Семья Кевина на следующей неделе закрыла ресторан, чтобы устроить пир в честь игроков команды и нашей бригады.

Сестры Кевина разносили на подносах самые изысканные и дорогие блюда. Ничего не пожалели. История быстро получила известность, и я стала знаменитостью. Мне было приятно услышать, что я наделена особой интуицией, присущей хорошим врачам. Шира весь вечер сидела рядом со мной и все время гладила меня по волосам. Дженни Чан обнимала меня за плечи каждый раз, когда пересекала зал. Наконец мистер Чан поднял тост в честь бригады 68.

– Когда Кевин привел к нам Ронни, мы сразу поняли, что это необыкновенная девушка. Он сказал нам в больнице, что она знает историю красной нити. Но нам бы и в голову не пришло, что красная нить, которая свяжет Кевина и Ронни, окажется в прямом смысле нитью жизни.

Все подняли бокалы.

– По легенде, красная нить символизирует судьбу. Она соединяет людей, которые станут значимыми друг для друга. Нам не всегда дано понять свою судьбу, но она не обманет. Ронни, прими нашу благодарность и нашу любовь.

– Но это не только моя заслуга! – вспыхнула я. – Все, включая менеджера катка, участвовали в спасении Кевина. Мы делали свою работу.

– Не надо говорить, что это была просто работа, – заметила Шира. – Мы все знаем, что произошло.

– Это была моя работа, – повторила я. – Но, конечно, это был Кевин. Все, кто присутствовал в тот момент там, сделали бы все ради спасения жизни Кевина. Сам Кевин помог нам спасти его. Так что, Шира, твой любимый жив и здоров не только благодаря мне. Ему суждено прожить долгую и счастливую жизнь и радовать нас.

Шира и Кевин подарили мне браслет. Она сделала его сама из черных бусин, нанизанных на красную нить, посредине украшенную гранатами. Наверное, он стоил очень дорого, не говоря уж о том, сколько времени ушло на это. Они сами надели его мне на руку, и все громко зааплодировали. Я была в восторге. Я была в ужасе. Подумав о том, что мое имя попадет в газеты, я представила! себе, какую это вызовет реакцию. Однако об этом случае написали только в спортивной колонке, упомянув лишь «медиков из Ла-Хойи». Там процитировали старшую смены, Керри Белль: «Иногда кажется, что не остается ничего, кроме как сдаться. У меня в команде несколько горячих молодых голов, но именно ими я горжусь больше всего. Молодые люди в тот вечер выезжали в свой первый рейс. И мы спасли три жизни». Я отослала отцу копию статьи, и он ответил мне в восторженных тонах. Мне написала и Серена, прислав открытку в ярком желтом конверте. На открытке было написано: «Речь всегда только о тебе, правда?», а внутри: «Я горжусь тобой». Еще она прислала фотографию, которую сделала, когда мы были летом в Кейп-Коде. Она сказала мне, что послала Мико копию статьи.

Спустя неделю после банкета мы с Чазом расстались. Он поцеловал меня на прощание. Мне все еще трудно было решить, какие чувства я к нему испытывала, и я знала, что он мог бы сказать то же самое. Он упрекнул меня в том, что, когда мы вместе, я всегда витаю мыслями где-то далеко. Я ссылалась на занятость, но видела, что не смогла убедить его. Миссис Дезмонд, познакомившись с ним, сказала мне потом, что он показался ей недостаточно мужественным для меня.

– Вы ждали, что я приду сюда с этаким Расселом Кроу, исповедующим религию мормонов? – поддразнила я ее.

– Именно так, Вероника. Симпатичный австралиец – именно то, что тебе нужно. Через несколько месяцев я отправлюсь туда. Буду держать ушки на макушке.

Я обещала присмотреть за домом, пока она будет в отъезде, однако сложилось так, что мне едва хватило времени на то, чтобы передать ей ключи.

