Глава восемнадцатая
В понедельник Келли дала мне ключи от квартиры, чтобы я могла вывозить Джульетту на прогулку в коляске, если позволяла погода, а погода позволяла гулять всегда. Каждое утро мы встречались у двери, и Келли передавала мне список вещей, которые и течение дня понадобятся для Джульетты, и деньги, если мне требовалось что-то купить в угловом супермаркете. Затем она вылетала за двери с чемоданчиком под мышкой и рюкзаком за спиной. Я наблюдала, как она на ходу красила ресницы.
Джульетта была легким ребенком, а Келли держала ее в чистоте, ухаживая как за розовым бутоном. Каждый день я согревала молоко, которое Келли сцеживала молокоотсосом накануне вечером. Я слегка поглаживала Джульетту по щеке, чтобы она открыла ротик. Когда она улыбнулась в первый раз, я помчалась к столу Келли, на котором лежал фотоаппарат, и сделала несколько снимков, оставив Келли записку.
На следующий день Келли встретила меня у двери и бросилась обнимать.
– Меня не было в такой знаменательный момент, но ты сумела запечатлеть его для памяти! Рейчел, я тебе так благодарна.
Этот случай был одним из многих, когда моя изощренность приводила меня в отчаяние. Но я уже была не в силах что-то изменить: я фотографировала Джульетту при любом удобном случае, наряжая ее в носочки под цвет брючек «капри» и «мини-юбок» размером с наперсток. Она стала для меня маленькой куколкой, любимой и требующей постоянной заботы. Я держала ее за крохотные ручки и делала «потягушки». Иногда эта девочки заставляла меня забыть о причине моего приезда в Калифорнию. Мы лежали с ней, растянувшись на покрывале в парке Беллевью, и я показывала ей разные фигурки, по-особому сгибая пальцы и направляя их на тень. В такие мгновения я вдруг вспоминала кладбище, где покоились мои сестры, и надгробный памятник на их могилах в виде сплетенных рук. Мое сознание затуманивалось черным чернильным пятном, напоминая с жестокой ясностью, что я не Рейчел Байрд – обычная девушка, которая совмещала с учебой работу, доставлявшую ей несказанное удовольствие.
Я начинала думать о новой семье Джульетты, о тех людях, для которых появление Джульетты станет настоящим благословением, потому что они не могли иметь собственных детей. Я оставлю Джульетту завернутой в пеленки в каком-нибудь безопасном, хороню освещенном месте. Я знала, что эти специально отведенные помещения не снабжены камерами слежения, оставленным в них детям не грозит никакая опасность, им не страшна плохая погода – в течение суток команда добровольцев несколько раз проверяла эти комнаты, чтобы вовремя обнаруживать младенцев. Все будет в порядке.
Я, конечно, проявляла наивность, рассуждая таким образом» и почему-то не подумала о том, что ФБР расследует все возможные мотивы, поскольку дело будет касаться кражи ребенка. Они найдут меня раньше, чем Скотт Эрли, обвинят в совершении серьезного преступления и отправят в тюрьму. Меня может ждать судьба, которой удалось избежать моему заклятому врагу. Но тут же направление моих мыслей менялось, и я успокаивала себя тем, что к тому времени, когда они кинутся, я уже буду далеко в Юте: мои волосы приобретут свой натуральным цвет, а моя душа – прежнее спокойствие. Я решила оставить коляску Джульетты в парке, так чтобы сначала создалось впечатление, будто кто-то выкрал Джульетту вместе со мной. Какая умная, честное слово! Тот факт, что я была зачислена в школу под своим настоящим именем и любой дурак в течение десяти секунд установит связь между мной и Скоттом Эрли, почему-то не смутил меня. Мне было почти семнадцать, и я была в чем-то не по годам умна, но в чем-то наивна и глупа. Я не имела ни малейшего представления о том, как выполняется розыскная работа, как быстро ведется расследование. Скорее всего, я не очень утруждала себя размышлениями на подобные темы.
Задумываясь над тем, какой удар я нанесу Келли своим поступком (особенно часто это происходило, когда я развешивала постиранные футболки с надписью «Мама Джульетты!», за что Келли меня всегда горячо благодарила), я заставляла себя вспоминать, в какой цвет был выкрашен тот злополучный сарай, а потом мое сознание автоматически переключалось и я видела кровь на земле и забрызганный кровью стол для пикников.
Никто не собирался отнять жизнь у Джульетты, как оборвали жизнь моих сестер. Джульетта не умрет – она просто освободится от зловещего присутствия Скотта Эрли.
Но было ли его присутствие в жизни Джульетты зловещим? Или только болезнь заставляла проявиться злу? Сейчас он являлся образцом воспитанности и доброты, но могла ли ситуация снова выйти из-под контроля? Некоторые душевно больные люди иногда чувствовали себя настолько хорошо, что прекращали принимать лекарства. У Скотта Эрли тоже мог быть такой период. Келли хранила этот страшный, как у мясника, нож, и для этого должна была существовать причина. Я знала, что она решится на все ради спасения Джульетты. Но что, если я не права? И она ничего не сможет предпринять? Только на меня и остается вся надежда. Как говорится в Библии, у каждого свой путь, и, несомненно, мой путь также был предначертан свыше.
