Наутро машина остановилась на улице мертвого в это время года дачного поселка. Вдалеке был виден дымок из трубы сторожки — дежурный топил печку. Было безлюдно и тихо. Деревья уже избавились от листвы. За последними домами поселка черной стеной высился лес. Лишь кое-где белели березы, подчеркивая его мрачную осеннюю неприветливость.

Ольга и Андрей вышли из машины, со скрипом открыли калитку и вошли в мертвый и холодный дом. Андрей поставил на пол пакеты с едой, купленной в магазинчике у автозаправки, и вдохнул тяжелый сырой воздух. Такой сырой, с затхлостью, мертвый воздух бывает только в подвалах, погребах и запертых на зиму дачах.

— Надо бы камин растопить… — пробормотал Андрей. — Пойду дров наколю. Мужик я или не мужик?

Он пошел колоть дрова, заготовленные именно для такого случая еще с лета, а Ольга занялась завтраком. Через полчаса Андрей с грохотом высыпал поленья на специальный коврик перед камином и подумал, что вот уже лет пять у них есть своя дача. Неплохая, в общем-то, дача. С камином и мансардой. И даже с видом на лес. Но если посчитать время, которое они проводят на этой самой даче, то выйдет едва ли пара месяцев.

* * *

Дача для представителя среднего класса — место культовое и значимое. Здесь менеджеры, журналисты, юристы, администраторы жарят мясо, чтобы с ним сфотографироваться, пьют вино, чтобы сфотографироваться с бокалом, собирают яблоки, чтобы сфотографироваться с корзиной, и собираются компаниями… нетрудно догадаться, для чего именно.

Андрей долго упирался, но Ольга настояла. У них, считала она, тоже должен быть загородный дом. С камином. Как у нормальных людей. Аргументами служили утверждения, что у Ефремовых есть дача, у Светки — двухэтажный деревянный финский сруб, у Лебедева — вообще вилла в три этажа.

В общем, Андрей уступил, и супруги влезли в кредит, но приобрели участок в довольно живописной местности, у деревни под названием Красный хутор. Тогда же Ольга открыла в себе талант дизайнера. Обложившись журналами «Мир Вилл» и «Приусадебная мечта», супруга делала какие-то вырезки и закладки. По утрам в выходные Ольга не пропускала ни одной передачи по ящику, где ухоженные, чисто выбритые трезвые строители в отглаженных комбинезонах буквально за сорок шесть минут эфирного времени делали из совкового сарайчика то домик в стиле «Прованс», то ранчо в стиле «кантри», то из убитого гаража барскую помещичью усадьбу. Андрей еще не видел в этом опасности, но чувствовал ее, как зверя на сафари, всей кожей спины.

И ожидаемая опасность явилась в образе хмурого прораба и такой же неприветливой бригады. Прораб послушал Ольгу, с недолжным вниманием отнесся к ее вырезкам и закладкам и попросил денег вперед. На материалы и, как он выразился, на расходное. Андрей не очень понял, что за расходное, но денег дал.

Будниковы как раз выплатили кредит за участок. И тут же взяли новый, на строительство. Через месяц, когда уже должно было начаться возведение стен, оказалось, что нет ни фундамента, ни материалов. А есть сам прораб, который сообщил, что материалы подорожали и попросил добавить денег. Будниковы добавили. А что делать-то оставалось? Тем более что Андрея повысили в должности, что автоматически повлекло за собой прибавку к зарплате и расширение соцпакета. Теперь он мог «на шару» болеть, как и все сотрудники редакции, а также бесплатно трындеть по безлимитному телефону сколько вздумается.

Однако с дачей все шло через пень-колоду, совсем не так, как в телепередаче. Правда, для Андрея неожиданностью это уже не было. Он давно не верил в рекламу и доказывал супруге, что нарядных каменщиков и плотников в чистых комбинезонах рождают стилисты и визажисты в гримерках телеканалов. И исключительно с целью втюхать массовому потребителю новые экологически чистые ацетоны и краски или сверхсовременные окна из отходов металлов и пластиков.

В конце концов эпопея создания райского уголка продолжилась, хотя бригады и менялись. Через их участок прошел целый интернационал — «пятнадцать республик, пятнадцать сестер». Таджики сменяли молдаван, а их, в свою очередь, сменяли узбеки и… Не прошло и года, как Ольга с Андреем стали счастливыми обладателями жилища, где можно было, ну как минимум заночевать, не опасаясь за свою жизнь. Или, например, с трубкой посидеть у камина. Отличная настоящая каминная труба позволяла дымить совершенно спокойно.

Андрей полез в сумку за трубкой.

Огонь начал разгораться, дрова затрещали, в комнате запахло дымом. А Ольга как раз внесла в комнату сковородку с яичницей по-деревенски. Именно такую Андрей любил больше всего: с помидорами, беконом и охотничьими сосисками.

— Ну, долго ты там? — спросила Ольга. — …Завтрак готов. Давай, садись к столу.

Есть не хотелось. А вот задать жене прямой вопрос, который беспокоил его больше всего, очень хотелось. Но как это сделать? Слова упорно не хотели складываться в нечто легкое, но откровенное.

