Впервые с момента нашего знакомства мисс Темплтон не нашлась, что сказать.

 Во взгляде, устремленном на нее мистером Стенсбери, читалось горькое разочарование:

 — Я шокирован, мисс Темплтон, и могу посоветовать вам лишь одно – никогда не шутите со скандалами. Они вовсе не настолько забавны, как поначалу представляется тем, кто оказывается в них вовлеченным.

 Глаза мисс Темплтон увлажнились, и она крепко зажмурилась, смаргивая слезы:

 — Уверяю вас, мистер Стенсбери, что, по некотором размышлении, я сочла себя совершенно неспособной совершить что-либо, чего вы могли бы не одобрить. Как и мисс Уитерсби.

 Он окинул меня задумчивым взглядом:

 — Я готов поверить тому, что вы говорите от себя, но мне придется обратиться к мисс Уитерсби за подтверждением ее собственной позиции. Итак, что скажете, мисс Уитерсби? Вы способны учинить скандал?

 — Полагаю, все зависит от того, скандал какого рода вы имеете в виду. Итак… о каком скандале мы говорим?

 Мисс Темплтон потрясенно ахнула.

 — Потому что если вы имеете в виду непотребство того типа, что творится на страницах наших ученых журналов, когда великие умы ботаники обмениваются оскорблениями и жалобами, то, признаюсь вам, временами искушение бывает почти непреодолимым.

 — Но вы не ответили на мой вопрос. Готовы ли вы перейти от слов к делу?

 — Думаю, да. То есть, в целом я надеюсь на это. Некоторые вещи просто необходимо высказывать вслух, вы не находите?

 — Хорошо сказано. Иногда это действительно бывает необходимо.

* * *

 С заседания Общества изучения живой природы я вернулась в состоянии глубокого внутреннего неудовлетворения. Мисс Темплтон казалась расстроенной, а я никак не могла взять в толк, что стало тому причиной. Ведь поначалу она явно была рада видеть меня. Она даже отвела меня в сторонку, чтобы поговорить без помех, но, когда я уходила, она сделала вид, будто не замечает моего ухода.

 Я просто не знала, что и думать.

 Я вспомнила, как она предостерегала меня, говоря, что чем меньше я стану рассказывать мистеру Тримблу о своих делах, тем будет лучше, но я не представляла, к кому еще можно обратиться с подобным вопросом, и потому выложила ему все начистоту.

 Он ответил не сразу:

 — Итак… вы полагаете, что она рассердилась на вас?

 — Мне так кажется. Но я не знаю, за что.

 — Быть может, вы что-нибудь сказали ей?

 Я постаралась припомнить наш разговор: сплошные пустяки, там не из-за чего было сердиться.

 — Нет… нет. Я так не думаю.

 — О чем вы говорили?

 — Об экскурсиях Общества изучения живой природы и миссис Лейтон. А потом я заметила мистеру Стенсбери, что, быть может, он сумеет помочь мисс Темплтон со скандалом, который она планирует устроить, и…

 — Стойте. Теперь поподробнее. Что именно вы сказали насчет скандалов?

 — В общем… – Как же все это было на самом деле? – Мистер Стенсбери обронил, что в свое время совершал вещи, о которых теперь предпочел бы не упоминать, хотя в последнее время никаких скандальных поступков за ним не числится. И тогда я предположила, что, раз уж он так близко знаком со скандалами, то пусть посоветует что-либо мисс Темплтон, которая как раз его и планировала.

 — Пожалуй, я понял, что именно пошло не так. – В глазах его появился непривычный блеск, а зубы он стиснул так, что на скулах проступили желваки.

 — В самом деле? А я – нет. Я по-прежнему ничего не понимаю. Я поддерживала разговор. Задавала вопросы, причем именно так, как вы и говорили, и…

 — В скандалах, мисс Уитерсби, самое пикантное – то, что говорить о них неприлично и предосудительно, и потому воспитанные люди о них не говорят. – Надо заметить, излагал он свои мысли как всегда четко и убедительно.

 — Никогда?

 — Никогда.