Тем не менее я все время стремилась отвлечься, потому что мысли на эту тему сводили меня с ума. Мне очень хотелось быть «нормальной», то есть не обремененной грузом проблем, такой, какой были все остальные девушки моего возраста.
Мы с Кевином встретились перед экзаменом по анатомии в маленьком кафе «L.M.N.O.Tea:», неподалеку от парка, откуда было рукой подать до дома Скотта Эрли и Келли. Он легко подхватил Джульетту и прижал ее к себе, сказав, что у него самого было десять маленьких кузин.
– Какая хорошенькая! – воскликнул он. – Не могу дождаться, когда у меня самого будет такая.
В этот момент малышка издала громкий звук, и он задумчиво заметил:
– Хотя, с другой стороны, думаю, что пока я повременю с решением этого вопроса... Ронни, что ты сделала со своими волосами?
– Они выпали, – с улыбкой сказала я.
– Ты их покрасила. Моя подруга говорит, что готова на многое ради того, чтобы у нее были кудрявые рыжие волосы, а ты... Что ты сделала?
– Мне захотелось перемен. Новый штат. Новая работа. Новая жизнь.
– Может, тогда мне стоит перекраситься в рыжий? – пошутил Кевин.
– Может, тебе стоит назвать мне все кости черепа? Сколько височных? Сколько затылочных?
– Надежда умирает последней, скажу тебе я.
– Будь же серьезным! Что ты станешь делать, если тебя спросят о решетчатой кости?
– Я скажу, что я американец китайского происхождения.
– Ой, – воскликнула я и подбила его ногой. – Кевин! Вперед!
– Ты хочешь спросить меня о парных лицевых костях? – уточнил Кевин. – Хорошо, я постараюсь их назвать. Слезная кость, назальная, верхнечелюстная, нёбная...
– Так ты все знаешь!
– Тебе известно, что восточные люди обладают особой мудростью? Разве ты не слышала по телевизору? Китайский парень непременно найдет выход.
Кевину всегда удавалось поставить меня на место. Я ощущала себя ребенком. Но я и была еще ребенком. Просто я уже забыла об этом.
Однажды вечером, когда я вернулась с занятий, миссис Дезмонд вручила мне письмо. Я была поражена, потому что единственным моим адресатом была Клэр, которая присылала поздравительные открытки из Бостона. Еще мне писала Эмма из Юты. От родителей я получала в основном посылки, в которых находила рисунки от Рейфа.
Имени на обратном адресе не было, и я увидела лишь, что письмо отправлено из Бостона. Я прочла его.
«Дорогая моя Энни Оукли,
Я только что узнал, что моя сестра не написала тебе ни строчки, с тех пор как ты уехала! Как так можно! Я не писатель, конечно, но я все же решил, что могу черкнуть тебе несколько слов. Медицинский институт даже сравнивать нельзя с колледжем, скажу я тебе. У меня нет ни одной свободной минуты, ни на гулянки, ни на девочек (кроме одной, но о ней позже). Каждый вечер я сижу за книгами. Это Бостонский университет, поэтому я не жалуюсь. На днях я вышел прогуляться, и ты ни за что не догадаешься, кого я увидел. Клэр! Она прибыла в город на три дня с хором из Джиллиарда. Как два человека из глуши могли столкнуться в Бостоне? Именно Клэр и дала мне твой адрес. Она прекрасно выглядит, хотя не скажу, чтобы она когда-то выглядела плохо. Думаю, она все время занята, изучает теорию вокального искусства. Мы отправились выпить кофе. Не волнуйся – она выпила лимонаду. Клэр сказала, что ты чувствуешь себя довольно одиноко. Почему бы тебе не заняться серфингом? Боишься, что тебя съест акула? Я встречаюсь с девушкой. Это серьезно. Она переехала из Колорадо, чтобы только быть со мной. Мы не живем вместе, но она работает неподалеку от моего дома. Она хотела бы, чтобы мы были помолвлены. Не знаю, смогу ли принять такое ответственное решение. Я думаю, что созрею не раньше чем через десять лет, но она мне очень нравится. С Сереной все в порядке. Она собирается в колледж в Кейп-Коде, потому что родители отказались платить за ее обучение, пока она не решит, в чем ее призвание. Клэр мне сказана, что ты учишься на пожарника. Это так странно. Но я могу представить себе, как ты ведешь пожарную машину! Я напишу тебе свой номер, на всякий случай, если ты решишь, что хочешь сонной пообщаться. Надеюсь, ты выкроишь время и напишешь мне о своей жизни. Я работаю на износ. Честно!