Андрей подбросил еще пару поленьев. Как бы так ее спросить? …Хотя, с другой стороны, может, и не стоит спрашивать…

— Сейчас, — ответил он, — еще дровишек подкину! Как раз разгорелось.

— Иди, садись быстрей, — поторопила Ольга. — Остынет яичница. Да и чай я уже поставила.

Андрей в задумчивости отложил трубку, подкинул еще несколько деревяшек, поворочал их кочергой и, наконец-то, подошел к столу.

— Оль, скажи, а ты Интернетом пользуешься? — начал он и сам же себя оборвал —…Ну да — дурной вопрос, конечно пользуешься. Все ведь пользуются Интернетом.

— А что? — удивилась Ольга.

— А скажи, ты же и сайтами, наверное, пользуешься? — так же неуклюже поинтересовался он.

— Да… — еще больше удивилась Ольга. — Естественно, пользуюсь сайтами. Трудно пользоваться Интернетом и не попадать при этом на сайты. Хотя и возможно. А что?

— Ну да… естественно… повторил ее слова Андрей. — А разными там, знаешь, чатами, форумами? Ну, где люди просто общаются? По поводу, и, бывает, без повода…

— Не понимаю, что ты хочешь сказать… — начала терять терпение Ольга. — Перестань юлить.

— Ну, знаешь, там есть разные сайты… — промямлил Андрей, понимая, что несет невесть что. — Разного содержания…

— Я по-прежнему не понимаю, что тебя интересует? — попыталась взять себя в руки Ольга. — Порно-сайты или что?

— Да нет… — глупо улыбнулся Андрей. — Причем тут вообще порно? Есть там разные, другие сайты… Там люди могут просто общаться… Могут знакомиться, а потом писать друг другу письма… Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — отрицательно качнула головой Ольга. — А ты хоть сам-то понимаешь, о чем говоришь?

«Не надо было все-таки этот разговор начинать», — подумал Андрей. Вчера вечером, перед сном, все казалось намного логичнее и проще. А в итоге вышел какой-то бред.

«Черт возьми! Вот я дурак, зачем вообще этот разговор затеял?»

— …Не очень. Ладно, забудь… — еще глупее улыбнулся Андрей. — Пойду-ка покурю.

— Если ты не заметил — я, вообще-то, яичницу приготовила… — Оля начала злиться всерьез.

— Да-да… — рассеянно ответил Андрей. — Ну, я сейчас. Через пару минут… Аппетит только немного нагуляю.

Он вышел из дому, а Ольга немного поковыряла яичницу вилкой и поняла, что аппетит куда-то исчез, улетучился напрочь. Вместе с приличным настроением. Вилка полетела в угол, как будто была в чем-то виновата. Ольга резко встала и вслед за Андреем вышла в стылый дворик.

Впервые это случилось с супругами Будниковыми в две тысячи четвертом, когда все вроде бы было устойчиво и благополучно. Американский марсоход «Спирит» опустился на поверхность Красной планеты, и все земляне могли следить за его исследованиями благодаря специальному сайту проекта. Россия первой в мире признала киберспорт официально — именно как вид спорта — и теперь все геймеры из затхлых подвалов превратились в физкультурников. На ТНТ запустилось самое длинное в мире реалити-шоу «Дом-2», и парни с девушками, играющие любовь в прямом эфире, попали в книгу рекордов Гиннеса…

Таблоид Андрея Будникова, конечно, не отставал от жизни. Андрей возрадовался тому, что 17-летняя россиянка Мария Шарапова выиграла турнир в Уимблдоне, а 23-летняя Анастасия Мыскина — турнир Большого Шлема, и на страничке спорта можно было разместить фото сразу двух стройных девушек в коротких юбках.

Заставило Будникова прослезиться празднование в Тынде — отмечали тридцатилетие Байкало-Амурской магистрали — по радио звучали песни «Большой привет с Большого БАМа», «Даешь Амур! Даешь Байкал!», и «Бамовский вальс». Тысячи бывших комсомольцев, ставших бизнесменами и олигархами, выпили водки и достали черно-белые фотографии, на которых они были совсем другими — в обнимку с гитарами, длинноволосые, бородатые и удивительно веселые.

Ольга, прекрасно понимая чувства Андрея, отправила его на встречу с друзьями, и супруг прибыл домой ночью, пахнущий сибирской хвоей и багульником. Проснувшись утром, Андрей выпил кофе, таблетку от похмелья, перекинулся с Ольгой парой малозначащих фраз и не пошел на работу. Валяясь на диване с «Походом в Хиву», мемуарами Максуда Алиханова-Аварского, полковника царской армии, вспоминая БАМ и Тынду, Андрей понял, что многого уже не сделать и не вернуть…

Наверное, только после сорока приходит осознание того, что ты уже не поскачешь впереди эскадрона, как Гайдар, который это делал в шестнадцать, не напишешь «Героя нашего времени», как Лермонтов в двадцать пять, не отправишься на дуэль, как Пушкин в неполных тридцать семь… Да и еще много чего не сделаешь, упустив и время, и желание, и возможность.

