From: Andrew

To: Olga

Привет!

Решил я все-таки написать тебе письмо. Знаешь, о чем я хочу поговорить? Я хочу поговорить о дружбе!

Знаешь, терять друзей — это очень плохо. Это просто ужасно. В конце концов, у меня не так много друзей. Приятелей, коллег, знакомых — сколько угодно. А вот друзьями как-то не обзавелся. И я тебя терять не буду. Может, я и перестал быть твоим другом, но ты-то моим другом остаешься. Я буду писать тебе и дальше. Хочешь — внеси меня в черный список. Хочешь — пожалуйся на меня администратору, как на спам. Но я хочу тебе писать. И буду…

Я не потеряю своего друга.

Sincerely,

Andrew

Спустя пару часов Андрей подошел к двери своей квартиры, держа в руках охапку белых роз — мокрых, благоухающих, колючих — и коробку самых дорогих эклеров, какие только смог найти в городе. Вдохнув, как перед прыжком в воду, он позвонил и прислушался.

— У тебя что, ключей нет? — Ольга открыла дверь и увидела цветы. — Боже мой! С ума сойти… Вот это сюрприз!

Андрей впервые за много дней поцеловал жену. Не то чтобы он не любил эти телячьи нежности. Очень даже любил. Просто ритуал этот сначала стал дежурным, а спустя время и совершенно выпал из их жизни. Не до поцелуев стало.

— Теперь, как приличная женщина, — заявила Ольга, пряча лицо в цветы, — я просто обязана приготовить ужин. Пойду, гляну, что у нас в холодильнике имеется.

— Не надо, — возразил Андрей. — Я эклеры купил. Классные. Свежие и с заварным кремом.

— Экле-е-еры… — с сомнением протянула Ольга. — Эклеры — это, конечно, хорошо. Но я не уверена…

— Ты не любишь эклеры? — затаив дыхание, Андрей посмотрел жене в глаза.

— Люблю. Просто обожаю… — с жаром заявила Ольга. — Правда, обожаю… Но…

— Что-то не так? — Андрей все внимательнее всматривался в лицо жены. От ее ответа сейчас зависело слишком многое. Она это или не она, думал Андрей.

— Каждый эклер — это лишние полчаса на велотренажере… — улыбнулась Оля, понюхала розы и легкомысленно добавила: — А, подумаешь! Я намереваюсь съесть три как минимум. Подумаешь, каких-то полтора или два часа.

И засмеялась. Андрей выдохнул. Все складывалось, все было правильно. Значит, она любит эклеры. Одно попадание есть. А любит ли она белые розы? Вот в чем, как говорится, вопрос. Надо спросить, но не резко, а так, мимоходом, как будто к слову пришлось.

— Хорошо, сказал он. — Я пойду, руки помою, а ты сделай кофе. Если ты действительно приличная женщина. И будет прекрасно, если ты его заваришь в джезве, как положено приличному кофе.

— Есть, сэр! — отдала ему честь Ольга. — Будет сделано, сэр! Кофе крепкий, черный и на ночь. Давненько такого у нас не бывало. Но мне нравится.

Уже через десять минут супруги сидели на кухне, а через пятнадцать Ольга умяла три запланированных эклера и взяла четвертый, внеплановый. Андрей смотрел на нее с умилением — ему всегда нравилось, как она ест. С аппетитом и самозабвенно.

Впервые он угощал Ольгу пирожными через два дня после знакомства. Их студенческая группа тогда разгрузила вагон с арбузами, и на заработанную пятерку можно было совершенно свободно гулять и даже кутить. Пятерка, синяя, с изображением Спасской башни, тогда была ой какими большими деньгами. Тем более для них, совсем небогатых студентов.

Выбор же пирожных тогда был куда меньшим, чем сейчас — «трубочки», «корзиночки», наполеоны и эклеры. Андрей, поджидая будущую жену в кафетерии, за стоячим столиком, купил все — и разложил на тарелке. Ольга, увидев все это, покраснела, бросила на поклонника странный взгляд, и взяла длинными пальцами эклер… Андрей понял, что впервые в жизни кого-то так захотел… Но действительно ли она любила именно эклеры, или же выбор тогда был случайным, за столько лет супружеской жизни он так и не узнал. Как-то не очень это его интересовало.