Твой старый друг, Мико С.»
Я скомкала письмо. На мгновение мне показалось, что я сейчас расплачусь.
Но с какой стати?
Мико счастлив. Он влюблен. Я была уверена, что Клэр сказала ему о том, что я учусь на ассистента врача «скорой помощи», а не на пожарника. Он просто не обратил на это никакого внимания. Наверное, был слишком занят тем, что разглядывал Клэр. А она была почти помолвлена с сыном доктора Пратта. Я помню, как поддразнивала ее, когда мы были маленькими, и вот, пожалуйста, все сбылось. Нет, мы были вовсе не маленькими. Это было всего несколько лет назад. Почему мне кажется, что с тех пор прошло чуть ли не сто лет? Я как будто застряла во времени. Я снова разгладила письмо Мико и подцепила ногтем ярлычок с его адресом. Потом побежала за угол и купила открытку с изображением пляжа. «Вот где я провожу большую часть времени! Я позвоню! Может, после того как закончатся уроки серфинга! Позже... Ронни Свои», – подписала я открытку. В четверг вечером Кевин познакомил меня со своей девушкой Широй. Я думала, что он встречается с китаянкой, но Шира оказалась еврейской девушкой. Она делала фильм под названием «Много Америк» – об иммигрантах – и во время съемок решила снять ресторан.
– Конечно, они не иммигранты, – объясняла она мне. – Ну и что? Даже мои бабушки и дедушки не иммигранты, но... Им понравится фильм.
У нее были волнистые волосы пепельно-каштанового оттенка. Кевин рассказал ей о том, что я сделала со своими волосами.
– Извини за любопытство, но зачем ты обрезала волосы? – спросила она, когда мы за компанию с ней (Шира была вегетарианкой) заказали овощной салат.
– Я хотела немного разнообразия, – сказала я.
– С такими зелеными глазами? – Она постучала палочками по тарелке. – Кевин говорит, что ты производила неизгладимое впечатление. То, как он описывал тебя, заставляло меня ревновать.
– Ну, ты ко всем ревнуешь! – вмешался Кевин.
– Меня нет для тебя в течение ближайших двух часов, – заявила она.
Он поднял ее, как перышко, но она начала вырываться, пока он не смилостивился и не опустил ее на пол.
– Вот один из недостатков маленького роста. Да еще то, что приходится делать покупки в отделе, где продают детские юбки с котятами. Я так обрадовалась, когда «Сар» начала выпускать одежду второго размера. Но оказалось, что на самом деле второй размер – это шестой! И мне снова открылась дорога в детский отдел.
Она улыбнулась, и я не могла не ответить ей улыбкой. Рядом с ней я ощущала себя просто танкером.
– Да, вот еще что, подруга. О волосах. Надо их снова отрастить.
Но я не могла их отрастить. Через несколько недель мне пришлось закрашивать корни хной, поскольку миссис Дезмонд сказала мне, что это не так вредно, как травить волосы краской.
Шира прибыла в город не только для съемки фильма, но и чтобы увидеть хоккейный матч с участием Кевина. Он был вратарем и играл за команду «Сан-Диего сейлорз». Каждый раз, когда мы погружались в изучение скелета и кровеносной системы, строения сердца и его функций, он приглашал меня на игру. Я всегда отнекивалась, говоря, что нет на это времени. Правда же заключалась в том, что я не могла отличить хоккейную клюшку от клюшки для гольфа и не хотела выглядеть дурочкой. На этот раз я снова получила приглашение. Я вспомнила о том, что мне предстоит выучить: ишемия, ангина, тахикардия... Но я сказала:
– Конечно, почему бы и нет?
Если Шира понимает, что происходит на поле, то и я смогу. Я точно знала, что там две сетки ворот. Неужели игра такая сложная? Шира объяснила мне основные правила, и к концу первого тайма я уже скандировала каждый раз, когда Кевин ловил шайбу, и пела со всеми, когда «наши» забивали ее. Умению Кевина бросаться за шайбой на лед и его физической выносливости можно было только позавидовать.
– Я бы не смогла повторить все их трюки даже без коньков, – заметила я Шире. – Не понимаю, как им удается вытворять такое на льду!
– Он играл в хоккей с трех лет, – объяснила Шира. – Для него это так же естественно, как ходить.
– Ничего себе! Здесь же нет зимы.
– Его отец играл за команду колледжа. В Нью-Йорке. Он собирался стать врачом.
– Кевин сказал, что в его семье нет медиков.
– Дедушка Кевина погиб. Его сбил грузовик с пьяным водителем. А у бабушки был ресторан. Так все и случилось. Китайцы во многом похожи на евреев. Семья превыше всего.
– Это многое объясняет. Кевину нравился английский...
– Но вместо этого он решает заняться медициной. Думаю, что, несмотря на трудности, все это имеет смысл. Как и игра в хоккей в Калифорнии, – пожав плечами, сказала Шира.
