Лишь только Даша пришла домой, как тут же ей позвонила Кристина:

– Дарья, ты где ходишь?

– Мы в музей ходили.

– С ним?

– Да, – ответила Даша, особо не распространяясь, чтобы не услышала мама, которая что-то делала на кухне.

– Ты что, влюбилась?

– Не знаю.

Кристину укололо чувство зависти: почему это Дашке счастье, любовь. Вот появился в кои веки симпатичный мужчина и сразу стал клеиться к Дашке, а не к ней, Кристине. Почему? Кристина решила Дашу позлить:

– Ты, Дашка, вечно витаешь в облаках! Дело, конечно, твое, но ты даже его совсем не знаешь! Он же взрослый мужчина, и уж наверняка у него кто-то есть… – сказала она.

Даша повесила трубку. Легла на кровать у себя в комнате и уставилась в потолок. Она совершенно не представляла себе, как теперь жить дальше.

Павел, однако, отошел недалеко. Он постоял какое-то время, в буквальном смысле колеблясь, потом повернулся и решительно направился обратно к Дашиному дому. Там он снова остановился, еще постоял перед входом и вошел в прохладный и сумрачный подъезд с запахом кошек, прошел через ослепительные квадраты солнца на стене и поднялся на второй этаж – к двери шестой квартиры. Сердце его вдруг заколотилось. Как давно он не испытывал подобного ощущения! -

Наверное, с тех самых пор, когда семнадцатилетним пацаном шел на свидание к своей первой по-настоящему любимой девушке Оле – к ее домику на самой окраине Любимова, где она тогда жила среди цветов и крыжовников. Сентябрь в том году был очень теплый и солнечный, и ветер таскал первые желтые листья по сухой, совсем еще летней дороге. Он всегда очень волновался, когда подходил и открывал ту скрипучую калитку в ее сад. И вот вновь перед этой, обитой дерматином дверью возникло то же самое прекрасное почти забытое чувство. Нажав кнопку, он услышал, как вороньим голосом прокаркал звонок, а потом по коридору послышались быстрые шаги. Открыла она сама – Даша. Из кухни в конце коридора выглянула женщина, наверно ее мама – напротив света Павел не разглядел лица. "Мама, это ко мне! – крикнула Даша, задыхаясь, сдавленным голосом. "Добрый день!" – прошептал Павел. – "Сейчас будет обед!" – тоже крикнула мама с кухни. "Боже мой, я не доживу до конца обеда", – подумала Даша.

Павел с Дашей с минуту топтались в прихожей, почему-то стараясь не смотреть друг на друга. Дашины руки тряслись, когда она закрывала дверь на лестницу. "Проходи", – пригласила она Павла к себе в комнату. Колебалась один миг: закрывать или не закрывать дверь.

Закрыла. Встала перед ним, и вдруг оба без слов кинулись друг другу в объятия – да такие крепкие, что у Даши явственно хрустнули косточки, и она слабо пискнула. Стена, существовавшая между ними – ранее совсем чужими людьми – в один миг рухнула. Ситуация должна была как-то разрешиться и как можно быстрее, иначе сердца их могли бы разорваться. Обоих трясло. Здесь же в комнате нельзя было даже громко говорить. Они никак не могли ждать конца обеда. "Пошли ко мне!" – прошептал Павел Даше прямо в ухо, на миг оторвав свои губы от ее рта. От прикосновения его губ к своему уху Дашу обожгло. Она только кивнула, и уже через минуту они выскочили из квартиры на лестницу, а затем – во двор, окунувшись в жаркое солнце и в прозрачный зеленый мир июньского полдня. Чуть не бегом пронеслись они по улицам, все это время почти не касаясь друг друга, на ходу сказав кому-то: "Здрасьте", – и, наконец, влетели в прохладный подъезд, а потом – в теткину квартиру, полную икон и запаха ладана.

После того как Павел запер дверь, они опять постояли в прихожей, не зная, что говорить, а потом снова крепко обнялись, закрыв глаза и на ощупь отыскивая своими губами губы другого. Полетела в стороны и на пол одежда. Время остановилось.

Горячей воды не было, Даша приняла холодный душ и выбежала из ванной, прикрывая грудь, вся в блестящих капельках воды и в мурашках. Стуча зубами и трясясь всем телом, юркнула под одеяло рядом с Павлом. "Ты-ды-ды-ды…" – стучали у нее зубы. И как только

Павел увидел ее глаза близко-близко, в тот же миг для него началась новая жизнь и новая большая и настоящая любовь. А та прежняя, первая настоящая любовь, которая все еще тянулась и тянулась за ним из его доармейской юности (потому что человек никогда не живет без любви – пусть даже прошлой) тихо и нежно оставила его, и Павел был уже полностью в новом чувстве, и все вокруг теперь казалось ему незнакомым и удивительным.

Вскоре все смущения прошли, одежда уже лежала на стульях аккуратно сложенная, а Даша ходила по квартире совершенно голая – заваривала чай и мыла яблоки, поскольку больше ничего из съестного в квартире не было, а оба вдруг захотели есть. У Павла все это время в голове стучала одна мысль: только бы день не кончался. Долго пили чай. Даше очень нравилось ходить по квартире голой. Она никак не могла заставить себя одеться или хотя бы накинуть рубашку. Это уже потом у себя дома ей стало стыдно, а здесь она так и перемещалась обнаженная туда-сюда – на кухню и обратно. Тело ее светилось в слепящем солнечном свете, падающем в раскрытое окно. Павлу показалось, что все это ему снится, потом увидел близко голубую пульсирующую жилку у нее под кожей и вдруг понял: "Это не сон, она – настоящая!"

Затем они снова лежали в постели и целовались. Даша вдруг рассмеялась – прыснула прямо Павлу в губы:

– Тут как-то слышу, бабуля одна на скамейке говорит так злобно, глядя на целующуюся парочку: "Вот присосались, вот присосались-то!"

А это ведь так приятно…М-м-м…

У Павла на щеках внезапно выросла щетина. Даша вдруг больно укусила его за губу.

– Ты чего?

– Сама не знаю.

Еще час назад рядом с ней лежал чужой голый мужчина, а теперь она уже воспринимала его тело как свою личную собственность и намеревалась ревновать его ко всему: и к прошлому и к настоящему.

Какое-то время они лежали молча, и это молчание не было для них тягостным.

– Я хочу еще! – вдруг сказала Даша.

…Потом они вышли на улицу, щурясь от яркого света и облизывая саднящие истерзанные губы. Со стороны вид у них был совершенно чумной. Обоих мучила жажда.

– У меня теперь точно будет шелушиться, – озабоченно сказала Даша.

Павел не нашелся, что и ответить ей. Даша была в этот миг совершенно счастлива, но любые мысли о будущем, о завтрашнем дне или даже просто о времени часом позже – окунали ее в ужас, словно в прорубь: "Что будет дальше? А мама? А он? Ой! Что делать? А вдруг будет ребенок?" и тут же:"На свадьбу куплю белое платье!". Проходила минута."А вдруг он врет, что не женат?" – внезапно подумала она и снова впала в отчаянье.

Она так и шла с этими неожиданными мыслями до самого своего дома, то на мгновение погружаясь во мрак своих мыслей, то вновь оказываясь среди теплого июньского вечера – рядом с любимым мужчиной и снова была совершенно счастлива и чувствовала себя как никогда спокойной, защищенной от любых невзгод и уверенной в будущем.

Решили пройти через парк. На аллее какие-то дурные крикливые подростки, забравшись на скамейку с ногами, пили пиво. Павел с Дашей прошли совсем близко от них, взявшись за руки, занятые только собой.

Парни хотели курить и до этого уже с полчаса приставали ко всем проходящим мимо мужчинам, однако привязаться к Павлу им, на их счастье, даже не пришло в голову. Павел, впрочем, тут же автоматически их отметил – так же, как водитель подсознательно отмечает знак "Дикие звери на дороге" или "Внимание, крутой поворот", – высчитал главаря, определил число и силу группы (тьфу! – не о чем и говорить) и тут же напрочь о них забыл.

Когда уже подходили к Дашиному дому, Павел посмотрел на часы: было всего полпятого.

– Боже мой, мама моя идет! – Даша вдруг сделала большие глаза и испуганное лицо и почему-то облизнула и протерла рукой губы. – Все, мне пора! – и побежала на другую сторону улицы – к матери. Павел на

Дашину маму теперь смотрел во все глаза – уже как на возможную будущую тещу – с неизбежной симпатией и тревогой. Впрочем, Дашина встреча с мамой продолжалась всего с минуту. Даша вернулась веселая:

– Все нормально! Мама просто велела сходить в магазин.

– Слушай, а давай, пойдем куда-нибудь посидим, поедим. Я страшно хочу есть и пить! – сказал Павел Даше. Меж ними возникла уже и некая несексуальная, духовная близость, какая бывает между родными людьми.

От всего этого нового ощущения расстаться было невозможно и как-то даже дико. Вроде как бы и надо, чтобы хотя бы отдохнуть друг от друга, прийти в себя – но невозможно, и они как могли, оттягивали этот неизбежный момент расставания.

В маленьком – всего на четыре столика – кафе "Родник" они оказались почти одни. Заказ ждали довольно долго, но наслаждались даже этим ожиданием. Наконец, принесли глиняные горшочки с вареным картофелем и мясом, налили в бокалы красного вина. Чокнулись бокалами и выпили за встречу.

– У меня ужасное чувство, что это все мне снится, и я тебя больше никогда не увижу, – сказала Даша, с аппетитом уплетая картошку. – А мама моя до сих пор считает, что я маленькая. Старший брат давно уехал, женился, живет сам по себе. А мама, если мы куда-то с ней ездим, все еще пытается покупать мне детский билет, например, в музеи. И всегда удивляется, когда ей не дают. Как-то в универмаге в

Н. какой-то мужчина попросил меня помочь ему выбрать духи, так моя мама, издали увидев это, пронеслась через весь зал, роняя коробки и плюшевых мишек: "Что вам надо?! Что вы тут ходите?" Тот мужчина просто бежал от нас без оглядки.

Павел тут же непроизвольно подумал, что вот хорошо было бы тому мужчине дать по рогам!

