4.1. Марксистско-ленинское понимание классов и классовой борьбы

В «Великом почине» Ленин даёт следующее, наиболее развёрнутое определение общественных классов:

«Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определённой системе общественного производства, по их отношению (большею частью закреплённому и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы — это такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой благодаря различию их места в определённом укладе общественного хозяйства».

Приведённое определение Ленина замечательно тем, что оно наиболее полно останавливается на всей совокупности признаков общественных классов и в то же время связывает их между собой, выводя все эти различные признаки из основных и важнейших особенностей классового общества и его экономической структуры. Буржуазная наука нередко пытается вовсе отрицать существование классовых различий в современном «демократическом», т. е. капиталистическом, строе. В этом случае она сводит всё классовое неравенство к историческим явлениям, имевшим место лишь в прошлом: она или объясняет его борьбой рас, или политическим насилием, которое якобы было характерно лишь для рабовладельческого и феодального строя, или сводит его к юридическим различиям сословий, имевшим место в историческом прошлом. Но отрицать целиком наличие классового неравенства в современном буржуазном обществе не всегда удобно, и потому буржуазная теория стремится отмечать только второстепенные, внешние, дополнительные признаки классов. Она всячески затушёвывает или изображает в смягчённом виде основные противоречия между классами, вытекающие из внутреннего строения классового общества. Она доказывает неизбежность известных общественных различий, которые якобы обусловлены «естественным различием» людей, «борьбой за существование» и победой более сильных, она объясняет его наконец неизбежным различием функций, выполняемых различными группами этих людей в «общественном организме». Выходит, что эти общественные различия и противоположность классов должны иметь место во всяком обществе.

Антимарксистские теории классов — на некоторых из них мы остановимся в дальнейшем более подробно — ищут основные признаки классов то в одном лишь политическом насилии и в юридических привилегиях одних групп людей по отношению к другим группам, то лишь в размерах доли общественного дохода, получаемого классами, то в способе получения, в источнике дохода, то в одних имущественных различиях, то в различии технических функций людей в процессе производства.

Марксистско-ленинское понимание классов всецело проникнуто историзмом. Оно указывает, что классы — вовсе не вечная, неизменная категория, что классы возникают только на определённой исторической ступени развития общества. С другой стороны, оно указывает, что если возникновение классов было неизбежно на известной исторической ступени, то оно обусловлено внутренним развитием самого общества, его экономическим развитием, а не какими-нибудь внешними причинами — не одним политическим насилием, не военным порабощением и т. д.

Основу классовых различий марксизм-ленинизм видит в экономической структуре классовых обществ, — в различном месте, занимаемом общественной группой в исторически определённой системе общественного производства, в определённом укладе общественного хозяйства. Вместе с изменением способа производства изменяется и система производственных отношений, т. е. с возникновением каждой новой антагонистической общественной формации возникают новые основные классы, неразрывно с ней связанные и уничтожающиеся вместе с гибелью данной экономической формации. Место каждого класса в общественном строе производства находит своё выражение прежде всего в отношении этого класса к средствам производства данного общества. Иными словами, это классовое положение обусловлено различным распределением средств производства между классами, из коих один экономически господствующий класс является собственником средств производства, а другой класс либо вовсе «освобождён» от средств производства (как например пролетариат), либо прикреплён к ним в качестве простого орудия (рабы).

Однако здесь имеет место не просто имущественное различие между классами. Как мы уже выяснили, различное распределение средств производства между людьми обозначает одновременно подведение людей под определённые производственные отношения. Различное отношение классов к средствам производства всецело вытекает из данного способа производства. Оно влечёт за собой в качестве своего последствия различную роль классов в общественной организации труда. Способ производства определяет собой различное распределение средств производства между классами и вытекающую из последнего различную роль каждого класса в производственном процессе — непосредственный труд рабочего, командную роль капиталиста и т. д. Роль классов в организации труда в свою очередь способствует закреплению данной формы распределения средств производства.

В буржуазном обществе капиталистический способ производства предопределяет присвоение буржуазией прибавочного труда рабочих и одновременно влечёт за собой командную роль капиталиста на предприятии. Эти командные функции управления производством капиталист передоверяет особой категории наёмных работников (управляющие, директоры, инженеры и т. д.). При этом капиталист не потому является собственником капитала, что он непосредственно или через этих доверенных лиц управляет промышленными предприятиями. Наоборот, он становится руководителем промышленности лишь потому, что он, капиталист, собственник средств производства. По словам Маркса: «Высшая власть в промышленности становится атрибутом капитала, подобно тому как в феодальную эпоху высшая власть в военном деле и в суде была атрибутом земельной собственности».

Различное место классов в исторически определённом экономическом укладе, т. е. их отношение к средствам производства и их роль в общественной организации труда, обусловливает собой возможность для одного класса присваивать труд другого класса — классовую эксплоатацию и историческую форму этой эксплоатации. Господствующие классы в качестве монополистов средств производства в той или иной исторической форме живут за счёт эксплоатации угнетённых классов, обращая в свою пользу львиную долю общественного богатства.

Таковы важнейшие, основные признаки общественных классов. Но ленинское определение не ограничивается этими основными признаками. Ленин отмечает и те дополнительные признаки классов, которые в некоторых случаях каждый в отдельности привлекают внимание буржуазных экономистов и социологов, но которые в действительности всецело вытекают из основных признаков. Они могут быть правильно поняты только в связи с основными признаками — с местом класса в экономическом укладе, отношением его к средствам производства и его роль в организации труда. Такой дополнительный признак, — прежде всего признак политический, — закрепление и оформление имущественных различий политической властью, охрана их с помощью законов. Если бы мы не учитывали этого политического признака классов, то мы легко могли бы скатиться на позиции чистого «экономизма», мы не поняли бы значения различных форм классовой борьбы, перерастания экономической борьбы в политическую борьбу, роли в этой борьбе классового государства и классового права.

Далее, по словам Ленина, данным способом производства и распределения определяются как способ получения доходов, так и размеры той доли общественного богатства, которая достаётся отдельным классам. Если мы возьмём источник дохода и размеры этого дохода самих по себе, то они не могут дать нам правильного представления о классах. Они могут легко привести нас к смешению основных классовых различий. Но если мы возьмём эти дополнительные признаки вместе с основными признаками, указанными выше, то они несомненно также имеют значение для определения классов. Они показывают нам, в какой форме основные различия между классами проявляются: какое выражение находит основное различие классов в способе последующего распределения между ними общественного богатства и в сфере потребления общественного продукта. Эти дополнительные признаки классов объясняют, как следовательно различное распределение продукта содействует воспроизводству и закреплению существующего неравенства в распределении средств производства.

Классовая эксплоатация приводит к классовой борьбе. Внутри каждого антагонистического способа производства протекает борьба классов за свои интересы. Господствующий класс стремится сохранить и упрочить своё монопольное положение. Класс, угнетённый по своему месту в экономическом укладе и политической организации, находясь в непримиримой противоположности с господствующим классом, стремится уничтожить данную форму эксплоатации, а вместе с ней и данную совокупность производственных отношений, стремится заменить их новыми производственными отношениями. Эти классовые противоречия не могут быть разрешены в пределах данного способа производства, потому что на данной форме классовой эксплоатации покоится самый способ производства. Разрешение (но отнюдь не примирение) этих классовых противоречий возможно лишь путём уничтожения старого способа производства и старых классовых производственных отношений и замены их новыми.

Важнейшие особенности марксистско-ленинского понимания классов и классовой борьбы заключаются в следующем.

Во-первых, в противоположность абстрактному, надисторическому представлению буржуазной науки о классах, которая склонна или отрицать классовые отличия или навсегда увековечить существование классов буржуазного общества, марксизм-ленинизм связывает существование классов и классового общества только с определёнными историческими формами производства. Классы — это исторически изменяющаяся и исторически преходящая категория. Классовое общество не вечно: оно возникло на определённой ступени развития общественного производства и должно вновь смениться общественным строем, в котором не будет места делению на классы.

Во-вторых, основу деления общества на классы и основные классовые признаки марксизм, как мы уже выяснили, ищет в самом способе производства, в различии места, занимаемого классами в исторически определённой системе производства. Отношение данного класса к средствам производства и роль классов в общественной организации труда, которая обусловлена различиями в распределении средств производства между классами и формой классовой эксплоатации, в свою очередь способствует дальнейшему закреплению этого различия в распределении средств производства и данной формы классовой эксплоатации — таковы основные признаки общественных классов, из которых вытекает вся совокупность их экономических, политических и идеологических признаков.

В-третьих, марксистско-ленинское понимание классов необходимо предполагает наличие противоположности классовых интересов, классовой эксплоатации и классовую борьбу как движущую силу исторического развития. Буржуазная наука если и признаёт существование классов, то отрицает существование непримиримых классовых противоречий и неизбежность классовой борьбы. Буржуазия проповедует теорию классовой солидарности, классового мира, возможность примирения классовых интересов. Марксизм-ленинизм видит в классовой борьбе необходимую внутреннюю движущую силу самого исторического развития производства в классовом обществе, где переход одного способа производства к другому протекает в процессе классовых боёв. Марксизм подчёркивает неизбежность классовой борьбы в классовом обществе и непримиримость интересов противоположных друг другу классов.

Каждое классовое общество построено на этой противоположности интересов и на борьбе двух основных классов, из которых один класс является классом эксплоатируемым, а противоположный ему класс, эксплоатирующий прибавочный труд первого класса, осуществляет своё экономическое, политическое и идеологическое господство в форме своей классовой диктатуры.

Эксплоатируемый класс защищает свои классовые интересы в различных формах классовой борьбы — экономической, политической и идеологической, — проводимой обоими классами. Применяя это основное положение к современному капиталистическому обществу, Маркс и Энгельс показали непримиримость классовых интересов буржуазии и пролетариата. Они показали неизбежность классовой борьбы пролетариата против буржуазии, историческую необходимость победы пролетариата, необходимость диктатуры пролетариата для перехода к бесклассовому обществу.

Правильно оценить новое и решающее, внесённое Марксом в учение о классах и классовой борьбе, можно только сравнив его с предшествовавшими воззрениями на классы. Эпоха буржуазных революций наглядно выявила перед многими мыслителями наличие классов и классовой борьбы. В конце XVIII и начале XIX вв. было не мало теоретиков, которые уже видели в историческом процессе борьбу классов — это были утопические социалисты, буржуазные историки и экономисты.

Так например Сен-Симон подробно развивал в своих произведениях представления о классовой борьбе. Энгельс называет Сен-Симона сыном французской революции, у которого буржуазные стремления уживались с защитой интересов пролетариата. По мнению Сен-Симона, Франция до Великой французской революции 1789 г. была разделена на три класса — дворян, городское сословие и «промышленников». Дворяне занимались тем, что управляли, а городское сословие и промышленники трудились и платили налоги. После французской революции нация, по Сен-Симону, разделилась на два класса. Управлять стало городское сословие, или буржуазия, а промышленники продолжали платить налоги.

«Промышленниками» Сен-Симон называет 24/25 всей нации. Поэтому промышленником у Сен-Симона является и фабрикант, и купец, и возчик, и моряк, служащий на торговых кораблях, и хлебопашец, занимающийся посевом, и столяр, и слесарь, и кузнец и т. д. Признак, по которому Сен-Симон объединяет эти различные группы людей в один класс промышленников, тот, что все эти люди работают. Сен-Симон не выделяет рабочего класса в самостоятельную группу. В то же время буржуазия и промышленники у Сен-Симона были совершенно различные классы. Под классом буржуазии Сен-Симон понимал военных недворянского происхождения, юристов, разночинцев и рантье. Этот класс делал, по Сен-Симону, французскую революцию, и он получил власть.

На примере воззрений Сен-Симона мы видим всю незрелость теории классов до Маркса и Энгельса. Выделение особых классов происходит совершенно произвольно и базируется оно на том — «трудится» человек или нет, производит или только управляет. Но почему же одни только трудятся, а другие управляют? Чтобы дать какое-нибудь объяснение, Сен-Симон обращался к свойствам человеческой «природы». «Удостоверен тот факт, — писал Сен-Симон, — что каждый человек испытывает в большей или меньшей степени желание господствовать над всеми остальными людьми». Это желание одного человека господствовать над другим выступает у Сен-Симона в качестве определяющей и всё объясняющей причины. По его мнению, просвещение также является таким превосходством, которое позволяет объединять усилия богатых, а это даёт перевес в их борьбе с бедными. «Собственники повелевают не имеющими собственности потому, что они ею обладают, но они обладают ею и повелевают потому, что на их стороне как класса превосходство в отношении просвещения». И здесь наряду с верными замечаниями, что богатые повелевают бедными, самый этот факт объясняется просвещением богатых, т. е. даётся идеалистическое разрешение вопроса. Влияние просветителей XVIII в. сказалось полностью на Сен-Симоне, как и на других утопистах — Фурье, Оуэне.

Таким образом, если социалисты-утописты и видели существование классов, то они не могли дать правильного объяснения классовой борьбы. Утописты игнорировали уже существовавший рабочий класс и свои проекты улучшения жизни человечества адресовали всем классам. Утописты не понимали исторической миссии пролетариата, поэтому естественно они не могли притти к сознанию того, что уничтожение всякой эксплоатации возможно только путём диктатуры пролетариата.

Буржуазные историки времён реставрации во Франции сумели показать историческое развитие классовой борьбы, а буржуазные экономисты (А. Смит, Рикардо) — частично выявить «экономическую анатомию», как выражается Маркс, классов. Такие историки, как Гизо, Огюстен Тьерри и Минье, отражавшие в своих исторических работах интересы буржуазии, отчётливо видели в великих буржуазных революциях, английской и французской, проявление борьбы буржуазии с земельной аристократией. Однако они или ограничивались изучением форм земельной собственности и поземельных отношений, или же объясняли происхождение классов имевшим ранее место завоеванием одного народа другим.

Наконец крупнейшие буржуазные экономисты, как например Рикардо, сознательно берут исходным пунктом своего исследования противоположность классовых интересов, противопоставляя заработную плату прибыли, прибыль — земельной ренте. Но Рикардо наивно представлял себе эту противоположность классов, свойственную определённой экономической формации, как необходимый, вечный закон всякой общественной жизни.

Как видно из этих примеров, открытие классов и классовой борьбы имело место уже у ряда мыслителей до Маркса. Тем не менее единственное научное понимание классовой борьбы было дано только Марксом и Энгельсом. Они сумели выявить экономическую основу существования классов и исторически преходящий характер классового общества. Они показали историческую миссию пролетариата в современном буржуазном обществе, они довели своё признание наличия классовой борьбы до признания диктатуры пролетариата как перехода к уничтожению всяких классов.

Поэтому Маркс писал: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни заслуга открытия классов в современном обществе, ни заслуга открытия их борьбы между собой… То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего:

1) что существование классов связано лишь с определёнными историческими формами борьбы, свойственными развитию производства;

2) что классовая борьба неизбежно ведёт к диктатуре пролетариата;

3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к установлению общественного строя, в котором не будет места делению на классы».

Развивая далее эти положения Маркса, Ленин говорит: «Учение о классовой борьбе не Марксом, а буржуазией до Маркса создано и для буржуазии, вообще говоря, приемлемо. Кто признаёт только борьбу классов, тот ещё не марксист, тот может оказаться ещё не выходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики. Ограничивать марксизм учением о борьбе классов — значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма…»

«Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы как раз до самого главного, до периода перехода от капитализма к коммунизму, до периода свержения буржуазии и полного уничтожения её».

Продолжая дело Маркса и Энгельса, Ленин дал теоретическое обоснование классовой борьбе в условиях современного, империалистического этапа развития капитализма. Ленин выявил роль партии пролетариата в этой классовой борьбе и дал научное обоснование её стратегии и тактике в эпоху пролетарских революций. После победы первой пролетарской революции Ленин выявил новые взаимоотношения классов и формулировал новые задачи классовой борьбы в переходный период — в эпоху диктатуры пролетариата.

Учение марксизма-ленинизма о классах и классовой борьбе есть конкретизация материалистического понимания истории в применении к классовому обществу, есть обоснование научного коммунизма.

 

4.2. Классы и государство

Как мы уже выяснили, отношение господствующего класса к средствам производства — этот важнейший экономический признак класса «по большей части закреплён и оформлен в законах». Господствующий класс не довольствуется чисто экономическим принуждением, т. е. тем, что собственники средств производства как собственники имеют возможность присваивать себе труд другого класса, который лишён этих средств производства. Господствующий класс создаёт ещё особую, дополнительную организацию, в которой концентрируется вся сила его систематического классового принуждения по отношению к другим классам. Этой особой общественной властью, организованной и концентрированной силой господствующего класса, этой «особой силой для подавления» (Энгельс), этой «особой дубинкой» (Ленин) господствующего класса является государство. Государство неизбежно вырастает из классовой борьбы как продукт непримиримости классовых интересов, как новое орудие угнетения одного класса другим со всеми его органами — армией, полицией, чиновничеством, тюрьмами, налогами и т. д.

Государство, как и классы, не вечно. Как и классы, государство возникает лишь на определённом этапе развития человеческого общества. Вместе с развитием и изменением способа производства изменяется и тип государства. Античное, феодальное, буржуазное государство — таковы важнейшие формы государства, которые соответствуют определённым формациям классового общества. При коммунизме вместе с отмиранием всех остатков общественного неравенства отомрёт и государство. Как и классы, государство — историческая категория. Только учёные лакеи буржуазии пытаются доказывать, что государство существует вечно и является необходимой формой всякого общественного устройства. Некоторые из этих «учёных» пытаются найти даже у животных нечто вроде государства. Все стремления буржуазных учёных направлены к тому, чтобы доказать угнетённым классам необходимость существования буржуазного государства. Они стремятся убедить рабочий класс в том, что он не должен стремиться свергнуть политическое господство буржуазии и разрушить буржуазную государственную машину.

Буржуазные учёные доказывают также, что государство не имеет ничего общего с эгоистическими классовыми интересами, что государство охраняет не интересы какого-либо одного класса, но общие интересы всего общества. По определению буржуазной науки, все учреждения, представляющие государство, — законы, суды, чиновничество, армия и т. д., — имеют своей целью общее, «народное» благо. Наконец буржуазные учёные обычно не проводят никакого различия между государством и обществом, между экономикой и политикой. Так например согласно буржуазным теориям естественного права — государство есть идеальное, разумное общество, оно возникает путём общественного договора, который заключают между собою люди.

Материалистическое понимание истории вскрывает подлинную классовую сущность государства. Государство возникло не потому, что люди по свободному договору согласились ограничить себя в части своих прав для защиты общечеловеческих прав, как это думали Руссо, Кант и др. Неправильно также объяснять происхождение государства внешним завоеванием одного народа другим или видеть в нём продукт «нравственной идеи», как это делал Гегель. «Государство, — говорит Энгельс, — никоим образом не есть сила, извне навязанная обществу. Столь же мало представляет оно собой „действительность нравственной идеи“, „образ и действительность разума“, как утверждает Гегель. Государство есть продукт общества на известной ступени развития, есть признание, что общество запуталось в неразрешимом противоречии само с собой, что оно раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. Для того чтобы эти противоположности и противоречия с противоположными экономическими интересами не пожрали друг друга и вместе с тем самое общество в бесплодной борьбе, понадобилась особая сила, стоящая повидимому над обществом, которая бы умеряла столкновения, держала их в границах „порядка“. Эта сила, из общества выделившаяся, но ставящая себя над ним, и есть государство».