– Пожалуй, да. Там, где я росла, все знали, как стоять на лыжах, еще до того как начинали читать.
– Вот этого я бы не смогла сделать ни за что. Стать на лыжи, – ответила Шира.
– Это легко. Надо только пригибаться и следовать закону земного притяжения.
– Если ты росла в Айдахо, то с законом земного притяжения у тебя проблем не будет. Но в Бруклине негде научиться лыжному спорту.
– А его семья одобряет то, что ты... не методистка? Шира засмеялась.
– Я думала, ты скажешь, что я не китаянка. Сначала они отнеслись ко мне настороженно, но Дженни сказала, что все в конце концов сводится к одному...
У меня поникли плечи.
– Что такое? Что? – спросила Шира.
– Не знаю. Ничего. Я просто получила письмо от одного парня. Он рос там же, где и я. Он католик, а я из семьи мормонов. Это все смешно. Он всегда считал меня «девчонкой из соседнего дома», которая любит лошадей.
– Но ты вкладывала в вашу дружбу нечто большее.
– Не совсем.
– Думаю, что ты лукавишь, – настаивала Шира.
– Он влюблен. Он счастлив.
– А ты хотела бы быть на ее месте. Так почему бы тебе не сказать ему о своих чувствах?
– Я бы ни за что не отважилась. Мы так не делаем.
– Брак с «иноверцем»? У евреев все то же. Кевину пришлось бы принять мою веру.
– Он бы сделал это?
– Говорит, что да. Посмотрим...
– Этот парень итальянец. Католик. Он все равно не думает обо мне как о своей девушке.
Я вспомнила фотографию, которую нашла у Мико, – ту, где я скачу верхом на Джейд и ветер развевает мои длинные волосы.
– Ты не убедила меня, уж прости великодушно, – сказала Шира.
Команда Кевина выиграла. Мы отправились праздновать с пивом. И с лимонадом для меня.
– «Нет» алкоголю?
– Я еще не достигла совершеннолетия, – объяснила я.
– Даже если бы она и достигла совершеннолетия, ничего бы не изменилось. Она и чай с кофе не пьет, – вставил Кевин.
– Кевин скоро перещеголяет всех в знании истории религии, – язвительно заметила я.
– Но вам же ничего нельзя! – чуть не закричал он.
– Мне все можно! Совершенно не обязательно заливать себя какой-то ерундой, чтобы чувствовать себя на высоте.
Я указала пальцем на пятно от пива, которое расплылось у Кевина на рубашке.
Все рассмеялись, а Кевин покраснел.
– Она может пить колу, хотя в ней есть кофеин.
– Но сначала надо совершить специальный ритуал, – сказала я.
Все снова рассмеялись.
– Я сдаюсь, – вымолвил Кевин. Шира заметила:
– На твоем месте я поступила бы точно так же. Ухода, пока ты не слишком отстал.
Шира мне понравилась. Не прошло и месяца, а я уже познакомилась со многими людьми – у меня появились два друга и несколько приятелей из класса. Миссис Дезмонд каждый вечер готовила мне ужин, забывая посчитать пять долларов, которые я ей была бы должна. Пока мне удавалось избежать встречи со Скоттом Эрли. Келли оставляла мне деньги в конверте у лампы. По пятницам Скотт отправлялся на греблю, а потом на встречу в храм, где проводились благотворительные занятия с бездомными детьми. Поэтому мы почти не видели друг друга.
Затем однажды днем он попросил привезти Джульетту в библиотеку, где добровольно выполнял какую-то работу. Я не могла ответить отказом. Все эти дамы... Они умилялись, передавая малышку так, словно это было редкое произведение искусства. – А вы, должно быть, Келли! – сказала одна из женщин постарше.
– Нет! – слишком горячо и громко отозвалась я, так что все обернулись. – Я хотела сказать, что девушка такого возраста, как я, не может быть мамой этой замечательной малышки. Я няня. Келли такая же красивая, как Джульетта.
Ошибка объяснялась тем, что у Джульетты были каштановые волосы, как у меня теперь, а у Келли очень светлые.
Скотт Эрли извинился, когда дамы ушли. Он оформлял детский сектор библиотеки по случаю приближения Хэллоуина. Эрли держал Джульетту на коленях, помогая ей дотянуться до бумажной летучей мыши.
– Ты не поверишь, сколько всего мне приходится видеть, Рейчел, – тихо заметил он. – Здесь была одна мама: ее дочь не могла долго выбрать книгу, так она ударила ее. Возможно, она просто устала. Но ведь дело касалось маленького ребенка! Мне трудно представить, чтобы я мог обидеть Джульетту только за то, что она делает что-то медленно. Я вообще никогда не смог бы обидеть ее.
Он прижал Джульетту к себе.
– Иногда я не могу понять, кто больше беспокоится о детях: мамы, которые сидят все время с ними, или папы, которые убегают на работу, а потом в таком же спринтерском темпе возвращаются с работы. Без сомнения, быть родителем – большая ответственность, особенно когда все надо делать в спешке, быстро...