Андрей вздохнул и мысленно прикинул активы. Да, есть квартира, дача, две машины… Все как у людей. А где фотографии с покоренных вершин? Совершенные революции, начатые на Сьерра-Маэстре? Увы, пост редактора и соучредителя пусть даже модной газеты — не пост капитана корабля дальнего плавания или великого команданте.

Куда ехать? Как меняться? Куда бежать? Даже Куба, пламенный Остров Свободы, уже предлагает тот же набор, что и любой попсовый курорт мира. Юра Трофименко, съездивший туда на майские праздники в прошлом году, остался доволен, но рассказывал о красных пионерских галстуках уже как о забавном аттракционе. Уезжать навсегда стало некуда. Везде одно и то же: пусть разные, но такие одинаковые достопримечательности и туристы, одинаковые до одури.

Раньше от таких мыслей спасала работа в газете. Потом, в двухтысячном, успокаивал некий призрачный успех, ведь газета-то становилась все популярнее, и, значит, он делал свое дело неплохо и не зря. А потом пришло осознание, что успех, достижение которого, как проповедуют на тренингах, «есть главная цель вашей жизни», не приносит обыкновенного счастья — счастья, как некоего набора чувств, пусть сиюминутных, но ослепительно ярких.

Андрей пробовал поделиться своими соображениями с Ольгой. Супруга, как нормальная, спокойная и уравновешенная женщина, смотрела на вещи более прозаично. Многих кумиров Андрея Ольга не понимала и, как юрист, опускала Андрея с небес на землю убийственными аргументами. Главный из них был тот, что все его «выдающиеся личности» так или иначе «плохо кончили».

— Понимаешь, невозможно «гореть» всегда. Это просто противоестественно… — говорила Ольга Андрею на кухне, измельчая чеснок пестиком в ступке. — Вот возьми Че Гевару. Или этого, Камиллу, как его, еще пионерская дружина его имени была?

— Сьенфуэгос, — подсказал Андрей.

— Да, точно, — продолжила Ольга, — почисть-ка мне еще зубок чесноку! Так вот, оба они погибли! Один в двадцать пять вроде бы а второй — в сорок! Как тебе это?

— Оля, ты пойми! Они не жили — горели!

— Вот именно, Андрей! Сгорели — и нету их. А так бы жили и поживали. Кстати… Помнишь, какая должность была у твоего Гевары, царство ему небесное?

— Смутно.

— Министр промышленности и Президент Национального банка Кубы!

Ольга иногда удивляла Андрея тем, насколько много она знает и тем, как широк диапазон этих познаний. Не давая мужу передохнуть, Ольга продолжила, вытирая руки о передник:

— Как тебе должность? Представляешь такое — но в наше время и в нашей стране? Минпром и Нацбанк одному человеку возглавить?!

Андрей подумал, что в нашей стране это попросту невозможно, но промолчал. Ольга, видя какой эффект произвели ее слова, продолжала:

— А у нас только институт закончили — и уже революцию делать мечтают! Вот в Нацбанке послужи!

— Оля, ты сама себе противоречишь. Он сначала революцию совершил, а потом уже — в Нацбанк…

— А потом?

— А потом уехал в Боливию, где и погиб, пытаясь совершить новую революцию. Сама ведь знаешь. Представь, как его все достало в Минпроме и в банке!

Ольга усмехнулась: она как раз прекрасно понимала, как именно могло все достать и Минпроме и в Нацбанке. Но промолчала: что толку спорить с Андреем, тем более тогда, когда он пытается подогреть свою неудовлетворенность, вспоминая столь одиозных личностей.

А Андрей с присущим ему запалом продолжил развивать мысль:

— Вот приходит он на работу. А там ему менеджеры: «Ваш кофе, товарищ Гевара!!! Ваша сигара!!! Вам зажечь ее?» — Андрей согнулся в поклоне, изображая, как именно подносят зажигалку к сигаре Че.

Вышло у него это на редкость убого. Ольга вновь усмехнулась. Хорошо еще, что Андрей даже не пытался всмотреться в лицо жены, иначе давным-давно перестал бы болтать и бегом бы отправился выносить мусор не только из их квартиры, но и из всех квартир их дома.

— Или еще. Представь, подходит к нему зам. И говорит: «Завтра у нас корпоратив в нашей Сьерра-Маэстре. Едут все отделы». А ему что делать? Ехать?

— Ну, ехать, наверное, — пожала плечами Ольга, еще не понимая, к чему клонит супруг.

— Вот! — торжествующе воскликнул Андрей. — Его это так достало, что хоть в Боливию!

— Ты на что намекаешь? — нелогично обиделась Ольга.

— Да ни на что…

— Андрюша, — Ольга чуть уменьшила газ под кастрюлей и вернулась к беседе с мужем. — Ну, что с тобой? Все же хорошо!

— В том-то и дело… — буркнул Андрей, — все хорошо… До приторности хорошо. Я даже не понимаю, что произошло и главное — кто это выдумал сделать с нами… Вот это твое «все хорошо»…

«Давно уже все «нехорошо», — подумала в это время и Ольга.

Когда она вышла на крыльцо, Андрей уже набил и теперь раскуривал свою любимую трубочку. Ольга попыталась обнять Андрея сзади за талию. Теоретически уик-энд еще можно было спасти, если постараться. И Ольга сделала последнее усилие.

