1

Никто из местных жителей и понятия не имел, в каком состоянии находилась Констанс Уайтселл, когда хмурым февральским днем впервые приехала в эту деревню, находящуюся на границе графства Суррей. Отчаявшаяся, убитая горем, с потемневшим от слез лицом, она не могла спокойно спать и принимать пищу…

Совсем не такой была Констанс два года назад, когда накануне своего двадцать третьего дня рождения выходила замуж за Роберта. Ей казалось, что земля вертится только для них и жить они будут, как в сказке — долго и счастливо.

Даже тогда, в двадцать шесть лет, ее будущего мужа восхваляли как самого гениального скульптора современности. Роберт и впрямь был настоящим гением, и Констанс отдавала себе в этом отчет. Но злым или добрым? До свадьбы она не могла бы ответить на этот вопрос. В повседневной жизни Роберт был вполне здравомыслящим человеком, но, когда дело касалось Констанс, становился просто одержимым. Со временем она сделала горький вывод: его любовь к ней была не любовью, а тяжелой болезнью, мучительной для них обоих.

Но при первой же встрече он сразил Констанс наповал, их роман бурно развивался, и через три месяца они поженились. Идя к алтарю, Констанс была на седьмом небе от счастья, полагая, что она самая везучая девушка на свете. Однако по прошествии первых недель замужества новобрачной впервые пришло в голову, что отныне ей предстоит жить в сущем аду.

Роберт жил ею, дышал; ел, пил, спал, не отпуская от себя ни на шаг, постоянно требуя от нее внимания. Днем и ночью он контролировал ее работу, ее мысли и поступки, пока Констанс не стала подозревать, что тихо сходит с ума. Его любовь просто загоняла Констанс в угол, заставляя забывать о собственных интересах и желаниях. А беспочвенные вспышки ревности? Стоило ей ненароком задержать взгляд на каком-нибудь мужчине, Роберт впадал в неистовство. Вскоре он запретил ей встречаться с друзьями, и жизнь Констанс ограничилась его обществом.

С течением времени муж медленно, но верно подрывал ее уверенность в собственных силах, критиковал картины, в которые Констанс вкладывала душу, и наконец добился того, что жена стала осознавать свою полную беспомощность. Загнанная в угол, затравленная и запуганная до смерти Констанс понимала, что уже не любит Роберта как прежде, но чувство вины не позволяло ей раз и навсегда его бросить.

Она обитала в вакууме отчужденности и постоянного страха. К сожалению, ни мать, ни брат не понимали ее горя и ничем не могли помочь. Им, как и всем, кто знал эту пару до свадьбы, Роберт представлялся идеальной партией. В глазах окружающих он был внимательным, любящим и бесконечно преданным мужем, готовым исполнить любое желание своей дражайшей половины. Да Констанс и сама прекрасно понимала, что он любит ее, но по-своему… Его чувство было каким-то болезненным, странным и недоступным для обычного восприятия.

В последнее время, что они жили вместе, Констанс спала и видела, как Роберт наконец оставит ее в покое. Теперь, при воспоминании о тех временах, ее вновь охватывало горькое чувство вины. Роберт говорил, что никогда не позволит ей уйти, что она — его, и только его, на века, что никто не в силах разрушить их союз. Однажды даже пригрозил, что убьет ее и себя, если Констанс вздумается подать на развод. Бедной Констанс ничего не оставалось, как поверить и смириться. Но когда Роберт заявил, что договорился с врачом об операции, после которой она станет бесплодной — чтобы никто, даже ребенок не стоял между ними, — нервы Констанс не выдержали.

Она закатила Роберту страшную истерику, рассказала обо всем матери и брату, поговорила с врачами, но муж был непреклонен. Никакие уговоры и угрозы не помогли Констанс докричаться до него.

И тогда, в ту роковую ночь, разразился их последний скандал. Все началось с того, что Констанс, как обычно, отказывалась от операции, муж упорно настаивал, но она стояла на своем и пропускала мимо ушей все его доводы. Затем обезумевшая от горя женщина начала обвинять мужа в бесчеловечности, уповая на то, что он наконец опомнится. Но он, напротив, стал настолько агрессивен, что Констанс впервые серьезно испугалась за свою жизнь. Она выскочила из квартиры, Роберт устремился за ней. Констанс выбежала на улицу, обезумевший от ярости муж кинулся вдогонку. Догнав ее на углу, он сразу же изменился, перевоплотившись в того самого Роберта, каким Констанс знала его еще до свадьбы, — мягкого, внимательного, уступчивого.

Мирно обнявшись, они медленно возвращались домой, когда из-за поворота выскочила машина. Пьяные подростки, угнав автомобиль, катались по улицам Лондона, пугая случайных прохожих. Роберт обернулся на рев мотора и увидел, как машина несется прямо на них. У него было достаточно времени, чтобы отпрыгнуть в сторону и избежать столкновения, он мог это сделать, но не стал. Вместо этого в последние секунды своей жизни Роберт изловчился и что есть силы толкнул Констанс на тротуар…

 

2

В дверь постучали, и Констанс насторожилась. Если бы не зловещее рычание Банга, тревожно вскинувшего свою крупную голову, то женщина подумала бы, что ослышалась.

— Тише, песик, тише, — скороговоркой шепнула Констанс и зажгла настольную лампу.

Настенные часы показывали десять, за окном дрожал промозглый ноябрьский вечер, так кому же вздумалось зайти к ней в столь поздний час?

Констанс опрометью кинулась вниз, прыгая через три ступеньки жалобно скрипящей лестницы, а потом застыла перед массивной железной дверью, раздумывая, стоит открывать непрошеным визитерам или нет. Банга, верный телохранитель, рвался вперед, навстречу неизвестному возмутителю спокойствия. Констанс стоило немалых усилий удержать его возле себя, оттаскивая собаку от дверей за кожаный ошейник. Наконец, любопытство взяло верх, и она тихонько приоткрыла дверь, предварительно накинув на нее цепочку.

— Чем могу помочь? — пискнула она в темноту, пытаясь разглядеть того, кто стоял на улице.

Банга продолжал зловеще рычать, обнажив белые клыки и нагнетая и без того растущий страх хозяйки.

— Кто здесь?.. — повторила она.

— Мисс Уайтселл? — вопросом на вопрос ответил весьма приятный мужской бас.

Констанс силилась рассмотреть обладателя этого низкого, чуть хрипловатого голоса, но скудное освещение прихожей и узкая щель, сквозь которую она могла видеть улицу лишь одним глазом, не позволяли ей удовлетворить свое непомерное любопытство.

— Это вы? Мисс Констанс Уайтселл, да? — вновь послышалось из-за дверей.

— Да, я…

Нет, мне это определенно не нравится, подумала Констанс, но не успела должным образом рассердиться, как вдруг на нее стала надвигаться огромная темная фигура. В тот же момент молодая женщина пронзительно вскрикнула и рывком захлопнула дверь.

Он упал. Кто бы там, в непроглядном мраке дождливых осенних сумерек, ни прятался, но он явно не подавал признаков жизни. Выждав пару секунд, Констанс перевела дыхание и громко спросила:

— Что с вами?

Ответа не последовало. Тогда она присела на корточки и прокричала в замочную скважину:

— Вы не ушиблись? С вами все в порядке?

Опять тишина. Что же делать? Она вопросительно взглянула на Банга, как бы ища у него поддержки, но верный друг лишь тоскливо смотрел на свою хозяйку и нерешительно помахивал хвостом. Конечно, он, огромная немецкая овчарка, был не меньше хозяйки удивлен происходящим. Пес тоже испугался, однако перестал рычать и больше не бросался на дверь, оскалив зубы. Значит ли это, что опасность миновала? Тем более мужчина за дверью был столь беспомощен, что Констанс загрызла бы совесть, оставь она его лежать там до утра.

Прежде чем снять цепочку и открыть дверь, Констанс вытащила из стенного шкафчика бейсбольную биту, которую хранила там на крайний случай. С битой в руках она чувствовала себя немного глупо, но все же это было лучшее, что нашлось в доме для срочной самообороны. Глубоко вздохнув, Констанс попыталась открыть дверь, подпираемую снаружи мощным телом незваного гостя.

Лежащий у ее ног мужчина был высок, очень крепок, с ног до головы забрызган грязью и — о ужас! — весь в крови. Констанс окликнула его, но он не двигался. Тогда она с опаской приблизилась и осторожно ткнула неподвижное тело бейсбольной битой. Человек не шевелился. Пока Констанс стояла в нерешительности на пороге, Банга не терял времени даром. Он уже обошел несколько раз вокруг распростертого на земле незнакомца, подозрительно обнюхал его окровавленное лицо и, сев у ног хозяйки, недовольно фыркнул. Должно быть, раненый, заглянув в дом, в темноте принял рычащего Банга за дикого волка, и это доконало беднягу.

Констанс отбросила биту и распахнула дверь пошире. Присев рядом с незнакомцем на корточки, она тихо спросила:

— Вы меня слышите? Если да, откройте глаза.

Свет лампы позволил Констанс разглядеть, что мужчина обладает довольно привлекательной наружностью. Возможно, это был не самый подходящий момент для такого рода открытий, но приятная внешность незнакомца не могла оставить Констанс равнодушной. Его загорелое мужественное лицо лишь с большой натяжкой можно было бы назвать классически красивым, но черные как смоль ровные брови, острый, с небольшой горбинкой нос и четко очерченные губы невольно приковывали к себе взгляд.

Но вот он тихонько застонал, его веки задрожали, и мужчина медленно приоткрыл глаза, которые мгновенно встретились с карими глазами Констанс. Пристальный небесно-голубой взгляд незнакомца словно пронзал ее насквозь, и от неожиданности Констанс даже отпрянула. Банга опасливо зарычал.

— Все в порядке, вы в безопасности, — заговорила она, склоняясь над незнакомцем. — Как вы думаете, сможете сами зайти в дом? Дождь начинается.

— Черт…

Когда он попытался подняться на ноги, Констанс на миг показалось, что мужчина готов вновь потерять сознание, но он решительно оттолкнул протянутую ему руку и, стиснув зубы, ввалился в прихожую.

— Вы, кажется, поранились, — предположила ошарашенная Констанс, увидев, как со лба незнакомца темными струйками сбегает кровь.

— Чертов фазан порскнул прямо перед носом моей лошади… Она с испугу понесла, вот я и упал…

— Ах вы с лошади упали, — облегченно протянула Констанс, словно это открытие объясняло все на свете. После чего, заметив, как мужчина мучается от нестерпимой боли, бодро предложила: — Вам надо выпить. Глоточек бренди определенно придаст вам сил.

— Благодарю… Но лучше бы вы сварили кофе… очень крепкий кофе… — пробормотал он, не открывая глаз. — Кажется, я сломал ногу. И голова что-то побаливает. Наверное, шишку набил, да? Если потребуется операция, то мне алкоголь нельзя, ничего хорошего из этого не выйдет…

— О да, конечно! Сейчас сварю вам кофе, — быстро сказала Констанс и украдкой посмотрела на его ногу — грязную, окровавленную, неестественно выгнутую, — от взгляда на которую становилось не по себе.

— Не смотрите, раз вам неприятно. — Мужчина открыл глаза и теперь следил за выражением ее лица, облизывая побледневшие губы. — Может, окажете мне еще одну любезность? Вызовите «скорую», прежде чем пойдете варить кофе.

— Да-да, конечно! Вызову сейчас же. Вот только телефон наверху. Вы побудете тут один? — засуетилась Констанс, уловив в его голосе нетерпеливые нотки.

— Не волнуйтесь, не помру. — Он еще пытался шутить, но боль в ноге поминутно давала о себе знать. — Вы, главное, вызовите «скорую».

Банга остался охранять гостя. На протяжении всей этой недолгой беседы он молча поглядывал то на незнакомца, то на свою хозяйку. Умные преданные собачьи глаза, казалось, предупреждали: «Один шаг в ее сторону — и я съем тебя на ужин!»

Констанс попыталась увести собаку, но Банга был непреклонен. Пока она бегом взлетала на третий этаж своего домика, набирала номер «скорой помощи» и диктовала адрес, пес спокойно сидел в трех шагах от незнакомца и зорко следил за каждым его движением.

«Скорая» обещала приехать в течение пятнадцати минут, и Констанс на всех парах устремилась вниз, чтобы успокоить раненого. Она нашла его сидящим в той же позе, но выглядел он куда хуже. Вымазанный грязью лоб мужчины сильно кровоточил, а верх его куртки и даже рубашка, видневшаяся под ней, были обильно залиты кровью.

— Да вы же истекаете кровью! — ужаснулась она.

— Сам, наверное, виноват, — откликнулся незнакомец, прикасаясь ко лбу. — Пытался нащупать шишку, вот кровь снова и хлынула. Вы, пожалуйста, не бойтесь…

Но она испугалась, и не на шутку. Рана была глубокой, к тому же в нее попала грязь, да и крови вытекло уже немало. Зайдя в кухню, Констанс поставила на огонь чайник и, капнув на кусочек марли немного перекиси водорода, поспешила к пострадавшему.

— Приложите это ко лбу, а я принесу вам горячее питье, — тихо попросила она. — «Скорая» должна вот-вот подъехать, но мы ведь живем на отшибе, да и дороги здесь такие, что и в хорошую-то погоду не всегда проедешь.

Он немного наклонил голову и принял марлю, но не проронил при этом ни слова, а Констанс вдруг ощутила странное волнение от близости этого мужчины. Наверное, это из жалости к его кровоточащим ранам, поспешила успокоить она себя. Даже распростертый на полу и истекающий кровью, он все равно дьявольски красив.

— Вы сказали, вас сбросила лошадь? — спросила Констанс, чтобы прервать затянувшееся молчание. Пристальный взгляд голубых глаз пустился в путешествие по ее зардевшемуся от смущения лицу, и Констанс поспешила сменить тему: — Так вы — местный?

— Да, местный, — хитро прищурившись, ответил мужчина. Ему явно полегчало. — А вы, насколько я понял, снимаете этот домик?

На какую-то долю секунды Констанс удивленно вскинула брови, но потом сообразила: конечно, раз он местный, то должен знать все о так называемых «городских», как именовали здесь тех, кто приезжал в этот уголок Суррея. Прожив в деревеньке около девяти месяцев, Констанс заметила, что местные жители знают друг о друге абсолютно все. И это шло вразрез с привычным укладом жизни в больших городах.

Однако в постоянном стремлении забыть о прошлом, о щемящей боли в сердце, которая преследовала ее и днем и ночью, Констанс упорно избегала лишних встреч, корректно, но решительно отказывалась от приглашений на всевозможные вечеринки и сельские праздники.

— Я сняла дом на три года.

— И не скучно вам тут одной? — поинтересовался мужчина, когда она направилась в кухню.

— А я не одна, — бросила через плечо Констанс. — Со мной Банга.

Так-так, смеялись ей вслед голубые глаза. Вот уж действительно: собака — друг человека!

— Что же заставляет эту красотку — а ведь твоя хозяйка и впрямь красавица, да еще такая молоденькая! — жить затворницей? — обратился к псу гость, пока Констанс колдовала на кухне. — Наверняка здесь какая-то таинственная история…

— Я решила сделать вам чай, — сказала Констанс, появляясь в прихожей с чашкой в руках.

Мужчина взглянул ей прямо в глаза — ласково и в то же время очень серьезно.

— Спасибо.

Он медленно протянул обе руки к дымящейся чашке, заметив между прочим, что веснушки, разбежавшиеся мелкой россыпью по чуть вздернутому носику и розовым щекам его спасительницы, прекрасно гармонируют с обрамляющими лицо золотисто-каштановыми кудрями. Почему вдруг эти детские веснушки показались ему сексуальными, он и сам толком не знал, ведь Констанс Уайтселл бесконечно далека от его излюбленного типа женщин.

— А где ваша лошадь? — неожиданно спросила Констанс.

— Кто?

Он не сразу понял, о чем речь, настолько его увлекли эти самые веснушки.

— Ваша лошадь, — повторила она, чувствуя себя полным ничтожеством. — Вы, кажется, говорили, что вас сбросила лошадь…

— Ах да…

Его пристальный, «раздевающий» взгляд Констанс совсем не понравился. Сама не зная почему, она то краснела, то бледнела, когда незнакомец бесцеремонно переводил взгляд с ее стыдливо зардевшихся щек на губы, а потом все ниже и ниже, пока не осмотрел Констанс с головы до ног. Она не могла видеть под одеждой его тело, но почему-то была уверена в существовании сильных мускулистых рук, нежных завитков черных как смоль волосков, покрывающих широкую грудь, и в тщательно скрываемой сексуальности, готовой в любую минуту вырваться наружу… Это привлекало, но в то же время и пугало ее…

Мужчина, казалось, прочел ее мысли и поспешил взять из рук Констанс большую чашку. Когда он заговорил, Констанс невольно вздрогнула.

— За лошадь я не беспокоюсь. Нарцисс не такой дурак, чтобы мокнуть под дождем, в отличие от своего хозяина. Он, наверное, уже давно жует в конюшне сено. Жеребец еще довольно молод, но мне казалось, я сумею обуздать его горячий норов. Как видите, не смог… Хотя денек был что надо, ничто не предвещало бури. Знаете, ведь если бы не этот треклятый фазан, ничего такого не случилось бы!

— Сколько вы пробыли под дождем? — спросила Констанс.

— Часа три-четыре, должно быть… — Мужчина задумчиво потер подбородок. — Я упал Бог знает где, пролежал какое-то время, корчась от боли, но потом понял, что никто мне не поможет, подобрал палку и заковылял в сторону вашего дома, поскольку он был ближайшим жильем. Простите, но я решил, что если сумею до вас добраться, то, возможно, останусь жив. Правда, большую часть пути мне пришлось ползти…

— Вас, должно быть, дома заждались? — засуетилась Констанс. — Я могла бы им позвонить, чтоб не волновались.

— Да, они уже, наверное, все глаза проглядели, — сразу же согласился незнакомец. — Но, кажется, я слышу где-то близко сирену.

И он был прав. Совсем рядом послышались пронзительные завывания «скорой».

— Обо мне не беспокойтесь, пусть домашних огорчат санитары. — Пострадавший слабо улыбнулся.

— Да мне вовсе не трудно…

— Спасибо, Констанс, не надо, — мягко оборвал ее незнакомец. — Вы и так уже стали моим ангелом-спасителем. Когда все это кончится, я хотел бы позвонить вам и… Как считаете, я мог бы пригласить вас на ужин или еще куда-нибудь?

— Нет! — выпалила Констанс. Возможно, это «нет» прозвучало чересчур резко, и пунцовая от смущения Констанс поспешила исправиться. — Большое спасибо, но это вовсе не обязательно. На моем месте так поступил бы любой. Да и ничего особенного я не сделала, всего-навсего вызвала «скорую». Так что вы не должны чувствовать себя обязанным до конца жизни.

— А я и не чувствую. — Он широко улыбнулся, но улыбка не коснулась прозрачной голубизны его глаз. — Мне просто хотелось насладиться вашим обществом. Вот и все. Или ваша жизнь в данный момент так насыщена событиями, что вы не в силах выкроить для меня даже один малюсенький вечер? Как вам будет угодно! Мы можем перенести нашу встречу на неделю или на две…

Неужели мне грозит снова стать марионеткой в руках мужчины и делать что-то против своей воли? Никогда! Никогда в жизни это не должно повториться! — испуганно твердила себе Констанс.

— Не то чтобы я очень занята, просто я не выхожу совсем, понимаете? Особенно по вечерам…

— А, так вы не ходите на свидания? Я правильно понял? — Вопрос явно не требовал ответа. — Очень жаль, мисс Уайтселл. Мне, правда, очень жаль…

— Не стоит. — Она ласково улыбнулась, потянувшись к Банга, который рванулся в сторону двери. Рев сирены внезапно оборвался, и по ступеням загрохотали тяжелые шаги. — Мне прекрасно живется и без свиданий…

— Да нет! Мне жаль не вас, — возразил было гость.

Но тут в дверь забарабанили подоспевшие медики, и беседа прервалась.

Последнее, что запомнила Констанс в тот вечер, было смертельно бледное лицо раненого и слабый прощальный взмах его руки. Она помахала в ответ и, проводив взглядом удаляющуюся карету «скорой», захлопнула массивную дверь. Ей больше не хотелось встречаться с этим мужчиной. Никогда.

На следующее утро, когда Констанс только-только закончила завтракать, входная дверь снова задрожала от ударов. Бросив в раковине недомытую посуду и вытирая мокрые руки о передник, молодая женщина поспешила в прихожую.

Теперь-то кто пожаловал? — гадала она, пытаясь ухватить за ошейник прыгающего на дверь Банга.

— Вы мисс Уайтселл? — Мальчик-посыльный лучезарно улыбался, протягивая ей огромный душистый букет.

— Да, но здесь, вероятно, какая-то ошибка… Это не для меня, — растерялась Констанс, принимая букет.

Щедро отблагодарив посыльного, она прошла в дом. И тут ее осенило: да ведь это от него! От моего вчерашнего гостя!

Букет был составлен со вкусом. Не менее сотни бархатистых бордовых роз окаймляли белые островки нежных лилий, утопая в свежей зелени острых листьев агавы. Среди тугих бутонов Констанс отыскала позолоченную карточку. Именно она и поразила ее более всего. Почерк, которым была сделана надпись, показался ей отнюдь не женским. Жесткий, прямой росчерк пера безошибочно подсказал Констанс, кто автор послания.

«Отказы не принимаются. Надеюсь, мне еще удастся вытащить Вас в свет, а пока пусть эти цветы напоминают милой отшельнице о странном ночном госте».

Подписи внизу не было, и это обстоятельство лишний раз заставило Констанс задуматься о том, как мало ей известно о мужчине, обратившемся к ней вчера за помощью. А ведь он знал о ней практически все: имя, адрес — в общем, все!

— Да нет же! Ерунда какая-то, — убеждала себя Констанс, наполняя водой высокую вазу. — Просто он решил таким образом выразить свою благодарность, — приговаривала она, расставляя цветы. — Но почему тогда сам написал записку, а не поручил это рассыльному? Как странно… Все же, если он попытается встретиться со мной вновь, надо будет ясно дать ему понять, что шансов у него нет. Да что гадать? Может, он решил подарить мне цветы просто так, из признательности, без всяких задних мыслей! Что ж, поживем — увидим, — со вздохом решила Констанс, поглаживая Банга и любуясь роскошным букетом. — Что? Что ты делаешь? — захохотала она, когда пес, встав на задние лапы, принялся лизать ее щеки и нос. — Мы с тобой не пропадем, правда? Нам и вдвоем хорошо… Хочешь печенья?

Но цветы не давали ей покоя. Весь день Констанс то и дело возвращалась в комнату и, подперев кулаками щеки, садилась за стол, не в силах оторваться от красно-белого буйства красок.

Кончились золотые деньки, когда ее было легче легкого заставить плясать под чужую дудку. Теперь она живет одна. И, что бы ни думал отправитель роскошного букета, Констанс наслаждалась каждой минутой упоительной свободы.

 

3

Ноябрь пролетел, как один день. Пришел декабрь. Каждое утро Констанс разжигала камин и дивилась причудливой мозаике искристых морозных узоров на оконных стеклах. Несмотря ни на что, в доме было ужасно холодно, но, работая в мастерской, Констанс не замечала этого. Одинокие вечера были похожи друг на друга, как близнецы, но Констанс даже нравилась эта ленивая безмятежность, когда, устроившись с Банга у камина, она слушала, как потрескивают в огне сухие поленья, а за окном сурово завывает ветер. Жизнь шла своим чередом, и почти ничто не волновало одинокую хозяйку деревенского домика на берегу реки. Если бы не одна мысль…

От этой самой мысли она хмурилась и тяжело вздыхала, стряхивая в тарелку хлебные крошки для птиц. Летом Констанс смастерила нечто похожее на кормушку, и теперь, в студеные зимние деньки, ей было отрадно знать, что озябшим пернатым певуньям не придется умереть с голоду. Старинный домик тринадцатого века, который снимала Констанс, стоял на самом берегу реки. В теплое время года вся округа оживала и наполнялась веселым щебетом щеглов и кроншнепов, зяблики и коноплянки порхали над окном Констанс, по вечерам в тихой заводи бродили гордые цапли, а с наступлением ночи между совами и летучими мышами начиналась самая настоящая борьба за лучшие места для охоты.

Теперь лишь вязанка сухих цветов под потолком напоминала Констанс о теплых летних днях. Все замерло, и природа как будто уснула. Но, к сожалению, это было не единственным, что доставляло ей огорчение. Глядя на покрытую тонким льдом речушку, она думала, вздыхая, о другом.

После того как Констанс прислали тот самый букет, стоивший, должно быть, целое состояние, она вполне справедливо ожидала дальнейшего развития событий. Однако новый поклонник, пожелавший остаться инкогнито, ни телефонным звонком, ни визитом не давал о себе знать. Недели пролетали с космической быстротой, и Констанс уже начала беспокоиться, а не стало ли ему хуже? На дворе стоял декабрь, а от ночного гостя все не было никаких вестей.

Нет, не то чтобы ей хотелось вновь с ним встретиться, просто сердобольная Констанс волновалась за его здоровье. Так, по крайней мере, можно было объяснить волнующее напряжение, охватывавшее ее каждый раз, когда в доме раздавались трели телефонного звонка.

И она дождалась. Однажды вечером телефонный звонок настойчиво прорезал ленивую тишину пустого дома. Уже почти стемнело, и Констанс, вооружившись полотенцем, вытирала лапы уставшего после прогулки Банга. Берег реки и окружавшие дом поля были для собаки настоящим раем. Где еще можно уловить столько разных запахов, столько неизвестных звуков, найти следы барсука и выследить его до самой норы? А река? Летом настоящее блаженство — искупаться в холодной проточной воде и побегать по берегу за бабочками. Правда, после всех увеселений приходилось возвращаться домой, а там, как правило, усталого, но довольного пса ждала не очень приятная процедура мытья лап.

Услышав звонок, Констанс оставила Банга стоять на полотенце в прихожей, а сама поспешила в комнату. Однако, увидев телефон, Констанс вдруг остановилась. Это звонит он. Она не могла объяснить почему, но точно это знала.

Телефон разрывался от трелей. Наконец Констанс набралась храбрости и трясущейся рукой сняла трубку.

— Алло! — сказала она и тут же возненавидела себя за тонкий дрожащий голос. Да что же со мной происходит?! — промелькнуло у нее в голове.

— Констанс?

Это был тот самый глубокий, чуть хрипловатый голос, который неотступно был с ней в течение пяти последних недель. Констанс проглотила подступивший к горлу комок и ответила:

— Да, это я.

— Как поживаете?

Констанс показалось, что собеседник почувствовал ее напряжение и дискомфорт и явно насмехается над ней. Это немного разозлило дрожащую от волнения Констанс, и она громко крикнула в трубку:

— Алло! Кто говорит?! — Она, конечно, знала, кому принадлежит хриплый волнующий голос, но не собиралась узнаванием доставлять удовольствие его бесцеремонному обладателю.

— Вы меня приютили несколько недель тому назад, — вкрадчиво пояснил абонент. — Неужели не помните? Или вы раскрываете объятия каждому встречному?

Он намеренно провоцировал ее на резкий выпад, но Констанс не собиралась поддаваться.

— У вас завышенное самомнение или что-то с памятью. Насколько я помню, вам никаких объятий я не раскрывала. Единственное, чем я могла помочь, это вызвать «скорую» и напоить вас чаем, — отчеканила она.

— Именно так!

Голос собеседника почему-то стал радостным, и это изрядно раздосадовало Констанс: она-то думала, что своим ледяным тоном поставила зарвавшегося нахала на место.

Констанс плотно сомкнула губы. Из-за чего я, в самом деле, взбесилась? — подумала она. Право, даже смешно! Констанс набрала в легкие побольше воздуха, сосчитала до десяти и заговорила, но на этот раз сладким, как мед, приветливым голосом:

— А как вы себя чувствуете? Как ваша нога, мистер?.. Простите, не имею чести…

— Моя нога намного лучше! — ничуть не смущаясь, продолжал самоуверенный бас. — Хотя теперь я нуждаюсь в усиленной физиотерапии. Вот поэтому, собственно, и позвонил…

— Простите, а я-то тут при чем?

— Как при чем? — искренне удивился мужчина и возмущенно продолжал: — Мы же с вами договорились поужинать! Мне, правда, не хочется щеголять рядом с вами на костылях…

Да уж, подумала Констанс, костыли не вяжутся с твоим имиджем!

— Так вот, — продолжал тот, — через неделю мне снимут гипс, и мы могли бы встретиться. Знаю, знаю, не возражайте! Конечно, рождественские праздники — самое беспокойное время для всех нас, но если вы найдете для меня несколько часов своего драгоценного времени…

— Вы опять за старое? — рассердилась Констанс. — Знаете, мистер… — Она замолчала в надежде на то, что он назовет-таки свое имя, но пауза затянулась, и ей пришлось продолжать: — Я думала, что мы обо всем договорились во время нашей последней беседы. По крайней мере, я выразилась предельно ясно, когда сказала, что не встречаюсь с малознакомыми людьми…

— Но если вы со мной встретитесь, мы как раз и познакомимся поближе! Итак, решено? Вы только вспомните, как я чуть не погиб у вас на руках! А как вы меня выхаживали? Так как же после всего, что было между нами, вы считаете меня чужим? Теперь мы стали друзьями.

Неунывающий собеседник отчасти был прав, но Констанс совсем не понравилось, каким тоном он произнес «после всего, что было между нами». Он будто смаковал каждое слово, подразумевая, что между ними и впрямь произошло нечто пикантное.

— Простите, не могу. Вы очень любезный кавалер, но я, пожалуй, откажусь.

— Знаете, а ведь я поначалу думал, что все дело во мне. Но, оказывается, вы даете от ворот поворот всем подряд, не так ли? — после непродолжительного молчания задумчиво спросил незнакомец.

— Что-о-о?!! — Констанс не верила собственным ушам.

— Да-да, вы прослыли самой загадочной жительницей деревни, — непринужденно продолжал мужчина, игнорируя вспышку гнева собеседницы. — К вам приезжает только одна гостья, высокая рыжеволосая дама, удивительно похожая на вас. И не надо быть Пинкертоном, чтобы догадаться, что это ваша мать. Но почему вы отвергаете все приглашения, которые присылают соседи? Простите, но это не вполне нормально.

Да как они смеют?!! Как могли они шпионить за мной?!! — ужаснулась Констанс.

— Что значит «не вполне нормально»? — Голос молодой женщины дрожал от гнева, но ей было все равно.

— Не нормально согласно общепринятым традициям. — Он словно наслаждался ее яростью. — Посудите сами: вы молодая женщина, двадцати двух-двадцати трех лет, если не ошибаюсь…

— Ошибаетесь! — злобно прошипели в ответ.

— Ну, не важно. Вы — такая привлекательная, живете в какой-то глуши одна-одинешенька, не считая этой собаки Баскервилей, лепите глиняные вазочки и малюете пейзажики! Так неужели вы будете винить простых деревенских жителей за излишнее любопытство?

— Еще как буду! — Констанс так рассердилась, что даже эти три слова дались ей с огромным трудом. — По воле судьбы у меня хорошо идет бизнес. Да, я занимаюсь лепкой! Но это моя работа. Понимаете вы это или нет? Я пишу картины, и это мой заработок! Я продаю свои изделия и живу за счет этого. Это часть моей карьеры, если хотите! Часть жизни, а не просто хобби. И мне наплевать, что судачат обо мне в деревне! А любая творческая работа прежде всего требует тишины и покоя. Вот почему я выбрала этот забытый Богом уголок в качестве временного жилья.

— А кому вы продаете свои творения? В деревне ваши нетленки вряд ли кому понадобятся.

Что-то в тоне собеседника показалось Констанс подозрительным: то ли нотки недоверия, то ли плохо скрываемая насмешка.

— Нет, в деревне я ими не торгую, — более спокойно ответила она. — Так случилось, что мама и брат держат в Лондоне собственный магазинчик и небольшую галерею. Там-то и выставляются мои работы. Но они продаются лишь потому, что я вкладываю в них всю душу. Мои родственники прежде всего деловые люди, а брат кроме всего прочего еще и мой агент.

— Хватит, хватит. Ваша мысль мне ясна, — смиренно сказал незнакомец. — Но позвольте один маленький вопрос: зачем тащиться к черту на кулички и снимать дом в Суррее, если намного удобнее жить где-нибудь в Лондоне? Ведь именно там находят сбыт ваши картины или я опять ошибаюсь?

— Я привыкла к замкнутой жизни, — ляпнула Констанс первое, что пришло в голову, а сама вдруг вспомнила просторную, залитую солнцем лондонскую квартиру, которая принадлежала ей и Роберту. — Послушайте, мне надоело это бесполезное словопрение, — спохватилась Констанс. — Простите, но мне действительно надо идти.