Он все продолжал, но я не слушала его.
У меня похолодели руки, так что пришлось спрятать их в рукава кофты с капюшоном, которую я купила за несколько баксов. Скотт Эрли говорил абсолютно искренне. Он и впрямь видел, как женщина ударила ребенка, и это привело его в ужас. Ему хотелось поделиться со мной своими переживаниями. Я покачала головой, пробормотав что-то. Я сказала, что мне нужно отправляться домой. Время моей работы истекало, и мне надо было торопиться на занятия. Я бежала всю дорогу домой, успев как раз к тому моменту, когда Келли подъехала к подъезду.
– Я и не знала, что с коляской можно еще и бегом заниматься, – рассмеялась она.
Спрятавшись в своей машине, я наслаждалась уединением, но еще долго не могла унять дрожь. В этот день, щедро залитый послеполуденным солнцем, я в первый и в последний раз пропустила занятия. Я заснула прямо в машине, все еще дрожа. Стук в окно прозвучал для меня громче сирены, и я едва не подпрыгнула на месте от испуга, машинально нажав на сигнал.
– Вероника! – начала ругать меня миссис Дезмонд. – Когда я увидела тебя, то решила, что тебе плохо.
– Прошу прощения, – ответила я, – кажется, у меня лихорадка.
– Тогда лучше войди в дом. Я сделаю тебе чаю.
В этот момент мне было плевать, есть ли в нем кофеин.
– Должна заметить, что ты выглядишь так, будто похоронила лучшего друга, – заметила миссис Дезмонд.
– Думаю, что я просто переутомилась. Занятия, работа...
– Твоя работа. Ты ухаживаешь за ребенком?
– Да.
– Тебе это довольно сложно делать?
– Почему?
– Из-за того, что произошло с твоими сестрами.
– Нет. У меня два младших брата.
– Но разве это не напоминает тебе о...
– Я стараюсь отвлечься от подобных мыслей.
– Тот человек, который совершил преступление, – он все еще в тюрьме?
– Он не был в тюрьме. Его признали невменяемым. У него было душевное расстройство.
– Значит, он в специализированной клинике, – со странной настойчивостью продолжала эту тему миссис Дезмонд.
– Нет, его уже выпустили. Он провел там всего несколько лет.
– Мне кажется, что это противоречит справедливости.
– Согласна. Но таково было решение судьи.
– А твоя семья знает, где он?
– Да.
– Тебе когда-нибудь хотелось увидеть его?
– Нет, – честно произнесла я. – Я никогда не испытывала Потребности видеть его.
Миссис Дезмонд посмотрела мне прямо в глаза.
– Я бы решила, что ты немного лукавишь. Думаю, что тебе хотелось бы знать.
– Знать что?
– Все, как я полагаю. Куда он отправился. Чем он занимается. Как живет.
– Иногда я испытываю такое желание. Но я понимаю, что уже и так знаю больше, чем хотелось.
Миссис Дезмонд кивнула. Я прошла в свою комнату, выпила три таблетки и проспала до утра.
На следующий день я работала в смене с Кевином и Шелли – высокой чернокожей девушкой с косичками, украшенными бусинами. Эти косички заставляли меня думать об африканских принцессах. Мы учились работать с дефибриллятором. Те, кто не мог тренироваться на трупах, упражнялись на резиновых муляжах человека.
– Только представьте себе, что придется столкнуться с этим в жизни, – сказала я.
– Я знаю о таком случае не понаслышке, – отозвалась Шелли.
– Неужели?
– У моей мамы был сердечный приступ.
– Она выжила? – спросил Кевин.
– Нет, – ответила Шелли.
– Мне очень жаль, – проговорила я, и Кевин тут же присоединился к моим соболезнованиям.
– Все вы... – произнесла Шелли. – Вы как дети, которые играют в доктора. Вы и понятия не имеете, каково оно, жить в реальном мире.
У меня все напряглось внутри.
– Не надо быть такой уверенной, – возразила я. – Меня трудно чем-то шокировать.
– С чего бы это? Ты тоже выросла на железной дороге, как я?
– Нет, просто... Я знаю, что ничего меня уже не шокирует, – сказала я и оборвала сама себя.
– Что ты имела в виду? – спросил меня Кевин, когда мы встретились в кафе.
– Только то, что меня трудно чем-то удивить, Кевин. Я ведь жила в горах. Давай просто забудем об этом.
– Шира сказала, что у тебя не сложилось с парнем.
– Странное дело, я впервые слышу, что он у меня был.
– Она говорила о парне с твоей родины.
– Нет, это не мой парень, просто знакомый мальчик. Мне он очень нравился, когда мне было двенадцать.
– Чаз, нападающий из моей команды, – отвлек меня Кевин. – Ты знакома с ним?