— Андрюша… — начала она, стараясь говорить как можно мягче и изо всех сил скрывая нарастающее раздражение. — Послушай меня, пожалуйста, я ведь…

Но Андрей отстранил ее руки и отошел в сторону. Ольга совершенно отчетливо ощутила, как он залезает в свою раковину, будто улитка или рак-отшельник. И она точно знала, что из этой раковины вытащить его будет очень сложно, почти невозможно. Да и не хотела она этого. Не для того она поехала на дачу, чтобы разбираться в душевном состоянии супруга и копаться в его тонкой творческой натуре.

— Я не понимаю, что происходит, — продолжила она. — Может быть, объяснишь?

— Ничего не происходит… — ответил Андрей и выдохнул ей в лицо клуб дыма. — Просто оставь меня в покое.

— Видел бы ты себя со стороны… — пытаясь сдержаться, проговорила Ольга.

— Оля, помолчи, пожалуйста, немного! — раздраженно ответил Андрей. — Умоляю, помолчи!

— Отчего ты так злишься? — все еще пыталась понять Оля. — Что-то случилось?

Андрей злился на себя. За то, что поехал на эту дачу, за то, что не подумал, как разговор вести. За то… За то… За то, что вообще такой идиот и придурок по природе своей суще-глупой. Как и всякий интеллигентный человек, Андрей относился к самобичеванию с любовью.

Но это ведь только так говорится, что человек злится на себя. На самом деле страдают от этого окружающие. А поскольку из окружающих в наличии была только супруга, Андрей выплеснул всю злость на нее. Совершенно незаслуженно и глупо.

— Помолчи, говорю… — резко сказал он. — Прошу. А еще лучше — иди в дом. Я не могу с тобой сейчас общаться… Не получается. Мне надо побыть одному.

— Знаешь, я могу вообще уехать! — заявила Ольга и повернулась к двери. — К чертовой матери!

— Хочешь — уезжай, — пожал плечами Андрей, в душе радуясь тому, что вот-вот сможет остаться совершенно один. — Только не устраивай, пожалуйста, спектакль.

Но Ольга и не собиралась устраивать спектакль. Снова ее накрыла досада. На то, что вчера превозмогая себя, она пыталась хоть как-то наладить личную жизнь. И на то, что рубашечку сексуальную, как дура, на себя вчера натягивала. И на то, что сегодня яичницу эту жарила, да еще и старалась, чтобы вкуснее было. Лучше бы сидела дома, листала себе «Космо» или свежую книжечку Устиновой. Не так экзотично, как яичница на даче, зато нервы в порядке.

— Хорошо, — неожиданно спокойно сказала Ольга и направилась в дом. — Я уезжаю, а ты побудь один… или не один, как хочешь. До свидания, счастливо оставаться.

Андрей уже почти докурил трубку. Ольга с сумкой на плече прошла мимо него и открыла дверь машины.

— Спасибо за прекрасный уик-энд! — сказала она, садясь за руль. — Я его никогда не забуду!

— …Ну, извини, Оль… — наконец пришел в себя Андрей. — Прости… Так уж получилось….

Получилось… Скорее, ничего не получилось. Да и в извинении этом никакого раскаяния не прозвучало. Так, во всяком случае, показалось Ольге: промямлил «для блезиру». Или просто для того, чтобы последнее слово осталось за ним, за мужчиной. И какой он, в сущности, мужчина? Так, носитель брюк и генофонда. Увы, временами Ольга мужчин откровенно не любила, да что там — ни в грош не ставила.

Она повернула ключ зажигания и так резко сдала назад, что едва не сбила соседский забор. Так же резко вывернула руль и поехала к выезду из поселка. Андрей проводил взглядом удаляющуюся машину, сделал последнюю затяжку, выбил трубку и, немного подумав, набрал Юрия.

Уик-энд Юрий обычно проводил с семьей. Точнее, старался проводить с семьей. Если, конечно, не было срочных субботне-воскресных «заседаний коллектива в редакции» или «срочных и необходимых встреч с деловыми партнерами», которые, «уж извини зайка, но что делать», затягивались до полуночи.

Этот уик-энд выдался семейным. Они уже покатались на коньках и съели по гамбургеру. Следующим номером программы должно было стать «мочилово злодеев-зомби» на огромном экране игрового автомата на втором этаже торгового центра. Юрий с сыном Ванюшей азартно стреляли из пластмассовых пистолетов по размахивающей топорами и ножами, а также летающей на перепончатых крыльях нечисти, а его супруга и дочь лакомились десертами, болтали о чем-то своем и, конечно, болели за мужчин.

Недавно построенные торговые центры, поставляющие жителям мегаполисов продукты питания и легкой промышленности, не долго думая взялись и за индустрию семейного досуга. И если раньше среднестатистическая городская семья быстро покупала все необходимое и уезжала, то теперь папы и мамы все чаще носились вместе с детьми и вслед за детьми по развлекательным придаткам гастрономов и универмагов (как сказали бы их сверстники в середине семидесятых). На каждом шагу в этих джунглях потребителя поджидала опасность: то в виде витрины ювелирки, у которой неопытная потребительница может надолго потеряться, то в виде аттракционов…

Юра и Ванюша уже третий год были фанатами игровых автоматов последнего поколения.

