Глава 1

– С ума сойти, – высказалась за всех Даша. – Кто бы мог подумать…

Она не договорила, но всем и так было ясно, что она имела в виду. Что и говорить, таких ЧП в школе не случалось уже давно. Бесследно пропала, исчезла из родительского дома их одноклассница – Оля Касаткина. Вот уже две недели, как она пропала. Ее искала милиция, и поиски не дали результата. Теперь милиционер пришел в школу снова, и в честь этого даже отменили урок химии, чтобы он успел переговорить со всеми ребятами и узнать все, что хотел.

Был конец апреля, но на улице стояла прямо-таки летняя жара. Все окна в классе были открыты, и у последнего подоконника расположились беспокойной стайкой Даша Рычагова, Света Белова, Дима Проскурин, Слава Рыжов, Вера Бреусова, Ира Бокова, Макс Крайц, Игорь Бочкин и Лена Потапова. Вся дружная компания была в сборе.

– Если он приходит во второй раз, значит, им удалось что-то о ней узнать, – спокойно заметил Макс.

– Ой, ребята, а вдруг что-то страшное? – заволновалась Вера.

– Ты имеешь в виду – самое страшное? – все так же спокойно сказал «лорд-толкователь» Макс. – Тогда зачем милиционеру приходить? Там уже все экспертиза выяснит.

– Макс, какие ты ужасы говоришь! – испугалась Даша. – Хотя, конечно, все может быть…

– Даша, не паникуй, – высказался Игорь. – Вы делите шкуру неубитого медведя. Давайте подождем прихода дяденьки милиционера, выслушаем, что он имеет нам сказать, а потом уже будем судить да рядить. Договорились?

Вопрос был чисто риторический и никакого возражения, разумеется, не последовало. Тем более, что в классе появился уже знакомый персонаж, которого ребята знали как следователя, занимающимся пропажей Оли. Был он, кстати, человеком неординарной внешности: маленький и крепенький, с наголо бритой головой и большими оттопыренными ушами. В общем, не человек, а ходячий анекдот! Только глаза у него были совсем не смешные: большие, карие глаза, в которых застыла навсегда какая-то грустная и добрая улыбка.

В молчании ребята расселись по своим местам, как будто это был обычный урок.

– Вы, наверное, догадываетесь, о чем пойдет речь, – так начал разговор Олег Владимирович, следователь. – Я уже приходил к вам по поводу вашей пропавшей одноклассницы. С грустью должен констатировать, что мы не продвинулись ни на шаг. Известно только одно: она жива и находиться здесь, в этом городе.

По классу пронесся сдержанный гул.

– Кто-нибудь ее видел? – негромко спросил Славка Рыжов. Все шутовство с него как ветром сдуло, сейчас он был серьезен, как никогда.

– Из тех, кто знал ее лично – никто. Но после того, как мы показали ее фотографию по телевидению и дали объявления в газеты, нам звонили люди и сообщали, что видели эту девочку… Или девочку, очень похожую на нее. Одна женщина, увидев Олю возле автовокзала, даже попыталась вступить с ней в беседу, уговаривая хотя бы позвонить домой, но девочка сказала ей, что она ошиблась, что ее никто не ищет… Но все приметы сходились.

– Ну вот, по крайней мере, она жива, – со вздохом сказала Даша.

– Теперь у меня к вам такая просьба, – продолжил Олег Владимирович. – Вы же ее друзья, ее одноклассники! Если повстречаете ее случайно – или, может быть, уже встречали? – обязательно упросите, чтобы она позвонила маме! И постарайтесь уговорить ее вернуться домой. А теперь давайте подумаем вместе, – где она может найти себе убежище? Ведь она не побиралась на вокзале, и, судя по описаниям, выглядела достаточно чистоплотно. У нее была какая-нибудь компания? Взрослые друзья? Или, – Олег Владимирович запнулся, – молодой человек?