 Я надолго задумалась:

 — Но если говорить о скандалах воспрещается, то никто и не узнает о том, что нечто скандальное имело место в действительности. – Была во всем этом какая-то неувязка. – Ведь кто-то где-то должен же о них говорить, иначе вообще не было бы никаких скандалов.

 — Пожалуй, я должен сделать поправку: о скандалах можно говорить, но не на людях, тем более не с людьми малознакомыми или посторонними.

 — А я и не была с посторонними. Я была с мисс Темплтон и мистером Стенсбери.

 — О скандалах можно говорить, но не в смешанном обществе.

 — Значит… если бы я была с мисс Темплтон, и к нам бы подсела еще какая-нибудь дама, или миссис Лейтон осталась бы с нами, я могла бы попросить ее помочь мисс Темплтон с ее скандалом?

 — Учитывая, на какой стадии находятся ваши навыки поддержания разговора, я бы предложил вам не говорить о скандалах вообще. В любой форме. И в любой компании.

 — Я всего лишь пыталась помочь.

 — А я подозреваю, что добились лишь того, что поставили свою подругу в неловкое положение.

 — В самом деле? Вот как! Но я вовсе этого не хотела. И что мне теперь делать? Должна ли я буду сказать мистеру Стенсбери, что его помощь не требуется?

 — Думаю, что вам следует извиниться перед мисс Темплтон за то, что сделали достоянием гласности ее намерения учинить скандал, и более никогда не вспоминать об этом досадном инциденте в разговорах с мистером Стенсбери.

 — Я чувствую себя гадко. Я вовсе не хотела унижать ее.

 — В последнее время мисс Темплтон проводит в вашем обществе довольно много времени, так что, думаю, она все поймет.

 Я тоже на это надеялась, хотя и беспокоилась, что получится как раз наоборот. В книжке об этикете, которой она меня ссудила, должен быть раздел о скандалах. Но, если он там и наличествовал, я умудрилась пропустить его.

 Я направилась в коридор, чтобы исправить свою ошибку. Но не успела я сделать и шагу, как мистер Тримбл вновь заговорил:

 — Мне вдруг стало интересно… какой, собственно, скандал намеревалась учинить мисс Темплтон?

 — Речь идет… – Я вовремя спохватилась и оборвала себя на полуслове. – Вы коварны и хитры, мистер Тримбл. Вы ведь испытываете меня, не правда ли? Будьте покойны, этот урок я усвоила накрепко. Вы – смешанная компания, и во второй раз я не сделаю той же самой ошибки.

 — Дело не в этом. Просто мне стало любопытно, что могла задумать такая девушка, как мисс Темплтон…

 — Как я уже говорила, я держу рот на замке.

 — Но не можете же вы просто взять и…

 Покачав головой, я поднялась к себе в спальню, где вскоре, пролистав книгу об этикете, обнаружила, к своему огромному разочарованию, что раздел о скандалах в ней отсутствует.

* * *

 На следующий вечер я решила дожидаться адмирала внизу, в холле. Учитывая то количество нижних юбок, которые были на мне надеты, сидение превращалось скорее в пытку, нежели в удовольствие, да и мисс Темплтон вечно попрекала меня измятыми юбками. Вскоре ко мне присоединился мистер Тримбл и окинул меня долгим выразительным взглядом с головы до пят:

 — Разве сегодня вечером вы собираетесь не на танцы?

 — Да, именно туда. У Льюисов.

 — В таком случае вы, быть может, захотите надеть более удобный наряд, нежели этот.

 Платье из парчи глубокого винного цвета доставили мне совсем недавно, и оно было последним из тех, что я заказывала. В общем, оно мне понравилось, за исключением рукавов, которые, начиная от локтя и до запястий, оказались довольно тесными. К тому же застегивались они примерно на две дюжины пуговиц, и, чтобы справиться с ними, у меня ушло около получаса. Не представляю, как великосветские модницы находят для всего этого время и вообще успевают сделать хотя бы что-то.

 — Если я переоденусь, то совершу смертный грех – появлюсь на людях дважды в одном и том же наряде, на что, по мнению мисс Темплтон, способны лишь невежды.