— Мочи его, мочи, гада! — кричал Юра сыну. — …Вон там, справа… А, мазила… Теперь слева!

И тут зазвонил его мобильный. Юра, даже не посмотрев на номер, нажал зеленую кнопку ответа.

— Слушаю, — сказал Юрий в трубку, не отрываясь от игры. — Говорите, если совести нет в выходной день трезвонить.

— Юр, привет. Сильно занят? — спросил Андрей. — Если занят, я перезвоню попозже.

— Да не то чтобы сильно — с детьми гуляю, а что? — ответил Юра, убив последнего зомби и пряча пистолет в специальное гнездо.

— Можешь ко мне приехать? — попросил Андрей. — …На дачу. Прямо сейчас.

— Так, типа, не сезон же… — удивился Юрий. — Осень на дворе, старик. Или ты не заметил?

— Нет, — согласился Андрей, — не сезон… Юр, я тут один… И мне довольно хреново.

— Понял… — Юрий отошел в сторонку, воровато оглянулся по сторонам и, прикрыв трубку ладонью, спросил: — Телок брать? Могу позвонить… Да хоть моим массажисткам.

— Телок? — переспросил Андрей. — Каких телок? А-а-а… Нет, не надо телок. Возьми лучше по пути бутылку коньяка.

— …Ладно. Через пару часов буду. Возьму сразу две — к третьей, чтоб не бегать дважды… — неудачно пошутил Юрий и сам поморщился убожеству своей шутки. — Хотя, сколько не бери, всегда последней, как назло, не хватает.

— Двух вполне достаточно… — осадил друга Андрей. — И приезжай поскорее, пожалуйста.

Темнело. Ольга ехала по шоссе и глотала слезы обиды. Да, что-то всплакнулось. С кем не бывает. Никто ведь этих слез не видел, а значит, образ сильной и успешной женщины и главного юриста пострадать не мог. Хорошо, что придумали тушь, которой не страшны не то что слезы, но даже океанские волны.

— Завтра мы обязательно встретимся… — прошептала она. — Я напишу тебе: «Извини, что так долго не писала». Нет, это как-то не правильно… Я напишу: «Знаешь, бывают в жизни моменты, когда не хочется ничего». Да, так будет лучше. И честнее.

На нее надвигался загорающимися ночными огнями город. Нормальные люди спешили по своим нормальным делам. Кто-то шел в пивную, кто-то торопился в кино, кто-то ускользнул от жены, чтобы отправиться по девочкам, кто-то, наоборот, спешил на свидание, чтобы семью создать. Если повезет. Это успокаивало, и на ближайшем светофоре слезы были вытерты бумажной салфеткой, а салфетка отправлена за окно. Ветер тут же подхватил этот белый комочек бумаги и понес мимо машин, мимо людей к какой-то клумбе, где должен был терпеливо дождаться понедельника и усердного с похмелья дворника.

А Ольга, успокоившись, поехала себе дальше. Домой. Включить все лампы, все светильники, сделать кофе сладкий и крепкий и почитать книжку или полистать гламурный журнал для тупых квочек. Да, скучно. Но лучше уже пусть будет скучно.

Стоп! Но ведь можно позвонить Веронике и не сходить с ума в одиночестве. Именно сейчас, сидя в машине и прикидывая все «да» и «нет» переписки с виртуальным Андреем, она наконец поняла, что надо проявить характер и на что-то решиться. По крайней мере чтобы все выяснить и расставить по местам. Но сначала позвонить Веронике.

Ольга взяла телефон, набрала номер подруги и поднесла трубку к уху.

Она никогда не задумывалась о том, насколько правильно или неправильно поступает. Правильной она была всегда, и все свои поступки оценивала как безупречные и «такие, как надо». Такой она была в пионерском отряде, в классе, в комсомольской организации — такой осталась и в бизнесе.

Лебедев, приглашая ее на работу, прекрасно помнил, как ответственно и даже немножко фанатично Ольга брала на себя общественные поручения в институте. Всегда впереди, лидер, отличница. Таких рисовали на плакатах — и в Союзе, и в Германии. К тому же Ольга была настоящей блондинкой — если бы она жила в тридцатые, то обязательно попала бы в документальные зарисовки госпожи Рифеншталь.

Занятая общественной работой, Ольга не отдавала себе отчет в том, что она очень хороша собой. А потому и не стала стервой. Отношения с сокурсниками и кавалерами устанавливала дружеские, сразу давая понять, что на большее рассчитывать нельзя. А потом появился Андрей.

— Оля, что ты в нем нашла? — спрашивала ее бабушка, с которой Ольга, в отличие от родителей, легко находила общий язык. Бабушка пережила трех мужей, один из которых был цирковым импресарио, второй — ответственным служащим, а третий — кавалерийским командармом.

Тогда, конечно, Ольга не задумывалась о том, как бабушке удалось за каких-то семь лет трижды выйти замуж. Хотя история семьи ей была хорошо известна. В основном, конечно, благодаря бабушкиным рассказам и многочисленным фото, которые она ухитрилась сберечь и в невеселые тридцатые, и в просто страшные сороковые, и в унылые семидесятые. К Ольгиному счастью, бабушка в здравом уме и вполне твердой памяти дожила до восьмидесяти с гаком.