Потом они еще посидели вдвоем за столиком под зонтиком уже другого – уличного кафе, пили: Даша – сок, Павел – пиво, смотрели друг на друга, а все другие люди вокруг них сновали случайными смутными тенями. Кто-то (наверно, какие-то Дашины знакомые) иногда здоровались с ней, но она даже не понимала, кто, рассеянно им отвечая. Итак, на данный момент получался следующий расклад: расстаться было невозможно, но и уехать вместе так сразу – тоже не получалось. Это была реальная жизнь и реальная любовь, поэтому тут же вылезла куча проблем, поначалу казавшихся нерешаемыми. С другой стороны, они с Павлом были уже словно родные, и все другие препятствия воспринимались ими как досадные и странные помехи. С другой стороны, помехи все-таки были достаточно серьезные.

Они, конечно, обсуждали за ужином дальнейшие планы, но так ни к чему и не пришли, поскольку прежде всего с Дашей была полная неопределенность. Павел про себя оценил оба варианта: Даша могла поехать с ним и сразу, но могла и остаться здесь на какое-то время, а он смог бы забрать ее позже, скажем, через неделю или две. Павел подумал и пришел к выводу, что и так и эдак выходило хорошо. Сразу поехать было бы, конечно, вообще счастье, но если бы Даша приехала к нему и чуть позже, тоже было бы неплохо: по крайней мере, появилось бы время хотя бы прибраться дома и урегулировать некоторые частные дела, которые решать при ней было бы не совсем удобным.

Они находились на той стадии отношений, когда, казалось бы, нужно еще долго встречаться, знакомиться дальше, постепенно узнавать друг друга, чтобы все было по правилам, по-серьезному. Но для всего этого не хватало времени, и было непонятно, как это реально сделать и никто из них обоих не представлял, что будет завтра. У них все получилось наоборот. Обычно люди сначала какое-то время встречаются, привыкают друг к другу, а только потом ложатся в постель. У них: в двенадцать впервые встретились, в два часа второй раз, полчетвертого оказались в постели, и лишь потом стали привыкать друг к другу, строить планы, когда всему знакомству было пять часов.

Одним из знакомых Даше людей, которые увидели ее в кафе на улице, был и тот самый местный авторитет Альберт Мамаев. Когда рядом со столиками притормозил его здоровенный черный "Мерседес" – ни Даша, ни даже Павел не обратили на него никакого внимания. Между тем, это была основная разъездная машина Мамаева. Мелькнувшие светлые Дашины волосы привлекли его взгляд, и он тут же приказал водителю остановиться и чуть-чуть приспустил затонированное стекло. С непонятным для себя раздражением он увидел оживленное и веселое

Дашино лицо, хотя человека, с которым она разговаривала, рассмотреть никак не удавалось, но он был явно ему незнаком и возможно даже не из местных.

– Ринат, ты не видишь, кто это рядом с Дашей? – спросил он у здоровенного охранника, сидевшего спереди рядом с водителем.

Тот только пожал плечами.

– Выйди-ка, посмотри, что за это человек, и позвони Денису, скажи ему, чтобы выяснил, кто это к моей Даше, в которую я вложил столько бабок, клеится! Пусть проверит и действует по ситуации! Да и передай ему стошечку зеленых! – сказал он как бы в шутку, но это прозвучало как приказ. Деньги, потраченные на музей, он считал средствами, вложенными конкретно в Дашу и в их гипотетическую будущую совместную жизнь, которую, впрочем, сам себе представлял довольно смутно, но как нечто счастливое и отказываться от этого будущего счастья вовсе не собирался. Даша для него была как бы мечта, пусть неопределенная, но терять которую ему очень не хотелось. Что ж, каких-то женщин можно было купить за "брюлики", шубу, просто за поход в ресторан, кого-то нужно было свозить в Турцию или в Испанию, а кому-то нужно было дать что-то особенное – например, музей. Это было как долгосрочная инвестиция, которая пусть не завтра, но довольно скоро должна была окупиться с лихвой. С того самого момента, как Мамаев впервые увидел Дашу в коридоре местной администрации, в его жизни появился новый смысл, и он вложил деньги в краеведческий музей прежде всего потому, что это давало ему возможность часто общаться с

Дашей, и он всегда наслаждался этим общением. Для него было внове то, что он чувствовал к ней. С ней он впервые в жизни ощущал себя чистым романтичным юношей, и это ощущение ему очень нравилось. После встречи с Дашей он, конечно, мог взять проститутку, или сразу двух и поехать с ними в сауну. Но пригласить туда Дашу – ему даже в не приходило голову и казалось невозможным. (Та бы, впрочем, и не пошла бы.) Для Даши необходима была совсем другая обстановка. И еще ему нравилось, что для Даши он был вовсе не бандит, а бизнесмен нового поколения – меценат, и ему это тоже льстило. Наконец, он подумал, что на ней вполне можно было бы и жениться, хотя он так пока и не придумал, куда девать первую жену. Еще ему пришла в голову такая мысль, что дети их могли бы стать чистыми аристократами. Их можно было бы послать на учебу в Англию или в Швейцарию. Когда он придумал это, ему стало даже легче и осмысленнее жить – он словно увидел свое будущее, и оно вместе с Дашей представлялось ему довольно светлым. С этим он и жил уже почти с полгода.

Впрочем, его тоже, как и несчастного Рому, в какой-то степени можно было отнести к Дашиным тайным воздыхателям, поскольку наивная

Даша о его намерениях даже не предполагала. Женатый, солидный, пожилой человек – какие там могут быть между ними личные отношения?

Впрочем, надо сказать, что таких тайных воздыхателей в городе, было у Даши еще, пожалуй, человека четыре. О некоторых она даже не догадывалась. Во всем виновата была ее искренняя улыбка, увидев которую, мужчины влюблялись мгновенно. К тому же, им казалось, что в этой улыбке уже есть какая-то взаимность и обещание чего-то большего и вовсе не в плане интимных отношений, а в плане всей их дальнейшей судьбы.

Наконец, плотно поужинав, с большим трудом Павел с Дашей все же расстались. На часах было уже полшестого.

– Ты сейчас куда? – спросила Даша, собираясь, наконец, по поручению мамы куда-то там сходить.

– Да в баню с друзьями собирались. В семь часов, – ответил Павел, снова взглянув мельком на часы.

– Ладно, пока. Позвони мне завтра утром, – сказала Даша.

Глаза ее наполнились влагой, и у Павла вдруг царапнуло по сердцу.

Он как будто увидел те будущие мгновения их прощаний на вокзалах перед его отъездами в командировки и счастливые минуты встреч, которые с лихвой искупают все эти прощания, и шепот в ночи в родном доме, на одной подушке, когда они будут лежать, тесно прижавшись другу к другу. "Знаешь, это дорогого стоит! – говорил ему однажды один знакомый офицер. – А может, и всего".

Они расстались в некотором смятении: никто толком не знал, что будет дальше. Когда Даша уходила, оборачиваясь через каждые два шага, Павел смотрел ей вслед и чувствовал буквально удушающее желание догнать ее, снова обнять и поцеловать.

У Даши было теперь две главные проблемы: нужно было перестроить планы на лето, то есть, прежде всего, решить что-то с работой (это было реально) и вторая: договориться с родителями. Тут могли возникнуть некоторые трудности, но к счастью, у нее был старший женатый брат Дима, у которого в ноябре должен быть родиться ребенок, и это событие вполне могло отвлечь родителей – и, прежде всего, конечно маму – от пристального внимания к Дашиной личной жизни. Даша и в этом тоже увидела счастливый знак. Жалко было только оставлять собаку Муху. Собака Муха была очень хорошая.

Даша находилась в таком психологическом раздрае, что когда через десять минут у магазина она встретила Кристину, то сразу и не поняла, кто это такая.

– Ой, Дашка, ты пропала! – сказала ей Кристина, разглядывая Дашу с явной завистью. – Что там у тебя случилось?

Что ей было ответить? Все случилось. Все изменилось.

– Дашка! У тебя даже глаза дикие и косые! Вы что, переспали? Да?

Ведь, сознайся, переспали! – как пиявка, пристала Кристина.

Даша не знала, что и ответить подруге: "При чем тут это?"

– Ты, Дашка, всегда чего-то придумываешь, всякие истории, фантазии. Помнишь, в детстве играли всем двором в королеву? Ты, конечно, была королевой… Потом ты придумала через Интернет знакомиться, а потом…

– А знаешь, Кристя, я всегда чувствовала, что он однажды придет.

Вдруг появится. Так внезапно и так странно, – сказала Даша, глядя себе под ноги.

Вместе они повернули за угол, и пошли по переулку, то выходя из тени деревьев, то входя в нее.

– И что теперь? Ты считаешь, что нашла своего принца? – продолжала язвить Кристина. – Вот он вдруг приехал, и все изменилось? У нас же был план! Мы же вместе хотели уехать навсегда из этой зачуханного городишки и из этой поганой страны, чтобы быть богатыми и любимыми женщинами! Женщина должна быть счастливой, жить с удовольствием – а это гораздо сложнее, чем просто иметь мужика. А здесь это в принципе сделать невозможно! – тараторила Кристина.

– Да, ну тебя на фиг! Мне сейчас кажется, что я ждала его всю жизнь! – Даша счастливо улыбнулась.

Впрочем, за высказываниями Кристины имелись определенные реалии.

У Кристины был виртуальный жених – испанец. Кристина переписывалась со своим испанцем по Интернету уже довольно долго и упоенно, собиралась выйти за него замуж и уехать жить в Испанию навсегда. Был даже вариант для воздействия на потенциального жениха, чтобы это дело ускорить: встретиться (лучше всего, конечно, у него в Испании), переспать с ним и даже постараться использовать будто бы случайную беременность. Перспективы будущей жизни в Испании были очень туманными, но Кристине представлялось, что рядом с их домом обязательно будет синее море и песчаный пляж. Вообще любая заграница казалась Кристине неким раем на земле, хотя сама она за рубежами

России никогда еще не бывала. Всех "новых русских" она считала бандитами, и по своему пусть столь уж большому жизненному опыту, резонно предполагала, что связываться с ними как минимум опасно для здоровья. В такой компании могли запросто оттрахать всей бригадой, заразить какой-нибудь венерической болезнью да еще и в глаз дать.

Причем эти, казалось бы, солидные и приличные в трезвом виде люди, хорошо выпив, неизбежно превращались в похотливых подонков без каких-либо моральных устоев и тормозов. С другой стороны, беззубые пьяные рожи "старых русских" эта продвинутая девушка видеть тоже категорически не могла. Поэтому Кристина твердила одно: "Только

Испания!" Образцом же настоящего испанца ей казался певец

Иглесиас-старший – тот, который Хулио. Младшего Иглесиаса она почему-то не воспринимала ни как певца, ни как испанца, к тому же тот был женат. В то же время ехать к неизвестному мужчине было все-таки боязно, но и оставаться жить в этом бесперспективном умирающем городе – тоже жутко. Она находилась на перепутье – ее пугали все варианты будущего. А тут она к тому же лишилась поддержки лучшей подруги.

