– Ну и что? В одного не стать у штурвала,

тупо стоять и держать мёртвой хваткой,

просто стоять – а парус сорвало,

не корабль уже, а бобровья хатка.

Что с того, что один я такой прозрел,

один под прожорливым куполом неба?

Наверное, Христос бы свалил в Назарет,

если б апостолов не было.

– Я тебе с экипажем смогу помочь,

ну а дальше – только ты сам.

Иди, используй союзницу-ночь,

не попадись полицейским и псам.

От квартала к кварталу по лунной канве,

ищи, до боли глаза сощурь,

чтоб иголка пройти не смогла между век,

ушами следи и малейший шум.

В лабиринтах заваленных хламом лоджий,

забытый за пыльными стёклами окон,

полуистлевший «Весёлый Роджер»

ударит в голову будто током.

Подойди к амбразурам замочных скважин,

Молчи, как будто налеплен кляп,

Жди, терпеливому многое скажет

тяжёлый, прерывистый, хриплый храп.

Это они, ветераны морей,

сидят, зарастают мхом взаперти.

Оглохшие, так что стучись сильней.

Брякни звонком.

Досчитай до пяти.

Двери ломай – под рукою фомка?

Ты думал, что сразу и лав, и пис?

Буди, запасную одежду скомкав,

И тащи их, в ладони зверем вцепись.

Тащи одноногих – на костылях,

тащи одноглазых – повязки напяль им.

Не идут – угрожай, что будешь стрелять,

Горячись, пламеней и ярись как напалм.

Одноногий от боя не двинется вспять,

не побежит и удержит строй,

на часах одноглазый не станет спать.

Меж двуглазых слепых одноглазый – король.

Сдался кому-нибудь инвалид?

Нет, он для всех как конфетный фантик,

как и ты, вы почти что братья, «свои».

– За тобой хоть в огонь, наш милый фанатик!

Заслужи свои золотые шпоры,

Буцефал бьёт копытом, заждался в стойле,

ты с них сорвал квартирные шоры.

Это уже дорогого стоит.

Прикрывает спину толпа санкюлотов,

спину прямо держи, уже не горбись,

жерла пушек покажь королевскому флоту.

Сирены зовут Улиссов на бис!