Положа руку на сердце, бабушкиных мужей можно было понять. Не очень высокая, но очень стройная, с милым лицом и улыбающимися глазами, молодая бабушка, а тогда просто Ляля Ратникова, была необыкновенно привлекательна.

В семнадцать она встретила маэстро Пьетрини, циркача, который на поверку оказался Петром Сидоренковым. Петр был потомственным циркачом, гимнастом. Кочевал с шапито из города в город, участвовал в представлениях вместе с труппой, которая на три четверти состояла из его родственников. Как-то неудачно упал, причем не с самой высокой трапеции. Вылечился, но выступать уже не мог — каждый раз перед выходом на манеж его накрывал панический страх падения.

«Фобия», как назвали бы это сейчас. А тогда его старший брат в сердцах обозвал лоботрясом, и велел учиться у настоящего итальянца, старенького импресарио, господина Корсо. Тот с удовольствием передал знания, которыми обладал, юному маэстро, а потом вернулся на родину, где о нем, должно быть, уже и думать забыли.

И было это перед самой революцией. Да-да, именно той, которую теперь все чаще называют октябрьским (с маленькой буквы) переворотом. Страна голодала, с трудом сводила концы с концами, но на цирковые представления ходила с удовольствием. Не зря же Владимир Ильич Ленин в беседе с наркомом Луначарским, по слухам, сказал: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк!»

Можно спорить о том, была ли сказана фраза именно так. Но нет никакого смысла спорить с тем, что циркачи давали представления по всей стране и в семнадцатом, и в двадцатом, и в двадцать седьмом годах.

Ведь именно в двадцать седьмом маэстро Пьетрини, уже бывалый импресарио, познакомился с красавицей Лялей, которую и назвал своей женой через месяц после первого свидания. Дальше бабушкины глаза почему-то заволакивали слезы, а история двух лет жизни с маэстро заканчивалась туманными словами: «А потом его не стало…»

Так Ольга никогда и не узнала, что же произошло с импресарио, и почему уже через год с небольшим бабушка перестала быть Ратниковой, или Сидоренковой, а стала Ольгой Кошкиной, женой совслужащего Гоги Кошкина.

Тут бабушкины рассказы обычно становились чуть более многословными и зачастую напоминали Ольге рассказы Ильфа и Петрова. Должно быть, вся страна тогда жила точно так же, однако довольно быстро Гоша Кошкин стал уважаемым человеком Игорем Рудольфовичем, зашагал по карьерной лестнице в лучших традициях совучреждений. Обзавелся квартирой и дачей, стал ездить на работу на служебной машине.

Кроме работы, как донесли бабушке доброхоты, он на той же служебной машине ездил к любовнице, подруге Ольги Владимировны, Лилечке Убийвовк. Должно быть, та желала не только смены фамилии на более благозвучную фамилию Игоря Рудольфовича, но зарилась и на немаленькую квартиру и спокойную уютную жизнь жены ответственного советского работника. Однако, увы, получить смогла только фамилию — бабушка Ольги приложила немало сил, чтобы Лилечке не досталось ничего, за исключением подлого изменщика.

Сама же Ольга Владимировна, разведясь с подлецом и негодяем, вернула себе девичью фамилию Ратникова и зажила в большой квартире в ожидании новой судьбы. Каковая и предстала перед ней в образе командарма Тополева.

Александр Лавреньевич тогда получил новую должность в Киеве и на первом же партийном слете увидел ее, красавицу Ольгу Владимировну. Быть может, ему бы и одной красоты было довольно, но эта необыкновенная женщина к тому же носила звонкую фамилию Ратникова. Это и решило судьбу командарма — и Ольга Владимировна в очередной раз сменила фамилию, став Тополевой.

Было тогда Ольге Владимировне двадцать пять, а Александру Лаврентьевичу вот-вот должно было стукнуть сорок пять.

— Да, Оленька, — бабушка поправляла кольца на узких длинных пальцах. — Тогда такие браки встречались сплошь да рядом. Да и что такое сорок пять для мужчины? Для влюбленного мужчины, который нашел наконец собственное счастье?

Ольга не знала ответа на этот вопрос, хотя сорок пять казались ей возрастом более чем почтенным, куда больше намекающим на пенсию, чем на любовные утехи с молодой женой.

Однако через год родился мамин старший брат, дядя Вадик, а в предновогодье тридцать восьмого — Лариса Александровна, Ольгина мама. Тридцать девятый пощадил семью Тополевых, хотя добавил немало седых волос в бабушкины густые косы. Самого же командарма он волос лишил почти полностью. Пощадил командарма и сорок первый, а вот сорок третьего года он уже не увидел — еще одно предновогодье стало для него последним, и в день рождения дочери Александр Лаврентьевич погиб в Великолукской наступательной операции вместе с тысячами солдат Калининского фронта.