– Он очень хороший игрок.
– Он хороший парень.
– Я знаю, ты сейчас скажешь мне о том, что он мормон. Но мне необязательно должен понравиться парень только потому, что он исповедует ту же религию, что и я.
– Он очень хороший человек.
– Ну...
– В следующую субботу у нас пикник. Ты могла бы познакомиться с ним поближе. Шира тоже будет с нами. Там соберутся ребята из команды.
– Может быть.
– Ронни, надо понемногу начинать жить.
– Не думаю, что тебе стоит обременять себя этой проблемой, – умоляюще произнесла я. – Обещай, иначе я не приду.
Он скрестил пальцы. Но Кевин все равно не сдержал слова.
Мы отправились на пикник в парк Бальбоа – несколько игроков из команды и несколько ребят из класса. К этому времени мы уже закончили занятия и готовились к практике: вместе с инструктором мы должны были работать в настоящих бригадах «скорой помощи». Таким образом, у нас был повод отпраздновать переход на новую ступень «взрослой» жизни. Мы ели цыпленка, сандвичи и сладкие рисовые шарики, а потом играли. Принимая от кого-то подачу, я почувствовала, что цепочка у меня на шее натянулась и лопнула. На ней не было замка, он сломался много лет назад, и я заменила его несколькими звеньями, которые нашла у мамы в шкатулке. Я была в отчаянии. Упав на колени, я стала искать в траве. Начинались сумерки. Как можно было надеяться найти завиток каштановых волос в коричневато-желтых зарослях? Чаз (он оказался очень симпатичным без своего шлема), Шелли и все остальные бросились мне на помощь.
– Что это было? Медальон? Он принадлежала твоей матери? – спросил меня Чаз.
– Что-то в этом роде. Если я не найду его, второго такого мне не сыскать. Я должна найти его обязательно.
– Не волнуйся, – успокоил меня Кевин. – У меня есть одна идея.
Он бросился к работникам парка, которые разъезжали вокруг в фургончиках, и попросил подогнать два фургончика. Мы начали обшаривать все вокруг, направив фары на площадку, где только что играли. Мы прочесали каждый квадратный дюйм от одного заборчика до другого. Стало совсем темно, и я потеряла всякую надежду найти свой талисман, как вдруг Денни, товарищ Кевина по команде, закричал:
– Это серебряная цепочка с каким-то круглым кулоном из ниток?
Я вскочила на ноги и разрыдалась от облегчения. Потом обняла Денни и Кевина. Кулон не отлетел от цепочки. Сама же цепочка лежала разорванная. Я повернулась к Чазу и поцеловала его. Наступила пауза.
А затем Кевин присвистнул.
Чаз сказал:
– Думаю, что теперь, когда мы познакомились, я могу пригласить тебя в кино.
Мы начали встречаться. Ходили в музеи. Однажды выбрались в театр на представление «Наш город». Миссис Дезмонд дала мне свою длинную черную юбку и черный итальянский топ из крепа. Я так боялась испортить наряд, что весь вечер ходила, ощущая себя фарфоровой куклой. Я никогда не видела этой пьесы. Чазу она очень понравилась. Я проплакала все время, представляя себя Эмили Беки.
Потом Чаз отвез меня на вершину горы, откуда открывался вид на город, мигающий огнями, словно рождественская елка. Он поцеловал меня в губы, в подбородок, а затем мягко коснулся губами шеи. Чаз рассказал мне, что совершил миссионерскую поездку в Гарлем, и вспоминал это время едва ли не как самое счастливое в своей жизни. Ему не терпелось вернуться к преподавательской работе, как только он получит диплом.
– Но меня уговаривают не бросать хоккей.
– Не бросать?
– Меня приглашают в команду «Черных ястребов», – пояснил он. – Трудно отказаться от такого предложения.
– Я знаю, – ответила я. – Раньше я видела сны о баскетболе. Это был мой второй язык.
Я вспомнила, как папа комментировал брак моей кузины Сеси, которой удалось привлечь к себе внимание заносчивого профессора Патрика. Я сравнила ту ситуацию с моей. Парень, который был передо мной, не только совершил миссионерскую поездку, но и имел все шансы на то, чтобы стать профессиональным хоккеистом. Но я не ощущала к Чазу того, что должна была чувствовать влюбленная девушка. Когда он целовал меня, в моей душе не вспыхивал ответный огонь. Он проявлял ко мне уважение, а к моему желанию стать врачом относился с восхищением. Он слушал меня с таким интересом, словно я самый интересный на земле человек. Может, любовь придет со временем. Кевин вел себя так, будто ему удалось с невероятным трудом отыскать двух мормонов в Калифорнии, хотя на самом деле здесь была внушительная община и я посещала собрания мормонов в Ла-Хойе.
