Пусть оранжереи у него и не было, зато детей имелось в избытке. Когда мы вышли из экипажа, они шумной стайкой носились по двору. Один из них налетел на меня и едва не сбил с ног.
Адмирал попытался было ухватить его за воротник, но промахнулся.
— В мое время мальчишки знали, как нужно вести себя!
Я сочувствовала их бедственному положению, но вот шалости одобрить не могла. В моем представлении отсутствие одного из родителей означало больше работы и меньше игр и безделья, и про себя я подивилась тому, что они получили полную свободу для столь бесцельного времяпрепровождения.
— Боже милостивый, да ведь этим сорванцам срочно нужна мать! – Мисс Темплтон взяла меня под руку и увлекла ко входной двери.
Дверь нам открыл сам пастор, державший на сгибе локтя еще одного малыша.
— Да? – Похоже, он не ждал нас.
Мисс Темплтон обворожительно улыбнулась ему.
— Вот мы и пришли.
Он по-прежнему не двигался с места и, растерянно моргая, смотрел на нас.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы приглашали нас взглянуть на вашу коллекцию.
— Мою… коллекцию! – Лицо его смертельно побледнело, а потом залилось краской. – Не знаю… Она не совсем… – Он распахнул дверь во всю ширь, отступил в сторону и взмахнул рукой в сторону коридора. – Прошу вас. Входите.
Мы перешагнули через порог, и мисс Темплтон многозначительно стиснула мой локоть.
Адмирал жестом обвел двор:
— Я подожду здесь.
Пастор же говорил без умолку:
— Я сегодня вспомнил о вашем визите и посадил Питера и Элизабет разбирать экспонаты. Но потом малыша нужно было уложить, затем он проснулся, дети заявили, что голодны, нянечка куда-то вышла, а меня вдруг посетило вдохновение, и я начал готовить серию проповедей и читать Библию и просто… – Он умолк, обозревая гостиную, которая пребывала в таком беспорядке, что, казалось, здесь невозможно было и шагу ступить, чтобы не налететь на что-либо. – Я могу приготовить вам чаю.
— О нет. Нет, благодарим вас. – Мисс Темплтон ответила и за меня. – Быть может, мисс Уитерсби может продолжить то, что недоделали дети.
Пастор с удивлением воззрился на меня:
— Вы голодны? По-моему, на обед у них был хлеб с сыром. – Взяв в руки тарелку с недоеденным угощением, он протянул ее мне.
Но мисс Темплтон перехватила ее:
— Как это любезно с вашей стороны. – Она поставила тарелку обратно. – Но я уверена, что дети вновь проголодаются, когда вспомнят, что они еще не ели. А я всего лишь имела в виду, что мисс Уитерсби может помочь вам с вашей коллекцией.
Она забрала у него ребенка и направилась к дивану, где присела и принялась баюкать его на коленях.
Он вновь зарделся до кончиков ушей:
— Разумеется. Прошу прощения. Просто… Я даже не знаю, с чего, собственно, начать. – Он накрыл ладонью перекосившуюся груду бумаг на столе, грозившую обрушиться на пол. – У меня есть вот это. – Наклонившись, он поднял ведерко для угля и вывалил на пол кучу засушенных растений, перемешанных с золой. – И еще больше экземпляров там. – Он махнул рукой в сторону книжной полки, но я ничего там не увидела.
— Там?
Он яростно затряс головой в знак согласия.
— Где там?
Он снял с полки одну из книг.
— Между страниц.
— Вы хотите сказать, что внутри всех этих книг лежат образцы?
— По большей части. Но не во всех. По крайней мере, мне так кажется… – Он снял с полки наугад еще один том и раскрыл его. Оттуда просыпалась целая россыпь засушенных растений. – Пожалуй, да.
Я почувствовала, как от изумления брови полезли у меня на лоб.
— Но в книгах нельзя сушить образцы. Вам нужен пресс.