Марксизм-ленинизм прежде всего не отождествляет общество и государство, — экономическую структуру общества и его политическую организацию, которая представляет, по словам Маркса, «официальное выражение», «официальное резюмэ» общества. B способе производства, в классовых производственных отношениях Маркс и Энгельс видели экономическую, классовую основу государства. «Непосредственное отношение собственников условий производства к непосредственным производителям, — читаем мы в „Капитале“, — отношение, всякая данная форма которого всякий раз естественно соответствует определённой ступени развития способа труда, а потому и общественной производительной силе последнего, — вот в чём мы всегда раскрываем самую глубокую тайну, сокровенную основу всего общественного строя, а следовательно и политической формы отношений суверенитета и зависимости, короче, всякой данной специфической формы государства». По общему правилу, замечает Энгельс, государство «является государством наиболее сильного, экономически господствующего класса, который при посредстве его становится также господствующим политически и таким образом приобретает новое средство, чтобы держать в подчинении и эксплоатировать угнетённый класс».

Государство является всегда классовым — организацией господствующего класса. Политическая власть, говорит «Коммунистический манифест», «есть организованная сила одного класса, имеющая целью подчинение другого класса». «Общие интересы», которые, по уверению буржуазных государствоведов, якобы представляет и охраняет государство, — народное просвещение, здравоохранение, зашита «нации» от внешних врагов, охрана незыблемости узаконенного «порядка», — все эти задачи государство выполняет лишь постольку и в такой форме, в какой и поскольку в этом заинтересован господствующий класс.

«По Марксу, — разъясняет Ленин, — государство есть орган классового господства‚ орган угнетения одного класса другим, есть создание „порядка“, который узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя столкновение классов. По мнению мелкобуржуазных политиков, порядок есть именно примирение классов, а не угнетение одного класса другим: умерять столкновения — значит примирять, а не отнимать у угнетённых классов определённые средства и способы борьбы за свержение угнетателей».

B лице государства господствующий класс выступает как некоторое коллективное целое, проводя и защищая свои «частные», классовые интересы под видом «общих» интересов. Вместе с тем государство представляет собой концентрированное классовое насилие в некоторой особой форме. Это — «особая сила для подавления» (Энгельс), особая машина угнетения, особая общественная власть, которая отделилась от всей массы членов общества и повидимому стоит над обществом. Под государством, писал Маркс, «действительно понимают правительственную машину или государство, поскольку оно через разделение труда образует обособленный от общества, собственный организм».

Энгельс развёртывает основные признаки этой «особой силы для подавления». Отличительными признаками государства являются: во-первых, разделение населений уже не по родам и племенам, как в первобытном обществе, а по территориальному признаку. Власть государства распространяется на определённую территорию и проживающих на ней граждан. Во-вторых, «учреждение общественной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением, организующим само себя как вооружённая сила». Эта общественная власть состоит главным образом из особых отрядов вооружённых людей (полиция, армия). Она предполагает далее наличие вещественных элементов принуждения, тюрем и т. д. Такая власть состоит кроме того из всякого рода «принудительных учреждений» — судов, законодательных и административных органов, из чиновников правительственной машины. Характерным признаком этой общественной власти является также обложение населения налогами для её содержания. Чем более обостряется классовая борьба, тем всё более увеличиваются расходы на вооружённую силу, на суды, тюрьмы, содержание чиновничества. Налогов начинает уже нехватать: государство делает займы и прибегает к государственным долгам.

Чиновничество, бюрократия — этот орган общественной власти — становится носителем власти, он оказывается стоящим над обществом. Наряду с управлением производственным процессом, в котором люди управляют вещами, возникает особая власть управления, оторванная от непосредственного производственного процесса, — управление людьми. Ленин в своё время возражал Струве, который видел в государстве только наличие принудительной власти. Ленин указывал, что принуждение возможно и в бесклассовом обществе. Важнейший же признак государства — наличие особого слоя лиц, в руках которых сосредоточивается власть, особой, отделившейся от общества власти, не совпадающей с обществом, с процессом общественного производства.

Понятие государства таким образом не совпадает с понятием общества. В обособлении государственной машины в некоторый «самостоятельный организм», в отделении органов управления людьми от непосредственного управления производством и заключается главная причина того, что такие философы, как Гегель, видели в государстве высший «разумный» организм, стоящий над обществом и определяющий ход движения самого общества. В действительности же правительственная машина всегда является лишь орудием, «дубинкой» (Ленин) в руках господствующего класса.

«Государство, — говорит Ленин‚ — есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены. И, наоборот, существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы».

Рассматривая государство как особую силу для подавления, марксизм-ленинизм в то же время подчёркивает всестороннюю зависимость этой особой силы от господства определённого класса. Государство есть продукт внутреннего необходимого развития классового общества на определённой исторической ступени. Тип государства, его строение всецело обусловлены классовой структурой общества. Поэтому государство и является надстройкой над экономическим основанием общества. Государство — вернейший выразитель отношений между классами и показатель непримиримости классовых противоречий на данной исторической ступени.

Все попытки буржуазных учёных изобразить государство как некоторую самостоятельную организацию, которая развивается по своим собственным законам и стоит над классами или является органом сотрудничества классов, в корне чужды и враждебны учению Маркса и Ленина о государстве. Возможны лишь отдельные короткие периоды, указывает Энгельс, когда равновесие борющихся между собой классовых сил придаёт государственной власти некоторую самостоятельность по отношению к борющимся классам: она выступает тогда «как кажущаяся посредница между ними». В качестве примера Энгельс приводит империю Наполеонов I и III. Следует заметить, что даже и в этих исключительных случаях, когда государство получало известную долю самостоятельности по отношению к борющимся классам, это не значит, что государство не было обусловлено в конечном счёте характером развития общественной экономики. Ту же наполеоновскую монархию Маркс связывал с интересами мелкого «парцеллярного» крестьянства во Франции начала и середины XIX века.

Известная самостоятельность в отдельных случаях и кажущееся посредничество государственной власти между классами ещё не означают надклассового характера этого государства. Ленин указывает например, что такую известную самостоятельность получило правительство Керенского, когда советы, руководимые эсерами и меньшевиками, «были уже бессильны, а буржуазия ещё недостаточно сильна, чтобы прямо разогнать их» (Ленин). Однако это ни в коем случае не означает, что мы должны видеть в керенщине внеклассовое или надклассовое правительство и что она не отражала интересов буржуазии и мелкой буржуазии.

Поэтому от начала до конца ошибочна попытка Плеханова изобразить российское самодержавие как некоторую самостоятельную силу, организующую ход экономического развития страны, как орган сотрудничества классов в борьбе бывшей России с внешними врагами. Плеханов объясняет происхождение русского самодержавия «естественными условиями» древней Руси, отсутствием естественных границ, которые её защищали бы от нападения степных кочевников, и необходимостью поэтому в особом органе, который организовал бы все классы общества для борьбы с внешним врагом. Ставя себе эти задачи, русское самодержавие, по мнению Плеханова, якобы установило крепостное право и т. п. Плеханов повторяет по существу старую либеральную теорию русских историков — Чичерина, Ключевского, Соловьёва. Самодержавие в представлении Плеханова — это тот же гегелевский «нравственный организм», стоящий над обществом, история которого объясняется его «географической основой». В действительности же не внешние силы, но внутренние причины — характер и формы классовой эксплоатации — объясняют нам природу российского самодержавия. Ленин, начиная со своих ранних работ, всюду показывает нам классовый, феодальный, крепостнический характер русского самодержавия, связывает его с «поместной системой». Плехановская теория русского самодержавия, которой, мы далее увидим, следует и Троцкий, является ярким выражением его политического оппортунизма.

Вся история человечества подтверждает, что политическая власть всегда принадлежит экономически господствующему классу. Древнее государство было по преимуществу рабовладельческим государством, так как рабовладельцы и рабы были первыми классами в истории человечества. В средние века выступает феодальное государство как орган господства крупных землевладельцев над крепостными крестьянами. Современное буржуазное государство представляет собой диктатуру буржуазии — орудие угнетения пролетариата буржуазией.

«Сущность учения Маркса, — говорит Ленин, — усвоена только тем, кто понял, что диктатура одного класса является необходимой не только для всякого классового общества вообще, не только для пролетариата, свергнувшего буржуазию, но и для целого исторического периода, отделяющего капитализм от „общества без классов“, от коммунизма. Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счёте обязательно диктатурой буржуазии. Переход от капитализма к коммунизму конечно не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата».

Существование государства таким образом неразрывно связано с существованием классов и классового общества. Как и классы, государство не вечно. Вместе с классовой борьбой возникло государство, с уничтожением классов и развитием высшей фазы коммунизма должна постепенно отмереть и государственная власть. «Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место, — в музей древностей, рядом с прялкой и бронзовым топором».

 

4.3. Происхождение классов и государств. Классы докапиталистических формаций

Классы и классовая борьба возникают только на определённой ступени развития человеческого общества. В примечании к «Коммунистическому манифесту» Энгельс говорит, что разделение общества «на различные, а затем противоположные классы» начинается со времени разложения первобытной общины. Следовательно первобытное человечество не знало ни классов, ни классовой борьбы. Зато в последующие исторические эпохи «мы находим повсюду полное расчленение общества на различные сословия, многообразную лестницу различных общественных положений».

Первобытное человеческое общество характерно тем, что его производительные силы находились на крайне низком уровне развития. Низкая производительность труда очень скудно вознаграждала человека в его борьбе с окружающей природой и другими первобытными общинами. B силу такого состояния всего общественного производства не было экономической основы для эксплоатации человека человеком. Поэтому в первобытном обществе не существовало никаких классов, не было ни эксплоататоров, ни эксплоатируемых.

Как мы уже выяснили, благодаря труду и производству орудий труда человек выделяется из животного состояния. Вместе с диференцированием орудий труда возникает и разделение труда между различными людьми одного и того же общества. Внутри первобытной общины и семьи это разделение труда основывается «на чисто физиологической почве». Внутри семьи и рода имеются старики, взрослые и дети, мужчины и женщины. Все они обладают различной силой, различным опытом и уменьем работать. Поэтому в процессе труда на них возлагаются различные обязанности. Эта начальная форма разделения труда обусловливается естественными или, как говорит Маркс, физиологическими причинами. Но каждая община живёт в различных природных условиях. Различные общины отличаются друг от друга по способу производства, по образу жизни и по характеру производимых продуктов. Эти естественно выросшие различия общин заключают в себе возможность общественного разделения труда. Очень часто соприкосновение общин и родов друг с другом имеет характер военных нападений. Но военные набеги из всегда сопровождаются удачами: иногда эти набеги оканчиваются поражением или компромиссами. Тогда возникает уже не односторонний захват, а зачаточная форма обмена между общинами.

Таким образом обмен, вызванный разделением труда, первоначально возникает не внутри данной общины, а на границах соприкосновения рода, семьи, общины с другими родами. Обмен между этими общинами устанавливает известную связь и единство между ними. Здесь общественное разделение труда возникает между независимыми вначале сферами производства отдельных общин, но благодаря обмену приходящими в связное единство. Так создаются условия, в которых становится выгодным и возможным прибавочный труд, идущий на создание обмениваемого прибавочного продукта, так вместе с обменом укрепляется частная собственность.

Наряду с этим начинается общественное разделение труда внутри самой общины. Некоторые важнейшие общественные функции, имеющие общее значение, — военачальник, жрец, учитель, судья, — отделяются от непосредственных производственных обязанностей членов общины и возлагаются на особых должных лиц. Эти уполномоченные общины начинают приобретать известную самостоятельность по отношению к остальному обществу. Некоторая самостоятельность общественных должностей в первобытных общинах постепенно усиливается до степени господства над самим обществом. Слуга общества превращается со временем в его господина. Но классово выраженный характер общественное разделение труда принимает только с появлением частной собственности на средства производства.

Процесс обособления общественных функций и процесс развития прибавочного труда и частной собственности, взаимно переплетаясь и дополняя один другой, породили классовое общество.

Для примера можно указать на древнеиндусскую общину, где уже существовало обусловленное разделение труда, но классов ещё не существовало. Там были кузнец, плотник, тележник, горшечник, цирюльник, пастух. Был специальный человек, ведавший границами полей и следивший за тем, чтобы соседние племена не нарушали этих границ; был смотритель шлюзов, наблюдавший за их исправной работой; был глава общины, соединявший в себе функции судьи, полицейского начальника и сборщика податей; были счетовод, жрец, учитель и т. д. Все эти лица выполняли под контролем общины работу, необходимую для всей общины. Община в свою очередь обязана была заботиться о поддержании их существования. В такой общине существует разделение труда, но классов ещё не существует. Только впоследствии, когда вместе с прибавочным трудом появляется частная собственность на средства производства, когда нарождаются зачатки товарного хозяйства и рабочая сила приобретает рыночную стоимость, только тогда появляется экономическая основа эксплоатации человека человеком. Группа, наделённая общественными полномочиями, начинает присваивать и накоплять прибавочный труд других членов общества, — общество раскалывается на различные классы.

Таков двоякий путь возникновения классов, как это указывает Энгельс. Вместе с классами возникло и государство. Общественные обязанности и полномочия группы должностных лиц первобытной общины представляли «зародыши государственной власти».

Рабство является наиболее ранней формой эксплоатации человека человеком. Рабовладельческому обществу в древнем мире соответствует рабовладельческое государство. Низшей формой рабовладельческого хозяйства является патриархально-натуральное хозяйство. Главным элементом производительных сил всё ещё остаётся затрата человеческой физической силы. C развитием производительной силы труда и появлением прибавочного продукта выгоднее стало побеждённого на войне врага не сразу уничтожить, а заставлять работать на себя. Развившиеся производительные силы вызвали к жизни и обусловили возникновение рабства. Само рабство, возникшее на основе развития производительных сил, повело к дальнейшему, более широкому разделению труда между земледелием и промышленностью. Выше уже отмечалось, что расцвет древне-греческой культуры обязан рабскому труду. Без рабства невозможен был бы древний Рим. «А без основания, заложенного Грецией и Римом, не было бы. также и современной Европы» (Энгельс).

Рабство возникло на исторически определённой ступени как необходимое следствие развития производительных сил. На известной исторической ступени введение рабства было необходимой предпосылкой экономического прогресса. Оно было прогрессивным даже для тех, кто попадал в рабство. Если на прежней ступени пленного воина просто убивали, то теперь ему по крайней мере сохранялась жизнь. Причём было бы большим заблуждением думать, что чем дальше в глубь веков, тем рабство носит более варварские формы. До тех пор, пока хозяйство всё ещё по преимуществу остаётся натуральным, возможность эксплоатировать раба всё ещё ограничивается пределами потребностей данного хозяйства. Из самого характера производства не вытекает безграничной потребности в прибавочном труде. Но другое дело, когда с развитием производительных сил народы втягиваются в мировую торговлю. Тогда преобладающей целью применения рабского труда становится получение меновой стоимости. Поэтому Маркс и указывает, что до тех пор, пока в южных штатах Америки производство хлопка преследовало главным образом цели непосредственного удовлетворения потребностей, рабский труд негров носил сравнительно мягкий, патриархальный характер. Но с того момента, когда Южная Америка втянулась в мировую торговлю и стала мировым поставщиком хлопка для самой передовой (для того времени) английской хлопчатобумажной промышленности, чрезмерный труд негра сделался системой, доходившей до того, что силы негра изнашивались в течение семи лет труда.

Если до известного момента рабство служило развитию производительных сил, то в дальнейшем оно превратилось в тормоз для последних. Так Римская империя пала благодаря тому, что рабский труд достиг высшей формы своего развития и не мог способствовать дальнейшему развитию производительных сил. Рабы были лишены самых элементарных условий существования. После неудачных попыток свергнуть господство римских рабовладельцев (например восстания Спартака) рабы оказались разбитыми. В обществе не было нового класса, который представлял бы новый высший способ производства и который взял бы на себя руководство перестройкой общественного производства. Старые господствующие классы (патриции и купечество) не могли и не хотели перестроить общество. Рабы в своей борьбе не представляли нового прогрессивного способа производства: они лишь стремились вернуть себе свободу, с тем чтобы повернуть историческое колесо назад, возвратиться к натуральному хозяйству. Между тем мануфактурное производство в Риме было выражением потребностей более высокого способа производства. Поэтому Римская империя, некогда могущественная, но под конец уже разложившаяся изнутри, пала под напором германских племён.

На смену рабскому хозяйству выступает средневековый феодализм. Феодальное общество построено на классовой эксплоатации помещиками-феодалами зависимых от них крепостных крестьян. Но формы классовой эксплоатации при феодализме точно так же изменяются и развиваются вместе с развитием производительных сил. Наиболее первичной формой эксплоатации при феодализме является отработочная рента. При отработочной ренте непосредственный производитель (крестьянин) несколько дней в неделю работает на феодала в его имении. При этом крестьянин работает с помощью орудий (плуг, скот и т. д.), фактически или даже юридически принадлежащих ему.

Отработочная рента, которую отдаёт крестьянин феодалу, есть прямая, неприкрытая ничем форма эксплоатации. Здесь труд крестьянина на самого себя отделён и в пространстве и во времени от труда на земельного собственника. Поэтому, чтобы возможна была такая прямая, ничем неприкрытая эксплоатация, необходимо некоторое дополнительное внеэкономическое принуждение. Таким внеэкономическим принуждением является политически-правовое подчинение крестьянина феодалу. Маркс по этому поводу пишет следующее: «Во всех формах, при которых непосредственный рабочий остаётся „владельцем“ средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования, отношение собственности необходимо будет выступать как непосредственное отношение господства и подчинения — (подчёркнуто нами. — Авт.), следовательно, непосредственный производитель — как несвободный: несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства». Крестьянин при феодализме несвободен и в той или иной форме прикреплён к земле в качестве придатка последней. Юридическим собственником земли, и следовательно в той или иной степени и прикреплённых к ней крестьян, является помещик, феодал. Наиболее яркой формой выражения этих феодальных отношений эксплоатации является крепостное право.

Отработочная рента или барщина покоится на слабом развитии производительных сил и на примитивности самого труда. Вместе с развитием производительных сил меняется и самая форма эксплоатации. На определённой ступени развития помещику становится выгоднее вместо отработочной ренты получать определённое количество продуктов. Тогда отработочная рента заменяется рентой продуктами. «Рента продуктами предполагает более высокий и культурный уровень непосредственного производителя, следовательно, более высокую ступень развития его труда и общества вообще…».

Если при отработочной ренте крестьянин работал по прямому принуждению помощника или его надсмотрщика, то теперь крестьянин работает под принуждением определённых общественных отношений, закреплённых в форме закона. Труд на феодала и на помещика уже не отделяется в пространстве и времени от труда на себя. В каждом часе труда крестьянина заложены одновременно часть труда на себя (как необходимый труд) и прибавочный труд на помещика. При новой форме эксплоатации для крестьянина и его семьи остаётся несколько больший простор для производства необходимого и прибавочного продукта. Вместе с тем здесь же заложена возможность накопления для крестьянина, возможность для него приобретать больше средств производства, чтобы, пользуясь ими, в свою очередь эксплоатировать других крестьян. Так создаются условия для двойного гнёта: со стороны помещика и выкристаллизовывающегося кулака. Крестьянство начинает диференцироваться на батрака и бедняка, с одной стороны, и кулака-эксплоататора — с другой.