 — А я могу гарантировать вам, что уж она-то танцевать в кашемире не будет. – Привалившись к дверной притолоке, он скрестил руки на груди. – Прошу прощения за столь бестактный вопрос, но вы умеете танцевать?

 — Мне знакомы несколько контрдансов. Они представляются мне стимулирующими. Мама время от времени прерывала работу, чтобы мы могли потанцевать. Она говорила, что энергичные упражнения полезны для души.

 — А польку вы умеете танцевать?

 Подобрав юбки, я принялась выделывать известные мне па, поворачиваясь туда и сюда и выбрасывая ноги.

 — Я умею танцевать вот так, хотя как называется танец, не знаю.

 Его улыбка показалась мне натянутой.

 Тем временем я подпрыгивала и кружилась по холлу.

 Когда я проносилась мимо него, он остановил меня, придержав за руку:

 — В общем да, хотя полька и впрямь считается довольно энергичным танцем, в высшем обществе все-таки не приняты столь утомительные антраша. Светская публика предпочитает благородные танцы вроде варшавянки или вальса.

 — Я не знаю ни того, ни другого.

 — И вы не оставили себе времени на учебу. Послушайте, неужели адмирал не предупреждал, что вас пригласили на танцы?

 — Разумеется, он говорил, что там будут танцы, но я поняла его так, что мне танцевать будет совсем необязательно.

 — Но ведь именно этим обычно на танцах и занимаются, мисс Уитерсби. Танцуют.

 — Что ж, в таком случае, я посижу где-нибудь в уголке. Танцы ведь не могут длиться очень уж долго, верно?

 — Если вы намерены пересидеть их, то сидеть вам придется весь вечер.

 — Весь вечер? – В моих юбках? Я услышала собственный вздох. – Полагаю, все будет не так уж плохо, если мне удастся устроиться где-нибудь поблизости от столика с закусками и напитками. Когда я в прошлый раз была у Льюисов – на концерте, – они подали поистине восхитительный пунш.

 — Вы напрасно надеетесь отсидеться в сторонке. До приезда адмирала я постараюсь научить вас всему, чему только смогу. – Он протянул мне руку. – Давайте. У нас мало времени.

 Я вложила свою ладонь в его.

* * *

 — Для начала я покажу вам старый танец под музыку, которую они наверняка сыграют. Самое же главное, разумеется, – смотреть, что делают остальные, и повторять за ними.

 Я послушно кивнула.

 Он поклонился и начал негромко напевать какой-то мотив.

 Я тоже поклонилась.

 — Нет, нет, нет. Кланяюсь я. Вы делаете реверанс.

 — Но вы сами сказали, что я должна повторять за всеми остальными. Это нечестно – бранить меня за то, что я в точности следую вашим же указаниям.

 — Я вовсе не… – Он сделал глубокий вдох, а когда заговорил снова, то голос его смягчился. – Я вовсе не бранил вас. Итак… я кланяюсь. – Он поклонился. – А вы…

 Я сделала реверанс.

 — Не понимаю, почему я должна снова делать реверанс, когда я приседала в нем для доброй половины залы при входе в нее. Это представляется мне чрезмерным излишеством.

 — То, что вы называете излишеством, все остальные именуют танцевальными па.

 Он вновь затянул свой напев, держа меня за руку с таким видом, словно собирался обойти холл по кругу. Этот танец показался мне странным, и потому я не сразу последовала за ним.

 — Мисс Уитерсби, думаю, будет лучше, если вы расслабитесь и позволите мне вести вас.

 Я послушно согнула ноги в коленях, руки – в локтях, и принялась вихлять ими из стороны в сторону.

 — Я сказал – расслабиться, а не трястись, как столетняя старуха.

 — Все это так сложно! Сначала вы говорите мне расслабиться, а потом требуете, чтобы я напряглась.

 — Вы должны танцевать. Не разговаривать, не возражать, а просто танцевать.

 — Я бы с радостью, но вы все время перебиваете меня. Прошу вас, давайте продолжим.