— Вкусно? — спросил он. — Нравятся тебе эклеры? Я вот вспомнил, что ты вроде их любила когда-то.

— Божественно, — с набитым ртом попыталась улыбнуться Ольга. — Сто лет их не ела. Обожаю.

— А цветы тебе как, понравились? — продолжил Андрей. — Я имею в виду розы?

— Угу, — Оля отправила в рот остатки четвертого пирожного и с интересом посмотрела на пятое. — Очень понравились. Надо, кстати, в вазу их поставить.

— Вот, понимаешь, — стараясь говорить непринужденно, произнес Андрей, — ехал я мимо цветочного базарчика — увидел розы. Таких белых я давно не встречал. И вспомнил, что ты их любишь — именно белые. Ну а потом уж прикинул, что с цветами и без пирожных домой ехать глупо.

— Все женщины любят белые розы, — взяв пятый эклер, уверенно ответила Ольга. — И эклеры тоже любят все женщины. Ну, может, есть одна-две, которые не любят. Но мне кажется, что и эти, которые не любят, на самом деле любят. Просто по каким-то причинам лгут себе и социуму…

Да, Ольга, как все женщины, иногда считала, что ее вкусы идеальны. И потому говорила о всех женщинах так уверенно и безапелляционно. Но даже самому мудрому человеку порой свойственно заблуждаться, верно?

— Слушай… — начал было Андрей, но тут же подумал, что дальнейшие расспросы вызовут ненужные подозрения. И замолчал.

— Ну? — спросила Ольга. — Что?

— Да нет. Такое… — замялся Андрей. — Ты прости за утро. Я был неправ. Раскаиваюсь.

— Да я тоже была не права, — с легкостью признала Ольга. — И тоже раскаиваюсь. Ты сильно обиделся?

— И совсем не нужно нам разводиться… — обнял Ольгу Андрей. — Правда ведь?

— Правда, — прижалась к нему Ольга, — не будем разводится. Пусть разводятся те, кто не любит роз и сладкого.

Некоторое время супруги просидели, как пасторальная парочка на картине: обнявшись, глядя куда-то вдаль и молча. Как всегда, говорить было не о чем.

— Пойдем, может, спатки? — предложил Андрей. — Завтра на работу вставать рано.

— Иди. В смысле — жди меня в спальне, — игриво улыбнулась Ольга. — Хорошо?

— Намек понял, — выходя с кухни, подмигнул ей Андрей. — Только поторопитесь, девушка.

Ольга сгребла со стола посуду и поставила в мойку. Немного подумав, открыла воду. Но еще немного подумав, закрыла. Завтра помою, подумала она.

Секс в сорок-сорок пять выглядит не совсем так, как в девятнадцать-двадцать. После сорока к сексу начинаешь относиться серьезно и ответственно. Наверное, это его — секс — и убивает. Однако ничего не поделаешь, многие думают, что уже вроде… не солидно, что ли, заниматься этим где попало и как попало. Если в принципе слова «солидно», «серьезно» и «ответственно» вообще можно применить к данному конкретному понятию.

Однако супруги Будниковы подошли к сексу именно так: очень солидно и очень ответственно, даже чересчур.

Андрей пошел в спальню и тщательно расправил постель. После чего открыл форточку.

Ольга пошла в ванную и после душа обрушила на себя пахучую волну парфюмерии: дезодорант — духи — шампунь.

Андрей разделся и лег. Но что-то в собственном запахе показалось ему… неэротичным, что ли. Он сменил Ольгу в ванной и тоже обрушил на себя парфюмерную волну с запахом ландыша, лайма и каких-то экзотических трав.

Ольга тем временем достала купленную именно для такого случая и надолго спрятанную в недрах шкафа-купе супер-эротичную ночную рубашку, которая куда больше выставляла напоказ, чем скрывала. А немного подумав, затеяла перестилать постель…

Словом, через какие-то сорок минут супруги все-таки улеглись в постель и некоторое время повозились под одеялом… Потом еще повозились.