За всех ответил Славка.

– Мы ее не очень хорошо знали, – сказал он, поднимаясь, как бы для ответа. – Она была… То есть, я хочу сказать, она очень замкнутая, и ни с кем не делилась.

– Как же так? – растерянно спросил Олег Николаевич.

Воцарилось неуютное молчание.

Конец разговора был, разумеется, скомкан. Следователь не скрывал своего недовольства. Вероятно, он рассчитывал на то, что у пропавшей из дома Оли есть в классе приятели, которые знают о том, где она скрывается, и которые смогут уломать ее вернуться к нормальной жизни.

Урок химии должен был быть последним. Вся неразлучная компания вышла из дверей школы, но домой никому идти не хотелось. И не потому, что погода стояла изумительная, – просто ребята ощущали чувство внутреннего неудобства после разговора со следователем.

– И как же мы это так, а? – вздохнула Светка Белова. – В самом деле, жил человек рядом, а мы о нем и не знали ничего…

– А она к себе подпускала? – пожал плечами Дима. – Ты вон у Ирки спроси, она с ней полгода за партой просидела. Много она о ней знает?

– Да, Ольга меня разговорами не баловала, – кивнула Ира. – Слова по рублю, лишнего не скажет.

– Живого человека проглядели! – продолжала убиваться Светка.

– Да брось ты, – успокоил ее Дима. – Она же не выглядела несчастной и заброшенной. Вполне самостоятельная, уверенная в себе… С таким апломбом держалась, куда там! По-моему, у нее действительно была какая-то компания: я ее однажды видел на бульваре с какими-то парнями.

– Что ж ты следователю ничего не сказал? – удивилась Даша. – Он же спрашивал!

– Да ну, – легкомысленно отмахнулся Дима. – Во-первых, это довольно давно было. А во-вторых, они так прилично выглядели. Всего было человек шесть, и куда-то они весьма целеустремленно направлялись. И не только парни, – там и девчонки были. И все очень прилично выглядели, надо сказать! Правда, ни одного знакомого лица не было.

– Зря ты все же не сказал следователю, – рассудительно заметила Даша. – Он для этого и приходил все-таки.

– Ну, запилите теперь! – огрызнулся Дима. – Надоело! Да найдется она, никуда не денется. Еще в прошлый раз следователь говорил, что она, наверное, с матерью поругалась, и после этого ушла. Со всеми бывает. Переходный возраст!

– Вообще-то, Касаткина не похожа на человека, у которого переходный возраст, – спокойно заметила Даша. – Она такая невозмутимая всегда, по крайней мере, в школе. Может, она дома по-другому держится…

* * *

Даша как в воду глядела. У Оли Касаткиной было как бы две жизни: одна в школе и на улице, на виду у всех, а другая – домашняя жизнь, потаенная. И если бы кто-нибудь из одноклассников узнал бы об этой второй жизни, – он бы очень-очень удивился!

На самом деле, Оля не была невозмутимой и самостоятельной. По большому счету, она не была даже особенно уверенна в себе. Просто как-то получилось, что она не нашла себе в классе друзей, несмотря на симпатичную внешность и стильный вид. Ну, а потом решила: нет и не надо! А, так как внешне, она выглядела довольно взрослой особой, то ей ничего не стоило натянуть на себя маску презрительной независимости. И эта маска пристала к ней так основательно, что, кажется, захоти она с ней расстаться, – ничего бы не вышло! Так и получилось, что Олю в классе считали отрезанным ломтем, человеком, который всегда сам по себе, и никто ему, по большому счету, не нужен.

А, между тем, Оле очень нужны были друзья. Неизвестно, когда она это осознала, но особенно остро это почувствовалось с приближением весны. Как-то необыкновенно пах воздух, и небо было особенным, и по вечерам на город опускались такие красивые и романтичные сумерки… Хотелось ходить по улицам с кем-то очень близким, хотелось смеяться, разговаривать, делиться самым сокровенным… Но с кем могла бы Оля поговорить? Она привыкла считать своих одноклассников, может, потому, что повзрослела раньше них, какими-то недотепами.

