Теперь, когда Дротика не было в живых, Таура стал неоспоримым властелином всех других жеребцов, которые проводили лето с его табуном на Мотыльке Пэдди Раша, там было больше места, чем на Пятнистом Быке. Он с радостью повел своих кобыл в эти некогда знакомые места, где он и сам пасся с табуном Громобоя, будучи не старше своих нынешних жеребят. Так увлекательно было проходить по всей той местности, которую они с Ураганом обследовали, обнаруживать, что одни заросли сделались гораздо гуще, а другие сгорели и не могли бы уже теперь служить укрытием, снова находить горные тропы и ущелье, где они «потеряли» Дротика.

Таура тщательно осмотрел утес, с которого Бел и Мирри когда-то заставили их спрыгнуть, спасаясь от людской погони, и убедился, что и сейчас утес остается удачным спасительным местом. Он показал его Золотинке и обучил ее двойному прыжку, а потом показал путь в заросли. И он постоянно приучал ее вести себя тихо и стараться не оставлять следов. В конце концов она потеряла и четвертуй подкову.

За Бун Бун с ее молочно-белым жеребенком тоже могли охотиться люди, поэтому она тоже упражнялась в прыжке с утеса, а потом показала его своему жеребенку.

Каждый день Таура выходил на самое высокое место, дававшее хороший обзор. Оттуда он мог видеть другую сторону реки Крекенбек и хижину Мертвой Лошади, и он часами вел наблюдение. Почему-то он был уверен, что владелец Золотинки скоро объявится снова. И действительно, всего лишь дней через пять после их прихода на гору Мотылек Пэдди Раша он заметил далекие крапинки — это были всадники, державшие путь в сторону Пятнистого Быка. Они показались всего на миг и тут же скрылись в буше. Таура вернулся к табуну и завел его в густые заросли. Высокий вереск и снежные эвкалипты сомкнулись вокруг них и скрыли их следы.

В лесу внутри их убежища около ручья имелась полянка, там жеребята улеглись подле своих матерей, а те вместе с Таурой весь день простояли, внимательно прислушиваясь.

Ночью они все потихоньку выбрались оттуда и стали щипать траву вместе с робкими вомбатами и валлаби и слушать, как кричат совы. Перед самым рассветом они опять укрылись и тишине пахучего кустарника. День начался томительно, небо рыло молочно-серого цвета. На деревьях кричали верные какаду. Неподвижный воздух на полянке стал невыносимо душным. Таура ощущал неприятное покалывание всей кожи. Было слишком тихо, в этой тишине крики какаду предвещали что-то недоброе. Хорошо было бы знать, что происходит на Пятнистом Быке.

Подул ветер, жаркий, несущий в себе угрозу, ной ветра нарушал тишину леса, затрещали и затопали заметавшиеся ветви. Тауре стало не по обе. Сквозь множество разных звуков, производимых этим ветром, Таура улавливал и другие звуки какого-то передвижения, перемещения по горе — не топот лошадиных подков, а именно перемещение зверей, которые ползли, прятались…

Таура велел табуну оставаться на месте и соблюдать полнейшую тишину, а сам осторожно выбрался из густых зарослей, сворачивая то туда, то сюда, чтобы удостовериться, что никакой враг не подбирается к их убежищу. Он не замечал никого до тех пор, пока не достиг границы лесной и вересковой полос. Длинная и чистая прогалина снаружи леса была пуста, по в гуще следующей лесной полосы он увидел, что там, среди пригибаемых ветром, мотающихся веток идет вереница лошадей — маленькие серые жеребята рядом со своими матерями, а сразу после Бролги первой в цепочке идет Бел Бел.

Что-то словно толкнуло его мать, и она взглянула в его сторону. Таура был уверен, что cm не видно, но она как будто взглянула насквозь через листву и вереск, скрывающие его, и увидела его глаза. Она качнула головой в знак узнавания, но больше ничем не выдала этого. Таура вернулся к своему табуну. Этой ночью он не разрешит им выйти на поляну, чтобы поесть. Вскоре после того как стемнело, разразился невероятный ливень, и лошади спрятались под толстыми деревьями. Но все они испытывали голод и проявляли беспокойство. Сам Таура бродил по зарослям.

Наконец после полуночи он увидел Бел Бел, которая пробиралась под дождем в темноте среди причудливо шевелящихся деревьев.

— Ну что, мой сын, сын ветра, дождя и бури, — проговорила она, — похоже, ты навлек на всех нас немалые неприятности, украв эту кобылку у людей.

— Что происходит?

