Крис действительно существовал. Я поняла это, едва мы только подошли к маленькому домику, который отделяли от нашего два квартала. Из окна лилась музыка «U2», на что Дэвид сказал с улыбкой, что его брат большой поклонник Боно. Мне сразу же захотелось узнать, что читает этот мальчик, а заодно и сам Дэвид, хотя я уже поняла: отцовских книг я в этом доме не найду.
И ошиблась. Оказалось, что Дэвид просто не стал мне говорить этого сразу, чтобы я не подумала, будто он старается умаслить меня таким образом. Книги моего отца не были демонстративно выстроены в ряд, они искрами проскакивали среди других. Было очевидно, что покупались они в разное время, и уж точно не вчера, чтобы сегодня поразить мое воображение.
А Крис любил научную фантастику. Я увидела у него на столе том Саймака и поняла, что ошибалась, думая, будто никто его уже не читает.
Внешне он здорово походил на старшего брата, те же тонкие черты лица и крепкие плечи — в его возрасте только оттого, что ему приходилось крутить колеса своей коляски. Но в лице Криса, как ни странно, было больше задора и готовности к веселью.
Я подумала, что он о себе переживает куда меньше, чем Дэвид, глаза которого так не искрились. Разве что когда он говорил о своем брате. Мне даже не хотелось представлять, как каждый из них смирился со смертью матери. Что с ней случилось, я боялась спрашивать.
— Привет, Эшли! — проорал Крис, когда Дэвид представил меня. Музыку он в тот момент еще не приглушил. — Где-то я тебя видел.
— Заткни ты Боно, ради Христа! Это дочь писателя Джеффри Халса, — без обиняков сообщил Дэвид.
Мальчишка обрадовался:
— А! Я видел тебя в новостях.
Это был сюжет с похорон, и он следом вспомнил об этом и сконфузился. Я смело потрепала его темные волосы, чтобы заодно узнать, каковы они на ощупь у Дэвида. Что-то было в нем необъяснимо притягательное… Я имею в виду, конечно, старшего. Особенно хорошо я прочувствовала это, когда убедилась, что Дэвид не лжет.
В чем-то Том был прав, я действительно немного побаивалась этого мира, который так обманул меня. И хотя больше мне терять вроде было нечего, я не хотела попасть в ловушку. И подстилала соломку, еще и не падая…
— Я знаю, что меня показывали в новостях, — сказала я Крису. — А ты много смотришь телевизор?
Он спросил с вызовом:
— Думаешь, у меня много занятий?
— У меня тоже немного, — призналась я. — Вот сейчас как раз подумываю, чем бы заняться в жизни?
— Пиши книжки, — с легкостью посоветовал Крис. — Отец тебя не научил?
Дэвид заметил:
— Этому научить невозможно. Это уж или дано, или нет, приятель.
Крис заинтересованно посмотрел на меня:
— А как узнать?
Я предположила:
— Написать что-нибудь. И посмотреть: понравится ли это кому-нибудь, кроме тебя.
— А если никому не понравится, а тебе все равно захочется написать что-нибудь еще?
Присев перед коляской, я заглянула мальчику в глаза. Он смотрел на меня с ожиданием, которое я легко разгадала. И тихонько спросила:
— Ты уже написал что-нибудь?
Крис быстро взглянул на брата:
— Нет.
— Не ври ей, — предупредил Дэвид. — Она подозревает ложь даже в правде.
Я выпрямилась:
— Не всегда. Сегодня просто такой день…
— Какой?
— Странный.
— Ты сидела в баре у Бобби с бутылкой пива, что здесь странного? Полмира так время проводит.
Посвящать его в подробности я не собиралась, по крайней мере, пока, и все же ответила:
— Странно то, что было до этого.
Крис нетерпеливо постучал ладонью по ободу колеса:
— А что было? Что было?
Я вздохнула:
— Ну, сначала я решила продать все книги из домашней библиотеки.
Дэвид усмехнулся:
— Это действительно странно.
— Продала?
— Ни одной.
Крис разочарованно протянул:
— Ну, и что такого интересного? Удивила! Кто сейчас книги читает?
— А ты?
— Ну, вот только я. И Дэвид.
Дэвид вернулся к моей не заладившейся торговле:
— Так никто к тебе и не пришел?
— Пришел, — созналась я. — Только это был совсем не покупатель.
У Криса от любопытства округлились глаза:
— А кто? Ну, Эшли, не тяни!