Развитие товарного и денежного обращения захватывает в свою орбиту и феодальное поместье. Развитие мировой торговли доставляет новые товары, вызывая тем самым новые потребности. Прежнее натуральное хозяйство подрывается изнутри. Известным выражением этого разложения натурального хозяйства была замена ренты продуктами денежной рентой. Феодальные формы эксплоатации развили все свои возможности. Вместе с ними феодальные формы эксплоатации уже внутри себя порождают новые, капиталистические формы эксплоатации — кулаком батрака. Помещики также начинают переходить от натурального хозяйства к капиталистическому земледелию — к производству сельскохозяйственных продуктов на рынок в своих обширных латифундиях.

Пользуясь своим монопольным положением, помещики создают и государственную власть, служащую в интересах феодальной эксплоатации — феодальное государство. Особенность феодальных отношений состоит в том, что здесь политическая, государственная власть ещё не отделилась полностью от непосредственного экономического принуждения, проводимого каждым феодалом. Феодал, собственник земель, является и политическим властителем. Этим обстоятельством обусловливается и вся организация феодального общества в форме политико-юридической и сословной иерархии. Феодалы наделены политическими и юридическими привилегиями по отношению к крестьянам и нарождающейся городской буржуазии. Вместе с духовенством они образуют высшие сословия. Мелкие феодалы подчинены более крупным феодалам, крупнейший феодал представляет общегосударственную власть: (князь, король, император). Самодержавие в былой России — яркий образец феодального государства, представлявшего в последний период уже также и интересы новейшего, русского и международного империализма.

Классовые противоречия и классовая борьба при феодализме главным образом идут между крестьянством и помещиками. Крестьянство, доведённое до отчаяния, нередко восстаёт против помещиков. Но в силу того, что основная масса крепостного крестьянства самим способом производства распылена и разрознена крестьянские восстания в большинстве своём носят локальный (местный) характер. Восстание крестьян в одном месте обычно не поддерживается всем остальным крестьянством страны. Пользуясь этим, господствующие классы страны сравнительно легко справлялись с локальными выступлениями крестьян и подавляли восстания. Опыт всех крестьянских восстаний (крестьянские войны) подтверждает это особенно наглядно. Так было в Западной Европе, так было и в России (например восстание Пугачёва).

Будучи лишено ясности и определённости в своих политических целях и установках, крестьянское движение нередко используется в своих интересах борющейся против феодализма буржуазией. Такой же стихийный характер носит революционное движение крестьянства и в наши дни в колониальных и отсталых странах, — в тех случаях, когда в нём ещё не выступает в качестве гегемона пролетариат и когда оно ещё не подчинено руководству компартий. Местная буржуазия (например «Национальный конгресс» в Индии) пытается опереться на крестьянское движение, используя национальную рознь и религиозные предрассудки крестьянства. Задача местных компартий — использовать огромные революционные возможности крестьянства, обеспечить гегемонию пролетариата в крестьянской революции, связать её борьбу против феодальных отношений с борьбой против империализма.

Крестьянство в силу своего экономического положения при феодализме само неспособно свергнуть класс эксплоататоров. Только под руководством и в союзе с пролетариатом, как показал опыт русской революции, крестьянство может успешно бороться против эксплоататорских классов.

 

4.4. Основные классы капиталистического общества и их историческое развитие

Изучая классовое строение рабовладельческого и феодального обществ, мы в том и другом случае имеем дело с основными классами этих формаций, взаимная связь которых и форма присвоения прибавочного труда определяют рабовладельческую и феодальную экономику: рабовладельцы и рабы, помещики и крестьяне. Основными классами называются такие классы, наличие которых обусловлено данным способом производства и которые своими взаимоотношениями определяют характер производственных отношений, экономическую структуру данного общества.

Для капиталистического общества такими основными классами являются пролетариат и буржуазия. Без их существования, без их связи в процессе производства, без эксплоатации пролетариата буржуазией немыслим самый капиталистический способ производства.

Эти основные капиталистические классы начинают развиваться ещё в недрах феодализма. Феодализм‚ основанный на земледелии, даёт место внутри себя и ремесленному производству. Одновременно с развитием цехового ремесла в недрах феодализма развивается и торговый капитал. Капиталист объединяющий под одной кровлей известное количество наёмных рабочих, создаёт капиталистическую форму кооперации. Эта капиталистическая форма кооперации развивается как противоположность крестьянскому хозяйству и самостоятельному ремесленному производству.

Так уже в недрах феодализма создаётся класс наёмных рабочих и класс капиталистов. Капитализм развивается преимущественно в городах, в противоположность остающейся феодальной деревне. Вместе с развитием крупной промышленности растёт буржуазия и её антагонист — пролетариат. Буржуазия завоёвывает одну экономическую позицию за другой, вытесняя на задний план господствующий класс средневекового общества. В этом ходе исторического развития буржуазия наряду с экономическими завоеваниями делала и политические. На первых этапах своего развития буржуазия выступает как угнетённое дворянством особое сословие, сконцентрированное преимущественно в городах. C развитием цехового ремесла свободные ремесленники (как это было например в Италии и Франции) создавали свои городские самоуправляющиеся общины. Это право достигалось или прямой войной со своими феодальными господами или тем, что общины откупались от феодалов. Во время мануфактурного производства буржуазия выступает в качестве «третьего сословия» в отличие от дворянства и духовенства. Чем дальше развивается мануфактурное производство, тем больше происходит расслоение третьего сословия. Из него всё яснее выделяются буржуазия и пролетариат.

Наконец вместе с развитием крупной промышленности буржуазия выступает против феодального дворянства и свергает его могущество. Развившиеся производительные силы капиталистической промышленности и соответствующие им народившиеся капиталистические отношения пришли в противоречие со старыми феодальными производственными отношениями, с охраняющими последние сословными привилегиями, с феодальным правом и государством. Поэтому задача буржуазии заключалась в том, чтобы захватить государственную власть и привести её в соответствие с народившейся буржуазной экономикой.

Захватив власть, буржуазия всё своё внимание обращает на то, чтобы вызванный к жизни рабочий класс не уничтожил её господства. Буржуазная революция заменяет старый класс феодалов-эксплоататоров новым классом эксплоататоров — буржуазией. Вновь пришедший к власти господствующий класс нуждается в угнетении пролетариата. С этой целью он старую государственную машину не ломает, а лишь перестраивает её и приспособляет к своим интересам.

Буржуазные идеологи всегда изображают буржуазную революцию как борьбу за свободу, равенство и братство. В действительности же буржуазия стремится уничтожить лишь феодальные привилегии, препятствующие её господству. Захватив власть в свои руки, буржуазия разрушает все феодальные и патриархальные отношения. «Безжалостно разорвала она пёстрые феодальные нити, связывающие человека с его наследственными повелителями и не оставила между людьми никакой связи кроме голого интереса, бессердечного чистогана. В холодной воде эгоистического расчёта потопила она священный порыв набожной мечтательности, рыцарского воодушевления и мещанской сантиментальности. Она превратила в меновую стоимость личное достоинство человека».

Буржуазия признаёт только одну привилегию — привилегию собственника. Стремясь отменить феодальные привилегии, буржуазия провозглашает «равенство». Но буржуазное равенство есть фактическое неравенство, при котором остаются имущий и неимущий, эксплоататор и эксплоатируемый, буржуа и пролетарий. Буржуазия стремится уничтожить все феодальные путы, стесняющие развитие торговли и промышленности. Буржуазии нужно свободное развитие промышленности и торговли, и поэтому буржуазные идеологи провозглашают свободу. Но буржуазная свобода означает свободу для имущих и в то же время закабаление для наёмных рабочих.

Для того чтобы свергнуть господство феодалов с помощью пролетариата и крестьянства, буржуазная революция изображает особые интересы буржуазии как всеобщие интересы, как интересы всего общества. Буржуазия стремится представить дело так, что она выступает в революции не как особый класс со своими интересами, а как представитель всего народа в противоположность господствующему дворянству. Буржуазии это удаётся до тех пор, пока пролетариат не развился в самостоятельный класс, не вырос ещё до сознания своих собственных интересов.

Между тем именно в буржуазном обществе с наибольшей остротой и глубиной развиваются противоречия между господствующим классом и классами угнетёнными (пролетариат, беднейшее и среднее крестьянство). Основой их является противоречие капитализма — противоречие между общественным производством и частным присвоением.

Собственником средств производства является относительно небольшая кучка капиталистов. Капиталистам противостоит огромная армия наёмных рабочих, лишённых средств производства. Наёмные рабочие могут существовать только тем, что продают свою рабочую силу капиталистам. Они «свободны» от всяких средств производства. Непрерывный рост вытесняемой из производства путём введения технических усовершенствований рабочей силы в форме «резервной армии труда», рост безработицы, постоянная тенденция капиталиста понизить заработную плату рабочих — таковы для рабочего класса последствия капиталистических начал свободы, равенства, частной собственности и эгоистической выгоды.

Рабочий класс в своей борьбе с буржуазией проходит различные этапы развития.

В ранний период капитализма рабочий класс хотя уже существует, но ещё не сознаёт себя отдельным самостоятельным классом, противостоящим со своими интересами другим классам. В этот ранний период рабочий класс существует как класс «в себе» и для других (для эксплоатирующего его капитала), но ещё не «для себя».

Борьба рабочих с капиталистами начинается на самых ранних ступенях. Сначала рабочие борются с капиталистом поодиночке. Потом выступают рабочие целой фабрики и даже целой отрасли промышленности или местности. На этой ступени борьба рабочих направляется не столько против самого капиталистического способа производства, сколько против его внешних проявлений. Рабочие видят, что победное шествие развивающегося капитализма вызывает введение машин, а потому и изменение старых способов производства, вытеснение рабочей силы и увеличение безработицы. Поэтому рабочий ошибочно полагает, что всё зло зависит от применения машин в производстве. Всю свою ненависть он обращает на машины. Рабочие разрушают машины, поджигают фабрики, уничтожают иностранные конкурирующие товары и вообще стремятся вернуться к изжитому уже положению средневекового работника мастерской или мануфактуры. Рабочие ещё не понимают классовой сущности капиталистического способа производства. На данной ступени развития пролетариат представляет собой распылённую и рассеянную по всей стране массу.

Но вместе с ростом промышленности вырастает сила и мощь пролетариата. Крупная промышленность концентрирует на одном предприятии тысячи рабочих. Школа коллективного труда вырабатывает у рабочих классовую солидарность. Рабочие начинают сознавать, что они как коллективное целое имеют свои особые интересы, противоположные интересам капитала. Развитие железных дорог, телефона, телеграфа и т. д. ускоряют способы связи. Вместе с этим объединение рабочих всей страны совершается гораздо быстрее. Объединение рабочих, для которого в средние века понадобились бы столетия, совершается в несколько лет. Капитализм завоёвывает мировой рынок. Вместе с товарами перебрасываются рабочие из одной страны в другую. Пролетариат порывает узы национальных границ и становится классом международного пролетариата.

На этой ступени рабочий класс сознаёт свои классовые интересы, противопоставляет себя другим классам и в первую очередь своему антагонисту — классу буржуазии. Выступая как класс для себя, он создаёт свою политическую партию.

Для защиты своих классовых интересов рабочие создают профессиональные союзы; из наиболее передовых элементов рабочего класса выделяется политическая партия, происходит объединение рабочего класса в международном масштабе — в Интернационал.

 

4.5. Переходные классы при капитализме

B реальной действительности никогда не было и нет таких «чистых» абстрактных обществ, в которых существовало бы только два основных класса. Например при феодализме существовали не только помещики и крестьяне, но были ремесленники, нарождалась торговая буржуазия и интеллигенция.

Точно так же при капитализме существуют не только капиталисты и рабочие, но в то же время есть крестьяне, землевладельцы, мелкая городская буржуазия, интеллигенция и деклассированные элементы (люмпен-пролетариат). Рассмотрим каждую из этих общественных групп в отдельности и её роль при капитализме.

4.5.1. Крупные землевладельцы

При феодализме помещики составляют основной и господствующий класс. В капиталистическом обществе достоинство и значение человеческой личности оценивается лишь сообразно размерам собственности на средства производства. Помещик, там, где он остался от феодальной формации, имеет значение постольку, поскольку он собственник земли. Иными словами, он имеет значение в капиталистическом обществе не благодаря своим рыцарским гербам и не благодаря своей «голубой крови», а благодаря тому, что он сам является собственником, получающим в отличие от капиталиста-предпринимателя не прибыль, а капиталистическую ренту. Часть прежнего дворянства при капитализме вынуждена жить тем, что сдаёт свою землю или под фабрики, или в наём арендаторам; некоторые помещики сами становятся капиталистами. Таким образом крупные землевладельцы или аграрии при капитализме, хотя ещё и сохраняются как класс, но всё больше и больше теряют своё самостоятельное значение, превращаясь в капитализировавшихся землевладельцев.

Тот факт, что землевладельцы ещё сохраняются как класс, обусловливает и их особые классовые интересы, несколько отличные от интересов промышленной и торговой буржуазии. Фабрикант, вынужденный отдавать часть прибавочной стоимости в виде ренты владельцу земли, противостоит ему по своим классовым интересам. На этой почве возникают классовые противоречия между данными двумя эксплоататорскими классами. Выражением этих противоречий является существование различных партий внутри эксплоататорских классов.

Но все противоречия между крупными землевладельцами и капиталистами в пределах буржуазного общества уже не являются основными и решающими. И капиталист и капитализировавшийся помещик заинтересованы в сохранении существующего способа производства. Между ними могут быть известные разногласия, но ни тот, ни другой класс не заинтересованы в изменении существующего строя. История показывает, что все разногласия между фабрикантами, торговцами, землевладельцами сразу стихают, как только они приходят в столкновение с революционным движением пролетариата, стремящегося свергнуть капиталистическое господство. B таких случаях эксплоататорские классы находятся в трогательном единении, забывая свои разногласия на время общей опасности.

Чем дальше развивается капитализм, тем сильнее происходит сращивание аграриев и капиталистов. Часть бывших помещиков сама организует свои промышленные предприятия, другая часть вкладывает свои капиталы в акции капиталистических предприятий, т. е. помещики становятся такими же капиталистами. C другой стороны, и капиталисты всё больше и больше скупают земельные участки у разоряющихся помещиков и становятся одновременно владельцами земли и фабрик.

Таким образом при капитализме землевладельцы являются переходным классом, постепенно теряющим значение особого класса. Конфискация земли помещиков в пользу буржуазного государства, так называемая национализация земли‚ — будь она проведена при капитализме, — ни в какой мере не затронула бы существа капиталистического способа производства. Она оказалась бы только выгодной и для промышленных капиталистов и для развития крестьянского фермерского хозяйства, означая уничтожение помещичьей абсолютной ренты. Ленин неоднократно разъяснял, что национализация земли не заключает в себе ничего социалистического и является требованием буржуазной революции. Но буржуазия не решается так жестоко нарушить «священное» право собственности. Программу крестьянской буржуазной революции и требование национализации земли защищает только пролетариат. Лишь пролетарская революция попутно осуществляет и это требование.

4.5.2. Мелкая буржуазия. Диференциация крестьянства (сельская буржуазия и батрачество)

Наряду с буржуазией, пролетариатом и остатками феодального дворянства в капиталистическом обществе мы находим мелкую буржуазию (мелкое и среднее крестьянство, кустари, ремесленники). Кроме того буржуазная верхушка в деревне образует особую по своему положению группу — сельскую буржуазию (кулачество).

Мелкая буржуазия представляет собой довольно многочисленный класс. Своей численностью она (на известных этапах развития капитализма) превышает даже пролетариат. Поэтому возникает вопрос: но может ли мелкая буржуазия, в частности крестьянство, играть руководящую роль в революционном изменении капиталистического общества?

Марксизм-ленинизм показывает, что такая точка зрения, отстаивавшаяся в частности нашими народниками, является утопической и реакционной. Мелкая буржуазия — это прежде всего мелкие производители, но мелкий производитель хозяйничает при системе товарного хозяйства. Он обладает собственностью на средства производства (будь это клочок земли, или маленький токарный станок, или другое какое-нибудь орудие производства). При капитализме мелкий производитель производит продукты на рынок, т. е. он производит товары. Таким образом мелкий буржуа тесным образом связан с существующим капиталистическим способом производства. Но вместе со сходством мелкие производители имеют существенное отличие от буржуазии. В то время как капиталист живёт и развивает своё производство за счёт прибавочной стоимости, добываемой трудом рабочего, мелкий производитель вынужден сам работать вместе со своей семьёй.

Капитализм и в городской промышленности и в сельском хозяйстве применяет усовершенствованную технику, поднимающую производительность труда. Мелкий производитель — ремесленник, крестьянин, — работающий в большинстве примитивными орудиями, вынужден компенсировать техническую отсталость своих орудий производства увеличенным количеством работы и усиленным напряжением.

Капиталистическая конкуренция лежит тяжёлым гнётом на мелких производителях и вызывает в их среде экономическую диференциацию. Бо́льшая часть мелких производителей разоряется. Зато на другом полюсе из среды мелких производителей вырастает кучка капиталистов. Так в деревне вместе с разложением крестьянства образуются два полюса: деревенская беднота и батраки, с одной стороны, и кулаки, торгаши, ростовщики — с другой. Только в феодальном обществе крестьянство является основным эксплоатируемым классом. В капиталистическом обществе крестьянство уже не является единым по своему социальному составу классом.

Ещё при феодализме вместе с развитием производительных сил начинается диференциация крестьянства. При капитализме эта диференциация принимает чрезвычайно широкие размеры. Некогда единое крестьянство при капитализме всё более и более распадается на противоположные полюсы. На одном полюсе образуется масса крестьянской бедноты и сельскохозяйственного пролетариата, а на другом — вырастает кулачество, или сельская буржуазия.

К сельской буржуазии относятся «самостоятельные хозяева, ведущие торговое земледелие во всех его разнообразных формах», крупные фермеры, владельцы торгово-промышленных заведений на селе, хозяева торговых предприятий. Для разряда сельской буржуазии является специфически характерным соединение торгового земледелия, т. е. производства сельскохозяйственных продуктов для продажи на рынке, с промыслами, наём и эксплоатация сельскохозяйственных батраков и окружающего крестьянства. Ленин причисляет сельскую буржуазию к аграриям и называет их мелкими аграриями или «чумазыми лендлордами» в противоположность дворянству — «благородным лендлордам».

Расслоение крестьянства приводит к выделению на другом полюсе батраков, или сельского пролетариата. «Другой новый тип, — описывает Ленин процесс развития капитализма в России, — сельский пролетариат — класс наёмных рабочих с наделом. Сюда входит неимущее крестьянство, в том числе и совершенно безземельное, но типичнейшим представителем русского сельского пролетариата является батрак — подёнщик, чернорабочий, строительный или иной рабочий с наделом. Ничтожный размер хозяйства на клочке земли и притом хозяйства, находящегося в полном упадке (о чём особенно наглядно свидетельствует невозможность существовать без продажи рабочей силы („промыслы“ неимущего крестьянства)), в высшей степени низкий жизненный уровень, даже уступающий вероятно жизненному уровню рабочего без надела, — вот отличительные черты этого типа». Ленин относил к сельскому пролетариату «не менее половины всего числа крестьянских дворов» в дореволюционной России.