— Что ж, отлично! — радостно прокричали на том конце провода. Собеседник Констанс был подозрительно сговорчив. — Но вот вам мой совет, дорогая мисс Уайтселл. Раз уж вы объявили бойкот лично мне, постарайтесь не игнорировать остальных. А то они сильно обижаются…

Он говорил так, словно Констанс была сама жестокость.

— Да что вы несете? Разве я кого-нибудь обидела? — вскипела она. — Ну, кого например?!

— Меня, — тихо ответил собеседник и повесил трубку.

— Ах-ах! Подумаешь, какая важная птица! — огрызнулась Констанс, обращаясь к телефону.

Ей захотелось швырнуть аппарат в стену, чтобы гудящая трубка разлетелась по комнате сотней крошечных осколков. Вместо этого она выдернула шнур из розетки и направилась в столовую, чтобы налить себе джина с тоником.

Наполнив до краев бокал, Констанс пригубила шипящую жидкость. Как он посмел критиковать меня? Словно отказ от бесконечных праздников и танцев делает меня какой-то ненормальной! Неужели проживание в этом живописном уголке Англии подразумевает обязательное посещение всех этих мероприятий?

Констанс залпом выпила содержимое бокала и наполнила его снова. Затем прошла в глубь гостиной и, усевшись на софу и протянув озябшие ноги к ярко пылавшему камину, погрузилась в воспоминания.

Почти всегда она думала об одном и том же: о Роберте. О том, каким кошмаром может обернуться любовь мужчины к женщине. О том, что Роберт, безусловно, был тираном, однако не раздумывая отдал свою жизнь, чтобы спасти ее, Констанс… После аварии она не могла думать ни о чем другом, просыпаясь в холодном поту по ночам, преследуемая угрызениями совести. Констанс даже казалось, что вина за смерть мужа лежит на ней, ведь в последние месяцы их брака она молилась, чтобы Роберт ушел. Но лишь из моей жизни! — успокаивала она себя, глотая слезы. Живым, а не мертвым!

Не надо об этом думать! — приказала себе Констанс, спрыгивая с софы. Банга поднял на нее полный упрека взгляд: хозяйка опять опоздала с ужином, а ведь он так проголодался после прогулки! Констанс принялась торопливо готовить псу еду, отгоняя неприятные мысли о прошлом. Банга и работа — вот все, что у нее осталось, и она готова приложить максимум усилий, чтобы так было и впредь. Отныне ни один мужчина, даже с чарующим голосом и прекрасными голубыми глазами, не завладеет ее сердцем. Никогда.

Однако на следующее утро Констанс пришло приглашение на праздник в поместье Стэйнов, и она решила принять его. Несмотря ни на что молодая женщина была вынуждена признать, что ее необычное решение явилось результатом вчерашнего телефонного разговора с таинственным незнакомцем. Дом Констанс и сотни акров заливных лугов в округе принадлежали неким Стэйнам — или какому-то одному Стэйну, она точно не знала, — но этот самый Стэйн, который унаследовал огромное поместье отца, жил в основном где-то за границей.

От словоохотливой миссис Кларк, хозяйки сельской лавки, Констанс узнала, что владелец поместья ежегодно приглашает на рождественский праздник всех своих арендаторов. Эта традиция уходила корнями в средние века, но нынешний хозяин, некий Чарлз Стэйн, решил заодно отпраздновать свое возвращение на родину.

— Хочешь пойти? — осведомилась хозяйка лавки, узнав от Констанс, что та получила приглашение. — Мы со стариком всегда туда ходим. Можем взять тебя с собой, если тебе неудобно идти одной.

— Это было бы неплохо! — обрадовалась Констанс.

Ее до глубины души тронуло материнское участие пожилой женщины, особенно после всего того, что она узнала о себе из телефонного разговора с незнакомцем. Итак, вопрос о ее присутствии на деревенском празднике, назначенном на двадцать третье декабря, был решен.

 

4

— Ух ты! — случайно вырвавшееся восклицание скорее походило на еле заметный вздох, однако миссис Кларк, сидевшая на переднем сиденье, немедленно обернулась к Констанс.

— Впечатляет, не правда ли? — осведомилась она, гордо улыбнувшись.

Ну еще бы! Стэйн-холл мог впечатлить кого угодно. Пока старенький автомобиль четы Кларк, хрустя гравием, маневрировал на подъездной дорожке, Констанс не сводила изумленных глаз с величавого замка, явно выстроенного в средние века. Разглядывая многочисленные башенки, острыми пиками уносящиеся в темное зимнее небо, Констанс мучительно размышляла, подойдет ли ее скромное бархатное платьице к королевскому интерьеру Стэйн-холла.

Это немного отвлекло ее от другой мысли, которая засела в голове с самого утра, а точнее с того момента, как Констанс получила приглашение. Придет ли сюда тот, чье имя она так и не узнала? Констанс надеялась, что нет.

Тем временем автомобиль Кларков въехал на просторный двор, и гости стали подниматься по лестнице. На самом верху, у дверей, их встретил величественный дворецкий, который, тщательно изучив позолоченные приглашения, провел гостей в залу. Там рядом с ними словно из-под земли вырос улыбающийся официант с подносом, уставленным напитками.

— Мы гордимся мистером Чарлзом, — сказала миссис Кларк. Она родилась в его деревне и по праву могла считать себя одним из домочадцев семьи Стэйн.

— А сам мистер Чарлз здесь? — осторожно поинтересовалась Констанс.

— Да! Вот он. Смотри, вон там, на лестнице.

О черт! — ужаснулась Констанс. Как только ее взгляд встретился с хорошо знакомыми пронизывающими голубыми глазами, молодая женщина поняла: он прекрасно знал, что до этой минуты она не имела ни малейшего понятия о том, кто такой Чарлз Стэйн.

Чарлз отделился от оживленной группы людей, с которыми разговаривал, и, заметив растерянный и в то же время сердитый взгляд Констанс, холодно улыбнулся и помахал ей рукой. Не получив никакого ответа, Чарлз повернулся к Констанс спиной и заговорил с высокой блондинкой, которая тотчас повисла на его руке.

Констанс не верила своим глазам. Внезапно она почувствовала, что миссис Кларк уже достаточно долго говорит ей что-то, и поспешила исправиться:

— Простите, что вы сказали?

— Я сказала, что вы с мистером Чарлзом, похоже, давно знакомы. Почему же ты говорила, что не знаешь его?

— Я действительно думала, что не знаю.

Но миссис Кларк не унималась, продолжая подозрительно заглядывать ей в глаза.

— Так вы знакомы или нет?

Только Констанс собралась ответить, как вдруг откуда-то сверху глубокий низкий голос сказал насмешливо:

— Очень рад вас видеть, мистер Кларк, и вас, миссис Кларк. Я смотрю, вы привезли моего ангела-спасителя?

— О, мистер Чарлз! — воскликнула миссис Кларк и разразилась нескончаемым потоком благодарственных фраз.

Минутой позже, снисходительно выслушав излияния пожилой женщины, Чарлз с высоты своего исполинского роста весело взглянул на Констанс.

Он был очень высок, примерно шести-шести с половиной футов. Это обстоятельство почему-то сразу бросилось Констанс в глаза, когда он подошел и завел разговор с Кларками. Кроме того, хозяин поместья был дьявольски привлекателен. Даже той злополучной ночью в грязной окровавленной рубашке он выглядел красавцем. А теперь, облачившись в темно-серый английский костюм, который сидел на нем как влитой, Чарлз Стэйн стал просто неотразим. Голубая шелковая рубашка и галстук прекрасно гармонировали с удивительным цветом глаз Чарлза.

— Вы, кажется, до смерти перепугались, Констанс. — Подобно Роберту он читал ее мысли. — Интересно, что вам наговорили, раз вы уставились на меня, как на привидение?

— Наговорили? — Констанс нетерпеливо тряхнула головой. — Ничего мне про вас не говорили! И вовсе я не боюсь. Идите лучше к гостям, а то разбегутся по домам.

— Ну и черт с ними, — тихо пробормотал Чарлз. — Вы вошли в мой дом веселая, а как увидели меня, так сразу же скисли. Вот уже и щечки побледнели. Слушайте, что вы так всполошились, словно попали в лапы самому маркизу де Саду? Насколько мне известно, мы с вами никогда раньше не встречались до той самой ночи, когда вы меня спасли. Я прав или нет?

Она неуверенно кивнула.

— Знаете, мистер Стэйн…

— Просто Чарлз, — поправил он. — До сих пор не могу забыть, как ваши нежные пальчики ласкали мое лицо, так что оставим церемонии.

Констанс не понравились его слова. Она нахмурилась и возразила:

— Во-первых, вы расквасили лоб, а я лишь приложила марлю к вашей ране…

— А во-вторых?

— Во-вторых… Почему вы все время перебиваете? Неужели вам так не хватает женского общества, что вы никак не можете оставить меня в покое?

Произнося последние слова, она недвусмысленно покосилась на ту самую блондинку, которая так и липла к Чарлзу, когда Констанс вошла в зал.

— Хватает, моя милая, даже слишком, — вздохнул Чарлз. — Но вы сами напросились: теперь я не отстану от вас ни на шаг, — заявил он, широко улыбаясь и заглядывая ей в глаза. — Скорее допивайте свой бокал, и мы немножко пройдемся. Надо познакомить вас с гостями, прежде чем вы пуститесь в пляс.

— Но я… я вообще-то не собиралась танцевать, — попробовала возразить Констанс. — Я скоро уезжаю…

— Как это? Кларки всегда уходят последними, — заявил Чарлз. — Вы приехали с ними, не так ли?

— Но это не значит, что я не могу без них уехать! — рассердилась Констанс. — Мы договорились, что они останутся, а я поеду домой на такси.

— О, не лгите, миледи! Вам это не идет, — сокрушенно покачал головой Чарлз.

— Хорошо, я останусь на танцы, — смирилась пристыженная Констанс.

— Да, кстати, — спохватился Чарлз, — мне не очень нравится ваше имя.

Ну, начинается! — в ужасе подумала Констанс. Сначала ему не понравится мое имя, потом образ жизни… И все повторится, как с Робертом!

— Оно у вас слишком длинное. Язык заплетается, — сосредоточенно продолжал Чарлз. — Наверняка есть какое-нибудь уменьшительное имя. Как вас зовут друзья?

— Конни.

— Как?!! — Ему и этот вариант явно был не по душе. — И вы позволяете называть вас Конни?

— Да. — Констанс с удовольствием заметила, что он слегка растерян.

— Все ясно, — пробормотал Чарлз, любуясь ее миловидным веснушчатым личиком в обрамлении длинных золотисто-каштановых кудрей. — Ладно, оставайтесь Констанс, пока я не нашел другого имени, более приятного для нас обоих.

С этими словами он властно схватил ее за руку и повел в другой конец зала, где расположилась веселая компания незнакомых Констанс людей. Этот вечер должен стать нашей последней встречей, твердила она себе, я не сделаю той же самой ошибки. Никогда! Еще до Роберта Констанс испытывала страх и даже ненависть по отношению к агрессивным эгоистичным мужчинам, но Чарлз Стэйн перешел все границы.

— Улыбайтесь!

— Что?

— Я говорю: улыбайтесь, — тихо, но настойчиво повторил Чарлз. Его прозрачно-голубой взгляд погружался все глубже и глубже в темную бездну карих глаз спутницы. Заметив ее замешательство, он рассмеялся и внезапно заключил Констанс в свои объятия. — Люди могут неправильно понять вашу кислую гримасу.

Констанс была готова влепить ему пощечину. Но, окруженная плотным кольцом хохочущих гостей, она лишь попыталась высвободиться из крепких рук Чарлза.

— Не могли бы вы оказать мне маленькую любезность? — ехидно прошипела она, упираясь кулаками в его широкий торс. — Постарайтесь, пожалуйста, не прижиматься ко мне. Вы что, не слышите, мистер Стэйн? Отпустите меня сейчас же!

— Нет! — ухмыльнулся Чарлз. — Не отпущу, пока не научитесь называть меня по имени.

— На нас уже обращают внимание…

— Да пусть! — Он явно наслаждался ее дискомфортом. — Пускай завидуют!

— Если не отпустите, я устрою вам скандал, — пригрозила Констанс.

— Не устроите, — лениво откликнулся Чарлз. — В вас слишком много от настоящей леди. Вы не так воспитаны, чтоб выставлять себя на посмешище.

— А вот вы не джентльмен! — заявила Констанс, грозно сверкая глазами.

Он опять ухмыльнулся — нахальной сексуальной улыбочкой, которая щекотала каждый нерв напряженного тела Констанс.

— Как вы догадались? — воскликнул Чарлз с притворным удивлением. — Не хотите ли последовать моему примеру?

Не дождавшись ответа, он обнял Констанс еще крепче, наслаждаясь ее беспомощностью. Чувствуя себя в его власти, она вдруг осознала, что ей это даже приятно, но страх оказаться в зависимости от сильного мужчины все еще давал о себе знать.

— Ну, хватит, Чарлз… Пустите же! — Имя сорвалось с языка естественно, будто Констанс произносила его всю жизнь. — В чем дело? — удивилась она, заметив, что напряженные объятия не ослабевают, а, напротив, становятся все крепче.

— Жаль, что вы не просите обратного, — тихо прошептал он, жмурясь от удовольствия. В эту минуту Чарлз напоминал огромного довольного кота, забавляющегося с легкой добычей. — Но так уж и быть. Учитывая, что на нас смотрит не меньше сотни любопытных глаз, я не стану губить вашу репутацию.

Оказавшись наконец на свободе, Констанс почувствовала себя одинокой и покинутой. Однако в следующую минуту Чарлз уже представлял Констанс новым гостям, и вскоре вереница незнакомых лиц захватила все ее мысли. Несмотря на то что Чарлз жил в основном за границей, в своем графстве он считался безусловным авторитетом. Из желания угодить ему, а может, из искренних побуждений все, кому он представлял Констанс, наперебой спешили осыпать ее комплиментами.

— Я слышала, вы редко бываете в Англии? — спросила Констанс, воспользовавшись маленькой передышкой перед началом танцев. — Где вы живете, если не секрет?

— У меня есть дома на юге Европы и в Штатах. Но там я бываю исключительно по делам. Отец еще при жизни вложил часть нашего состояния в недвижимость за границей. Он был очень прозорлив и никогда не шел на компромиссы.

— А вы?

Он не ответил, и Констанс пришлось повторить вопрос:

— А вы способны идти на компромисс или яблоко от яблони недалеко упало?

В течение нескольких секунд Чарлз продолжал молча изучать выражение ее лица, лаская взглядом чуть вздернутый подбородок и широко открытые глаза, а потом мягко поинтересовался:

— Откуда такая агрессия, Констанс? Кто причинил вам столько боли?

— Что? — От неожиданности Констанс даже попятилась. — Не понимаю, о чем вы…

— Это слово «компромисс» задело вас за живое. Разве не так? — Чарлз не сводил с нее пристального взгляда. Не дождавшись ответа, он добавил: — Кто вас обидел? Сей же час желаю знать его имя.

Констанс мысленно проклинала себя за минутную слабость. Набравшись сил, она заговорила, стараясь, чтобы робкий от природы голос звучал более уверенно:

— Если даже у меня и есть проблемы, на которые вы намекаете, это мое личное дело.

— И вы будете держать все в себе?

Ну это уж слишком! Мы видимся всего второй раз, а этот наглец хочет, чтобы я излила ему душу!

— Честно говоря, мне не понятно, почему я должна делиться с вами интимными подробностями своей жизни.

— Интимными! — ухмыльнулся Чарлз, и Констанс с ужасом поняла, что употребила не совсем подходящее слово. — А я и не подозревал, что столь безобидным вопросом можно вмешаться в вашу личную жизнь. Что ж, простите за попытку влезть в душу. А может, существуют еще какие-то запретные темы?

— Не беспокойтесь, других нет, — отрезала Констанс, злясь на себя и на него. В разговоре с этим мужчиной любая тема могла стать опасной.

— Ну вот и ладненько. — Голос Чарлза вновь звучал совершенно спокойно. Он взял Констанс за руку и подвел к высокому столику: — Давайте выпьем немного шампанского, пока танцы не начались. У вас явно не будет отбоя от кавалеров, а вот мне с моей больной ногой придется играть роль неподвижного наблюдателя.

Констанс только теперь заметила, как он слегка прихрамывает, и мысленно отругала себя, что ни разу не спросила о его здоровье.

— Простите ради Бога. Я забыла спросить как вы себя чувствуете.

— Ничего страшного. — Он снисходительно улыбался, глядя прямо в глаза зардевшейся от смущения молодой женщины. — Я хотел предстать перед вами эдаким крепким орешком, а не размазней, не способным оседлать коня.

— Что ж, бывает и такое, — торопливо возразила Констанс.

— Только не со мной, — строго уточнил Чарлз. — Однако, должен признаться, и в моей жизни случаются досадные промахи. А нога в порядке, заживает не по дням, а по часам.

— Как я за вас рада! — искренне воскликнула Констанс. — Честное слово.

— Да уж, — процедил сквозь зубы Чарлз, покосившись на свою спутницу. — Мне тоже хочется, чтобы это было так, но, похоже, вы сказали это исключительно из вежливости. — С этими словами он пропустил ее вперед, и Констанс оказалась в ослепительно красивой бальной зале.

При виде хозяина нарядный официант, сидевший на краешке обитого велюром дивана, тотчас вскочил. С лучезарной улыбкой он преподнес Чарлзу и Констанс серебряный поднос с запотевшими бокалами шампанского и медленно склонился в почтительном полупоклоне. Констанс не выдержала и прыснула со смеху, а Чарлз, величественно поблагодарил расторопного слугу и взял с подноса два высоких пенящихся фужера.

— Вы любите танцевать? — спросил Чарлз, усаживая Констанс в мягкое велюровое кресло с высокой спинкой.

— Когда-то любила.

Она невольно передернула плечами и отвела в сторону печальный взгляд. До знакомства с Робертом Констанс обожала танцы, шумные вечеринки в ночных клубах и все, что связано с бесшабашным юношеским весельем. Однако после свадьбы посещение увеселительных заведений стало для нее сродни прогулке по минному полю, когда даже самый безобидный взгляд в сторону представителя противоположного пола мог вызвать у чересчур ревнивого мужа бурю упреков во всех смертных грехах.

Тяжелые воспоминания грустной тенью набежали на лицо Констанс. Как жаль, что муж унес с собой в могилу и частичку ее характера — радостную открытость, простоту и доверчивость. Поселившись в Суррее и взяв контроль над собственной жизнью в свои руки, Констанс начала мало-помалу забывать Роберта. За две недели до переезда она взяла из приюта Банга, которого выбросила на улицу некая «добропорядочная» семья, и изо всех сил попыталась начать все заново, уединившись на окраине деревни и погрузившись с головой в работу.

Чарлз тем временем незаметно присел рядом и, не отрывая от Констанс настойчивых глаз, тихо спросил:

— Почему когда-то? Могу побиться об заклад, вы прирожденная танцовщица. Ваши движения полны изящества и грации, так почему бы не прислушаться к ритмам и не пустить в ход свои таланты?

Констанс подозрительно покосилась на Чарлза, но ничего не ответила. Одной из любимых стратегий Роберта было твердить жене, что она неуклюжа и глупа, таким образом, по прошествии какого-то времени Констанс стала верить в это. После свадьбы она заметила, что ей неловко выслушивать комплименты, поэтому, когда она заговорила с Чарлзом, ее слова прозвучали сухо и отрывисто:

— Благодарю, но, кажется, я далеко не грациозна.

— Зря вы так говорите! — горячо отозвался он. — Дело в том, что мы не можем видеть себя со стороны так, как видят нас другие. Вы, кажется, со мной не согласны? спросил он, заметив, как Констанс хмурит брови.

— Вероятно, вы правы. Но я никогда об этом не задумывалась.

Возможно, ты говоришь мне правду, милая Констанс. А может быть, и нет. Одно я знаю наверняка, думал Чарлз, потягивая пенистое шампанское, ты не из тех, кого можно раскусить в два счета.

В этот вечер Констанс почувствовала себя королевой бала. В зале было много красивых женщин, но Констанс притягивала мужчин своей непосредственностью, как магнитом. Ее приглашали, не давая передохнуть, однако, куда бы ни завел ее головокружительный танец, везде, даже в самом отдаленном уголке бальной залы, она чувствовала на себе обжигающий взгляд прозрачно-голубых глаз Чарлза. Правда, к бесконечной досаде Констанс, этот бесцеремонный наблюдатель ни на минуту не оставался без женского внимания. Посматривая украдкой на Чарлза, она заметила — почувствовав легкий укол ревности! — как та самая блондинка снова оказалась рядом с ним. Она уселась на место Констанс и, перегнувшись через подлокотник кресла, сочно поцеловала Чарлза прямо в губы. Теперь у Констанс не осталось никаких сомнений: ее коварный искуситель был самым настоящим плейбоем.

Но какое мне дело до его похождений? — спохватилась она. Он свободен как ветер и не обязан давать мне отчет о своих действиях.

Джеффри, партнер по танцу, работавший у Чарлза управляющим, стал тревожно вглядываться в напряженное лицо Констанс, и она вдруг поймала себя на том, что перестала улыбаться. Соберись! — приказала себе молодая женщина, и тотчас же на лице ее снова появилось выражение безмятежности и счастья.

— Констанс!

— Что такое? — Она вновь улыбнулась и посмотрела Джеффри прямо в глаза.

— Я спросил, не боитесь ли вы жить совсем одна? — терпеливо повторил Джеффри.

— Нет-нет, что вы! Ведь со мной Банга! — воскликнула Констанс. — Это моя…

— Как же, как же! Знаю! Чарлз уже поведал мне об этой собаке Баскервилей, — улыбнулся Джеффри.

— Это он так зовет Банга? — Только сейчас Джеффри заметил, что Констанс обиделась, но было уже поздно. — Банга сущий ягненок, — горячо заговорила Констанс, — он и мухи не обидит, если, конечно, эта муха не вредит мне. Вы бы видели, как он играет с детьми моего брата! Они его просто обожают. А у Чарлза нет никаких оснований называть Банга этим ужасным именем: когда он ночью постучался в мой дом, пес вел себя превосходно.

— Ладно, уговорили, — послышался глубокий волнующий голос, и Констанс поняла, что Чарлз слышал ее последние слова. — Джефф, старина, можно, я на пару минут украду у тебя даму?

Джеффри с улыбкой кивнул и отошел.

— На самом деле мне ваша собака очень даже нравится, — поспешил сказать Чарлз, увидев, как Констанс открывает рот для гневной отповеди. — Честное слово! А той ночью ваш пес вел себя просто образцово. Если бы мне довелось стать членом жюри на конкурсе благородных манер среди животных, то я бы присудил Банга первое место. Да он же эталон примерного поведения! И, знаете, я не покривлю душой, если скажу, что ваш Банга — просто принц среди собак! Да здравствует Банга!

Слушая его шутливую болтовню, Констанс старалась, очень старалась рассердиться, но, взглянув в смеющиеся голубые глаза Чарлза, лишь развела руками и усмехнулась.

— Знаете, я даже рад, что стал невольным свидетелем вашего разговора с Джеффри, — уже серьезно сказал Чарлз. — Мне тоже не по душе ваше одинокое житье-бытье. Лишняя осторожность никому не помешает. Так что готовьтесь: после Рождества я устанавливаю у вас в доме сигнализацию.

— Еще чего!

— Сигнал будет поступать в местный полицейский участок, — невозмутимо продолжил Чарлз. — Хотя, на мой взгляд, одного вида мигающей лампочки и воя сирены будет больше чем достаточно, чтобы отпугивать бродяг. Понимаете, им негде ночевать, поэтому они иногда забираются в какой-нибудь одиноко стоящий дом и могут обчистить или здорово напугать его хозяев. Что, хотите сказать: «У меня есть Банга»? Понимаю, вам кажется, будто от одного вида его клыков злоумышленники кинутся врассыпную, но я настоятельно советую…

— Мне сигнализация ни к чему! — резко оборвала его Констанс. — Я живу здесь с февраля, и пока все идет нормально. Более того, за прошедший год единственным нежданным гостем в моем доме были вы, — многозначительно добавила она.

— И тем не менее это ни о чем не говорит. Это дельце давно не выходит у меня из головы, — вдохновенно лгал Чарлз. — На реставрацию домика ушла уйма денег, так позвольте же мне защитить свою собственность. Вдруг его подожгут или что-нибудь еще? А знаете, как велики сейчас судебные издержки? Если государство пронюхает, что я не забочусь об арендуемом имуществе, я просто разорюсь! Нет, как ни крути, а перестраховаться лучше, чем платить за ремонт.

— Пожалуй, вы правы.

Склонив голову набок, Констанс пару секунд обдумывала его предложение. Все же ее домик был собственностью Чарлза, к тому же красиво и мастерски отреставрированной. Трехэтажный старинный особнячок мог по праву считаться памятником архитектуры, и беспокойство Чарлза было вполне объяснимым. На каждый день для устрашения бродяг и воров Констанс хватало и Банга, но кто будет охранять дом, если им придется ненадолго отлучиться? А ведь в апреле состоится ее выставка, и мать уже дала понять Констанс, что к этому сроку хотела бы видеть дочь в Лондоне.

— Я очень хорошо вас понимаю. Вы совершенно правы, — сказала Констанс после непродолжительного молчания. — Думаю, на вашем месте я поступила бы точно так же.

— Значит, решено, — подытожил Чарлз. Мысль о сигнализации пришла ему в голову всего пять минут назад, когда он любовался Констанс, изящно вальсирующей с очарованными ее красотой партнерами. — А теперь, Золушка, прошу к столу, — вкрадчиво проговорил Чарлз, распахивая перед ней высокие двери в банкетный зал. — Пора подкрепиться, потанцевать вы всегда успеете.

Но Констанс вовсе не тянуло танцевать, раз она могла побыть вместо этого с Чарлзом. Потрясающее открытие пришло так неожиданно, что Констанс даже споткнулась.

— Осторожно. — Он властно подхватил ее под локоть и, уверенно притянув к себе, пошутил: — Прошу запомнить: хромой сегодня я.

Констанс пыталась ответить беспечной улыбкой, но это было выше ее сил. Как он опасен! Как опасно то, что он говорит, думает, хочет!

Что же я делаю? — лихорадочно соображала Констанс. Зачем позволяю играть со мной? Ведь я же не из тех глупышек, которые, раз обжегшись, вновь и вновь допускают одни и те же ошибки?

До Роберта, во времена бесшабашной юности, без ума влюбленные женщины вызывали у Констанс недоумение. Уж я-то ни за что не позволю мужчине навязывать мне свою волю, наивно полагала она. Любой союз надо строить на основе взаимного уважения, а браку без равноправия, считала Констанс, грош цена.

Но жизнь диктовала свои суровые законы. Выйдя замуж за Роберта, Констанс поняла, что спорить с мужем бесполезно. От беспечной девушки с огромными амбициями остались лишь воспоминания.

Предложенные Чарлзом холодные и горячие закуски расточали изумительный аромат. Народу в банкетном зале собралось не слишком много, но отдельные представители местного населения буквально давились бутербродами у буфетной стойки. Посмотрев на толпу, жадно поглощающую дармовую закуску, Констанс убедилась в полном отсутствии аппетита и отрицательно мотала головой всякий раз, когда Чарлз преподносил ей очередной кулинарный шедевр. Люди торопливо расступались, давая им дорогу, словно Чарлз и впрямь был их повелителем, но Констанс в роли королевы чувствовала себя немного скованно.

А зачем ты вообще сюда пришла? — без устали повторял ей внутренний голос. Это же чистое безумие!

Как будто опровергая эти тревожные мысли, голос Чарлза — ласковый и вкрадчивый — постоянно звучал где-то рядом:

— Вы поели, как птичка клюнула. Не обижайте хозяина, возьмите вот этот кусочек, Констанс.

— Нет, спасибо. Мне сегодня что-то есть совсем не хочется, — поспешила отказаться она.

Ее пустой желудок так и выворачивало при виде угодливого лица Чарлза. Роберт поначалу тоже был вкрадчив и мил, мрачно вспомнила она.

— Жаль, что у вас нет аппетита.

Констанс вдруг вернулась из мира грез и обнаружила, что Чарлз пристально на нее смотрит, и, видимо, уже давно.

— Простите.

Она вымученно улыбнулась, моля Бога, чтобы Чарлзу не пришло в голову искать причину ее задумчивости. Но не тут-то было…

— Да что с вами происходит, Констанс?! Вы весь вечер сама не своя! — воскликнул он. Чарлз отвел ее в укромный уголок банкетного зала и, развернув лицом к себе, посмотрел ей прямо в глаза. — И не вздумайте лгать мне. Что стряслось? Отвечайте!

— Да успокойтесь, Чарлз, ничего страшного, — сказала Констанс ровным голосом.

— Тогда в чем дело? Почему вы постоянно увиливаете от моих вопросов? — упорствовал Чарлз.

Похоже, он решил учинить мне форменный допрос, подумала Констанс. Но по какому праву? Хотя, конечно, Чарлз Стэйн сам устанавливает для себя законы.

— Я просто вспомнила… — Констанс буквально заставила себя продолжить: после смерти Роберта она впервые заговорила об этом с посторонним человеком. — О моем муже, — шепотом закончила она.

— О ком?!! — не своим голосом вскрикнул Чарлз.

Она вздрогнула и посмотрела ему в глаза. Он явно не поверил ей или неправильно понял. На какое-то мгновение Констанс ужасно захотелось промолчать, дав ему возможность думать, что ее муж все еще жив, но преодолела соблазн, решив расставить точки над «i».

— О моем покойном муже, — еле слышно повторила Констанс.

— Так вы вдова? В ваши-то годы?

В другой ситуации она бы даже посмеялась над его растерянностью, но, поскольку написанное на лице Чарлза сострадание вовсе не располагало к такого рода реакции, Констанс лишь тихо сказала:

— Да, я вдова. Мой муж умер почти год назад. Наш брак длился тринадцать месяцев.

— Дайте-ка я сяду. — С этими словами Чарлз буквально рухнул в ближайшее кресло, жестом показав Констанс, чтобы она села рядом. — А что с ним произошло? Какой-нибудь несчастный случай? Ведь он, наверное, был совсем молодым…

— Ему было двадцать семь. — Она помолчала, устремив остекленевший взор на причудливый узор персидского ковра у себя под ногами. — Вы угадали, Роберт погиб именно в результате несчастного случая. Мы… шли по улице, и вдруг откуда ни возьмись машина… Сидевший за рулем пятнадцатилетний паренек не справился с управлением, автомобиль занесло на тротуар, и нас раздавило бы в лепешку, если бы Роберт не толкнул меня. Когда до столкновения оставались считанные секунды и надо было что-то решать, он не задумываясь спас мою жизнь, но на себя ему времени уже не хватило. — Голос Констанс был печален, как и поведанная ею история. — Он умер мгновенно.

— Я просто не нахожу слов, Констанс.

Она ощутила на своей щеке нежное прикосновение его пальцев, но так и не подняла глаз. Рука Чарлза безвольно опустилась.

— Я и понятия не имел… Ведь вы представлялись всем как мисс Уайтселл.

— После похорон я решила снова взять девичью фамилию, — смущенно объяснила Констанс. Выслушивая соболезнования Чарлза, она чувствовала себя ужасно неловко, но отступать было уже поздно. — Вот почему я не хожу на свидания, — твердо прибавила она. — Предпочитаю оставаться наедине с собой и с Банга.

Повисло неловкое молчание, но Чарлз поспешил его прервать:

— Вы, очевидно, очень любили своего мужа. Простите меня, Констанс! Простите, что завел весь этот разговор, ведь вам все еще тяжело.

— Нет-нет. Все в порядке.

Его заботливый голос ласкал жаркими волнами ее воспаленное сознание, обжигая смертельно-бледные щеки молодой женщины своим чувственным тембром. Чтобы скрыть предательскую краску смущения, Констанс наклонила голову еще ниже.

— Да нет же! Далеко не в порядке! — взволнованно возразил Чарлз. — Я редко ошибаюсь в людях, но в вас я ошибся. Примите мои извинения. Я так виноват!

Только этого не хватало! — подумала Констанс. Из сказанного мною он сделал вывод, что мне до сих пор дорога память о покойном муже. Но ведь я давно не люблю Роберта!

Неожиданно ей стало не по себе от мысли, что придется оставить все, как есть, хотя минутой раньше Констанс больше всего на свете хотелось, чтобы Чарлз узнал о ее любви к Роберту.