Старший брат шикнул на него:
— Крис, не лезь не в свое дело! Ты не исповедник, в конце концов.
Надувшись, мальчик пробурчал:
— Ну, и не надо.
— Это был поклонник моего отца, — сказала я. — Пришел вдохнуть священный воздух нашего дома.
Дэвид с недоумением приподнял брови:
— И часто вас посещают такие чудики?
— Почему чудики? — Это задело меня. — По-твоему, быть преданным читателем такого писателя, каким был мой отец, — это смешно?
— Я вовсе не это хотел сказать. По-моему, смешно, когда люди лезут к писателям, к артистам со своими признаниями.
— Ты не понимаешь, Дэвид! Моему отцу это было необходимо. Он для того и писал свои книги, чтобы всякие чудики влюблялись в них!
Шагнув ко мне, Дэвид обнял меня так крепко, что я даже не попыталась вырваться.
— Прости, — прошептал он. — Прости меня, Эшли. Но ты сама заговорила об этом таким тоном…
— Это чтобы… Чтобы…
У меня неожиданно затряслись губы, так неудержимо, что пришлось уткнуться лицом в плечо Дэвида. Его незнакомый запах входил, казалось, мне прямо в сердце, минуя другие органы. И оно также незнакомо заволновалось. И вместе с тем от Дэвида исходил необъяснимый покой, я погружалась в него, и просто физически ощущала, как размягчается моя душа.
«Неужели только из-за того, что этот парень так красив? — подумала я даже с некоторой обидой за себя. — Неужели все так просто?»
Он потерся щекой о мои волосы, наверное, торчащие во все стороны, как обычно.
— Чтобы не заплакать, — сказал Дэвид тоже шепотом. — Я понимаю.
Я хотела кивнуть, но тогда моя макушка оторвалась бы от его щеки, и я не шевельнулась. От него исходило такое тепло, какого я давно не чувствовала. А может быть именно такого — никогда. Разве я любила кого-то не родственной любовью? Если я и могла представлять ее, так только по книгам, в том числе и по романам Джеффри Халса. Написанных о моей матери.
И мне подумалось: если у моих родителей была когда-то любовь, достойная того, чтобы остаться в американской литературе, неужели я не способна на такую? Например, к одному из тех двоих, с которыми меня свел этот поистине странный день?
Меня едва не передернуло, но я успела справиться с собой, иначе Дэвид мог бы неправильно меня понять. Почему это мне вдруг вспомнился Том, о котором я старалась вообще не думать? Но он никак не желал оставить меня в покое, как и обещал, и мои мысли то и дело возвращались к нему.
Он был не так красив, как Дэвид, и хуже воспитан, но ведь это именно Том нашел наше с отцом любимое место, а это достаточно много значило для меня. Почему я так решительно оттолкнула его, стоило ему поцеловать меня? Ведь, если не кривить душой, это не вызвало у меня нестерпимого отвращения.
Заскучавший Крис плаксиво протянул:
— Ну, мы будем есть пиццу?
— Сию секунду, — оторвавшись от меня, Дэвид замер перед братом в полупоклоне, изображая официанта. — Чего еще изволите, сэр?
— Вот так бы почаще, — протянул мальчик довольным тоном.
— Мне совсем чуть-чуть, — предупредила я. — У меня пиво весь желудок заняло.
— А мне он пива не дает, — пожаловался Крис. — Как будто я маленький!
Я улыбнулась ему:
— Значит, он тебя очень любит.
— Он?! Меня?!
— Мой отец тоже не разрешал мне алкоголь. А он меня очень любил.
Крис разочарованно протянул:
— У-у… Я думал, писатели все понимают.
— Вот именно. И он понимал, как легко можно спиться. У него ведь были такие друзья, которые не смогли удержаться на грани.
— И он с ними раздружился?
— Он их не отталкивал, если ты это имеешь в виду. Они просто со временем разошлись. Разные интересы, понимаешь? У него — литература и я.
Мне вспомнилась Джун, и я поморщилась, не удержавшись. Она бесцеремонно лезла во все, что касалось только нас с отцом. И я не знала, как избавиться от ее назойливого присутствия…
— К тому же от пива здорово толстеют, — вовремя добавил Дэвид.
Крис озабоченно взглянул на свои голые ноги, почти не прикрытые шортиками, и заверил:
— Ну, я-то вряд ли растолстею.