Что их интересует, всех этих вертушек, кроме дурацких журналов «Cool gerl», тряпок и косметики? А мальчишки только и делают, что говорят о компьютерных играх и прочей белиберде, совершенно нестоящей внимания!

Не давая себе труда обратить более пристальное внимание на тех, кто рядом с ней, не интересуясь их внутренним миром, Оля все глубже и глубже уходила в раковину своего одиночества, и все естественней выглядела у нее на лице надменная маска, так что к ней и подступиться опасались! А она словно застывала в собственной ледяной броне.

Дома все было по-другому. Дома были любимые книги, которые можно было читать и перечитывать, представляя себя на месте любимых героев и разговаривая с ними. Дома был клетчатый плед на старой тахте, и плюшевые игрушки, милые, теплые игрушки. Там могло быть так хорошо! Но вот мама… Мама определенно не понимала свою дочь.

– Я тебе удивляюсь! – высказывала она Оле. – И в кого ты у меня такая дохлятина? Ты посмотри: я же выгляжу моложе и бодрей чем ты!

Мама в молодости была гимнасткой, но после травмы оставила спортивную карьеру на самом пике. Такая беда могла бы сломать кого угодно, только не Олину маму! Она стала тренером по аэробике и смогла добиться успеха и на этом поприще. Ее занятия были очень модными, на них записывались самые состоятельные дамы, и Олина мама очень неплохо зарабатывала. Но, к сожалению, на то, чтобы заниматься дочерью и домом, у нее времени не хватало. Она уже давно перестала сама скакать перед пыхтящими толстыми тетеньками, над которыми Оля так весело хихикала, когда была маленькой. Мама теперь была директором клуба здоровья, и свободного времени у нее не оставалось совершенно.

Оля ее почти не беспокоила. Несмотря на частые советы «встряхнуться» и «не быть лапшой», Татьяна Викторовна считала, что дочь растет счастливой. У нее ведь было все, что она хотела! Она могла купить любую видеокассету, любой понравившийся диск, любую приглянувшуюся тряпку! Пребывая в этой, конечно же, весьма уютной уверенности, Татьяна Викторовна не особенно приглядывалась к тому, что интересует дочь, а если бы пригляделась, то была бы поражена тем, какие слезливые мелодрамы смотрит дочка, какую печальную музыку она слушает.

В голове у девочки была невероятная мешанина: там душераздирающие голливудские кадры, с тонущим ДиКаприо или влюбленным Бредом Питом, шли в музыкальном сопровождении «Реквиема»; там Андрей Болконский приглашал ее, прекрасную княжну Ольгу на тур вальса… Но от всех этих фантазий и мечтаний, Оле только становилось все хуже и хуже.

В тот серенький зимний денек, один из тех теплых, раскисающих деньков, когда в воздухе уже чувствуется нежное дыхание весны, Оля брела домой из школы в более грустном настроении, чем обычно. Сегодня она не пошла, как всегда, по бульвару, а решила прогуляться по переулкам, хотя зимой там обычно был страшный гололед. Но Оле хотелось спрятаться от городского шума в тишину этих маленьких двориков, побыть после напряженного школьного дня наедине со своими мыслями, пусть и не очень веселыми, зато привычными.

Она шла по желтой дорожке из песка, и вдруг заметила впереди две фигуры. Это были Даша Рычагова и Игорь Бочкин. Даша явно была в самом веселом расположении духа: отбегая на несколько шагов, она сгребала горсть снега, быстро лепила снежок и кидала в Игоря. Тот смеялся и отмахивался от нее, пытался поймать за руку, но кокетливая девчонка выворачивалась, отбегала на несколько шагов и повторяла свой маневр со снежком сызнова. Наконец Игорь, отчаявшись утихомирить подружку, стал бороться с ней ее же орудием, – начал лепить снежки и кидать в ответ. Но Даша была верткая, как змейка, и тяжеловатому Игорю трудно было попасть в нее своим снежным снарядом, а вот брошенные девочкой снежки неизменно поражали цель.