Когда смущение прошло, Констанс вскинула голову. Теперь она предстала перед испытующим взглядом Чарлза смертельно бледной, убитой горем женщиной, которая глубоко переживает потерю любимого человека. Чарлз был само сочувствие, но даже горестная мина не смогла испортить дьявольской привлекательности его лица.

Итак, вечер безнадежно пропал. Констанс танцевала, когда ее приглашали, машинально улыбалась, приправляя светскую болтовню беззаботным смехом, но не могла избавиться от неприятного осадка после откровенного разговора с Чарлзом.

Теперь он наверняка оставит меня в покое, что мне только на руку. Но вопрос в том, хочу ли я этого? — спрашивала себя Констанс, бросая на Чарлза робкие взгляды.

Перед объявлением следующего танца Констанс удалось перекинуться парой слов с Чарлзом. Однако после этого у нее сложилось впечатление, что ей присвоили статус пожизненно скорбящей вдовы, и настроение у молодой женщины испортилось окончательно.

Когда прием подошел к концу и гости начали потихоньку расходиться, Чарлз подошел к Констанс.

— Где вы собираетесь провести Рождество? Полагаю, в Лондоне? Ведь вашим родителям наверняка не терпится увидеть свою дочь.

— Я, конечно, об этом думала, но…

Констанс запнулась, раздумывая, как объяснить Чарлзу, что фешенебельная лондонская квартира матери, устланная дорогими коврами и меблированная по последней моде, не совсем подходящее жилье для Банга. Однако он, прежде чем Констанс смогла продолжать, закончил фразу за нее:

— Но это воскресит неприятные воспоминания. Понимаю.

Нет, не понимаешь! — хотелось закричать Констанс. Зачем я тебе все рассказала? И кто меня только за язык тянул! — сокрушенно подумала она и поспешила внести ясность:

— Да нет, дело не в этом. Не могу же я оставить Банга здесь одного. А брать его с собой просто немыслимо: мама терпеть не может домашних животных.

— Ах вот оно что… — протянул Чарлз, и Констанс показалось, что он не поверил ни единому слову. — Тогда окажите мне честь присутствовать на праздничном обеде в Стэйн-холле.

— Благодарю, но дома мне будет очень хорошо, — сказала Констанс, проглотив готовое сорваться с языка: «Ваша жалость мне ни к чему». — Я пообещала Банга долгую прогулку вдоль речки и индейку на ужин.

— Звучит заманчиво. — К Чарлзу опять вернулось хорошее настроение, и он с усмешкой добавил: — Я бы с удовольствием нарушил ваш с Банга тет-а-тет, если вы, конечно, не возражаете… — А потом он нагнулся к самому уху Констанс и заговорщицки прошептал: — Ненавижу Рождество в Стэйн-холле. Однако положение обязывает — я должен соблюдать эти глупые традиции.

— Но это вовсе не означает, что вам обязательно надо их продолжать? — тоже шепотом спросила Констанс, вдыхая полной грудью головокружительный аромат его бесспорно дорогого одеколона.

— Думаю, не обязательно, — согласился Чарлз. — Честно говоря, я никогда не пытался что-либо изменить. Ведь у меня просто-напросто не было выбора. Вечера, званые обеды, коктейли… Каждый год одно и то же. Все торжества, все праздники похожи как две капли воды. И нынешнее Рождество не будет исключением.

— Когда я была маленькой — очень маленькой, лет десяти, — на Рождество родители увезли нас с Саймоном в Шотландию, и мы провели целую неделю в лесной глуши, поселившись в самой настоящей избушке, — медленно заговорила Констанс. Она не понимала, почему вдруг ей в голову пришло это далекое воспоминание детства, но уже как наяву ощущала знакомую свежесть морозного утра и бодрящий запах хвои, исходивший от исполинских сосен, которые окружали их скромное жилище. — Мы с Саймоном проводили на улице все дни напролет, лепили снеговиков, кидались снежками, и отец наслаждался каждой минутой нашего детского счастья. В отличие от мамы… — Констанс скорчила недовольную гримасу. — Она у меня исключительно городской человек.

— А где живет теперь ваш отец? — осторожно поинтересовался Чарлз. Шестое чувство ему подсказало, что Констанс не так-то просто будет снова вызвать на откровенность, если она вдруг опять замкнется в себе.

— Он умер, — последовал печальный ответ. — Мой отец — замечательный человек, но он был полной противоположностью маме. Отец обожал природу, а мама — нет. Он ее чуть ли не на коленях уговаривал выйти на прогулку, да и то при условии, что на небе ни облачка. Несмотря на это они безумно любили друг друга. Странно, не правда ли?

— Значит, у вас было счастливое детство?

Голос Чарлза был все так же тих и спокоен, но появившиеся в нем напряженные нотки показались Констанс несколько странными.

— Да, очень счастливое. А у вас? — импульсивно спросила она, не дав себе труда вспомнить о такте.

— Нет, — отрезал он.

Констанс уставилась на него непонимающим взглядом, но Чарлз словно натянул непроницаемую маску, преобразившую его лицо почти до неузнаваемости.

— Принести вам что-нибудь выпить? — сухо поинтересовался он.

Предложение прозвучало как плохо завуалированная просьба прекратить разговор. Констанс потребовалось секунд десять, чтобы окончательно прийти в себя, после чего она оторопело пробормотала:

— Да. Апельсиновый сок, пожалуйста.

Провожая глазами уходящего Чарлза, она вдруг почувствовала, как на нее накатывает злость.

Как же так? Он выведал обо мне практически все, бывал временами до неприличия настойчив в расспросах, а я, задав один-единственный вопрос, получила холодное односложное «нет»! Ну зачем, зачем я выворачивалась перед ним наизнанку? — терзала себя Констанс, сжимая в бессилии кулаки. — Он бесцеремонно нарушил правила игры, а я — идиотка — стояла и молча хлопала глазами!

Кто-то легонько потянул ее сзади за рукав. Обернувшись, Констанс увидела миссис Кларк.

— А, вот ты где, дочка! — заговорила она, ласково глядя на свою подопечную. — Мы собираемся домой, но, если ты еще не готова, можем задержаться.

— Нет-нет! Я более чем готова, — поспешно заверила Констанс.

— Тогда пойдем одеваться, — сказала миссис Кларк. — Попрощаемся с мистером Чарлзом у выхода.

Такой вариант подходил Констанс как нельзя лучше. Молодая женщина решительно выпятила подбородок и, расправив плечи, гордо проплыла в гардеробную вслед за тучной маленькой миссис Кларк. Сухого формального «до свидания» в присутствии четы Кларк будет более чем достаточно для завершения этого ужасного вечера. После того, что они друг о друге узнали, Чарлз, наверное, сделает все возможное, чтобы их дороги больше не пересеклись.

Констанс как раз пробиралась по шумному холлу к выходу, когда за ее спиной раздался низкий голос Чарлза:

— Вы передумали насчет сока? Уже уходите?

— Да. — Констанс стремительно обернулась и, деланно улыбнувшись, добавила: — Миссис Кларк собралась домой, мы как раз искали вас, чтобы попрощаться. — Затем, не давая ему опомниться, громко позвала: — Миссис Кларк! Мистер Стэйн здесь.

Кларки разом обернулись и деловито засеменили в их сторону. Выполнение ритуала прощания миссис Кларк взяла на себя, за что Констанс была бесконечно благодарна. Ей не терпелось поскорее очутиться в спокойной тишине дома, где она могла бы подумать.

— Ну, дорогая, нам пора.

Этой короткой фразой мистер Кларк взял на себя смелость прервать фонтанирующую благодарностями супругу. Завладев пухлым запястьем жены, он буквально оттащил ее от хозяина вечера, и после скомканного: «Прощайте, Чарлз, все было просто замечательно!» — Констанс без оглядки последовала за ними.

 

5

Как назло у развалюхи Кларков подсел аккумулятор.

Чужие машины беспрерывным потоком плыли мимо, а Констанс, съежившись от холода на заднем сиденье машины, рассеянно слушала перебранку своих благодетелей. Миссис Кларк исступленно набрасывалась на мужа, доказывая очевидную необходимость регулярных техосмотров, но тот благоразумно помалкивал, неистово топча ногой педаль сцепления. Констанс не могла видеть выражения его лица, но даже с ее наблюдательного пункта было заметно: чем больше гневных слов выплевывает накрашенный ротик супруги, тем краснее становится шея мистера Кларка.

Констанс оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на красивый дом Стэйнов. Как назло именно в этот момент в дверях появились Чарлз и блондинка, которая снова висла у него на руке.

Угораздило же меня оглянуться! Констанс повернула голову так резко, что захрустели шейные позвонки.

Кем бы ни была эта дама, она явно не стесняется своих чувств, желчно решила Констанс. Мне, конечно, нет до нее никакого дела, но нельзя же весь вечер выставлять себя на посмешище!

В какой-то момент вечеринки Констанс и блондинка оказались совсем рядом, и светловолосая женщина показалась Констанс настоящей красавицей. Она тщательно подготовилась к балу: явно не поскупилась на парикмахера, который переплел ее платиновые волосы нитями черного жемчуга и собрал на макушке в огромный блестящий пучок. Идеально гладкая кожа, слегка позолоченная средиземноморским загаром, отлично оттеняла белокурые волосы, а серо-зеленые глаза казались бездонными озерами на миловидном лице.

Когда Констанс уже подумала, что мистер Кларк вот-вот взорвется и убьет собственную жену, раздался легкий стук в окно и хрипловатый бас бодро осведомился:

— Что-то сломалось, мистер Кларк?

Констанс увидела Чарлза Стэйна, которого блондинка, видимо, решила не отпускать от себя ни на шаг.

Ну, вот, сейчас начнется цирк! — проворчала про себя Констанс, когда вместе с двумя другими горе-путешественниками выбиралась из машины. Царственным жестом распахнув дверцу, она хотела выразить Стэйну свое безграничное презрение, грациозно выплыть из обшарпанного автомобильчика с гордо поднятой головой, но торжественный выход не удался.

Еще больше усугубила положение не умолкающая миссис Кларк, в голове которой поминутно рождались новаторские идеи, коими она спешила поделиться с окружающими. В конце концов ангельское терпение мистера Кларка лопнуло, и он, совершенно не стесняясь в выражениях, громко объявил, что думает о своей жене и обо всех ее идеях.

Констанс стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю или стать маленькой незаметной букашкой. Впрочем, блондинка, которая с улыбкой наблюдала за семейной перебранкой Кларков, держала себя с таким достоинством, словно пассажиры заглохшего авто и впрямь были для нее какими-то букашками. Продолжая виснуть на Чарлзе, она вдруг снисходительно промурлыкала:

— Чарлз, хочешь, я подвезу их?

— Не надо, Шарлотта.

Шарлотта? — подумала Констанс, все больше раздражаясь. Что ж, почему бы нет? Вполне приличное имя.

— Мистер и миссис Кларк живут в деревне, а мисс Уайтселл снимает дом на окраине. Боюсь, твой «мерседес» не приспособлен для здешних дорог. Лучше я сам подброшу их на джипе, — невозмутимо продолжал Чарлз. Но спасибо за предложение.

Констанс казалось, что эти двое говорят о них, как о неживых предметах. Как будто мы люди второго сорта! — изводила себя молодая женщина, сверля блондинку уничижительным взглядом.

— Это вовсе не обязательно, — решительно заявила Констанс. — Разрешите от вас позвонить? Я хочу вызвать такси.

— Даже не мечтайте! — неожиданно рявкнул Чарлз. — Мой джип в двух шагах.

Кивком головы он указал на огромного блестящего монстра, рядом с которым расположился спортивный автомобиль ярко-красного цвета. Две машины стояли чуть поодаль от автомобилей, на которых прибыли гости, и это обстоятельство навело Констанс на мысль, что обе принадлежат Чарлзу.

— Так что никаких проблем, — подытожил он.

— Нет-нет! — снова запротестовала Констанс. — Ваша машина не прогрета, Она с самого утра на улице, да и водитель из вас никудышный… Э-э-э… Я хочу сказать, как можно садиться за руль после такой серьезной травмы?

С ее стороны было крайне необдуманно говорить такое в присутствии посторонних. Суровое лицо Чарлза мгновенно вытянулось, глаза превратились в холодные голубые стеклышки, а губы скривились в недоброй усмешке.

— Я не инвалид, — ледяным тоном отчеканил он. — Да будет вам известно, я сел за руль еще неделю назад. Так что не бойтесь, Констанс, с вами ничего не случится.

Последней фразой он явно намекнул не на свои водительские способности, и Констанс густо покраснела. Она с вызовом посмотрела на Чарлза, он ответил не менее дерзким взглядом.

— Хорошо, — наконец сдалась Констанс. — Если вы уверены на все сто, я поеду. Лишь бы это не причиняло вам неудобств.

— Какие неудобства? Напротив, одно удовольствие! — воскликнул Чарлз.

— Ну, раз вы поладили, не буду тебя задерживать, Чарлз, — пропела сладкоголосая Шарлотта и похлопала длиннющими ресницами, снисходительно оглядывая с головы до ног дрожащую от холода Констанс. — И не забудь, пожалуйста, папа приглашает тебя завтра на коктейль. Приезжай пораньше, пока гости не собрались.

— Помню-помню, но не уверен, что успею. Шарлотта, ты же знаешь, перед Рождеством в Стэйн-холле дым стоит коромыслом.

Чарлз явно уклонялся от приглашения, а блондинка была слишком хорошо воспитана и обладала завидной выдержкой, чтобы настаивать на своем. Она лишь на мгновение поджала пухлые губы, но потом рассмеялась и нежно погладила своей изящной ручкой с ярко-красным маникюром плечо Чарлза.

— Не беспокойся, милый! Я всегда готова прийти тебе на выручку. Можешь на меня положиться!

Он может, это точно, мрачно думала Констанс, наблюдая, как Шарлотта прильнула к Чарлзу, чтобы поцеловать его в щеку. Эта женщина смотрела на него с немым восхищением, и Констанс стало интересно, как чувствует себя Чарлз, зная, что блондинка от него без ума. Однако непроницаемое лицо Чарлза оставалось бесстрастным, таким же был и его голос, когда он обратился к мистеру Кларку:

— Не могли бы вы чуточку подождать? Я только провожу леди Берклифф до машины.

Значит, она еще и леди, отметила про себя Констанс. Что ж, недурно.

Чарлз вернулся буквально через минуту. Заметно хромая, он провел своих неудачливых гостей через весь двор к джипу. Констанс было все еще неловко, и она тихо спросила:

— Чарлз, а вы уверены, что можете вести машину?

— Уверен, — буркнул он. Посмотрев в ее тронутое заботой лицо, Чарлз смягчился и добавил уже совсем другим тоном: — Вам действительно не о чем волноваться. Ногу, конечно, ломит, но боль начинается каждый вечер после долгого дня, так что я уже свыкся с ней. А мой джип сам повезет нас, вот увидите.

Трое неудачливых автомобилистов, предводительствуемые хромоногим водителем, добрались до машины. Чарлз любезно помог забраться в салон мистеру и миссис Кларк, а переднюю дверцу распахнул для Констанс. Ни слова не говоря, молодая женщина села в джип.

В течение поездки Констанс не пришлось ломать голову над тем, что бы такое сказать: миссис Кларк никому и слова вставить не давала. Но как только чета Кларк покинула машину, в салоне воцарилось тягостное молчание.

За окном звенела морозная ночь, луна пряталась где-то высоко в небесах, и лишь мощные фары летящего вдоль речки джипа освещали уносящуюся под колеса снежную дорогу.

Когда от мертвой тишины у Констанс зазвенело в ушах, она набрала в легкие побольше воздуха и решительно произнесла:

— Ваш прием был очень мил, Чарлз. Насколько я поняла, вы устраиваете рождественские балы каждый год?

— Да.

Односложный ответ ясно давал понять всю бессмысленность продолжения разговора. Машина тем временем свернула с шоссе и мягко зашуршала шинами по проселочной дороге, направляясь прямо к домику, где жила Констанс. Чарлз, вцепившись в руль, упорно молчал, Констанс смотрела в окно, а напряженная атмосфера в салоне джипа с каждой минутой грозила накалиться до предела.

Покидая дом, Констанс оставила на верхних этажах свет, чтоб на обратном пути освещать себе дорогу. Завидев огни своеобразного маяка, Чарлз крутанул руль джипа прямо на них, а Констанс стала готовить в уме краткую прощальную речь. Только она взялась за ручку дверцы, Чарлз вдруг виновато произнес:

— Простите меня, Констанс… Черт, сегодня я только и делаю, что извиняюсь перед вами! Но мне и впрямь очень неудобно…

— За что? — Она слегка повернулась, чтобы взглянуть ему в глаза, но Чарлз смотрел прямо перед собой. В полутьме салона смутно вырисовывался его профиль. — Я вас не понимаю.

— Вы сегодня так со мной разоткровенничались, и я очень рад, что между нами стало меньше тайн.

О нет! Зачем бередить старые раны? — в ужасе думала Констанс, пряча в темноте свое пылающее лицо.

— Но когда вы спросили о моем детстве… Не обижайтесь, но это запретная тема, — тихо добавил Чарлз.

— Что ж, понимаю. — Она не знала, что еще сказать.

— У меня остались неприятные воспоминания о тех временах, — он слегка поморщился, — поэтому-то я и свел к минимуму свое пребывание в Стэйн-холле. Честно говоря, я должен был вернуться только к Рождеству, но проект, над которым я работал в Америке, завершился намного раньше. Вот почему мы с вами познакомились уже в ноябре.

— Понятно, — кивнула Констанс, доставая из сумочки связку ключей. — Я, пожалуй, пойду. Банга, наверное, здорово проголодался.

— Если б вы знали, какая вы прелесть! — оживился вдруг Чарлз. Его голос звучал нежно, а голубые глаза таинственно поблескивали в полутьме салона.

Констанс понимала, что это надо прекратить. Она прекрасно знала, чего он добивался, и сама мысль об этом заставила ее сердце забиться с утроенной силой. Этого делать нельзя! — твердила она себе. Особенно с Чарлзом Стэйном. Особенно с ним.

Но пока Констанс размышляла, как разрядить напряженную обстановку, Чарлз наклонился к ней и тихо произнес ее имя.

Когда его губы слегка коснулись полураскрытых губ Констанс, ей показалось, что по телу пробежал электрический разряд. Она вздрогнула и подалась вперед, упиваясь пьянящим ароматом дорогого одеколона, к которому примешивался возбуждающий запах мужчины.

Чарлз знал толк в поцелуях. Его поцелуй не был чересчур влажен или неуклюж. Чарлз никуда не спешил. Он лишь медленно дарил Констанс наслаждение, нежно погружаясь в бархатистые глубины ее рта, не ускоряя темпа до тех пор, пока волна желания не захлестнула Констанс с головой.

Но и тогда он не стал ее торопить. Даже когда Чарлз притянул Констанс ближе и его рука нежно заскользила по ее спине, их сладострастный поцелуй наполнял ее наэлектризованное тело блаженством не меньше, чем его.

Роберт тоже знал толк в поцелуях и поначалу был столь же нежен и нетороплив…

Эта страшная мысль, пришедшая неизвестно откуда, острым шипом кольнула Констанс в самое сердце. Она резко выпрямилась на сиденье и, грубо оттолкнув Чарлза, услышала его недовольное:

— В чем дело?

— Простите, Чарлз, я не хочу… — Констанс распахнула дверцу и выпрыгнула в темноту морозной ночи.

— Констанс! Ради всего святого, выслушайте меня! — Он выскочил из джипа и, прихрамывая, бросился за ней. Догнав Констанс, Чарлз преградил ей путь. — Я не хотел вас обидеть! У меня и в мыслях не было причинять вам боль или заставлять делать что-то против воли. Это был всего лишь прощальный поцелуй.

— А разве вы не понимаете, что мне не нужны ваши прощальные поцелуи? — почти бесшумно выдохнула Констанс. — Я просто хочу остаться одна, вот и все! И сюда я приехала, чтобы меня наконец оставили в покое!

— Хорошо, хорошо. — Чарлз отступил назад с поднятыми вверх руками. — Я вас понимаю.

— Надеюсь, — холодно изрекла Констанс, недоверчиво оглядывая его с ног до головы.

— Можете мне верить. — Теперь его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций — оно казалось безжизненной маской.

— Не подумайте, что мне не нравится отшельничество, — объяснила Констанс, отступая к дверям своего домика. — Я работаю, да и Банга не дает мне скучать, так что все просто замечательно. И спасибо за приятный вечер, — добавила она, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. — Всего доброго.

Ответил он или нет — этого Констанс так и не узнала. Торопливо закрыв за собой массивную дверь, она прижалась к ней лбом. Холодное железо слегка остудило горячечное возбуждение, охватившее ее после разговора с Чарлзом.

Банга радостно терся о ноги хозяйки, но она не шевелилась, пока не услышала за дверью рокот заводящегося мотора. Еще мгновение — и он затих где-то вдали. Должно быть, Чарлз теперь считает меня сумасшедшей, размышляла Констанс, задумчиво глядя в глаза ластящемуся к ней Банга. Вряд ли нормальной женщине придет в голову реагировать на безобидный прощальный поцелуй, как отреагировала я.

— Ох, Банга… — простонала Констанс, обняв себя руками за плечи. — Зачем же я так сглупила? Я не должна была позволять ему целовать меня! Но раз уж так вышло, надо было по крайней мере достойно выйти из положения. Все-таки я уже была замужем… Бог ты мой, ведь он и об этом знает, а я вела себя как монашка, охраняющая свое целомудрие!

Банга глубоко вздохнул, словно давал понять, что понимает хозяйку, но ничем не может помочь.

— Ну что ж, хватит об этом! — встряхнулась Констанс, глядя в преданные глаза любимой собаки. — Пусть он думает, что у меня не все дома. Это даже к лучшему. Теперь, по крайней мере, он и на пушечный выстрел ко мне не подойдет. Знаешь, Банга, я мужчин просто ненавижу… — задумчиво произнесла она. — Да, да, да! Ненавижу! — повторила Констанс уже более уверенно.

После чего твердой поступью прошла в кухню и угостила Банга на ночь косточкой.

 

6

Новый год начался с оттепели, и до самой весны уже не было морозов.

Март стремительно ворвался в деревню, украсив солнечные деньки ароматным цветением примулы и трогательными островками белых подснежников.

В апреле ожила река. По утрам на берег слетались стаи птиц, привлеченные деловито копошащимися в траве насекомыми и мелкими рыбешками, снующими под водой. По мнению Констанс, все это представляло собой прекрасную тему для ее пейзажей.

Ее мастерская располагалась в боковой пристройке. Давным-давно это помещение служило прежнему владельцу конюшней. Но Чарлз, прибрав к рукам бесхозную собственность предков, быстро и со вкусом ее отреставрировал и превратил домик в один из красивейших памятников средневековой архитектуры. Пристройка, которая была весьма просторной, чуть вытянутой комнатой, имела собственную уборную и, по желанию владельца, могла служить одновременно и рабочим кабинетом, и спальней, и даже маленькой гостиной.

Широкие окна от потолка до пола открывали чудесный вид на округу, и Констанс казалось, что лучшего места для работы не найти. Когда она впервые поняла это, упомянув о своем желании превратить бывшую конюшню в гончарные мастерские, то получила от агента Чарлза согласие, разумеется при условии, что по окончании трехгодичной аренды она вернет комнате ее первоначальный вид.

Итак, расстеленный на полу персидский ковер пришлось оперативно скатать и, погрузив на хозяйскую машину, увезти восвояси. Вслед за ним отправилась не нужная Констанс мебель, на место которой молодая женщина поставила печь для обжига и сушки, электрический гончарный круг и глиномешалку. Когда в бывшую конюшню завезли остальные принадлежности, необходимые в гончарном деле, помещение превратилось в самую настоящую мастерскую.

Боже, как мне повезло! — думала Констанс, глядя в окно теплым апрельским утром. Прямо перед ней простирались бескрайние заливные луга, жующие траву кудрявые овечки белыми точками рассыпались по зеленому сукну весенних полей, а высоко в небе, зорко высматривая добычу, парил хищный канюк, то ныряя вниз, то стремительно взмывая в безоблачное голубое пространство.

Вдоль тропинок, по которым любила гулять Констанс, росло множество цветов, и зачастую, бродя с мольбертом в руках по окрестным полям, она ловила себя на мысли, что выглядит словно дама эпохи короля Эдуарда IV.

Да, ей действительно повезло, и она упивалась внезапно обрушившимся на нее счастьем. В подтверждение своих мыслей Констанс слегка кивнула. Ее, к примеру, нисколько не волновало отсутствие Чарлза Стэйна, который не показывался в деревне чуть ли не с самого Рождества. Ни капельки. Абсолютно не волнует.

Констанс обернулась и с тоской посмотрела в сторону дверей, где ее дожидался туго набитый чемодан и сиротливо притулившаяся к нему сумка с инструментом. Все глиняные вазочки и картины отправились в Лондон еще неделю назад. Теперь для открытия выставки требовалось лишь присутствие автора.

К великой досаде миссис Уайтселл, Констанс наотрез отказалась жить в ее доме, услышав, что мать предлагает на четыре дня сбагрить Банга в собачий питомник. Вместо этого Констанс с радостью ухватилась за предложение брата остановиться у него. Саймон мог предоставить сестре лишь тесную маленькую комнатушку, но зато его приглашение распространялось и на Банга.

— Пошли, радость моя, нам пора, — сказала она собаке.

Банга, наблюдая, как хозяйка укладывает чемоданы, и так уже весь день крутился возле нее, словно намекая, что без него ей не уехать.

Поездка в Лондон прошла без приключений. Заскочив на минутку в галерею, Констанс перекинулась парой слов с матерью и направилась прямиком к Саймону. Его маленькие дети — дочка и сын — с радостью бросились приветствовать Банга, после чего все с аппетитом уплетали печеную картошку и долго беседовали о семейных делах.

На следующее утро Констанс уже не чувствовала себя столь непринужденно. При одной только мысли о надвигающейся презентации нервные окончания, натянутые как гитарная струна, начинали распространять по всему телу зуд. После завтрака по настоянию брата ей пришлось ехать на выставку в его машине.

— Ты же не можешь подъехать к галерее на этой развалюхе, — аргументировал Саймон свою просьбу, метнув полный презрения взгляд в сторону ее крохотного, местами помятого «остина». — А вдруг кто-то увидит?

И хотя Констанс было абсолютно все равно, увидит ее кто-то или нет, из боязни обидеть брата она послушно опустилась на мягкое сиденье его великолепного «ягуара».

— Как ты красива сегодня! — вырвалось у Саймона, когда «ягуар» занял специально отведенное место на частной парковке возле здания галереи. — Уверен, ты сразишь всех наповал.

— Сразить должны мои картины, а не я, — скромно возразила Констанс.

На самом деле это подчеркнутое безразличие к собственной внешности было показным. Констанс умолчала, что ей потребовалось на сборы целых два часа, в ходе которых она несколько раз примерила два привезенных с собой костюма и, недовольная результатом, раздраженно отшвырнула их на диван. В конце концов, когда терпение ожидавшего в машине Саймона лопнуло и он стал неистово жать на автомобильный гудок, Констанс остановила свой придирчивый взгляд на длинном желтовато-зеленом платье, поверх которого надела такого же цвета пиджак. Остроносые туфли на шпильке и золотые сережки в виде тонких витых колец завершили тщательно продуманный имидж молодой самоуверенной бизнес-леди, который должен был вдохновить на дорогие покупки особо состоятельных клиентов салона.

На фуршет по случаю вернисажа пускали только по приглашениям. Примерно к одиннадцати часам утра выставочный зал наполнился приглушенным жужжанием голосов — пришли первые посетители. Ближе к ланчу, когда закуски и выпивка стали медленно, но верно таять, Саймон, с таинственным видом фланирующий среди гостей, подкрался сзади к сестре и шепнул, что все идет на удивление гладко и что такого успеха он не ожидал.

Констанс была на седьмом небе от счастья. Гордость за проделанную работу переполняла ее, в глазах стояли слезы радости, а богатое воображение уже рисовало заманчивые перспективы, как вдруг низкий, хорошо знакомый голос хрипловато произнес:

— Если так пойдет и дальше, наша милая отшельница, должно быть, откажется от тихой провинциальной жизни?

— Чарлз?! — Констанс резко обернулась и почувствовала, как ёкнуло от радости сердце.

— День добрый. — Чарлз шутливо раскланялся.

— Но что вы здесь делаете? — спросила Констанс, справившись с волнением. Ее невозмутимый взгляд выражал полнейшее спокойствие, разве что голос предательски подрагивал. — В смысле… разве я вас… То есть я хотела сказать, вы получили приглашение?

— А что, по-вашему, я похож на тех, кто приходит просто так?

В действительности он, конечно, был похож, и ее лицо скорее всего выражало полное согласие с его словами, потому что Чарлз вдруг громогласно рассмеялся и, покачав черноволосой головой, тихо произнес:

— Ну, Констанс, вы меня просто убиваете. Разумеется, мисс Подозрительность, я получил приглашение. Вот оно. — И Чарлз, словно фокусник, извлек из ниоткуда позолоченную карточку и показал ее Констанс.

— Но я его не посылала, — оторопела она. — Кто бы мог подумать, что вы заядлый искусствовед!

— Вы совершенно правы, — подхватил Чарлз. — Меня интересуют не картины, а их автор. Чувствуете разницу?

О да, она чувствовала. И еще как! Констанс озадачил не только намек, прикрытый его последней фразой, но и собственная беспомощность, из-за которой она не могла просто взять да и прекратить этот щекотливый разговор. Вместо этого она стояла перед своим мучителем и злилась на себя, чувствуя, как предательская краска стыда покрывает ее бледные щеки. И вообще, как у него язык-то повернулся такое сказать? — мысленно возмущалась Констанс. Говорит о каком-то интересе, а сам с Нового года ко мне и глаз не кажет!

Вероятно, Чарлз разгадал ее мысли, потому что в следующее мгновение она получила реальный ответ на свой вопрос:

— После рождественских праздников мне пришлось срочно улететь в Штаты. Дело, о котором я вам говорил и которое, как мне казалось, вполне закончено, вдруг приняло неожиданный оборот. Так что пришлось ехать и расхлебывать последствия своих поспешных действий.

— Ну и как — расхлебали? — спросила Констанс и удивилась своей резкости. — Значит, все эти три с половиной месяца вы прохлаждались в Америке?

О Боже, что я несу?!! — ужаснулась она. Он ведь может подумать…

Синие глаза превратились в щелочки и остановились на ее разгоряченном лице.

— А вы что, дни считали?

— Вот еще! — выпалила Констанс. — Просто не люблю, когда мне врут. Теперь ответьте: как вы пронюхали об открытии выставки?

— Джеффри сказал. А разве это тайна за семью печатями?

— Ну конечно же нет! — смутилась Констанс.

Джеффри и впрямь частенько захаживал к ней в гости: сначала чтобы установить сигнализацию, потом просто так — на чашку чаю. По правде говоря, он был единственным мужчиной, которому она позволяла себя навещать: ведь Джеффри — примерный семьянин и отец троих детей — ни разу не пытался за ней приударить.

Они общались легко и непринужденно. В разговорах с Джеффри Констанс старательно обходила темы, связанные с Чарлзом, но про выставку, видимо, проговорилась.

— Я всего лишь сказал Джеффри, что в этом месяце дел у меня будет по горло, и он любезно согласился достать это приглашение, — объяснил Чарлз, напуская на себя невинный вид. — Так что никакой дьявольщины, как видите. Все очень просто.

Но Констанс все представлялось сложным и запутанным, когда дело касалось этого мужчины. Однажды ей даже показалось, что дружеские визиты Джеффри продиктованы отнюдь не любезностью. А что, если это Чарлз приказывает своему управляющему присматривать за ней? Однако время шло своим чередом, а Чарлз не изъявлял ни малейшего желания продолжать навязчивые ухаживания. Это обстоятельство развеяло сомнения насчет тайной миссии Джеффри, и Констанс сочла свою подозрительность прогрессирующей паранойей. Но тогда почему Чарлз здесь? Она робко посмотрела в его прозрачно-голубые глаза и решила, что подумает об этом позже.

Он сейчас здесь, и от этого не отмахнешься. Оставалось терпеливо ждать его ухода.

Но Чарлз не ушел. Ситуация обострилась, когда после ланча к ним присоединилась миссис Уайтселл. Поскольку Саймон уже успел сообщить матери, что мистер Стэйн не кто иной, как богатейший землевладелец, в миссис Уайтселл тотчас же проснулся мирно дремавший доселе дух предпринимательства.