— Это тебе так кажется, — заметила я. — Стоит только начать…
Дэвид продолжил с серьезным видом:
— Так что лучше тебе отказаться от пиццы в мою пользу. Мучное…
— А-а! — завопил Крис. — Вот ты к чему все это! Наплели мне тут с три короба, лишь бы только мой кусок захапать!
— Неужели ты не поделишься с любимым братом?
— Не поделюсь!
Повернувшись ко мне, Дэвид сделал скорбное лицо:
— Видишь, с каким вероломством мне приходится мириться!
— А мне-то! А мне!
— Ладно, братцы-кролики, — решила я завершить перепалку. — Пиццы всем хватит. А не хватит, закажем еще, какие проблемы?
И мы действительно заказали еще, и пива выпили, несмотря на то, что мне казалось, что в меня уже не влезет. Ничего, влезло… Мы даже Крису плеснули немножко, правда, не сразу, а когда сами уже развеселились до неприличия, мы, помнится, даже устроили соревнования по плевкам, хотя я всегда презирала подобные забавы. Но тут никому из нас не было стыдно, мы только хохотали, как сумасшедшие. И мне казалось, что я, наконец, очутилась в том подростковом возрасте, какого у меня никогда, по сути, не было. Потому что друзей не было…
Не знаю, что в те минуты испытывал Дэвид, но у него вырвалось:
— Я и не думал, что ты такая…
— Ты меня вообще не знал, — напомнила я.
Он задумчиво согласился:
— Не знал. Жаль.
А потом Дэвид — уже не помню, с чего, — назвал меня прекрасной амазонкой, а сам вызвался быть моим конем, поскольку мужчины им были без надобности. Я вспрыгнула к нему на спину, и он легко побежал со мной по дому, то и дело взбрыкивая и издавая громкое ржание. Крис повизгивал от смеха, наблюдая за нами, и прыскал пивом, которое в конце концов пришлось у него отобрать.
Потом мы резались в карты, в разные игры, некоторым я обучалась по ходу дела, и все время проигрывала. А Крис проиграл только один раз, но сразу жутко обиделся, даже глаза покраснели. Признаться, у меня то и дело возникало подозрение, что Дэвид жульничает, но я пообещала доверять ему и помалкивала.
Тем более проигрыши ничуть не огорчали меня. Даже когда приходилось лезть под стол и кричать петухом. Кстати, Крис отказался это сделать, хотя под стол его никто и не погнал бы. Зато надо мной он хохотал от души. Но я, конечно, не обижалась. Я им обоим все готова была простить за это забытое, прекрасное ощущение, будто я, наконец, дома…
Когда мы очнулись, оказалось, что уже глубокая ночь и до утра осталось всего ничего. Мы переглянулись, и тут Крис демонстративно зевнул:
— Ладно, я спать пошел, а вы тут как хотите…
И, бодро накручивая колеса, направился к своей комнате. Проводив его взглядами, мы оба (уверена, что и Дэвид тоже!) почувствовали себя неловко и в то же время в груди и даже в животе опять заволновалось так, что лицо у меня так и запылало. И опять вспомнился Том с его вечно краснеющими щеками.
«Я знаю, как от тебя избавиться», — подумала я и протянула руку к лицу Дэвида. Оно дрогнуло, и его губы прижались к моей ладони. Мы замерли так надолго, и эта неторопливость взволновала меня еще больше, чем если б мы набросились друг на друга. Потом он поцеловал мое запястье, скользнул губами к сгибу локтя…
Когда Дэвид поднял голову, лицо у него было умоляющим, волосы растрепались, и он выглядел совсем мальчишкой. Немного испуганным и счастливым. Я положила ладонь ему на шею: под горячей кожей быстро билась жилка, напрямую связанная с его сердцем. Я потрогала ее губами, и Дэвид не выдержал, стиснул меня и усадил к себе на колени, лицом к нему.
Ощутив, как он хочет близости еще большей, я вспомнила собственные слова о нежелании повторять эксперимент, и в душе рассмеялась над этой глупостью. Разве можно было зарекаться от того, что может получиться совсем иначе?
Рано или поздно это все равно должно было повториться, ведь уходить в монастырь я не собиралась, так лучше пусть это случится с таким парнем, как Дэвид, чем с кем-то другим. В те минуты я была уверена, что как бы ни сложилось все в дальнейшем, я ни за что не пожалею об этой ночи, внезапно случившейся в моей жизни.
Я не противилась, когда Дэвид снял с меня майку, под которой никогда ничего не было. Его губы сразу припали к моей груди, отчего у меня в животе возникла зовущая пустота, которую мог заполнить только Дэвид. И он сделал это так осторожно и ласково, что я не почувствовала никакой боли, которой так опасалась.