С теперешней новой точки зрения Даши все это звучало довольно странно и дико, хотя еще вчера казалось вроде как бы и в порядке вещей. Она и сама за компанию с Кристиной переписывалась через

Интернет по-английски не только с каким-то испанцем из Барселоны, но с неким немцем из Штутгарта по имени Фридрих. Сейчас она уже подзабыла, что сама это дело и придумала – знакомиться и переписываться через Интернет и Кристину втянула. Кристина и тут начала ей в ухо чего-то там такое долбить, но Даша ее не слушала.

Она вся была в счастье и в панике. Кристина же, увидев, что Даша совершенно невменяема и не расположена общаться, обиделась и ушла.

Оставшись одна, Даша начала перебирать в памяти сведения о том, как сложилась судьба знакомых девчонок из Любимова, которые попытались из него вырваться. И оказалось, что совершенно по-разному. Некоторые просто исчезли, и от них не было никаких вестей, о других – обычно через родственников – доходила кое-какая информация, что все, мол, в порядке, типа: "Вышла замуж, родила, сидит дома с ребенком", или "Нашла хорошую работу, парень за ней ухаживает приличный, скоро поженятся", или, напротив: "Работы нет, живет в общаге". Жизнь нередко изобиловала резкими поворотами и неожиданностями. Так школьная Дашина подруга Света Петрова, всегда мечтавшая жить в большом городе поближе к загранице, после окончания школы сразу же уехала искать счастья в Петербург. По приезде она, соблазнившись на рекламу "Стань членом нашей бригады! Мы – одна семья! Гибкий график работы для студентов и учащихся!", решила на время устроиться на работу во всемирно известную сеть ресторанов быстрого питания. Приняли ее там очень дружелюбно, а первый вопрос менеджера был: "Хорошо ли ты умеешь делать минет?" Она даже не нашлась сходу, что ответить – просто сбежала. Впрочем, вскоре ей удалось очень удачно выйти замуж за парня, с которым она познакомилась совершенно случайно на какой-то вечеринке. Муж ее тоже был еще очень молодой парень, всего-то на четыре года ее старше, но уже работал в некой солидной фирме и зарабатывал удивительно много, так что финансовых проблем у них не было никаких. С мужем они прожили года полтора душа в душу, Света не работала, они планировали еще погулять годик-два и потом уже заводить ребенка. Но в один страшный день мужа убили на улице прямо у самого дома. Причем пока его восемь дней искали после исчезновения, все это время он лежал в морге больницы Петра Великого как неопознанный труп, потому что никаких документов и приметной одежды при нем не нашли. Ужас ситуации заключался еще и в том, что в это же самое время какая-то другая женщина, тоже искавшая своего пропавшего супруга, будто бы опознала Светиного мужа как якобы своего и собиралась забрать его хоронить. И если бы не случайность, он мог быть запросто похоронен совершенно под другой фамилией и навечно считался бы пропавшим без вести. Это, несомненно, имело бы самые серьезные последствия: от моральных, поскольку пропавшие иногда возвращаются, до социальных – то есть получения развода только через суд как с пропавшим без вести, да и то после некоего определенного законом срока, что было бы крайне неприятно, так как все это время пришлось бы иметь дело еще и с родственниками мужа. Да и потом все время казалось бы, что вдруг он объявится, вернувшись откуда-нибудь с Кавказа – из рабства.

Опять же вставал вопрос с квартирой, которую им на свадьбу подарили родители. Если нет доказательств смерти, то родители все равно будут считать, что он где-то живой и однажды вернется и где он тогда будет жить?. К тому же надо было искать работу и как-то устраивать свою личную жизнь, а пропавший без вести муж всегда будет незримо стоять за спиной, и любой неожиданный ночной звонок по телефону или в дверь может быть знаком того, что он вернулся. В определенной ситуации это тоже могло иметь значение. В этой жизни вообще все имело значение.

Впрочем, если бы Даша рассказала эту историю Павлу, тот вовсе бы не удивился, поскольку хорошо знал, что опознание трупа – дело далеко не всегда простое. Один из его многочисленных знакомых работал экспертом именно по этим вопросам. Он выявлял татуировки на сгнивших трупах каким-то уксусно-водочным раствором; ошпаривал пальцы с найденных на свалках отрубленных рук, закачивал туда вазелиновое масло и таким образом восстанавливал отпечатки. Человек увлеченный, он даже писал по этой проблеме статьи для специальных журналов, выступал с докладами на конференциях и готовил диссертацию по опознанию расчлененных трупов в особо сложных случаях. Как-то они были все вместе на одной вечеринке. Этот самый эксперт Витя, увлекшись, прямо за столом рассказал массу интересных историй из своей работы. Женщины сидели совершенно бледные и ничего не ели.

История другой знакомой девочки из Дашиной школы была еще более трагична. Она на улице совершенно случайно заговорила с вполне симпатичным, на первый взгляд, паренком, который, как позже оказалось, уже успел посидеть в тюрьме, и который после этого, казалось бы, сиюминутного знакомства пристал к ней просто намертво.

В результате он стал ее преследовать буквально всюду и, в конце концов, зарезал, к тому же еще и ранив ножом в живот ее мать, которая всегда встречала дочку по вечерам в подъезде. Когда милиция приехала забирать этого подонка, он преспокойно сидел у себя дома и пил чай. Пройди она тогда мимо, не заговори с ним, она наверняка бы осталась жива и, может быть, удачно вышла бы замуж, родила детей и не исключено, что прожила бы с любимым человеком долгую и счастливую жизнь.

Еще одна тоже очень хорошая знакомая Даши, двоюродная сестра

Кристины, которой сейчас было уже около тридцати, еще во время учебы в университете все в том же Петербурге, вышла замуж за бизнесмена и тоже, казалось бы, устроилась очень хорошо. У них рос ребенок семи лет, была большая квартира и дача. Она всегда мечтала водить автомобиль, наконец, после многих усилий сдала на права (сдавала пять раз), и муж на день рождения подарил ей новую "Рено-меган", с которой она очень быстро освоилась. Но уже вскоре после этого с ней случилась серьезная неприятность: когда она стояла на обочине, в нее ни с того ни с сего влетел грузовик, и она, не будучи пристегнута, по инерции врезалась лицом в стеклянную крошку, засадив под кожу кучу мелких осколков и серьезно повредив правый глаз. Впрочем, имелось мнение спасателей, что если бы она в той конкретной ситуации была пристегнута, то ее могло бы и вовсе раздавить, поскольку удар пришелся как раз в дверь водителя, а так – просто выбросило на соседнее сиденье.

Девочка из Дашиного класса Надя Колбина, уж на что некрасивая, вышла замуж и жила в городе Н. Муж был старше ее лет на пятнадцать, солидный, но какой-то странный. При встречах он постоянно, буквально не отрываясь, пялился на Дашу. Взгляд у него был какой-то нечеловеческий. Некоторые считали, что он самый настоящий вампир.

Даша этому не верила, хотя Надину шею украдкой осмотрела – нет ли на ней следов укусов. Впрочем, не исключено, что вампиры существовали реально. Варя Долинкина, попавшая из-за наркотиков в один из московских СИЗО, рассказывала, что там у них в камере среди подследственных была одна тетка, которая действительно, как вампир, пила кровь. Варя подсмотрела, как она ночью отколола кусок от раковины, разрезала себе вену на руке и сосала оттуда. Все обитатели камеры устрашились и стали просить начальство, чтобы вампиршу перевели куда-нибудь в другое место. Оставаться с ней в одной камере было просто страшно – вдруг ночью загрызет. Ходил слух, что при задержании она сломала одному милиционеру руку, а у другого откусила палец. Варя, конечно, тогда натерпелась, но надо сказать, что в целом пребывание в тюрьме на нее подействовало положительно. Она действительно по-настоящему испугалась, изменила круг общения, прежде всего, бросив своего придуроковатого "бойфренда", из-за которого в это дело и влипла, и полностью исцелилась от своего пристрастия к наркотикам, хотя и продолжала курить, как паровоз, да и выпивала при случае хорошо.

За границей девочки тоже устраивались совершенно по-разному. Те, кто пристроился к богатым мужьям или сам стал хорошо зарабатывать, были жизнью очень довольны. Но были и такие, кто сидели без работы, и, вроде как бы получая в виде пособия очень приличные по российским меркам деньги, вынуждены были существовать в очень жестких границах.

Да и замуж выходили по-разному.

Например, у Гали Ермоловой муж был болгарин. Бог знает, где она с ним только ухитрилась познакомиться! В Болгарии в тот период были экономические проблемы, и муж уехал работать в Америку, а она с маленьким ребенком какое-то время, пока он там не устроился, жила у матери в Любимове. Потом, наконец, уехала к нему. Сейчас, говорят, живет в городе Колумбия, столице штата Южная Каролина. С матерью и знакомыми она переписывалась по электронной почте. Написала, что они сразу купили машину за триста долларов, потому что без машины там никуда не добраться, а всю мебель набрали со свалок. Еще написала, что муж нашел там же на помойке три микроволновки и совершенно исправный мобильный телефон, причем, как она специально отметила, "в чехольчике". Микроволновки ее рукастый муж успешно починил и продал.

У одной печки просто вилка была сломана. Еще оказалось, что там в

Америке все помойки уже поделены между приезжими. Муж Гали даже хотел ехать в Англию, в Лондон, но друзья его отговорили, сказав ему, что тамошние помойки куда как хуже, чем американские. Ребенок их успешно ходил в школу и быстро привыкал к чужому языку, Галя тоже посещала бесплатные курсы английского. Права на работу у нее самой пока не было, и она подрабатывала нелегально, где придется. В

Америке ей очень понравились распродажи, где за бесценок можно было купить не только одежду, но и продукты. С другой стороны, ее ужаснула безумно дорогая медицина. За лечение одного зуба она заплатила 834 доллара. Хотя страховка и обещала покрыть половину стоимости, все равно такая цена ее потрясла. Все, у кого был беспроблемный выезд из Америки, теперь лечили зубы в России, что было на порядок дешевле.

Была еще одна знакомая девочка уже по институту. Познакомившись через Интернет с немцем, она тоже собиралась вскоре ехать в

Германию. Были у Даши и другие знакомые, кто уже уехал в эту страну.

Там в каком-то маленьком городишке как уже с год жила Ксюша Дарская.