— Я просто подумал, что раз большинство из них такие толстые и тяжелые… то я смогу сэкономить на гербарном прессе…
— Вы лишь погубите и книги, и растения. – Я взяла одну особенно толстую книгу и раскрыла ее. – Видите? – Страницы покрылись пятнами и сморщились в тех местах, где они впитали в себя влагу из растения, а само оно поблекло и потеряло всякий цвет.
— Об этом я не подумал.
— Влага приводит к заражению книг ложной мучнистой росой, а бумага уничтожает само растение.
— Боже милостивый! – Он принялся одну за другой снимать книги с полки, держа их за переплет и встряхивая. Расплющенные образцы, кружась, падали на пол, словно крупные снежинки.
— Постойте! – Я накрыла ладонью очередную книгу. – Если вы будете продолжать в том же духе, то все ваши полевые записи окажутся бесполезными.
— Я вносил их в тетрадку, которую держу в ящике стола.
— Но если образцы хранятся здесь, а ваша тетрадь находится в другом месте… как вы узнаете, что к чему относится? – Наклонившись, я подняла с пола одно из засушенных растений. – Вот это, к примеру. Как вы узнаете, во время какой прогулки его нашли, какой это был день и где оно росло?
— Вот оно что! – В глазах пастора проступило понимание. – Я… не знаю. – Он взял у меня из рук образец и взглянул на него так, словно надеялся, что тот ответит ему. – То есть, вы хотите сказать, что все это время и все эти прогулки… – Он поднял на меня глаза. – Все это было впустую?
Скорее всего, да. Но почему-то, уже открыв рот, чтобы так ему и заявить, я не нашла в себе мужества произнести эти жестокие слова.
— Давайте сначала взглянем, что у вас есть, а уже потом, будем надеяться, я смогу дать вам полезный совет.
Пастор вытряхнул остатки образцов из книг, после чего присоединил к ним гербарий со стола. Когда он подтолкнул груду растений к моим ногам, я вдруг поняла, что просто не знаю, с чего начать. Одно дело – рукотворный беспорядок у себя дома, когда я знаю, где что лежит, и совсем другое – пытаться разобраться в чужом.
Он принес скамеечку для ног и едва ли не силой усадил меня на нее.
Я присмотрелась к образцам повнимательнее, и сердце у меня упало. Те же самые чувства я испытывала, когда мы с отцом вскрыли ящик, присланный нам мистером Тримблом.
Я принялась разбирать растения и раскладывать их на кучки.
— Эта вероника колосистая была сорвана, похоже, на стадии цветения. Вы разве не собирали почки?
Он раскрыл рот от изумления:
— Почки? Нет. Мне показалось слишком жестоким лишить цветы возможности расцвести.
— Давайте попробуем составить перечень того, что вам нужно, и того, что у вас имеется в наличии, после чего можно написать в Лондонское ботаническое общество и предложить им обмен.
— Я даже не знал, что такая возможность существует.
— У Общества много корреспондентов, и потому обмен происходит в достаточно больших масштабах. Я с удовольствием помогу вам составить письмо.
— Правда? В самом деле?
— Ведение корреспонденции – одна из моих специальностей.
— К несчастью, у меня это – один из самых больших моих недостатков. – Он схватил перо и чернильницу.
— Пожалуй, будет лучше, если вы сами станете делать записи. – Я решила начать с вероники, раз уж он насобирал ее в несметных количествах. – Итак, вам нужны образцы в периоде почкования, с плодами и стручками. – Я опустила взгляд на высушенные растения у себя на коленях. – Разве вы не выдергиваете цветы с корнем?
— Лавиния всегда говорит… То есть… она всегда говорила… Видите ли, Лавиния – это моя жена. То есть, была ею. Но она говорит, что я развожу в доме ужасную грязь, когда приношу цветы с корнями.
— Если смыть землю с корней на улице, то в доме будет чистота и порядок.
— Я как-то даже не подумал об этом.
— На будущее имейте в виду, что собирать растения следует с корнями.
— Я сделаю себе пометку.
Покончив с вероникой, я взяла в руки несколько образцов, по-видимому, одного и того же растения:
— А что это такое? Манжетка луговая?