— Слушай, — предложила Ольга, — давай свет выключим? А то что-то как-то…

— О’кей, — согласился Андрей. — Я сейчас.

Он встал, щелкнул выключателем, и комната погрузилась во мрак. На обратном пути он очень больно ударился об некстати стоящий на дороге пуфик, и, громко выругавшись, рухнул в постель. При этом больно придавив Ольге руку. Ольга простонала, однако вовсе не от нахлынувшей страсти и накинула одеяло на себя и на Андрея. Они еще немного повозились, повозились, да возня как-то сама собой и прекратилась… Некоторое время супруги полежали молча. Уже ничего не хотелось. Решительно ничего.

— М-да… — нарушила молчание Ольга.

А что еще говорить-то было?

— Сколько мы уже этим делом не занимались? — спросил Андрей.

— Не помню… — вздохнула Ольга. — Видимо, последний раз — в отпуске, в Турции.

— Вот же черт… — вздохнул в ответ Андрей. — Ты расстроилась? Сильно?

— Да нет… — пожав в темноте плечами, ответила Оля. — Ну, то есть немного, конечно, расстроилась… Да ладно, с кем не бывает.

— Слушай, а давай куда-нибудь съездим, отдохнем? — предложил Андрей. — Надо бы нам отдохнуть.

— Куда? Когда? — печально заметила Ольга. — Меня сейчас с работы не отпустят… Тебя, кстати, тоже.

— Ну, может, на субботу и воскресенье, — обнял Ольгу Андрей. — На дачу. А, как ты на это смотришь?

— На дачу? — положила ему голову на плечо Ольга. — Мудро. Сто лет мы не были на даче. Можно и съездить… Ладно, завтра поговорим. Спать хочется. Спокойной…

Не договорив последнюю фразу, Ольга заснула. А Андрей подумал, что завтра надо бы начистоту поговорить с супругой. Просто спросить ее обо всем, что его волновало. Эта мысль его неожиданно взбодрила. Настолько, что захотелось выйти покурить. Он немного поборолся с этим неожиданно и не к месту возникшим желанием. Потом успокоил себя тем, что не заслужил он трубочку на сон грядущий, поскольку мужчиной себя сегодня не показал и… тоже заснул. А ветерок из форточки, открытой, чтобы охлаждать предполагаемые страсти, бесцельно трепал край занавески до самого утра.

Должно быть, эта прохлада и разбудила Андрея в начале четвертого утра. Не просто разбудила — включила мозги на полную мощность. Хорошо, хоть вставать не потребовала. Андреи повернулся набок, накрыл ухо и попытался уснуть. Но понял, что сделать ничего не сможет — сон сбежал от него, как удачливый воришка.

Рядом уютно сопела жена, а в голову стали лезть мысли. Как Макс Отто фон Штирлиц, Андрей пытался вернуться в прошлое, пытался понять, когда все закончилось? Может, тогда, в двухтысячном?

Двухтысячный год стал знаменательным годом для тех, кто, несмотря на существование китайского, иранского, или древнеиндийского летоисчисления викрам-санват, все еще живет по григорианскому календарю. То есть для наших соотечественников. Многие даже не могли представить, насколько все изменится с наступлением нового тысячелетия.

Сразу же после Старого Нового года случилось нечто неординарное: был вынесен приговор знаменитой Слоновской группировке, или просто «Слоновским», или еще проще — «Слонам». Андрей, как настоящий журналист, конечно, отвел несколько страниц громкому делу. В июле горела Останкинская башня, что дало повод поместить событие в «Топ — 10 крупнейших техногенных катастроф Москвы после распада СССР».

В этом же году впервые на сцену вышли три участницы группы «ВИА Гра» и зритель был покорен волной эротичного позитива, исходящей от красоток, исполняющих прекрасную грузинскую музыку. Надо ли говорить, что трио немедленно было включено Андреем Будниковым в круг освещаемых редакционных интересов?