По приезде оказалось, что в этом городке все хозяйки в субботу по давнему правилу рано утром моют в домах окна. И она теперь тоже должна была рано вставать и мыть – уж такова была местная традиция.

Не соблюдая ее, ты как бы выпадал из общества. С учетом того, что, живя с родителями, она вообще никогда и ничего по дому не делала, для нее это явилось настоящим испытанием. Впрочем, она надеялась как можно быстрее забеременеть, чтобы с учетом интересного состояния манкировать эту чрезвычайно раздражавшую ее еженедельную мойку (у них-то в Любимове окна обыкновенно мыли два раза в год, а то и реже), но тоже сразу как-то забеременеть у нее не получалось как они с мужем ни старались.

С другой стороны, не так давно стало известно, что другая Дашина знакомая, тоже уехавшая в Германию из Любимова, внезапно там умерла.

Смерть ее была какая-то странная: мол, пьяная, задохнулась собственной рвотой. Однако было известно, что она практически никогда не пила – в принципе плохо переносила алкоголь.

Была еще одна одноклассница – Инга Самойлова, которая чуть ли не с детства мечтала сниматься в рекламе нижнего белья, выйти замуж за иностранца и уехать за границу. У той вообще мозги были набекрень.

На все, что ни происходило вокруг, она говорила: "Ну, в этой поганой стране…", как будто сама родилась в какой-то другой. Время она зря не теряла, поселилась в Н., прошла там обучение в местном модельном агентстве, в совершенстве освоила "блядскую" подиумную походку и другие приемчики, принятые в рекламном бизнесе. Что-то в ней такое особенное, наверное, все-таки было, потому что ее чаще приглашали участвовать в рекламе не нижнего белья, а вообще без белья. И даже без лица – снимали только спину и грудь – для медицинского центра пластической хирургии. Грудь у Инги действительно была выдающаяся, хотя для модельного бизнеса, пожалуй, это мягко сказать, великовата.

Тут уже ничего было не сделать – у них в роду у всех женщин были всегда огромные груди, зато детям молока было – хоть залейся, даже других еще кормили. Инга решила использовать это как преимущество, и на фотку для агентства знакомств в Интернете сфотографировалась так, чтобы грудь была хорошо видна. Клюнули. Приезжал знакомиться какой-то толстяк из Норвегии, и они даже встречались с ним в Москве.

Она потом показывала фотографии. Случилась ли между ними интимная близость – не говорила, но при взгляде на норвежца, первая мысль у любого была, что он ее во время этого дела просто непременно должен был раздавить своим весом. Все девчонки ее этим постоянно прикалывали, она же отговаривалась:

– А я и не собираюсь с ним долго жить – мне надо просто отсюда уехать, устроиться на первое время в нормальной стране, выучить язык, наладить связи, получить работу в модельном бизнесе. И я вовсе не собираюсь сейчас иметь ребенка. Муж для меня – прежде всего как средство передвижения. И только не говорите мне про любовь! Любовь сегодня есть – завтра ее нет. Я же хочу стабильности и достатка, а уж какая-нибудь любовь всегда да и найдется. А нет, так заведу себе ребенка. Главное: я не хочу жить в нищете, а там, в Европе, за ребенка всегда хорошо платят, поэтому всяко как-нибудь проживу…

У нее в жизни была какая-то неудачная любовная история, закончившаяся абортом, поэтому любые разговоры про любовь очень ее раздражали. В ее случае любовь приносилась в жертву благополучию всей последующей жизни. Может быть, цена того и стоила, а может быть

– и нет.

Кристина тоже, по сути, дула в ту же дудку и постоянно талдычила, что "раз мы не относимся к женщинам деловым – бизнесвумен, то у нас есть только один шанс вырваться из дерьма – выйти замуж за богатого.

Можно, конечно, и в России, но на Западе богатых гораздо больше, потому что там сами страны богатые, да и вообще там почище…"

В этих ее словах был определенный резон. А то тут одна их знакомая, по возрасту только чуть старше Даши, в восемнадцать лет вышла замуж в Н. за богатого бизнесмена, но, как потом оказалось, за бандита. Вроде у него даже был какой-то был легальный бизнес, офис, магазины, куда-то он постоянно ездил, имел большие деньги, хороший дом, несколько раз в году они отдыхали за границей, останавливаясь только в пятизвездочных отелях, и вдруг его поймали, да еще, оказывается, при задержании чуть ли не отстреливался. Было предъявлено в обвинение в "похищении человека в составе организованной преступной группы" или что-то в этом роде. Адвокат при всем немалом гонораре сказал, что это в лучшем случае получит лет восемь, да и то, если подмазать, а без денег может получить и куда как больший срок. Она осталась одна с ребенком в большом доме.

Так получилось, что она вообще никогда не работала, ребенку пять лет, муж – в тюрьме, и неизвестно какой он выйдет через эти восемь лет. Как все будет? Как прожить эти восемь лет? Никаких особых запасов не было – оставалось только продавать дом, немногочисленные драгоценности и экономить на всем, и в любом случае идти работать.

Правильно говорили подруги, что капитал любой неработающей женщины – это фамильные драгоценности. Это – женский неприкосновенный резерв.

Мужчина внезапно может уйти к другой, исчезнуть или умереть. Однако, несмотря ни на что, она почему-то свято верила, что когда муж выйдет из тюрьмы, все снова будет хорошо. Это – испытание. Просто надо все это время любыми способами сохранить домашний очаг. Видно, все-таки действительно любила его.

Кристина же, думая о будущем, иногда мечтательно говорила Даше:

– Будем ходить по дорогим магазинам, возьмем абонемент в финтес-центр, где загорелые мускулистые мальчики будут нас тренировать, делать нам в сауне эротический массаж, (Тут она мечтательно закатывала глаза.) – потом можно посидеть в кафе, сходить в салон, сделать прическу, маникюр, и лишь после этого вернуться домой – отпустить няню, поиграть с ребенком, привести себя в порядок и ждать мужа с работы. Пока мы молодые и красивые – у нас еще есть шанс удачно выйти замуж. А это – главное! Если мужчина не перспективен в этом плане, не нужно вообще им и заниматься, зря терять время. Конечно, развлечься иногда можно, но только для здоровья – никаких серьезных отношений. И никаких женатых и разведенных. Разведенные – это только если очень богатые, и если не для замужества, то для связей и новых знакомств. Нельзя терять время: молодость быстро уходит!

Впрочем, была поучительная история, связанная с этими развлечениями "для здоровья". Маша Круглова тоже как-то устроилась в

Москве, работала секретарем в каком-то офисе и неплохо зарабатывала.

Найти хорошего мужика никак не получалось. Чтобы с кем-нибудь познакомиться, они с подругой по субботам обычно посещали ночные клубы. К ним, естественно, клеились парни. Случалось, они соглашались с ними переспать, как она тоже говорила, "для здоровья" ну и так, чтобы расплатиться за ресторан. Однако от какого-то излишне темпераментного Гоги из Батуми Маша все же заразилась сифилисом. Язву у нее в горле показывали даже студентам. Современное лечение одной инъекцией антибиотика ей по какой-то причине не подошло – и Маше пришлось пройти полный курс пенициллина внутривенно и в попу. Из больницы она вышла бледная и с каменными ягодицами.

Долгое время она спала только с грелкой и ни с кем другим. Вся тяга к случайным сексуальным приключениям у нее напрочь пропала. А вот родной брат у нее устроился очень хорошо и оригинально: он служил в

Африке – во Французском иностранном легионе. После армии он сразу женился, долго искал приличную работу и никак не находил, потом куда-то пропал, а позже оказалось – поступил в легион. Жена, если что-то и знала, то особенно не распространялась. Зарплата у него там была очень хорошая, переправить деньги в Россию тоже теперь не было проблемой, жена не работала – сидела дома с ребенком. Он довольно часто ей оттуда звонил, писал по "электронке", нередко присылал свои фотографии – где с крокодильчиком, где с обезьянкой или даже с негритенком. Конечно, долгая разлука тяжела, но тем слаще и желаннее встреча.

Короче, в данной ситуации посоветоваться Даше, в общем-то, было и не с кем. Кристина в этом ничего не понимала, все продолжала твердить про свою Испанию. Другая ближайшая подруга, Алена Лапина тоже ничего не могла посоветовать в силу определенных жизненных обстоятельств. Она только что вышла замуж за парня, которого действительно любила, но их медовый месяц несколько затянулся.

Общаться с Аленой было просто невозможно, поскольку она вся была погружена в свою интимную жизнь, находилась в полном восторге от сексуальных ощущений и пребывала в постоянной эйфории и в иллюзиях об исключительности своих чувств, поэтому ко всем другим подругам теперь относилась свысока. Впрочем, все было в порядке вещей: это был один из коротких счастливых периодов жизни, но парень ее, а теперь уже молодой муж, Леша Ермаков, от такой жизни заметно осунулся. У Алены даже локти были стерты до крови, а глаза стали безумные и косые, как у мартовской кошки, и в дыхании ее явственно ощущался сладковатый запах мужского семени, которое постоянно переполняло ее нутро. У Кристины на этот счет была любопытная версия, что это мужские соки оттуда всасываются в кровь и попадают в выдыхаемый воздух, придавая ему специфический запах – своеобразный перегар сексуальной жизни. Всю ночь из открытого окна квартиры

Ермаковых слышались крики и стоны: "Я его хочу! Давай, давай, давай!

Еще, еще! Какой он у тебя большой и красивый!" В конечном итоге, соседей это просто-напросто достало, но в данной ситуации они не знали, что и делать, как и сказать молодым. Все это, конечно, возбуждает, весь дом пребывает в любовном настроении и все такое, но нужна же и мера – ведь много тут живет и пожилых людей, и у некоторых из них бессонница. Сосед Ермаковых, Егор Павлович, солидный человек лет пятидесяти, уже засыпая после внеплановой близости с женой, на которую его повергли слышимые сквозь стену сладострастные стоны молодых, даже сказал супруге: "Надо будет сходить с Алешкой в баню: даже интересно, что у него там между ног такого особенного?" – "Потом расскажешь", – ответила сонная и довольная жена. Этот Леша Ермаков, когда проходил через двор, прятал глаза, потому что все его с интересом рассматривали – особенно нижнюю часть тела, и все с нетерпением ждали, когда же Алена, наконец, забеременеет и в силу естественных причин успокоится.