Каждые две недели, когда приезжала Шира, мы выбирались на пляж. Я сидела у костра, согреваемая объятиями Чаза, и на нас смотрели калифорнийские звезды. Все было так романтично. Сквозь оранжевые языки пламени я наблюдала за тем, как Кевин обнимал Ширу, ласкал ее тело и увлекал за собой. В этот момент я думала не о том, какими сильными и надежными были руки Чаза, а о том, как прекрасно было ощущать поцелуй Мико.
Работа приносила мне все большее удовлетворение. Поскольку мне еще не исполнилось восемнадцати, я имела право начинать практику только после сорока шести занятий. Мне пришлось изрядно попотеть, но все же день первого выезда настал.
Все думают, что первый выезд не связан с опасностями. Все надеются, что в эту ночь не будет трудных вызовов, которые потребуют полной отдачи. С другой стороны, это все равно что разодеться для вечеринки и провести весь вечер в кухне, играя со своей тетушкой в карты. Я уже хорошо знала всю процедуру выезда пожарной команды и надеялась, что мне удастся понаблюдать за работой профессионалов, доставляющих пожилого человека с болями в сердце в больницу. Если систолическое давление падает ниже девяноста, требуется нитроглицерин. Пациента доставят в кардиологическое отделение, и все будет в порядке. Меня могут попросить что-нибудь подать, принести, – для первого раза вполне достаточно. Это будет круто, настоящая работа.
Но во время первого выезда я столкнулась с тем, что... Обо всем по порядку.
В тот вечер случилось кое-что, чего я до сих пор не могу понять.
Не успели мы появиться, как поступил первый вызов. Один из врачей еще даже не явился на смену. Произошло столкновение по дороге на пляж. У пострадавших были множественные переломы и ушибы.
Старшая смены выглядела раздраженной, а не испуганной.
– Что ж, Свон, – обратилась она ко мне, – детские игры остались в прошлом.
У меня тут же пересохло в горле.
Мы прибыли на место трагедии. Пострадавший парень был моложе меня. Он лежал на дороге. Его икроножная мышца была вспорота, и из нее сочилась кровь. Сломанная кость прорвала кожу.
– Это должно волновать нас меньше всего, – сказала старшая смены. – Самым страшным обычно оказывается то, чего не видно.
И она была права. Парня начало бросать в пот. Его все больше охватывало волнение, хотя он отвечал на вопросы. Это были первые и самые верные признаки шока. Один из врачей измерил ему пульс, а потом посветил в глаза, а старшая смены отвела меня в сторону.
– Мы не можем ждать подмоги, – произнесла она.
Я кивнула. Нас было шестеро, включая Шелли и девушку, которую я и Кевин знали по занятиям. Она наблюдала, как один из членов команды накладывал повязку на рану, стараясь остановить кровотечение, но каждый виток бинта тут же окрашивался в темно-красный цвет. Старшая смены приказала мне придерживать голову парня, не прикасаясь к ушам. Я начала лихорадочно вспоминать все то, чему нас учили на занятиях.
– Если хочешь сказать, где болит, или спросить о чем-то, прошу тебя, не кивай головой. Обещаешь? Говори только «да» или «нет». С тобой все будет в порядке, если нам удастся удержать тебя неподвижно, пока мы не перенесем тебя на кровать.
Парнишка смотрел на меня, и его карие глаза казались прозрачными в свете фар.
– Да, – сказал он. Затем он добавил: – Моя мама была за рулем.
Я увидела, как из уголков глаз у него потекли слезы.
– Мы ссорились из-за моих оценок. С ней все в порядке?
Я знала, что его мама в очень тяжелом состоянии. Подъехал еще один фургон.
– Не двигайся, хороший мой, – проговорила я, как будто была на много лет старше. Я видела, как девушка по имени Дуглас, которую мы все называли Дугги, ритмично нажимает на грудную клетку женщины, лежащей в траве на краю дороги.
– Думаю, с твоей мамой все будет в порядке, – сказала я парнишке, когда мы поднимали его на носилки и подкладывали валики. Шелли встретилась со мной взглядом. Я знала, о чем она в этот момент подумала. Мы поняли смысл выбранной нами профессии. Этому мальчику предстоит прожить годы с мыслью о том, что ссора с матерью могла стоить ей жизни. Его тело исцелится. Мы доставим этого паренька в больницу, где ему наложат гипс, который вскоре снимут. Но если медикам не удастся спасти жизнь его матери, груз, непосильный и давящий, останется с ним. Я могла сделать только две вещи: безопасно транспортировать его в больницу и подарить ему десять минут прежней жизни. И я точно знала, что эти десять минут будут решающими для меня тоже. Как говорили нам на занятиях, именно в такой момент обычно приходит понимание того, хочешь ли ты заниматься медициной всю свою жизнь. Я молилась, пока мы ехали по молчаливым улицам, чтобы его мать выжила в катастрофе.
Нам не удалось пробыть на станции и десяти минут, и старшая смены едва успела сдать документы, как поступил новый вызов.
