На следующее утро я надела ботики и отправилась прямо по полю в Додсли-Манор. Мне нужно было срочно поговорить с мисс Темплтон.

 Ей понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы выйти ко мне, – она буквально ворвалась в гостиную.

 — Что случилось? Сейчас только половина десятого, а вы знаете, что обычно я сплю до десяти, поэтому я и поняла, что дело не терпит отлагательств.

 — Мне нужна ваша помощь. Мне сделали два предложения, и я не знаю…

 — Два предложения? Но я думала, что вы не рассчитываете получить ни одного.

 — Так и есть. Но я их получила. В один день. С разницей в один час.

 — В таком случае, вы просто должны отказать.

 — Очевидно. Но я уже приняла их.

 — Оба?

 Я кивнула.

 Ее ладошка взлетела ко рту.

 — И что я теперь должна сказать?

 — Видите ли… теперь, после того, как вы их приняли, вы уже не можете ответить отказом.

 — Но я должна отказать, по крайней мере одному из них!

 — Но как такое могло случиться? Во всем виноват этот ужасный мистер Тримбл, не так ли? Если бы он оказал вам услугу и уехал, ничего бы этого не случилось. А мне только что сообщили, где он… Ой! Я же чуть не забыла…

 — Во всем виноват мой отец. Он так и не попросил меня вернуться к работе.

 — И все равно, на вашем месте я бы не позволила, чтобы это так просто сошло мистеру Тримблу с рук! Особенно после того, что я вам сейчас расскажу… – Она топнула ногой. – О! Я так и не смогла простить ему, что он такой симпатичный. И вы тоже не должны этого делать.

 — Я и не собираюсь. Тем не менее, я бы не зашла так далеко, если бы он не научил меня танцевать, поддерживать разговор и… – И всему прочему. Быть может, именно он и вправду был во всем виноват. Я бы не стала и вполовину столь заманчивой кандидаткой на замужество, если бы он не дал себе труд наставлять меня во всем.

 Мисс Темплтон между тем выжидательно уставилась на меня.

 — Я не знаю, что мне делать.

 — Это просто не принято – говорить «нет» в ответ на предложение руки и сердца, которое вы уже приняли. То есть, так случается, конечно, хотя обстоятельства должны быть крайнего порядка. Полагаю, мистеру Стенсбери не грозит опасность лишиться своего состояния…

 — Скорее всего, нет.

 — И пастор не женат….

 — Нет.

 Она вздохнула:

 — В таком случае я в полной растерянности.

 — Я представляю собой угрозу для высшего общества.

 — Я бы не стала утверждать это со всей определенностью. Я бы сказала, что на вас можно положиться в том, что вы обязательно скажете то, чего от вас никто не ожидает.

 — Полагаю, в моем случае лучше всего… – Я умолкла, глядя на нее и надеясь на добрый совет.

 Но она лишь молча смотрела на меня.

 — Так что бы вы сделали на моем месте?

 — Для начала я бы не стала принимать эти предложения.

 — В моем нынешнем положении ваш совет несколько запоздал.

 — Да. – Она вновь вздохнула. – Что ж, полагаю, у вас нет иного выбора. Вам просто придется сказать им обоим правду.

 — То же самое посоветовал мне и мистер Тримбл.

 Она прищурилась:

 — Теперь я стала ненавидеть его еще сильнее.

 Я повернулась, чтобы уйти.

 — Но, мисс Уитерсби, я должна рассказать вам о том, что узнала о…

 Не говоря ни слова, я вышла вон. Что бы это ни было, оно может подождать до тех пор, пока я не разорву обе свои помолвки.

* * *

 Сказать правду.

 Это было легче сказать, чем сделать, потому что правда была не очень лестной. Несмотря на обвинения, которые я бросила в лицо отцу, адмиралу и мистеру Тримблу, правда заключалась в том, что к своей выгоде я играла с мистером Стенсбери и пастором, воспользовавшись их расположением. Именно это я и сообщила мистеру Стенсбери во время нашего с ним разговора, который состоялся в тот же день после полудня.

 — К своей собственной выгоде. Понимаете?

 — Да. Я понимаю не только это. Я осознаю, что поступил аналогичным образом и с вами, пытаясь очаровать и увлечь вас своими орхидеями и коряжником, чтобы вы сделали мою холостяцкую жизнь не такой одинокой. Так что мы можем смело сказать, что я использовал вас так же, как вы использовали меня.