Его тело скользило по моему, и мне чудилось, что он проникает в меня всеми своими членами и мы становимся одним многоруким, четвероногим существом. Счастливым существом, которое должно жить долго и счастливо, потому что оно — единственное в своем роде.
Удивленная происходящим, круглая луна следила за нами через незадернутые занавеси, и я подумала, что тот кузнец, который видится с Земли, подглядывает за нами. И почему-то преисполнилась гордостью за то, что занимаюсь любовью на глазах у этого далекого, но всевидящего свидетеля. Мне нечего было стесняться. Мы ведь не просто занимались любовью. Мы любили друг друга. Теперь я знала, что это такое.
— Я и не думал, что найду тебя, — прошептал Дэвид мне не на ухо, а в губы. — Мне казалось, что так не может быть ни с кем. Что это все выдумки писателей. Их прекрасные фантазии. Плоды воображения…
Мне стало смешно:
— Я и есть писательский плод. Только не плод воображения, а настоящий…
— Может, поэтому ты такая?
— Какая?
Он рассыпал нежные поцелуи по всему моему телу, нашептывая:
— Самая нежная, самая красивая, самая веселая, самая лучшая… Я счастлив, Эшли.
— Я тоже, Дэвид.
— Если б я знал, какая ты, — опять повторил он свои слова, уже звучавшие сегодня.
Я попыталась понять их:
— Тогда ты нашел бы меня раньше?
Он часто заморгал, потом улыбнулся:
— Я нашел бы тебя еще в детстве.
— Вот когда мне тебя очень не хватало… У меня совсем не было друзей.
— Зато у тебя был классный отец. Это, знаешь ли, тоже не мало.
Я охотно согласилась, но добавила, что все-таки родительская любовь не совсем защищает от одиночества.
— Я знаю, — сказал Дэвид.
Я подумала, что надо бы подробнее расспросить о его детстве, но сейчас мне не хотелось разговоров. Этого мне хватало и с отцом… Я снова нашла губы Дэвида. И подумала, что таких нет ни у кого.
Мне показалось, что времени прошло совсем немного, мне не хватило его, чтобы насытиться этой любовью, которая по-настоящему была первой. Но за окном уже стало светло, когда мы, наконец, устали и решили вздремнуть. Впервые я уснула на чьем-то плече и не почувствовала никакого неудобства, хотя раньше мне казалось, что это выдумки литераторов, так ведь и шею можно свернуть! Но с Дэвидом было удобно все.
И, проснувшись, я тоже не испытала неловкости. Я только успела посмотреть на него, спящего, и он тут же открыл глаза и улыбнулся. У меня дух захватило от этой улыбки! И подумалось: «Как же это случилось, что такой красивый парень заметил такую уродину, как я?»
И тут снова, как всегда некстати, влез Том Брэдли, заверявший, что научит меня видеть себя. Я подавила вздох, чтобы Дэвид не подумал, будто я сожалею о чем-то. Нет, я только решила, что, видимо, отныне мне придется смириться с присутствием Тома. Таким, незримым, он все-таки раздражал меня меньше.
— Лучшее утро в моей жизни, — сказал Дэвид негромко. — Обычно я просыпаюсь со стоном: ну вот, опять! Я — типичная сова, так что и не думай будить меня рано.
— Ты уже проснулся.
— Я имею в виду, завтра. И послезавтра. И всю оставшуюся жизнь.
Я закрыла глаза. Мне показалось, что я все еще сплю. Разве могло быть правдой то, что отныне, открывая по утрам глаза, я всегда буду видеть это необыкновенное лицо? Хотя, собственно говоря, Дэвид предлагал мне то же самое, что и Том днем раньше… Почему-то всем хотелось немедленно прибрать меня к рукам, точно без отца я выглядела откровенно сиротливо.
В его голосе прозвучала тревога:
— Тебе такая перспектива не нравится?
Быстро открыв глаза, я воскликнула, забыв, что Крис еще может спать:
— Что ты, Дэвид! Ничего и лучше быть не может.
— А если еще и маленькая чашечка кофе? — спросил он насмешливо.
— Это уже неправдоподобно! Ты сваришь мне кофе? Дэвид, ты меня пугаешь!
Он тихонько рассмеялся:
— Я боюсь попросить об этом тебя. Вдруг ты сделаешь какую-нибудь бурду?