 Кажется, хотя я в этом не совсем уверена, он заскрипел зубами, но все-таки вновь взял мою руку и повел меня ко входной двери.

 — Так, теперь нужно сделать несколько chassés, а когда дойдем до конца холла, то поворачиваем в обратную сторону.

 — И какое же отношение имеет саше к танцам?

 — Шассе. Не… – Он выпустил мою руку и сделал еще один скользящий шаг.

 — Вы хотите сказать, что я должна скользить вслед за вами по полу? Так почему бы просто не сказать мне об этом? Адмирал будет здесь с минуты на минуту, и я хочу успеть научиться всему, чему только смогу.

 Он одарил меня долгим взглядом:

 — Пожалуй, будет лучше, если мы перейдем к вальсу. Это совсем не сложно. – И он вновь протянул мне руку. Но на сей раз, когда я вложила свою ладонь в его, он притянул меня к себе.

 — Э-э… Мистер Тримбл, это действительно необходимо? – Я оказалась так близко от него, что едва не уткнулась носом в его шейный платок. Тот развязался, и восхитительный, волнующий, пряный аромат вырвался на волю из-под его воротничка.

 — Вальс считается последним веянием моды, мисс Уитерсби, и я не сомневаюсь, что по крайней мере одно приглашение вы получите. – Он крепче сжал мою ладонь, а другую руку опустил мне на талию. И вот тогда я поняла, что он имел в виду, когда говорил, что кашемир не годится для танцев. Я вдруг почувствовала, что у меня горит лицо, а в груди возникло непонятное стеснение.

 — Вальс танцуют на три такта.

 — Вы не могли бы поспешить, пожалуйста? Иначе мне сделается дурно от духоты.

 — Я делаю шаг вперед с правой ноги, поэтому вы должны сделать шаг назад с левой.

 Я отступила назад, и между нами наконец-то образовалось свободное пространство.

 — Одновременно. Мы должны оба сделать свои шаги одновременно.

 — Как это? Я же не могу прочесть ваши мысли.

 — И раз-два-три. Раз-два-три. – Он заставил меня отступать спиной вперед, легонько нажимая на мою ладонь.

 Я поспешно отступила на несколько шагов, чтобы он не налетел на меня.

 — Всего один, мисс Уитерсби. Я делаю один шаг, и вы должны сделать столько же.

 Мы предприняли новую попытку, но с таким же результатом.

 — Быть может, вам будет легче, если вы станете смотреть на мои ноги? Не все время, разумеется, а пока учитесь?

 — Да. Пожалуй, вы правы. – Я посмотрела на его ноги, опустив голову одновременно с ним, и мы столкнулись лбами. – Мне очень жаль!

 — Пустяки. – Он произнес эти слова небрежным тоном, но я успела заметить, как лицо его исказилось от боли. – Попробуем еще раз?

 Я вновь опустила взгляд, но уже не столь резко наклоняя голову, и при этом мне удалось сделать шаг одновременно с ним.

 — Мистер Тримбл, я подумала…

 — Да?

 — Вы не будете возражать, если мы поменяемся местами? Просто мне хочется видеть, куда я иду и что меня там ждет.

 — По правилам вальса именно женщина отступает спиной вперед.

 — Что само по себе является противоречием, не так ли? Как можно отступать вперед? Но ведь у нас ведете вы. Поскольку вы видите и сами выбираете, куда нам нужно идти, с вашей стороны бесчестно лишать подобного знания меня.

 — Это вопрос не злого умысла, а доверия. Вы должны довериться мне в том, как и куда я вас веду.

 — Я верю вам. В принципе. Однако, этот холл совсем не велик, и я все время опасаюсь налететь на ступени, и вообще не вижу, куда… Откровенно говоря, я вообще ничего не вижу.

 Он перестал танцевать, выпустил мою руку и с поклоном отступил на шаг:

 — Думаю, что сделал для вас все, что было в моих силах, мисс Уитерсби.

 — Но… этого не может быть. Я же ничему не научилась.

 Он кивнул на дверь.

 Я обернулась и увидела на пороге адмирала, который, хмурясь, разглядывал нас с непонятным выражением лица.