Таким образом, пришлось Даше думать и решать самой. Ей казалось, что всем, и особенно маме, было видно, что она только что из постели после занятия любовью. Когда шла домой, вспомнила слова Кристины о сладком запахе изо рта после этого дела и подула себе в ладошку, сделав ее ковшиком – вроде ничем таким не пахло. Может быть, да и наверняка, все это было вранье. Потом еще мелькали разные мысли о том, как жить дальше и что будет. Любовь, оказывается, была очень внезапна и мучительна, но еще страшнее теперь казалось ее потерять.

Даша стремительно, почти бегом, неслась по улице, ничего не видя вокруг. Навстречу ей попалась пожилая женщина, они едва разминулись.

Женщина посмотрела вслед взволнованной Даше, и подумала: "Что же это ее так может волновать? Что такое может быть у такой девушки волнительного – ведь наверняка один вопрос ее мучает: "Любит – не любит?" Господи, да разве это проблема? Даже как-то странно – это же счастье, а вот у меня – другое дело: "Жить или не жить…"

Семилетнюю внучку этой женщины обследовали в областной детской больнице, обнаружив какое-то образование в бедренной кости. Решали, что с ней: или просто воспаление кости или злокачественная опухоль – саркома. Только что позвонила дочь. Голос ее было не узнать. Пока никто не мог сказать ничего определенного. Результат анализа – исследовали кусочек ткани – будет готов только через два дня. Врач сказал, что без этого установить диагноз невозможно. Действительно, это было, как "жить или не жить", потому что последствия могли быть невыносимо ужасными. Когда она только узнала это, ее охватил такой страх, что она не смогла оставаться дома, вышла на улицу и пошла, куда глаза глядят, по дороге натолкнувшись на Дашу.

Наконец Даша, стараясь не греметь ключами и хлопать дверью, вошла в квартиру и тихонько пробралась в свою комнату. Дома была только мама. Отец, как всегда по субботам, работал. Разговор с отцом вообще был отдельной проблемой, но, прежде всего, нужно было, уж неизвестно как, переманить на свою сторону маму.

Уже давно у Даши в комнате на полке стояла пошлая открытка, подаренная ей Кристиной на день рождения, с надписью "Ты хотела бы проснуться в свой день рождения с таким вот мужчиной?" На открытке был изображен мускулистый атлет в обтягивающих плавках, впрочем, по виду – явный педрила. Да и еще некоторое количество массовых женских изданий стояло, типа "Космо", с заголовками вроде: "Твой новый приятель и секс", "Десять шагов к оргазму", "Секс без любви" и т.д..

Ни с тем типом на фотографии, и ни с каким-либо другим мужчиной, кроме того, что совсем недавно лежал рядом с ней, Даша уже не хотела проснуться ни только в свой день рождения, но и ни в какой другой день. Так ей казалось в этот момент. Чувство, которое сжигало ее изнутри, совершенно не имело отношение ни к любовным историям, которые рассказывали подруги, ни к журналам, ни даже к самому слову

"любовь", каким она его понимала и представляла раньше. "А что, если вот это как раз и есть настоящая любовь?" – промелькнуло у нее в голове, когда они в семь часов сели с мамой ужинать. Есть не хотелось, налила себе только чай. Работал телевизор, но Даша ничего не понимала, что там происходит, и на мамины вопросы отвечала невпопад. Потом пошла к себе в комнату, легла на кровать и стала думать. Ни читать, ни слушать музыку она не могла.

Между тем, когда они с Павлом расстались, начали вылезать и другие частные проблемы, требующие немедленного решения. Например, нужно было сочинить письмо в Америку Алеше, который писал ей по электронной почте чуть не каждый день и требовал скорейшего ответа.

Алеша – это была отдельная история. Действительно, хороший парень.

Познакомились они с Дашей в международном студенческом лагере в

Болгарии два года назад, ходили там одной компанией и хорошо проводили время. После окончания лагеря разъехались: Даша – к себе в

Любимов, Алеша – в Москву, где он успешно учился в МГУ. Отношения их на этом не прекратились, Алеша часто звонил Даше и даже приезжал в

Любимов на зимние каникулы. В прошлом году Алеша окончил университет и устроился на работу в Америке. И как только он там обосновался, то начал настоящую электронную осаду, непременно желая вызвать Дашу к себе. Он даже сделал ей приглашение через Бостонский университет, где работал, и сказал, что оплатит перелет. Но если ехать к Алеше, то это означало с ним и жить, то есть заведомо и спать вместе и, по крайней мере, на первых порах зависеть от него. Вариант был далеко не самый худший, но Даша на этот счет колебалась, а уж после встречи с Павлом Америка тут же потеряла для нее свой манящий блеск. Ей уже не нужна была ни Америка с Алешей, ни Германия с Фридрихом, ни

Испания с этим как-его-там, ей нужна была Россия (или, впрочем, какая угодно страна), но с Павлом. Но все-таки нужно было сегодня или завтра отправить Алеше письмо, но придумывать и печатать это письмо сегодня казалось ей просто невозможным и невыносимым. И что писать? "У нас хорошая погода. Я полюбила другого и выхожу за него замуж. Прощай навсегда"? С другой стороны, что ни говори, а это тоже была маленькая банальная, но измена. Тут же она вспомнила, что кто-то из знакомых говорил, что американцы в консульстве запросто могут без всяких объяснений визу не дать и что у какой-то молодой и незамужней девушки с этим делом были проблемы, и она так и не смогла уехать. Это Дашу раньше немного беспокоило, поскольку в Америку съездить было очень заманчиво, но сейчас даже было ей на руку. "Вот и хорошо, – подумала Даша, – напишу ему, что визы вообще никому не дают, и когда будут давать – неизвестно". С этим она посчитала вопрос с Алешей закрытым.

Вдруг мама позвала из кухни: "Даша!". Она пошла туда, холодея, с забившимся сердцем. Мама вдруг сказала, не глядя ей в глаза, а занимаясь чем-то на плите:

– Я знаю, что ты переспала с этим мужчиной. Кто он?

– Мам, я уже взрослая…

– Ты хоть его знаешь? Я же не говорю, что он мне не понравился.

Так ты с ним переспала?

Дашу захлестнул ужас.

– Да, – выдавила она. Потом зачем-то добавила совсем уж глупо: -

Только один раз.

Мама перестала греметь чем-то на плите и рухнула на стул.

Даша же сказала маме, глядя ей прямо в глаза:

– Я его люблю.

Мама только открыла рот, чтобы что-то сказать, но не нашла слов и просто захлопнула рот снова.

– Мам, Володя Хомяков его знает. Это его школьный друг, – внезапно вспомнила Даша, схватившись за эту спасительную мысль, как за соломинку.

Мама тут же с огромной энергией и скоростью – чуть ли не за двадцать минут навела все необходимые справки, и судьба Даши была решена очень простой новостью: Павел оказался не кем-то там, а родным племянником тети Лизы Калашниковой. Это было как при запросе кода противовоздушной обороны к пересекшему границу самолету

"свой-чужой" – и Павел оказался "свой". И к тому же подтвердилось, что он был точно не женат. И теперь с точки зрения мамы, с ним не только можно, но и нужно было знакомиться, его можно было любить, и за него можно было выходить замуж. Даша была просто счастлива и тут же засобиралась.

– Ты куда? – удивленно спросила мама.

– К нему, конечно! – твердо ответила Даша. До утра, она боялась, без него не доживет. Вздохнув, мама со свойственной ей практичностью, как не отнекивалась еще неопытная Даша, собрала ей с собой целую сумку еды: "Пригодится!"

Буквально как только Даша ушла, зазвонил телефон, да так внезапно, что мама вздрогнула. Она взяла трубку:

– Алё.

– Извиньи менья тысячью раз. Кто это есть? – Так говорил только

Фридрих из Германии.

– Здравствуй, Фридрих. Это Дашина мама.

– Здравствуй, мама. Даша дома есть? С Дашей я могу говорить?

– Ее сейчас нет дома. Ши из эбсент! Ферштеен? Ну, все, позвони завтра. До свидания. Ауфвидерзеен! Орвуар! Бай-бай!

Фридрих с Дашей говорили и переписывались по-английски, мама же, когда он звонил, вставляла и по-немецки, что помнила. Фридрих все последнее время намеревался приехать в Россию и забрать Дашу к себе в Германию. Он в том, что она непременно уедет с ним, нисколько не сомневался, потому что как истинный западный немец считал, что все женщины в России только и мечтают, что жить в Германии. С другой стороны, все это казалось таким нереальным, что Дашину маму даже и не пугало и не беспокоило. Но вот теперь неожиданно складывалась совершенно другая ситуация. Даша, наконец, влюбилась и могла наделать глупостей. Если уже не наделала. Все это, конечно, ожидалось – возраст любви, но как это и бывает, обрушилось совершенно внезапно и не так как бы хотелось маме. Предполагалось более или менее долгое ухаживание, знакомство с родителями и т.д. и т.п. Теперь же Даша куда-то стремительно унеслась и даже не сказала, когда придет. Обещала только, что позвонит. И вообще все стало неясно и тревожно. Но в целом оказалось не так страшно как по началу. В какой-то мере успокаивало, что этот мужчина был свой, местный – Паша Гусев, да и к тому же родной племянник тети Лизы.

Мама тут же вспомнила, что, возможно, когда-то уже и раньше его видела, и как-то быстро успокоилась. Еще она подумала, что если бы все не так внезапно произошло, она и сама, может быть, была бы рада такому неожиданному Дашиному знакомству.

Тут она была неправа. Что значит "неожиданно"? Конечно же, Даша давно, как только повзрослела, ждала, что это когда-нибудь придет. А все последнее время ожидание любви было просто разлито в окружающем воздухе. Этой зимой она вдруг увидела, как необычно падает снег.

Никогда так не падал снег. Потом к ней пришли неспокойные сны и ранние пробуждения – предвестники любви. Весной у нее вдруг появилось желание вставать с первыми лучами солнца, она с наслаждением вдыхала полной грудью прохладный воздух из распахнутого в сад окна, где с шорохом с ветки на ветку перелетали птицы. И вот, наконец, любовь пришла. Поэтому, в общем, ничего тут неожиданного вовсе не было.