Оля наблюдала за этим ледовым побоищем, сначала автоматически, а потом уже осознанно. Ей стало смешно: как маленькие, честное слово! Носятся, визжат… Эта Даша, в общем-то, неплохая девчонка, но зачем она бегает, как припадочная? Лицо все красное, из-под замшевой шапочки выбились светло-русые пряди, и перчатки, наверное, мокрые… То же мне, удовольствие!

Но Оля кривила душой. Она мучительно завидовала Даше, что вот, она такая простая и веселая, может себе позволить визжать, бегать, хватать снег руками, не боясь потерять лица… А больше всего тому, что она идет с мальчишкой, с настоящим, не придуманным, что она может себе позволить поиграть с ним.

Даша все же угомонилась. Игорь поймал ее за рукав и, взяв за руку, укоризненно покачал головой, и что-то сказал. Даша отмахнулась, но он принялся стягивать с ее рук насквозь промокшие вязаные перчатки, снял их и положил к себе в карман, а потом стал дышать на покрасневшие, озябшие Дашины пальчики, согревая их своим дыханием, растирая их и что-то приговаривая. Наконец, он достал их кармана свои перчатки, замшевые, теплые, и, чуть не насильно, натянул их Даше на руки.

После окончания этой процедуры, они пошли дальше, а Оля осталась стоять на месте, не в силах справиться с комом, который внезапно встал в горле. Этот ком ворочался и царапался, и, к своему удивлению, Оля почувствовала, что у нее на глазах выступают слезы.

Не в силах больше глядеть на удаляющиеся фигуры Даши и Игоря, она резко свернула и вышла на бульвар, и там дала волю слезам. Плохо ориентируясь в пространстве из-за соленой влаги, застилающей глаза, она нашла скамейку и села на нее, даже не смахнув снега, уронила лицо в ладони, и старалась только не очень громко всхлипывать, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь неделикатное внимание. Впрочем, бульвар был почти пуст.

– У вас случилась беда? – прозвучал над головой чей-то голос.

Не поднимая глаз и досадуя на непрошеного доброхота, Оля помотала головой: нет, нет, ничего у меня не случилось, только отвяжись ради бога!

– Мне кажется, вам нужна помощь, – продолжал все тот же голос.

Оля подняла глаза, чтобы отшить надоедливого помощника. Но, увидев его, сразу же передумала это делать. И даже не только потому, что голос принадлежал очень симпатичному молодому человеку лет восемнадцати. Просто глаза незнакомца лучились самым неподдельным сочувствием и были очень-очень добрыми, такими добрыми, что, казалось, у человека не могло быть таких чудесных глаз.

И Оля, кажется, тоже произвела определенное впечатление на молодого человека, потому что он застыл на минутку, а потом, стряхнув с себя оцепенение, очень вежливо спросил:

– Вы позволите мне сесть рядом с вами?

Оля кивнула.

– Только… Только здесь снег… – пробормотала она, и сама не узнала своего голоса.

– Это совершенно неважно, – заверил ее молодой человек и сел рядом. – Если вы сидите в снегу, то почему бы и мне этого не сделать?

– Вы простудитесь, – пробормотала Оля, зажмурившись и сама ужасаясь: «Что за чепуху я говорю»!

– Если вы немедленно не расскажете мне, кто вас обидел, и что произошло, клянусь: я просижу здесь всю ночь, заболею и умру!

– Не надо, – взмолилась Оля, глядя в упор на незнакомца.

Она сознавала что, наверное, выглядит глупо, что не стоит смотреть на малознакомого человека во все глаза с таким откровенным восхищением, что это просто-напросто неприлично… Но она ничего не могла с собой поделать.