 — Я даже не подозревала о том, что мы с вами оказались настолько корыстными. А вы?

 Он расхохотался.

 — Вы сильно разочарованы?

 Он долго смотрел на меня, прежде чем ответить:

 — Да. Но, пожалуй, все-таки не настолько, как должен чувствовать себя отвергнутый жених.

 Я не знала, то ли мне оскорбиться, то ли обрадоваться.

 — Не представляю, что я теперь буду без вас делать. – Он со вздохом оглядел свою оранжерею.

 — То, что я не выйду за вас замуж, вовсе не означает, что я не могу и дальше помогать вам, верно?

 Лицо его просветлело:

 — Полагаю, что так.

 — Хотя… прямо сейчас я не смогу этим заняться, потому что мне еще предстоит отказать мистеру Хопкинсу-Уайту.

 — Отвергнуть два предложения руки и сердца подряд? В один день? Наверняка это станет местным рекордом.

 — Я знаю. – Слова мои прозвучали жалко и потерянно, да и чувствовала я себя не лучше.

 Мистер Стенсбери выразительно выгнул бровь, и губ его коснулась легкая улыбка:

 — В таком случае, я должен поздравить себя с тем, что ухаживал за первой красавицей сезона.

* * *

 Из Оуэрвич-Холл я зашагала по дороге в сторону дома приходского священника, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться семенными стеблями по обеим ее сторонам, и вскоре оказалась на пороге жилища пастора. Я постучала, и изнутри донеслось приглушенное приглашение войти. Отворив дверь, я ахнула, увидев пастора. Он сидел на полу, окруженный грудами засушенных образцов.

 — Мисс Уитерсби! Я не ждал вас так рано.

 Он начал было вставать, но вместо этого я присоединилась к нему, опустившись рядом с ним на колени:

 — Я знаю. Мне очень жаль, но…

 — Но это вовсе не значит, что я не рад видеть вас. Вы сами видите, как вы мне нужны.

 — Я все понимаю и, естественно, не возражаю против того, чтобы помочь вам… но я спрашиваю себя, а действительно ли вам нужна супруга.

 — Уверяю вас, нужна. Имея на руках восьмерых детей…

 — Вашим детям нужна мать, вам самому нужна помощь в работе с ботанической коллекцией, но – прошу прощения за свой вопрос – вы уверены, что вам нужна именно я?

 — Но я так счастлив и… польщен тем, что вы ответили мне согласием…

 — Вот, кстати. Вчера я не отдавала себе отчета в том, что даю согласие на что-либо. Во всяком случае, на что-либо матримониальное.

 Он растерянно заморгал, и глаза его расширились от удивления.

 — Но, уверяю вас, я…

 — Вы попросили меня помочь привести вашу коллекцию в порядок. И я согласилась только на это.

 — Но я имел в виду…

 — И я спрашиваю себя, мистер Хопкинс-Уайт, а действительно ли вы имели в виду что-либо еще?

 — Что вы хотите этим сказать, мисс Уитерсби?

 — Я думаю, что вам нужна помощница, которая помогла бы вам разобраться с коллекцией, а вашим детям нужна мать, однако настоящий ботаник вам едва ли пригодится. А я – ботаник… и всегда буду им, пусть даже вопреки замыслу Господа Бога нашего и природы.

 — Когда вы говорите… Что вы хотите этим сказать?

 — Я хочу сказать, что будет лучше, если мы не станем сочетаться браком. Я полагаю, что вы должны жениться, когда встретите подходящую женщину, но эта женщина – не я.

 Он вынул из кармана платок и промокнул им вспотевший лоб:

 — Должен признаться, что испытываю облегчение.

 — Облегчение? – Откровенно говоря, я ожидала проявления несколько иных чувств.

 — Ох! Я не хотел обидеть вас. Я испытываю облегчение не из-за того, что вы отказались выходить за меня замуж, а оттого, что мне не придется усиленно заниматься своей коллекцией.

 — Усиленно заниматься своей…

 — Нет, я бы не забросил ее совершенно, вы же понимаете. Разумеется, я совершал бы регулярные выходы в поле, но теперь… Я имею в виду, раз уж вы не ожидаете этого от меня…

 — Вы хотите сказать, что женились бы на мне, чтобы изобразить интерес к тому, что вас на самом деле совершенно не интересует?

 — Я бы не был столь категоричен. Не то чтобы совершенно не интересует. В конце концов, я – приходской священник. И я должен испытывать преклонение перед созданиями Божиими, это входит в мои служебные обязанности, так сказать.