— Манжетка луговая? Я искал ее, но думал, что уже не найду. Это… это действительно она?
— Очень похоже. – Я внимательно разглядывала цветок. – Если вскипятить ее, тогда я смогу сказать наверняка.
— Вскипятить?
— Чтобы оживить. И чтобы она немного разбухла и восстановила форму.
Все это время мисс Темплтон развлекала малыша, но сейчас она поднялась с дивана и протянула ребенка пастору.
— Не думаю, что у нас есть время заниматься кипячением, но я уверена, что мы можем зайти к вам в другой раз, мистер Хопкинс-Уайт.
— У нас нет времени?
— Боюсь, что так. – Девушка произнесла эти слова с улыбкой, но по ней не было видно, чтобы она была особенно уж счастлива.
И тут снаружи донесся громкий вопль.
— Это адмирал?
Я сняла образцы с коленей и встала, собираясь выглянуть в окно.
Священник тоже вытянул шею.
— Неужели дети…
Мисс Темплтон протянула мне руку, помогая выбраться из образцов растений, грудами лежавших вокруг меня.
— Полагаю, бедный адмирал уже вне себя. Пожалуй, в следующий раз он предпочтет войти внутрь.
Открыв входную дверь, мы обнаружили, что адмирал укрылся в карете, а детвора обстреливает ее галькой. Мисс Темплтон замерла рядом со мной, прижав руки к груди и расширенными глазами глядя на происходящее.
— Боже, что они делают?
Из-за наших спин вынырнул пастор и закричал на своих отпрысков:
— Эй, что здесь происходит? Где мисс Литтон?
На его призыв откликнулась высокая девочка, которая, обернувшись к нему, ответила:
— Она готовит ужин, а нас отправила во двор поиграть.
— Да, но бросаться камнями в гостей невежливо.
К ней присоединился один из мальчишек.
— Но он заявил, что он – адмирал. И теперь мы просто ведем обстрел пушечными ядрами.
Пастор обошел нас и принялся увещевать свое потомство, взяв младших детей за руки, но тут же выпустив их, чтобы открыть для нас дверцу экипажа.
Через окно он обратился к адмиралу:
— Мне очень жаль!
Адмирал в ответ проворчал нечто неразборчивое, и священник подсадил нас в карету.
Когда мы отъехали, мисс Темплтон высунулась из окна:
— Всего доброго! До скорой встречи.
Адмирал и впрямь был вне себя от негодования:
— Даже китайцы обходились со мной не так грубо. Никогда не видел таких несносных детей. А ведь их отец – приходской священник!
Мисс Темплтон вздохнула:
— Бедняжки. И мамы у них нет. Полагаю, именно поэтому он проявляет такой интерес к вашей племяннице. Не удивлюсь, если не пройдет и двух недель, как он предложит ей выйти за него замуж.
Я с содроганием представила себе, что это значит – иметь таких детей.
А мисс Темплтон с жизнерадостной улыбкой продолжала:
— На мой взгляд, это же дар Божий – заполучить готовую семью. А вы что скажете, мисс Уитерсби?
— Дар Божий!
Она нахмурилась.
— Разве найдется девушка, которая отказалась бы от такой семьи, как у него?
Найдется. Я бы отказалась.
Склонив голову к плечу, она взглянула на адмирала:
— У меня складывается впечатление, будто мистер Уитерсби не рассчитывал на то, что его дочь умыкнут так быстро.
— Как прикажете вас понимать?
— Мисс Уитерсби привлекла внимание двух самых завидных холостяков в округе! Так что вам не о чем беспокоиться, адмирал Уильямс. Не успеете вы оглянуться, как мы выдадим ее замуж. – И она подмигнула мне, воспользовавшись тем, что адмирал не смотрел в нашу сторону.
* * *
Мы отвезли мисс Темплтон обратно в Додсли-Манор. Она не пригласила нас войти, за что я была ей искренне признательна. Вернувшись домой, я вошла в малую гостиную и обнаружила, что отец и мистер Тримбл совещаются по поводу классификации какого-то цветка.