– Тогда рассказывайте, – ласково улыбнувшись, сказал молодой человек и, словно прочитав Олины мысли, прибавил:

– Может быть, вам кажется, что неприлично беседовать с незнакомым молодым человеком? Тогда давайте я вам представлюсь, а вы, ежели пожелаете, можете сохранить инкогнито. Меня зовут Артур.

– А я Оля, – сказала девочка дрожащими губами.

– Благодарю, – наклонил голову Артур, как будто Оля оказала ему невесть какую честь, назвав свое простенькое имя. – Так что же с вами случилось, Оля?

Самой Оле вдруг все ее неприятности показались надуманными и детскими. Она вдруг подумала, что если бы Артур все время смотрел на нее своими ласковыми карими глазами, то она, наверное, больше и ничему на свете не печалилась бы.

– Я… Я почувствовала себя ужасно одинокой, – сказала Оля и покраснела. Ей показалось, что это прозвучало как-то ужасно по-детски. «Я в его глазах выгляжу хнычущей малышкой. Нужно срочно сказать что-нибудь умное» – решила Оля. – «Иначе он поднимет меня на смех».

Но Артур не стал смеяться. Глаза у него были все такие же добрые и серьезные, и девочке показалось, что он смотрит на нее с пониманием. Тогда ее словно прорвало:

– Я так одинока! Я всегда и везде одна, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг, никого! И мама все время занята, а если она и решает со мной пообщаться, то только для того, чтобы сообщить, что я как-то не так живу, не так выгляжу и не тем занимаюсь! Мне даже не с кем поговорить, – все вокруг придурки какие-то, все интересы на уровне каменного века!

И Оля, уткнувшись в ладони, снова заплакала. Она не хотела плакать, но слезы сами текли по лицу.

– Ну-ну, не стоит плакать, – тихо сказал Артур, прикасаясь к ее плечу, и эта фраза из его уст прозвучала не как банальное утешение, а как какой-то весомый аргумент, так что Оля прекратила плакать, но не подняла лица от ладоней.

Она знала, что из-за очень белой и нежной кожи, на лице сразу выступают красные пятна, и не хотела, чтобы Артур увидел ее такой зареванной и страшной.

– Все мы одиноки перед лицом Вечности, – задумчиво сказал Артур. – Подумайте, все эти люди, которым вы позавидовали, эти люди, которые дружат и любят, или думают, что дружат и любят! – они точно так же одиноки перед тем, что нас ждет там, за последней чертой…

Оля оцепенела. С ней никто никогда так не разговаривал, никто не излагал таких мыслей. Правда, она сама не раз думала об этом, но только в других выражениях, и скорей умерла бы, чем посвятила кого-нибудь в свои размышления! Еще одно обстоятельство ее поразило: откуда Артуру стало известно, что она позавидовала людям, которые дружат и любят? Она спросила об этом, забыв даже о красных пятнах на коже.

– А как вы догадались, что я… Ну, что я позавидовала кому-то?

– Это очень просто, – улыбнулся Артур, и Оле вдруг показалось, что его глаза совсем рядом, что они затягивают ее в свою бархатную глубину.…

– А, впрочем, я не смогу вот так сразу объяснить. Считайте, что это интуиция. Или мне подсказало сердце.

Девочка чуть-чуть улыбнулась.

– Оля, да вы совсем замерзли! – вскрикнул Артур. – У вас губы дрожат от слез или от холода?

– Я действительно замерзла, – вздохнула Оля. Ближе к вечеру стало холодать.

– Знаете, Оля, мне ужасно не хочется сейчас с вами расставаться! – заявил Артур и у Ольги громко стукнуло сердце. – Но вы, наверное, торопитесь домой?

– Н-нет… Пока еще нет, – сказала Оля, совсем оробев. – То есть, у меня есть еще время.