 — Но разве обязательно общаться иносказательно, посредством цветов? Почему некоторые из нас, подобно вам, не могут черпать вдохновение в обычных словах? То, что нам требуется иллюстрировать на примерах, вам открывается во всей ясности и полноте. Полагаю, вы можете этим гордиться.

 В глазах его вспыхнула благодарность.

 — Разве вы опозорите своего Создателя, если станете заниматься тем, что получается у вас лучше всего? Разве не будет афронтом как раз противоположная ситуация?

 — Вы хотите сказать, что с этим я справляюсь из рук вон плохо? – Он обвел взглядом свою коллекцию, образцы которой валялись повсюду.

 — Откровенно? Да.

 Он улыбнулся.

 Я тоже улыбнулась.

 А потом мы оба начали смеяться.

 Некоторое – весьма изрядное – время спустя, когда мы вытерли с глаз слезы, он предложил мне руку и помог встать.

 — Пастор, не влюбленный в ботанику? Вы действительно полагаете, что такое возможно и допустимо?

 — Если он – пастор, который читает восхитительные духоподъемные проповеди и воспитывает восьмерых детей, то он вполне оправдывает свое призвание и предназначение. Те же, кто вздумает критиковать вас за то, что вы не занимаетесь своей коллекцией, – ханжи и невежи.

 Он вновь окинул взглядом образцы растений и листы бумаги, разбросанные по полу.

 — Какой беспорядок я здесь устроил. Полагаю, здесь нет ничего, что стоило бы спасать?

 — Я думаю, что нет. Совершенно точно, нет. – Наконец-то я могла высказать свое мнение прямо и откровенно.

 — Тогда я сложу все это обратно в ящики и буду использовать в качестве растопки, по мере надобности. Полагаю, до весны мне этого добра хватит.

 — Не стану кривить душой и скажу, что так будет лучше.

 Он долго смотрел мне в глаза.

 — Благодарю вас, мисс Уитерсби. Вы не представляете, как я вам благодарен за вашу честность. Иначе я бы и дальше делал то, что полагал должным. И как славно сознавать, что больше в этом нет необходимости.

* * *

 Домой я вернулась с чистой совестью. Но, хотя спать я улеглась вполне умиротворенной, на следующее утром проснулась в пять часов и больше, как ни старалась, заснуть уже не смогла. Повертевшись некоторое время с боку на бок, я все-таки встала. Пожалуй, сейчас мне нужнее всего долгая прогулка на свежем воздухе. Несмотря на ранний час, я действовала машинально, следуя давно укоренившейся привычке. И только выйдя из дому и уже шагая по тропинке, я заметила, пытаясь застегнуть пуговицы, что впопыхах набросила на себя новую охотничью куртку.

 — Мисс Уитерсби! – окликнул меня мистер Тримбл с обочины дороги.

 — Мистер Тримбл, я и не подозревала, что вы встаете так рано.

 — Проработав несколько недель на вашего отца, я обзавелся этой дурной привычкой.

 Некоторое время мы шагали в молчании, а потом я заметила, что он искоса поглядывает на меня. Причем довольно часто. Впрочем, что в этом странного? К этому моменту я достаточно разбиралась в моде, чтобы отдавать себе отчет в том, что одета я вопреки принятым канонам.

 — Эта новая охотничья куртка мне решительно не нравится. Если бы я знала, что она получится такой отвратительной, то не заказывала бы ее. – Она была чересчур облегающей, приталенной, чтобы я чувствовала себя в ней удобно. Впрочем, полагаю, обратившись к портнихе по поводу охотничьей куртки, рассчитывать на иной результат было бы самонадеянно.

 — Она… откровенно говоря… соблазнительна. И очень вам идет.

 — Неужели? – Я еще раз окинула взглядом свою обновку. – Мне бы хотелось, чтобы карманы были поглубже. На самом деле, мне нужна куртка, в которую поместилась бы фляжка и карманное увеличительное стекло.

 — Хотите, я понесу их?

 Я уже хотела было отказаться, но потом передумала. Он в долгу передо мной, так что пусть отрабатывает. А потом мне пришло в голову, что он задолжал мне не только такой пустяк, и осведомилась:

 — Как получилось, что вы так много знаете? Как управляться со слугами, как поддерживать беседу, и даже разбираетесь в капризах моды.