Между сельской буржуазией и сельским пролетариатом, т. е. наёмными рабочими с наделом, промежуточную позицию занимает среднее крестьянство. Среднее крестьянство не эксплоатирует чужого труда, ведя отчасти натуральное, а по большей части простое товарное хозяйство, продавая некоторую долю продуктов своего труда на рынке. Но оно всё более диференцируется, выделяя на одном полюсе сельскую буржуазию, а на другом — бедноту и батраков. Поэтому, по мере того как развивается капитализм, и буржуазное общество вытесняет остатки феодализма и крепостных отношений, крестьянство перестаёт быть единым классом.

Крестьянство, указывал Ленин, продолжает быть единым классом постольку, «поскольку сохраняются ещё крепостные отношения». Так Ленин различал в России до революции четыре группы владения землёй. Первая группа — масса крестьянских хозяйств бедняков. На эту массу, имеющую ничтожные наделы земли, давила тяжесть помещичьих латифундий, и беднейшее крестьянство было поэтому заинтересовано в экспроприации помещичьей собственности. Вторая группа — среднее крестьянство. Эта группа владела средним количеством земли, допускающим ведение хозяйства без эксплоатации наёмного труда, но земельный надел их был также совершенно недостаточен. Третья группа — небольшое меньшинство крестьянской буржуазии, связанной с капиталистическим землевладением. И наконец, четвёртая — «крепостнические латифундии» помещиков. Сводя все эти формы земельных отношений в две больших группы, Ленин делал такой экономический итог: у 10 млн. дворов крестьянской бедноты и середняков до революции было 73 млн. десятин земли, а у 28 тыс. «благородных и чумазых лендлордов — 62 млн. десятин» (Ленин).

Наряду с мелкой буржуазией в деревне при капитализме существует и городская мелкая буржуазия, также переходящая из феодального строя, — кустари и ремесленники. В городе кустари и ремесленники также всё больше и больше диференцируются. Большая часть из них пролетаризируется, лишается средств производства и идёт в наёмные рабочие, а незначительная часть выбивается на положение капиталистического предпринимателя-эксплоататора.

Понятно, что крестьянская буржуазия ни в какой мере не склонна уничтожать существующий капиталистический способ производства. Кулачество заинтересовано в сохранении и развитии капитализма в деревне. C этой целью оно и ведёт борьбу с помещичьим землевладением. Для кулачества уничтожение остатков феодализма, крепостничества означает укрепление мощи капитализма. Дальше этого крестьянская буржуазия не идёт и итти не может.

Иное, противоречивое положение занимает в этом вопросе мелкая буржуазия. Процесс разложения мелкого производителя идёт путём тяжёлой борьбы. Мелкий производитель, питаясь иллюзиями своего карликового хозяйства, пытается отстоять своё индивидуальное хозяйство. Для этого он выносит и чрезвычайно удлинённый рабочий день, и голод и материальную нужду. Но гнёт капитализма сказывается и на мелком производителе. Капитализм по словам Маркса, отрицает «частную собственность, добываемую личным трудом». Капиталистическое государство своими налогами, поборами и т. д. усугубляет гнёт капиталистической системы. Поэтому мелкий производитель тоже пытается внести изменение в существующие капиталистические производственные отношения. Но мелкий производитель стремится изменить существующие отношения так, чтобы сохранилось его существование как мелкого товарного производителя. Мелкий буржуа стремится остановить историческое движение или даже повернуть колесо истории назад — к докапиталистическим отношениям. Поэтому-то его идеалы изменения существующих капиталистических производственных отношений являются утопическими и реакционными.

Сохраняя базу капитализма — товарное производство, мелкий буржуа стремится устранить лишь неизбежно разрушительные для него последствия развития капитализма. «Мелкие производители представляют из себя переходный класс», — говорит Ленин. Как переходный класс мелкие производители враждебно настроены против крупной буржуазии, и в то же время они смыкаются с ней как собственники средств производства. Поэтому-то мелкая буржуазия не может играть роль передового бойца в борьбе с крупной буржуазией за преобразование существующего способа производства. Мелкие производители не могут играть руководящей роли в революции. Но мелкие производители (деревенская беднота и среднее крестьянство) могут под руководством пролетариата вести борьбу и с остатками феодализма и с буржуазией.

Хотя мелкое и среднее крестьянство прямо или косвенно испытывает на себе тяжесть капиталистической эксплоатации, но оно распылено и раздроблено самим способом производства. Очень часто эксплоатация крестьянства бывает опутана средневековыми формами (остатки крепостничества, отработки и т. д.), различными политическими и юридическими «привесками». Всё вместе взятое — распылённость мелкого производителя, остатки феодализма и т. д., очень часто мешает крестьянину видеть капиталистическую сущность эксплоатации. Поэтому его борьба направляется не на сущность капитализма, a только на отдельные проявления капиталистической системы.

Напротив, пролетариат объединённый машинной индустрией, сконцентрированный в промышленности, доходит до сознания, что эксплоатируют его не только отдельные капиталисты, но и весь класс буржуазии и капиталистическая система производства в целом. В своей борьбе пролетариат стремится уничтожить капитализм и тем самым устранить всякую эксплоатацию — в том числе и эксплоатацию капиталистической системой среднего и беднейшего крестьянства. Вот почему фабрично-заводский рабочий является «передовым представителем всего эксплоатируемого населения…».

Крестьянин не может изменить существующего капиталистического способа производства потому, что «он сам одной ногой стоит на той именно почве, которую и нужно изменить». Очевидно, что изменить капиталистическое общество может только тот класс, который вполне порвал связь с собственностью на средства производства. И когда (предвидел это время Ленин) рабочий класс, порвавший связь с индивидуальной собственностью осознает свою историческую миссию и выступит как руководящая сила не только в пролетарской, но и в буржуазной демократической революции, «тогда и „трудовое“ крестьянство, поставленное в отсталые, худшие условия, увидит, „как это делается“, и примкнёт к своим товарищам…».

Если крестьянство неспособно самостоятельно, без руководства пролетариата, выступить на борьбу с капитализмом, то точно так же неспособны провести эту борьбу ремесленники и кустари — представители городской мелкой буржуазии.

4.5.3. Интеллигенция и другие общественные группы

Кроме пролетариата, городской и сельской буржуазии, остатков крупных землевладельцев, крестьян и кустарей мы находим в капиталистическом обществе ещё особую группу лиц умственного труда — интеллигенцию.

Можно ли говорить об интеллигенции как об особом самостоятельном общественном классе? Такой взгляд, иногда высказываемый кое-кем из «марксистов», мы должны решительно отвергнуть. Интеллигенция не однородна по своей классовой принадлежности.

Инженеры, техники, агрономы, ветеринары, врачи и др. работают и в городской промышленности и в сельском хозяйстве, причём место в системе производства и классовая роль различных слоёв интеллигенции совершенно различны: например обслуживающий буржуазию адвокат или инженер и сельский учитель. Общими чертами самых различных групп интеллигенции являются выполняемый ими умственный труд, «духовное производство». Но несмотря на эти общие черты интеллигенция не является классово-однородной группой. Интеллигенты не занимают какого-либо одного определённого места в системе общественного производства. Капитализм развивает особенно сильно противоположность между умственным и физическим трудом. B то время как рабочие вынуждены всю жизнь заниматься только физическим трудом, заглушая в себе все возможности интеллектуального развития, при капитализме создаётся специальная группа людей, занимающихся исключительно, или почти исключительно, умственным трудом.

Поэтому, если интеллигенция не занимает определённого строго отграниченного места в системе общественного разделения труда, то она занимает один из полюсов противоположности между умственным и физическим трудом. Это своеобразное положение обусловливает особенность интеллигенции как общественной группы.

Посмотрим, каково отношение интеллигенции к средствам производства. В своём большинстве интеллигенция не является собственником средств производства. В этом отношении так называемая техническая интеллигенция, т. е. группа интеллигенции, непосредственно связанной с процессом производства, занимает в капиталистическом обществе такое же положение, как и пролетариат. Но роль интеллигенции (особенно технической) в системе капиталистического производства кардинально противоположна роли рабочего в производстве. В то время как рабочий является непосредственным производителем, создающим прибавочную стоимость, инженер, техник выступают в качестве руководителей в производстве. У инженеров, агрономов и управляющих функции руководства производством совмещаются с функциями принуждения и надзора над рабочими. Капиталист передоверяет функции надзора своим представителям в лице технической интеллигенции. Таким образом интеллигент выступает в качестве представителя капитала и в качестве такового противостоит пролетариату. Это особое положение технической интеллигенции: и противостоящей пролетариату и примыкающей к нему в отдельных своих звеньях, говорит о том, что интеллигенция не представляет собой особого, отдельного класса.

Различное положение интеллигенции обусловливает и своеобразие различных групп интеллигенции в способах и размерах получения ею доли общественного богатства.

Часть низшей интеллигенции эксплоатируется капиталом. Эта часть интеллигенции создаёт прибавочную стоимость для капитала (например фельдшерский персонал и рядовые врачи в капиталистически поставленных лечебных учреждениях, репортёры, литераторы в газетных трестах, педагоги частнокапиталистических учебных заведений и воспитательных учреждений и т. д.). Эта категория интеллигенции получает заработную плату, хотя и более высокую, чем заработок среднего рабочего, тем не менее экономическая сущность способа получения доли общественного богатства здесь такая же, как и у рабочего. Продажа своей рабочей силы, интеллектуальной и частично физической, является здесь источником заработной платы. Другая — высшая часть интеллигенции, хотя тоже не имеет собственности на средства производства, но, занимая командное положение в производстве и в общественной жизни, выполняет функции капитала по его доверенности. Поэтому высшая интеллигенция не только получает зарплату, но и содержится за счёт прибавочной стоимости, извлекаемой из рабочих. Капиталист прямо или косвенно через общество платит повышенное жалованье интеллигенции и в производстве, и в прессе, и в университетах и т. д.

Наконец, среди интеллигенции есть и такая группа лиц «свободных профессий» (например врачи, юристы с частной практикой, одиночки — литераторы, художники и т. д.), которые выступают в общественном производстве как ремесленники. Они ведут индивидуально свою работу, получая вознаграждение от обслуживаемых ими лиц и учреждений. При капитализме эта группа занимает положение, сходное с положением мелкой буржуазии. Поэтому эта категория, как и вся мелкая буржуазия, постоянно диференцируется. Часть из них начинает расширять свою практику, заводит лечебницы с наёмными врачами, средним и низшим медицинским персоналом, организует нотариальные конторы, издательства и т. д. Другая же часть всё больше вынуждена прибегать к продаже своей рабочей силы.

Таково своеобразное положение интеллигенции в капиталистическом обществе, которое не позволяет считать интеллигенцию самостоятельным классом.

Ленин писал, что буржуазная интеллигенция «не есть самостоятельный экономический класс и не представляет поэтому никакой самостоятельной политической силы». Но в то же время неправильно было бы думать, что интеллигенция в классовом обществе является внеклассовой или бесклассовой группой. В классовом обществе не может быть социальных групп, стоящих вне классов и классовой борьбы. Точно так же и интеллигенция, в зависимости от того, какое место в общественном производстве она занимает, какую роль играет в процессе производства и в общественной жизни и с какими классами она связывает себя, — причисляется к тому или иному классу.

Интеллигенция всегда связывает свои судьбы с судьбой того класса, которому она служит. Представители буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции пытались неоднократно изобразить интеллигенцию как общественную группу‚ стоящую выше классовой борьбы и потому будто бы призванную выступать в качестве «беспристрастного судьи» в классовой борьбе. В подтверждение этого русские авторы ссылались на русскую интеллигенцию, вышедшую из различных сословий дореформенной России и якобы оставшуюся «бессословной», т. е. стоящей выше ограниченных классовых интересов. Чтобы рассеять этот туман, — указывал Ленин, — «нужно сопоставить идеи и ещё более — программы нашей „бессословной интеллигенции“ с положением и интересами данных классов русского общества». Тогда станет ясным, что русская интеллигенция по своим идейным стремлениям в действительности не выходила за рамки интересов того класса, к которому она принадлежала. «Бессословность, — указывал Ленин, — нимало не исключает классового происхождения идей интеллигенции».

Исходя из этого, Ленин делил интеллигенцию на буржуазную, мелкобуржуазную и революционно-социалистическую.

Буржуазная интеллигенция связана с буржуазией и ей служит. «Неужели можно отрицать, — писал Ленин, — что российские университеты и иные учебные заведения производят каждогодно такую „интеллигенцию“, которая ищет только того, кто её прокормит. Неужели можно отрицать, что средства, необходимые для содержания этой „интеллигенции“, имеются в настоящее время в России только у буржуазного меньшинства. Неужели буржуазная интеллигенция в России исчезнет от того, что „друзья народа“ скажут, что она „могла бы“ служить не буржуазии. Да, „могла бы“‚ — продолжал Ленин, — если бы не было в России буржуазии и капитализма».

B этом указании Ленина содержатся одновременно два важнейших тезиса. Во-первых, что при диктатуре буржуазии основная масса интеллигенции неизбежно служит господствующему классу и потому сама является буржуазной. Во-вторых, уже здесь ставится вопрос о возможности использования буржуазной интеллигенции при диктатуре пролетариата.

Поскольку в обществе существует мелкая буржуазия, неизбежно образовывается и передовая идеологическая группа этого класса в лице мелкобуржуазной интеллигенции. Так например народничество в России представляло идеологию мелкой буржуазии. Интеллигенция была более способна выражать «интересы широкой массы буржуазии и крестьянства» (Ленин). Бессильная сама по себе мелкобуржуазная интеллигенция черпает свои силы из источников того класса, с которым связаны её условия существования. Мелкая буржуазия по своей природе колеблется между пролетариатом и буржуазией. Эта социальная сущность мелкой буржуазии определяет собой и программы и образ действий мелкобуржуазной интеллигенции. В то же время это промежуточное, колеблющееся положение мелкобуржуазной интеллигенции порождает иллюзии мелкобуржуазных «демократов», воображающих, что они стоят выше классов и классовых интересов и говорят от имени «всего общества».

Только пролетариат, организовываясь в класс, создаёт свою партию, объединяет вокруг себя последовательно-революционную, революционно-социалистическую интеллигенцию, выделяет из своей среды пролетарскую интеллигенцию. Эта категория интеллигенции связывает свою жизнь и деятельность целиком c пролетариатом. Представителями социалистическо-революционной и пролетарской интеллигенции при капитализме являются профессионалы-революционеры, выделяющиеся из среды пролетариата и переходящие в ряды пролетариата из среды других классов — буржуазии, мелкой буржуазии — и становящиеся идеологами нового класса.

Эти «немногие интеллигенты, — говорил о них Ленин, — идут в кружки пропагандистов рабочей партии… Но конечно такие интеллигенты идут если не на геройскую смерть, то действительно на геройскую каторжную жизнь плохо оплачиваемого, полуголодного, вечно переутомлённого, издёрганного до невозможности партийного рядовика» (Ленин).

В капиталистическом обществе крайне невелики кадры пролетарской интеллигенции, выходящей непосредственно из рядов рабочего класса. Немногие одиночки-пролетарии имеют возможность получить образование и заниматься умственным трудом. Часть из них всю свою деятельность отдаёт на службу рабочему движению. Часть, подкупленная буржуазией, переходит на её сторону, предаёт интересы своего класса. Таковы например социал-демократические вожди, министры, профбюрократы и т. д.

Наряду с представителями умственного труда при капитализме мы находим общественные группы, связанные с существованием буржуазного государства: государственные служащие, чиновники, полиция, кадровое офицерство и т. п. Различное положение этих групп приближает их к мелкой и средней буржуазии и делает их по большей части верными слугами капиталистического общества.

Кроме этих классов и групп в капиталистическом обществе имеются и другие общественные группы, так же не являющиеся по своему экономическому положению самостоятельными классами. Таковы например деклассированные элементы, так называемый люмпен-пролетариат (нищие, преступники, проститутки и т. д.). Эти элементы лишены собственности на средства производства. Вынужденные жить вне производственной жизни, без трудовой связи, эти элементы являются неизбежным следствием экономики капитализма. Они всего менее способны к руководящей роли в революции. Часто эти деклассированные элементы являются слепой силой, которую буржуазия использует против революции.

 

4.6. Классовая борьба пролетариата и её формы

Таким образом из всех классов капиталистического общества только пролетариат является единственным последовательно-революционным классом, способным к революционному изменению существующих капиталистических производственных отношений.

Все остальные классы и группы капиталистического общества или непосредственно заинтересованы в сохранении капитализма или же уничтожаются как самостоятельные классы вместе с развитием капитализма и оказываются неспособными без руководства пролетариата вести с капитализмом революционную борьбу. Только пролетариат вместе с развитием крупной промышленности развивается как класс, и его классовые интересы оказываются в непримиримом противоречии с интересами буржуазии.

В своей борьбе с капитализмом пролетариат, как это указывают Энгельс и Ленин, вырабатывает три основных формы классовой борьбы: экономическую, политическую и идеологическую.

В то время как капиталисты в своей классовой борьбе против пролетариата пользуются всем своим экономическим господством и средствами своего государственного аппарата, силой пролетариата являются его организованность, сплочённость и классовое сознание необходимости свержения существующего способа производства. Капиталисты сознают это не в меньшей мере, чем сами рабочие. Поэтому капиталисты стремятся всякими средствами не допустить организованности пролетариата. Для этого они применяют всевозможные средства, вплоть до государственного вмешательства. Буржуазия воспрещает профессиональные союзы, объявляет незаконными стачки, воспрещает политические партии рабочего класса, загоняет в подполье эти партии там, где они появляются, воспрещает и конфискует печать революционной партии рабочего класса и т. д.

Когда же, несмотря на все эти мероприятия, рабочий класс всё-таки организуется в профессиональные союзы, создаёт свою политическую партию, свою печать и т. д., тогда капиталисты пытаются разложить силу рабочего класса наряду с указанными мерами и другими средствами — путём подкупа отдельных групп рабочего класса. Они начинают лучше оплачивать высококвалифицированную часть рабочего класса. Буржуазия применяет и политический подкуп в форме допущения переходящих на её сторону оппортунистических профессиональных и политических вождей в парламенты, муниципалитеты и т. д.

Оппортунисты извращают самое понятие классовой борьбы. Они стремятся ограничить поле деятельности в классовой борьбе пролетариата только одной экономической борьбой. Например «экономисты» в России 90–900-х годов полагали, что любое столкновение между рабочим и капиталистом — за «пятачок на рубль» — само по себе уже и есть политическая борьба. «Экономисты» признавали лишь зачаточную форму классовой борьбы, не понимая качественного своеобразия её развёрнутой формы, т. е. политической борьбы. Точно так же реформистские тред-юнионы (профсоюзы) в Англии считают необходимым ограничить борьбу рабочего класса защитой его экономических интересов. Они отрицают неизбежность борьбы рабочего класса с капиталистическим способом производства в его целом, необходимость политической организации рабочего класса.