– Я так и понял, – с улыбкой ответил Артур. – Тогда вы ничего не имеете против того, чтобы зайти вон в то уютное кафе и выпить там по чашечке кофе с пирожным?

Ольга смогла только кивнуть. Все остальное прошло для нее как в сладостном сне. Они сидели в кафе за круглым столиком, застеленном клетчатой скатертью, пили горячий, как огонь, крепчайший кофе. Оля ела какое-то пирожное, но даже не заметила какое, потому что все ее внимание было устремлено на Артура. А он говорил с ней, говорил так, что все печали таяли, как снег под лучами первого весеннего солнца.

Потом Оля спохватилась, что времени уже много, что ей еще нужно сделать заданные на дом уроки, которых было вообще-то довольно много… Она не знала, как сказать об этом Артуру, но он снова проявил редкостное понимание.

– Вам, наверное, пора домой? – спросил он.

Наверное, парень просто заметил, что девочка украдкой посматривает на часы и нетерпеливо ерзает, но Оле это показалось очередным чудом проницательности.

– Да, – прошептала она и, чуть было, не рассказала насчет домашнего задания, но кое-как удержалась. – Мне пора.

– Вы позволите мне проводить вас?

Оля часто закивала.

Уже сгустились ранние зимние сумерки, когда они вышли на улицу. Артур продолжал беседовать с Олей, но теперь она его уже не слушала. Ей стало страшно: сейчас этот парень проводит ее до дома и уйдет, уйдет опять в тот неведомый, мудрый и добрый мир, откуда он так внезапно появился. Разве он может ею по-настоящему заинтересоваться? Она ведь всего лишь девчонка, да еще девчонка растерявшаяся. Почему она все это время ничего не говорила, а только слушала его? Он, должно быть, счел ее круглой дурочкой!

– Вот мой дом, – сказала Оля непослушными губами. – Мы пришли.

– Уже? – огорчился Артур. – Оля, не сочтите за наглость… У меня есть к вам одна просьба. Вы не могли бы дать мне ваш телефон?

Девочка чуть не подпрыгнула от радости. Как все просто, а она так боялась! Запнувшись, она выговорила номер своего телефона.

– Спасибо, – сказал Артур, пряча записную книжку. – Когда вам можно позвонить?

И тут Оля расхрабрилась.

– Я почти все время дома по вечерам, – сказала она, глядя Артуру прямо в глаза. – Позвоните мне как можно скорее.

Она повернулась и пошла в подъезд, стараясь двигаться как можно изящнее.

Татьяна Викторовна сегодня пришла домой немного раньше, чем обычно. Она сделала это нарочно: действительно, что-то слишком мало внимания она стала уделять своему домашнему очагу. А дочка в таком тревожном возрасте… Правда, до сих пор она не беспокоила Татьяну Викторовну, – похоже, ее интересовали только книги, классическая музыка и хорошее кино. Любая другая мать только радовалась бы такой дочери; это Татьяна Викторовна знала по разговорам посетительниц ее клуба. У тех с дочерьми была масса проблем: то дочь злоупотребляет косметикой, то приходит поздно, то от нее пахнет табаком, учебу забросила, ничего кроме «Колобка» не читала, в голове только мальчики…

Но Татьяну Викторовну, как женщину разумную, заботило общее развитие дочери. Она знала, что в Олином возрасте пора интересоваться мальчиками и нарядами… И вот сегодня она ушла с работы пораньше, купила по дороге домой продуктов, заехав в супермаркет, испекла печенье, которое Оля так любила, когда была малышкой… Надо же, – сто лет не стояла у плиты, не пекла вкусненького. Все дела, дела!

