— Я только что приехала, Гейб, — сообщила Тиан, вскакивая с кровати. — Я думала, что мне уже не суждено встретиться с тобой и побывать здесь. Но я здесь! Посмотри!

Она рванула на себя дверцы шкафа. На плечиках висело то самое платье, которое Конни когда-то сшила ей на бал.

— Меня везли в лимузине от самого аэропорта. Это все Мэтт устроил. Наверное, он хотел осчастливить тебя.

Я не мог прийти в себя. Я протянул ей руку, но она не взяла ее, а бросилась ко мне в объятия. Мы поцеловались, и воспоминания прошлого года захлестнули меня. Нас оставили в отеле Лас-Вегаса одних в номере. Это был самый мучительный из подарков, потому что все, что мы могли делать, — это сидеть и разговаривать. Отец Тиан наверняка ждал от меня уважительного отношения к своей дочери. И моя мама тоже. Но уже через мгновение Тиан была на кровати. Блузка ее скользнула с плеч. Я коснулся ее груди — и все поплыло у меня перед глазами.

— Как я скучала по тебе, — прошептала Тиан.

— За эти месяцы я ни о чем другом не думал. Как бы тяжело мне ни приходилось, я все равно возвращался мыслями к тебе. Тиан, я скучал.

— Я знаю. Ты мой бедняжка Гейб.

— Но теперь все хорошо.

У нас распухли губы, и подбородок у Тиан весь покраснел, как будто его драили наждачной бумагой. Она была прекрасной. Черные блестящие волосы волной падали ей на плечи.

— Нам надо подготовиться к свадьбе, — проговорила Тиан.

— Еще бы, — ответил я. — Сколько ты здесь пробудешь?

— Целых три дня! — воскликнула она.

Я ощутил, что сердце мое проваливается в пятки. Три дня. Мне будет, что вспоминать всю оставшуюся жизнь.

— Хорошо, — только и произнес я. Это лучше, чем ничего.

Я спал как убитый. Меня разбудил телефонный звонок. Это была Кейси.

— Твоя мама хочет видеть тебя.

Я подумал: «Господи, только бы у нее ничего не произошло в последний момент». Но Кейси поспешила меня успокоить. Она щебетала в трубку:

— Я в холле только что видела Бена Аффлека.

Я не знал, что мне делать с такой ошеломляющей информацией.

— А еще я купила девочкам платья для церемонии. В зеленых тонах. Они будут смотреться как куколки. Двести долларов за штуку, но я не могла удержаться. Гейб, дорогой, ты очень удивился? Когда увидел Тиан?

— Это было, как во сне, — сказал я. — Мне пришлось не так уж легко.

— Вы?

— Нет, Кейси. Хотя вообще-то…

— Не моего ума дело. Хорошо. Но я всегда знала, что ты человек ответственный.

— Можно обойтись без лекций? Ее отец натравил бы на меня всю тайскую мафию.

— Ты счастлив? — настаивала Кейси.

— Ничего не изменилось, Кейси. Мои чувства какими были, такими и остались. Я ее люблю.

— Может, ты будешь любить ее всегда, Гейб. Но она живет в Азии, дорогой.

— Она собирается приехать в Йель. Через год.

— О Гейб! Ты самый романтичный парень! — воскликнула Кейси. — А теперь тебе пора отправляться к маме.

— Дорогой, — сказала мама, протягивая мне руку. Она уютно расположилась на голубом стуле. Затем она наставила на меня пальцы, сложенные пистолетом, и усмехнулась. — Так, а теперь к делу, — заявила она.

Мама выглядела молодой и печальной.

— Я подумала, смогу ли я выдержать все это?

— Проще простого, — заверил ее я.

— Все так странно, — призналась она. — Я так счастлива. Так счастлива! Но я была бы еще счастливее, если бы приехала твоя сестра. И… ты меня, наверное, не поймешь, но мне хотелось бы, чтобы и Лео был здесь.

Она была права. Я не мог этого понять.

— Я теперь к нему привязана так же, как могла бы быть привязана к другу. Я не хочу жить его новой жизнью, но желаю ему добра.

— Мама, — проговорил я, — ты настоящее чудо.

В это время в номере появились бабушка и Конни. Они несли с собой ручку с резиновым покрытием для инвалидного кресла.

— Даже не показывайте мне этого! — крикнула мама. — Вчера меня просто свалила жара. Я чувствую себя в полном порядке. На меня нахлынуло столько эмоций! Все меняется с такой скоростью, что я не успеваю к этому привыкнуть.

— Лучше перестраховаться, Джулиана, — сказала бабушка. — Я принесла это на всякий случай.

Вошла Тиан.

— Конни!