Ленин указывал, что такое понимание классовой борьбы есть либеральное, а не марксистское её понимание. Любой либеральный буржуа признает терпимым такое положение, когда рабочие будут бороться за свои частичные требования, не превращая экономической борьбы в политическую.

Но даже говоря о политической борьбе, оппортунисты предлагают бороться лишь за мелкие уступки — только за реформы. В пределах капиталистической системы социал-демократы извращают марксистское понимание классовой борьбы, так как по существу они отрицают необходимость революционного свержения господства капитала и разрушения буржуазной государственной машины. В период диктатуры пролетариата меньшевики стали активными защитниками капиталистического строя и буржуазного государства.

«Либерализм‚ — говорит Ленин, — готов признать классовую борьбу и в области политики, но с одним условием, чтобы в область её не входило устройство государственной власти». Марксистско-ленинское понимание классовой борьбы необходимо предполагает политическую организацию пролетариата в лице его революционной партии, революционную борьбу пролетариата, уничтожение капиталистического способа производства, разрушение буржуазного государства, — борьбу за пролетарскую революцию, за диктатуру пролетариата, за коммунизм.

Неотъемлемым условием революционной классовой борьбы является революционная теория. «Без революционной теории не может быть и революционного движения» (Ленин).

Марксизм-ленинизм является такой революционной теорией. Эта теория выросла непосредственно из практики революционной борьбы как опыт рабочего движения всех стран и как переработка на основе диалектического материализма всего предшествующего научного знания. Без теории революционное движение теряет «уверенность, силу ориентировки и понимание внутренней связи окружающих событий». Только революционная теория помогает «практике понять не только то, как и куда двигаются классы в настоящем, но и то, как и куда должны двинуться они в ближайшем будущем».

Необходимой составной частью и формой классовой борьбы пролетариата является его борьба в области теории, идеологии — идеологическая борьба. Это — борьба за чистоту классового сознания пролетариата, его классовой идеологии, против подчинения его враждебной пролетариату буржуазной и мелкобуржуазной идеологии. Она получает своё выражение в агитации, в пропаганде, в рабочей печати.

 

4.7. Буржуазное государство

В своей борьбе пролетариат должен преодолевать не только экономическое сопротивление господствующих классов, но и их политическое сопротивление, осуществляемое с помощью буржуазного государственного аппарата. Буржуазное государство представляет собой особый орган буржуазии для подавления сопротивления пролетариата.

Пользуясь государственным аппаратом, буржуазия проводит диктатуру своего класса — своё экономическое и политическое господство. В буржуазном обществе диктатура буржуазии принимает различные государственные формы в зависимости от характера классовой борьбы, начиная от буржуазной демократии и кончая фашистской диктатурой в эпоху империализма и пролетарских революций.

Для буржуазной демократии характерно формальное равенство граждан перед государством при фактическом господстве меньшинства над большинством, господстве буржуазии над пролетариатом и широкими массами трудящихся. Парламентаризм, всеобщее избирательное право, свобода собраний, свобода печати, — все эти черты буржуазной демократии, превращающие каждого члена буржуазного общества в «свободного» и «равного» гражданина, в действительности служат интересам капитала.

Система парламентаризма и буржуазное избирательное право в условиях буржуазной «свободы» печати и соответствующей «обработки» и обмана трудящихся в буржуазной школе, церкви и т. д. — вполне обеспечивают буржуазии нужный ей подбор «народных представителей». Система парламентаризма служит буржуазии для того, чтобы дать возможность пролетариату раз в год или в три года высказать мнение о том, какой избранный с помощью всеобщего избирательного права член господствующего класса будет подавлять и угнетать рабочий класс. В этом суть буржуазного парламентаризма. Для буржуазной демократии помимо того характерно разделение власти на законодательную (в парламентах), исполнительную и судебную. Но в парламентах только болтают со специальной целью надувать «простонародье». Настоящую «государственную» работу делают за кулисами парламентов: в канцеляриях министров, в генштабах, в конторах банков, на бирже и в трестах. При этом в качестве непосредственных выполнителей воли буржуазии на тех или иных государственных постах не всегда должны выступать сами капиталисты. Это тем более возможно, что в буржуазном государстве капитал производит и непосредственный подкуп чиновников государственного аппарата и парламентских деятелей и привлечение их на свою сторону косвенным путём — посредством представления выгодных и доходных мест в предприятиях, банках и трестах отдельным представителям государственного аппарата.

Буржуазия и социал-фашисты изображают буржуазную демократию как олицетворение вечной справедливости, как осуществление прав и «воли» большинства. В ответ на это Ленин показывает, что нет демократии «вообще», что данная демократия есть буржуазная демократия, что в буржуазной демократии мы имеем особую форму государства, т. е. форму угнетения одного класса другим, форму подавления меньшинством большинства. Таково единственно правильное, ленинское понимание буржуазной демократии.

Значит ли это, что для пролетариата безразлично, существует ли абсолютная монархия или буржуазно-демократическая республика? Нет для пролетариата не безразлично, какая форма государства существует в данный период классовой борьбы. Если например существует абсолютная монархия, то это значит, что феодальные классы ещё сильны и пользуются властью. Поэтому пролетариату приходится вести борьбу не только с буржуазией, но и с остатками феодализма и абсолютной монархией.

Если же укрепилась буржуазно-демократическая республика, то классовые противоречия между пролетариатом и буржуазией выступают, так сказать, в чистом виде; они не осложняются борьбой с остатками феодальных классов и монархией. Поэтому при буржуазно-демократической республике пролетариат и его партия должны использовать буржуазное всеобщее избирательное право как одно из средств мобилизации трудящихся масс. Голосуя за коммунистическую партию, пролетариат показывает, что он уже осознал необходимость революционного свержения существующего буржуазного государства. Больше этого всеобщее избирательное право не может дать и не даёт пролетариату. Энгельс прямо говорит, что всеобщее избирательное право есть лишь «показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве».

Между тем социал-фашисты, отрицающие диктатуру пролетариата, пытаются внушить рабочему классу, что последний, пользуясь всеобщим избирательным правом, может путём мирного «голосования» получить власть в свои руки. Поэтому, утверждают социал-фашисты, никакой насильственной революции не нужно. Марксизм-ленинизм уже на ранних ступенях своего развития опроверг оппортунистическое представление, будто бы пролетариат может изменить существующие отношения мирным путём. Практика подтвердила правильность марксистско-ленинской теории о необходимости и возможности только революционным путём сломить капитализм. Октябрьская революция в СССР — лучшее доказательство правильности марксистско-ленинской теории. С другой стороны, можно указать на так называемое «рабочее правительство» Макдональда в Англии. Это правительство по существу ничем не отличалось от любого буржуазного правительства, так как вся его государственная политика была направлена на защиту интересов капитала и на подавление пролетариата и колониальных народов. Поэтому капиталисты до поры до времени терпят так называемое рабочее или социал-фашистское правительство, охотно включают в состав буржуазных правительств социал-фашистов и используют их для проведения своей политики руками социал-фашистских и тому подобных «рабочих» министров. Но если бы «социалистическое» или «рабочее» правительство или отдельные социал-фашистские министры «рассудку вопреки», «наперекор стихии» попытались затронуть хоть один из существенных интересов капитала, то буржуазия немедленно прогнала бы такое правительство и таких министров.

Господство капиталистов в буржуазном государстве поддерживается не только парламентаризмом, но и столь вещественными средствами воздействия, как армия, полиция, тюрьмы, суды. Все эти организации находятся в руках господствующих классов или же чиновников, которые служат интересам буржуазии.

Свобода печати в буржуазном государстве является только свободой для буржуазии, т. е. для меньшинства. Для пролетариата, не имеющего своих типографий, газет, журналов, «свобода печати» в буржуазном государстве неосуществима. Мы не говорим уже о тех случаях, когда буржуазное государство (несмотря на так называемую «свободу печати») конфискует и запрещает коммунистическую печать (например в Германии, Америке и т. д.). Всё сказанное о свободе печати относится и к «свободе» собраний, фактически запрещённых и разгоняемых полицией.

Таким образом всеобщее избирательное право, парламентаризм, свобода печати, свобода собраний и т. д., т. е. все формы проявления буржуазной демократии, направлены к поддержанию господства буржуазии, т. е. ничтожного меньшинства. Отсюда ясно, что буржуазная демократия есть не что иное, как государственная форма диктатуры буржуазии.

Поэтому рабочий класс, который свергает капитализм, должен сломать, разбить старую государственную машину и заменить её новой, диктатуре буржуазии противопоставить диктатуру пролетариата.

Буржуазия, завоевав государственную власть, нуждалась в государственном аппарате для подавления и угнетения трудящихся масс. Старый феодальный государственный аппарат в основном был пригоден для этого. Буржуазия его лишь несколько видоизменила, приспособив к условиям собственного господства, но сохранила все его характерные черты как машины для угнетения эксплоатируемых масс. Пролетариат завоёвывает государственную власть для того, чтобы уничтожить всякую эксплоатацию человека человеком. Для этих целей старая государственная машина вовсе не приспособлена. Поэтому пролетариат, завоевав государственную власть, не может просто усовершенствовать старую государственную машину. Пролетариат должен сломать, разрушить‚ старую буржуазную государственную машину, а на её месте создать новую — пролетарское государство.

Поэтому Ленин и говорит, развивая далее учение Маркса и Энгельса, что все прежние революции усовершенствовали буржуазную государственную машину: «её надо разбить, сломать. Этот вывод есть главное, основное в учении марксизма о государстве».

«Революция должна состоять не в том, чтобы новый класс командовал, управлял при помощи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил эту машину и командовал, управлял при помощи новой машины».

 

4.8. Вопрос об отношении к государству у социал-фашистов, анархистов, троцкистов, «левых» и правых оппортунистов

По вопросу об отношении к буржуазному государству марксизм-ленинизм издавна вёл борьбу против социал-демократического оппортунизма и против анархизма. Для социал-фашизма характерно суеверное почтение к буржуазному государству. Государство изображается как продукт классового сотрудничества, как некоторая внеклассовая самодовлеющая организация, стоящая выше классовой борьбы. Социал-фашист Кунов возвращается к гегелевскому учению о государстве как «разумном организме». Подобные же внеклассовые, идеалистические теории государства развивали в русской литературе Плеханов и Троцкий.

Социал-фашисты изображают дело таким образом, что пролетариат сможет путём мирного всеобщего голосования притти к управлению государством, подчинить себе старую буржуазную государственную машину и использовать её в своих интересах.

Социал-демократическая «теория» об использовании буржуазной государственной машины представляет собой явное искажение марксизма и отрицание основного положения, что буржуазное государство есть орудие угнетения одного класса другим. В то же время все социал-фашисты, начиная от Бернштейна, Каутского, Кунова и кончая ренегатом Троцким, отрицают диктатуру пролетариата, борются с ней и являются наиболее активными адвокатами интервенции против Советского союза.

Ленин в своей работе «Государство и революция» показал всю глубину извращения оппортунистами II Интернационала вопроса о государстве ещё в довоенный период. В специальной работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленин показал, что Каутский в своём отречении от марксизма «далеко опередил Бернштейна». Каутскому понадобилось извратить, прямые и ясные указания Маркса таким образом, что, по его словам, Маркс якобы говорил о диктатуре пролетариата не как о «форме правления», а лишь как о «состоянии», которое будет иметь место тогда, когда пролетариат достигнет мирным путём политической власти в современном буржуазном государстве. Ленин вскрыл всю политическую и теоретическую путаницу этого разделения диктатуры пролетариата на «форму правления» и «состояние». Ленин показал, что все оппортунисты II Интернационала, в том числе и Каутский, систематически игнорировали и замалчивали указания Маркса о необходимости сломать, разбить буржуазную государственную машину. Каутский был уличён Лениным в прямом мошенничестве по этому вопросу.

В своей последней работе «Материалистическое понимание истории» Каутский пытается «вывернуться» из того неловкого положения, в какое он попал. Он стремится «доказать», что Маркс говорил о разрушении не буржуазного государства вообще, а только особой его формы, именно бюрократическо-милитаристской формы государства. Маркс «имел в виду не государство, — пишет Каутский‚ — а бюрократическо-милитаристскую машину, следовательно лишь особую форму государства, форму военно-бюрократической монархии».

Каутский продолжает стоять на точке зрения отрыва формы государственной машины от её классового содержания. Политический смысл извращения Каутского таков: так как Маркс будто бы говорил о разрушении государственной машины только военно-бюрократического характера, то нельзя ломать государственную машину в буржуазно-демократических республиках.

Каутский извращает Маркса и здесь. Каутский подсовывает Марксу мысль, что «разрушить» нужно якобы только военно-милитаристическую форму государства. Между тем достаточно просмотреть последнюю главу «18 брюмера» (о которой пишет Маркс в письме к Кугельману), чтобы стало ясно, что Маркс говорит о разрушении буржуазной государственной машины вообще, буржуазного парламентаризма.

Маркс указывает, что «низвержение парламентской республики и заключает в себе зародыш триумфа пролетарской революции». Революция, по словам Маркса, делает своё дело основательно: «Сначала она создаёт парламентскую власть в её наиболее законченной форме, чтобы потом её низвергнуть. А затем, когда это достигнуто, та же участь постигает и исполнительную власть». «Все перевороты, — говорит Маркс, — совершенствовали эту машину, вместо того чтобы сломать её». Из хода рассуждений Маркса ясно, что дело идёт о разрушении буржуазной государственной машины вместе с её парламентаризмом и исполнительной властью, достигающей бюрократическо-милитаристической формы. И здесь социал-фашист Каутский не обошёлся без подтасовки!

Противоположный социал-оппортунизму и социал-фашизму характер носят взгляды анархистов. Анархисты выдвигают требование уничтожения всякого государства, не признавая необходимости нового государства в переходный период, государства пролетарского. Различие между коммунистами и анархистами по вопросу о государстве сводится к следующему.

Анархисты говорят о взрыве государства, притом всякого государства. Коммунисты говорят о необходимости сломать, разбить старую буржуазную государственную машину. Коммунисты, в отличие от анархистов, считают, что полное уничтожение государства возможно, но только в результате уничтожения классов, в результате установления государства диктатуры пролетариата и построения социализма, постепенно приводящего к отмиранию государства. Анархисты не понимают значения этого реального, основного условия для уничтожения государства. Они требуют в своих теоретических работах взрыва государства «не сегодня — завтра». На деле же они нередко оказываются одной из опор буржуазного строя (анархисты в Испании).

Коммунисты, в отличие от анархистов, считают, что, завоевав политическую власть и разрушив старую буржуазную государственную машину, пролетариат должен создать новую государственную машину. Новая государственная машина необходима пролетариату для: а) подавления сопротивления эксплоататорских классов, б) для отражения нападения международной буржуазии на государство диктатуры пролетариата, в) для организации масс бедноты и среднего крестьянства под руководством пролетариата, г) для полного построения социализма, уничтожения классов и создания экономических предпосылок для полного отмирания государства.

Такова диалектика общественного процесса: для действительного уничтожения всякого государства нужно государство нового типа, диктатура пролетариата, нужно укрепление пролетарского государства, которое, создавая условия для уничтожения классов, тем самым подготовляет предпосылки к своему собственному отмиранию. Пролетарское государство есть орган подавления пролетариатом эксплоататорских классов. Но политика пролетарского государства ведёт к уничтожению всяких классов. Вместе с уничтожением классов, после того как создастся новая социалистическая дисциплина труда и исчезнет необходимость в защите пролетарского государства от внешних врагов, вместе с гигантским развитием производительных сил в коммунистическом обществе, после того как будет осуществлён принцип «каждому по потребностям», отомрёт и государство. Пролетарское государство отмирает в противоположность старой буржуазной государственной машине, которая должна быть разрушена, сломана пролетариатом и заменена новой в процессе пролетарской революции.

Анархисты не понимают этой диалектики общественного процесса, неясно себе представляют, чем заменить старую государственную машину. Отрицая государство революционной диктатуры пролетариата, анархисты под маской «ультрареволюционных» фраз протаскивают по существу реакционные идеи, обезоруживающие пролетариат. Отрицая роль и значение государства пролетарской диктатуры для уничтожения классов и построения социализма, анархисты обезоруживают пролетариат и объективно оказываются на стороне эксплоататорских классов.

Кроме того коммунисты требуют подготовки пролетариата к революции путём использования всех средств современного буржуазного государства (буржуазное избирательное право, буржуазные парламенты и т. д.). На ступени буржуазной революции они борются поэтому против остатков феодальной государственности, за демократическую республику, в которой процесс классовой борьбы обычно получает более широкое развитие. Анархисты не признают и отрицают всякую возможность использования буржуазного государства для борьбы рабочего класса.

Коммунисты борются одновременно и с социал-фашистами, стремящимися сохранить старый буржуазный госаппарат, и с анархистами, не понимающими значения и роли диктатуры пролетариата для построения социализма.

Характерно, что оппортунистические отклонения от генеральной линии партии неразрывно связаны с ошибочным пониманием вопроса о государстве.

Например т. Бухарин ещё в ранний период своей деятельности допускал анархистские ошибки в вопросе о государстве. В 1916 г., в статье, помещённой в журнале «Интернационал молодёжи», проводя различие между революционными социалистами и анархистами, т. Бухарин видел это различие только в том, что революционная социал-демократия хочет организовать новое общественное производство как централизованное и технически прогрессивное, в противоположность анархистам, стремящимся организовать децентрализованное и следовательно технически отсталое производство. Тов. Бухарин игнорировал тогда самое существенное различие между коммунистами и анархистами, именно различное отношение их к государству переходного периода. Кроме того в этой статье т. Бухарин подчёркивал свою «принципиальную враждебность к государству», всякому государству, т. е. говорил то же, что и анархисты; он защищал их теорию взрыва государства, в противоположность марксистско-ленинской теории слома буржуазного государства. Ленин писал по поводу этой бухаринской ошибки, что т. Бухарин не заметил главного отличия коммунистов от анархистов — по вопросу о государстве.

Такие же анархистские ошибки т. Бухарин делал и в другой своей статье о государстве, написанной в тот же период, но опубликованной уже в наши дни. B своей рецензии на «Государство и революцию» Ленина т. Бухарин также явно не учитывал колоссальных экономических и политических задач, стоящих перед диктатурой пролетариата и требующих содействия со стороны пролетарского государства. То же повторилось в 1919 г. в специальной статье т. Бухарина «Теория пролетарской диктатуры», в главе «Общая теория государства». И здесь у т. Бухарина нет ни слова о роли и значении государства переходного периода для подготовки отмирания государства вообще. Вопрос о диктатуре пролетариата не включался им как неразрывная часть в учение марксизма о государстве. Необходимость государства переходного периода, т. Бухарин обусловливал не внутренней необходимостью построения социализма, а наличием внешних враждебных сил, империалистических государств.

Тов. Бухарин «забыл» о роли пролетарского государства как организатора крестьянских масс под руководством пролетариата в системе советов. В дальнейшем эти ошибки т. Бухарина приняли всё более явно выраженный правооппортунистический характер. В его «Теории исторического материализма» государство он изображает механистически, как дополнительное условие равновесия между классами, как «охрану» классового общества. После победы над буржуазией пролетарское государство становится, по т. Бухарину, орудием «гражданского мира», сотрудничества классов. В докладе «Ленин как марксист» т. Бухарин говорил о «понижении государственной кривой» при диктатуре пролетариата.