– Черт побери, – прошептала она. – Сегодня что, полнолуние? Нас направили к ледовому дворцу.
По дороге диспетчер ровным голосом вводила нас в курс дела. У молодого мужчины азиатского происхождения произошла остановка сердца после удара клюшкой в область грудной клетки. Он был игроком команды «Сан-Диего сейлорз». Вратарем. У них были три вратаря, и только один азиатского происхождения.
– Нет, – прошептала я. Все вокруг потемнело. Я ощутила себя рыбой в аквариуме, куда влили чернил. Совершенно непрофессионально я взяла Шелли за руку. Затем мы отвернулись друг от друга и начали проверять оборудование.
Мы ехали все быстрее и быстрее по улицам города, проезжая мимо девушек в мини-юбках у ночных кафе. Мужчины разгружали машину, какая-то девушка выгуливала собаку, направляясь к пляжу. Все говорило о том, что завтрашний день наступит, и игрок, переживший остановку сердца, не Кевин. Мы старались занять себя подготовительными работами: искали перчатки, бинты, опрыскивали салон машины дезинфектором. За окном люди продолжали суетиться, появлялись покупатели, бегуны, дети на роликах. Вот я увидела пожилого человека с тростью. Я только теперь поняла, почему ветераны считают всех остальных людей «гражданскими». Мы с ними были люди одного закала. И они, и мы видели конец света.
Водитель нажал на тормоза. Наступил самый ответственный момент.
Время – роскошь, и эту роскошь мы не могли себе позволить.
Я вспоминала потом, как мы бежали к спортивному залу. Поблагодарили тренера за то, что он сделал искусственное дыхание до приезда реаниматологов. Один из врачей удерживал Кевина за шею, пристраивая на его лицо маску. Меня попросили придерживать ее, пока другая врач подсоединяла кислородную сумку. Вдруг словно ниоткуда я услышала голос Чаза. Он произносил мое имя. Когда старшая смены разрезала форменный свитер, шум на стадионе стих, стал еле слышным. На левом плече Кевина, красивом и мускулистом, я увидела синяк идеально круглой формы. Я слушала, как заряжают дефибриллятор. Волна. Керри Белль, наша старшая, кусает губы. Новая зарядка, девяносто секунд. Сердечный ритм не восстановлен. Когда по телу Кевина прошла волна, он напомнил мне куклу, которую сильно встряхнули. Сердечный ритм не восстановлен. Снова подача кислорода, и мы укладываем бездыханное тело Кевина на носилки, так чтобы его можно было наклонить немного вперед. Результат тот же – то есть никакого. Голос водителя:
– Бригада 68, как вы справляетесь? Уточняю данные на месте. Приезд состоялся пять минут назад. Пациент Кевин Чан, мужчина, китаец, двадцать один год. Пульса нет. Дыхания нет. Получил травму в результате удара хоккейной клюшкой в грудную клетку. Применение дефибриллятора не принесло успеха. Обеспечена подача кислорода. Продолжаем работу.
Не обращая внимания на присутствие окружающих, я начала молиться:
– Отец Небесный, яви нам милость Свою, грешным слугам Твоим. Мы все просим Тебя исцелить раба Твоего, Кевина Чана, человека праведного и честного. Пусть он несет в мир Твое слово, пусть его жизнь не оборвется.
Удар. Удар. Рука Кевина взмыла в воздух, как будто он умолял о чем-то, а потом бессильно упала вниз.
– Прошло уже пятнадцать минут, – прошептала Шелли. – Мы должны торопиться....
– Позвольте мне дать ему еще на две минуты кислород.
– Но если бы мы могли повлиять на ситуацию, то уже вернули бы его.
– Нет! Еще нет!
– Ронни, он мог умереть еще в тот момент, когда мы ехали сюда, – сказала Керри.
Но я продолжала умолять, как ребенок.
– Он ведь наш. Надо попробовать еще.
Керри вздохнула. Зарядка. Снова волна шока пробежала по телу Кевина. Вдруг мы услышали приглушенный голос.
– Ронни? – Он потянулся к шлангу. Шелли поступила вопреки инструкции и убрала шланг.
– Ронни! Что ты здесь делаешь? Где я? Шелли охнула.
– Боже милосердный! Кевин?
– Да? – отозвался он скрежещущим голосом.
– Ты знаешь, какой сегодня день?
– Хммм... Среда. Почему я здесь? Что случилось? Игра закончилась?
Я потянулась пощупать его пульс. Его сердце билось мерно, без скачков.
– Что ты сделала, колдунья? – удивилась Шелли. – Мы почти потеряли парня. Ты умеешь исцелять, как святые?
– Святые на небесах, – отозвалась я и опустилась на колени, обхватив себя руками. Я стояла на коленях, когда остальные рванули к дверям. Два доктора-реаниматолога и медсестры подхватили тележку с Кевином. Они исчезали в желтом свете, мигающем, как пламя пожара, за чередой открывающихся со свистом дверей.