Констанс заметила многозначительный взгляд своей мамочки в сторону потенциального клиента и укоризненно покачала головой. Ее беспокоило, что мать, будучи прирожденным коммерсантом, могла уговорить кого угодно и на что угодно. О деловой хватке миссис Уайтселл в Лондоне слагали легенды: она принадлежала к тому разряду людей, которые умели продавать холодильники эскимосам и шубы жителям Центральной Африки. Более всего Констанс смущало то, что мать может уговорить Чарлза потратить тысячи на не нужные ему картины.

К четырем часам галерею пора было закрывать, но уже с половины третьего Сандра не отходила от Чарлза ни на шаг. Едва познакомившись с ним, она незаметно увела его в тихий уголок, где по обеим сторонам низкого кофейного столика располагались два уютных кресла. Вскоре, словно по мановению волшебной палочки, перед собеседниками возникло серебряное блюдо с фруктами и бутылка самого дорогого вина, хранимого миссис Уайтселл для умасливания особо платежеспособных клиентов.

Итак, они все говорили, говорили и говорили… Каждый раз, стоило Констанс бросить взгляд в ту сторону, где, едва не касаясь друг друга, склонились две головы — темная и огненно рыжая, — ее захлестывала волна любопытства. О чем они говорят? Что мама рассказывает Чарлзу? Какие вопросы он ей задает? Не может быть, чтоб только о картинах. Не такой уж он любитель искусства, чтобы битых полчаса выслушивать хвалебные дифирамбы, расточаемые хозяйкой галереи в адрес своей же собственной дочки.

Без четверти четыре сладкая парочка наконец рассталась.

— Милая моя, он просто прелесть! — шепнула Констанс довольная мать. — Но почему ты мне раньше о нем не рассказывала? Он ведь просто с ума по тебе сходит!

— Ничего подобного! — Констанс взглянула на мать так, будто та только что нанесла ей глубочайшее оскорбление. — Мы едва знакомы, вот почему мне казалось глупым о нем говорить.

— Ха! — Многозначительные восклицания удавались миссис Уайтселл особенно хорошо. — Глупым? Да он купил у нас сразу все «Времена года»!

— Да ну? — Констанс не знала, плакать ей или смеяться. В глубине души, конечно, теплилась надежда, что все четыре картины, изображающие времена года, когда-нибудь перейдут в руки одного владельца. Однако ввиду высокой цены она сильно сомневалась в успехе своего замысла. И вот теперь четыре акварели, изображавшие смену времен года в окрестностях ее домика, перешли в полновластное владение Чарлза Стэйна. — Что ж, раз он владеет домами, полями и речкой, которые я нарисовала, желание купить эти картины вполне объяснимо.

— Несомненно, — подтвердила миссис Уайтселл. — Но, может, стоит с ним хотя бы вежливо проститься? Ведь он тебе одолжение сделал.

О да, сделал! Констанс кивнула, набрала в легкие побольше воздуха и зашагала туда, где виднелась крупная фигура Чарлза, склонившегося над покупками. Когда она тихо подошла к нему сзади, Чарлз даже не взглянул на Констанс, но был явно в курсе, что она где-то рядом.

— Мне особенно нравится «Зима», — сказал он. — Картина получилась бесподобная. А это белое сияние в сером небе! Оно просто великолепно!

— Благодарю. — «Зима» была и ее любимой картиной, но после щедрого комплимента Констанс решила об этом умолчать. — Надеюсь, моя мать ничего вам не навязывала? Знаете, у нее ведь есть такая привычка…

— Послушаете, Констанс, мне эти картины нравятся, и точка! — нетерпеливо перебил ее Чарлз. — И, несмотря на ваше не больно-то лестное мнение обо мне, я все-таки умею восхищаться искусством, — добавил он обиженно.

Ну вот, начинается! — огорчилась Констанс. Опять неправильно понял.

— Ваши работы из глины тоже довольно необычны. — Чарлз буквально потащил ее через весь зал, и, даже не пытаясь вырвать у него свою руку, что ввиду выгоднейшей продажи «Времен года» было бы просто верхом неблагодарности, Констанс послушно поплелась за ним. — Например, вот эта вазочка с отверстиями. — Он остановился возле одной из «фавориток» Констанс — белой фарфоровой вазы с сетчатым узором в виде листьев. — Как вы добились такого эффекта?

Констанс посмотрела снизу вверх в его красивое лицо, пытаясь отгадать, был ли этот вопрос обычным проявлением вежливости. Но, увидев, что голубые глаза Чарлза горят задорным огоньком по-настоящему глубокого интереса, она осмелела.

— Стенку вазы можно проткнуть специальным ножичком, когда фарфор становится твердым, как толстая кожа. Тем не менее действовать надо крайне осторожно: глина должна быть достаточно сухой, чтобы не прорваться и выдержать давление ножа, но в то же время достаточно мягкой, чтобы не треснуть.

— А вот эта? — Чарлз ткнул пальцем в большое блюдо, середину которого украшали золотисто-красные завитки.

— Тут вы видите эффект, который называется мраморным. А это, — объясняла Констанс, показывая на следующее блюдо, — я делала почти так же, но вычистила донышко скребницей. Видите, как оно отличается?

Констанс переходила от изделия к изделию, увлекаясь рассказом все больше, а Чарлз послушно следовал за ней. Спустя несколько минут она вдруг заметила, как на его лице расцветает широкая улыбка, и сразу остановилась.

— В чем дело? Разве я сказала что-то смешное?

— Ничего. Просто вы так захватывающе рассказываете о своей работе. Наверное, вам бесконечно дороги все эти вещи. Скажите, Констанс, а вам не жалко с ними расставаться?

— Это тяжело, вы правы, — призналась она. — Они становятся частью меня, как дети. Но у меня есть парочка вещей, которые я никогда не продам.

На самом деле когда-то их было куда больше, но в разгар своей последней сцены ревности Роберт разбил массу поделок, гоняясь за женой по квартире. И, прежде чем Констанс успела выскочить на улицу, он опустился до того, что искромсал в клочья ее любимую картину — портрет отца, сделанный по фотографии.

— Но что поделать? Я зарабатываю этим на жизнь.

— Если так пойдет и дальше, у вас скоро отбою от клиентов не будет.

— Вряд ли.

— Не сомневайтесь, я уверен. — Чарлз подошел к ней совсем близко, и Констанс почувствовала его дыхание на своем лице. — Первое, что вы должны втемяшить себе в голову, это то, что в нашей жизни, когда каждый сам за себя, вы — лучшая из лучших. Только так вы попадете на вершину мира.

— А если я не хочу туда?

— Тогда вы вообще ничего не добьетесь, — сухо ответил Чарлз.

— Ну и пусть. Но, куда бы я ни попала, мне везде будет хорошо. А вам?

— Мне? — растерялся Чарлз.

— Я наступила на больную мозоль?

— Давайте не будем говорить обо мне.

— А может, все-таки поговорим?

— Хорошо, будь по-вашему, но только после обеда.

— Нет, обедать я с вами не пойду.

— Не можете же вы вечно прятаться в своей скорлупе! Вокруг нас такой прекрасный мир, и рано или поздно вам придется в него шагнуть.

— Вы обвиняете меня в отшельничестве за то, что я отказываюсь идти с вами в ресторан? — резко спросила Констанс.

— И поэтому тоже. — Он протянул руку и дотронулся до ее подбородка, пристально глядя в глаза. — Иначе как я могу понять ваши постоянные отказы?

— О, я объясню вам с большим удовольствием. Причин для отказа может быть уйма…

— Бросьте вы свою уйму! Я-то всего один. Составьте компанию одинокому бизнесмену, который вынужден проводить холодные вечера в пустом гостиничном номере. Нет-нет, молчите! Я убежден, вы не бессердечная гордячка, вы не откажете. Я знаю вас достаточно хорошо, вы не отвергнете приглашение старого друга.

— Старого друга? — удивилась Констанс. — С каких это пор вы записались ко мне в друзья?

— А разве не так? — Он приподнял черную бровь. — Разве вы считаете меня кем-то большим, нежели просто другом? Так кем же, скажите!

— Да отстаньте вы со своими намеками! Никем я вас не считаю, — заметила Констанс с досадой. — И не боюсь, — прибавила она для пущей ясности. — Дело в том, что я живу у брата. С моей стороны было бы невежливо разгуливать по всяким там ресторанам, когда Саймон ждет меня дома. Я почти не виделась с племянниками, да и Банга, должно быть, соскучился…

Она остановилась на полуслове и почувствовала, что медленно краснеет. Что я несу?!! — думала Констанс в замешательстве. А главное — зачем? Разве я обязана перед ним оправдываться?

— Я правильно расслышал? Вы произнесли мое имя? — подошедший Саймон обнял сестру за плечи, и она почувствовала, что еще никогда не радовалась появлению брата так сильно.

— Я приглашал Констанс отобедать со мной, но мисс Неприступность утверждает, что ваши дети обидятся, если она согласится, — обиженно объяснил Чарлз и добавил: — Банга тоже.

— Совершенно верно! — воскликнул Саймон. После этих слов Констанс готова была прямо-таки расцеловать умницу-брата. — Но я не понимаю, почему бы вам не зайти к нам на огонек, если вас, конечно, не испугает царящий у нас бедлам.

Теперь Констанс подпрыгнула как ужаленная. Даже воспоминания о детстве, когда Саймон больно дергал ее за косички и всячески обижал, вызывали в ее душе меньше злости, чем эти чудовищные слова.

— Что вы, что вы! Не хотелось бы доставлять вашей жене излишних хлопот…

То, что Чарлз отказывался из вежливости, было ясно как белый день. Поэтому, когда Саймон возразил:

— Ничего подобного! Бренда давно привыкла к неожиданному появлению гостей. Она не будет возражать, и Констанс тоже. Да? — Констанс поняла, что спорить дальше бесполезно.

— Да. — Она заставила себя криво улыбнуться и добавила: — Бренда против не будет.

— Тогда я с радостью приду. — Чарлз подарил Саймону официально-холодную улыбку, отдающую рекламной белизной Голливуда, и подозрительная Констанс углядела в ней некое подобие триумфа.

— Вот, я записал вам наш адрес, — быстро сообщил Саймон, протягивая Чарлзу листок бумаги. — Мы с сестрой очень рады, что можем хоть как-то отблагодарить вас за проявленную сегодня щедрость. И кто бы мог подумать, что человек, у которого Констанс снимает дом, посетит нашу скромную галерею?

Действительно, кто? — злобно думала Констанс. «Кто бы мог подумать?» — мысленно передразнила она Саймона.

— Я и сам этому рад, — откликнулся Чарлз. — Мне все у вас понравилось. Прежде мне не доводилось лицезреть творения вашей сестры, и теперь я вижу, как много потерял.

— Добро пожаловать к нам в галерею, — радушно пригласил Саймон. — У нас в продаже всегда имеются картины и поделки Констанс. В последнее время она стала пользоваться популярностью.

— Я обязательно заскочу, если будет время, и куплю какую-нибудь работу вашей сестры, — пообещал Чарлз без тени улыбки.

Ну все! С меня хватит! — решила Констанс. Но братец-то мой каков?! Неужели он не понимает, какую игру ведет этот непрошеный доброжелатель?

— Значит, придете к восьми? — уточнил Саймон, метнув взгляд на двери, к которым направлялась какая-то элегантная дама. — Тогда увидимся вечером. Мне надо перехватить миссис Маззони, пока она не ушла. У нее сеть магазинов…

— Не понимаю, зачем она-то здесь? — задумчиво произнесла Констанс, проводив брата взглядом. Чарлз мгновенно обернулся, чтобы посмотреть, о ком речь. — Ей больше нравится скульптура и современная живопись. Она просто обожала работы Роберта…

Констанс осеклась на полуслове, не веря собственным ушам: впервые после смерти мужа она произнесла его имя, не испытав при этом ни малейшего чувства вины.

— Он тоже был художником? — осторожно поинтересовался Чарлз.

— Нет, скульптором. И он был гениальнейшим из всех, — тихо уточнила Констанс.

— Вы не можете вечно жить воспоминаниями. — Голос Чарлза заставил молодую женщину поднять на него глаза. — Вы живы, а он мертв. Рано или поздно вам придется собрать в кулак всю свою волю и сделать шаг в будущее.

— Знаю. — Она мысленно упрекнула Чарлза за ту легкость, с которой он произнес последние слова. Но что он знал о ее ужасной семейной жизни?

— Правда? Вы действительно в этом уверены? — настаивал Чарлз.

— На все сто.

— Тогда почему вы сказали, что хотите остаться в одиночестве той ночью, помните? — вырвалось у Чарлза.

— Потому что я так хочу! Понимаете? Это мой выбор! — почти выкрикнула отчаявшаяся Констанс. — И я точно знаю, чего хочу от жизни!

Чарлз тихонько вздохнул и, взяв Констанс за руки, привлек к себе.

— А я вам не верю, — медленно протянул он, ощущая кончиками пальцев трепет ее податливого тела. — Вам думается, что это так, но вы себя обманываете, Констанс. Вы такая красивая, вы теплая, вы живая! Жить стоит не только ради картин и глиняных вазочек.

Чарлз наклонился и легонько коснулся ее губ. Запечатлев поцелуй, он резко выпрямился и не оборачиваясь зашагал прочь.

Несколько минут спустя, когда Констанс пришла в себя после столь неожиданного выплеска эмоций, она вдруг заметила, что галерея полностью опустела.

— О Боже… — простонала она, прислонившись к прохладной стене. — И зачем я только приехала в Суррей? Зачем арендовала этот дом? Лучше бы мне никогда его не видеть…

Констанс страстно желала повернуть время вспять. Уж тогда бы она точно не повторила прошлых ошибок и не позволила Чарлзу Стэйну войти в свою жизнь.

 

7

— Спасибо, Бренда, накормили от души! Ужин был просто великолепен. — Чарлз откинулся на спинку стула и удовлетворенно улыбнулся.

Констанс сердито посмотрела на него. Ей показалось, что он вот-вот начнет облизываться, словно огромный сытый котяра. Опять хитрит! — подумала она. Едва появившись в дверях с полными руками шоколадок, вина и цветов, Чарлз мгновенно покорил всех своим великосветским обаянием.

Невестка Констанс — умная, проницательная, бескомпромиссная Бренда — с первых же минут его прихода стала самой гостеприимностью, и даже дети, прежде чем лечь спать, поиграли с «дядей» и посидели у него на коленях.

И только Банга было не по душе все это веселье. Свернувшись калачиком, огромный пес лежал в прихожей и снисходительно наблюдал за царящим в доме переполохом.

— Да уж. Бренда у нас повариха хоть куда. Саймону крупно повезло с женой, — сказала Констанс, пытаясь улыбаться как можно более непринужденно.

— Еще бы! — Саймон так и просиял от гордости.

— Помоги-ка мне убрать посуду, — засмеялась Бренда, поднимаясь из-за стола.

— Давай лучше я? — напросилась Констанс, вскакивая с места.

— Не надо, — решительно остановила ее Бренда. — Ты останешься развлекать Чарлза, а мы с Саймоном управимся сами. Заодно и кофе сварим. Пересядьте на диван, там прохладнее. Можете открыть окна и полюбоваться нашим садом.

Так… Спорить с ними бесполезно. Похоже, все ополчились против меня, мрачно решила Констанс. Она украдкой взглянула на ухмыляющегося Чарлза и признала свое поражение. Все же это намного лучше, чем ужинать вдвоем при свечах.

— Сколько лет они женаты? — спросил Чарлз, оставшись наедине с Констанс.

Вопреки ее страхам он даже не пытался извлечь пользу из этого щекотливого тет-а-тета.

— Десять, — ответила Констанс и демонстративно села на стул, проигнорировав мягкий широкий диван. Краем глаза она заметила, как Чарлз удивленно вскинул брови. — Они поженились, когда Саймону было восемнадцать, а Бренде на год меньше.

— Рановато, — протянул Чарлз, качая головой. — Вероятно, все произошло втайне от родителей?

— Насколько я помню, да, — сухо ответила Констанс, всем своим видом показывая, что ей не терпится сменить тему. — Но потом все смирились, видя, как чудесно складывается их семейная жизнь.

— Что ж, бывают исключения из правил.

Констанс аж подпрыгнула.

— В каком смысле?

— В самом что ни на есть прямом, — ответил Чарлз, удивленно на нее поглядывая.

— Ну вы и циник!

— Возможно, — согласился он, оборачиваясь к окну. — Давайте-ка подышим свежим воздухом? Мне нравится гулять по вечерам… Конечно, если вы не боитесь простудиться.

Констанс почудился в его тоне некий вызов, и, поднимаясь с места, она уверенно произнесла:

— Я, разумеется, не боюсь, но ведь Бренда обещала кофе…

— Как только он будет готов, мы сразу же вернемся, — заверил ее Чарлз.

В полутемном саду была только одна маленькая деревянная скамейка. Констанс осторожно опустилась на краешек сиденья, пытаясь сесть как можно дальше от Чарлза. Он, видимо, опять воспользовался тем самым одеколоном, так как Констанс уловила хорошо знакомый аромат лимона и мускуса. Волнующий запах его кожи, смешавшись с тревожно-пьянящим парфюмом, производил на нее поистине волшебное действие. Чем больше вдыхаешь этот терпкий запах, тем сильнее кружится голова, пронеслось в затуманенном сознании Констанс. А тут еще Чарлз придвинулся ближе и как бы невзначай положил руку на спинку лавки. Констанс почувствовала, что ей нечем дышать.

— Как приятно вот так сидеть и наслаждаться теплым весенним вечером! — сказал Чарлз. В темноте Констанс не могла видеть его лица, но ей показалось, что он улыбается. — В доме было немного душновато, не правда ли? — Ответа не последовало, и, прерывисто вздохнув, Чарлз возобновил попытку завязать разговор. — Вы не ошиблись, обозвав меня циником. Хотя, что в этом плохого? Не понимаю!

— Н-не знаю… — рассеянно ответила Констанс. Она и впрямь не знала, что сказать. Все ее мысли были поглощены его близостью, запахом его кожи, теплом его руки, которое обжигало ей спину, словно электрический разряд.

— Мне кажется, цинизм — это результат накопления жизненного опыта, — размышлял Чарлз. — Он может появиться у человека в любом возрасте. Все зависит лишь от условий.

— Видимо, вы заболели цинизмом, будучи весьма юным созданием, — съязвила Констанс.

— Так и есть, — охотно согласился Чарлз. — Моя мать умерла при родах, — сообщил он безо всяких эмоций. — И поскольку я был единственным ребенком в доме, то детство мое прошло довольно скучно. Я был одинок, за мной хорошо следили, но не позволяли подолгу общаться с другими детьми. Отец остался вдовцом, хотя прекрасный пол его своим вниманием не обижал. Его увлечения длились, как правило, пару-тройку месяцев, он никого серьезно не любил, наоборот, иногда обходился даже грубо с дамами сердца. Но они слетались к нему, как мотыльки на огонек, — ведь он был сказочно богат! А потом мне исполнилось восемнадцать…

Констанс вдруг показалось, что она слышит лишь голые факты, прикрывающие нечто более серьезное, то, что Чарлз, возможно, никогда еще никому не рассказывал. Выждав паузу, она осторожно спросила:

— И что же случилось, когда вам исполнилось восемнадцать лет?

— Я встретил девушку. — Он горько улыбнулся. — Любовь всей жизни! Знаете, как это бывает в восемнадцать? Мы познакомились, когда я поступил в университет, а на Рождество поехали в Суррей знакомиться с папой.

— И что? Она ему не понравилась? — тихо осведомилась Констанс. Ей казалось вполне реальным, что властный отец Чарлза мог осудить эту связь.

— О нет! Напротив! Она ему понравилась, даже слишком, — горько усмехнулся Чарлз. Констанс силилась разглядеть лицо Чарлза, но темнота скрывала его черты. — Она ему очень понравилась…

— Неужели они?..

— Вот именно. Ему нравилась она, а ей — его толстый бумажник. Теперь я думаю, что с ее помощью отец хотел преподать мне урок: показать, что за деньги можно получить все… Я хорошо усвоил этот урок.

— Но я не верю! Не верю, что все в этом мире продается и покупается! — горячо возразила Констанс.

Чарлз пожал плечами, глубоко вздохнул и ровным голосом ответил:

— Как я уже сказал, нет правил без исключений.

— И сколько это у них продолжалось? — настойчиво спросила Констанс.

— Несколько месяцев. Любовницы не задерживались в постели отца особенно долго. Он откупился от нее автомобилем и парой-тройкой дорогих безделушек, после чего они расстались почти что друзьями. Я слышал, на следующий год эта цепкая девица поступила в другой университет. Она — не промах, она знает цену жизни.

Так вот в чем причина его редких посещений Стэйн-холла! — осенило Констанс. Это место может невольно разбередить старые раны, напомнить о прошлом.

— Вы говорили об этом с отцом после ее отъезда? — спросила она Чарлза.

— Никогда. Мы с ним общались только по телефону, а потом Господь призвал его к себе. Отец никогда не требовал от меня объяснений, да и я от него тоже.

— Простите, Чарлз, — сказала Констанс. В глазах ее стояли слезы.

— Не знаю, зачем я вам все это рассказываю.

— Может, потому что пришло время с кем-то поделиться? — предположила она, ловя его взгляд. Но через мгновение лицо Констанс изменилось, и она испуганно зашептала: — Нет, Чарлз, не надо…

Новый поцелуй был совсем не похож на тот, которым они обменялись несколько месяцев назад. Теперь губы Чарлза под неистовым напором необузданной страсти впивались в Констанс нетерпеливо, почти агрессивно. Он навалился на нее всем телом, и полутемный сад с ароматами цветов и тихим шорохом ночных птиц растворился где-то за пределами сознания.

И вдруг все вернулось на свои места. Поцелуй прекратился так же неожиданно, как и начался.

Чарлз торопливо вскочил на ноги и сказал прерывающимся от волнения голосом:

— Пойдемте лучше домой, Констанс.

— Пойдемте… — эхом отозвалась она, не в силах пошевелиться.

— Воображаю, что подумал бы ваш брат, если бы застукал нас с вами в столь щекотливой позе, — усмехнулся Чарлз, вглядываясь в ее лицо.

— И совершенно напрасно воображаете, — откликнулась Констанс.

— Напрасно? Вы полагаете, мне очень хотелось вас отпускать?

— Меня ни капли не волнуют ваши желания, — рассердилась Констанс. — До щекотливой, как вы изволили выразиться, позы дело попросту не дошло бы. И еще кое-что. Вы сильно ошибаетесь, ставя знак равенства между цинизмом и жизненным опытом. Первый появляется в результате разочарования, а второй накапливается вместе с житейской мудростью. Эти два понятия совершенно разные, уж поверьте.

— Думайте как угодно, — угрюмо отозвался Чарлз, и Констанс показалось, что он задет ее словами. Во всяком случае она не просила его изливать душу — это был его выбор.

— Констанс, Чарлз! Где вы? — послышался голос Бренды.

— Уже идем! — бодро крикнул Чарлз. Он пришел в себя гораздо быстрее Констанс, и голос его звучал совершенно спокойно. — Мы вышли подышать, у вас в саду так мило!

Чарлз просидел у них еще час. Когда же он наконец собрался уходить, Констанс так резво вскочила, что Бренда и Саймон, неверно истолковав ее порыв, многозначительно переглянулись.

— Да-да. Проводи Чарлза до дверей, пока мы с Саймоном уберем со стола, — с ангельской улыбкой промурлыкала Бренда.

О Господи! Да они, видно, решили, что мне не терпится побыть с ним наедине! — пронеслось в голове Констанс. Все же она послушно последовала за Чарлзом в прихожую, молясь, чтобы прощание не затянулось надолго.

— Да не нервничайте вы так! — с усмешкой посоветовал ей Чарлз, очутившись в темном коридоре.

— А кто нервничает? Не понимаю, с чего вы это взяли.

— Господи, да вы похожи на затравленного зверя!

Он прислонился к двери с таким видом, словно в запасе у него было все время мира, а Констанс с досадой возразила:

— Ни на кого я не похожа! Просто…

— Что? — Он лениво скрестил на груди сильные руки. — В чем же тогда дело?

— Просто они думают…

— Ну же, Констанс, смелее! Что они думают? — подстегивал Чарлз, явно забавляясь ее замешательством.

— Им кажется, что мы друг к другу неровно дышим, — еле слышно выговорила она. Щеки ее пылали, ладони противно повлажнели. — А мне не хочется вводить их в заблуждение.

— Что касается меня, то я с ними вполне согласен. Да, вы мне очень нравитесь, — уверенным тоном заявил Чарлз. — Очень. Понимаете?

— Я понимаю только то, что интересую вас исключительно как объект сексуальных домогательств, — парировала Констанс, глядя на него в упор, и невольно удивилась, до чего спокойно звучит ее голос.

— Ну, вы меня просто удивляете! Какая пошлость! Что за мысли роятся в вашей прекрасной головке? Да я даже и думать не смел о таких вещах.

— Не юродствуйте, Чарлз, — сурово прервала его Констанс. — Давайте проясним один вопрос. В данное время я не хочу заводить новых романов. Мне вообще не нужны никакие отношения с противоположным полом, будь то дружба или что-либо еще. Дело не в вас, просто мне хорошо одной, понимаете? Кроме того, — продолжала она, осмелев, — мы с вами, как говорится, слеплены из разного теста, так что…

— Вот уж неправда! — перебил Чарлз. — Вы делаете карьеру — я делаю то же самое; вы трудитесь в поте лица — и я тружусь; вам не нужны серьезные отношения — я их вообще боюсь как огня! Понимаете, я не привык ко всем этим конфетно-букетным ухаживаниям по полгода. Так что, по-моему, мы подходим друг другу просто идеально.

— Нет, не подходим! — в отчаянии выкрикнула Констанс. — Я не стану вам хорошей любовницей, я точно знаю, у меня не получится… Роберт был моим первым мужчиной и… — она запнулась, подбирая слова, — мне никогда не нравилось заниматься с ним любовью.

— Так значит, он просто-напросто ничего не умел, — заявил Чарлз тоном, не терпящим возражений. — Вы далеко не фригидная женщина, и не стоит винить себя во всех постельных неудачах. Я бы даже сказал, что вы натура страстная, хотя тщательно скрывающая это под неприступной внешностью.

— Чарлз, прошу вас! — взмолилась Констанс, опасливо оглядываясь в сторону комнат.

Неужели он не боится, что нас могут услышать? Видимо, нет.

— Вы хотите меня, Констанс, и мы оба знаем это, — отчетливо констатировал Чарлз, игнорируя ее отчаянные жесты. — Я тоже хочу этого не меньше вас. Простите за прямоту, — Чарлз смягчился и стал говорить тише, — но вы теперь свободны, я — тоже, у нас обоих кое-какой опыт за плечами. Так что же нам мешает насладиться друг другом?

— Пожалуйста, Чарлз, имейте совесть! — Констанс хотелось закричать, затопать ногами, заплакать навзрыд, как плачут капризные дети, — только бы прекратился этот ужасный разговор. — И вообще мне пора.

— Дело не только в сексе, — остановил ее Чарлз. — Вы интересный собеседник. Мне нравится с вами общаться, так что вдвоем скучать нам будет некогда.

— До свиданья, Чарлз.

Констанс смотрела ему прямо в лицо, и было в ее взгляде что-то такое, отчего Чарлз вдруг наклонился, опершись рукой о стену, и стал пытливо вглядываться в ее черты.

— Это ваше последнее слово? — спросил он, заранее зная ответ.

Констанс кивнула, не в силах разомкнуть губ.

— Мне ваш ответ совсем не нравится, — невозмутимо заметил он, самоуверенно улыбнувшись.

— Чарлз, не надо…

— О, не продолжайте! Это слишком жестоко, — перебил он и, заключив Констанс в объятия, поцеловал так страстно, что у нее на глаза выступили слезы.

Он прижимал ее все сильнее и сильнее, пока не почувствовал слабый трепет ее безвольных губ.

— Слишком жестоко. — С этими словами он игриво чмокнул ее в кончик носа и отпустил.

Когда ошеломленная Констанс открыла глаза, Чарлза уже не было, и только громкий стук хлопнувшей двери возвестил о том, что он уже ушел. Быстрыми неслышными шагами, как ночной вор, она прокралась к дверям и, высунув голову, негромко позвала:

— Чарлз! — Шаги на лестнице затихли, его темная фигура остановилась и замерла в нескольких ярдах от Констанс. — Я осталась при своем. Не обольщайтесь!

— Нетрудно было догадаться, — насмешливо ответил ей голос из темноты.

— Честное слово, я не передумаю! — строго сказала Констанс.

— Поживем — увидим. — Низкий чуть хрипловатый голос звучал вполне уверенно. — Но уже поздно, а у вас был напряженный день, так что идите спать, Констанс.

Она смотрела, как он уходил, а вернувшись в дом, почувствовала себя такой разбитой, словно заново пережила те ужасные минуты после роковой гибели Роберта.

 

8

На следующий день Констанс проснулась ни свет ни заря. Крохотную комнатушку освещало рассветное солнце. У кровати спал Банга, и тишину ласкового утра нарушало лишь его сопение.

Ей не спалось. Далеко за полночь, когда большие настенные часы в столовой пробили три, Констанс все еще ворочалась с боку на бок, не находя себе места.

Правильно ли я поступила? — спрашивала себя Констанс сотни раз, после того как за Чарлзом хлопнула дверь. И сотни раз приходила к одному и тому же выводу: да, именно так должна была поступить уважающая себя женщина, чтобы сохранить собственное достоинство. У нее действительно не было выбора. А кроме того, так будет проще, ведь до смерти надоело заниматься самокопанием.

Она выскользнула из постели, переступила через Банга, лениво открывшего один глаз, и прокралась в ванную. Поглядев в зеркало, Констанс ужаснулась: покрасневшие края век красноречивее всяких слов свидетельствовали о бессонной ночи.

Она решительно открутила крышку тюбика, где плескался дорогой гель для душа — мамин подарок на Рождество. Немного прохладной воды, лосьон после душа и маникюр — вот прекрасное средство привести в порядок свою внешность. До отъезда в Суррей оставалось три дня. Три дня в Лондоне… Как же убить медленно тянущееся время?

Прошедший день был днем официального открытия выставки, поэтому Констанс хотелось побывать в галерее еще несколько раз. Однако этим утром она уже пообещала Банга совершить с ним долгую прогулку по Гайд-парку, и пес с нетерпением ждал, когда на него наденут ошейник. Согласно прогнозам синоптиков, теплые деньки должны были вот-вот смениться шквальными ветрами и грозовыми ливнями. Так что пока светит солнце, они с Банга будут веселиться на улице весь день.

Констанс еще долго плескалась в ванной, а когда вышла — румяная, чистая, душистая, — сразу же почувствовала себя новым человеком.

Она надела тренировочные брюки, кроссовки и джемпер с длинными рукавами, завязала волосы в хвост и слегка подкрасила ресницы. Продев в уши миниатюрные золотые серьги и слегка подушив запястья туалетной водой, она вышла к завтраку.

Банга нетерпеливо вилял хвостом. Ему не давал покоя аппетитный запах отбивной, которую поджаривали в кухне уже минут десять.

Позавтракал пес на славу. Особенно когда прокрался под стол и, вытянувшись возле ног своей хозяйки, стал получать от нее лакомые кусочки прямо с тарелки. Констанс же кусок в горло не лез, хотя она и убеждала себя, что все в порядке.

Телефон зазвонил в начале девятого, сразу после того как Саймон уехал на работу, а Бренда поплелась будить своих маленьких сорванцов. Констанс ничего не оставалось, как взять трубку.

— Констанс?

От звука глубокого низкого голоса ее бросило в жар.

— Алло? Кто говорит? Констанс? — нетерпеливо вопрошал Чарлз.

— Да, я слушаю, — пробормотала она, собираясь с мыслями. — Простите, но у меня рот был занят бутербродом, — солгала Констанс, объясняя свое замешательство.

— Понятно. У меня на это утро была назначена деловая встреча, но ее отменили, и мне совершенно некуда себя деть. Какие у вас на сегодня планы?

Какие планы? — удивилась Констанс. Да он что, ненормальный в самом-то деле? Я после нашего разговора всю ночь глаз не сомкнула, а ему хоть бы что!

— У меня дела, — заявила она.

— Какие?

— Разные.

— Нельзя ли поподробнее?

— Чарлз, мне казалось, мы все выяснили еще вчера.

— Тогда приглашаю вас на ланч, — не растерялся Чарлз и, прежде чем она успела ответить, добавил: — Сразу обещаю не приставать со своими ухаживаниями. Ну что, идет? Мы же просто встретимся, как два старых друга, которые волею судеб оказались в холодном незнакомом городе…

— Но-но, Чарлз, не забывайтесь: я-то, слава Богу, коренная жительница Лондона.

— Ах да! Но теперь вы живете в Суррее, — ловко вывернулся он.