— Думаю, что вы сами убедитесь в том, что система Линнея работает не хуже остальных, – говорил мой отец.
— Но как быть с преимуществами природной системы?
— Какими такими преимуществами?
— Просто я полагаю, что низведение целостности растения до его половой системы является несправедливым упрощением восхитительно сложного создания природы, и система Де Жюсси…
— Де Жюсси? Ба, да ведь он француз!
Я обессиленно повалилась на стул и сбросила с ног туфли.
Отец с удивлением взглянул на меня:
— Ты уже вернулась?
— Меня не было все утро. И день.
— Я не заметил.
— Похоже, что уже совсем скоро мне сделают предложение.
— Что ты сказала? – Отец обошел стол кругом и остановился передо мною.
— Я сказала, что уже совсем скоро мне могут сделать предложение.
— Почему так быстро?.. То есть…
К нему присоединился мистер Тримбл. Уперев руки в бока, он сверху вниз взглянул на меня:
— Вам никогда не предложат руку и сердце, если вы и дальше будете разгуливать по округе в таких платьях, как это.
Я оглядела свое платье:
— На мой взгляд, с ним все в порядке. Ни мистер Стенсбери, ни пастор не выразили ни малейшего недовольства. – Расшитое бледно-желтыми примулами, с зеленой оторочкой по подолу, оно вот уже много лет оставалось моим любимым.
— Оно предназначено для летнего сезона.
— А мне нравятся примулы в любое время года.
Впрочем, пожалуй, оно все-таки было чересчур легким и тонким, чтобы сидеть в нем, поскольку малую гостиную продували сквозняки. Я вышла в холл, сняла с крючка старую охотничью куртку адмирала и застегнулась в нее на все пуговицы, подвернув манжеты. Вот так-то лучше. Обернувшись, я нос к носу столкнулась с мистером Тримблом, который, оказывается, последовал за мной.
Он молча смотрел на меня, и по выражению его лица я никак не могла понять, о чем он думает. Шагнув в сторону, я попробовала было обойти его, и тут он наконец заговорил:
— Вы отдали портнихе тот список, который я для вас составил?
— Мисс Темплтон заявила, что вы не можете по определению разбираться в таких вещах, и потому порвала его.
— Что она сделала?
— Порвала его. – Я жестом показала ему, как это выглядело. – Напополам. – И с этими словами я вернулась в малую гостиную.
— Не думаю, что мне нравится ваша мисс Темплтон. – Он вновь подал голос, остановившись в дверях.
Устроившись поудобнее на стуле, я облегченно вздохнула.
— Это чувство у вас обоих определенно взаимно, вне всякого сомнения.
Мистер Тримбл решительным шагом вошел в малую гостиную.
— Но ведь я в глаза ее не видел.
— И она тоже никогда не видела вас, и вы оба лишь убеждаете меня в том, что это не имеет никакого значения.
— Что бы вы ни задумали, не выходите из дому, пока портниха не пришлет вам новые платья. – Окинув меня долгим взглядом, он занял место за моим столом.
— Но мы уже договорились о том, что вновь нанесем визит приходскому священнику, а портниха не дала твердых обещаний, что выполнит мой заказ в кратчайшие сроки. – Я перевела взгляд на отца, который вот уже некоторое время хранил молчание. – Пастор попросил меня помочь ему разобраться со своей коллекцией. Не понимаю, почему я должна сидеть взаперти, когда в обществе достаточно мужчин, согласных, судя по всему, жениться на мне даже несмотря на то, что я не экипирована должным образом. Разве не в этом заключается смысл всего предприятия? Найти мне супруга!
Мистер Тримбл метнул на меня недовольный взгляд.
Я ответила ему тем же.
А вот отец смотрел на меня полными слез глазами.
Сердце у меня защемило, но я сказала себе, что не должна давать волю чувствам. На отца свалилось слишком много работы. Но он сделал свой выбор и дал мне отставку. Чем скорее он осознает ошибочность своего решения, тем лучше будет для нас обоих. Я должна быть сильной.