Открылись Олимпийские игры в Сиднее, и пришлось взять на работу спортивных обозревателей, которые изводили Будникова и Трофименко, требуя, чтобы интервью с тренерами сборных были помещены на первых страницах.

— Когда идет Олимпиада — то да, надо!!! — надсадно орал Юра Трофименко на совещаниях. — А если она уже закончилась — то какого черта?! Спортсмены — не звезды шоу-бизнеса! Они, к сожалению, не бухают и не устраивают пьяных скандалов!!!

— Устраивают, — буркнул спортивный обозреватель. — И бухают, как и все здоровые люди!

— Да! Но крайне редко!

Так все и шло по нарастающей, даже газета стала называться «таблоид». Андрей завел привычку курить трубку, они с Юрой покупали «Хеннеси» или «Мартель» и стали ходить в дорогие рестораны на «встречи» с заказчиками.

Мимо Андрея проходила вереница личностей: политиков и звезд, актеров кино и владельцев овощебаз, стилистов известных людей и гламурных моделей, просто мажоров с претензией и людей с амбициями, приехавших из глубинки, начинающих писателей и ушедших на покой хоккеистов, помощников депутатов и любовниц командармов, пророков религиозных сект и республиканских генсеков, перспективных боксеров и прочих так необходимых для таблоида личностей.

В то же время Ольга, благодаря удачно проведенным делам, прослыла «грамотным и успешным юристом» и, сама не понимая каким образом, превратилась в крайне серьезную и ухоженную деловую женщину.

Ее называли на «вы», ей варила кофе секретарша, мужчины на деловых встречах и переговорах кратко пожимали ей руку, Ольга переходила к делу, легко управляла разговором, видела проблемы, играючи устраняла их. И только вечером замечала, что устает все сильнее.

Ради отдыха можно было уехать на море, пойти по магазинам, посидеть с подругами. Катя особого внимания к себе не требовала — пропадая на курсах английского, на теннисных кортах или еще где-нибудь, благо индустрия «чем занять ребенка» процветала вовсю.

Все чаще Ольга, позвонив Андрею, слышала в ответ: «Зай, сорри, я на встрече» или «Прости, я очень занят» или краткое «Перезвоню позже». При всем этом Ольга была уверена, что Андрей не бегает по бабам. Хотя возможности перед ним открывались невероятные — таблоид был спонсором вечных непрекращающихся шоу, презентаций и фестивалей. Всевозможные участницы, «Вице-мисс Хабаровск», или «Мисс Днепропетровск», или «Студенческая королева Николаева» размещали разносторонние цветные и дизайнерские черно-белые портфолио у Будникова и Трофименко.

Ольга совершенно не ревновала. Она знала, что если Андрей собирается на выходные на рыбалку, то так и есть: он будет сидеть на берегу озера и удить вместе с Трофименко и «менеджером по сбыту», которого никто уже не называл «Сеня-Десантник». Бывший монстр продаж в электричках теперь гордо носил костюм, запонки, и назывался «Семен Семенович Фролов, офицер воздушно-десантных войск в отставке».

Тут надо все же сказать о нем несколько слов. Семен Семенович уверенно рулил отделом сбыта, так же, как некогда вещевым довольствием Седьмой гвардейской Краснознаменной ордена Кутузова II степени воздушно-десантной дивизии, или просто «каптеркой». Все у него было вовремя, реализаторы таблоида были трезвыми и подтянутыми, как и сам Фролов. Единственное, что в день ВДВ, второго августа каждого года, Семен Семенович преображался.

— Понимаете, парни, — говорил он Андрею и Юрию, — когда я надеваю тельник, берет, вижу боевых друзей — все, сердце плачет!!! Ну, давайте, за наше Вэ-дэ-вэ!!!

Андрей и Юра понимающе поддакивали, шашлык с ухой удавался, и Ольга к такому отдыху супруга претензий никаких не имела.

Она полюбила уютные вечера на диване у выключенного телевизора, выходные в фитнес-центре с бассейном и салоном красоты. Рядом с диваном лежало великое множество детективов и женских романов, на чтение которых уже находилось время. Поджидая Андрея с работы или с рыбалки, Ольга с удовольствием ни о чем не думала. Иногда. А порой от мыслей просто не находила себе места.

