лишь немногим старше Каролины. Может, ей было лет двадцать. Она позвала другую девушку, старше себя. Не знаю, сколько ей было лет, у женщин не угадаешь. Вероятно, лет двадцать пять.

— Привет, — проговорила она. — Чем могу вам помочь?

— Они хотят увидеть Леона Штейна. Он здесь?

Из дома раздался голос:

— Это Джим? Скажи, что я еще не закончил. Рим не за один день строился.

Он появился на пороге, и на ногах у него, как всегда, были дурацкие резиновые шлепанцы, которые он надевал по утрам. На нем была рубашка поверх простой белой футболки. Он похудел и отрастил бороду. Это был мой отец. А на руках он держал маленького ребенка, похожего на Аори, когда та еще была младенцем. Каролина закричала: «Папочка!» — и направилась к нему, но девушка, которая вышла второй, преградила ей дорогу.

— Подождите минутку, — спокойно сказала она. — Одну минуту. Это мой дом. Здесь мой малыш. Что происходит? Леон? Кто эти люди?

— Привет, Леон, — произнес я.