Отец взял перо и вернулся за стол, за которым они совещались, когда я возвратилась домой.
— Идите сюда, молодой человек, и оставьте Шарлотту в покое. Она всего лишь выполняет то, о чем ее просили.
Наверное, так оно и было, но комментарии мистера Тримбла изрядно меня обеспокоили. Я написала письмо мисс Темплтон, спрашивая ее совета. Если тот факт, что я надела летнее платье осенью или расхаживала с чернильным пятном на корсете, и впрямь является серьезным нарушением приличий, то, пожалуй, будет лучше, если я воздержусь от повторного визита к пастору до тех пор, пока не получу новые платья от портнихи. Кроме того, после званого ужина на минувшей неделе и сегодняшних послеполуденных визитов мне казалось, что я заслужила некоторый отдых от общества.
* * *
Ответ от мисс Темплтон пришел на следующий день вместе с посылкой, перетянутой шпагатом.
«…моя дорогая мисс Уитерсби,
Прошу вас, не сочтите мой ответ подтверждением точки зрения мистера Тримбла. Вы знаете, что он решительно мне не нравится. Однако же, я полагаю, что вам действительно имеет смысл носить платья по сезону. Посему прошу вас принять от меня взаймы вот этот наряд. Можете не слишком беспокоиться насчет его возвращения, поскольку я уже носила его в минувшем году. Пожалуй, вы немного выше меня ростом, но, если вы наденете под него домашние, а не танцевальные туфли, то это не должно иметь особого значения.
Искренне ваша и т. д.
PS: Я отправлю пастору записку с уведомлением, чтобы он ждал нас в будущий понедельник в два часа пополудни.
PPS: Прошу вас надеть ради этого визита прилагаемое платье. Как и на следующий наш званый ужин.
PPPS: Скорее всего, мистер Тримбл попытается убедить вас, что нельзя два раза подряд надевать одно и то же платье.
PPPPS: Я по-настоящему и всем сердцем презираю этого человека!
PPPPPS: Не волнуйтесь. Уже совсем скоро мистер Тримбл превратится в смутное, хотя и неприятное воспоминание. Точнее, в кошмар».
Я перевернула страницу, но обратной стороне приписок больше не было. Развязав шпагат, которым была перетянута посылка, я обнаружила внутри платье чудесного голубого цвета живокости.
Приложив его к себе, я попыталась разглядеть собственное отражение в зеркале, но в моей комнате, расположенной в северной стороне дома, уже сгущались сумерки, поскольку близился вечер.
Я на цыпочках пересекла коридор и осторожно приоткрыла дверь комнаты мистера Тримбла.
Здесь царил идеальный порядок: кровать была заправлена безупречно, отчего выглядела неуютно, а одежда аккуратно висела на колышках. Зеркало было прикреплено к стене над туалетным столиком. Я переставила кувшин с водой и тазик на пол, чтобы видеть себя получше, и подтянула платье к подбородку.
Оно и впрямь было прелестным, вот только… приложив его к груди, я выставила ногу. Мисс Темплтон была права. Оно оказалось чуточку короче тех, что я привыкла носить. Но для чего кому-либо пялиться на мои ноги? Скорее всего, никто ничего не заметит. Когда я поворачивалась, платье задело угол туалетного столика, и на пол, кружась, упало какое-то письмо.
Я подняла его, намереваясь положить на место, но правильный и красивый, почти каллиграфический почерк привлек мое внимание. Он ничуть не походил на округлые буквы, выведенные рукой мисс Темплтон.
Письмо было датировано тремя годами ранее и отправлено из местечка под названием Истли.
«…милый мой Эдвард,
Мне так хочется, чтобы…»
Я подошла к окну, где было светлее и где прочесть его было бы несравненно легче. Но… кажется, кто-то поднимается по лестнице?
Я поспешно положила письмо обратно на столик, притворила за собой дверь и вернулась к себе в комнату, дивясь про себя тому, что кто-либо может обращаться к мистеру Тримблу «милый».