Да, то были самые разные заботы о самых разных вещах. Иногда она вспоминала и о муже. Ее беспокоило состояние Андрея. Вроде бы все хорошо, но Андрей как-то… тускнел.

Сначала, когда развивалась газета, супруг вроде радовался, горел, зарабатывал, старался, а потом, когда все стало уже хорошо и стабильно… заскучал. На все вопросы отвечал Ольге коротко: «ничего, зайчик, все норм» или «на работе устаю». Но Ольге казалось, что дело в другом. И в один прекрасный день решила с Андреем поговорить.

Ни о чем не подозревая, в то субботнее зимнее утро Андрей завалился на диван с книгой в руках. Обложка была какая-то черно-серая, без названия, на титуле полустертые буквы складывались в название «Мои скитания» знаменитого Владимира Гиляровского. Андрей пытался знакомиться с тем, как было поставлено газетное дело в конце XIX — начале XX века и понять, насколько то, что у них происходит в «таблоиде», отличается от дел великих предшественников.

Классик журналистики рассказывал:

«28 июня мы небольшой компанией ужинали у Лентовского в его большом садовом кабинете. На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский, напившийся с горя».

Андрей вздохнул и перевернул страницу:

«…мы пресытились шампанским, а Лентовский своим неизменным «Бенедиктином», который пил не из ликерных рюмочек, а из лафитного стакана.

— Осадить пора, Миша, теперь не дурно бы по рюмочке холодной водочки и селяночки по-московски, да покислее, — предложил Любский.

Явился буфетчик.

— Серега, сооруди-ка нам похмельную селяночку на сковороде из живой стерлядки, а то шампанское в горло не лезет.

— Можно, а пока вот вам дам водочки со льда и трезвиловки, икорки ачуевской тертой с сардинкой, с лучком и с лимончиком — как рукой снимет.

Жадно все набросились после холодной водки и тертой икры с сардинкой на дымящуюся селянку».

Андрей почувствовал, что хочется есть. О, а вот и о газетном деле наконец речь пошла:

«Пастухов при своем «Московском листке» начал выпускать ради выставки, в виде бесплатного приложения к газете, иллюстрированный журнал «Колокольчик», а редактор «Русского курьера» Ланин открыл на выставке павильон «шипучих Ланинских вод», и тут же в розницу продавал свой «Русский курьер».

«Кислощейная газета» — как называл ее Пастухов, помещая в «Колокольчике» карикатуры на Ланина и на все лады расхваливая в иллюстрациях и тексте выставочный ресторан Лопашова».

Андрей закрыл книгу. Да, примерно все так же, как сейчас.

В гостиную вошла Ольга.

— Милый, ты не спишь?

— Отдыхаю.

— Что это ты читаешь? — Ольга повернула книгу к себе: — Мои скитания… Дорогой мой, что это тебя на скитальцев потянуло?

— Так, решил пройтись по классике.

— Ясно. Андрюша, я хотела вот спросить… — Ольга забралась на диван и попыталась поуютней прислониться к Андрею, — у тебя все в порядке?

— В смысле? На работе все хорошо, вот думаем приложение выпускать… У нас, кстати, для солянки в холодильнике есть что-нибудь?

— Надо посмотреть… А что?

— Да почему-то литературная классика настраивает на солянку с оливками и лимоном.

— Андрюша… — Ольга взялась за кайму пледа и задумчиво стала ее перебирать, с удовольствием любуясь свежим маникюром, — мне кажется, что мы как-то обособились друг от друга.

— Да? — удивился Андрей и даже поднял брови, но Ольга почувствовала, что муж был готов к этому разговору.

— Да. И еще мне кажется, что мы за бытом упускаем что-то важное. Ты когда мне последний раз дарил цветы?

— Уж и не припомню… Оль, что с тобой? Тебе скучно? Почитай что-нибудь или посмотри телевизор!

— Андрей, мне не скучно! Вернее, скучно, но я хочу поговорить с тобой!