Они обнялись. Тиан забралась к моей маме едва ли не на колени.

— Но вы совсем не выглядите больной! Вы похожи на модель из журнала.

Тиан посмотрела на ручку от инвалидного кресла.

— Вам приходится этим пользоваться? Мама отрицательно покачала головой.

— Эта мысль пришла в голову моей свекрови. Она почему-то решила, что мне это пригодится. Тиан, дорогая, мы так соскучились по тебе!

— И я тоже, Джули. Мне грустно, когда грустно вам. И мне весело, когда я вижу на ваших лицах счастье. Мне не хочется, чтобы болезнь поселилась в вашем доме.

— Сейчас открою секрет, — произнесла мама. — Я вовсе не так больна, как они думают. Я была больна. Но уверена, что смогу преодолеть путь до алтаря. Если, конечно, это не миля и не две!

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Затем вошла Кейси, оде-гая в красивое зеленое платье. Она немедленно выгнала нас всех из номера.

— Нельзя смотреть на невесту до свадьбы. Ей пора одеваться.

— Мы ведь не хотим принести Джулиане неудачу! — поспешно произнесла Конни. Она начала украшать цветами ручку кресла, которую внесла бабушка.

— Конни! — донесся до меня крик мамы, когда мы притворили за собой двери. — Прекрати! У меня такое чувство, будто ты украшаешь мою могилу. Мне не надо этого.

— Лучше перестраховаться. Береженого Бог бережет.

Мэтт мерил шагами коридор, как показывают в кино, когда герой ожидает рождения ребенка.

— Бог ты мой, — сказал он. — Мне же сорок восемь лет. Кто бы мог подумать, что я буду нервничать, как в первый раз?

Я ответил:

— Думаю, что женитьба, это не такое уж обычное дело. Если, конечно, ты не женишься в восьмой раз.

Но Мэтт все еще не мог взять себя в руки.

— Ну почему она так долго?

Позже мне пришлось понять одну простую истину: хирурги, как ковбои, любят, чтобы все вокруг следовали их приказам. Мэтта все время окружали обожающие его медсестры, которыми он командовал, однако для Джулианы Джиллис такие приказы были как красная тряпка для быка. Она ведь не отличалась покладистостью характера.

Я прошел в свой номер, где, соблюдая крайнюю осторожность, надел фрак.

Затем я постучал в дверь Тиан. Нас занесло в мою комнату, где мы сразу очутились на кровати. Какой-то дурацкий фильм был включен на максимальную громкость, но мы ни на что не обращали внимания. В два часа Тиан начала волноваться:

— Гейб! Гейб! Мне надо одеться, и потом, я должна нанести тональный крем на подбородок.

Я вернулся в комнату мамы. Кейси улыбалась. Мэтт все еще ходил взад и вперед по коридору. Но теперь на нем был черный фрак. Рядом с Мэттом вышагивали три его друга, тоже одетые во фраки. У меня создалось впечатление, что я попал на парад официантов.

— Где ты был? — спросил он меня тихо.

— Не волнуйся ты так, Мэтт. Скоро все закончится, — успокоил я его.

Я снова прошел в свой номер. Зазвонил телефон: дедушка хотел узнать, как дела у мамы. Ему позвонила Кэт, и дедушка просил меня связаться с ней.

Я решил не противиться и набрал номер, но попал на чертов автоответчик.

— Мы среди цветов, — прозвучал голос Джой. — Но ваш звонок нам важен. Пусть благословит вас Бог.

— Это Гейб Джиллис, — быстро проговорил я. — Моя сестра Каролина Штейнер, то есть Кэт, звонила мне в отель «Белладжио» в Лас-Вегасе. Я скажу матери, что Кэт думает о ней. Позже.

Следующие сорок пять минут я посвятил тому, что изо всех сил старался не вспотеть. Ничего не получалось. Я позвонил бабушке. Она появилась в красивом вышитом светлом платье, как принято у пожилых леди. На ней красовалась шляпка с вуалью. Она помогла мне завязать галстук-бабочку — мне никак не удавалось этого сделать. Он все время топорщился и занимал вертикальное положение вместо горизонтального.

— Гейб, — вдруг сказала бабушка, — я знаю, что ты всегда расчесываешь волосы прямо, но, прости меня, так ты похож на Гитлера.

Я послушался ее и немного взъерошил волосы, решив, что пусть меня лучше сравнивают с Брэдом Питом. Когда я менял прическу, то намочил всю рубашку, так что бабушке пришлось сушить ее феном. К этому времени я уже опять вспотел. Я решительно наклонился и снял черные кожаные туфли, переобувшись в легкие красивые туфли.