— Бролга очень зол. Появились люди, они хотели найти тебя и кобылку, которую называют Золотинкой. Люди были повсюду. Сперва мы их не интересовали, но потом они, наверно, рассердились из-за того, что не нашли вас, и начали гоняться за нами с веревками. Тогда мы ушли. Скоро они придут сюда. Тебе надо уходить отсюда куда-нибудь подальше.

— Я отлично знаю эту гору и все тайные убежища, — отозвался Таура.

— Да, конечно, сынок, но вас много, и всех надо спрятать. Вам придется спуститься вниз по реке. Местность там неуютная и пастбища неважные, но лучше уж провести лето на скудных кормах, но зато остаться на свободе.

При этих словах глаза ее сверкнули, Таура увидел в них прежний огонь. Она, конечно, постарела, но прежней отваги «одинокого волка» у нее не убавилось.

— А где Мирри? — вдруг спросил Таура.

— Мирри умерла, — печально ответила Бел Бел. — Скоро настанет и мой черед. Мне бы так хотелось, чтобы мои кости белели высоко на Бараньей Голове.

— И мне тоже… когда-нибудь, — отозвался Таура. — Что собирается сейчас делать Бролга? Остаться тут или же вернуться в свои места на Пятнистом Быке?

— Не знаю. Может, захочет остаться на этой горе и прогнать тебя.

— Прогнать меня?!

— Да. Победить в бою ты его не можешь. А кроме того, сам знаешь, ему нужна Золотинка.

— Ладно, — ответил Таура. — Я подожду здесь, погляжу, куда он пойдет и что будут делать люди.

— Я бы не стала ждать. Ушла бы прежде, чем явятся люди из-за ваших с ней прекрасных шкур.

И Бел Бел ушла так же бесшумно, как появилась, исчезла в темноте и в грохоте бури, скрылась за бьющимися, хлопающими ветвями снежных эвкалиптов.

Таура задумался над ее словами. Его мать так много знала, и все, чему она его научила, всегда было полезным. Он понимал, что лучше уйти сразу, увести табун под покровом ночи и сумасшедшего дождя.

Словно призрак он скользнул в заросли и двинулся в путь, лошади последовали за ним. Они шли всю ночь, вверх и вниз по крутым склонам, по скалам, через потоки, по прогалинам с мягкой снежной травой, обошли самую высокую вершину Мотылька Пэдди Раша, спустились вниз с другой стороны. Вверх и вниз и по все более каменистой местности.

Наступил рассвет, в небе на востоке в появившемся разрыве черных туч пролетела стая корневых чирков. Вода была рядом, сколько угодно воды в Крекенбеке и в множестве небольших ручьев, но трава здесь росла только отдельными пучка ми, а кобылы с жеребятами были очень голодны.

Таура вел табун все дальше и дальше. «Должно же быть пастбища получше», — думал он. У самой реки травы, вероятно, росло больше, но туда при ходят люди. Оставалось одно — оторваться от реки и проверить, как обстоит дело в холмах.

В последующие недели Таура обучал Золотинку всему, что сам знал о жизни в буше: тому, как надо прятаться, как быть бесшумным и не оставлять следов.

Как-то ночью к нему подошла Бун Бун.

— Тут мало пищи для кобыл, которые кормят жеребят, — сказала она. — Мы худеем и ослабеваем, и наши жеребята растут плохо.

Тауре и самому надоела суровая скучная местность и надоело всегда ощущать голод.

— Значит, мы уходим, — ответил он, — назад на Мотылек Пэдди Раша.

Когда они возвратились в горы, он не сразу повел табун на пастбище. Он оставил лошадей поодаль в укромном месте и поздно вечером отправился один на разведку, всю дорогу обследуя почву, траву, кусты в поисках следов других лошадей, диких или прирученных. Тем, которых он обнаружил, было не меньше нескольких недель.

Он внимательно всмотрелся в пастбище, никого не увидел и прошелся по всей округе, осматривая и обнюхивая все крайне тщательно, но и конце концов решил, что лошади сюда не заходили по ранней мере недели три.

Потом он вернулся за табуном.

После скудной пищи в холмах у реки кобылы буквально не отрывались от вкусной травы. Они ели, не переставая, целыми днями. Таура с Золотинкой тоже были голодны, но все-таки не до такой степени, как кобылы, кормившие жеребят, так что, когда Таура опять отправился осмотреться вокруг, Золотинка последовала за ним.

На главном хребте кое-где виднелись быки, но внизу, у перехода через Крекенбек, стояла небольшая кучка лошадей.

— Ураган! — возбужденно сказал Таура и сразу стал спускаться, как всегда, ступая там, где не оставалось его следов, и к тому же под деревьями, чтобы его не увидели с другого берега.

Только во второй половине дня друзья наконец встретились. Красноватый солнечный свет позолотил Тауру, когда он весело бежал навстречу своему единокровному брату, брату ветра и дождя.