Теория государства т. Бухарина неизбежно вела к разоружению пролетариата в борьбе с кулачеством, дополняя его теорию мирного врастания кулака в социализм. Так ранние анархистские ошибки т. Бухарина в вопросе о государстве теснейшим образом связывались с оппортунизмом в вопросе o коллективизации сельского хозяйства и о классовой борьбе в переходный период.

Троцкистское представление о государстве было проникнуто всецело идеализмом. Сущность теории государства у Троцкого сводится к тому, что государство может возникнуть и развиваться не как продукт непримиримой классовой борьбы, но как результат потребности в государственной самообороне от более сильных соседних государств. Не борьба классов определяет развитие государства, а само государство является самодовлеющей организацией, стоящей над обществом. Наиболее ясно эту точку зрения на российское государство, близкую к воззрениям Плеханова, Троцкий развил в книге «1905 год». Троцкий, подобно Плеханову, пытается найти объяснение общественного процесса развития России в условиях внешней, географической среды. «Географический уклон» является характерной особенностью внеклассовых теорий государства и у Плеханова и у Троцкого.

Наряду с географической средой определяющую роль в развитии самодержавия, по Троцкому, сыграли и другие внешние силы — международные отношения России с другими государствами. Более развитые общественные и государственные отношения Западной Европы «давили» на русскую общественную жизнь. «При слабом сравнительно развитии международной торговли решающую роль играли междугосударственные военные отношения. Социальное влияние Европы в первую очередь сказывалось через посредство военной техники». B процессе борьбы с более передовыми западноевропейскими странами и складывалось, по Троцкому, русское государство. «Чтобы удержаться против лучше вооружённых врагов, русское государство было вынуждено заводить у себя промышленность и технику».

Но для промышленности и техники нужны средства. Эти средства государство брало не только с крестьян, но, оказывается, и с господствующих классов. «Просьбами и угрозами, увещаниями, насилиями оно отнимало деньги у купцов и монастырей. Крестьяне разбегались, купцы эмигрировали». «Самодержавное государство поглощало непропорционально большую долю прибавочного продукта», т. е. «жило за счёт формировавшихся привилегированных классов и тем задерживало их и без того медленное развитие».

Таким образом, по Троцкому, получается, что государство есть некая внеклассовая сила государственной обороны от внешних нападений, которая одинаково обирает и эксплоатирует как господствующие, так и угнетённые классы.

При этом чем более централизованным и независимым от господствующих классов является государство, «тем скорее оно превращается в самодовлеющую организацию, стоящую над обществом». Изложенное понимание государства Троцкий распространяет не только на одно русское государство. Он считает, что «до известной степени сказанное применимо, разумеется, и ко всякому другому европейскому государству».

Глава книги Троцкого, трактующая об особенностях исторического развития России (где развивается внеклассовая теория государства), появилась впервые на русском языке в 1907 г. в книге «Наша революция». По словам самого Троцкого, она была вызвана «непосредственно стремлением исторически обосновать и теоретически оправдать лозунг завоевания власти пролетариатом, противопоставленный как лозунгу буржуазно-демократической республики, так и лозунгу демократического правительства пролетариата и крестьянства».

Идеалистическая, внеклассовая теория государства нужна была Троцкому для того, чтобы ленинскому лозунгу революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства противопоставить троцкистский лозунг — «без царя, а правительство рабочее». И действительно, как этот лозунг, так и общее представление Троцкого о государстве как «самодовлеющей организации» тесно связаны с троцкистской недооценкой крестьянства в историческом развитии России, с троцкистской тенденцией к бюрократизму и администрированию, с непониманием Троцким диктатуры пролетариата как формы союза пролетариата с крестьянством под руководством пролетариата.

Это идеалистическое понимание государства и его роли находит свой отклик и в современном «левом» оппортунизме с его бюрократическим администрированием, перепрыгиванием через этапы отмирания государства и т. д.

 

4.9. Классовая борьба в эпоху империализма

На высшей стадии развития капитализма, после перехода от эпохи промышленного капитала к современному этапу империализма, особенно ясно обнаруживается расчленение общества на два больших лагеря. На одном полюсе постепенно концентрируется всё богатство эксплоататоров, на другом полюсе выступают все ужасы капиталистической эксплоатации и нищеты.

При империализме все фракции господствующего класса всё больше сплачиваются против надвигающейся пролетарской революции. Одновременно пролетарские массы в возрастающей степени противостоят не отдельным капиталистам, а всему капиталистическому способу производства и буржуазному государству. Вместе с тем в общий фронт борьбы с империализмом вливается движение угнетённых национальностей и колоний. Революционно-освободительное движение крестьянских масс угнетённых империализмом стран и колоний превращает эти массы в резервы пролетарской революции.

На фоне крайнего обострения противоречий между буржуазией и пролетариатом особенное значение приобретает государственная власть. Государственная власть всё больше приобретает характер открытой диктатуры буржуазии. Наиболее типичным выражением этой диктатуры является фашизм и фашистское государство. «Политическими особенностями империализма‚ — отмечал Ленин, — является реакция по всей линии…»

Как мы уже выяснили ранее, при империализме неизбежны империалистические войны, так как они вызываются внутренними противоречиями самого империализма. Поэтому при империализме всё больше и больше усиливаются вооружения, растут расходы на армию. Передышка между войнами означает только подготовку к новой войне. Гнёт государственных расходов на армию и вооружение ложится целиком на плечи рабочего класса, на трудящиеся слои крестьянства и мелких служащих. Увеличиваются налоги, сокращаются пособия безработным и т. д. Гнёт милитаризма присоединяется добавочным грузом к той эксплоатации, которую испытывает на себе рабочий класс. Классовые противоречия обостряются до крайней степени. Но одновременно с обострением классовых противоречий и всё большим разделением на два больших лагеря создаются экономические основы для развития оппортунизма в среде верхушки рабочего класса.

Империализм доставляет монопольно высокие прибыли империалистским странам за счёт грабежа колоний. Этим создаётся экономическая основа подкупа верхних прослоек рабочего класса на счёт сверхприбылей. Подкупая верхние слои путём более высокой оплаты, предоставления «тёплых» местечек, и наконец путём прямого подкупа, империалистическая буржуазия создаёт оппортунистические прослойки в среде рабочих, связывающие свою судьбу со «своей буржуазией».

Этим ростом оппортунизма обусловлена измена II Интернационала накануне империалистской войны, когда социал-демократы голосовали за военные кредиты и боролись за победу «своей буржуазии». Финансовый капитал, пользуясь своей экономической мощностью, подчиняет своему влиянию не только средних и мелких, но, как отмечает Ленин, и «мельчайших капиталистов и хозяйчиков». Этим объясняется «повальный переход всех имущих классов на сторону империализма» (Ленин). Империалистическая идеология проникла и в среду квалифицированной верхушки рабочего класса, в так называемую рабочую аристократию. Оппортунизм развился и в среде верхушки профессионального движения, где оторвавшиеся от производства и от непосредственных нужд рабочего класса профсоюзные вожди превратились в чиновников, в профбюрократов. Он проник и в ряды политической партии пролетариата, он привёл к сращиванию социал-демократии с буржуазным государством. Руководящие кадры социал-демократии и профбюрократы, подкупленные империализмом, стали «прямыми проводниками буржуазного влияния на пролетариат и лучшей опорой капиталистического строя».

Однако эта прямая измена социал-демократии рабочему классу привела также и к тому, что пролетариат всё больше освобождается от влияния и руководства оппортунистов, превратившихся в социал-фашистов.

Империалистская война (1914–1918) довела до крайних пределов разрушение производительных сил. Она «уничтожила огромное количество средств производства и живой рабочей силы, разорила широкие народные массы, взвалила неисчислимые тяготы на индустриальных рабочих, крестьян, колониальные народы. Она неизбежно обострила классовую борьбу, переросшую в скрытые революционные выступления масс и в гражданскую войну». Октябрьская революция 1917 г. положила начало международной пролетарской революции, целой эпохе революций в колониальных и полуколониальных странах.

Задача социал-фашизма заключается в том, — чтобы раскалывать революционное единство пролетариата, под флагом пацифистских фраз о разоружении готовить новое нападение империалистов на СССР и подготовлять рабочий класс к новой империалистической бойне. Задачей социал-фашизма является защита интересов буржуазии, проведение в среде рабочего класса идей классового сотрудничества. Для выполнения этих целей социал-демократия имеет два крыла: правое и «левое». «Правое крыло социал-демократии, откровенно контрреволюционное, непосредственно проводит политику фашизма руками социал-демократических министров и полицейских; „левое“ крыло необходимо для словесной игры в «оппортунизм» в критические для буржуазии моменты, для особо тонкого обмана рабочих».

Империализм обострил классовые противоречия до крайних пределов. Революции в ряде стран после империалистической войны побудили буржуазию прибегнуть к новым методам насилия над пролетариатом. Старые формы буржуазной диктатуры (парламентаризм) оказались разоблачёнными перед широкими слоями рабочих масс. Поэтому буржуазия прибегает к методу непосредственной (оголённой) диктатуры — к фашизму. Но «режим фашизма не есть какой-то новый тип государства. Он является одной из форм буржуазной диктатуры империалистической эпохи. Фашизм нельзя противопоставить буржуазной демократии как принципиально отличающуюся от него политическую форму». Фашистская диктатура буржуазии прикрывается «общенациональной идеей». При этом буржуазия использует недовольство и обнищание мелкобуржуазных и интеллигентских масс, вовлекая их путём социальной демагогии в фашистское движение и в фашистские организации. Фашизм иногда проникает и в рабочую среду, используя в ней наиболее отсталые элементы. Основная задача фашизма заключается в том, чтобы разгромить коммунистические партии как авангард пролетариата и тем самым обезглавить надвигающееся революционное движение.

Класс против класса противостоят в настоящее время друг другу. Под влиянием жесточайшего экономического кризиса, перерастающего в революционный кризис, обостряется классовая борьба во всём мире. Победоносное социалистическое наступление в СССР оказывает огромное революционное воздействие на массы. Буржуазия пытается выйти из кризиса путём переложения всех тягот на плечи трудящихся масс, путём грабежа колоний и путём подготовки войны против СССР. Поэтому развёртывание классовой борьбы в странах капитализма, борьбы за революционный выход из кризиса означает не только подготовку к свержению буржуазии, но вместе с тем и защиту СССР — отечества пролетариев всего мира. Обе эти задачи представляют неразрывную единую задачу. Если империалисты попытаются начать новую империалистическую войну и в первую очередь против СССР, то пролетариат должен будет превратить империалистическую войну в гражданскую и свергнуть свою «отечественную» буржуазию. В случае войны против СССР пролетариат должен будет защищать своё классовое отечество — Союз советских социалистических республик, страну строящегося социализма.

Мировой экономический кризис вызывает дальнейшее революционизирование рабочего класса, усиливает недовольство среди мелких государственных и частных служащих, ремесленников и крестьянства.

Развитие классовой борьбы в условиях дальнейшего развёртывания мирового экономического кризиса ставит широчайшие трудящиеся массы перед решающим выбором: «Или диктатура буржуазии — или диктатура пролетариата; или экономическое и политическое рабство — или конец капиталистической эксплоатации и угнетения; или колониальный гнёт и империалистские войны — или мир и братские отношения между народами; или капиталистическая анархия и кризисы — или исключающая анархию и кризисы социалистическая система хозяйства».

Наряду с неслыханным наступлением капитала на пролетариат, растёт активное сопротивление рабочего класса. «Предстоят величайшие бои между пролетариатом и буржуазией». Настоящий революционный подъём является не конъюнктурным подъёмом, связанным только с всеобщим кризисом. Этот подъём подготовлен всем историческим противоречивым развитием капитализма. Самый революционный подъём проходит неравномерно. «Одни страны обгоняют другие, затем отходят несколько назад, давая себя опередить вчера отставшим. Но, несмотря на эту неравномерность, общая линия развития революционного подъёма в целом идёт по восходящей линии».

 

4.10. Партия рабочего класса. Стратегия и тактика борьбы

Политическим и теоретическим руководителем пролетариата в его классовой борьбе является коммунистическая партия.

Чем больше нарастает революционная ситуация, чем сильнее обостряется классовая борьба, тем большее значение приобретает руководство партии.

В период господства оппортунистов II Интернационала, в период домонополистического капитализма парламентские формы борьбы считались основными формами. Оппортунисты не придавали партии того решающего значения, которое она особенно приобретает в условиях открытых революционных схваток. Политические организации рабочего класса не имели ещё тех отличительных черт, того своеобразия, которые глубоко отличают их строение и формы борьбы от политических партий буржуазии.

Партии II Интернационала в своём подавляющем большинстве были более приспособлены к парламентской борьбе, чем к непосредственным задачам организации, воспитания и революционизирования рабочего класса. Партии II Интернационала оказались не боевыми партиями пролетариата, ведущими пролетариат к захвату власти, но «инструментом мира», как выразился Каутский. Партии II Интернационала в своём подавляющем большинстве оказались на стороне своей национальной буржуазии во время империалистической войны. Только русские большевики во главе с Лениным, всё время проводившие революционную линию классовой борьбы, последовательно продолжали борьбу за революционный марксизм, развивая и углубляя теорию и практику борьбы за диктатуру пролетариата.

Ещё в довоенный период большевизм положил начало новому типу партийной организации, коренным образом отличному от большинства партий II Интернационала по своему уставу, по своей программе, по стратегии и тактике борьбы. Империализм поставил всё международное рабочее движение перед новыми задачами, которые требовали перестройки партийной работы. Возникла необходимость нового типа боевых партий революционного пролетариата, построенных по образцу русских большевиков. Без перестройки партийной организации и партийной работы невозможна была бы успешная борьба за власть, борьба за диктатуру пролетариата. Такими партиями и являются коммунистические партии.

Отличительной особенностью коммунистической партии служит то, что она, во-первых, является передовым отрядом рабочего класса, политическим вождём и боевым штабом пролетариата, неразрывно связанным со своим классом. Во-вторых, партия является организованным отрядом рабочего класса, руководящим всей борьбой пролетариата, организующим, направляющим её по революционному пути. В-третьих, партия является высшей формой классовой организации пролетариата.

Рабочий класс неоднороден в своей массе. Наряду с рабочими, испытанными в классовых боях, в рядах пролетариата находятся и менее устойчивые элементы. Кроме того, ряды пролетариата непрерывно пополняются выходцами из других классов. Пока существуют классы и общественное неравенство, — будет существовать и различие между партией и беспартийными массами. Лишь лучшая, передовая часть рабочего класса составляет партию рабочего класса.

Как передовой отряд рабочего класса партия вооружена революционной теорией, знанием законов и перспектив общественного развития. Поэтому партия уверенно ведёт за собой пролетариат. Партия как передовая часть видит дальше остальных слоёв рабочего класса; она умеет не только защитить минутные интересы, но и выделить основные задачи пролетариата в его классовой борьбе. Это позволяет партии вести весь класс за собой, а не тащиться в хвосте отсталых настроений. Партия руководит рабочим движением, вооружая стихийное движение масс организованностью, революционной теорией, знанием и выдержкой, поднимая стихийное движение до уровня сознательности. Только оппортунисты принижают роль партии и видят в ней простого регистратора стихийных отсталых настроений рабочего класса. Коммунистическая партия не ограничивается констатированием того, что думает и переживает рабочая масса. Она поднимает рабочий класс до уровня сознания своих общих классовых интересов; она ведёт за собой рабочий класс, являясь его политическим и теоретическим вождём, и в то же время его боевым штабом.

Но, ведя за собой рабочий класс, партия в то же время не должна и не может отрываться от класса. Партия не только передовой отряд, но вместе с тем и неразрывная часть рабочего класса. Между партией и беспартийной массой существует различие как между передовой и более отсталой частью рабочего класса. Но различие между партией и беспартийными не должно превращаться в отрыв партии от класса. Если бы партия оторвалась от своего класса, то она не могла бы вести за собой рабочие массы, а сама превратилась бы в замкнутую секту.

Этой диалектической взаимосвязанности партии и класса, основанной на взаимном доверии, совершенно не понимает контрреволюционный троцкизм. Троцкий в методологическом отношении стоит в этом вопросе на позициях теории равновесия. C тех пор как производительные силы переросли рамки национально-буржуазного государства, сознание масс, пишет Троцкий, «было выбито из относительного равновесия предшествовавшей эпохи…» Но пролетариат «ещё не стал сознательно и беззаветно на путь открытой революционной борьбы; он колеблется, переживая последние моменты неустойчивого равновесия».

Троцкий изображает пролетариат какой-то пассивной слепой силой, всецело зависящей от условий внешней среды, от внешних сил и не знающей своего собственного внутреннего развития. Пролетариат, по Троцкому, борется или пытается бороться с капитализмом не благодаря внутреннему развитию противоречий капиталистического способа производства, а благодаря толчкам, получаемым извне. «Достаточно решительного толчка слева или справа, — говорит Троцкий‚ — чтобы сдвинуть пролетариат на известный период в т у или другую сторону. Мы его видели в 1914 г., когда соединением империалистических правительств и социал-патриотических партий рабочий класс был сразу выбит из равновесия и брошен на путь империализма».

По Троцкому, империалистические правительства и социал-империалисты толкают рабочий класс вправо, задача же компартии заключается в том, чтобы толкать рабочий класс влево. Отношение между партией и рабочим классом выступает как отношение между двумя внешними силами, из которых одна толкает и выводит из неустойчивого равновесия другую. Это непонимание единства партии и рабочего класса ведёт Троцкого и его барско-пренебрежительному и в то же время высокомерно-покровительственному отношению к пролетариату.

Взгляд Троцкого на взаимоотношения пролетариата и его партии по существу — если отбросить фразёрскую шелуху Троцкого — ещё в период первой русской революции сводился к следующему. Русская революционная интеллигенция ставила перед собой «демократические» задачи — свержение царизма. Но встаёт вопрос: как это осуществимо? Какие классовые силы могут выполнить эту задачу? «Откуда взять сил для возобновления борьбы с самодержавием»? Революционная интеллигенция приходила к выводу, что единственной силой такой является пролетариат. Значит, нужно опереться на пролетариат. Но эта необходимость для революционной интеллигенции опереться на пролетариат требует известной «дани», — интеллигенция поэтому должна признать «классовую доктрину международного революционного пролетариата».

«Это та дань, — пишет Троцкий, — которую часть русской революционной интеллигенции платила и платит классовой доктрине международного революционного пролетариата — марксизму, который дал ей прежде всего ответ на „демократический“, не на „пролетарский“ вопрос: „Откуда взять сил для возобновления борьбы с самодержавием“, но который поставил её политическую совесть под контроль классовых интересов, как борца за политическую свободу».

Таи рисовалось Троцкому взаимоотношение партии и пролетариата. Партия для Троцкого — это прежде всего революционная интеллигенция, которая ставит себе «демократические» задачи и использует пролетариат для выполнения своих задач.