И он был прав: варить кофе я никогда не умела. Отец пытался меня научить, но, поскольку у него это получалось превосходно, я не чувствовала особой необходимости обучаться.
У Дэвида кофе тоже вышел замечательным. Когда я выбралась из душа, домик уже был полон густым ароматом, и мой нос заработал, как у ищейки.
— Сюда! — крикнул показавшийся из кухни Крис. — А то я сам все выпью.
Дэвид встретил меня стоя, лицо у него так и сияло. Мне трудно было поверить, что это мое присутствие делало его настолько счастливым. Но я старалась убедить себя, что нахожусь во власти глупого стереотипа, думая, будто красивый мужчина способен влюбиться только в красивую женщину. В моем случае дело тоже было не в красоте. Если б Дэвид был таким же дураком, как бедняга Том, я вряд ли попала бы во власть его очарования. Будь у него хоть самая ослепительная улыбка на свете…
— Ну, как тебе? — спросил он нетерпеливо, когда я попробовала его кофе.
— Чудно! — простонала я. — Лучше и быть не может.
— Как и все этим утром…
— Ох-хо-хо! — ехидно пропел Крис. — Какие нежности! Меня сейчас стошнит.
Дэвид вопросительно взглянул на меня:
— Выгнать это помело, чтоб не болтало?
— Этого милого ребеночка? Ну что ты, пускай забавляется.
Крис так и взвился:
— Это кто тут ребеночек?!
— Тот, кто еще не дорос, чтобы понять взрослых, — произнесла я противным, наставительным тоном. Но не выдержала и рассмеялась: — Ладно, Крис, не обижайся! Меня бы тоже стошнило, если б при мне любезничали, как мы с Дэвидом. Но когда это происходит с тобой, все воспринимаешь иначе, понимаешь?
Но он вдруг помрачнел:
— Не понимаю. И никогда не пойму, ты же видишь! Думаешь, найдется девчонка, которая захочет со мной…
— Думаю, найдется, — ответила я спокойно. — Потому что, когда находится парень, с которым интересно и легко, девушки чаще всего принимают все в нем. Есть, конечно, исключения, всякие стервочки, но ты же умный мальчишка, ты на таких не будешь западать.
Он покосился на брата:
— У Дэвида была одна стервочка.
В груди у меня больно кольнуло: я так и знала. Что-нибудь должно было обнаружиться…
— Я и не сомневалась, — ответила я вслух. — Он же взрослый человек. И уже научился варить кофе. Спасибо, Дэвид! А теперь мне пора.
Дэвид вскочил:
— Сейчас я переоденусь.
— Не надо, — остановила я. — Мне нужно поскорее оказаться дома. Мы потом… созвонимся, ладно?
Но он вышел из кухни следом за мной.
— Эшли, ты же не можешь обижаться за то, что было еще до тебя.
Я обернулась уже в дверях:
— Нет, конечно! А кто сказал, что я обижаюсь? Дэвид, мне просто пора идти.
— Это закончилось еще в прошлом году.
— Жаль. Жаль, что тебе пришлось пережить такое.
— А мне ничуть не жаль. Ничего серьезного и не было. Ничего, о чем можно пожалеть. Видишь ли, она была… не тем человеком.
Я холодно заметила:
— Так всегда говорят, когда расстаются. Если у нас с тобой ничего не выйдет, ты тоже скажешь потом, что я была не тем человеком.
У него резко сузились глаза:
— Я никогда не скажу этого!
— Я этого не узнаю.
Он не выбежал за мной следом, а я не оглянулась, хотя мне очень хотелось. Не поднимая головы, потому что мне ни с кем не хотелось ни здороваться, ни тем более вступать в разговор, я быстро шла, занимая себя счетом шагов и не пытаясь разобраться в том, почему же все-таки ухожу. Ревность к прошлому? Неуверенность в его искренности? Боязнь чего-то более прочного, чем связь на одну ночь? Если бы Крис не сболтнул про ту девушку, чем обернулось бы это солнечное утро?
Я представила, что все могло сложиться иначе: мы допили бы кофе и вышли из дома вместе, чтобы сходить за моими вещами. И я поселилась бы у братьев, по крайней мере, до тех пор, пока наш дом не был бы продан. Дэвид продал бы его, и тогда мы решили бы, что делать дальше. Может, я и согласилась бы остаться в этом городке, скрывающем, как оказалось, такие чудесные тайны, как Дэвид. Я узнала эту тайну.