— И все-таки я вынуждена отказаться, — твердо сказала Констанс. — Вспомните, что было сказано прошлым вечером. Встречаться нет смысла, понимаете?

— Нет, не понимаю. Но попробуйте меня разубедить. Пойдите со мной в ресторан и расставьте наконец все точки над «i»!

Это было просто смешно. Констанс вдруг пришло на ум, что, будь она у себя, а не у Бренды, то давно бы уже повесила трубку, решив тем самым деликатный вопрос расставления точек без рысистых состязаний в красноречии. Но ведь она не в Суррее, а Чарлзу, чего доброго, взбредет в голову перезвонить еще раз, вот тогда-то Бренда с Саймоном и узнают, что она его видеть не хочет. Этого им явно не понять, Чарлз Стэйн так понравился им прошлым вечером, тем более брат ни за что не захочет упустить такого выгодного клиента!

Чарлз уже успел наобещать Саймону золотые горы. Он, дескать, расскажет о галерее всем своим друзьям и партнерам по бизнесу, а те в свою очередь, обезумев от радости, кинутся скупать картины какой-то неизвестной художницы. Довольный Саймон уже подсчитывал барыши.

Он знал, что так будет, думала Констанс, злясь на Чарлза. Он отлично все просчитал.

— Если честно, в галерею я сегодня не собираюсь, — убийственно холодным тоном заявила Констанс, выждав театральную паузу. — И в ресторан мне с вами пойти не в чем. Я не захватила вечерних туалетов. Вот, может, прогуляюсь с Банга по Гайд-парку, пока хорошая погода.

— Ну и отлично, — сказали на другом конце провода.

Неужели отвязался? — обрадовалась Констанс, но, как оказалось, рано обрадовалась.

— Я вот тоже хотел бы сегодня проветриться, погодка-то просто загляденье! Как раз вместе и погуляем.

Ах черт, не отстал… Констанс понимала, что Чарлз вдребезги разбил ее тщательно выстроенные доводы, но все же предприняла жалкую попытку отстоять свою независимость.

— Вам, наверное, вредно много ходить, а я бы хотела гулять до обеда. Банга весь вечер просидел взаперти.

— Не беспокойтесь, не вредно, — пробурчал Чарлз. — Я же не инвалид. Ждите меня через полчаса, я за вами заеду.

— Ладно, — вздохнула она и повесила трубку.

— Кто это был? — Бренда выпорхнула из кухни с таким лицом, словно уже заранее знала ответ.

— Чарлз. Он собирается заехать и взять нас с Банга на прогулку, — глухо сказала Констанс.

— Похоже, ты от этого не в восторге. Что между вами происходит?

Констанс неопределенно пожала плечами. Тогда Бренда подошла к ней и, просительно заглядывая в глаза, тихонько пожала ей руку.

— Только пусть это останется между нами, хорошо? — попросила Констанс.

— Могила, — поклялась Бренда, припечатав указательный палец к губам.

— Понимаешь, я сейчас не хочу ни с кем встречаться. Ни с Чарлзом Стэйном, ни с кем-либо еще. Я ему об этом говорю, а он не верит.

— Это потому, что он не просто «кто-либо еще». Такие на дороге не валяются. Ты потратишь не один год, прежде чем найдется второй такой.

— Но я вовсе не хочу искать такого же, как он! Я и его не хочу… — Констанс осеклась и замялась. Она не была на сто процентов уверена, что так оно и есть. — Я просто не готова к этим отношениям. И не знаю, буду ли когда-нибудь готова.

— Послушай, — вновь заговорила Бренда, осторожно подбирая слова. — Я догадывалась, что у вас с Робертом не все идет как по маслу, особенно когда ты рассказала о его навязчивом желании лишить тебя возможности иметь детей. И, я знаю, Саймона до сих пор гложет чувство вины за то, что он не принял твои жалобы всерьез. Но, Констанс, милая, не все же мужчины такие, как Роберт!

— Знаю, однако мне все равно страшно. Я все еще боюсь встречаться с мужчинами, особенно с Чарлзом. У него слишком сильный характер, он сводит с ума своим обаянием, он….

— Как Роберт? — договорила за нее Бренда. — Поверь, девочка, они вовсе не похожи!

— В любом случае от меня ему нужно только одно, — тихо призналась Констанс. — Он так прямо и сказал, открытым текстом, представляешь?

— Не может быть!

— Очень даже может. — Констанс горько усмехнулась. — Он такой же, как его папочка. Вот уж воистину яблоко от яблони…

— Ну, тебе виднее. — Бренда поджала губы и с сожалением посмотрела на Констанс. — Мне просто хочется, чтобы ты встретила кого-то, кто способен сделать тебя счастливой. Ой, мне пора! — встрепенулась она, бросив взгляд на часы. — Детей надо вести в садик… И не забудь: ужинаем сегодня в семь.

— Хорошо.

Констанс порывисто обняла Бренду и попрощалась с племянниками. Когда дверь за ними закрылась, в доме стало удивительно тихо. Констанс вымыла посуду, смахнула со стола оставшиеся после детского завтрака крошки и вытерла лужицу молока на полу. Банга не отходил ни на шаг и требовательно заглядывал хозяйке в глаза.

— Иду, иду. — Констанс улыбнулась собаке. — Но сегодня мы будем гулять не одни…

Услышав магическое слово «гулять», пес радостно завилял хвостом.

Не прошло и десяти минут, как в дверь постучали.

— С добрым утром! — бодро поприветствовал ее Чарлз, когда Констанс открыла дверь.

Выглядел он просто замечательно: черные джинсы в обтяжку и темно-серая хлопчатобумажная рубашка как нельзя лучше подчеркивали стройность его фигуры. Закатанные по локоть рукава обнажали мускулистые загорелые руки, обильно покрытые черными завитками волос. Словом, красивый и в силу этого наверняка опасный мужчина. Констанс потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дыхание и оторвать взгляд от его дьявольской наружности.

Когда он приехал, она была уже готова и нарочно не стала приглашать Чарлза зайти. Одно дело погулять в его компании с собакой на людях, когда тебе ничто не грозит, а другое — оказаться с ним наедине, в пустом доме с пятью уютными спальнями. Закрыв дверь на ключ, Констанс с Банга на поводке прошла вслед за Чарлзом по направлению к воротам.

— Давайте поедем на моей машине? Ваша-то совсем кроха, — предложил Чарлз, покосившись на видавший виды «остин».

В этом был определенный резон: как только Банга прыгал на заднее сиденье и высовывал голову в окно, машина Констанс сразу казалась переполненной и до жалости смешной. Констанс, желая хоть в чем-то быть хозяйкой положения, вымучила вежливую улыбку и язвительно прошипела:

— Благодарю, как-нибудь разместимся.

Через дорогу их ждал не джип, который четыре месяца назад вез Констанс домой по заснеженному полю, а новенький «бегали» с велюровым салоном нежно-голубого цвета.

— Все же лучше на моей, — настаивал Чарлз, подталкивая Констанс к своей блестящей лаком машине.

Констанс решила сменить гнев на милость.

— Хорошо, будь по-вашему. Но если Банга испачкает сиденье, пеняйте на себя.

— За сиденье не беспокойтесь. — Озорные голубые глаза смеялись ей в ответ. — У меня в багажнике столько всякого тряпья, что можно застелить хоть все четыре сиденья. — С этими словами он распахнул дверцу и, усадив Констанс, сел за руль.

— Вы знаете, как проехать к Гайд-парку? — спросила она, как только машина тронулась с места.

— Да, но мне известны места и получше, — заявил Чарлз. — Такому псу, как Банга, необходим простор и много разных запахов. За городом есть одно местечко, где я частенько проводил время, когда учился в университете. Представьте: огромный цветущий луг — простор, благоухание… Но самое приятное, что там есть отличное кафе.

— Банга и в Гайд-парке понравится, поедемте туда, — попросила Констанс, в чьи планы не входило обедать с Чарлзом в «отличном кафе».

Он сделал нетерпеливый жест.

— Вы ведь сами сказали, что погода скоро испортится. Дайте же бедному животному насладиться теплым деньком.

Констанс обернулась и посмотрела на «бедное животное», которое лежало на заднем сиденье и умоляюще глядело на хозяйку, высунув влажный розовый язык.

— Уговорили, — коротко сказала она, повернувшись к Чарлзу.

Прибыв на место через полчаса, они оставили машину под сенью липовых ветвей и зашагали навстречу сочной зелени лугов. Вопреки ожиданиям, Констанс здесь очень понравилось. Да и Чарлз проявил себя с новой, совершенно незнакомой ей стороны, поддерживая непринужденную беседу без малейшего намека на что-либо личное.

Утро было сказочное. Поднимая глаза к безоблачному весеннему небу, Констанс ощущала легкое дуновение теплого ветерка и с готовностью подставляла ему лицо. Банга вовсю наслаждался свободой, бегая по полю за палкой, которую время от времени бросала хозяйка.

К полудню они набрели наконец на кафе. Констанс нашла забавным это приземистое бревенчатое здание с соломенной крышей. Они с Чарлзом уселись на длинные скамьи друг напротив друга, а Банга, как обычно, полез под стол. В ожидании бифштекса, зажаренного по-домашнему, и пирога с ягодной начинкой они с наслаждением потягивали из высоких бокалов янтарный эль.

— Нравится?

Чарлз улыбнулся одной из своих неотразимых улыбок, загадочно поглядывая на Констанс через стол.

— Очень. Вы говорите, ходили сюда, когда были студентом?

— Постоянно, — подтвердил Чарлз. — После того, что случилось у нас с Оливией, — ага, алчную подружку звали Оливия, отметила про себя Констанс, — я стал проводить больше времени с друзьями. Наверное, они решили, что мне не мешает немного развлечься, и после напряженной учебной недели приезжать сюда было одно удовольствие.

— Друзья были, как я понимаю, и мужского, и женского пола? — не удержалась Констанс.

— Само собой, — выразительно хмыкнул Чарлз.

— И развлекались вы скорее всего все вместе? — уколола его Констанс. — По дороге сюда я заметила довольно соблазнительные заросли.

Чарлз рассмеялся.

— Ну да, конечно, были какие-то интересные моменты, насколько я помню. Сами судите: весна, теплынь, компания великовозрастных детей в кои-то веки осталась без родительской опеки. Как тут не увлечься? Да что вам рассказывать, вы сами все понимаете!

На самом деле понять этого Констанс не могла. Ее, воспитанную в строгости, отдали учиться в колледж недалеко от дома. После занятий она возвращалась к ожидающей ее матери. Отца тогда уже не было в живых, Саймон женился, и Констанс не могла, да и не хотела покидать мать, самого близкого ей человека. Констанс никогда особенно не жалела о своем добровольном затворничестве, но ей часто приходила в голову мысль, что, окажись у нее побольше опыта, возможно, не была бы она так слепа относительно Роберта.

— А вы чем занимались? — поинтересовался Чарлз, наклонившись к столу. — Вы говорите, Роберт был у вас первым, но до него вы, наверное, тоже с кем-то общались? Ходили на вечеринки, веселились, да?

— Ну, в общем да… — промямлила Констанс, отводя глаза. — У меня, конечно, были друзья.

У нее были отношения с мужчинами, но платонического характера. Ни один из них не тронул ее душу, не смог завладеть ее сердцем, разбудить в нем любовь.

— Но вы знали, что это все не то, правда? — допытывался Чарлз.

— Думаю, да…

Чарлз дотронулся до ее руки.

— Констанс, что с вами?

— Ничего. Ни-че-го, — отчеканила она, отдергивая руку. — Давайте наконец перекусим.

Еда оказалась удивительно вкусной, и Констанс съела все до последней крошки, но на десерт сил у нее уже не хватило, и она пожертвовала пудинг в пользу Чарлза.

— Кормят здесь все так же отменно, — констатировал Чарлз, с удовольствием поглощая сладкую розовую массу. — Помню, мы наедались тут на неделю вперед, ведь в университетской столовой кормили отвратительно.

— У вас действительно была запланирована на сегодня деловая встреча? — спросила Констанс, хотя и подозревала, что ответ будет ей неприятен.

— Да, но ее отменили, — кивнул Чарлз. — Так постановил директорат нашей компании.

— А вы кем там работаете?

— Президентом…

Констанс как током ударило. Краска бросилась ей в лицо, перед глазами поплыли круги. Заметив ее смущение, Чарлз поспешил все объяснить:

— Простите, но вы не оставили мне выбора, — извиняющимся тоном оправдывался он. — Ваша агрессия прошлой ночью… Обида… Что я должен был делать? Вы мне нравитесь, Констанс, — при этих словах она невольно заёрзала, — и я просто хотел с вами посидеть где-нибудь. Вот и все. Никакого криминала.

— Но так нечестно!

— Не совсем. Я же сказал, что встречу отменили. А вы не спросили, кто и зачем. Тогда бы я не смог вам солгать. Вот если бы я предложил вам поужинать, вы бы что мне ответили?

— Сами знаете!

— Ну вот… Поэтому я решил немного схитрить.

— Знаете, Чарлз, мне совсем не нравится, когда мной манипулируют! — чеканя слова, выпалила Констанс.

— А разве я это делаю?

— Конечно, делаете! И не стройте из себя оскорбленную невинность. Вы прекрасно понимали, какую игру надо вести!

— Могу я хотя бы рассчитывать на прощение? — заискивающе глядя ей в глаза, взмолился Чарлз.

— Можете…

Она пыталась, видит Бог, пыталась на него сердиться, но противиться обаянию Чарлза Стэйна было выше ее сил. Тем более он признался, что обманул ее, а ведь мог бы этого не делать.

— Экономить на правде так же подло, как лгать, — заметила Констанс, пытаясь казаться обиженной.

— Перед вами кающийся грешник, — прошептал Чарлз. — Примите мои искренние извинения. Для пущей убедительности могу встать на колени…

Констанс усмехнулась.

— Тоже мне, кающийся грешник!

— Вы самая обворожительная женщина на свете! — воскликнул он. — Вам, наверное, нравится дразнить меня, да?

— Вовсе нет, — ответила Констанс, чувствуя ловушку.

— Вовсе нет! — захохотал Чарлз, запрокидывая голову. — Ах вы, обманщица! Коварная разбивательница сердец! Знаете, что я сделаю? Я вас изловлю и посажу под стеклянный колпак, чтобы весь мир мог поглазеть на сей феномен.

— Не вижу в этом ничего смешного, — отчеканила пунцовая от смущения Констанс.

— Вы правы, — согласился Чарлз.

Сколько лет прошло с тех пор, как я смеялся вот так, от души? — спросил он себя. Уж и не вспомню. А скольким моим женщинам понравилось бы тащиться по жаре за город и пить пиво в деревенской забегаловке? Да ни одной! Им бы только на других посмотреть да себя показать.

Всю жизнь Чарлз намеренно окружал себя легкомысленными куколками, которые без лишних слов дарили ему свою доступную любовь — любовь на одну ночь. Чарлзу нравилась такая жизнь — беззаботная, красивая, нескучная, по крайней мере, он в этом все время себя убеждал. И ничего как будто не изменилось. Ничего ли?

Он вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд Констанс. Размышления горестной тенью легли на его лицо. Чарлз нетерпеливо взглянул на часы и холодно произнес:

— Уже почти два, вам, наверное, давно пора быть дома. Я попрошу счет.

Ему со мной надоело, подумала Констанс, почувствовав неуловимую перемену в настроении Чарлза. Неужели он думал, что я буду вешаться ему на шею? — недоумевала она, поднимаясь из-за стола. У него, без сомнения, есть куча любовниц, которые готовы ради него на все, но со мной эти штучки не пройдут.

Обратная дорога была не такой приятной, как поездка за город, хотя внешне ничего как будто не изменилось. Теплый день обещал приятный вечер, Чарлз все так же непринужденно болтал о разных пустяках, но его мысли явно витали где-то очень далеко.

— Спасибо за обед. И не отменяйте больше деловых встреч, — сказала Констанс, когда они подъехали к дому ее брата. — Надеюсь увидеть вас уже в Стэйн-холле, — недвусмысленно попрощалась она.

— Надеюсь, увидите. — Он протянул руку и, приподняв подбородок Констанс, быстро поцеловал в губы. Затем смерил Констанс оценивающим взглядом и уверенно произнес: — Вот теперь точно увидите.

Она медлила, глядя, как Чарлз смотрит на нее: прищурившись, без тени улыбки на загорелом лице.

— Тогда до свидания. — Тихий ответ ее был еле слышным дуновением ветерка, совсем не таким, как ей хотелось бы ответить.

— До скорого свидания, Констанс.

Она, коротко кивнув на прощание, покинула машину.

Руки дрожали так, что, казалось, ей никогда не удастся вставить ключ в замочную скважину. Наконец дверь подалась, и они с Банга буквально ввалились в прихожую.

Закрывая дверь, Констанс заметила, что Чарлз стоит у машины, и махнула ему рукой.

— О, Банга! — Прежде чем веселая орава кричащих в гостиной детей заметила ее и собаку, Констанс взглянула в умные глаза пса и удрученно вздохнула. — Похоже, это конец… Теперь он точно вернется к своей Шарлотте. — Лицо ее омрачилось грустью. — Какая прекрасная пара! Леди Шарлотта Берклифф и мистер Чарлз Стэйн. Даже звучит красиво.

 

9

Через три дня Констанс собралась в Суррей. Выглядела она хорошо, а на душе кошки скребли. Чарлз в течение этих трех дней не давал о себе знать, но однажды утром Саймон, просматривая за завтраком свежие газеты, многозначительно присвистнул и произнес:

— Что бы это значило? — Он выразительно взглянул сначала на жену, а потом на Констанс, которая даже перестала есть. — Похоже, он перебирается к нам, так что ли?

— Да кто?! Кто перебирается?! — нетерпеливо спросила Бренда.

— Чарлз Стэйн, кто ж еще…

Внезапно Констанс показалось, что сердце ее стремительно падает куда-то вниз, неистово выстукивая барабанную дробь. О чем бы ни говорилось в заметке, ей заранее не нравилось, что в ней упоминается о Чарлзе.

— Тут пишут, что он скупил несколько строительных фирм и собирается перевести свой бизнес из-за границы сюда. Вчера состоялся грандиозный банкет по этому случаю. Вот целая статья о нем, глянь-ка, Констанс!

Ей не очень-то хотелось читать статью, но любопытство взяло верх, ведь рядом с заметкой красовалась большая цветная фотография. На ней был запечатлен улыбающийся и как всегда слегка надменный Чарлз, который смотрел прямо в объектив. Но кто это виснет у него на руке? Не иначе как леди Шарлотта Берклифф.

— Что за блондинка? Ты ее знаешь? — засыпал сестру вопросами не отличавшийся тактом Саймон.

— Мы виделись всего один раз, на рождественском балу в Стэйн-холле, — едва слышно ответила Констанс, не в силах оторвать взгляд от красивого лица белокурой бестии, на котором застыло невыразимое презрение ко всем и вся. — Ее зовут леди Берклифф, она его подруга.

— Подруга? Повезло же парню!

В одобрительном замечании Саймона слышалась легкая зависть, но как только Бренда прошипела: «Саймон!» — кивнув в сторону Констанс, он переменил тон и как-то равнодушно произнес:

— Я хотел сказать, она очень фотогенична.

— Нет, она и впрямь красавица, — вступилась Констанс за леди Берклифф, окидывая взглядом обеспокоенные лица близких. — И не надо делать из этого трагедии. Мы с ним даже не встречаемся.

— Ненавижу! — сквозь зубы шипела Констанс, выжимая что есть силы педаль газа, отчего Банга, прикорнувший было на заднем сиденье, тревожно вскинул острые уши. — Ненавижу, — повторяла она, проезжая знакомые повороты по дороге к дому.

А за что я, собственно, на него взъелась? — через минуту спросила себя Констанс. Разве он обязан не изменять мне? Чарлз свободен как ветер, абсолютно свободен, и это я не захотела с ним встречаться, а не он со мной!

Я просто не в его вкусе, успокаивала она себя, сворачивая с главной дороги. А теперь надо все забыть и с головой уйти в работу.

После открытия выставки ей заказали несколько пейзажей и глиняных изделий, и, чтобы уложиться в установленный срок, Констанс собиралась как можно больше времени проводить в своей мастерской.

Темнело быстро, стал накрапывать дождик, и Констанс пришлось включить яркие фары и дворники. За день до ее отъезда погода резко испортилась и напоминала скорее ноябрь, чем апрель.

Она планировала покинуть Лондон еще утром, однако настойчивые просьбы племянников заставили ее немного задержаться. Впрочем, когда часовая стрелка стала неумолимо подбираться к цифре «три», она все же решилась ехать.

К тому времени, когда Констанс свернула на хорошо знакомую дорогу, ведущую к дому, дождь ливанул как из ведра, грозя лишить ее возможности видеть что-либо. Было бы лучше, если б я выехала пораньше, сокрушалась Констанс, осторожно направляя автомобиль по размытой колее. Фары «остина» выхватывали из серой пелены струи дождя, Банга притих на заднем сиденье, словно понимая, как важно для его хозяйки быть в эти минуты предельно внимательной.

Завидев прорвавшиеся сквозь дождевую стену огни дома, Констанс облегченно вздохнула, однако уже в следующее мгновение ее охватило волнение.

Свет? Но я не оставляла дома света! — пронеслось у нее в голове. А это еще что? У меня начались галлюцинации или из трубы действительно валит дым?

За воротами появилась статная фигура Чарлза. Не успел крохотный «остин» подобраться к дому, как Чарлз в два прыжка оказался рядом с машиной. Он распахнул водительскую дверцу и, заглянув внутрь, окинул беспокойным взглядом пытающуюся отстегнуть ремень безопасности Констанс.

— С вами ничего не случилось?

— А что, собственно, могло со мной случиться? — с убийственным хладнокровием поинтересовалась она.

— Самое подходящее время для автомобильных прогулок! — издевательски заметил Чарлз, кипя от возмущения. — Я уже начал думать, что вы где-нибудь застряли. Почему вы уехали из Лондона так поздно? Не слышали прогноза погоды? Тащиться по размытым дорогам на ночь глядя — просто верх идиотизма!

Несколько секунд она молча изучала его перекошенное от злости лицо, затем вылезла из машины и, оттолкнув протянутую руку, выпалила на одном дыхании:

— Это не ваше дело, и я не обязана объяснять каждому встречному-поперечному, когда и почему возвращаюсь домой! И вообще откуда вам известно, что я уехала из Лондона?

— Я звонил вам на квартиру вашего брата, но он сказал, что вы уже в пути.

— Интересно, зачем? — вспылила Констанс. Он у всех на виду крутит роман с другой женщиной и при этом еще осмеливается делать мне замечания! — Разве я просила мне звонить? Вернись я домой хоть в полночь, вас это все равно не касается! — Констанс догадывалась, что говорит ужасные вещи, но продолжала возмущаться скорее по инерции.

— Вы все сказали?

По сравнению с ее горячностью состояние Чарлза было образцом благопристойности. Гневно сверкнув глазами, он развернулся и быстро зашагал по направлению к дому, а Констанс после минутного ступора торопливо последовала за ним. Банга, уловивший в их голосах агрессивные нотки, угрожающе рыча ринулся за Чарлзом.

— Я ни о чем вас не просила! — продолжала Констанс, врываясь в прихожую. — И не должна давать вам отчет в своих действиях… И вообще, что вы тут забыли?! — взвизгнула она, заметив, что на Чарлза, рысью несущегося в кухню, ее слова не производят ровно никакого впечатления.

— Свой плащ!!! Можно забрать? — ехидно поинтересовался Чарлз. — Или вы против?

— Естественно, я против! Я против того, чтобы вы врывались в мой дом и расхаживали тут, как у себя в спальне!

— Да пропадите вы пропадом вместе со своим домом! — рявкнул Чарлз, натягивая плащ.

От злости ему не сразу удалось попасть в рукава, и, пробираясь к выходу, он неистово дергал из стороны в сторону свой темно-синий дождевик.

Пунцовая Констанс медленно раздувалась от злости. Да как он смеет указывать мне что делать?! Кто дал ему право поджидать меня в засаде, словно дичь?! Не дай Бог, в округе решат, будто он со мной живет! Конечно, он владелец ее дома, но это не значит, что ему позволено заваливаться без приглашения в любое время дня и ночи, а в особенности когда я в отъезде. У меня, слава Богу, имеется письменное соглашение об аренде сроком на три года, и если ему захотелось зайти в гости, то он должен сперва получить приглашение или хотя бы позвонить, как все нормальные люди!

Шагая за Чарлзом по коридору, она скороговоркой высказывала эти мысли вслух.

— Формально вы, конечно, здесь хозяин, но я подписывала договор о единоличном владении не для того, чтобы в один прекрасный день нарваться на засаду. И на будущее… Если вам снова приспичит осмотреть свою собственность, будьте любезны известить меня. Ясно?

— Яснее некуда! — прорычал Чарлз в унисон с Банга. И добавил уже в дверях, заметив, как собака, недвусмысленно на него поглядывая, грозно скалит клыки: — Да заткнитесь вы оба!

— О! — только и смогла сказать Констанс, прежде чем за Чарлзом хлопнула дверь.

Она с трудом доковыляла до лестницы, ведущей наверх, и тяжело опустилась на нижнюю ступеньку. На улице послышался рев мотора и шуршание колес отъезжающего джипа. Вскоре наступила обманчивая тишина, нарушаемая лишь стуком падающих с неба капель и завываниями порывистого ветра.

Как долго просидела она на ступенях, уронив голову на руки, Констанс не помнила. Но постепенно силы к ней вернулись, и она сходила к машине, чтоб перенести в дом чемоданы.

Однако, поднявшись на второй этаж, она просто остолбенела. На столике у окна стояла огромная ваза со свежесрезанными цветами, а массивная вязанка дров уютно примостилась в углу гостиной. В камине весело потрескивал огонь, распространяя свет и тепло по всей комнате, а бордовые занавески были приспущены, закрывая собой мокрые окна с видом на промозглую апрельскую непогоду.

Распаковав чемоданы и спустившись вниз, Констанс почувствовала себя еще хуже. Холодильник был набит до отказа разнообразными деликатесами, на кухонном столе стояли несколько бутылок дорогого вина, корзина свежих яиц и мягчайший деревенский хлеб. На салфетке лежала сочная мясистая косточка, предназначавшаяся Банга.

Вероятно, Чарлз тщательно подготовился к моему появлению, съездил в магазин, закупил продукты, узнав от Саймона, что я вернусь домой поздно. Заметив, что нечем топить камин, Чарлз не поленился достать целую вязанку сухих трескучих поленьев. Он прогрел дом, украсил его цветами, а я погнала его!

Ну зачем я так с ним обошлась? — терзалась Констанс, ходя из угла в угол. Куда бы ни падал взгляд, ей везде виделись следы его заботливых приготовлений. Надо было объяснить, что это Бренда и дети задержали меня до обеда. Да и в конце концов он ведь просто беспокоился, как я доеду по такой погоде.

Но она вовсе не хотела, чтобы за нее боялись. Она не могла снова довериться человеку, которому небезразлична ее судьба. Когда-то она свято верила, что Роберт тоже оберегает ее из-за безграничной любви, но, осознав свою ошибку, стала медленно сходить с ума. Все начиналось именно с забот, а закончилось беспрекословным, рабским подчинением.

Положив на тарелку кусочек принесенного Чарлзом восхитительного окорока, Констанс вдруг поняла, что не может проглотить ни кусочка. А вот Банга, наоборот, по достоинству оценил чужую заботу и обглодал сочную кость в считанные минуты.

Констанс устроилась у камина, размышляя о своем поведении и прокручивая в мыслях возможные варианты иного поворота событий. Так или иначе все сходилось к тому, что ей надо немедленно извиниться перед Чарлзом.

Может, ей были неведомы истинные мотивы его поведения, может, он все еще встречается с Шарлоттой или с другой женщиной, но невзирая ни на что он повел себя как истинный джентльмен. А значит, надо попросить у Чарлза прощения, и чем скорее, тем лучше.

С другой стороны, зачем он усложняет себе жизнь? — вопрошала Констанс, выходя с Банга на прогулку. И мне тоже… С момента нашей первой встречи моя душа не знала ни минуты покоя, значит, эта встреча и есть главная причина всех моих бед.

Банга брезгливо прошлепал по лужам, пару раз фыркнул, подставляя дождю свою остроухую морду, и устремился назад, в теплую тишину дома, где его ждали уютная подстилка и подаренная Чарлзом кость.

Констанс поднялась к себе на верхний этаж и попыталась уснуть, но мозг отказывался угомониться, продолжая свою бестолковую игру под названием «Как хорошо, если бы все было иначе».

В час ночи Констанс спустилась выпить теплого молока, в три погрызла печенье, запив его горячим шоколадом. Когда же настенные часы пробили половину четвертого, убив последнюю надежду на сон, подсела к окну, закутавшись в плед, и стала любоваться утренней зарей.

Она решила ехать в Стэйн-холл сразу после завтрака и, если Чарлз соизволит ее принять — в чем она очень сильно сомневалась, — извиниться перед ним в самых искренних выражениях.

Тяжелые тучи нехотя ползли по серому небу, нависшему над печальными полями, вдоль которых лежал ее путь. Взобравшись на ступеньки Стэйн-холла, Констанс подергала за витой шнур звонка. В ожидании ответа сердце ее готово было выскочить из груди, но когда миссис Осборн — суровая экономка Чарлза — открыла дверь, молодая женщина постаралась говорить как можно непринужденнее:

— Доброе утро, миссис Осборн! Могу я видеть мистера Стэйна? Меня зовут Констанс Уайтселл…

— Я вас помню, мисс Уайтселл, — заулыбалась экономка, распахивая двери. — Мы виделись на рождественском балу. Мистер Стэйн как раз завтракает, но я доложу ему, что вы приехали. Подождите, пожалуйста, в кабинете.

— Благодарю вас.

Констанс все больше чувствовала себя глупым беспомощным ребенком. Кабинет оказался так же бесподобен, как и все остальные комнаты Стэйн-холла, — темно-голубые портьеры, позолоченные канделябры, — но, едва сев на краешек изящной бархатной кушетки, Констанс невольно вздрогнула. В какой-то мере это объяснялось слишком низкой температурой — по всей видимости, кабинетом пользовались довольно редко, — но скорее всего причина крылась именно в осознании богатства и влиятельности Чарлза.

А не лучше ли попросить миссис Осборн передать ему извинения и незаметно улизнуть? Констанс привстала, но тут же заставила себя опуститься на место. Даст Бог, он меня не примет, надеялась она. Может, ему некогда или он все еще сердит. Да уж, наверное сердит.

Внезапно невеселые мысли Констанс были прерваны появлением миссис Осборн, которая буквально вплыла в кабинет.

— Мистер Стэйн хочет видеть вас прямо сейчас, мисс Уайтселл. Пройдемте в столовую. — В тоне экономки сквозило нескрываемое осуждение. — Я провожу вас.

— Благодарю.

Бледнея от смущения, Констанс проследовала за миссис Осборн из кабинета в холл. Миновав несколько закрытых дверей, они повернули направо и вошли в огромную залу, где неторопливо трапезничал хозяин поместья. При этом Констанс чувствовала себя так, словно ее ждала аудиенция у королевы.

— Мисс Уайтселл, сэр! — торжественно возвестила экономка, пропуская Констанс вперед. — Пойду принесу еще один прибор.

— О, что вы, что вы! Не стоит беспокоиться. Я только что позавтракала — затараторила Констанс, ища глазами Чарлза.

Столовая оказалась немного меньше кабинета, стены ее были обиты деревянными панелями, вокруг дубового стола располагались несколько стульев с высокими спинками, а бордовый ковер и такого же цвета портьеры создавали впечатление теплоты и гостеприимства.

Но Констанс ничего этого не замечала. Ее нераздельное внимание привлекал лишь сидящий в непринужденной позе за столом высокий темноволосый мужчина, облаченный в пижаму, расстегнутую на груди.

Так вот почему в тоне миссис Осборн звучало неодобрение! — догадалась молодая женщина.

— А, это вы, Констанс! — заулыбался Чарлз. — Чем могу служить? Идите сюда.

Она, конечно, и раньше видела полуодетых мужчин — все-таки Констанс была замужем, — но этот… Мужское тело не представляло для нее ровно никакой загадки, однако с Чарлзом все обстояло иначе.

Его мускулистый торс был едва прикрыт шелком пижамной куртки, из-под которой виднелись курчавые завитки черных волос. Просторная пижама скорее открывала, нежели прятала от посторонних глаз соблазнительную мощь загорелого тела, длинные мускулистые ноги, не обутые даже в домашние тапочки.

Перед завтраком Чарлз явно принимал душ, поскольку его черные как смоль волосы влажно поблескивали при ярком свете люстры.