Совершенно очевидно, что здесь не только нет ленинского понимания взаимоотношения партии и пролетариата, но по существу отрицается гегемония пролетариата в революции. О какой гегемонии может итти речь, когда для Троцкого пролетариат есть лишь некоторая пассивная сила, находящаяся в неустойчивом равновесии, которую используют революционные интеллигенты, платя ему «известную дань». Ясно, что концепция Троцкого о взаимоотношении пролетариата и его партии отрицает руководящую роль пролетариата в революции.

Партия руководит классом в чрезвычайно трудных условиях. Партия должна правильно выбирать моменты наступления на капитализм, партия должна уметь вести массы к отступлению, когда этого требует обстановка и т. д.

Эти задачи выполнимы только при том условии, если партия сумеет внести дисциплину и планомерность в борьбу миллионных масс пролетариата. Тем более должна быть организована и дисциплинирована сама партия пролетариата. Она сама является организованным отрядом пролетариата. Ленин с самого начала организации Российской социал-демократической партии неустанно боролся за организованность и дисциплину в рядах пролетарской партии. Партия строится поэтому на основе определённого устава, как некое единое целое с высшими и низшими органами руководства, на принципах демократического централизма, с подчинением меньшинства большинству и с руководством низшими органами партии со стороны её высших органов. Решения большинства обязательны для меньшинства, которое обязано проводить эти решения, так же, как и вся партия, и точно так же постановления избранных большинством партийных органов обязательны для всех низших органов.

Наряду с партией возникают и другие организации рабочего класса. Ведя классовую борьбу, пролетариат создаёт профессиональные союзы, кооперативные, фабрично-заводские организации, парламентские фракции, культурно-просветительные организации и т. д. Эти организации в своём большинстве являются беспартийными. Все эти организации необходимы пролетариату для классовой борьбы в различных направлениях.

Но для того чтобы и профсоюзы, и кооперация, и культурно-просветительные организации свою работу направляли к единой цели — к захвату власти пролетариатом, — для того чтобы эти организации не замкнулись в своих узких рамках, а всегда связывали свои конкретные задачи с основными задачами рабочего класса в целом, — для всего этого необходимо единое руководство партии. Партия определяет то общее направление, ту линию, по которой все эти организации должны направлять свою деятельность к единой цели. Давая общее направление работы беспартийным организациям рабочего класса, партия концентрирует в себе опыт классовой борьбы во всей полноте. Партия концентрирует в себе также лучшие боевые силы революции. В этом смысле партия является высшей формой классовой организации пролетариата.

Для успешной борьбы пролетариата требуется правильная партийная линия. Проведение борьбы на два фронта, с правым и «левым» оппортунизмом, является необходимым условием для успешной борьбы пролетарской партии. Партийная линия определяется на каждой ступени развития классовой борьбы её пропагандой, общими задачами её стратегии и тактики.

Классовая борьба пролетариата имеет свою особую стратегию и тактику. B зависимости от условий развития классовой борьбы меняется и стратегия и тактика. Например в период господства оппортунизма II Интернационала основными задачами являлось обучение и формирование пролетарских армий в обстановке более или менее мирного развития. Как казалось партиям II Интернационала, тогда не стоял вопрос о непосредственно надвинувшихся классовых битвах за диктатуру пролетариата. Поэтому социал-демократия не разработала цельной стратегии и проблем тактики и методов борьбы. Гениальные указания Маркса и Энгельса о стратегии и тактике были забыты и извращены. Партии II Интернационала свели тактику и стратегию классовой борьбы почти исключительно к парламентской борьбе.

Только Ленин восстановил указания Маркса и Энгельса о стратегии и тактике классовой борьбы. При этом Ленин не ограничился простым восстановлением указаний Маркса и Энгельса, а развил их дальше, дополнил новыми положениями, и, объединив всё это в стройную систему правил и руководства классовой борьбой, тем самым поднял на новую, высшую ступень самую стратегию и тактику.

«Стратегия‚ — определяет т. Сталин‚ — есть определение направления главного удара пролетариата на основе данного этапа революции, выработка соответствующего плана расположения революционных сил (главных и второстепенных резервов), борьба за проведение этого плана на всём протяжении данного этапа революции». На определённом этапе развития стратегия остаётся в основном без изменения, но каждому данному этапу революции соответствует свой собственный стратегический план. Вместе с изменением данного этапа выступают другие задачи в революции и вместе с тем меняется стратегический план.

Как указывает т. Сталин, революционная борьба пролетариата в России прошла несколько этапов своего развития. Первый этап — с 1903 по февраль 1917 г. В этот период перед рабочим классом стояла основная стратегическая задача: уничтожить остатки феодализма и свергнуть монархизм. Основной революционной силой, способной провести этот стратегический план, был пролетариат. Его ближайшие резервы и союзник — крестьянство. Нужно было изолировать либерально-монархическую буржуазию, которая стремилась овладеть и повести за собой крестьянство и хотела путём соглашения с монархизмом ликвидировать революцию. Этот основной стратегический план определял и лозунги партии по отношению ко всем другим классам. Для этого этапа партия выдвигала лозунг: «Вместе со всем крестьянством против царя и помещиков при нейтрализации буржуазии, за победу буржуазно-демократической революции».

Стратегический план для всего первого этапа оставался неизменным, в то же время тактика в этот период менялась в зависимости от прилива и отлива революционного движения.

«Тактика, — указывает т. Сталин, — есть определение линии поведения пролетариата за сравнительно короткий период прилива и отлива движения, подъёма или упадка революции, борьба за проведение этой линии путём смены старых форм борьбы и организации новых, старых лозунгов новыми, путём сочетания этих форм и т. д.». Стратегический план ставит себе задачу на определённый период, например выиграть войну с царизмом. Тактика ставит себе менее широкие задачи: она обусловливается и общим стратегическим планом и данным соотношением классовых сил. Тактика подчинена стратегическому плану и служит задачам выполнения этого плана, разрешая те или другие вопросы классовой борьбы.

Стратегический план за время с 1903 по февраль 1917 г. оставался неизменным, но тактика менялась. В период 1903–1905 гг. революционное движение поднималось в гору. Поэтому тактика партии была наступательная. Наступательная тактика обусловливала и формы борьбы пролетариата. В этот период мы имеем местные и общие политические забастовки, демонстрации, бойкот Думы, вооружённое восстание и т. д. Вместе с этим менялись и формы организации пролетариата. В этот период выступают фабрично-заводские комитеты, забастовочные комитеты, советы рабочих депутатов, более или менее открытая рабочая партия, крестьянские революционные комитеты и т. д. Поражение революции 1905 г. вызвало наступление сил реакции. Революционная волна спадала. Партия, оставляя тот же самый стратегический план, вынуждена была изменить свою тактику в период 1907–1912 гг. Партия должна была начать тактику отступления, тактику сохранения революционных сил, выводя их из непосредственного боя с минимальными потерями, для того чтобы вновь повести силы в бой с царизмом на новом подъёме революции. Изменившаяся обстановка потребовала изменения форм борьбы и организации пролетариата. Так, вместо бойкота Думы партия проводит участие в Думе, использует её как трибуну для разъяснения сущности либерально-монархической Думы, для мобилизации масс вокруг лозунгов большевиков.

Партия ушла в подполье, поскольку массовые революционные организации подверглись разгрому со стороны реакции и т. д.

На следующем этапе развития борьбы — с марта по октябрь 1917 г.‚ — основной стратегический план заключался в том, чтобы сбросить империалистическое временное правительство, установить диктатуру пролетариата, прорвать кольцо империалистической войны.

Этим стратегическим планом определялись и основные лозунги партии в отношении войны, Временного правительства и крестьянства. На этом этапе революции основной лозунг в отношении крестьянства был таков: «Вместе с беднейшим крестьянством, против капитализма в городе и в деревне, при нейтрализации среднего крестьянства за власть пролетариата». Стратегический план за весь второй период революции оставался неизменным, в то время как тактика менялась несколько раз в зависимости от соотношения классовых сил.

 

4.11. Антимарксистские теории классов

Изложенное марксистско-ленинское понимание классов показывает, что классы возникли на определённом этапе исторического развития; марксистско-ленинская теория классов показывает, что возникновение классов было необходимо обусловлено развитием материальных производительных сил и что то же развитие производительных сил и революционная борьба пролетариата, установление его диктатуры должны на определённой ступени привести к уничтожению классов. Между тем как мы уже выяснили, буржуазным учёным выгодно изобразить дело таким образом, что существующий капиталистический способ производства и существование классов является вечным и «естественным» явлением. С этой целью выдвигаются различные буржуазные теории классов — теория «органического» разделения труда в общественном организме, теория, объясняющая господство привилегированных классов их «природными способностями» и т. д.

Особенно видное место среди буржуазных теорий занимает так называемая теория насилия. Теория насилия пытается объяснить возникновение классов не материальным развитием производительных сил, а политическим насилием, завоеванием одного народа или расы другим. Так Дюринг считал, что «форма политических отношений составляет основу истории, экономическая же зависимость есть явление производное или частный случай, а потому всегда остаётся второстепенным фактом». Поэтому политическое насилие, порабощение одного человека другим, по мнению Дюринга, является основой эксплоатации в хозяйственной деятельности людей.

Возражая Дюрингу, Энгельс указывал, что насилие возможно только тогда, когда уже развилась производительность труда, когда существует прибавочный продукт. Без этого экономического фактора голое насилие было бы лишено какого-либо смысла. Прежде чем существует возможность производить насильственное присвоение чужого труда и имущества, необходимо наличие неравенства в распределении. В лучшем случае насилие может перераспределить то, что уже экономически существует. «Прежде чем рабство делается возможным, — говорит Энгельс, — необходимы, следовательно, известная ступень производства и некоторое неравенство в распределении».

A возникновение частной собственности происходило на основе развития производительных сил. Следовательно, классы своим возникновением обязаны развитию производительных сил и частной собственности. Вместе с развитием классового неравенства возникли и политическое неравенство и насилие. Теория насилия движущую пружину исторического развития видит не в материальных производительных силах, a в политических учреждениях. Ничего не объясняя, она насилует действительный исторический ход возникновения классов и даёт идеалистическое объяснение истории.

Но и среди теоретиков, называющих себя «марксистами», мы сталкиваемся с многочисленными извращениями марксистско-ленинской теории классов. Все эти извращения при всём их многообразии имеют одну общую установку: все они смазывают непримиримость классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией и ведут к отрицанию диктатуры пролетариата.

В общих чертах эти теории можно разделить на две группы:

1) распределительные теории классов,

2) технико-организационные концепции классов.

Наиболее вульгарной формой распределительной теории классов является утверждение, что принадлежность к тому или другому классу определяется в зависимости от величины дохода. C этой «количественной» точки зрения и в среде пролетариата можно найти в свою очередь несколько классов в зависимости от величины дохода. Точно так же и в среде буржуазии можно насчитать несколько классов. Ненаучность этой теории ясна сама собою. Политический вред для пролетариата в этой теории заключается в том, что она пытается разорвать единство рабочего класса и притупить противоречия между пролетариатом и буржуазией.

Более тонкой ревизией марксизма при определении классов является распределительная теория, усматривающая классообразующий момент в источниках дохода. Такой характер носит теория классов например у виднейшего теоретика социал-фашизма Каутского. Ещё в 1903 г. Каутский полагал, что общность источников дохода и вытекающая отсюда общность интересов и противоречий образует тот или другой класс. В своей работе «Классовые интересы — особые интересы — всеобщие интересы» Каутский определял классы следующим образом: «Теперь мы уже видим, что образует разные классы. Не только общность источников доходов, но также и вытекающая отсюда общность интересов и общность противоречия интересов по отношению к другим классам, из которых каждый стремится уменьшить источники дохода других классов, чтобы расширить свои». Каутский видел таким образом классообразующий момент в общности источников дохода и в борьбе классов за эти источники, забывая о том, что сама общность источников дохода определяется отношением людей к средствам производства, определённым местом в определённой исторической системе производства.

Чтобы понять ошибочность позиции Каутского, достаточно привести простой пример: рабочий получает заработную плату от капиталиста, продавая свою рабочую силу. У этого же самого капиталиста может получать заработную плату художник, работающий над рекламой. И рабочий и художник получают заработную плату, продавая свою рабочую силу. Источник доходов у них общий: продажа рабочей силы. Однако один из них принадлежит к пролетариату, одному из основных классов капиталистического общества, а другой к интеллигенции — к промежуточному слою. Что общего между рабочим на фабрике и художником или счетоводом в конторе той же фабрики? Общим является то, что оба живут и работают в капиталистическом обществе, оба они лишены средств производства, оба они имеют один и тот же источник дохода — продажу своей рабочей (физической и интеллектуальной) силы. Но в чём различие между ними? В том, что рабочий стоит непосредственно у станка, создавая прибавочную стоимость, занимает определённое место в процессе производства и выполняет иную роль в общественной организации труда — в отличие от художника или счетовода. Капиталист выжимает всё возможное из рабочего класса, нередко давая поблажки управленческому и конторскому персоналу. Каутский, определяя классы по источникам дохода, смазывал различие между пролетариатом и мелкобуржуазной интеллигенцией, служащими и т. д. Кроме того, выбрасывая из признаков классов место в капиталистическом способе производства и отношение к капиталистическим средствам производства, — он оппортунистически затушёвывал основную задачу рабочего класса — уничтожение капиталистической собственности.

Кроме того для Каутского различные общественные интересы не все являются интересами классовыми. «Совокупность существующих в каком-нибудь обществе классовых интересов не составляет ещё совокупности всех имеющихся в нём общественных интересов вообще. Художественные, научные интересы, интересы пола и т. п. очень часто не являются классовыми интересами». Поэтому Каутский считал, что партия не может ограничиться защитой классовых интересов. Кроме классовых интересов, партия, по Каутскому, должна защищать ещё и так называемые общественные, общие интересы. Уже в этой работе мы имеем таким образом теоретическое обоснование будущего социал-империализма Каутского, идеи защиты буржуазного «отечества» с его «общественными интересами» во время империалистской войны.

В последней своей работе «Материалистическое понимание истории» Каутский находит нужным «дополнить» свою буржуазно-распределительную теорию классов. Дополняет свою теорию классов Каутский здесь тем, что, в противоположность т. Бухарину‚ подчёркивает момент распределения средств производства между классами.

«Деление на классы, — пишет Каутский, — враждебно противостоящие друг другу, начинается не с момента разделения производителей на руководителей и исполнителей, но с деления членов общества на владеющих средствами производства и не владеющих ими. Проблема образования классов есть вопрос распоряжения средствами производства, а вместе с тем также и произведёнными при их помощи продуктами».

Но, подчёркивая значение распределения средств производства, Каутский только затушёвывает буржуазный характер своей распределительной теории. Он попрежнему отрывает от распределения средств производства роль класса в общественной организации труда, которая в единстве с отношением к средствам производства определяет место класса в исторически определённой системе производства. Одновременно Каутский окончательно порывает с марксизмом в вопросе о происхождении классов и государства. Научное понимание возникновения классов и государства, которое изложил Энгельс, Каутский считает только «гипотезой», посвящая специальную главу «критике гипотезы Энгельса». В результате этой критики Каутский скатывается к буржуазной теории насилия. Возникновение классов, т. е. общественной диференциации, с точки зрения Каутского, нельзя объяснить на основе внутреннего развития общины. Для возникновения классов требуется военное столкновение одной общины с другой и военное порабощение. «Диференциация внутри общины возникает не на почве прогрессирующего разделения труда, а является скорее следствием столкновения одной общины с другой. Её нельзя объяснить на основе лишь внутреннего развития отдельной общины». «Для того, чтобы объяснить диференциацию внутри общин, мы вынуждены выйти за пределы отдельной изолированной общины. Только на этих путях мы можем найти зачатки классового деления».

Каутский приходит к заключению, что классовое деление, нищета, эксплоатация в Ирландии и Восточной Индии объясняются «политикой насилия, применявшейся чужими завоевателями». Точно так же государство у Каутского возникает благодаря завоеванию, когда одни «более воинственные племена нападают на другие племена». Закрепляя свою победу, завоеватели организуют государство.

Другой теоретик II Интернационала — Кунов, не считает правильной распределительную теорию классов. Но он точно так же стремится затушевать классовые различия и классовые противоречия. В определении классов у Кунова на первый план выступает наличие общих интересов у данного класса. Но у Кунова, как и у Каутского, само собой разумеется, существуют и общие интересы для всего общества, ибо «совместная жизнь и деятельность в обществе невозможны без известного порядка, а потому все члены общества, поскольку они не отрицают вообще всякого общественного строя, заинтересованы в поддержании такого порядка». Выходит, что в поддержке «порядка» капиталистической эксплоатации заинтересованы не только буржуазия, но и пролетариат!

По словам Кунова, «Маркс не оспаривает существования некоторой органической солидарности интересов между классами внутри общества». Так например по мнению Кунова, всё общество заинтересовано в воспрещении и предотвращении убийств. Но при этом Кунов умалчивает о ежедневном и ежечасном медленном убийстве сотен тысяч пролетариев на заводах, на фабриках, о голодной смерти в армии безработных, о том, что вся капиталистическая система в целом представляет систему массового убийства. Обо всём этом Кунов не говорит ни слова, предпочитая уводить читателя в другую область: область «моральных» оценок.

Заинтересован ли пролетариат в сохранении всей капиталистической системы и поддерживающего эту систему государства? Социал-фашист Кунов считает, что «рабочий класс сильнейшим образом заинтересован в государственных учреждениях, в государственной экономической политике и культурном развитии государства».

С точки зрения Кунова, классовая борьба может также хорошо вестись и парламентским путём, а «применение грубой силы отнюдь не является необходимым условием классовой борьбы». Кунов как агент буржуазии пытается «классовую борьбу» вести в рамках и пределах существующего капитализма. «Классовая борьба», не выходящая за пределы капитализма, — вот смысл учения Кунова. У Маркса классовая борьба должна выводить за пределы старой экономической формации, создавая новое общество. В этом — революционное содержание теории классовой борьбы. Оппортунисты направляют своё усилие на то, чтобы вытравить это революционное содержание и пытаются изобразить такую «классовую борьбу», которая не должна выводить за пределы капиталистической формации.

В этих же целях Кунов смешивает пролетариат с люмпен-пролетариатом, который так же мало революционен, как и мелкая буржуазия. Кунов додумался даже до утверждения, что пролетарий и рабочий — не одно и то же. C точки зрения Кунова, к пролетариату принадлежат не только отдельные категории рабочих, но и опустившиеся до босячества дворяне (типа «барона» в пьесе Горького «На дне»), и бывший фабрикант, которому нечем жить, неимущий мелкий чиновник и некоторые плохооплачиваемые мелкие служащие, и безработные художники и писатели, так называемый «интеллигентный пролетариат», или «пролетариат стоячих воротничков». Но все эти «пролетарии», по мнению Кунова, не принадлежат к рабочему классу. С другой стороны, согласно Кунову, квалифицированный рабочий, получающий относительно высокую заработную плату, не является пролетарием.

Таким образом Кунов пытается делить на классы «рабочих» и «пролетариев» по принципу: имущие и неимущие, лучше или хуже оплачиваемые. Отмежевавшись на словах от распределительной теории, Кунов на деле остаётся на той же самой точке зрения — он исходит из размеров дохода.