Бабушка прождала мужа всю войну, но узнала о его гибели только в сорок седьмом. Должно быть, она очень любила своего командарма, потому что о замужестве с тех пор ни разу не задумывалась, сыну всегда приводила отца в пример, а внучке Ольге по сто раз напоминала, что важнее любви для семьи ничего нет и быть не должно. Хотя иногда, нет-нет, да и сбивалась на куда более приземленные меркантильные соображения.

— Вот — Александр Лаврентьевич, — говорила бабушка, с любовью глядя на выцветший фотопортрет усатого мужчины в папахе, — твой дед. Красавец… Статный, высокий, сильный. Но при этом небедный, заботливый, — а твой что?

Бабушка поставила на стол чашки с чаем, и высокую вазу с печеньем, и розетки для варенья, которое Ольга терпеть не могла.

— Бабушка, Андрей тоже статный, — отвечала Ольга, вынув печенье из вазы и разламывая его над розеткой. — И рост у него достаточный. А вот два первых твоих мужа роста были средненького…

— Дак я не о том, — обижалась бабушка за светлую память мужей, — зато должности у них были очень порядочные и оклады. И квартиры им давали.

— Бабушка! Разве я за квартиру замуж иду или за оклад? — искренне возмущалась Ольга. — Мне же с человеком жить надо!

— Вот именно. Жить… — многозначительно подчеркивала бабушка. — Ну, посидит он там на своем БАМе, куда одни ненормальные ездят, а потом?

— А потом здесь устроится, как все люди.

— Вот именно, как все. Как мать твоя с отцом устроилась.

Бабушка не могла себе простить, что ее дочь, Ольгина мама, вышла замуж за простого советского инженера и провела всю жизнь в скромной двухкомнатной квартире.

У бабушки сидеть было уютно, но Ольгу уже ждал Андрей, и потому внучка торопливо надевала туфли, чтобы не очень опоздать на свидание.

— Ну, все, целую тебя, бабулечка, не скучай! — а потом чмокала старшую Ольгу в ухоженную щеку и бежала к своему Будникову, который, к превеликому бабушкиному сожалению, был именно Будниковым, а не Буденным.

Андрей нравился Ольге своим прагматичным романтизмом (если такой вообще бывает), верой в будущее, ей нравилось, как он устойчиво стоит на своих двоих и каким незыблемо-прекрасным видит будущее.

— Олька, понимаешь, все открыто для нас! Наша страна — это страна возможностей, перспектив для молодежи! И еще, Олька, она огромна!

Сейчас, в две тысячи пятом, Ольга в который раз пыталась понять, куда это все подевалось. Двадцать лет назад она просто не могла себе представить, что Андрей (такой Андрей!) загрустит в девяностых, а потом на все забьет в нулевых.

Тем не менее тот Андрей, виртуальный друг по переписке, все больше напоминал ей ее молодого Будникова. Вернее, того парня, которого она любила без памяти в восьмидесятых.

Бабушки уже не было, а следовательно, посоветоваться было не с кем. К сожалению, с бабушкой как бы ушла целая эпоха, портрет командарма пропадал в пыли в кладовой квартиры, и однажды Катя, открывшая кладовую в поисках старых роликов, достала его и заорала:

— Ма-а-ам! Иди сюда!

— Катя, не ори! Иди ко мне, у меня руки в муке! — ответила Ольга из кухни.

Катя зашла и сунула Ольге под нос портрет.

— Мама, это дед?

— Да, Катя, дед.

— Слушай, какой краси-и-ивый… Смешной…

— Смешной? — Ольга так удивилась, что отвлеклась от готовки.

Шепотом стоит заметить, что Ольга не только к работе подходила очень ответственно. Она полностью сосредотачивалась на каждой задаче и делала ее блестяще. Ну, или как можно ближе к идеалу. И в данном случае было совершенно все равно, о чем идет речь — о воскресном пироге или о подготовке материалов в Хозяйственный суд.

Поэтому не стоит удивляться тому, что Ольга очень не любила, когда ее отвлекали. А Катя не просто отвлекла ее — она ее с корнем вырвала из сосредоточенного сотворения очередного кулинарного шедевра.

— Конечно… — Катя показала матери фото, которое Ольга уже успела забыть. — Сурьезный такой, позирует… Но красивый какой. Вот бы такого в мужья.

Из уст четырнадцатилетней Кати это звучало немножко нелепо. Но Ольга рассердилась на нее не из-за этих последних слов, а именно из-за того, что ее, как морковку из грядки, вырвали из спокойного кухонного мирка.

— Не говори глупостей, дочь! «В мужья»! Рано тебе еще об этом думать! И вообще, положи фото в альбом и не мешай… Видишь же, я занята!

На глазах Кати показались слезы: она обожала мать, мечтала, чтобы та стала ее лучшей подругой, и каждый раз расстраивалась, когда Ольга переходила на строгий родительский тон.

— Знаешь, мама, я не знаю, каким дед был человеком, но характер у тебя точно его! Тебе бы полком командовать! — последние слова Катя прокричала.

Тогда Ольга пожала плечами, вытерла о передник руки, поставила в духовку пирог и забыла о горьких словах дочери. А сейчас, сидя в машине и слушая гудки в телефоне, Ольга подумала, что все-таки что-то в ней есть от командарма.