Ураган тоже встал на дыбы, великолепный гнедой конь, и они в шутку стали кусать друг друга, выделывать пируэты и плясать. Наконец, когда с приветствиями было покончено, Таура спросил:

— Ты тоже пойдешь к пастбищам?

— Еще одну или две ночи я с вами пройду, — ответил Ураган. — Но люди повсюду ищут тебя и Золотинку. Да и два табуна вместе было бы слишком много.

Пока они поднимались на холм, Таура размышлял над тем, какой опасной и неуютной стала для всех жизнь после того, как он украл Золотинку, все это говорили, но никто не ставил этого ему в вину. Он помнил ночь около хижины Мертвой Лошади, когда он в первый раз потерся носом об ее нос сквозь перекладины, и сознавал, что украл бы ее еще и еще раз, если бы пришлось. Он посмотрел назад, на Золотинку, увидал, как она старательно ставит свои аккуратные копыта в его следы, как заходящее солнце очерчивает ее золотом. Она прелестна, и она принадлежит ему.

В табуне Урагана были четыре кобылы с жеребятами. Если остаться тут всем, то на пастбище их будет чересчур много. Пожалуй, Ураган прав, что не хочет задерживаться здесь надолго. Но сейчас, когда они вместе, Таура осознал, как ему все это время не хватало Урагана.

— Откуда ты сейчас пришел? — поинтересовался он.

— С тон стороны Пятнистого Быка.

— Что там делается?

— Ну, то и дело появляются люди. Мы-то, лошади обыкновенного цвета, обычно не очень их интересуем, но мало ли что. А кроме того, там нет места ни для кого, кроме Бролги. — И продолжая идти рядом с Таурой, добавил: — Я как-то не ожидал встретить тебя здесь. Не удивлюсь, если Бролга пожалует сюда отбивать у тебя Золотинку, а уж люди и подавно скоро здесь объявятся.

— Да я нигде не мог найти хорошей травы, и потом мне нравятся эти места, — объяснил Таура. — А здесь я знаю все убежища.

Они продолжали спокойно подниматься на холм, не торопя кобыл с жеребятами и все время держась лесной полосы. Они не видели человека, который сидел абсолютно неподвижно на каштановой лошади на высоком выступе скалы. Он, не отрываясь, наблюдал за тем, как что-то движется в лесу. Потом тоже стал подниматься в гору.

Только человек, который уже узнал кое-что про серебряного брамби и про его хитрости, мог догадаться, что брамби там, в лесу, что едва уловимое движение в лесу означает — это ведет лошадей Серебряный. Человек этот был старым врагом Тауры — всадник на черном коне. День совсем уже угас, но человек успел увидеть достаточно.

Примерно через час к востоку над холмами поднялась почти полная луна, она осветила призрачным светом поляны и длинные прогалины, бросила причудливые тени среди деревьев, оставила заводи темноты в углублениях и лощинах. Дикие лошади шли все дальше вверх, через лес, не показываясь нигде на открытых местах, пока почти не дошли до пастбища.

Само собой разумеется, Таура остановился и осторожно выглянул между деревьев прежде, чем выпустить остальных на яркий лунный свет. На этот раз человек хорошо спрятался, но при этом он отчетливо увидел, как серебристый красавец вышел из-за деревьев, и у охотника перехватило дыхание, когда он увидел следующую за жеребцом юную Золотинку.

Лошади пересекли освещенную луной поляну, вошли в лощину, поросшую черными эвкалиптами сэллн, похожими на акацию, и опять скрылись под ниспадающей листвой, среди темных стволов и нет вей, под гирляндами испанского мха ломоноса.

Человек подождал немного, а потом пересек открытую поляну, въехал в гущу черных акаций и двинулся вслед за лошадьми.

Табун уже мирно пасся, разойдясь по широкой долине, когда вернулся Таура. Младшие жеребята спали на траве, кобылы спали, стоя над ними. Но Бун Бун бодрствовала и тихонько заржала. Завидев лошадей, идущих с Таурой, она занервничала и встала над своим молочно-белым жеребенком, закрыв его собой. Когда в долину, наполненную лунным светом, зашли все новопришедшие, образовалась целая толпа.

Таура первым услыхал звяканье удил. Он поднял голову и увидел всадника.

— Уходите! — распорядился он. — Разделитесь, не держитесь вместе!

Когда Золотинка тронулась было за ним, он оскалил зубы и отогнал ее в другую сторону. Человек мог перепутать их в неверном лунном свете и не знать, кого преследовать. Если он погонится за Золотинкой, Таура считал, что сумеет вмешаться, запутать охотника, сам же он был как нельзя более уверен, что избежит веревки.