— Я и представить себе не могла… — заговорила Констанс и тотчас же остановилась, чувствуя, что ей не хватает воздуха.

Чарлз нарочно не стал одеваться, когда послал за гостьей миссис Осборн, потому что догадывался, какое впечатление произведет на Констанс его полуобнаженное тело. И она действительно смутилась, замолчав на полуслове. Но, поскольку в ее планы не входило доставлять Чарлзу удовольствие, она взяла себя в руки и снова заговорила:

— Очень жаль, что пришлось прервать ваш завтрак. Я могла бы подождать в кабинете или зайти в другой раз.

— А мы и не будем его прерывать. — Он лениво встал из-за стола и отодвинул для Констанс один из стульев. — Буду рад, если вы ко мне присоединитесь.

— Спасибо, но я не голодна, — поспешила ввернуть она.

— Тогда выпейте кофе. Миссис Осборн сейчас принесет вам чашку.

Чарлз продолжал стоять на том же месте, выжидающе поглядывая на свою гостью, и Констанс не оставалось ничего, как пройти через всю комнату и с облегчением опуститься на стул.

— Итак, — Чарлз снова сел, — как я могу вас осчастливить?

Возможно, скажи она то, что вертелось на языке, правдивый ответ немало удивил бы как Чарлза, так и саму Констанс.

— Я пришла извиниться за свое безобразное поведение вчера вечером. Понимаю, это непростительно, но я испугалась вашей заботы… Спасибо за дрова, за продукты и вообще за все это беспокойство… Сколько я вам должна?

— Не говорите глупостей! Мне ваши деньги ни к чему.

— Прошу вас, не отказывайтесь. Так мне будет спокойнее, — взмолилась Констанс. Ее голос стал слабым и едва заметно дрожал. — Я буду чувствовать себя прощенной до конца, если вы позволите возместить затраты.

— Но тогда я буду чувствовать себя не прощенным, ведь я так вероломно вторгся в вашу личную жизнь.

— Куда-куда?

Констанс удивленно смотрела на него, не издавая больше ни звука, пока миссис Осборн, скорбно поджав губы, не снабдила ее кофейной чашкой, после чего выплыла из столовой с видом оскорбленного достоинства. Чарлз сухо поблагодарил экономку и, оставшись с Констанс наедине, продолжил:

— Я не имел права врываться в ваш дом, какими бы чистыми ни были мои мотивы. Теперь я это понял. Но вчера, знаете ли, как подумал, что вы вернетесь, голодная, холодная, в натопленный дом с полным холодильником и поблагодарите меня… — Красивые голубые глаза смотрели на Констанс неотрывно, словно их обладатель хотел проникнуть в глубины ее подсознания. — Я было решил, что друзьям иногда разрешается приходить без предупреждения, но, видно, ошибся. — Чарлз грустно улыбнулся. — В любом случае не надо скрывать свою неприязнь. Если вам противно мое общество, так и скажите.

О Боже, да это еще хуже, чем я ожидала! — с отчаянием подумала Констанс.

— Чарлз, я же сказала: простите! — выпалила она. — Мне действительно очень неловко.

— Да что вы! Ничего страшного, это я во всем виноват, никак не вы! — И неожиданно спросил: — Хотите кофе?

— Да, с молоком, пожалуйста, — быстро ответила Констанс, стараясь поймать упущенную нить разговора. — Я не испытываю к вам неприязни…

— Но и не доверяете, — перебил Чарлз. — Ведь так?

— Не совсем. Скорее всего я до смерти боюсь довериться мужчине, любому мужчине, не только вам.

Повисла напряженная тишина. Наконец Чарлз глубоко вздохнул и тихо предложил:

— Не хотите поделиться?

— Нет!

Она ответила не задумываясь, скорее повинуясь какому-то выработанному инстинкту, однако Чарлз откинулся на спинку стула и дружелюбно улыбнулся.

— Во всяком случае откровенно, — заметил он. — Могу я хотя бы узнать, связано ли это с вашим мужем?

— Да, конечно.

— Ясно, — протянул Чарлз.

Неужели этот осел изменял ей? — пронеслось у него в голове. Скорее всего. А она, бедняжка, продолжала его любить, старалась быть идеальной женой… Все это мы уже проходили.

Констанс пригубила кофе. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего. Что он себе думает? — гадала она, поглядывая исподтишка на Чарлза. О своих делах, наверное. Такой бесстрастный взгляд. Держу пари, в покере ему нет равных.

— Что ж, похоже, жизнь, раздавая свою причудливую колоду, обошла нас козырями, — подытожил Чарлз, и, заметив, заигравшую на губах Констанс улыбку, строго поинтересовался: — В чем дело? Разве я сказал что-то смешное?

— Нет-нет, — торопливо ответила она. — Просто я как раз подумала, что из вас получился бы отличный игрок в покер, а вы сразу же заговорили про карты…

— Я хорош не только в покере, милая Констанс. — Он улыбнулся, видя, как заалели ее щеки. — Только вы почему-то никак не позволите мне доказать это. Но придет день…

Придет день? Не обольщайтесь! — чуть не крикнула она ему в лицо, сидя очень прямо, глотая обжигающий кофе и проклиная себя за предательскую дрожь в коленях.

Да что с ним происходит? — думала она, ставя чашку на блюдце. Не мог одеться к завтраку, как все нормальные люди? Констанс почему-то упустила тот факт, что сама много раз выходила к завтраку в ночной рубашке. Но одно дело ее ночная рубашка, а совсем другое — его пижама…

— Так или иначе, но я пришла извиниться, — заговорила она, вставая. — Дело сделано, мне пора… Еще раз простите, я вам очень благодарна…

— А где же доказательства? — ввернул Чарлз, с вызовом вскинув черные брови.

— Что-о? — опешила Констанс.

— Докажите, что между нами снова мир. — Поскольку Констанс уже поднялась, Чарлзу пришлось тоже встать из-за стола и подойти к гостье. — Давайте поцелуемся и все забудем, — хитро улыбаясь, предложил он.

— Не говорите глупостей! — отмахнулась Констанс.

— Только один дружеский поцелуйчик…

— Но я вовсе не хочу видеть вас в роли моего друга, — протестовала она.

— А я хочу. — Его голос — сладкий и вязкий, как сироп, — обволакивал молодую женщину, мешая собраться с мыслями.

— Но миссис Осборн может зайти…

— Только в том случае, если ее вызовут, — возразил Чарлз, подходя к Констанс вплотную.

Казалось, мир завертелся у нее перед глазами и растворился в непроглядной тьме, когда Чарлз умелым движением рук привлек Констанс к себе и запечатлел на ее губах жаркий поцелуй. Она хотела оттолкнуть его, сказать какую-нибудь грубость, выскользнуть из этих обманчивых объятий, но разум не сумел взять верх над чувством, и Констанс покорно обмякла в сильных руках Чарлза.

Шелковая пижамная куртка распахнулась, обнажив упругую мускулистую плоть, и вскоре Констанс с удивлением обнаружила, как ласкает его широкий торс, ныряя пальцами в темную гущу курчавых волосков, в изобилии покрывающих грудь. Она дрожала как осиновый лист, ощущая возбуждение Чарлза и свое, чувствуя, что горячее желание захлестывает ее и уносит в райские кущи.

Она слегка изменила позу, подняв кверху руки, и стала нежно гладить его плечи, прижимаясь к Чарлзу все ближе и ближе. Он неторопливо исследовал кончиком языка очертания ее рта, щекотал уголки губ, лаская и дразня до тех пор, пока Констанс не ответила на поцелуй с такой страстью, которая потрясла бы ее до глубины души, опомнись она хоть на мгновение. Но теперь ее мысли занимал только Чарлз, и никто другой, его прикосновения, вкус его поцелуя и аромат гладкой бронзовой кожи вызывали нервную дрожь в каждой клеточке ее тела, ставшего мягким и податливым в его умелых руках.

Жесткие завитки волос, покрывавшие его широкий торс, приятно покалывали грудь Констанс, проникая сквозь тончайшую материю обтягивающей футболки. Каждое новое движение его губ доставляло Констанс неизвестное доселе наслаждение, возбуждая все больше и больше, пока реальность не превратилась в буйство красок и чувств.

Руки Чарлза скользнули вниз по ее спине, притягивая ближе безвольное тело Констанс, находящееся целиком в его власти. Я никогда не испытывала ничего подобного с Робертом, пронеслось у нее в голове. Однако воспоминание о бывшем муже не вызвало, как обычно, яркой вспышки страха и непреходящего чувства вины. Вместо этого появилась грусть о бесцельно прожитом времени, о том, как много она потеряла, не встретив вместо Роберта нежного искусного любовника.

Неожиданно резкий звонок нетерпеливо прорезал томную тишину столовой и, ворвавшись в оазис наслаждения, вернул обоих на землю.

Чарлз неохотно оторвался от Констанс и, усадив ее на стул, рванулся к двери.

— Миссис Осборн! Миссис Осборн! Кого там черт принес?! — кричал он, поправляя на ходу растрепавшиеся волосы. — Констанс, прошу тебя, не уходи. Нам надо поговорить. Кто бы это ни был, не убегай. Я быстро избавлюсь от непрошеных гостей, хорошо?

— Хорошо, — чуть слышно выдохнула она, не в силах пошевелиться.

Я, кажется, его люблю… — думала Констанс, стараясь унять приятное головокружение. Но почему? Боже, почему я не поняла это сразу? Зачем мучила себя все эти месяцы, отрицая очевидное: мы же две половинки, он создан для меня, а я для него. Ведь это же так просто!

В дверь постучали. Прежде чем войти, миссис Осборн деликатно выждала несколько секунд, после чего вплыла в столовую и с деланным безразличием возвестила:

— Сэр, приехала леди Берклифф. Я попросила ее подождать в кабинете.

Констанс отдала должное беспримерной выдержке экономки, голос которой звучал на редкость спокойно, а ведь миссис Осборн, должно быть, прекрасно осознавала щекотливость сложившейся ситуации. Чарлз, который тоже взял себя в руки, безучастно на нее посмотрел и произнес:

— Благодарю вас, миссис Осборн. Скажите леди Берклифф, что я сейчас выйду.

Он и ее собирается встречать в пижаме? — с досадой подумала Констанс. Похоже на то.

Но как только дверь за миссис Осборн закрылась, она торопливо поднялась и сказала:

— Пожалуй, мне пора. Очевидно, теперь тебе не до меня.

— Опять бежишь? — воскликнул Чарлз, протягивая к ней руки. — Каждый раз, когда нам удается хоть ненадолго побыть вместе, ты норовишь улизнуть, и это меня бесит!

Констанс набрала в легкие побольше воздуха и сказала то, что уже давно жгло ей язык:

— Я не желаю пополнять твой гарем, Чарлз. Прости, но это не для меня.

— Какой еще гарем? — оторопел он.

— Самый натуральный, — любезно объяснила Констанс. — Может, тебе не хватает острых ощущений, а может, ты просто не уверен в себе как мужчина, не знаю. Но я однолюб и хочу, чтоб так было и впредь… Ну что ж ты застыл как соляной столб? Беги, встречай свою гостью!

— Всему свое время. — Он разглядывал Констанс, хитро прищурив один глаз. — Давай начистоту. Что именно ты имела в виду?

— Я не попугай, по десять раз повторять не буду, — резко ответила она. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, так зачем же зря сотрясать воздух?

— Ну хотя бы рассмеши меня!

Скорее всего она бы так и сделала, если б не распахнулась дверь и нежный голос не произнес:

— Чарлз, милый! Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, не так ли? О, мисс Уайтселл… Тысяча извинений, я и понятия не имела, что вы…

Констанс повернулась лицом к дверям и выжидающе уставилась на Шарлотту. Ее светло-карие глаза встретились с прозрачно-зелеными глазами блондинки и прочитали в них то, что скрывалось за искусно разыгранным смущением. Разумеется, леди Берклифф прекрасно знала, что Констанс находилась в столовой вместе с Чарлзом. Подтверждением тому могло быть деланно безучастное выражение ее лица, а также ровный мелодичный голос. На самом деле Шарлотта была вне себя от ярости, однако скрывала свое состояние, прикидываясь невинной жертвой обстоятельств.

— Ничего, я как раз собиралась уходить, — процедила Констанс, выжимая из себя жалкое подобие ухмылки.

В ответ на ее гримасу красиво очерченный рот леди Берклифф расплылся в голливудской улыбке, обнажив два ровных ряда белоснежных зубов, и блондинка ехидно заметила:

— Правда? Вот повезло!

Кому, интересно? — подумала Констанс, продолжая неестественно улыбаться. Ах да, что за глупый вопрос! Когда дело касается леди Берклифф, существует лишь один человек в целом космосе, к желаниям которого стоит прислушиваться, — это сама леди Берклифф. Или, может, решила Констанс, бросив на Чарлза полный ненависти взгляд, два таких человека.

Между тем Шарлотта уверенно вошла в столовую, как к себе домой, и Констанс смогла в полной мере оценить ее холеную внешность. На леди Берклифф красовался английский кремовый костюм от известного кутюрье, а такого же цвета туфли на высоком каблуке подчеркивали элегантную стройность длинных ног. Платиновые волосы легкими волнами падали на плечи, трогательно обрамляя миловидное лицо с безупречным макияжем. Шарлотта была стопроцентной леди и как нельзя лучше подходила на роль спутницы жизни такого преуспевающего человека, как Чарлз Стэйн.

Констанс же, напротив, надела старенькие брючки и светло-сиреневую футболку, накинула сверху теплую вязаную кофту, которая была одной из ее любимых вещей, но выглядела далеко не лучшим образом из-за того, что служила много лет. Имидж Констанс мог бы хорошо подойти к интерьеру гончарной мастерской, но это было слабым утешением, в то время как надменный взгляд зеленых глаз леди Берклифф сверлил каждый дюйм ее хрупкого тела.

— Я бы хотел, чтоб ты осталась, Констанс, — попросил Чарлз, глядя на нее в упор. — Нам еще надо кое-что обсудить.

— Уверена, мы сможем поговорить в другой раз. По-моему, в данном случае, трое — уже толпа. — Констанс быстрым шагом прошествовала к выходу, сухим кивком попрощалась с Шарлоттой, и тут ей в голову пришла злорадная мысль. Обернувшись в дверях, Констанс смерила Чарлза томным взглядом и многозначительно произнесла: — И еще раз спасибо за прошлый вечер…

Прежде чем прикрыть дверь, у нее было время заметить легкое удивление, написанное на его лице, а также убийственный взгляд леди Берклифф, пытавшийся пригвоздить ее к стене, словно букашку.

— Констанс! — крикнул Чарлз, догоняя ее в холле. — Позволь мне заехать к тебе, раз нам не дали поговорить сейчас.

— В этом нет необходимости, — сухо отрезала Констанс.

Она чувствовала себя полным ничтожеством из-за того, что позволила вовлечь себя в эту дурацкую игру. Масла в огонь подливало воспоминание о том, с каким презрением разглядывала леди Берклифф ее домашний костюм, ехидно при этом улыбаясь.

— Ты не права! — горячо возразил Чарлз, но Констанс без оглядки шла к выходу.

Она хотела только одного: поскорее добраться домой, где ее ждали Банга и любимая работа.

Когда я леплю вазы или пишу картины, я, по крайней мере, знаю, что делаю. Там все мои эмоции под контролем, думала она, выходя на улицу. Почему же, когда я с Чарлзом, все идет шиворот-навыворот?

— Констанс! — снова окликнул ее Чарлз, продолжая погоню. — Посмотри мне в глаза! — приказал он, преграждая ей путь.

Оборачиваясь, она боялась увидеть высокую фигуру Шарлотты, но дверь в дом была закрыта, и, кроме них, во дворе не было ни души.

— Я все сказала, — отчеканила Констанс, глядя на Чарлза в упор. — Теперь мне надо идти.

— А как же насчет этого? — осведомился Чарлз, кивнув на окна столовой. — Хочешь сказать, тебе не понравилось?

— Вот именно. — Наконец на помощь подоспела запоздавшая гордость, и лицо Констанс стало непроницаемым, как маска. — Не понравилось.

— Понятно. — Голубые глаза впивались в нее, словно лазерные лучи, холодя душу ледяным сиянием.

— Теперь я могу идти? — спросила Констанс, вызывающе глядя ему в глаза.

— Ну разумеется. — Он сделал шаг назад. — Ты всегда можешь уйти…

Ты всегда можешь уйти — эхом звучали его слова в голове у Констанс. Брак с Робертом был тюрьмой, где каждая ее мысль, каждый поступок подлежал тщательному анализу со стороны мужа. Чарлз имел в виду, что он даст мне безграничную свободу действий в любом виде отношений, которые могут между нами сложиться, будь то дружба или нечто большее. А что, если я стану для него не только любовницей на одну ночь, а еще и спутницей жизни? — размышляла она. Но любить Чарлза и мириться со всеми этими шарлоттами… О нет! Это еще хуже, чем жить с Робертом!

— Прощай, Констанс! — прозвучало ей вслед.

— Прощай, — прошептала она, подходя к машине.

Лимузин Шарлотты стоял буквально в двух шагах, так что, проходя мимо, леди Берклифф не могла не заметить крохотного «остина» Констанс.

Интересно, поймет ли Чарлз, что она помешала нам нарочно? — подумала Констанс. Да какая теперь разница, с досадой решила она, садясь в машину.

 

10

Вопреки ожиданиям следующие две недели после визита в Стэйн-холл пролетели как один день. Разбитая и подавленная, с небывалым рвением набросившаяся на работу Констанс почти не замечала, как мчится время. Она придумала себе негласное правило работать не покладая рук от рассвета до заката, и вскоре большая часть готовых заказов, полученных на выставке, заняла достойное место на полках гончарной мастерской. Работа давала Констанс новые силы, возрождала к жизни ее волю, наполняя сердце наслаждением и гордостью за проделанный труд.

По ночам все было иначе…

Первую она провела без сна, проворочавшись с боку на бок в жесточайшей агонии самобичевания и бессмысленных воспоминаний. Едва за окном забрезжил рассвет, Констанс была уже на ногах и, уединившись в тишине мастерской, с удвоенной силой принялась за работу. Но даже изнуряющий труд в течение лишенного всяких развлечений дня не довел ее до полного изнеможения, и следующая ночь оказалась не лучше предыдущей.

Она работала допоздна, выбираясь из мастерской лишь для того, чтобы прогуляться с Банга, и делая это только потому, что «так надо», и спешила вернуться к гончарному кругу.

Она лепила, делала эскизы, ходила в магазин, готовила пищу и гуляла, но все это время ее неотступно преследовало воспоминание о высоком темноволосом мужчине, настоящем красавце, в котором все было совершенно — от корней волос до кончиков пальцев.

Немного полегчало утром третьего дня, когда зашедший поболтать Джеффри упомянул между прочим, что Чарлза вызвали за границу на несколько дней в связи с очень срочным делом.

— Благодаря вам, милая Констанс, он проводит в Суррее больше времени, чем обычно, — глубокомысленно заметил Джеффри, делая глоток ароматного кофе. — Мы уже привыкли, что видим его от силы по праздникам. Старый мистер Стэйн был прирожденным дельцом, Чарлз, видимо, пошел по его стопам.

Констанс рассеянно кивала, думая о Шарлотте. Скорее всего существует другая причина частых посещений Чарлза, размышляла она. Еще бы, эта белокурая бестия знает, как развлечь хозяина Стэйн-холла.

Две недели спустя во время очередного визита вежливости Джеффри принес страшную весть.

— На этот раз я зашел не просто поболтать, — прямо с порога начал он. — Плохи наши дела, боюсь, как бы чего не вышло.

— Что случилось? — спросила побледневшая Констанс. Ей почему-то показалось, что речь пойдет о Чарлзе. — Что с ним?

— Можно, я сяду? А то в ногах правды нет, — попросил Джеффри, и, когда Констанс, пробормотав: «Простите, Джефф, конечно же садитесь», — придвинула ему стул, озабоченно продолжил: — Он либо умрет, либо беда пройдет стороной. В любом случае всегда лучше перестраховаться.

— Но что я могу для него сделать?! — горячо воскликнула Констанс, проходя в кухню. — Сейчас сварю вам кофе, и вы все-все расскажете.

— Да успокойтесь, на вас же лица нет… А дело вот в чем. К нам поступило несколько заявлений о массовых отравлениях домашних животных, — заговорил Джеффри, облокачиваясь на кухонный стол. — Травят кошек, в основном деревенских. Я знаком со всеми местными садоводами, которые используют стрихнин для борьбы с вредителями, и все они прекрасно знают, что это смертоносный яд, и пользуются им с предельной осторожностью. Но либо кто-то что-то не учел, либо…

— Что?

— Либо у нас завелся псих, — закончил Джеффри. — Кто-то, ненавидящий кошек, а может, и собак. — Чудаков и в деревнях хватает…

— И собак… — повторила Констанс. Ее нервы были натянуты как струна. — Вы считаете, в следующий раз он примется травить собак?

— Не стану ничего утверждать, но, пожалуйста, будьте осторожны, — попросил Джеффри. — Всяко бывает. Смотрите за Банга в оба, когда спускаете его с поводка, не позволяйте ему рыться в земле и есть всякую гадость. Коты любят копаться в отбросах, и те, кто отравился, виноваты сами, что оказались в ненужное время в ненужном месте. Иногда такое случается.

— Каковы симптомы? Ну, в случае чего… — нервно спросила Констанс. — Как я узнаю, что он…

— О, узнаете без труда! — Джеффри горько усмехнулся. — У животного начинаются спазмы, оно выгибает спину, задирает голову и падает на живот.

— А как его спасти?

— Никак, Констанс. — Джеффри сокрушенно покачал головой. — Одна надежда, что вы успеете вовремя доставить собаку к ветеринару, а тот введет ему антидот. Но это вряд ли поможет, если яд уже распространился по организму. Впрочем, я уверен, что с Банга ничего страшного не произойдет, беспокоиться не следует, однако будьте внимательны.

Но Констанс беспокоилась, и сильно.

В течение нескольких дней после визита Джеффри она не спускала Банга с короткого поводка, что было воспринято собакой как оскорбление. В течение дня он привык выбегать из дома, когда захочется, а теперь, запираясь в мастерской, хозяйка сажала под замок и его, вынуждая любоваться красотами заливных лугов через стекла высоких окон.

Тот факт, что две кошки, которые, по словам Джеффри, были отравлены, жили в частных коттеджах между деревенькой и домом Констанс, а остальные — в деревне, вкупе с предположением, будто Банга может съесть какую-то дохлятину, а до ветлечебницы она быстро не доберется, вынуждал Констанс быть предельно внимательной.

Однако прошла неделя, и, поскольку новых случаев отравлений зарегистрировано не было, Констанс потихоньку расслабилась, открывая днем двери мастерской и зорко наблюдая за Банга.

Однажды во время очередной длительной прогулки, когда прошло больше месяца с тех пор, когда она в последний раз видела Чарлза, одиночество Констанс прервало настойчивое лошадиное ржание. Сидя на травянистом пригорке под тенью старого дуба и наблюдая, как Банга носится по мелководью, распугивая рыбу, она подняла голову и увидела Чарлза.

На Констанс было длинное оранжевое платье, и это яркое пятно на фоне темной зелени речных берегов не могло остаться незамеченным. Чарлз махнул ей рукой, она нерешительно помахала в ответ, а потом, когда его лошадь пустилась рысью в ее сторону, Констанс поднялась на ноги и стала смотреть, как приближается Чарлз.

Выглядел он превосходно. Констанс не собиралась разглядывать его, ведь она никогда не делала этого по отношению к мужчинам даже до замужества, но здесь была беспомощна, как ребенок. Чарлз был одет продуманно небрежно, словно вельможа, задумавший прогуляться верхом по своим бескрайним владениям. На нем были темно-синие джинсы и хлопчатобумажная блуза с глубоко расстегнутым воротом. Он выглядел подтянутым, сильным и — судя по тому, что застыл в нескольких ярдах от Констанс, — несколько сдержанным. Учитывая прощание во время их последней встречи, его сдержанность была вполне объяснима.

— Привет. — Он даже не улыбнулся.

— Здравствуй. — Она не улыбнулась тоже.

Жеребец неуверенно топтался на месте, скосив круглые от ужаса глаза на Банга, который оставил в покое рыб и занял обороняющуюся позицию возле ног своей хозяйки. Чарлз быстро спешился, успокоил рычащего Банга, погладив пса между ушей, и, обратившись наконец к Констанс, весело сказал:

— Он меня боится.

И не только он, хотелось добавить Констанс.

— Я отошлю его обратно в водичку, пусть успокоится, — предложила она, радуясь возможности прервать диалог голубых глаз Чарлза со своими карими.

Боже, ну почему мне выпало влюбиться в самого потрясающего мужчину планеты?! — в отчаянии спрашивала себя Констанс, загоняя Банга в воду. Почему я не встретила обычного парня, который подстригал бы по воскресеньям газон перед домом и раз в месяц вывозил бы меня на обед! Сперва Роберт, теперь Чарлз… Может, я сумасшедшая?

— Как твои дела? — Чарлз привязал лошадь к стволу дуба и присоединился к Констанс. — Ты, кажется, похудела.

— Правда?

Интересно, он считает меня стройной и соблазнительной или просто тощей? — гадала она.

— Но ты, кажется, тоже сбросил вес, — сказала Констанс, присаживаясь рядом с ним на траву.

— Еще бы! Сделки на миллионы, жизнь на острие ножа — сама знаешь, каково это!

Он издевается?!! — подумала Констанс, хотя его загорелое лицо оставалось бесстрастным. Поймав ее осуждающий взгляд, Чарлз хитро усмехнулся:

— На самом деле мне пришлось много судиться, — объяснил он. — Хочу в будущем больше времени проводить в Англии, а дела за рубежом требуют постоянного контролирования. Вот и проходится разрываться на части.

— А, понимаю, — протянула Констанс, подумав о Шарлотте.

Интересно, это из-за нее Чарлза так тянет к родным берегам? — размышляла она, вспоминая их совместную фотографию на первой полосе столичного издания. Что ж, леди Берклифф красива, умна, богата, хорошо воспитана… Лучшей хозяйки для Стэйн-холла не найти.

— А помнишь, как ты читала мне нотации насчет разницы между цинизмом и жизненным опытом? — тихо спросил Чарлз, когда пауза в разговоре достигла критической отметки.

— Я вовсе не читала тебе нотаций! — ощетинилась Констанс, морщась при мысли о том, что в тот раз произвела на Чарлза неприятное впечатление. — Я просто выражала свое мнение, вот и все.

— И весьма горячо, если мне не изменяет память, — заметил он.

— Есть вещи, которые мне по-настоящему дороги.

— У меня тоже, — оживился Чарлз. — Вот, например… — Он вдруг резко умолк. — Прости за очередную попытку вызвать на откровенность.

Констанс сидела очень прямо, стараясь не смотреть на Чарлза, ощущая его волнение каждой клеточкой своего тела. И тут она допустила ошибку, повернув голову в его сторону, и эмоции, долго копимые в глубоком сосуде истосковавшейся души, с неистовой мощью хлынули через край.

— Я так скучал по тебе! — воскликнул Чарлз. Его голос звучал нежно и чуть заметно дрожал. — Даже больше, чем ты можешь представить!

Нет, нет! Замолчи! — взмолилась про себя Констанс. Не обманывай меня!

— Не нашлось занятий поинтереснее? — Она хотела облить его презрением, а получился еле слышный жалобный всхлип.

— Представь себе, нет, — просто ответил он, а когда Констанс сделала вид, что собирается встать, его голос зазвучал более уверенно, и Чарлз схватил ее за руку. — Тебе придется выслушать меня, хочешь ты или нет! Я скучал по тебе не только этот месяц, что меня не было в Англии, — продолжал он, игнорируя ее отчаянные попытки вырваться. — С самой первой нашей встречи ты навсегда осталась в моем сердце, чем бы я ни занимался, с кем бы ни проводил время. Сначала мне казалось, что это всего-навсего физическое влечение, некий инстинкт, способный либо убить всякий интерес после первой же совместно проведенной ночи, либо перерасти в более сильное чувство. Поэтому мне так хотелось оказаться с тобой в постели, но теперь я понял, что со мной происходит нечто странное…

— Я не верю ни единому твоему слову! — выпалила Констанс, отпрянув от Чарлза.

— А я тебя и не виню, — произнес он, хватая ее за руки. — Мне понадобилось много месяцев, чтобы понять, в чем дело. Так что ты тоже не сразу осознаешь смысл моих слов.

— А как же Шарлотта?

Это безумие, думала Констанс, так я действительно сойду с ума! С другой стороны, неужели не об этом я так страстно мечтала с момента нашей первой встречи? Но в мечтах все было как-то проще… Теперь мечты стали явью, и мне страшно…

Умом она понимала, что Чарлзу нет места в ее жизни, но сердцем хотела только одного: чтобы страстные мечты о нем стали реальностью. Роберт тоже говорил, что хочет ее, что она нужна ему, как воздух, и Констанс поверила, стала его женой, пойдя на поводу у более опытного мужчины. Но на поверку любовь оказалась иллюзией, расшатав ей нервы и сведя в могилу ее первого мужчину.

— Шарлотта? — Чарлз удивленно вскинул брови. — Неужели ты думаешь, что мы?.. Шарлотта — дочь одного из друзей моего отца. У нас общая фирма, вот и все.

— Чарлз, я могу быть кем угодно, только не дурой, — обиделась Констанс. — Я видела, как она на тебя смотрит.

— А мне-то что? — рассмеялся Чарлз. — Пусть себе таращится! Говорю тебе: между мной и Шарлоттой ничего нет и никогда не было. Ради всего святого, поверь мне, Констанс!

— Ты бываешь с ней в обществе, ходишь на обеды…

— Я бываю в обществе со многими женщинами, не только с ней, — вставил Чарлз. — Но посещение ресторанов вовсе не обязывает заниматься со всеми подряд любовью, если ты это имеешь в виду. Последний раз я был с женщиной полгода назад, и, что бы ты ни думала, я очень разборчив в связях.

— Но не так давно ты мне доказывал, что серьезные отношения не для тебя, и я по достоинству оценила твою честность. А как теперь понимать твои слова?

— Я старался не верить своим чувствам к тебе и лгал нам обоим, — признался Чарлз. — Да, до тебя у меня были женщины, много женщин, но теперь все это кажется мне абсурдом. Такого со мной еще не случалось, поверь, Констанс, смилуйся надо мной и позволь объяснить тебе, что к чему. Признаться честно, я не хотел влюбляться, не хотел серьезных отношений. Но чувство сильнее меня, я ничего не могу с собой поделать.

— Ты ничего не можешь знать заранее, — возразила Констанс. — Только что ты сказал, что прошлые связи ничего для тебя не значат. Так где гарантия, что со мной все будет по-другому? Согласись, на сто процентов ты не уверен.

— Я не хочу просто связи с тобой, — процедил сквозь зубы Чарлз. — Мне нужно куда больше. Мы знакомы уже пять месяцев, и я могу сказать это с уверенностью.

Чарлз не делал попыток сорвать с ее губ даже самый невинный поцелуй, и это несколько досаждало Констанс. Она вдруг поймала себя на мысли, что хочет этого больше всего на свете. С другой стороны, попробуй Чарлз ее поцеловать, она немедленно залепила бы ему пощечину.

Что касалось Шарлотты, Констанс ему верила, фактически она слепо верила каждому его слову, ведь Чарлз умел убеждать. Но повстречайся они пять или хотя бы три года назад, все было бы иначе. Теперь другие времена, и эта неизвестно откуда взявшаяся любовь погубит их обоих.

— А я уверена, что против наших отношений, какой бы характер они ни приняли, — твердо сказала Констанс. — Прости, Чарлз, но это правда.

— А я не верю, — спокойно ответил Чарлз. — Не надо мерить всех мужчин одной меркой, Констанс. Я не такой, как твой муж.

— Что?! — Констанс вскинула голову.

— Что бы он с тобой ни сделал, Роберт — глупец, не сказать бы еще хуже. Я не похож на него, я не заставлю тебя страдать.

— Ты не понял, — покачала головой Констанс. — Что бы ты ни думал, ты ошибаешься.

— Так разъясни! — воскликнул Чарлз, теряя терпение. — Объясни мне! Скажи, чего ты боишься?

— Не могу.

Как это могло случиться? — спрашивала себя Констанс. Почему все произошло так быстро? Пять минут назад мне было спокойно и легко, но стоило появиться Чарлзу, как все пошло кувырком. Вроде бы солнце по-прежнему светит, река течет, птицы поют… Она вдруг нахмурилась, почувствовав, как тонкая игла смутной тревоги безжалостно впилась в самое сердце. — Банга… Где Банга?!!

— Где Банга?! — закричала она, вскакивая. — Банга! Банга! — звала Констанс, но пес не появлялся.