 — Она не умеет танцевать. – Мистер Тримбл проговорил эти слова таким тоном, что мне тут же захотелось выступить с опровержением.

 Брови у дяди от изумления полезли на лоб:

 — Не умеет? Но почему? – Он сердито уставился на меня, словно в этом была моя вина.

 — Мама научила меня нескольким контрдансам, но и только. У меня просто не было возможности. – И тут меня охватило вдохновение. – Но ведь вы и сами редко танцуете, не правда ли, дядя? Поэтому, когда начнет играть музыка, я буду просто повторять за вами.

 — Как правило, в это время я курю трубку. Или пытаюсь найти партнеров для карточной игры.

 Нет, мне это не подходит.

 — Быть может, я смогу прогуляться по саду.

 Теперь брови полезли на лоб у обоих.

 — В темноте? В такое время года? Без сопровождающего?

 — Пожалуй, нет. Будет лучше, если я не поеду вовсе.

 Мистер Тримбл протянул мне ридикюль и буквально вытолкал меня за дверь.

* * *

 Бальная зала походила на грот. Повсюду в настенных канделябрах мерцали свечи, а подоконник украшали сосновые лапы. Оркестр наигрывал какую-то бодрую мелодию, и у меня зачесались ноги, так и норовя пуститься в пляс. Но, когда на танцполе выстроились пары и принялись совершать замысловатые па, я поняла, что здесь мне ничего не светит – танец был мне совершенно незнаком.

 Мисс Темплтон стояла в уголке и о чем-то беседовала со своим отцом. Испросив разрешения у адмирала, я отправилась к ней.

 Подойдя, я принесла ей свои извинения за то, что невольно раскрыла ее намерения оказаться вовлеченной в скандал, и она милостиво простила меня. Пока мы разговаривали, мелодия закончилась, но, после недолгой паузы, оркестр заиграл новую. К нам подошел какой-то мужчина и пригласил мисс Темплтон на танец. После этой мелодии наступил черед следующей, и только потом оркестранты взяли паузу.

 Ко мне вернулась мисс Темплтон. На щеках ее играл яркий румянец, а глаза сверкали:

 — Это так весело, мисс Уитерсби, что я не понимаю, как вы можете довольствоваться тем, что просто стоите здесь и не танцуете. Мы должны найти вам кавалера!

 — Я не умею танцевать.

 — Вы хотите сказать… – Губы девушки приоткрылись, а глаза округлились от изумления. – Никогда не слышала ничего более ужасного! Вы не умеете танцевать?

 Я покачала головой.

 — Совсем?

 — Во всяком случае, танцы такого рода.

 — О! Мне почему-то хочется обвинить в этом ужасного мистера Тримбла, но, полагаю, он тут ни при чем… или все-таки?

 На лице ее вспыхнула такая неистовая надежда, что мне было очень жаль разочаровывать ее.

 — Увы. – Мне тоже хотелось обвинить в этом его. Как могло случиться, что до сих пор я даже не представляла, насколько важными и необходимыми могут быть танцы?

 Вместе со своим кавалером она отошла к столику с легкими закусками и прохладительными напитками, а я осталась рядом с адмиралом. Он стоял неподвижно, заложив руки за спину, и выглядел чрезвычайно внушительно и сурово. Мне пришло в голову, что, быть может, в отсутствии у меня кавалеров моей вины не было. Быть может, все дело было в нем.

 — Можете танцевать, дядя, если хотите. Или ступайте выкурите трубочку. Вы вовсе не обязаны стоять рядом со мною.

 — Я не могу оставить такую красивую девушку, как ты, без присмотра.

 Даже наблюдать за танцами было приятно, и я бы ничуть не возражала, если бы меня научили исполнять их. Но их было столько, что мне начало казаться, будто я непременно запутаюсь и собьюсь.

 Во время одного из них к нам подошел мистер Стенсбери. Поклонившись, он согнул руку в локте и предложил ее мне:

 — Не хотите ли потанцевать, мисс Уитерсби?

 — Нет. Не хочу.

 От изумления он лишился дара речи.