Социально-классовый смысл этого куновского новшества совершенно ясен: буржуазии нужно распылить классовую сплочённость рабочего. Поэтому она стремится оторвать квалифицированного рабочего от безработного и неквалифицированного. Для этого буржуазия подкупает верхушку рабочего класса, оплачивает её несколько выше за счёт колониальных грабежей и создаёт рабочую аристократию. Такова капиталистическая практика. Эту практику теоретик Кунов «обосновывает», подводит под неё теоретическую базу. Создаётся полное единство буржуазной практики и социал-фашистской теории!

Распределительные теории классов, подчёркивая один из моментов определения классов (отношение к средствам производства), понимают его в смысле простых имущественных различий. Они отбрасывают исторически определённую систему производства, построенную на классовой эксплоатации, отбрасывают классовые противоречия. Они отбрасывают и роль класса в общественной организации труда. B другую ошибочную крайность впадают технико-организационные теории классов, которые совершенно упускают из виду отношение к средствам производства как основу классовой эксплоатации, которые чужды историзму, необходимому при определении классов. Эти теории выводят принадлежность к тому или другому классу, исходя из технической роли в общественной организации производства, которую выполняет то или другое лицо, из их «расстановки» в техническом процессе.

Наиболее типичными в этом отношении являются теории классов Богданова и т. Бухарина.

Богданов считал, что классы возникают потому, что организаторские функции в обществе всё более отделяются от исполнительных функций. В первобытном коммунистическом обществе все члены общины выполняли одинаковую работу. Но с развитием техники, с разделением труда и ростом общины появилась потребность в более сложных расчётах и организации самого производственного процесса. Наряду с непосредственными выполнителями выросли группы лиц, организующих производство и войны во главе с патриархом. Постепенно эта группа лиц, по Богданову, выделилась в особую касту, задачей которой было только руководить; остальные члены должны были быть только исполнителями. Так организаторский труд отделился от исполнительного, и образовались господствующий класс и класс угнетённый.

Богдановская теория происхождения классов хотя и говорит о развитии производительных сил, но конструирование классов идёт у Богданова не на основе развития производительных сил и монополии господства классов на средства производства, а на основе отделения организаторской роли от исполнительной. Господствующие классы стали господствующими потому, что они выполняли руководящую роль в производственном процессе. Господство класса выступает у Богданова как функция, следствие его руководящей роли в производстве. Если применить эту теорию к классам феодального капиталистического общества, то это будет означать, что капиталист потому стал капиталистом, что он когда-то играл руководящую, организаторскую роль в производстве. На самом деле капиталист выступает как организатор, руководитель на фабрике только потому, что он монополист собственных средств производства. Функция руководства принадлежит ему потому, что он капиталист. Самая руководящая роль капиталиста вытекает из самого капиталистического способа производства, из места капиталиста в этом историческом определённом укладе, из отношения его к средствам производства.

Богдановская теория происхождения классов имеет своей основой его идеалистическое понимание человеческого опыта и механистическую методологию, базирующуюся на теории равновесия.

Теория равновесия служит методологической базой при определении классов и у т. Бухарина. Общество и природа, как мы уже знаем, у т. Бухарина находятся в равновесии. Точно так же и в обществе различные элементы находятся в равновесии, потому что различные классы «так прилажены друг к другу, что возможно их одновременное существование».

У т. Бухарина речь идёт о равновесии классов. Вместо борьбы классов, их вечного движения и изменения за исходный пункт берётся их застывшее равновесие. Тов. Бухарин считает, что борьба классов есть нарушение равновесия. «Борьба и есть нарушение равновесия». За исходный принцип берётся состояние равновесия классов, потом это равновесие нарушается и вновь устанавливается на новой основе. Борьба классов у т. Бухарина выступает как производный момент от равновесия между средой и системой, между природой и обществом. Тов. Бухарин определяет классы как техническую расстановку людей в процессе производства, делая подчинённым моментом распределение средств производства. Эти различным образом расставленные люди делятся на классы. «Причём основанием этого деления является различная роль в процессе производства».

Классовые общественные отношения людей т. Бухарин сводит «к размещению людей в пространстве». Определённое размещение людей в пространстве и устанавливает производственные отношения: «Каждый человек имеет, как мы уже писали, — говорит т. Бухарин, — своё место точно так же, как винтик в часовом механизме».

Стоит сравнить ленинское определение классов и определение классов т. Бухариным, чтобы понять всю механистичность и эклектичность определения классов у т. Бухарина. Определяя классы, т. Бухарин выдвигает на первое место как решающий и основной признак классов роль в процессе производства. «Под общественным классом разумеется совокупность людей, играющих сходную роль в производстве, стоящих в процессе производства в одинаковых отношениях к другим людям, причём эти отношения выражаются так же и в вещах (средствах труда)».

Тов. Бухарин главное отличие видит в роли того или другого лица в производственном процессе, в то время как Ленин выдвигает на первый план место данного класса в общественном производстве и, следовательно, отношение к средствам производства. «Основной признак различия между классами — их место в общественном производстве, — пишет Ленин, — а, следовательно, их отношение к средствам производства. Присвоение той или другой части общественных средств производства и обращение их на частное хозяйство, на хозяйство для продажи продукта — вот основное отличие одного класса современного общества (буржуазии) от пролетариата, который лишён средств производства и продаёт свою рабочую силу».

На первый взгляд различие формулировок Ленина и Бухарина может показаться несущественным — чисто словесным. Могут спросить — «какая же разница между формулировкой: „сходная роль в производстве“ и „место в общественном производстве“»? Поясним примером. Возьмём нарождающегося кулака, который нанимает батрака. Нарождающийся кулак может работать вместе со своим батраком, может даже столько же работать, как и батрак. Их «пространственная расстановка», их техническая роль в производственном процессе, как определяет т. Бухарин, может быть приблизительно одинакова. И, несмотря на это, их место в общественной организации производства различно. Один является собственником средств производства, производит товары для продажи, эксплоатирует наёмную рабочую силу, а другой лишён собственности на средства производства и эксплоатируется кулаком. Один — деревенский капиталист, другой — сельскохозяйственный батрак. Кулак и его батрак занимают совершенно различное место в общественном производстве, имеют различное отношение к средствам производства. Отсюда и их классовое различие. Определение классов, данное т. Бухариным, смазывает существеннейшую сторону определения классов и потому оно и послужило теоретической основой правого оппортунизма.

Кроме того, бухаринское определение классов согласно их сходной роли в производстве страдает крайней абстрактностью и антиисторичностью. Ленинское определение классов прежде всего выдвигает место классов в исторически определённой системе производства. Ленин вовсе не случайно выдвигает на первый план исторически определённую систему общественного производства. Если мы сравним рабов с современным пролетариатом, то и рабы, и пролетариат не имеют собственности на средства производства; пролетариат, как и рабы, эксплоатируется; труд рабочего класса, равно как и труд рабов, является основой материального благосостояния капиталистического и рабовладельческого общества. Одним словом можно указать много общих пунктов, где пролетариат и древние рабы играют сходную роль в процессе производства. Но на этом основании ни в коем случае нельзя отождествлять этих классов. Почему? Потому что эти два класса существуют в совершенно различных исторических системах производства. Определение же т. Бухарина страдает своим антиисторическим и потому абстрактным характером.

Резюмируя ошибки т. Бухарина по вопросу о классах, необходимо отметить следующее:

1. B основе его определения классов лежит механистическая методология, согласно которой классы — это особым образом, технически расставленные в пространстве и прилаженные друг к другу люди, как винтики часового механизма.

2. Антидиалектическая теория равновесия в применении к теории классов ведёт к тому, что классовая борьба подменяется равновесием классовых сил. Отсюда вытекала дальнейшая оппортунистическая теория Бухарина — «врастания кулака в социализм».

3. Тов. Бухарин в несколько иной форме продолжает ту же богдановскую теорию о возникновении классов путём отделения организаторской роли от исполнительской. Поэтому у т. Бухарина и выдвигается как решающий момент при определении классов различная роль их в производственном процессе. Тов. Бухарин при определении классов игнорирует отношение эксплоатации одним классом другого. Пытаясь совместить свою антимарксистскую теорию классов с определениями Маркса, т. Бухарин механически и эклектически объединяет противоречащие друг другу признаки и определения.

4. В то время как Ленин подчёркивает исторически определённую систему производства и место данного класса в этом производстве, определение т. Бухарина страдает абстрактностью и антиисторичностью.

Все ошибки т. Бухарина в теории классов неразрывно связаны с его правооппортунистическими ошибками в области политики. Понимание союза рабочего класса с крестьянством как непрерывный ряд уступок пролетариата в своих основных позициях, теория самотёка, врастание кулака в социализм и теория равновесия классов — все эти политические ошибки имеют свои теоретические корни в ошибочном, антимарксистском понимании классов.

Своеобразное положение, характерное и механицизмом и идеализмом, занимает теория классов Троцкого.

Известно, что троцкистская «теория перманентной революции» выбрасывает крестьянство как революционную силу, идущую под руководством пролетариата. Теоретическим обоснованием этого игнорирования роли крестьянства является антимарксистское механистическое понимание соотношения классовых сил у Троцкого. Троцкий согласен с тем, что численно мелкобуржуазные элементы города и деревни при капитализме всё ещё занимают чрезвычайно крупное место. Но, указывает он, развитие капитализма приводит к тому, что мелкая буржуазия утрачивает своё производственное значение. Масса ценностей, доставляемых мелкой буржуазией в общий национальный доход, становится пропорционально несравненно меньше той суммы ценностей, которую доставляет крупный капитал. Чем дальше идёт развитие капитализма, тем доля мелкой буржуазии города и деревни в национальном доходе всё больше падает. Из этого Троцкий делает совершенно неверное заключение: «Соответственно с этим падало её (мелкой буржуазии города и деревни. — Авт.) социальное, политическое и культурное значение».

Троцкий полагает, что общественная роль крестьянства непосредственно определяется тем уровнем ценностей, которые вносятся им в национальный доход. Это грубо натуралистическое, механистическое понимание непосредственно связывает экономическое могущество класса с его производственной активностью в общественном процессе. Согласно этой «теории»‚ если её продолжить до логического конца, получится, что в самой деревне зажиточное или даже среднее крестьянство должно быть в политическом и культурном отношении активнее бедняков и батраков.

Между тем при капитализме острота классовых противоречий и их политическая активность вовсе не стоят в прямой зависимости от экономической мощности тех или других социальных групп. Троцкий же отождествляет «производственное значение» и социальное, политическое и культурное значение класса в общественной жизни. A поскольку «производственное значение» крестьянства, по Троцкому, уменьшается, Троцкий неизбежно приходит к выводу о крестьянстве как о сплошной реакционной массе.

«Крестьянство, — пишет он‚ — социально и культурно отсталое, политически беспомощное, давало во всех странах опору для наиболее реакционных, авантюристских, сумбурных и продажных партий, которые в последнем счёте всегда поддерживали капитал против труда». И отсюда же Троцкий делает идеалистический вывод о необходимости завладения пролетариатом государственной властью «независимо от мелкой буржуазии и даже против неё». Лозунг нашей партии перед Октябрём — «вместе с беднейшим крестьянством против капитализма в городе и деревне при нейтрализации среднего крестьянства за власть пролетариата» остался чужд Троцкому. Мы видим таким образом, что между механически-идеалистической теорией классов Троцкого и его внеклассовой теорией государства имеется тесная связь. Обе они служат теоретическим обоснованием троцкистской теории перманентной революции и троцкистскому пониманию диктатуры пролетариата.

C троцкизмом в его понимании классов в целом ряде пунктов соприкасается меньшевиствующий идеализм. Для меньшевиствующего идеализма характерен абстрактно-логический и формально-идеалистический подход к разрешению проблемы классов и к трактовке классовой борьбы.

Меньшевиствующий идеализм конструирует абстрактно-логическое определение класса и, пользуясь «самодвижением» понятия «класс», пытается вывести из него конкретное содержание. Поэтому представители меньшевиствующего идеализма неизбежно абстрагируются от конкретных взаимоотношений между классами, от конкретно-исторической оценки в развитии этих взаимоотношений, и становятся на субъективистски-идеалистический путь в понимании развития классов. Так например т. Деборин ограничивается абстрактно-логическим определением класса, видя в нём развивающийся и борющийся «коллектив». B другой позднейшей работе он подменяет классовую борьбу пролетариата в переходный период развитием «коллективности», т. е. становится на идеалистическую богдановско-куновскую позицию. Субъективизм и троцкистский отрыв от конкретных классовых отношений проявляются и у т. Карева в его взгляде на существование лишь одного класса при диктатуре пролетариата.

Основу определения класса меньшевиствующие идеалисты нередко видят в распределении средств производства, но они понимают это распределение эмпирически, не связывая отношение классов к средствам производства с их ролью в организации труда, не связывая его с местом в исторически определённом способе производства и с формой классовой эксплоатации, а потому скатываются по существу к распределительной теории классов. Неумение применить методологию марксизма к проблеме классов и вульгарный эмпиризм, наряду с идеализмом, сказываются и в отношении меньшевиствующего идеализма к вопросу об основных классах и об интеллигенции. Так, например, один представитель меньшевиствующего идеализма считает, что в капиталистическом обществе к пролетарской интеллигенции, к пролетариату, относятся «огромные кадры низших и средних служащих». Тот же автор полагает, что «в самом понятии „пролетариат“ заключено уже понятие „буржуазия“»‚ — здесь за якобы «диалектическим» единством смазываются классовые противоречия обоих классов. У него же мы встречаем утверждение, что классовое самосознание буржуазии выше классового самосознания пролетариата, ибо оно определяется её экономическим могуществом. Связь этого утверждения меньшевиствующего идеализма с теорией классов Троцкого очевидна.

Ошибочное понимание классов неизбежно приводит меньшевиствующий идеализм к ошибочному пониманию и государства, когда в той или иной форме замазывается классовая сущность государства. Например т. Луппол считает, что «государство в известном смысле есть лишь оружие классовой борьбы в руках господствующего класса». Это ограниченное истолкование государства как орудия угнетения «в известном смысле» ведёт к отрицанию классовой сущности государства. Государство не только «в известном смысле», а целиком является орудием классового господства.

Необходимо отметить, что даже более или менее верные определения классов, если они не принимают всей глубины ленинского определения классов, неизбежно содержат ошибки.

Для примера можно указать на точку зрения т. Удальцова. Критикуя теории Богданова, Солнцева и др., т. Удальцов считает, что распределение средств производства определяет как основу всего общественного строя, так и самое существо классовых отношений. Но т. Удальцов не связывает этого различного распределения средств производства с исторически определённым способом труда и общественно-производительной силой последнего и поэтому не подчёркивает в достаточной степени роли класса в общественной организации труда.

Поэтому определение классов т. Удальцова значительно отличается от ленинского: «Общественным классом мы называем группу людей, объединённых прежде всего одинаковым положением в системе производства, т. е. в первую голову одинаковым отношением к средствам производства (своим распределением, создающим основной антагонизм в организации производства и всего общества), и вытекающими из этого основного отношения одинаковыми функциями в самом производстве, ролью в общественном процессе труда; объединённых далее одинаковым положением в процессе распределения общественного дохода (в котором отражается основной антагонизм распределения средств производства) и, наконец, противоположностью своих интересов другим группам, которая осознаётся в процессе классового развития».

У т. Удальцова при определении классов выпадает «исторически определённая система общественного производства». В силу этого само определение классов становится не связанным с определённым историческим способом производства, оно претендует быть надисторическим. Отбросив способ труда и степень развития производительных сил, определяющих экономическую структуру общества, то, что отличает одну экономическую формацию от другой, — т. Удальцов, естественно, не видит исторически различных систем общественного производства. «Все кошки становятся серыми», а самое определение классов т. Удальцова страдает внеисторичностью.

B заключение, в связи с антимарксистскими теориями классов остановимся на вопросе о соотношении классов и профессий.

Не только буржуазные авторы, как например акад. Солнцев, но и некоторые представители меньшевиствующего идеализма увековечивают профессию как вечную, логическую категорию. «Известный профессионализм в области труда, — указывают они, — логически необходим». Профессии рассматриваются ими как продукт технического разделения труда. При этом забывают, что профессия не только продукт технического разделения труда, что только в классовом обществе техническое разделение труда приводит к профессиональной дробимости. Профессия вне классового общества есть абстракция, не существующая в действительности.

Между тем по вопросу о профессии имеются ясные указания Маркса, Энгельса и Ленина. Ещё в «Немецкой идеологии» Энгельс писал, что в классовом обществе разделение труда приводит к тому, что «каждый имеет определённый, исключительный круг деятельности, который навязан ему и из которого он не может выйти: он оказывается рыбаком или пастухом (рукой Маркса: или критическим критиком) и должен остаться им, если он не хочет потерять средств к существованию; в коммунистическом же обществе, где каждому индивидууму не отведён исключительный круг деятельности и каждый может развиваться в любой отрасли труда, общество регулирует всё производство и именно потому создаёт для меня возможность сегодня делать одно, а завтра другое, утром охотиться, после обеда ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством или же критиковать еду — как моей душе угодно — причём я не становлюсь от этого охотником, рыболовом, пастухом или критиком». Разделение труда, будучи результатом стихийного развития классового общества, становится силой, противостоящей человеку и навязывающей ему принудительно специфическую область деятельности. При коммунизме такого разрыва между различными отраслями труда не может быть, так как общество здесь сознательно регулирует всё производство в целом.

Профессия, специальность — продукт не только технического разделения труда, но и общественного разделения труда. Маркс в «Капитале», рассматривая разделение труда, указал, что уже при мануфактуре происходит более глубокая специализация. Каждое ремесло (существовавшее до мануфактуры) разбивается здесь на несколько более детальных специальностей. При этом особенно важно, что при мануфактуре в каждом производстве выделяются в особую группу рабочие, не имеющие какой-либо специальности. Это отсутствие специальности становится специальностью целых групп рабочих. «Развивая до виртуозности одностороннюю специальность за счёт способности к труду вообще, она превращает в особую специальность самый недостаток всякого развития. Наряду с иерархическими ступенями выступает простое деление рабочих на обученных и необученных».

Чем дальше идёт развитие капитализма, тем сильнее сказывается этот процесс превращения в особую специальность, закреплённую за определёнными слоями рабочего класса, и в то же время недостаток квалификации вообще. Современный фордизм, совершенствуя технологический процесс, всё больше и больше применяет мало обученных, или даже совершенно необученных рабочих. Для капитализма это важно в том отношении, что сокращаются издержки на обучение рабочего. Для капитала важна самая способность к труду, которую можно эксплоатировать. При коммунизме разделение труда в технологическом процессе будет, разумеется, иметь место, но это не значит, что определённая профессиональная обособленность останется между людьми. В этом смысле высказывался и Ленин, когда он говорил, что коммунизм приведёт к созданию всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей.

«Капитализм, — писал Ленин, — неизбежно оставляет в наследство социализму, с одной стороны, старые, веками сложившиеся профессиональные и ремесленные различия между рабочими, с другой стороны — профсоюзы, которые лишь очень медленно, годами и годами‚ могут развиваться и будут развиваться в более широкие, менее цеховые, производственные союзы (охватывающие целые производства, а не только цехи, ремёсла и профессии) и затем через эти производственные союзы переходить к уничтожению разделения труда между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, которые умеют всё делать. K этому коммунизм идёт, должен итти и придёт, но только через долгий ряд лет».