— Ладно… — Андрей положил на пол книгу и повернулся к Ольге. — О чем говорить будем?

— Ты считаешь, что нам не о чем говорить? — обиделась Ольга.

— Оля, ты видишь, что я отдыхаю?

— Вижу. И еще вижу, что ты уходишь от ответа, Андрей, — Ольга взялась за супруга цепкой хваткой юриста.

— Оля… Хорошо. Вот послушай — мы женаты пятнадцать лет…

— Четырнадцать с половиной.

— Хорошо, пусть будет так. Тебе не кажется, что за четырнадцать с половиной мы достаточно много всего наговорили?

Андрей сказал это и осекся, видя, что слезы готовы брызнуть из глаз жены.

— Оля, я не об этом хотел сказать…

— Об этом, Андрюша…

— Прости… Оль, ты задумывалась когда-то о нашей жизни? Чего мы хотим? Куда мы идем?

— Андрей, ну, задумывалась, конечно!

— Оля… выслушай меня серьезно.

— Слушаю тебя.

— Ты вот в школе кем хотела быть? Актрисой там, певицей, балериной?

— Все девочки хотят быть певицами и актрисами.

— А все мальчики — летчиками, пограничниками и моряками. А знаешь, в чем разница?

— В чем?

— В том, что девочки создают семью и успокаиваются. А мальчики, хотя тоже создают семью, но все равно потом мечтают. И жалеют, что не стали ни летчиками, ни пограничниками, ни моряками.

Андрей встал с дивана, стараясь не прикасаться к жене, и подошел к окну. Там быстро, по-осеннему, вечерело, и было видно, как дети вереницей идут по асфальтовой тропинке к домам.

— Понимаешь, Оля, вот нельзя же жаловаться на жизнь… Вроде сами здоровы, и все есть… Но чего-то вроде как не хватает…

— Так давай уедем куда-то! Хочешь?

Андрей отвернулся от окна и спокойно спросил:

— Куда? И зачем? Давай лучше приготовим солянку…

В тот вечер солянка была хороша. С лимоном и оливками. И съели ее супруги Будниковы под разговор. Но без шампанского… Даже классикам надо следовать не во всем.

Андрей глубоко вздохнул, вспомнив о той солянке. Серьезный разговор тогда был совершенно беспредметен и не нужен. Он и сейчас бы не дал никаких результатов.

Была ли она вообще, эта самая любовь? Та самая, за отрицание которой, классик предлагал вырвать лгуну его язык. Трудно сказать. Такой любви, которая рушит все преграды, будит спящих принцесс и заставляет отправляться незнамо зачем за сорок морей в тридевятое царство, может, и не было. Но были дни и ночи вместе. И вечера, и утра. И было бессонное бдение у кровати больной дочери. И была, конечно, сама дочь и радость от осознания того, что она появится — настоящая, неподдельная — и возвышающее, окрыляющее счастье, когда она появилась.

И было то самое первое свидание на мосту, о котором так не хотелось говорить в ресторане «Под мостом», а за ним еще… ну, не сотни и тысячи, конечно, но с десяток свиданий, на которых Андрей пытался показаться остроумным и просто умным. А Ольга красивой и привлекательной. И, черт возьми, они такими и были! Честное слово, были! А еще был первый совместный отпуск и первая в уже далеко не юном возрасте поездка за границу, в Болгарию. И была до крови прокушенная рука у Андрея, когда ждал он под роддомом Катьку.

И были седые волосы у Ольги, когда Андрей на первой их машине попал в аварию. Сотовых тогда и в помине не было, а из ГАИ на домашний телефон и без подробностей сообщили, что супруг попал в аварию и находится в больнице, после чего повесили трубку. И мчалась тогда Ольга в богом забытый районный центр на перекладных, рисуя в голове картинки одна страшнее другой. Примчалась, чтобы узнать, что у Андрея перелом мизинца на правой ноге и две царапины на обеих щеках. И она была счастлива, что вышло так, а не так, как ей подсказывало ее богатое воображение.

Было, конечно было, и многое. Вот только куда делось-то?