— Да чего ты так переполошилась? — спросил Чарлз, тоже вставая. — Бегает где-нибудь твой Банга, ничего с ним не случится. Появится через минуту, не переживай.

— Ты не понимаешь! Кругом полным-полно стрихнина! Ему нельзя «бегать где-нибудь», — передразнила она Чарлза. — Пожалуйста, помоги мне! Найди его, Чарлз!

— Какой еще стрихнин? Ты о чем?

— Разве Джефф тебе не рассказывал?

— Я вернулся домой вчера ночью, а сегодня рано утром поехал на прогулку. Так что за история со стрихнином?

Констанс вкратце пересказала ему все, что узнала от Джеффри, и, внимательно выслушав ее сбивчивую речь, Чарлз решительно произнес:

— Значит, так. Продолжай звать пса, и как можно громче, а я оставлю Нарцисса на привязи и отправлюсь на поиски пешком.

— Куда ты пойдешь? — Она едва успела поймать уходящего Чарлза за рубашку, которая легко выскочила из джинсов, немало смутив Констанс.

— Последний раз я видел Банга, когда тот копошился вон там, — с этими словами Чарлз показал в сторону полей, туда, где река неожиданно круто изгибалась и исчезала из виду на несколько миль. — Значит, надо идти в этом направлении.

— Я пойду с тобой…

— Не надо, — твердо остановил ее Чарлз. — С таким же успехом он мог отправиться и в противоположную сторону, и к дому, так что ты должна пойти назад и постоянно выкрикивать его имя. Поняла? И еще, — добавил он, крепко сжимая плечи Констанс, — шансов, что Банга наестся отравы, один на миллион. Я согласен с Джеффом: раз в течение последних двух недель ничего нового не сообщалось, значит, инцидент исчерпан. Кто-то допустил ошибку, но теперь кошмар уже позади.

— Но ты же не знаешь этого наверняка! — Она была не в состоянии здраво оценивать свои слова и мысли. — Если кто-то когда-то разбросал стрихнин по полям, яд может до сих пор находиться где-нибудь рядом. А если Банга уже съел какую-нибудь дохлую мышь, отравленную стрихнином? Ведь собаки любят подбирать всякую гадость.

— Замолчи! Этим ты ему все равно не поможешь. — Чарлз слегка встряхнул ее. — Ты меня слышишь, Констанс? Соберись и продолжай звать Банга. С ним ничего не случится, я тебе обещаю. Стрихнин можно получить только с разрешения химической лаборатории, и, если бы кто-нибудь вознамерился истребить всех домашних животных, хотя бы одна-две собаки отправились бы на тот свет вместе с кошками.

Его доводы звучали весьма убедительно. Констанс попыталась успокоиться и взять себя в руки.

Но куда подевался Банга?

— Итак, продолжай звать его, а я вернусь на это же место через несколько минут. Хорошо? — быстро проговорил Чарлз. — И гляди в оба!

— Хорошо.

Прежде чем уйти, Чарлз запечатлел на ее губах легкий, успокаивающий поцелуй, после чего погрузился по колено в воду и перешел вброд на другой берег реки.

Констанс услышала, как Нарцисс недовольно зафыркал, видя уходящего хозяина, и поспешила по направлению к дому, непрестанно подзывая собаку.

О, Банга, Банга, где же тебя носит? — изводила себя Констанс, вытирая невольно подступившие слезы. Только бы ты ничего не нашел, только бы не съел.

Не прошло и двух минут, как до нее долетел голос Чарлза, звавшего ее. Не то чтобы в нем был оттенок паники или беспокойства, но что-то показалось Констанс не совсем обычным.

Она пустилась бегом обратно по тропинке, которая шла вдоль берега реки, остановившись только при виде Чарлза, идущего ей навстречу, и Банга, который бежал рядом.

О, с Банга ничего не случилось! — было первой мыслью в ее воспаленном сознании. Он жив, слава Богу! Но почему Чарлз идет так быстро? И почему у него такое лицо?

— В чем дело? — издали крикнула Констанс. — Почему ты мрачнее тучи?

Чарлз как раз переходил вброд реку и не ответил на вопрос, но, оказавшись по другую сторону бурлящего потока, поспешно объяснил свое беспокойство.

— Ничего особенного не произошло, только… — Чарлз замялся, а потом сказал, тщательно скрывая волнение: — Когда я его нашел, он как раз доедал какую-то пакость. Дохлую мышь или что-то в этом роде.

— Что же делать? — спросила Констанс бесцветным голосом.

— Не знаю, но, мне кажется, будет лучше, если я отвезу его к Макгиллу, — сказал Чарлз. Макгилл слыл одним из лучших ветеринаров в округе, но его лечебница располагалась примерно в двадцати милях отсюда. — Просто так, чтобы окончательно убедиться. Я поеду полем, так мы доберемся до места быстрее, чем на машине.

— Но ты не сможешь ехать верхом и везти Банга, — возразила Констанс. — Нарцисс вас сбросит, это слишком рискованно.

— Констанс… — Он взял в руки ее лицо, ласково заглянул в глаза и прошептал: — Уверен, все будет в порядке, правда. Если же самое худшее все-таки случилось, медлить нельзя!

Констанс ни за что бы не поверила, что Банга позволит Чарлзу поднять себя на лошадь, если бы не увидела собственными глазами. Она отвязала поводья и долго смотрела вслед удаляющейся троице.

Когда они скрылись из виду, Констанс тяжело опустилась на траву. Столько событий за один день! Чарлз признался, что Шарлотта для него ничего не значит, Банга съел дохлую мышь и, возможно, отравился… Что-то подобное, сродни отчаянию и собственной беспомощности вперемешку с паникой и страхом, она уже испытывала, когда у нее на глазах сбили Роберта.

Войдя в кухню, Констанс остановила свой взгляд на месте возле окна, где уютно примостилась собачья подстилка из мягкой байки, и еле сдержалась, чтобы не заплакать. Банга останется жив, ведь с ним Чарлз, убеждала себя Констанс. Труднее всего было сознавать, что смертельная опасность нависла над дорогим ей существом. Нет, никогда больше не буду ни к кому привязываться, твердила она себе, обхватив руками голову и закрыв глаза. Пусть то, что я испытываю к Чарлзу, похоже на любовь, но если и с ним что-нибудь случится, я этого не переживу.

Открыв глаза, она включила кофеварку и опустилась в кресло у окна, устремив задумчивый взгляд на залитую солнцем поляну. Банга, Банга, Банга — беспрерывно проносилось у нее в голове.

Констанс как раз приканчивала вторую чашку кофе, когда густую тишину пустого дома прорезал телефонный звонок. Подняв дрожащими руками трубку, она услышала глубокий голос Чарлза, и ее сердце снова забилось в бешеном ритме.

— Констанс? У него ничего нет. Макгилл лично осмотрел Банга и сказал, что ничего похожего на стрихнин в его желудке не обнаруживается. Сейчас Банга делают повторное промывание. Хорошо, что мы обратились к врачу сразу, могло быть и хуже, все-таки он съел какую-то дохлую тварь. Макгилл настоятельно рекомендует оставить собаку в лечебнице для наблюдения, а через несколько часов ты его заберешь. Согласна?

— Еще как согласна! — вскричала обрадованная Констанс. — Спасибо тебе за все, Чарлз! Огромное спасибо!

— Не за что. — Он немного помолчал, а когда приглашения не последовало, решил сам взять быка за рога. — Я мог бы к тебе заглянуть на обратном пути. Хочется рассказать обо всем более подробно.

— О, конечно! К твоему приезду я приготовлю легкий обед. Ничего особенного стряпать не буду, могу угостить только салатом, холодной курицей и круассанами.

Он проскакал верхом несколько миль ради чужой собаки, оправдывалась перед собой Констанс. Обед — самое малое, чем я могу его отблагодарить.

— Превосходно. Я заскочу в Стэйн-холл, оставлю Нарцисса и переоденусь, а потом возьму машину и приеду к тебе. Жди примерно через час.

Повесив трубку, Констанс немедленно занялась самобичеванием. Господи, какая же я идиотка! — думала она, сжимая кулаки. Ведь только минуту назад поклялась не связываться больше с Чарлзом, и вот тебе пожалуйста! Это действительно какое-то помутнение рассудка… Я же не хочу встречаться с этим человеком, не могу и не буду! А теперь он, вероятно, подумает обратное… Зачем я так поступила, ведь все было в моих руках!

Чарлз приехал к двум часам. Как только ему открыли дверь, по выражению лица Констанс он сразу понял, что в ее настроении произошли какие-то перемены.

— Прими. — Он осторожно протянул бутылку французского вина, стараясь не дотрагиваться до рук Констанс. — Я подумал, нам обоим не помешает стаканчик-другой.

— Благодарю, — сухо ответила она. — Предлагаю пообедать на внутреннем дворике, возле мастерской. Этим летом я часто ела за старинным столиком для пикников.

— Да что ты? — Чарлз был счастлив поболтать о пустяках, поскольку бессмысленные разговоры давали ей время расслабиться. — Кстати, Банга шлет тебе горячий привет.

— Странно без него. — Констанс оглядела кухню и выдавила жалкое подобие улыбки. — Особенно здесь, в кухне. Мне почему-то казалось, что тут водятся привидения, хотя днем здесь совсем не страшно.

— А, понимаю… — протянул Чарлз. Их взгляды пересеклись и застыли на какое-то мгновение, пока Констанс не отвела торопливо глаз, а Чарлз продолжил: — Мой дед любил рассказывать всякие истории про свое детство, а тогда в этом домике жил старый мельник. Дом был неотъемлемой частью поместья Стэйнов, и отец моего деда частенько брал обоих сыновей с собой, когда наведывался на мельницу. Дед рассказывал, что они очень весело проводили здесь время, играя во дворе.

Констанс обернулась к Чарлзу, заинтересованно его слушая, пока тот откупоривал запотевшую бутылку дорогого вина, продолжая при этом говорить:

— Дед рассказывал еще, что мельница была для них с братом неким загадочным и даже страшным местом. Они думали, здесь живут привидения. — Он обернулся к Констанс и снова улыбнулся.

Она осторожно подошла к Чарлзу, наблюдая за тем, как он разливает игристое вино, затем приняла свой бокал и сказала:

— Тогда я хочу на них взглянуть.

— Я тоже, — обрадовано кивнул Чарлз. Он знал, что говорит монотонно, но, похоже, это сработало. Когда он вошел, Констанс выглядела отчужденной, словно находилась в тысячах миль от него. — Дед говорил, что больше всего ему запомнился запах, который шел с чердака, — запах плесени и многовековой пыли. Ну, а мышей там! — Чарлз присвистнул. — Дед рассказывал, что в доме было полным-полно мышей и даже парочка крупных крыс, на которых охотилась кошка мельника.

— О! — воскликнула Констанс, раскрыв полные ужаса глаза.

— Но не волнуйся, грызунов давно вывели, хотя осталась, наверно, парочка летучих мышей, — успокоил ее Чарлз.

Они перенесли еду на улицу, расположившись во внутреннем дворике, и вопреки всем ожиданиям Констанс оказалась способной съесть весь свой обед и притом с большим аппетитом. Чарлз был интересным собеседником, остроумным и ненавязчивым. Интереснее всего было то, что в течение разговора он ни разу не упомянул о Банга, хотя и обещал поделиться с Констанс подробностями визита к ветеринару.

После обеда она устроила Чарлзу небольшую экскурсию по мастерской, в ходе которой он задавал интересные вопросы, немало удивив этим Констанс.

— А я и не знала, что ты так интересуешься лепкой, — заметила она после вопроса о том, какой сорт глины лучше всего использовать для каждого отдельного вида лепки.

— Я-то нет. То есть не интересовался раньше, — поправился Чарлз. — Но лепкой увлекается человек, которого я люблю, поэтому мне надо знать хотя бы немного о том, что интересует этого человека.

Констанс удивленно уставилась на него, не в силах придумать ни слова, чтобы разрядить напряженную обстановку, а он в ответ на ее замешательство лишь плотнее сомкнул губы.

— Не смей так говорить, — прошептала наконец Констанс, стараясь скрыть еле уловимую дрожь в голосе. — Умоляю, не надо…

— Но почему? — Его дружелюбный тон испарился, как туман над рекой, и Констанс поняла, что все сказанное раньше было ловкой игрой. — Почему, Констанс? Сама знаешь, между нами что-то происходит, и уже давно. Лично я готов признаться в своих чувствах хоть сейчас.

— А я не хочу, чтобы ты признавался.

— Не верю. — С этими словами он взял Констанс за плечи и развернул к себе, чтобы лучше видеть ее лицо, и испытующе посмотрел ей в глаза. — Я тебе не верю, милая, — тихо повторил Чарлз. — Ты, может быть, пока не испытываешь тех же чувств, что и я, но это придет со временем. Твои глаза кричат мне о любви, в то время как губы упрямо несут какую-то околесицу. Я же вижу, что не безразличен тебе. Не знаю, как сильно, но я тебе нравлюсь, это точно, Констанс.

— Нет, я вовсе не…

— Прекрати! — перебил Чарлз, притягивая ее к себе. — Не знаю, что вытворял с тобой муж, но я не такой, поверь.

Его голос слегка охрип и стал более чувственным, что бывало, как отметила про себя Констанс, каждый раз, когда она оказывалась в его объятиях. Чарлз был возбужден, и, хотя и пытался скрыть свое волнение, низкий хриплый голос выдавал его с головой.

— Да, ты не Роберт, и я это знаю, — лихорадочно забормотала Констанс, пытаясь отстраниться. — Но это не играет роли…

— Еще как играет, — оборвал ее Чарлз.

— И все же ты не прав. — Приложив ладони к широкой груди Чарлза, она чувствовала, как бьется его сердце, а тепло его загорелой кожи окутывало ее с головой, распространяя по всему телу сладкую истому. — Я не хочу тебя… Я не люблю…

— А кто тебя просит любить? Я могу подождать, терпения у меня хватит. Только дай мне шанс, загляни в свою душу и увидишь: у нас все получится. Да мы можем оставаться друзьями сколько хочешь, — бормотал он. — Будь же честна сама с собой…

А затем, словно в подтверждение смехотворной возможности остаться друзьями, Чарлз поцеловал ее долгим, сладким поцелуем, в котором смешалось все — от отчаяния до страсти. И Констанс, удивляясь сама себе, ответила на поцелуй, нежно обхватив шею Чарлза руками. Ее рот был ненасытнее, чем его, и вскоре страстный, глубокий поцелуй разжег в обоих давно дремавший огонь желания.

Подсознательно Констанс понимала, что совершает ужасную, непоправимую ошибку, но продолжала фанатично целовать Чарлза, испуская по временам короткие стоны наслаждения.

Чарлз с восторгом ощущал, как напряглись ее груди от умелых ласк его рук, и чуть не потерял самообладание от аромата, источаемого едва тронутой загаром шелковистой кожей Констанс. Она медленно поглаживала плечи Чарлза, запускала пальцы в его густые волосы и прижималась к нему всем телом так по-детски неуклюже, но вместе с тем страстно, что Чарлз был тронут до глубины души.

Он настолько не ожидал такого взрыва эмоций, такого всплеска чувств, что чуть было не перестал целовать Констанс и ласкать ее податливое тело. Она понимала, что надо остановиться, но когда Чарлз стал нетерпеливо развязывать тесемки ее оранжевого сарафана, покрывая поцелуями каждый новый участок тела, освобожденный от хлопчатобумажной материи, Констанс почувствовала, что плавится как воск в его сильных руках.

— Теперь ты убедилась? — тихо спросил Чарлз, отрываясь от ее губ. — Нам будет хорошо вдвоем, Констанс, ты же чувствуешь…

Просто хорошо? — подумала она. Да нам будет так хорошо, как не было еще никому на целом свете!

— Мы оба начнем все сначала, только ты и я. И никого между нами…

Ее резкое движение в сторону и прерывистый вздох изумили Чарлза неимоверно.

— Что с тобой, Констанс? — Он видел, как округлились, став совершенно чужими, ее глаза, и, обезумев от досады, обхватил руками и затряс ее хрупкие плечи. — Теперь-то что? Да ради Бога, скажешь ты, наконец, хоть слово?!

Да, теперь действительно пора открыться, решила Констанс, торопливо застегивая сарафан. Только так он поймет меня и оставит в покое.

— Хорошо, я расскажу, — заговорила она упавшим голосом. — Ты узнаешь обо всем, но не здесь. — Мастерская была дорогим ей местом забвения, где она пряталась от мирских забот, наслаждаясь тишиной и покоем. — Давай выйдем на улицу.

Как только они снова оказались за столом в саду, Чарлз вопрошающе посмотрел ей в глаза, и она начала свое повествование. Констанс рассказала все, начиная со своей счастливой жизни до замужества и закончив описанием их с Робертом помолвки.

— Так мы решили пожениться, — без выражения произнесла она.

— И что дальше? — настаивал Чарлз. — Что произошло после свадьбы?

— Муж изменился до неузнаваемости. Он стал просто другим человеком. — Констанс вздрогнула, несмотря на то что день выдался на редкость теплым. — Все началось уже в медовый месяц. Мы жили в гостинице, а там был один коридорный… Так вот Роберт сказал, что парень пытается меня соблазнить, а я строю ему глазки, хотя я даже толком не разглядела этого человека. И это случилось в наш медовый месяц…

Она проглотила подступивший к горлу комок.

— Но это были только цветочки. Роберт хотел обладать мной всегда, он был как одержимый, ей-богу, другого слова не найдешь. Он стал отвратительно ревновать, изводил себя и меня угрозами и обвинениями… Он разогнал всех моих друзей, стал издеваться над тем, как я одеваюсь, причесываюсь, крашусь… Он запрещал мне работать, потому что работа подразумевала контакт с другими людьми… с мужчинами… Он вечно твердил, что я слишком худая, что моя работа не заслуживает даже самой низкой оценки, что в постели я вообще безнадежна… В общем, делал все, чтобы я чувствовала себя зависимой от него. Он контролировал все, все, что я делала! И его старания не прошли даром. Я в самом деле начала верить, что без Роберта я ничто.

— Но ты же могла с кем-нибудь поделиться? — осторожно спросил Чарлз, мысленно посылая проклятия в адрес покойного тирана. — С мамой, с Брендой, с подругами?

— Я пыталась! Но ты не знал Роберта, поэтому не поймешь. На людях он был само очарование, милый, уступчивый и предупредительный, а наедине… И ведь он любил меня… По-своему, странной любовью, но любил!

— Констанс, это не любовь, — констатировал Чарлз, выслушав ее печальную историю. — Что бы это ни было, называй как хочешь, но любви между вами не было. По-моему, ты выразилась очень точно, сказав, что он был одержим.

— Как бы там ни было, я боролась за свою свободу каждый день, каждый час, — мрачно продолжала Констанс. — А потом он заставил меня согласиться на операцию…

Чарлз нахмурился.

— Какую операцию? Прости, но я что-то не понял…

Это было тяжелее всего — признаваться в том, что тебя хотели лишить возможности иметь детей. Констанс встала, нервно прошлась вдоль стола, чувствуя на себе пару испытующих глаз, и, повернувшись к Чарлзу спиной, устремила взгляд на бескрайние просторы заливных лугов, сливающихся с голубой гладью неба.

— Роберт требовал, чтобы я прошла стерилизацию, — отчеканила она, покраснев до корней волос. — Он вечно твердил, что прошлого не существует, что мы начнем все с начала, только он и я. И никого между нами… Вот поэтому он не хотел заводить детей.

На какую-то долю секунды Чарлза словно парализовало: он вспомнил слова, которые произнес несколько минут назад. Проклятье! Как ей теперь объяснишь? Я ведь имел в виду вовсе не то, что ее полоумный муж!

Но, прежде чем ему удалось открыть рот, Констанс заговорила снова:

— Я, конечно, сопротивлялась как могла. Но он записал меня на прием к врачу и, придя однажды вечером домой, закатил жуткую истерику… Мы поссорились… Он перебил все мои вазы, изрезал картины, даже ту, которую я написала по фотографии покойного отца, а ведь Роберт знал, как много она для меня значила.

Ее голос дрогнул, но, когда Чарлз поднялся из-за стола, Констанс резко обернулась и, вытянув вперед обе руки, тихо взмолилась:

— Нет, прошу тебя, Чарлз, не надо! Просто выслушай меня…

Он молча кивнул, снова усаживаясь за стол. Констанс осталась стоять, бледная как смерть, и, собравшись с силами, возобновила свое повествование:

— Я очень испугалась. Я и вправду решила, что он способен меня убить, и выбежала вон из дома. На улице ему удалось меня поймать, и я увидела в его глазах слезы раскаяния. Он был очень расстроен своим поведением — Роберт всегда сильно страдал после ссор, — и мы мирно побрели домой. Тогда и произошло несчастье…

Чарлз подбодрил ее кивком головы. Что за чепуха? — думал он, не веря своим ушам. И как только таких подонков земля носит?

— Констанс, твой муж был болен, неужели ты не догадывалась? — Он хотел подойти к ней, обнять и держать в руках так крепко, чтобы никто больше не посмел причинить ей горя. — Ему была нужна помощь врача, понимаешь? Психиатра.

— Я тоже так думала, когда разговаривала с мамой и с Саймоном — она с сомнением покачала головой, — но они уверяли, что у страха глаза велики. Мол, период так называемого привыкания бывает у всех молодоженов, и все в таком духе… А о том, чтобы пойти к врачу, Роберт и слышать не желал! Он говорил, что это я во всем виновата. Понимаешь?

— Я понял только одно: тебе пришлось побывать в настоящем аду, — заключил Чарлз. — Но далеко не все мужчины такие, как твой Роберт. И множество свадеб становятся началом удачной семейной жизни.

— Может, ты и прав.

— Никаких «может»! Я прав, и спорить тут нечего! — горячо воскликнул Чарлз.

— Ты, конечно, прав, но я уже ни во что в этой жизни не верю.

— Я сделаю так, что ты снова поверишь!

— Не надо. — Ее голос стал ледяным. — Я не хочу даже пытаться поверить в это, понимаешь? Я не хочу больше рисковать. Теперь моя жизнь в моих руках, и она слишком дорога мне, чтобы снова доверить ее кому-то еще. Я не хочу давать тебе шанс, чтобы ты точно так же стал мной командовать…

— Но я и не собирался! — Его ответ прозвучал чересчур громко в густой тиши безмолвной природы, и Констанс невольно вздрогнула. — У нас все будет по-другому, поверь. Я не такой, как Роберт, и я тебя действительно люблю.

— Роберт говорил то же самое. — Она уставилась на него усталым бесцветным взглядом, и Чарлз понял, что эта битва проиграна.

— Я понимаю, каково тебе пришлось, Констанс, но ты забываешь одну важную вещь, которая способна изменить всю твою жизнь. Я волную тебя как мужчина, и это может стать началом — очень хорошим началом — для наших отношений.

— Не думаю, что настанет день, и все вдруг ни с того ни с сего встанет на свои места.

Чарлз потерял терпение и закричал:

— А я уверен, что ты меня полюбишь! Я заставлю тебя это сделать! Здесь только я рядом с тобой, и нечего постоянно сравнивать меня с каким-то подлецом из прошлой жизни!

— Ты не понял, — спокойно отозвалась Констанс. — Я уже люблю тебя, Чарлз. Я полюбила тебя уже очень давно, но поняла это только сейчас. Да, я люблю… но это не сможет повлиять на мое решение. Я не хочу пускать тебя в свою жизнь.

Констанс замолчала, наблюдая за эффектом, который произвели ее слова. Чарлз выглядел так, словно получил мощнейший удар в солнечное сплетение. Но Констанс прекрасно понимала: допусти она сейчас слабину, ей всю оставшуюся жизнь придется жалеть о принятом решении. Чарлз все же слишком красив, слишком силен и нежен… Точно, пронеслось у нее в голове, слишком похож на Роберта.

— Значит, ты обрекаешь нас обоих на вечное одиночество? — уныло спросил Чарлз после долгого молчания.

— Называй это как хочешь. — Она вызывающе выпятила вперед подбородок. — Но я бы предпочла считать, что спасаю твое и свое будущее. Ты еще встретишь хорошую девушку.

— Замолчи! — вскричал Чарлз, испугав Констанс своей страстной одержимостью. — Не смей говорить, что я могу встретить другую, не то я не отвечаю за свои действия! — Он постоял с минуту, глядя в ее испуганные глаза, а потом резко отвернулся и зашагал по тропинке, ведущей к припаркованному неподалеку джипу.

Констанс, оцепенев от горя, долго смотрела ему вслед. Он уходит, он навсегда меня оставляет, мучалась она, пытаясь справиться с подступавшими к горлу рыданиями. Прощальный взгляд Чарлза красноречивее всяких слов дал ей понять, что он больше не вернется.

Она слышала, как взревел джип, словно сам дьявол вселился под капот огромного автомобиля. А потом густая тишина — обманчивая, звенящая безмятежность — опустила легкое покрывало спокойствия на зеленые луга, окружавшие тихую гавань отчаявшейся Констанс. Даже птицы, и те молчали, словно знали: нечто важное произошло сейчас под крышей этого дома.

Он ушел.

Констанс, тяжело вздохнув, опустилась на прогретые солнцем ступеньки, а веселое голубое небо будто смеялось над ее горем, отражаясь радостными бликами в безмятежной речной глади.

Он ушел, и это все лишь по ее вине.

 

11

Когда вечером того же дня Констанс заехала в ветеринарную лечебницу за Банга, веселое возбуждение соскучившегося пса ненадолго сгладило неприятное впечатление от расставания с Чарлзом. Но лишь ненадолго.

Она весь вечер ждала телефонного звонка, зная, что все равно не дождется, а утром, едва рассвело, была уже на ногах — взвинченная, усталая, раздраженная, повторяя себе непрестанно, что Чарлза не вернуть.

На следующий день легче не стало, и в течение медленно тянущейся недели Констанс мало-помалу свыклась с фактом его отсутствия, ведь теперь наконец-то исполнилось самое заветное ее желание: она осталась одна.

Однако сердцу не прикажешь, и постоянные мысли о Чарлзе к концу второй недели добровольного затворничества вынудили ее совершить поездку в Лондон, к Саймону и Бренде. Однажды вечером Констанс быстро собрала кое-какие вещи и через десять минут вместе с Банга покинула ставший почти родным деревенский дом.

Когда она уезжала, в Суррее стояли погожие деньки, зацветали сады и зеленые поля, но Лондон встретил Констанс негостеприимным туманом и промозглой сыростью серых улиц.

Хотя Констанс предупредила о своем визите, ей все же стало неловко, когда она заметила, что Бренда не слишком рада ее приезду. Усадив гостью в шезлонг, притаившийся в тенистой прохладе летнего сада, Бренда принесла два высоких запотевших бокала с холодным апельсиновым соком и, тяжело вздохнув, приступила к расспросам:

— Ну выкладывай. Что там у вас еще с Чарлзом?

— С Чарлзом?.. — переспросила Констанс, вскинув на смеющуюся Бренду полные ужаса глаза.

— Ради Бога, Констанс! — фыркнула Бренда. — Да это же ясно как день. Только слепец не заметил бы, что между вами происходит нечто интересное.

— Неужели так заметно? — испуганно прошептала Констанс, отпивая сок со льдом. — Но тогда я еще сама об этом не думала. А вот Чарлз, похоже, все понял сразу.

— Но теперь-то вы, надеюсь, оба в курсе? — захохотала Бренда. Ее, похоже, забавляло замешательство Констанс.

— Да. Но это больше не поможет.

Констанс вдруг подумалось, что, подслушай кто-нибудь со стороны эти бессвязные обрывки фраз, он бы, вероятно, решил, что две женщины разговаривают на каком-то закодированном языке. Но ведь и ее теперешняя жизнь стала в какой-то степени своеобразным набором ходов и правил, закодированных так, чтобы никто другой не догадался бы об их истинном назначении. Жизнь словно потеряла свой привычный смысл.

— Так-так… — протянула Бренда, видя, что дела в Суррее приняли серьезный оборот. — И кто же из вас получил от ворот поворот? Хотя можешь не отвечать. Позволь-ка угадать… — Она хитро прищурилась. — Впрочем, тут и гадать-то нечего. Ты опять отшила беднягу Чарлза?

— Да… — Констанс порывисто выпила содержимое своего стакана и посмотрела на Банга, который разлегся у ее ног. — В переносном смысле, конечно.

— Что ж, поздравляю. — Бренда уселась поудобнее и стала нервно постукивать пальцами по хрустальному бокалу. — Ну-ка успокойся и расскажи, как все было.

И Констанс рассказала. Рассказала почти все, начиная с момента первой встречи и заканчивая недавним расставанием, опустила только самые интимные моменты своих свиданий с Чарлзом.

— Да уж. — Бренда нахмурилась, ей было уже не до смеха. — Видит Бог, мне не хочется это говорить, но… По-моему, Чарлз абсолютно прав, а ты ошибаешься на все сто процентов.

— Давай не будем ходить вокруг да около. Скажи: что ты имеешь в виду? — холодно спросила Констанс. Ей не понравилось, что честная, всегда прямолинейная Бренда вдруг ни с того ни с сего заговорила загадками.

— Послушай, дорогая, я знаю, что твоя семейная жизнь была далеко не идеальной и ты боишься снова наступить на одни и те же грабли. Но никто тебя об этом не просит, понимаешь? Он сказал, что даст тебе время, уйму времени, целый вагон, если ты пока не готова к серьезным отношениям. А теперь ответь: что остается делать ему? — строго вопросила Бренда. — Поставь себя на место Чарлза!

— Это его личное дело. А что до меня, ждать я больше не хочу, — решительно ответила Констанс.

— Тогда почему ты здесь? Раз уверена в своих чувствах, зачем тебе мои советы?

— Мне было просто необходимо выговориться кому-то близкому, вот и все. Тем более я немного устала от работы: дурацкие мысли крадут время и силы. Жара стоит невыносимая…

— Да дело-то, конечно, не в жаре. — Бренда прикончила свой сок и удовлетворенно улыбнулась. — Я лично придерживаюсь несколько иного мнения. Давай бокал, пойду налью еще сока.

К тому времени, когда Бренда вернулась с кухни, Констанс решила, что тема Чарлза отныне навсегда закрыта. Констанс искренне любила свою невестку, но, поскольку Саймон был первым и единственным мужчиной Бренды, она в отличие от Констанс не знала, да и не могла знать, как легко ошибиться при выборе партнера. И Констанс приняла единственно верное, по ее мнению, решение: она заставит себя забыть о Чарлзе и, вернувшись в Суррей, снова примется за работу.

Бренда, как это ни странно, с завидным упорством не желала оставлять начатый разговор. Пропустив мимо ушей расспросы Констанс о здоровье детей, она внимательно посмотрела на нее и твердо сказала:

— Знаешь, вы с Чарлзом… Извини, могу я ввернуть хоть пару слов, прежде чем ты закроешь эту тему?

— Ты говоришь так, будто я затыкаю тебе рот, — обиделась Констанс.

— Да, похоже на то, — кивнула Бренда. — Но дело не в этом. Главное, что мы с тобой обе знаем: Чарлз не совсем подходящая пара для такой женщины, как ты. Он намного богаче, влиятельнее, известнее. Правильно? Он не подходит на роль тихого домашнего мужа, но ведь и тебе такой не нужен! Когда мы только познакомились, ты была совсем другим человеком: веселым, энергичным, открытым. До твоего замужества я ни за что не поверила бы, что тебе нужна лишь стабильная работа да тихоня-муж, расхаживающий по дому в пижаме. В тебе есть что-то артистичное, понимаешь? Ты не такая, как все.

— Согласна, только не знаю, чем это может мне помочь. Объяснись, если не трудно, — попросила Констанс.

— Частично ваши проблемы с Робертом исходили из того, что вы были оба личностями творческими. А Чарлз не такой. У него своя карьера, и он не будет подобно Роберту завидовать и бояться, что в один прекрасный день ты станешь популярнее, чем он. Он человек самодостаточный, пойми же это, Констанс! Ему не надо никому доказывать, что он лучший из лучших. Он уже состоялся как личность, понимаешь?

— Похоже, ты неплохо разбираешься в психологии, — заметила Констанс.

Бренда пожала плечами.

— Это жизнь. Во всяком случае миссис Уайтселл Чарлз понравился, да и Саймон от него просто в восторге.

— Не забывай, Роберт нравился им не меньше. А теперь давай оставим этот разговор и поболтаем о чем-нибудь более приятном.

— Хорошо, — улыбнулась Бренда, и молодые женщины просидели в тенистом саду до самого вечера, а потом домой вернулся Саймон.

— Констанс? — оторопел он, замирая на входе в кухню, где Бренда с Констанс потчевали детей чаем с печеньем. — Не думал, что ты примчишься так скоро. Тебе звонила мама?