— Алло, Ника? — голос Ольги немного дрожал. — Я от своего только что уехала, он на даче остался… Встретимся? Ага, да, знаю… Хорошо. Угу, конечно… Ага, я тоже имела в виду на втором этаже. Да… Да, буду.

Через полчаса Ольга и Вероника рассматривали меню в модном кафе.

— Ты что будешь?

— Зеленый чай и тирамису. А ты?

Ольге вспомнилась злосчастная яичница, которую она с такой любовью не так давно приготовила на даче. «Мне б сейчас отбивную с луком и жареной картошки побольше…» Но как же показать подруге, что ты кипишь гневом да к тому же и зверски голодна?! Нет, это совершенно невозможно! Вот поэтому Ольга, мысленно тяжело вздохнув, сказала:

— Я тоже.

Подруги отложили меню с необычно-аппетитными фото блюд, и выжидательно посмотрели друг на дружку.

— Рассказывай.

— Что рассказывать? Ну… Ладно, начну с самого главного… Угостишь своей тонкой?

— На, — Вероника протянула Ольге пачку и зажигалку.

— Сама знаешь, каков мой… С ним иногда настолько трудно…

У Вероники был иной взгляд на Андрея и на то, как он скучен, но сейчас спорить было совсем не время. Она кивнула, просто чтобы показать, что вся внимание.

— Ну вот, когда стало совсем тошно, я решила полазить по сайтам знакомств. Фу-у, ну и гадюшники. Ну вот… Одним словом, нашла я там пару друзей для переписки, а анкету удалила. Из этих троих…

— «Троих?» — Вера с удивлением поняла, что слово «пара», похоже, воспринимает как-то иначе.

— …сначала остались двое. А потом и вовсе один. Во-от. И я с ним переписываюсь.

— Переписываешься, понятно. И что?

— И переписываюсь.

— Давно?

— Уже почти полгода.

— Полгода?! Ну ты даешь, мать! И как он? Хорош? Ты реально запала? Или так, больше для развлечения?

— Да не в этом дело… — Ольга потушила окурок и даже слегка раздавила его, — мне кажется, это мне пишет мой собственный муж.

— Андрей? — Вероника даже привстала с кресла и сразу же упала в него обратно.

— Да. — Ольга выждала паузу и продолжила: — Самое смешное, что этого, в чате, тоже зовут Андрей.

— Прико-о-ольно. То есть ты понимаешь, что ты на сайте знакомств встретилась со свои мужем. И теперь с ним переписываешься. И тебе все равно, что он вообще на этот сайт поперся.

Ольга только сейчас поняла, что это ее и в самом деле совершенно не беспокоит. Мысль о ревности до этого мига вообще не приходила ей в голову. А приходили мысли совсем другие. Со-о-овсем далекие от соображений «как посмел» и «кого ищет».

— Меня сейчас беспокоит совсем другое, ага…

— Ну, предположим. И как же ты вычислила, что это именно Андрей, в смысле твой Андрей?

— Точно сказать не могу. Но он подозрительно хорошо меня знает.

— В смысле — знает?

— Ну, там… привычки, например, угадывает.

— Еще лучше. А ты своего не проверяла?

— В точку попала, дорогая. Думала об этом и решила с тобой посоветоваться.

— И правильно сделала. Давай думать вместе.

— А, может, не думать? Может, напрямую спросить?

Вероника страшно округлила глаза.

— Ты что, Оля! А вдруг это не он? Вот как ты себе это представляешь — приходишь и говоришь: «Андрей, это я с тобой переписываюсь в инете?»

— Так и скажу, — Ольга кивнула. Но что-то показалось ей очень неправильным. Очень.

— Оля, а если нет? Если это не он? Будешь выглядеть полной дурой.

«Не говоря уже о том, какую он тебе закатит сцену, если все ж таки это не он твой виртуальный поклонник…» — нельзя сказать, что Вероника подумала об этом с сочувствием. Напротив, даже с легким злорадством.

— Ник, мне кажется, что я уже сейчас как полная дура: с собственным мужем виртуальный роман завела.

— А тебе не кажется, что твой Будников просто прикалывается?

— Да нет… Вроде я за ним таких умений раньше не замечала.

— Ну, или хочет проверить тебя?

— Да я ж вроде повода не давала…

— Это раньше ты не давала. А теперь вот — дала.

— Ника, еще ничего не случилось!

— Случилось, Оля! Ты уже полгода скоро общаешься с ним!

— Это еще ничего не значит!

— Значит! Постарайся просто проверить. Или исчезнуть.

— Как?

— Просто перестань ему писать.

Ольга задумалась. Это можно, но… так уютно и славно получать на работе комплименты, виртуальные подарки и письма. Письма, написанные приятным, интересным человеком.

— Оля, перестанешь писать — заодно и узнаешь, муж этот твой или не муж! — вывела Ольгу из состояния задумчивости Вероника.

«М-да, а то я сама, без твоих советов, до этого не додумалась, — подумала Ольга. — Мне бы понять, что делать теперь? Как это дело заканчивать… А молчание, как показал опыт, это фига в кармане».

Дамы еще недолго пощебетали о детях, погоде и грядущем новогодье. Потом расплатились и разъехались в разные стороны.