Кристину она в эти свои дела посвящать вовсе не собиралась, да и маму предупредила, чтобы та не болтала лишнего. Впрочем, мама

Кристину не любила, считала пустой девчонкой, думающей только о косметике, тряпках и мальчиках, и утверждала, что Даше от Кристины только одни неприятности. В чем-то она была права. Когда в России появился "Кодак" и качественные цветные фотографии стало делать очень просто, почему-то выяснилось, что многие российские граждане любят сниматься в нижнем белье или вообще голышом, наивно полагая, что проявляет и печатает фотографии исключительно машина и никто эти снимки больше не видит. Оказалось, что на проявочной машине в Н., куда отвозили пленки для печати, самые откровенные фотографии сканировали. Чего там только не было заснято: какие-то толстые тетки с розами в зубах, в эротическом белье и в позах, явно взятых из фильмов или журналов (иногда и порно), голые мамаши семейств, домохозяйки в дезабилье. Возможно, это была дань некой моде. Потом такая мода то ли закончилась, то ли стали снимать уже на цифровые камеры, а может быть, просто интерес прошел, хотя это уж вряд ли.

Что сейчас люди снимают дома на "цифровики" даже сложно предположить, хотя в какой-то мере и можно судить по тому, что попадает в Интернет. Сейчас все к этому привыкли,, а тогда все это обнаружилось совершенно внезапно на сайте в Интернете – в галерее частных фотографий и еще в продаже – на компакт-дисках на рынке в Н.

Ужас этого дела состоял в том, что Кристина и еще некоторые Дашины знакомые девочки-школьницы тоже попали в эту галерею. Как-то от нечего делать они решили попозировать друг другу дома, поиграть в

"топмоделей". Собралась группа девчонок человек пять. Кристина считалась среди них самая красивая – она-то все это и затеяла, взяв у отца только что купленную им хорошую японскую фотокамеру

"Минольта". Было уговорено раздеться и посниматься в разных эротических позах, впрочем, не слишком вульгарных. Там, кстати, была и толстушка Неля Сухорукова – ее тоже каким-то образом затащили. И вот эти еще не вполне сформировавшиеся девочки попали на тот самый злосчастный диск и на сайт в Интернет. И именно голую Нелю кто-то из мальчишек, бродивших по Сети, узнал, скачал и распечатал ее фотографию на принтере, а потом принес в школу. Неля с неделю вообще на занятия не ходила. От серьезных последствий ее спасла только здоровая от природы психика и то, что это происшествие мгновенно забылось за очередным убийством, осуществленным неизвестным маньяком на так называемой "тропе смерти" – пешеходной дорожке от железнодорожной платформы до ближней к Любимову деревни Вязелево.

Дорога от станции до деревни проходила через поросший кустами пустырь. Там временами дежурил какой-то маньяк, и периодически находили мертвецов. Маньяк орудовал на этом месте уже очень давно – года три или даже четыре – точно никто не знает, потому что милиция информацию по этому делу тщательно скрывала. Серийные убийства на свою шею вешать никто не хотел, поэтому поначалу даже утверждали, что это были не связанные один с другим несчастные случаи. Местность эта в темное время вообще казалась необитаемой, поскольку обычные люди старались здесь не появляться в одиночку даже днем. Однако периодически по разным причинам кто-то все равно на крючок попадался. Сказать, что по этому поводу милиция вообще ничего не делала, было бы, конечно, несправедливо. Не исключено, что информация где-то, вероятно, и накапливалась, лежала в каких-то папочках у следователей в сейфах, ждала своего часа. Но если и были засады, то пока никого не поймали. Каждый раз на убийство приезжали фотографы, эксперты и следователи из Н., милиция тщательно прочесывала кустарник. Что-то там, возможно, и находили. Кого-то даже допрашивали. Но безрезультатно: весной или осенью убийства женщин повторялись с ужасающей регулярностью. В последний раз в марте молодую женщину нашли прямо под платформой. Судя по всему, она была убита ударом тяжелого предмета по голове – чем-то вроде молотка. Никаких свидетельств сексуального насилия или ограбления не получили. Существовала даже версия, что ее убили случайно, а под платформу затащили, чтобы тело не сразу обнаружили, или же она сама заползла (результаты экспертизы остались общественности неизвестны).

Любопытно, что убитые женщины по своему социальному статусу были почти все схожие: чуть за тридцать и все с какими-то семейными проблемами. А с другой стороны, у каких женщин вообще нет семейных проблем? Да и будет ли молодая женщина, которая без проблем, шляться по ночам через пустыри? Видать, надо было зарабатывать на жизнь, кормить детей, вкалывать на двух работах, а значит, приходилось поздно возвращаться. Был бы муж – сидела бы дома или бы он встречал ее с поезда. Эта таинственная и страшная история продолжалась уже несколько лет, и конца ей не было видно.

В этот же период (может быть, солнечное затмение какое-то происходило, или магнитная буря – история об этом умалчивает) случилась в Любимове еще одна прогремевшая даже на всю страну трагедия: двое шестнадцатилетних подростков (мальчик и девочка), взявшись за руки, спрыгнули с крыши девятиэтажного панельного дома и разбились насмерть. В прессе их тут же окрестили "любимовскими Ромео и Джульеттой" и в довольно невнятной статье предположили причиной самоубийства несчастную любовь юных сердец. С другой стороны, какой-то особой несчастной любви, а точнее, вообще никакой любви между ними вроде как бы и не было, а родители этих детей вовсе не являлись Монтекки и Капулетти, то есть никак друг с другом не только не враждовали, а напротив, папаши их часто вместе и хорошо выпивали.

Была и другая версия, что подростки спрыгнули с крыши сами, одурев от наркотиков: либо для того, чтобы полетать, либо от связанной с этим делом депрессии и ломки – скажем, не хватило на дозу, или, может быть, какую-нибудь заразу подхватили через шприцы. Однако каких-либо сведений, что у них был обнаружен вирус СПИДа или гепатит

С – тоже не оказалось. Существовала и такая точка зрения (от тех, кто будто бы непосредственно был с ними на крыше), что парень прыгнул первым, а девчонку уже потащил за собой, или даже специально ее столкнул. Самой же реальной была версия, что подвыпивший парнишка просто баловался, хвалился своей крутизной и шел по бордюру крыши, но внезапно поскользнулся, стал падать и с испугу ухватился за ближайшего к нему человека, а это и оказалось та самая несчастная девочка.

И еще в это же самое время город потрясло другое страшное происшествие. Некая юная особа восемнадцати лет от роду в роддоме без всяких медицинских проблем произвела на свет хорошего здорового младенца. Через некоторое время один восьмилетний мальчик, который гулял у дальних прудов, случайно увидел, как молодая женщина топит маленького ребенка. Это произвело на него такое сильное впечатление, что он побежал и тут же, весь трясясь и заикаясь, рассказал об этом родителям. Те сначала не поверили, что такое вообще могло быть, и отнесли это на детскую фантазию, но с парнишкой действительно случился настоящий психоз: ему все та сцена виделась, он кричал во сне и пришлось вести его к врачу. Уже от врача сообщили в соответствующие органы, те произвели немедленный розыск и действительно вытащили утопленного полуторамесячного младенца, причем хорошо одетого, а чуть позже была изобличена и его юная мамаша, которая, оказывается, в тот же вечер убийства заявила в милицию о пропаже своего малыша, будто бы кем-то у нее похищенного прямо из коляски. Причина же убийства состояла только в том, что отец ребенка, такой же молодой оболдуй, отчего-то перестал ей писать из армии письма, она расстроилась и тут же убила их младенца. Причем мальчик-свидетель сообщил следователю, что она топила его, пихая на глубину пруда палкой. Нашли и ту самую палку. Так население Любимова уменьшилось еще на одного жителя.

Вдобавок ко всему, икона-копия, висевшая на месте "Богородицы с ручкой", вдруг начала мироточить. Стали думать: к чему бы это?

Кстати именно после этого мироточения пошли слухи о скором возвращении главной иконы, которые позже полностью оправдались.

Все эти страшные и запутанные истории тут же отвлекли внимание от

Нели, которая, несмотря на свою полноту, уже, было, приобрела популярность в определенных кругах ценителей обнаженного женского тела и куда как большую, нежели худенькая и хрупкая Кристина, которая все это дело и затеяла. О глупых девочках, пытавшихся стать фотомоделями или "сексуальными соседками" просто забыли. Ужас еще заключался и в том, что в эту глупую авантюру Кристина попыталась втянуть и Дашу. Даша тогда сниматься категорически отказалась и ушла, но тем же вечером уже у нее дома, когда она принимала душ перед вечеринкой, зашедшая за ней Кристина всунулась с фотоаппаратом в ванную и там ее все-таки щелкнула. К счастью, лица из-за распущенных волос четко видно не было, однако, надо сказать, что фотография в целом получилась довольно удачная, и любителями эротики была расценена просто как настоящий шедевр. Эта фотография действительно, по-видимому, обладала какой-то необъяснимой притягательностью – и в одной популярной бульварной газетенке в Н. ее даже опубликовали на первой странице с очень удачной подписью

"Ускользающая красота".

Расставшись с Дашей, Павел еще с полчаса посидел на старой полусгнившей скамейке под кустом жасмина в парке, испытывая муки совести и невыносимую тоску по Даше. Посидел-посидел, а потом подумал, что так больше нельзя – нужно было или что-то сделать или просто выпить водки. И вообще одному находиться было дальше невыносимо. И так же внезапно – прямо сидя на скамейке – заснул.

Проснувшись, он посмотрел на часы: было без пяти шесть. Оказалось, что проспал он всего-то лишь пятнадцать минут. А разбудила его собака, ткнувшаяся в его ладонь холодным носом.

Открыв глаза, он увидел, что невдалеке от него под деревьями стоит группа парней, к которой Павел отнесся уже с большим вниманием, чем к подвыпившим подросткам на скамейке. Все они были совершенно типичные "братки" – большие, с короткими стрижками, в спортивных костюмах и, судя по всему, они довольно горячо дискутировали.

Главным у них был парень лет двадцати шести – самый большой и мускулистый, хотя и с некоторой склонностью к полноте, которого звали без всякой клички просто по имени – Денис. Вид у него был самый типичный: короткая стрижка, складка жира на затылке, вечная ухмылка. Такие обычно считают себя покорителями женщин. Он был лишен каких-либо комплексов. Мог подойти, обнять за плечи: "Девчонки!

Давайте знакомиться! Может, пойдем куда-нибудь пошуршим?" Те отвечали шуткой на шутку, знакомство завязывалось, хотя девушки с мозгами постоянно думали, как бы свалить без ущерба для здоровья.