Мы все появились в холле почти в одно и то же время. Мэтт уже ждал нас внизу, готовый выступить в роли главнокомандующего. Свидетелем с его стороны выступал Луис, главный деловой партнер. Брат Луиса, Джо, тоже находился здесь. Мамиными свидетельницами были Конни и Стелла. Тиан несла кольца, а малышки надели зеленые платьица и веночки из искусственных цветов. Они ни минуты не стояли на месте, так что, в конце концов, Эбби Сан упала. Первый раз в жизни я услышал, как Конни прикрикнула на нее, заставив успокоиться и посидеть.

Наконец Конни открыла двери, а один из швейцаров побежал, толкая впереди себя инвалидное кресло.

И моя мама села в него. Она не выказывала никакой неловкости.

— Мой милый, — обратившись ко мне, произнесла она, — Шебойган в далеком прошлом, поэтому мне стоит попробовать и это.

— Мам, послушай, — сказал я. — Парень подарил мне машину в знак симпатии. Это твой день. Свадьба, торжество — все ради тебя. Он так нервничает, что это всем заметно. Наверное, он думает, что было бы лучше скромно расписаться в городской ратуше.

Я сам от себя не ожидал такого красноречивого выступления.

Вдруг снова включились фонтаны. И в свете солнечных лучей заиграла песня «Воспоминание» (я знаю, что мама ее любит, и я, наверное, согласился бы послушать ее еще один раз, чтобы уже потом не слушать до конца жизни). Мама улыбнулась мне. Солнце освещало ее, а солнечные зайчики, как в кино, задорно подскакивали в брызгах фонтана.

— Все хорошо. Правда, дорогой?

— Да, мама, все просто замечательно.

Она подтянула платье, так чтобы оно не цеплялось за резиновые колеса кресла. Бабушка Штейнер ловко приколола ей кружевную шляпку. Конни скромно потянулась и слегка поправила ее, а потом приставила украшенную цветами ручку кресла. Я взял Рори и Эбби за руки, и мы все спустились в часовню. Самое смешное заключалось в том, что наша компания меньше всего напоминала свадебную процессию. Две девочки азиатской внешности, одна шестнадцати лет, а вторая совсем малышка, пожилая еврейка в голубенькой шляпке с вуалью и невеста в инвалидном кресле. На нас почти не обращали внимания. Во всяком случае, в Шебойгане эта картина вызвала бы большой ажиотаж. Я хотел сказать, что здесь люди не отрывали взглядов от своих столов и не глазели на нас. Мы остановились в маленьком зале перед главным входом в часовню. Она была выдержана в аквамариновых тонах. Мы были уверены, что Мэтт приготовил нам очередной сюрприз. Половина приглашенных стояла, а половина присела. Все было, как в обычной церкви. Только на столе сбоку виднелся свадебный торт размером с Эйфелеву башню, копия которой была установлена на улице напротив.

— У вас в Америке всегда так женятся? — прошептала Тиан.

— Нет, не всегда, — ответил я. И тут появился он.

Бог ты мой, живой Элвис.

Двойник Элвиса не так уж плохо исполнил свою серенаду. Парню было немного за двадцать. И у него был великолепный голос. Он изображал того Элвиса, который показался на публике в кожаном костюме, молодого и энергичного. Толстый Элвис в темных очках не подходил к этому празднику. «Элвис» исполнял песню о том, как глупо верить в то, что любовь поселится в твоем сердце, но как невозможно не влюбиться. Моя мама запрокинула голову, чтобы от слез у нее не потек макияж. Я заметил, что Келли, высокая блондинка с фигурой любительницы пляжного волейбола, выразительно посматривает в сторону «Элвиса». И он это тоже заметил. Позже, извините за грубость, он слонялся вокруг да около гораздо дольше, чем того требовали обстоятельства.

Затем прозвучала еще одна песня, и бабушка с Конни начали помогать маме, подниматься на ноги.

Но моя мама положила руки на ручки кресла, и ее лицо приняло такое выражение, которое обычно можно увидеть на мордочке Рори, когда она задумала какую-то шалость.

— Притворству конец! — прошептала она. Обратившись к Конни и бабушке, она сказала:

— Я вам разрешила отвезти меня. Спасибо за прогулку, но теперь я сама.

Она встала и протянула мне руку.

— Давай сделаем это, Гейб. — Мама шагнула вперед. У нее немного подкосились ноги.

— Не волнуйся, — успокоила меня она. — Я не больна. Это просто каблуки высотой два дюйма, а еще нервы.

На ее лице появилось гордое выражение, как у настоящей Джиллис, и она крепче сжала мою руку. Она прошла к алтарю, как грациозная лань, и Мэтт принял ее в свои объятия.

Это конец романа, но не конец истории.