— Мама? Мне? — Констанс удивленно вскинула брови. — Зачем? Что случилось?

— Да в общем-то ничего особенного. — Саймону было явно не по себе. — Честно говоря, мы условились, что она тебе не скажет. Мы, конечно, не были уверены, что ты дашь согласие, но все же понадеялись. Мы просто решили, что так будет лучше, и в первую очередь для тебя.

— О чем ты, Саймон?! — спросила Констанс, терпеливо выслушав его сбивчивый лепет. — Кажется, вы скрываете от меня то, чего мне знать не следует, так? — добавила она, глядя то на брата, то на Бренду.

— Нет-нет! То есть да… Честно говоря…

— По-моему, пора открывать карты, Саймон, — сказала Бренда. — В конце концов ничего криминального здесь нет. Зря ты так напугал Констанс. Расскажи всю правду, не томи сестру.

Констанс ничего не понимала.

— Мы просто дали за тебя согласие, — осторожно начал Саймон. — Но это еще вилами на воде писано, так что ты можешь и отказаться. — Его голос звучал все более возбужденно, хотя Саймон изо всех сил пытался сдержаться. — Хотя я бы тебе не советовал. Соглашайся, не пожалеешь!

— Да на что? На что я должна соглашаться?

— Корпорация, которая строит спортивные клубы и косметические салоны для самых обеспеченных дамочек всего мира, хочет, чтобы ты выполнила для них большую работу, — с ликованием сообщил Саймон. — Им нужна скульптура, красивая композиция, но доверить это кому попало они не могут. Вчера мы подтвердили твое согласие, надеясь, что ты не откажешься, и они готовы выплатить аванс хоть сейчас. — Саймон назвал столь внушительную сумму, что Констанс едва не упала со стула.

— А что за работа? Я смогу это сделать? — хрипло спросила она, приходя потихоньку в себя.

— Без проблем. — Саймон радостно посмотрел на сестру. — Они хотят, чтобы в холле был эффект водопада. Ты должна вылепить несколько изящных кораблей, расположенных один под другим, чтобы вода перетекала из одного корабля в другой. Внизу будут корабли покрупнее, наверху — поменьше. Представляешь, как красиво? А еще — если, конечно, им понравится твой водопад, — они готовы заказать тебе маленький бассейн с разноцветными фонтанчиками.

— Ого! — только и смогла выдавить из себя Констанс.

— Подготовительную работу ты можешь начать у себя в деревне и постепенно перевозить все это в Лондон, — продолжал Саймон. — Они готовы подождать несколько месяцев, пока ты расквитаешься со своими нынешними заказчиками. Нет, ты только подумай, какую они тебе сделают рекламу!

— Конечно-конечно, — торопливо согласилась Констанс. — Но к чему вся эта секретность? Ты чего-то недоговариваешь?

— Нет, что касается заказа, это все!

— Саймон. — Бренда произнесла это таким тоном, что Саймону снова стало не по себе. — Скажи ей все.

— Да ничего особенного, правда! Просто, пока шли переговоры, он настаивал, чтобы его имя оставалось в тени, хотя мы с мамой из-за этого чуть не поругались… Мама считает, что ты должна знать правду, но, раз он не хочет себя рассекречивать, по-моему, мы могли бы пойти на уступки.

— Саймон! — Констанс потеряла терпение. — Кто этот «он»?

— Как кто? Чарлз Стэйн, конечно.

— Что?! — вскричала Констанс.

— Именно Чарлз выставил твою кандидатуру на совете директоров, ведь он входит в правление корпорации. Знаешь, чем они занимаются? Держат по всему миру центры досуга, косметические салоны и…

— Саймон, ты повторяешься, — перебила Констанс.

— Он думал, что если ты узнаешь о его причастности, то будешь рассматривать это предложение как подхалимаж. Но Чарлз почти ни при чем. Все, в чем можно его упрекнуть, это в том, что он вынес на обсуждение твою кандидатуру. Совет директоров тщательно изучил твои работы, им понравилось, и теперь они готовы заключить соглашение со мной, поскольку я им сказал, что я — твой агент.

— Но они никогда в жизни не узнали бы обо мне, если б не Чарлз, — задумчиво произнесла Констанс. — Это он настаивал на моей кандидатуре, иначе они бы связались с более именитыми скульпторами.

Саймон пожал плечами.

— Не исключено. Но даже именитым скульпторам не всегда удается заполучить такой выгодный контракт, а я, заметь, принес его тебе на блюдечке.

Не ты, а Чарлз, подумала Констанс. Опять Чарлз… Кто, если не он, поверил в мои силы?

— Так значит, договор подписали еще вчера, — снова заговорила она, задумчиво теребя подол своей юбки.

— Ну да. Совет директоров собрался два дня назад, чтобы принять окончательное решение.

Говоря это, Саймон смотрел на сестру весьма странно, и она прекрасно понимала его недоумение. Как и любой нормальный человек, она должна была прыгать и кричать от радости, а Констанс сидела как в воду опущенная.

Два дня, думала она. Решение было принято два дня назад, а он даже не потрудился ко мне зайти. И предлог вроде был…

Констанс понимала, что ей следует сказать что-то, приличествующее случаю, или хотя бы выказать радость, но это было выше ее сил.

Поздно ночью, лежа в отведенной ей Брендой комнатушке, Констанс снова и снова прокручивала в голове подробности разговора с братом.

Как великодушно со стороны Чарлза! Но сможем ли мы теперь навсегда расстаться? Не сделал ли он это для того, чтобы заманить меня в свою постель? Ведь он так часто повторял, что хочет меня… И я его… О, как я себя ненавижу! Все же надо послать ему письмо или позвонить — сказать «спасибо». Встречаться нам нельзя, я не уверена, что сдержусь, но позвонить надо обязательно.

Как только решение было принято, Констанс сразу успокоилась и закрыла глаза. Через десять минут она забылась тревожным, но счастливым сном.

Ленивые стрелки настенных часов медленно подползали к цифре «два», когда на следующий день Констанс с матерью и Саймоном неспешно вошла в выставочный зал.

Никто из них не заметил высокого темноволосого человека, который стоял в одиночестве у дальнего окна, пока Лесли, помощница Саймона, не подошла к ним и не сказала:

— Добрый день. Вас ожидает джентльмен.

Все резко повернулись в ту сторону, куда указывала Лесли, и секундой спустя Констанс заметила, что мать и брат с улыбками двинулись к мужчине, стоявшему в отдалении. На какое-то мгновение она почувствовала весьма смешное в сложившихся обстоятельствах облегчение, оттого что выглядела как настоящая леди в открытом белом платье и дорогом жакете с короткими рукавами, купленном этим же утром в фешенебельном бутике.

Чарлз явно оценил все это и, взглянув на Констанс поверх голов миссис Уайтселл и Саймона, негромко произнес:

— Привет, Констанс.

— Привет.

А, ты не знал, что я в Лондоне! — поняла она по удивленному взгляду его голубых глаз, прежде чем Чарлз переключил внимание на ее родственников. Да ведь он владеет ситуацией намного лучше, чем я! — с досадой подумала Констанс, наблюдая за его бесстрастной мимикой. Какой красавчик, не удержалась она, лаская взглядом его широкие плечи и мужественное лицо. Устал, видно, решила Констанс, заметив черные тени у него под глазами, но все равно лучше всех!

Констанс сделала над собой титаническое усилие и преодолела небольшое расстояние, отделявшее ее от Чарлза, торопливо вливаясь в разговор, пока ее мать ненадолго умолкла, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.

— Хочу сказать вам спасибо, Чарлз, — начала Констанс, — что замолвили за меня словечко. Для меня это чудесная возможность выбиться в люди.

— Не за что. — Его голос был бархатисто нежен и ласкал слух своими низкими, чуть хрипловатыми тонами. — Значит, вы в курсе?

— Простите, это я виноват, — признался Саймон, слегка покраснев. — Не умею скрывать правду, вот и все!

— Ничего, это не самое страшное, было бы хуже, если б наоборот, — милостиво заметил Чарлз. — Но я заскочил лишь на минутку, Саймон. Хотелось бы обсудить пару нерешенных вопросов. Можете уделить мне несколько минут?

— Ну разумеется! — Саймон прямо из кожи вон лез, стараясь показать себя с лучшей стороны. — Пойдемте в кабинет. Кофе не желаете? — спросил он, одновременно делая знак Лесли.

— Пожалуй, — ответил Чарлз с улыбкой. — Черный, пожалуйста, без сахара, — проинструктировал он подошедшую Лесли. — Счастливо, миссис Уайтселл. Рад был снова видеть вас, Констанс.

Он уходит от меня, он опять оставляет меня в одиночестве! Констанс не могла понять, что с ней происходит, и очень испугалась собственного голоса, когда громко крикнула вслед Чарлзу и брату:

— А вы не хотите обсудить это со мной? Ведь работать-то буду я!

Мужчины обернулись: Саймон с перекошенным от наглости сестры лицом, Чарлз — невозмутимый, как монолит.

— Нет, Констанс, мне с вами обсуждать нечего, — заявил он бесцветным голосом. — Мы уже обо всем договорились. — Он выдержал паузу и добавил более тихо: — Это касается лишь финансовой стороны дела, ничего интересного…

— О… Да, конечно, понимаю. Извините…

Чарлз кивнул ей и, отвернувшись, пошел вслед за Саймоном. Констанс стояла неподвижно до тех пор, пока мужчины не скрылись в одной из комнат, расположенных в коридоре, прислушиваясь к биению собственного сердца и пытаясь унять эту бешеную гонку.

Итак, Чарлз дал понять, что готов играть по моим правилам, успокаивала она себя. Наконец-то он все понял и не будет больше приставать ко мне со своими излияниями. Он не стал продолжать разговор, не предложил встретиться после обсуждения финансовых проблем… Фактически он первым поставил точку в наших отношениях.

Она больно закусила губу, сжав руки в кулаки, а потом вдруг заметила, что мать пристально на нее смотрит.

— Что-то не так, дорогая? — неуверенно поинтересовалась миссис Уайтселл. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Все в порядке, мама, — вяло отозвалась Констанс, пытаясь изобразить на лице хоть какое-то подобие улыбки, и спохватилась: — Ну, мне пора. Я обещала Бренде купить что-нибудь к чаю, чтобы она не отвлекалась от домашних хлопот.

— Хорошо, иди. — Голос миссис Уайтселл звучал нейтрально, но взгляд был очень проницательным. — Беги, беги.

Эти последние слова были произнесены с определенной интонацией, но Констанс была до того расстроена, что приняла совет матери за чистую монету и устремилась к дверям.

Этот день, по мнению Констанс, тянулся невыразимо долго, несмотря на веселый бедлам, который устроили ее маленькие племянники. Она никак не могла взять в толк, в чем кроется причина ее напряженного беспокойства, но только до тех пор, пока домой не вернулся Саймон. Он приехал один, а когда заявил, что Чарлз отказался у них отобедать, настроение Констанс совсем упало.

— Я говорю: помнишь, Чарлз, как мы хорошо посидели у нас тогда, в апреле? А он отвечает, что его уже кто-то пригласил на этот вечер.

— Уже кто-то пригласил, — эхом отозвалась Констанс.

Что бы это значило? — спрашивала она себя с мазохистской настойчивостью. Деловой обед или любовное свидание? Вечеринка с друзьями, премьера в опере или поздний ужин в интимной обстановке при свечах?

О Боже! Я должна остановиться! Так больше нельзя. Мне все равно, пусть он переспит хоть с сотней женщин! Меня он не получит. Никогда!

На следующий день Констанс вернулась в Суррей. Оказавшись дома, она с небывалым рвением набросилась на работу, стараясь выполнять за день то, что было запланировано на все три. Просыпаясь на рассвете и засыпая на закате, она едва выкраивала время на еду, даже прогулки с Банга стали для Констанс сродни тяжкому наказанию.

Удивительнее всего было то, что в середине августа, когда на дворе стояла самая нестерпимая жара, Констанс вдруг подцепила грипп, эпидемия которого безжалостно скашивала целые семьи по всей стране. Сперва она почувствовала лишь легкое недомогание, но через пару дней, когда к ней в гости заглянул Джеффри, она услышала в свой адрес:

— Плохо выглядишь.

— Простудилась немного, ничего страшного, — ответила она, глядя на него воспаленными глазами. — Приму таблетку аспирина и лягу спать — к утру как рукой снимет.

— А врача ты не вызывала? — обеспокоенно спросил он.

— Из-за простуды? Конечно нет! — Констанс чувствовала, что голова просто раскалывается, словно сотни крохотных барабанчиков отбивают в висках свою адскую дробь. — Ты же знаешь, как опасно сидеть в жару возле вентилятора.

Когда Джеффри уехал, она была так обессилена, что наверх ей пришлось буквально ползти, поскольку ноги стали просто ватными. Добравшись до спальни, Констанс рухнула на кровать и закрыла глаза. Она уснула и проспала, должно быть, довольно долго, потому что, открыв глаза, увидела почти темную комнату и Банга, который, стоя на задних лапах, взволнованно лизал ей лицо.

— Хороший мальчик, хороший… — Ей еще никогда не было так плохо, но Банга надо накормить и прогулять, а у нее не было сил и пальцем пошевелить. Нечеловеческим усилием Констанс спустила с кровати одну ногу, затем другую, потом попыталась встать. В глазах сразу потемнело, комната превратилась в пляшущий калейдоскоп расплывчатых предметов.

Ноги совершенно ее не слушались. В голове все так же звенело, а Банга начал жалобно скулить, видя, что с хозяйкой происходит что-то необычное. Удобнее всего опираться на все конечности сразу, решила Констанс и, встав на четвереньки, кое-как доползла до лестницы.

Проклиная себя за беспомощность, она легла на живот и осторожно сползла на первый этаж. Если удастся накормить Банга и добраться до постели, думала она, к утру я буду как огурчик. Эти летние вирусы проходят так же быстро, как и начинаются. Но, оказавшись внизу, Констанс поняла, что встать с пола не сможет.

И вдруг в прихожей раздался нетерпеливый звонок.

Лай Банга вместе с боем крошечных барабанов в голове едва не свел Констанс с ума. Цепляясь за стену, она встала на ноги и кое-как добралась до двери, моля Бога, чтобы шум в ушах скорее прекратился. Там, на улице, мог оказаться кто угодно — сумасшедший маньяк или грабитель, но Констанс было так плохо, что об этом она подумала только после того, как открыла дверь.

— Констанс!

Она упала прямо в руки Чарлзу, повторяя еле слышно:

— Мне плохо, мне так плохо… Покорми Банга…

Пробормотав эти слова, она безвольно повисла у него на шее. Да и какая разница, почему Чарлз здесь оказался, думала она в полуобмороке. Главное, он здесь, и это хорошо…

— Бог ты мой, Констанс, почему ты мне не позвонила?!! — заорал Чарлз, поднимая ее на руки и проклиная Банга, который фанатично бросался на него с громким лаем, подобно чертику, выскакивающему из табакерки.

Констанс смутно понимала, что ее несут по лестнице вверх, и, несмотря на адскую головную боль, от которой темнело в глазах, радовалась возможности находиться в чьих-то сильных, надежных руках. Оказавшись в спальне, она не стала открывать глаза, чувствуя, что ее безвольное тело бережно положили на кровать и укрыли одеялом.

— Все в порядке, — услышала Констанс. — Все будет хорошо, ты только не волнуйся.

Приоткрыв один глаз, она заметила стоящего на коленях Чарлза. Судя по выражению его лица, он был необыкновенно взволнован.

— Банга! Он остался голодным, — прошептала Констанс. — Не мог бы ты покормить его и вывести на улицу? Собачий корм — в кухонном шкафу возле холодильника, а…

— Не волнуйся, разберусь. Закрой глаза, Констанс. Я все сделаю как надо, — приказал Чарлз. — Но почему ты решила, что справишься сама? — не удержался он от вопроса, когда Констанс снова откинулась на подушки и сомкнула покрасневшие веки. — От этого гриппа слегла половина Англии, а ты не хочешь вызывать врача.

Грипп? Какой грипп? — промелькнуло у нее в голове. Тогда неудивительно, что мне так плохо.

— Но откуда… откуда ты узнал; что я заболела? — промямлила она.

— От Джеффри. А теперь я позабочусь о Банга, принесу тебе попить, и мы уберемся отсюда как можно быстрее.

Констанс очнулась через несколько минут, ощутив легкое прикосновение его руки и еще более нестерпимую головную боль.

— Ты поедешь со мной в Стэйн-холл. Миссис Осборн будет за тобой ухаживать, да и я помогу, чем смогу.

— А Банга ты возьмешь?

— Любишь меня, люби и мою собаку? — усмехнулся Чарлз. — Разумеется, куда же ты без Банга!

— Я не в силах сдвинуться с места, — пожаловалась Констанс.

— Не будем спорить. Ты едешь ко мне домой, и я вызываю моего врача. — С этими словами он завернул Констанс в одеяло и, подняв на руки, зашагал к выходу.

— Я могу идти…

— Не смеши меня! — фыркнул Чарлз, неся ее, словно пушинку. — Банга уже ждет нас в моем джипе, а я собрал тебе и ему кое-какие вещи. Если что-то забудем, я вернусь позже и привезу все необходимое.

К тому времени, когда ее уложили на огромных размеров кровать в одной из комнат для гостей, Констанс не чувствовала уже почти ничего, кроме усилившегося жжения в горле и непроходящей головной боли.

Миссис Осборн носилась с ней как курица с яйцом, и это было даже приятно, если бы не приторное горячее питье, которое приходилось глотать каждые пятнадцать минут. Обещанный Чарлзом врач не заставил себя долго ждать: проведя тщательный осмотр, он заявил, что больная далеко не оригинальна и что у нее самый обыкновенный грипп.

— Сначала будет хуже, а потом лучше, — шутливо сказал эскулап. — Но недельку надо бы полежать. Побольше жидкости, не хотите — не ешьте, если не будет аппетита, и продолжайте принимать аспирин и пить чай с лимоном. Лучшей няньки, чем миссис Осборн, вам не сыскать.

Констанс попыталась сфокусировать на враче затуманенный взгляд и поблагодарить легкой улыбкой, но получилась такая гримаса, что Чарлз поспешил вмешаться:

— Ей надо поспать! Разве вы не видите? Она же в полуобмороке, — приговаривал он, выводя из комнаты доктора и миссис Осборн.

Три дня и три ночи Констанс то приходила в себя, то снова проваливалась в пучину беспокойных сновидений, ощущая где-то рядом материнскую заботу старой экономки и смутно памятуя о визитах вежливости Чарлза и Банга.

Врач осматривал ее каждый день, но кроме обрывков фраз, типа «организм был явно ослаблен, именно это ее и скосило» и «нет причин беспокоиться, организм молодой, выдержит», которые иногда вторгались в ее подсознание, Констанс почти ничего не понимала.

Однако на четвертый день своего пребывания в Стэйн-холле Констанс открыла глаза и поняла, что вернулась наконец-то в реальность. По-прежнему саднило горло и сил у нее было не больше, чем у котенка, но приступы тошноты, а также ужасная головная боль исчезли.

Она пролежала в постели еще час, наблюдая за проникающими сквозь шторы солнечными лучами и прислушиваясь к утреннему щебетанию птиц. Ни о чем не думая, Констанс просто радовалась возвращению в привычный мир и поделилась своей безмятежной эйфорией с пришедшей в семь утра миссис Осборн.

— О, дела, как видно, к лучшему! Мисс Констанс идет на поправку! — Экономка улыбнулась и поставила на столик чашку горячего чая. — Только вот худенькая вы больно, а так — ничего.

— Простите. — Констанс попыталась сесть, обнаружив, что на самом деле сил у нее еще меньше, чем казалось. — Я причинила вам столько хлопот.

— Да что вы! — Миссис Осборн поднесла ей дымящуюся чашку. — Я рада, что вы поправились, деточка. Бедный мистер Стэйн из-за вас весь изошелся.

— Да? — удивилась Констанс.

— Должно быть, перенапряглись? — спросила миссис Осборн, с материнской заботой поправляя подушки. — Нет, не подумайте, что я против, когда женщина делает карьеру. У меня у самой две сестры — одна врач, а другая юрист, — но вы себя совсем не жалеете. Здоровье надо беречь. Одна работа до добра не доведет. Вот вы, например, трудились без устали…

— И очутились в моей постели, — договорил глубокий низкий голос.

Обе женщины обернулись на этот звук, исходивший от дверей, и увидели улыбающегося Чарлза, который медленно подходил к кровати больной.

— Тебе уже лучше? — спросил он.

— Да, намного. А где Банга?

— Продолжает объедать меня в моем же собственном доме.

— Ах обжора! А как он себя ведет?

— Как истинный джентльмен, — ответил Чарлз, дождавшись, пока миссис Осборн покинет комнату.

— Прости, я причинила тебе столько неудобств.

— О да! — согласился Чарлз. — Пару дней назад я должен был вылететь в Штаты, но остался здесь и проворонил из-за тебя очень соблазнительную сделку. Так, пустячок, небольшое состояние.

Констанс испуганно посмотрела на Чарлза и почувствовала, как чашка в ее руках тихонько постукивает о блюдечко. Она хотела сказать Чарлзу так много и не только о том, что сожалеет о потерянной сделке, но благодарственные слова будто застряли у нее в горле. Когда атмосфера накалилась до предела, Констанс проглотила подступивший к горлу комок слез, поставила чашку на тумбочку и не спеша оглядела красивую, слегка претенциозную комнату.

— Это ведь не твоя спальня? — Она не могла представить Чарлза на фоне цветастых обоев с розочками.

Он усмехнулся.

— Если честно, я сплю этажом выше, а эта комната для гостей. Тебя положили сюда, чтобы миссис Осборн не пришлось много бегать по лестницам. Но соблазн утащить тебя наверх был велик! — Он вдруг стал серьезным и спросил изменившимся голосом: — Почему же ты никому не позвонила, Констанс? Зачем бороться с болезнью в одиночку? Или ты хотела свести счеты с жизнью?

— Ну конечно же нет! Я просто думала, что это обычная простуда, только и всего.

Чарлз покачал головой.

— Что-то слабо верится. Не знаю, то ли ты так уходишь с головой в работу, что не замечаешь ничего вокруг, то ли просто не заботишься о себе… В любом случае тебе нужен человек, который мог бы следить за твоим здоровьем.

— Вовсе нет! — Констанс рассердилась. — Сегодня же ноги моей здесь не будет, я чувствую себя значительно лучше!

— Ну вот, видишь? — сокрушенно покачал головой Чарлз. — Вспыхиваешь как спичка.

— Чарлз…

Он поймал свое имя, на мгновение жадно завладев губами Констанс, а потом отпрянул, оставив ее лежать неподвижно на кровати, и отошел, улыбаясь, к дверям.

— Ты не сдвинешься с места, пока я не буду уверен, что ты здорова. И, прежде чем ты отсюда уйдешь, мы обговорим кое-какие вопросы.

— Какие еще вопросы? — удивилась Констанс.

— Касающиеся нас обоих, — с готовностью объяснил он, смакуя каждое слово. — Я, конечно, хотел дать тебе время, милая, но ты вдруг стала выкидывать такие номера! — Он произнес это так, словно грипп был одним из ее капризов. — Время свыкнуться с фактом моей любви, — невозмутимо продолжал Чарлз, игнорируя ее негодующие взгляды, — и с тем, что моя любовь не означает полное контролирование твоей жизни. Я тебя люблю… Тебя, твой сильный характер, твой талант — все! И я никогда не буду приказывать тебе или что-то запрещать. В нашей жизни будут моменты, когда ты станешь делать что-то независимо от меня, и это замечательно, просто замечательно! Но знай: я всегда буду рядом, — добавил он тихо, — так, на всякий случай.

— Не понимаю, о чем ты…

— Ты создана для меня, Констанс. — Теперь его голос был резким, низким и глубоким. — Нравится тебе или нет, но ты не можешь от этого отмахнуться. Пусть на ожидание мне потребуются дни, пусть даже годы, но однажды ты поймешь, как понял я: вместе мы не случайно. Это знак судьбы, это неизбежно, как восход солнца, как прилив и отлив. Ты — моя, я — твой, и, сколько бы ты ни убегала, все равно вернешься ко мне.

Констанс лежала, не шелохнувшись; она не могла, не смела прервать этот сладкий поток признаний.

— И я не сдамся, Констанс, — продолжал Чарлз, взволнованно сверкая глазами. — Не потому, что хочу подчинить тебя целиком и полностью, превратив в нечто вроде зомби, а потому что люблю тебя… Поэтому и хочу заботиться, защищать тебя, и не проси меня не делать этого! Пройдет время — ты свыкнешься с моим присутствием и все наладится.

— А если нет?

— Никаких «нет», — отрезал Чарлз, строго на нее посмотрев. — Я в тебя верю и готов ждать, сколько надо. Слишком многое поставлено на карту: оставшаяся часть нашей жизни, дети, даже внуки! Да ради этого я готов ждать целую вечность!

— Не надо, Чарлз, — слабо улыбнулась Констанс.

— Скажи лучше: «Надо, Чарлз», — усмехнулся он. — Я не намерен тебя терять, куда бы ты ни убежала, я догоню тебя и верну домой. И еще… Запомни: я не Роберт и будь я проклят, если когда-нибудь повторю его ошибки!

 

12

Через три дня Констанс окончательно встала на ноги. После разговора с Чарлзом она попыталась самостоятельно добраться до ванной, но была так слаба, что пришедшей на помощь миссис Осборн пришлось снова предложить ей свои услуги.

Вынужденная неподвижность давала Констанс уйму времени для размышлений, но даже на третье утро хорошего самочувствия она не приблизилась ни на шаг к разгадке таинственной головоломки под названием «любовь».

Чарлз, хотя и выразил свои желания предельно ясно, все же держался на расстоянии. Не то чтобы он вел себя чересчур холодно или заносчиво, просто Констанс ожидала более страстного проявления пылкой, по его же словам, любви.

Но собственная реакция на его отчужденность поразила ее больше всего. При встречах она испытывала непреодолимое желание подойти к Чарлзу, прильнуть к нему всем телом и утонуть в его объятиях, а вместо этого была вынуждена прятаться за толстыми стенками своего панциря.

Спустившись к завтраку, она обнаружила, что столовая уже пуста, Чарлз явно был здесь, но ушел. Констанс решила, что он отправился на деловую встречу в Лондон, о которой упоминал накануне.

За окном сиял жаркий августовский день: солнце стояло в зените, на небе — ни облачка, а запахи отходящего лета парили в душном неподвижном воздухе. Констанс торопливо проглотила пару тостов, запив апельсиновым соком, и вышла на улицу, томимая желанием насладиться последними летними деньками.

Работающий у Чарлза садовник взял за правило выводить Банга на прогулку в расстилающиеся за Стэйн-холлом поля — частично из любви к животным, а частично из-за желания сохранить свои клумбы, которые Банга в первый же день пребывания в гостях превратил в кучи перерытой земли.

Констанс взяла интересную книгу и, спустившись в сад, уселась под сенью яблонь на прогретую солнцем скамью.

О приближении Чарлза и Банга она узнала раньше, чем они появились на посыпанной гравием дорожке. Из своего зеленого укрытия Констанс разглядела, что они полностью поглощены отниманием друг у друга толстой корявой палки, и только тогда в ее голове промелькнуло: и как я могла сравнивать его с Робертом? Ведь у них ничего общего, ничегошеньки!

Разве мог Роберт так любить животных? Особенно Банга, который столь много для меня значит. Роберт считал бы его соперником, досадным препятствием на своем пути. Разве повез бы Роберт его к ветеринару, тем более верхом на лошади, зная, что рискует упасть и сломать себе шею? Нет, его самолюбие требовало постоянных жертв ценой моей свободы, в то время как сам он не жертвовал мне ничего… Кроме своей жизни в тот последний день. А Чарлз не такой…

Мы могли бы потерять целые годы в ожидании того, что и так уже пришло, размышляла Констанс. А ведь я действительно люблю Чарлза, люблю во сто крат сильнее, чем он может себе представить. Во имя этой любви я должна простить Роберта, простить и поблагодарить за бесценный подарок — жизнь, которую он отдал за меня.

— Ты здесь, Констанс? — Голос Чарлза отвлек ее от трагических воспоминаний.

— Здесь.

Она вышла из своего укрытия под яркое утреннее солнце и увидела того, которого любила: высокого, темноволосого и дьявольски красивого мужчину, торопливо идущего ей навстречу.

— Мы с Банга всюду тебя искали.

Чарлз улыбался, но в прозрачной голубизне его глаз читалось такое трогательное беспокойство, что Констанс разом отбросила последние сомнения и страхи. Он боится за меня не меньше, чем любит.

— Я никуда не денусь, — нежно произнесла она. Ей не хотелось терять ни одного дня, ни одного драгоценного часа, дарованного самой судьбой. — Здесь я нашла все, что хотела.

На какое-то мгновение Чарлз молча изучал ее изменившееся лицо, и Констанс почти физически ощущала, как он пытается проникнуть в глубины ее подсознания.

— Я вела себя глупо, Чарлз, — дрожащим голосом сказала она. — Теперь все будет по-другому. Раньше я боялась жизни во всех ее проявлениях, боялась серьезных отношений, боялась твоей любви… Но, потеряв тебя, я никогда не стану по-настоящему счастливой. Я люблю тебя всем сердцем! Я верю тебе, и ничто не в силах помешать нашему счастью.

Казалось, он бесконечно долго смотрел ей в глаза, пытаясь увидеть в них подтверждение услышанному, но потом привлек Констанс к себе со вздохом облегчения, который был красноречивее любых слов. Чарлз целовал ее с первобытной страстью, растворяясь в нежных, бархатистых глубинах ее рта, пока непреодолимое желание не захлестнуло обоих горячей волной.

— Ты выйдешь за меня замуж? — проворковал Чарлз, отрываясь от губ Констанс.

— Когда?

— Как можно скорее!

— Выйду… когда захочешь, — любовно прошептала она, с обожанием глядя ему в лицо. — Хоть завтра, любовь моя…

В ответ на это он покрыл ее лицо сотней крохотных отрывистых поцелуев, а когда она в упоении запрокинула голову назад, стал нежно ласкать ее шею и плечи.

— Знаешь, а я больше не люблю тебя! — заявил вдруг Чарлз и, рассмеявшись, поспешил успокоить опешившую Констанс: — Я тебя обожаю, радость моя… Я просто без ума от твоей нежности, чувствуешь? — бормотал он, скользя языком по шелковистой коже ее плеч. — Ты мое солнышко, мое золотко, ты моя единственная и неповторимая… Ты только моя, и ничья больше…

Он вдруг замер на полуслове и отпрянул, словно огонь памяти опалил его коварным воспоминанием, но Констанс прильнула к нему всем телом и, глядя в глаза, попросила:

— Продолжай, пожалуйста! От тебя я хочу это слышать. Я только твоя, и ты — мой… Я больше не боюсь этих слов!

— У нас все получится, дорогая, — шептал Чарлз, осыпая поцелуями ее щеки, — но я, кажется, не дотерплю до свадьбы.

— Да не нужна мне никакая свадьба! Единственное, чего я хочу, это быть с тобой.

Скромное венчание с минимумом приглашенных, мечтала Констанс. Это будет так непохоже на пышную свадьбу, которую закатил в свое время Роберт!

— Насколько сильно ты этого хочешь?

— Насколько ты можешь себе представить… И даже больше!

— А потом мы сбежим в теплые края, туда, где круглый год бывает лето, — мечтательно произнес Чарлз. — Пустынный островок посреди океана, где можно ходить голышом и проделывать все те вещи, о которых я так долго мечтал.

— Ну-ка расскажи!

— Лучше я тебе покажу, — тихо и весело ответил Чарлз, поедая ее глазами. — Девочка моя, ты не представляешь, как тебе понравится…

Констанс смутилась.

— Но я… я не очень опытна в этих делах. Роберт был моим первым любовником, к тому же не очень изобретательным.

— Зато я буду таким изобретательным, что ты вмиг забудешь обо всем на свете!

— Я люблю тебя. — Констанс вдруг стала очень серьезной. — Знаешь, ведь я никогда еще так не любила…

Чарлз улыбнулся своей удивительной улыбкой, которая предназначалась только ей одной, и поднял Констанс на руки, сказав при этом:

— И я тебя люблю. Я готов доказывать это до конца наших дней.

— Тогда чего мы ждем? — взмолилась Констанс, сгорая от желания.

— Уже ничего, — прошептал он, прижимая ее к своей груди.

Констанс слушала биение сердца Чарлза и радостно мечтала о будущем.

Нас ждут долгие годы счастья, а плоды нашей любви — дети, внуки — скрепят наш союз и будут расти нам на радость.