Оценив взглядом исподлобья поднявшегося со скамейки Павла, Денис сказал своим парням:

– Ну, что, братва лихая? Как оно? Я так думаю, что здесь что-то не так. Чем-то этот мужик мне не нравится. И странно как-то Марата взяли и отлупили. И неизвестно кто. Вот ты, Шопен, попробуй-ка, пойди, отлупи Марата! А? И я не смогу, и мы втроем не сможем. А

Марат-то, между прочим, сейчас лежит в областной, и у него в зубах,

– Саха недавно оттуда звонил, что сам якобы видел, – специальные проволоки и резинки вдеты, чтобы стягивать сломанную челюсть, одного глаза, говорит, вообще не видно – какая-то херня намотана, воду сосет через трубочку, весь в слезах – чуть что – плачет, хочет домой к маме. Кстати, надо ему, хе-хе, в передаче орешков принести – пусть погрызет! – тут, не удержавшись, громила хохотнул.

Все тоже засмеялись – Марата, видать, никто особенно не любил.

Людям обычным и ничего из себя по жизни не представляющим почему-то всегда нравится, когда побеждают чемпионов.

– И еще сейчас, Саха говорит, хирурги думают, решают: сверлить ему череп или нет, – продолжил Денис. – У Марата в башке и так-то ничего нет – чистая слоновая кость – да и та чуть не раскололась! А уж наши-то головешки были бы вообще вдребезги! Вы, пацаны, меня давно знаете, я ни хрена не боюсь, но и в больницу ни за хрен собачий попадать не желаю, да и вас не хочу подставлять. Мне на

Рината в принципе-то насрать с большой горки! И вот что вспомнил: видел я однажды в армии одного такого "простого" мужика. Приехал к нам в часть один офицер, как сказали из действующего резерва – неизвестно откуда. И для тренировки не в полный контакт – типа для разминки – играючи срубил троих наших самых крутых пацанов, причем одни против троих, они потом неделю отлеживались. Сам видел – как котят положил! Секунд за пять, не больше. Командир наш ходил потом злющий, он-то хотел показать нашу хорошую подготовку. Короче, Ринату я скажу, что у нас не получилось, типа не нашли. А кто стукнет про этот разговор – будет последняя падла, сам здоровья лишу. Все. Пошли пиво пить!

– Чушь все это! Давайте попробуем его срубить! – вдруг выступил только что подошедший парень по имени Коля Шмырев (кличка его, естественно, была Шмырь) – известный в своем кругу как способный кикбоксер и жестокий вырубала.

– Ну, вот сам иди и пробуй! – неожиданно обрадовался Денис. -

Пацаны, вы все свидетели: если ты, Шмырь, его вырубаешь, тут же даю тебе сто баксов. За базар отвечаю. Догоняй, а то он уходит!

Шмырь даже покрутил шеей и плечами, как бы разминаясь, словно перед выходом на ринг. Но ситуация вдруг резко изменилась, когда он сделал несколько шагов по направлению к Павлу. Решимость внезапно покинула бойца, как давеча и Керю в кафе, но дороги назад уже не было: вся бригада смотрела на него. Надо сказать, что у Шмыря был любимый отработанный способ нападения: подкрасться сзади или сбоку и ударить ногой в ухо или еще куда-нибудь в голову или в шею. Жертва обычно сразу валилась с ног или же впадала в ступор, и тогда ее можно было спокойно добивать. Он и на этот раз решил сделать так же.

В несколько прыжков он догнал Павла, и попытался сзади ударить его в голову ногой. И в этот самый момент Шмырю показалось, что его сбило машиной, и последняя мысль его была: "Как это я ее не заметил?" – его словно прокрутило через мясорубку, он даже явственно услышал хруст собственных костей. Все исчезло, и окончательно он пришел в себя уже только в больнице, а точнее – в приемном отделении, где жутко пахло хлоркой и еще какой-то типичной тошнотворной больничной вонью типа смеси запаха лизола, блевотины и других человеческих выделений. Правая нога по первым его ощущениям была размером с арбуз и страшно болела, левый глаз вообще ничего не видел, а нижняя половина лица была как замерзшая и никак им не ощущалась. Двое пацанов стояли рядом с каталкой к нему спиной. Оказалось, ждали дежурного травматолога. Наконец тот вышел уже с мокрым рентгеновским снимком, сказал ребятам и даже показал: "Перелом большеберцовой кости. Вот хорошо трещину видно. Разрыв коленных связок. Давай его в гипсовую!" – это он уже скомандовал санитару. – "Жить-то будет, доктор?" – спросили пацаны. – "Будет, – ответил хирург. – Сейчас гипс положим на ногу. Кстати, нужно будет принести костыли. На глазу только гематома – сам глаз цел, я – думаю, ничего страшного, окулист посмотрит в понедельник. На верхней челюсти трещина и только два зуба сломаны, нижняя челюсть вообще целая, только вывих челюстного сустава. Неделю полежит в больнице – явное сотрясение мозга и посмотрим, как будет с ногой. Пока день-два – в коридоре. В палатах мест пока нет". (Потом оказалось, что в коридоре отделения вообще нестерпимо воняло мочой, какие-то люди шаркали мимо всю ночь, кашляли, постоянно включали свет, за ширмой у поста медсестры хрипел кто-то умирающий). "Да ладно, доктор, это же Шмырь – у него и мозгов-то нету никаких!" – хохотнули пацаны, повторив дежурную шутку про Марата. ("А сами-то! Сами!") Узнал Шмырь и хирурга, хотя и видел только одним глазом: как-то обругал его ни за что ни про что из машины на перекрестке и даже плюнул в него из окна. Хирург тоже явно его узнал, хотя и не показал виду. Шмырю стало страшно. "Точно, – обреченно подумал он, – теперь будет вправлять кости и суставы без заморозки!" Подошел Денис с банкой пива, отхлебнул оттуда, похлопал

Шмыря по плечу: "Очухался? Держись, братан! Тебе ж говорили, не лезь, а ты куда сунулся? Ладно, за одного битого двух небитых дают!

А зубы вставишь".

В целом Денис, как видно, был очень доволен, что по его вышло.

Авторитет бригадира после этого происшествия только окреп. Врачу же пацаны сказали: "Упал с крыши сарая в парник!" – и дали тому немного денег, чтобы в милицию не сообщал, сказав при этом: "А то менты обосрутся от смеха!" Напоследок, уходя, Денис еще Шмыря и ободрил:

"Сейчас мать твоя приедет, мы ей позвонили". ("Вот, блин!")

Денис действительно был очень собой доволен: как собственной прозорливостью, так и тем, что увидел классный бой и тем еще, что сто баксов теперь можно было и не отдавать, а даже попросить еще

"стошечку" – как бы на лечение Шмыря. Ну, не получилось – всякое бывает. Нарвались на профессионала. Денис все еще находился под глубоким впечатлением от увиденного. Его, бывшего десантника, потрясла скорость и техника, с которой неизвестный ему мужик вырубил

Шмыря. Денис, когда это увидел, то отрыл рот, выронив сигарету, и смог только прошептать одно слово: "Ёбаныйтыв ротблядьнахуй!" Все встало на свои места. Он тут же прекрасно понял, что и как случилось с Маратом. И из неизвестного недруга Павел мгновенно стал для Дениса чуть ли не кумиром. Денис, страстный любитель единоборств, теперь был готов идти за Павлом куда угодно – хоть на край света. Если бы тот, конечно, его позвал.

Другой присутствующий тут боец же, Санька Смирнов, тоже был очень доволен, что не ввязался в это дело. Уже после истории, рассказанной

Денисом об армии, он тут же расхотел участвовать в авантюре. Он очень не любил связываться с армейскими, поскольку имел в этой связи свой личный печальный опыт. Пару лет назад отдыхали они с ребятами на море, вечером шли втроем из ресторана, уже хорошо выпившие, и вдруг увидели на автобусной остановке длинного нескладного новобранца в камуфляже и черном берете, уныло стоявшего с каким-то пакетом в руке. "Во, гляди, тоже мне – морская пехота!" – загоготал тогда Муран, подходя к пареньку и с силой пихая его в плечо. Парень удивился, но особого страха видно не испытал. Пацанам это не понравилось, и они начали его толкать по кругу, понемногу распаляясь. И тут вдруг из-за остановки вышли, видимо поддававшие там или просто курившие, два здоровенных морпеха – явно старослужащие. Даже бежать от них было бесполезно, да и поздно. "Вот и все", – промямлил сзади, кажется, тот же Муран. Санька Смирнов все-таки, было, рванул, но не успел – попал под прямой удар сапогом в лицо, и тут же потерял сознание. Ему тогда выбили четыре передних зуба и сломали ребро, и он вместо отдыха на пляже неделю провалялся в больнице. С тех пор он военную форму не любил, но все же в тот момент, когда свалили Шмыря, вместе с другими закричал мужику:

– Эй, мужик, ты чего делаешь! Чего тебе от него надо? Щас получишь!

Эти бурные выкрики и угрозы, к их изумлению, не произвели на

Павла никакого эффекта. Он так и стоял, держа руки в карманах, спокойно смотрел на них и не собирался ни убегать, ни просто уходить. У ног его кучей тряпья неподвижно лежал знаменитый

"вырубала" Коля Шмырев. Удивленный этим внезапным нападением Павел смотрел на парней и видел, что они сами вполне готовы бежать при малейшей попытке с его стороны приблизиться к ним и уже находятся на низком старте.

Павел не просто удивился этому инциденту – он был в полном недоумении. Город словно проявлял к нему какую-то явно направленную агрессию. Он сначала даже подумал, уж не теткин ли сосед по даче наслал на него этих пацанов. "Пойти, что ли, задницу ему надрать?"

Но тот дядька по виду был явно трусоват – вряд ли это он смог это организовать. Значит, здесь было еще что-то другое. Павел подумал уже ближе к истине: может быть, какой-то бывший Дашин друг тут замешан? Дело было еще и в том, что никто никогда к Павлу просто так не привязывался – внешний вид его к этому совершенно не располагал.

Павел же в такие ситуации не попадал в принципе, если только сам по каким-либо причинам не ввязывался в конфликты. Как-то он сделал замечание за громкий мат одной разбитной компании, и за ним сразу двинулась целая группа, кто-то даже крикнул: "Эй, мужик, стой!" – может быть, надеялись, что он побежит от них. Павел же остановился, повернулся и посмотрел на них в упор. Догонявшие, впрочем, тут же дали задний ход: "Ладно, братан, извини, ошиблись!" Их лидер даже поднял руки вверх, растопырив ладони, и быстро сделал шаг назад. От реанимации его отделял всего лишь один метр и одна секунда, и он это, видимо, почувствовал.