Случилось так много хорошего, что мне было легко забыть о первоначальной цели своего приезда в Сан-Диего. Возможно, как раз этого мне и хотелось. Джульетта росла, и теперь она уже умела громко смеяться. Я помню, как пыталась посадить ее, как маленького лягушонка, чтобы сфотографировать. Пока я бегала за фотоаппаратом, она уже оказывалась на животе, задирая ручки и ножки, как будто плавала. Однажды утром, когда я появилась в их доме в очередной раз, Келли заставила меня закрыть глаза. Потом велела открыть их и показала, как Джульетта умеет свободно переворачиваться. Малышка пришла к своему достижению примерно на месяц раньше других детей. Я не удержалась и захлопала в ладоши, и Келли обняла меня. Я мягко отстранилась, успев заметить на ее лице обиду и недоумение. – Я вся взмокла, – объяснила я. – У меня не было времени принять душ после пробежки.

Келли кисло улыбнулась, и я с удивлением обнаружила, что мне небезразлично ее отношение.

Дни проходили за днями, и вот настало время, когда Келли понадобилось уехать на два дня в Лас-Вегас на конференцию. Скотт Эрли должен был готовиться к выпускным экзаменам. Я знала, что Келли очень волновалась: она все время повторяла, что Скотту «надо учиться», поэтому мне придется работать гораздо больше за дополнительную плату. Но я видела, что дело не только в этом. Она боялась. Келли призналась мне, что волнуется, как бы перегрузка не сказалась на эмоциональном состоянии мужа. Она опасалась, что он мог в конце концов бросить учебу. Скотт и впрямь казался каким-то отрешенным. Я решила, что пришло время действовать. Джульетта уже очень привязалась и к родителям, и ко мне. Она всеми способами старалась привлечь к себе наше внимание. Если бы я подождала еще немного, то испугалась бы или пошла на попятную. Я собиралась осуществить свой: план, чтобы принести вред Джульетте? Нет, ни в коем случае. Я любила свою работу. Мне была небезразлична судьба моих друзей, особенно Кевина, который относился ко мне с нежностью, после того как произошло его «воскрешение» (так назвала недавно случай с Кевином Шелли). Мне было приятно и уютно в обществе миссис Дезмонд. Мне нравился Сан-Диего. Но мне было совершенно ясно, что я обязана выполнить свою миссию, а потом отправиться домой, снова жить под своим именем, восстановить собственный цвет волос и спокойствие души. Но тут впервые меня пронзил настоящий страх. А какого цвета будет моя душа, если я решусь на то, что задумала?

Я уже собиралась открыть дверь в квартиру Келли, как вдруг услышала, что она ссорится со своим мужем. Ее голос звучал очень сердито.

– Я не могу оставить ее с тобой даже на минуту! Я все время беспокоюсь! – кричала она.

– Келс, – умоляюще произнес Скотт Эрли.

– Я говорю то, о чем думаю, Скотт. Плохо уже то, что я должна уехать на два дня...

– Речь не об этом.

– Именно об этом. Я засыпаю днем от усталости, а когда просыпаюсь, то вижу, что Джульетта сидит вся грязная, пока ты смотришь канал «Дискавери». Когда я говорю, что ты должен поменять ей подгузник, то имею в виду, что ты должен делать это чаще одного раза в день!

Я начала учащенно дышать. Они были обычной парой и ссорились из-за обычных вещей. Я прислонилась к двери, раздраженная до слез тем, что жизнь так жестоко ведет меня к поставленной цели. Я подождала, пока живущая внизу миссис Лоуэн выйдет за своей газетой и помашет мне, а потом услышала, как Келли начала тихо рыдать. Она сказала:

– Как же я это ненавижу.

– Келс, прошу тебя, мне очень жаль, – произнес Скотт Эрли. – Я знаю, что ты говоришь не о подгузниках. Ты говоришь о том, что тревожишься из-за меня. Ты не можешь отправиться на конференцию, потому что представляешь, как я засну и забуду о ребенке. Келс, ты не права! Я никогда не забываю о нашей дочке. Ты сама сводишь себя с ума. Ты не можешь никуда отправиться, потому что на мне клеймо. Никто не пригласит нас на игру в боулинг. Тебе обидно, что другие учителя не допускают тебя в свой круг...

– Да мне все равно!

– Не думаю. Любая на твоем месте расстроилась бы. Как же мне стыдно. Мне кажется, что у меня на спине огромный красный знак: «Бегите, пока не поздно!». Мне надо удалиться от всех...

– Нет, – тихо проговорила Келли. – Мы же уехали на край света.