 — Я вырос среди людей, которые придавали подобным вещам очень большое значение. Именно поэтому я и расстался с ними. А одной из причин, по которым я полюбил Новую Зеландию, стала та, что там о мужчине судят по его собственным делам, а не по заслугам его семьи.

 — Быть может, мне стоит побывать там. Я уже заранее готова полюбить эту страну.

 Он вновь искоса взглянул на меня:

 — Я в этом не сомневаюсь, мисс Уитерсби. Вам там очень понравится.

* * *

 После завтрака я принялась ломать голову над тем, чем бы еще заняться. Попытка вернуть себе прежнее место провалилась, и теперь у меня не было ни книги, которую нужно было написать, ни корреспонденции, которую следовало бы вести. Пока я размышляла о своем новом положении в семье, отец позвал меня с мистером Тримблом к себе в кабинет.

 — Должен признаться, Шарлотта, что мне очень недостает возможности обсудить с тобой нашу работу. Думаю, что был бы ближе к окончанию своих очередных трактатов, если бы знал, что ты хочешь поговорить о классификации и орхидеях.

 — Но я хочу. И с удовольствием поговорю с тобой.

 — Что ж, в таком случае, пожалуй, мы можем начать с того места, на котором остановились.

 Я покосилась на мистера Тримбла. Если мы начнем с того места, на котором остановились, означает ли это, что он готов уйти? Очевидно, я вот-вот должна была получить обратно то, что мне было нужно более всего на свете. Но, если дела обстояли действительно так, почему я не испытываю особой радости?

 — Я буду счастлива, разумеется, но… по правде говоря, мистер Тримбл справляется с этим гораздо лучше меня, не так ли?

 — Полагаю, все зависит от того, что ты имеешь в виду.

 — Вы позволите? – Похоже, мистер Тримбл еще не исчерпал запас своих нравоучений.

 Отец согласно кивнул.

 — Быть может, я и нашел более удачный способ работы с бумагами вашего батюшки и ведения его корреспонденции, но мои познания в ботанике и близко не могут сравниться с вашими. Вы обладаете логическим, даже философическим складом ума, чего мне никогда не достичь.

 Отец согласно кивал головой:

 — Это правда. Я возлагал на вас большие надежды, молодой человек, но…

 — Но лишь несколько месяцев погружения в тему не могут заменить целой жизни, отданной науке.

 Я растерялась:

 — То есть, вы хотите сказать… Что ты хочешь этим сказать, папа?

 Мистер Тримбл не задержался с ответом:

 — Думаю, он хочет сказать, что все мы должны делать то, что получается у нас лучше всего. Вы же не станете уверять, что более всего на свете вам недостает возни со счетами от мясника или ведения корреспонденции вашего батюшки?

 — Нет, не стану, но…

 — Или что вы сожалеете о том, что не сами рассчитали миссис Харви. Или о том, что не дописали книгу об изготовлении восковых цветов.

 — Нет, но…

 — Тогда почему я не могу заниматься тем, с чем справляюсь, без ложной скромности, исключительно хорошо, предоставив вам возможность делать то, что прекрасно получается у вас?

 — Но я…

 — То, что некоторые вещи я делаю лучше вас, не должно вас смущать. Не всем суждено стать блестящими ботаниками, не правда ли?

 — Нет, но… Я имею в виду… – А что я, кстати, имею в виду? И чего хочу?

 Он взял с отцовского стола какие-то бумаги и направился к двери. Я последовала за ним:

 — Означает ли это, что вы намерены остаться?

 — На какое-то время.

 Такой ответ меня не устраивал.

 — Но как же ваша семья? Разве у вас нет перед ними никаких обязанностей?

 — Перед моей семьей? Строго говоря, нет.

 — А как же ваши овцы?

 — Для этого у меня есть управляющий фермой. Так что я целиком и полностью в вашем распоряжении. А теперь прошу прощения, но мне надо заняться кое-какими счетами. – И он затворил за собой дверь.

 Я повернулась к отцу:

 — Он действительно намерен остаться?

 — Думаю, да. Во всяком случае, он сам так сказал, верно?

 Решение, которое еще месяц назад повергло бы меня в ужас и оцепенение, теперь наполнило мое сердце… Что это было, что это за теплое чувство, грозящее захлестнуть меня с головой? Это ведь не может быть щенячьим восторгом, не так ли? А если и так, то наверняка он вызван тем, что я получила обратно свое место. Более того, мне вернули свободу заниматься любимым делом.