Человек, конечно, погнался за Золотинкой. Он решил преследовать именно ее, думая, вероятно, что если поймает ее и привяжет, то, может, и дружа ка ее после удастся поймать. Он уже настигал Золотинку и уже приготовил лассо, как вдруг перед ним оказались две светлые лошади, и они так извивались, менялись местами, увертывались и плясали, что он совершенно растерялся и не мог разобрать, кто тут кто. Но все-таки человек этот многому уже научился с тех пор, как начал охотиться за Таурой. Прежде всего он наловчился обращаться с лассо. Пока они все трое скакали, он несколько раз мог заарканить Тауру, и Таура это знал, но человеку-то была нужна Золотинка.

Самый опасный момент был перед полосой леса. Там, как понимал Таура, охотник накинет веревку на любого из них, только чтобы не упустить обоих.

Сердце у Тауры колотилось от страха и гнева. До черных в лунном свете деревьев оставалось всего несколько ярдов. Всадник почти поравнялся с ними.

— Остановись внезапно, развернись, а потом беги опять к лесу, — велел он Золотинке, сам же бросился наперерез преследующей лошади.

Человек быстро сообразил, что все равно не успеет нагнать кобылку до того, как она достигнет леса, где ее скроет темнота. Веревка свистнула в воздухе и обвилась вокруг шеи Тауры.

С воплем ярости и страха жеребец быстрее чем когда-либо помчался прямо к деревьям, и всадник не удерживал его, а наоборот, Таура тащил его вместе с конем за собой в своем сумасшедшем беге.

Таура словно обезумел от ощущения врезавшейся ему в шею веревки и, охваченный внезапным отчаянным ужасом быть пойманным, думал сейчас только о спасительной темноте леса. Он мчался среди деревьев, ветви больно хлестали его по морде, стегали по бокам, по крупу. Таура был слишком напутан, чтобы соображать, но инстинктивно, не раздумывая, пригнул голову и нырнул в туннель, образуемый ветвями снежных эвкалиптов.

Он услыхал позади себя сильный треск и голос человека. Затем веревка ослабла. Таура даже не сразу понял, что охотник больше не удерживает его. Но веревка по-прежнему оставалась у него на шее, вселяя в него страх. Конец веревки часто цеплялся за что-нибудь, и тогда ему рывком задирало голову. Он не сознавал, чем ему это грозит, и продолжал бешено скакать. Наконец Таура понемногу успокоился, лошади позади не было слышно. Постепенно он замедлил бег и остановился. Тянущийся за ним конец веревки все еще был свободен. Таура попытайся стащить петлю с шеи, но узел затянулся очень сильно, и он не мог его ослабить. В отчаянии он безуспешно старался сбросить веревку как можно скорее, он не хотел терять время, боясь, что человек опять начнет преследовать его. И его начал волновать вопрос — где Золотинка?

Таура пустился бежать поперек склона среди деревьев, но теперь был уже способен соображать: веревка все время цеплялась за ветки, и ему стало ясно, что безопаснее передвигаться по открытым травянистым полянам. Очутившись на длинной прогалине, он побежал рысцой в том направлении, которое, Я как он надеялся, могло привести его к Золотинке. Он сперва не знал, безопасно ли тихонько заржать, но все-таки заржал и постоял, прислушиваясь. Ни звука в ответ, ни впереди, ни сбоку. Но и сзади, где мог находиться всадник, ничего не было слышно.

Деревья отбрасывали длинные тени поперек прогалины. Внутри леса была густая темнота, но вдоль опушки деревья серебрились, а листва шевелилась под легким ветерком, как живая, как будто сотни ног светлых лошадей танцевали под музыку гор.

Таура побежал дальше. Но через какое-то время опять остановился и заржал. Уши его были направлены вперед, чтобы не упустить ни малейшего звука. И вот он донесся с прилетевшим ветерком, и это, безусловно, отозвалась Золотинка, а затем он услыхал более низкое ржание Бун Бун.

Таура с облегчением фыркнул и пустился легким галопом, но не очень быстро, опасаясь резкого рывка, если веревка зацепится в зарослях.

Он еще раз заржал, и кобылы ответили ему. Вот наконец и они. Бун Бун при виде веревки, свисающей у него с шеи, разом остановилась и попятилась, но Золотинка, немножко пощипав его за плечо, тут же принялась растягивать зубами скользящий узел.

Много времени это у нее не заняло. Таура оказался на свободе! Душистый ветерок сделался еще ароматнее, холодное сияние луны на трепещущих листьях приводило в восторг, ощущение снежной травы под ногами и сладкий вкус воды в ручье казались лучше, чем когда-либо раньше.

Таура пил и пил, как будто хотел впитать всю ту свободу, которой чуть не лишился.