– Я уеду, Келс. Я не могу. Джульетта еще даже не знает меня. Я не о себе беспокоюсь.

Я решила, что это звучит утешающе.

– Скотт, мы вместе пережили прошлое. Я тебя не виню. Я виню...

– Но я и есть болезнь, Келли!

– Нет, Скотт.

– В первый раз, когда я прикоснулся к тебе, ты плакала...

– Мне стыдно за это.

– Я даже не помню...

– Ты не хочешь помнить, и ты не должен об этом помнить. Иначе ты не сможешь с этим жить. Ты очень хороший.

– Келли, я тебя люблю.

– Скотт! Я тоже люблю тебя. Почему ты не можешь в это поверить? Почему этот разговор должен был состояться перед моим отъездом? Теперь ты еще больше расстроишься, и тогда и не смогу выглядеть, как положено.

Если она не поторопится, то опоздает на самолет.

Я откашлялась, чтобы дать знать о своем присутствии. Повернув ключ в замке, я открыла дверь. Келли стояла заплаканная.

– Я только что ударилась об угол кровати. Щиколоткой. Боль убийственная.

– Да, это убийственно больно, – согласилась я. – Надо приложить лед.

Я посмотрела на Скотта. Он поднял на руки Джульетту и отнес в спальню. Келли завернула в полотенце лед и приложила на несколько минут к глазам.

– Так лучше, – сказала она. – Ой, я же опоздаю!

Она уже собралась выходить, но затем вернулась за вещами.

– Присмотри за порядком, Рейчел, – вымолвила она, ища мой взгляд.

В тот миг все могло измениться. Но я вдруг услышала, как Скотт напевает Джульетте колыбельную за дверью спальни.

– Когда ты проснешься, я приведу тебе лошадку... Я открыла дверь ногой.

– Почему ты поешь эту песню? – спросила я.

Меня как будто толкнули в плечо, и я очутилась в прошлом, когда моя мама лежала в пыли, гладя волосы своих маленьких девочек, которые уже не слышали ее голоса. Это было четыре года назад. Всего четыре года назад.

Скотт Эрли посмотрел на меня красными от слез глазами.

«Ах ты, подлец. Заблудшая душонка», – подумала я.

Он сказал:

– Ты все время поешь эту песню. Я раньше никогда ее не слышал. Он улыбнулся.

Я повернулась и вышла из комнаты. Ирония судьбы. Жестокая ирония судьбы. Я вцепилась в край кухонной мойки, не в силах разжать пальцы.

– Оставь сегодня сиденье для ребенка, – крикнула я ему. Подумав немного, я быстро объяснила:

– Я хотела встретиться в парке Бальбоа с друзьями. Если не возражаешь, я возьму Джульетту.

Я услышала шелест простыней – он перекладывал свою дочь в ее корзинку.

– Хорошо, – отозвался он. – Твоя машина открыта?

– Ключи на столе в холле.

Если бы Келли ушла от него! Ничего из того, что я задумала, не потребовалось бы. Но Келли, которая прошла с ним через ад, уже ни за что не бросит мужа. Как я могу отнять у нее Джульетту? Это будет так же, как он отнял Рути и Беки у моей мамы. Только я собиралась все сделать более мягким способом. А если у них снова родится ребенок? Это уже не моя забота. Или по-прежнему моя? Была ли я и вправду озабочена тем, чтобы защитить Джульетту? Или жаждала мести? Хотела ли я убедиться в том, что Скотт Эрли и его глупая жена ощущали себя такими же несчастными, как мы? Знали ли они, что такое безысходная тоска? Знали ли они, что надежда иногда не согревает, что завтрашний день, которого ты уже и не ждешь, все же приходит, но приносит с собой не облегчение, а еще более острое переживание собственного горя? Хотела бы я пожелать подобное еще хоть одной живой душе? Как я могла назвать Келли глупой? Ведь не она повинна в том, что случилось. Но она могла бросить его. Она могла поступить так, как диктовал разум. Я видела, что с ней происходит. Как нас учили на занятиях, такое состояние называется «каскадом» – человека переполняют противоречивые ощущения, готовые взорвать его изнутри.

Я подняла трубку и набрала номер авиакомпании «Тру вест».