В некоторых ситуациях один лишь стальной взгляд Павла действовал на людей отрезвляюще – как холодный душ. Иногда это даже мешало в работе. Например, была такая довольно давняя история с захватом банды, которая самым наглым образом ввела налог за проезд по новому мосту через одну из самых больших рек России. Мост только что построили, с большой помпой открыли и эти тут же пристроились: стали брать деньги за проезд с водителей грузовиков. К тому же, там как-то незадолго до этого случилась крупная авария, и одна обгорелая фура так и осталась лежать в канаве прямо при въезде на мост. Как раз на этом-то месте бандиты и останавливали грузовики. Картина сгоревшей машины обычно действовала на водил безотказно. Водители, чертыхаясь, исправно платили. Иногда при разговоре бандиты как бы невзначай даже показывали пистолет. Тоже впечатляло. И еще: кто-то у них там был свой в милиции, прикрывал банду. И дело это тянулось уже довольно долго – почти три месяца, – до тех пор, пока они случайно не остановили "не ту" машину и не нарвались на упертого водителя, которого избили и даже один раз выстрелили ему по колесам. Через владельца транспортной компании информация об этом инциденте прямиком дошла до представителя Президента в федеральном округе (они оказались чуть ли не школьными друзьями), тот дал указание, и начальство решило провести показательные учения по захвату особо опасной вооруженной группы, заранее не вводя в курс местные органы правопорядка.

Все спланировали очень быстро. Ехали двумя фурами с номерами соседнего региона. Операцию снимали на видеокамеру из кабины первой машины и параллельно записывали звук на диктофон в кармане у

"водилы". Фуру, как и ожидалось, остановили у въезда на мост.

Сначала начался "гнилой" разговор, типа "это наша территория, все должны платить" и прочее с поигрыванием пистолетом. Вообще-то планировали поговорить с бандитами подольше, поартачиться, перед камерой достать и передать деньги, но все мгновенно изменилось, когда вслед за водителем из кабины на дорогу спрыгнул Павел. Он только на миг встретился глазами с ближайшим разбойником, как тот с криком: "А-а-а!" – и с треском понесся с откоса вниз, прыгнул по пояс в заполненную водой глубокую и широкую канаву (а была уже поздняя осень), чуть ли не проплыл на другой берег и помчался к лесу. Преследовать его не стали – не та ситуация. В другой бы обстановке снайпер несомненно его бы достал. Зато других свалили сразу – мордой в грязь. Тот, у кого был пистолет, в ближайший час вообще так и не очухался. Как и было приказано, это было довольно жесткое силовое задержание. Нужно было показать местным органам, что федеральная власть еще жива и крепка. В тот же день начальник местной милиции полковник Ковба был отстранен от должности, а исполняющим обязанности начальника был назначен его заместитель – подполковник Литвинов.

В противоположность Павлу был в их команде и такой офицер как

Гриша К., с которым, напротив, постоянно происходили какие-то истории и приключения. Например, в новостройках на севере Питера, где он жил, некоторое время успешно орудовала преступная группа, работавшая в сговоре с девушкой, сидевшей в пункте по обмену валюты.

Эта девушка, как предполагали, передавала подельникам по мобильному телефону или каким другим путем адрес клиента, обменявшего крупную сумму денег, и когда тот заходил в подъезд или выходил из лифта, его били кастетом, забирали деньги и тут же убегали, пока человек приходил или, что тоже случалось, уже никогда не приходил в себя.

Этой банде какое-то время везло, но их везенье закончилось в тот самый день, когда в "обменник" зашел Гриша, чтобы поменять энную сумму денег на доллары с целью отдачи долга за машину. Когда он возвращался домой, грабители уже ждали его у дверей лифта, и у них действительно был шанс, но только один очень маленький шансик – лишь в том случае, если бы Гриша был сильно пьяный или очень больной, и если бы им повезло попасть с первого удара. Но Гриша был трезвый и здоровый, и первый удар у них прошел мимо. И тогда им всем настал, как говорится в народе, "полный пиздец". Того, кто пытался ударить его кастетом, Гриша убил сразу на месте, не разбираясь – чисто рефлекторно: сломал нос. На вскрытии оказалось, что удар был такой силы, что нежная решетчатая кость из носа вошла бандиту прямо в мозг. Все другие разбойники тоже попали в больницу, их лечили, а потом предъявляли другим ранее потерпевшим, и те кого-то из них опознали. В конечном же итоге, еще один бандит умер в реанимации от черепно-мозговой травмы (причиной ее было падение в лестничный проем), а на оставшихся в живых обрадованный уголовный розыск повесил чуть ли не все подобные разбои в этом районе города. Гриша, кстати, потом признался Павлу, что тогда довольно сильно струхнул.

Как-то за стопочкой к слову так и сказал: "Я, знаешь, как обосрался!

Где мы только ни были, но такого со мной никогда не случалось! Когда ты готов к схватке и все мы вместе в команде – ничего не страшно. А тут, словно смерть увидел с косой. Миллиметр в сторону уклонился, а если бы нет? Мелькнула страшная мысль: неужели мне, офицеру, суждено умереть в обоссанном лифте?" После этого происшествия некоторое время с ним творилось что-то неладное, он будто что-то хотел доказать самому себе. Несколько раз дрался на улице. Как-то он вызвал тот самый вышеупомянутый "обоссанный лифт", а там реально какой-то мужик мочится в угол. И тут уже не было никаких интеллигентских разговорчиков, типа: "Гражданин, да как вам не стыдно!" и прочее, а сразу – в рыло! Им самим, этим самым гражданином, Гриша и вытер его же мочу, а потом пинками вышиб этого ссыкуна из подъезда – тот по ступеням крыльца буквально скатился кубарем. Для того мужика, несомненно, это был серьезный и доходчивый урок. Можно с уверенностью сказать, что он уже больше никогда в лифте писать не будет.

В другой раз Гриша схлестнулся на вещевом рынке с лохотронщиками, кидавшими пенсионеров, и схлестнулся очень жестоко. Гриша подошел и стал орать: "Граждане, что же в делаете – это жулики, все они подставные!" Они тут же навались на него всей шоблой, думали отбиться от него. Он бил их серьезно. Шесть человек так и остались лежать. Еще в драке свалили прилавок с ботинками. И это в субботу на рынке, где толпа народа, свидетелей, истеричные тетки… А там еще оказалось, что и милиция работала вместе с лохотронщиками в связке.

Короче, получился форменный скандал. И это притом, что Гриша всегда отличался необыкновенным хладнокровием и спокойствием и был классным снайпером. У него в пользовании была шикарная снайперская винтовка системы AW Купера. Интересно, что при наблюдении из дома он ставил штатив не в самом окне, как иногда показывают, а в глубине комнаты.

Снаружи окно было лишь чуть-чуть приоткрыто, из него ничего не торчало, и поэтому снайпер практически не мог быть замечен при простом осмотре. К тому же в комнате лучше глушился звук выстрела.

Это была его специализация, где он был самым лучшим, хотя вовсе и неплох в рукопашном бою. Однако самый классный мастер рукопашного боя был Семен, который стрелял хотя тоже очень хорошо, но все-таки хуже Гриши. Зато в рукопашном бою равных Семену не было, что безоговорочно было признано всеми. Конечно, если выпустить его на ринг по боям без правил со спортсменом-профессионалом высокого ранга

– неизвестно, кто бы кого победил, поскольку и в боях без правил есть свои правила. В реальной же обстановке, если бы потребовалось захватить чемпиона по боям без правил где-нибудь на улице, то у спортсмена не было бы против Семена никаких шансов. Семен победил бы в любом случае. Был эпизод, когда он попал в довольно щекотливую ситуацию в ресторане одной южной гостиницы. Завязался конфликт – как всегда, из-за женщины. Горячие местные парни уже доставали ножи и жаждали крови, а у Семена в это время была проблема: одна рука была повреждена на тренировке – растяжение запястья – сильно не ударишь.

Так он, выйдя в туалет, сделал там самый простой кистень – завязал в ресторанную салфетку тяжелую хрустальную солонку, и выкрутился без особого ущерба для себя: сразу вмазал троим этим своим доморощенным оружием, а потом уже добил их ногами. Впрочем, если бы не было солонки, он придумал бы чего-нибудь еще. Какое-нибудь оружие непременно можно найти. Например, у Павла всегда был с собой особый брелок для ключей. Мелочь, но в определенной ситуации очень может выручить. И однажды даже уже выручила.

Конечно, даже при всей хорошей подготовке, многое иногда зависело от удачи. У Павла был случай, когда во время схватки внутри салона автомобиля в него из пистолета стреляли прямо в упор – в грудь, и только удар под руку в самый последний момент увел пулю вбок, хотя она и прошла вскользь по бронежилету. Тому гаду все же удалось выстрелить еще раз. Пуля и тут ушла мимо, а затвор при перезарядке рассадил стрелявшему руку. Тут Павел схватился уже прямо за пистолет и с хрустом вывернул кисть. Тогда пистолет удалось буквально выломать чуть ли не вместе с рукой, а потом, уже в рукопашной, достать бандита прямым в голову – наповал.

В другой раз он шел во время зачистки вдоль дома, и пуля снайпера впилась совсем рядом с головой в штукатурку – только едва чиркнула по шлему, но все равно удар был очень сильный. Маленькая неточность

– может быть, подул ветер, у стреляющего устала рука, чуть сбился прицел, снайпера укусил комар или муха – короче, что-то произошло.

Но что бы там ни случилось, ангел прикрыл Павла и отвел от него пулю. Вполне может быть, что до этого происшествия произошла какая-то еще более длинная и сложная цепочка событий, в результате которой Павел тогда остался в живых. И может быть, поэтому осталась жить девочка, которую он месяцем позже спас от рук маньяка. И вот теперь в череде этих якобы случайностей в жизни Павла появилась Даша.

А вот Игоря, лучшего друга Павла, уже не было навсегда. Что можно было об этом сказать? Тоже, по сути, произошло несчастное стечение обстоятельств. Стихийное бедствие. Война. Игорь тогда вдруг сказал:

"Посмотри, Паша, что там у меня на спине?" В спине его была маленькая дырка, из которой текла и пузырилась кровь. "Ты ранен?" – похолодев, глупо спросил тогда Павел. Игорь уже не смог ему ничего ответить.

Размышляя об этом, Павел шагал по родному городу. Когда он дошел до своего временного обиталища, было уже без двадцати семь. Пора было собираться в баню. Он вошел в квартиру, подошел к кровати и погрузил свое лицо в подушку. На подушке, где лежала Даша, еще оставался запах ее волос. Павел с минуту наслаждался им, а потом, сунув в пакет полотенце, вышел из дома.