Дочери долго не было, и Татьяна Викторовна уже начала беспокойно выглядывать в окно. И заметила издалека хрупкую фигурку Ольги в беличьем полушубке, а рядом с дочкой шел высокий молодой человек в белой куртке и без шапки. Татьяна Викторовна, было, подумала, что это кто-то из одноклассников, но вот парочка попала в свет фонаря, и обеспокоенная мать увидела, что молодому человеку, по меньшей мере, лет восемнадцать.

Немного утешило ее то, что Оля и мальчик даже за руки не держались: просто шли рядом, очевидно, увлеченно о чем-то разговаривая. Около подъезда они остановились, молодой человек вытащил записную книжку и стал в ней что-то царапать. Ага, значит, они только что познакомились, и теперь Лелька дает ему свой телефон!

Татьяне Викторовне вдруг стало неудобно подглядывать, словно она делала что-то очень дурное. Кто знает, может, этот мальчик поцелует дочь на прощание… Но не успела мать отойти от окна, как все кончилось. Оля развернулась и побежала к подъезду, и Татьяна Викторовна невольно залюбовалась ее точеной фигуркой и тем, как она красиво и свободно бежит, помахивая своей сумкой на длинном ремне…

Задумавшись, Татьяна Викторовна отошла от окна и прошла в прихожую, чтобы дочери не пришлось рыться по карманам, разыскивая ключи. Она открыла дверь и тут подъехал лифт.

– Привет. Ты дома? – удивилась дочь. Видно было, что она замерзла: губы совсем побелели, но зато как ярко блестят ее зеленые глаза!

– Вот, пораньше пришла, – тихо сказала Татьяна Викторовна, подумав, что если бы дочь все время так выглядела, то ее можно было бы считать красавицей. У Ольги были правильные черты лица, но это лицо часто портили признаки меланхолии: опущенные вниз углы рта, потухший, замутненный взгляд. Точно так же ее фигуру портила сутулость. Но сейчас совсем другое дело, у нее даже плечи распрямились!

Татьяна Викторовна ожидала, что дочь захочет посидеть с ней на кухне, попить чаю с печеньем, поболтать и посмеяться, как это бывало раньше, еще до того, как мама стала день и ночь пропадать на работе… Но у Оли были свои планы. Она только на минутку появилась в кухне, посмотрела в окно и ушла к себе.

– Оля! Ужинать! – крикнула Татьяна Викторовна. По давно установленному неписаному правилу она не входила в комнату к дочери без ее приглашения.

– Я не хочу, – звонко отозвалась Оля. – Мне уроки надо делать.

Пожав плечами, Татьяна Викторовна отошла от двери. Что ж, наверное, дочь пережила достаточно много новых впечатлений, и ей нужно побыть немного в одиночестве, чтобы их все переварить. Жаль, конечно… Могла бы и поговорить, поделиться.

Между тем, Оле действительно было о чем подумать. Она открыла учебник, достала тетрадь, но до алгебры ли ей было теперь! Машинально покусывая кончик ручки, она вспоминала все, что сегодня случилось, вызывая в своей памяти все слова, сказанные Артуром. Она искала новых, глубоких значений в его фразах, и убеждалась, что Артур, – самый лучший, самый умный и утонченный человек на свете, что его словно создала и послала навстречу Оле какая-то могущественная сила. А какой он красивый! Какая у него гладкая и смуглая кожа, какие нежные карие глаза, какие густые волосы! И вел он себя очень прилично, даже сдержанно. Обычно парни такие нахальные, а Артур даже на «ты» не перешел до конца вечера…

Тут Оле пришло в голову, что это она должна была, согласно правилам этикета, предложить ему перейти на «ты», и пообещала себе мысленно исправить это упущение в следующий раз.

– Только вот не знаю, будет ли следующий раз, – со вздохом сказала Оля своему отражению в старинном зеркале. – Кажется, я выглядела полной идиоткой. Но если бы он не хотел поддерживать со мной знакомства, то, наверное, не стал бы просить у меня телефон, правильно?

Оля вздохнула и принялась за алгебру. Еще чего не хватало, наполучать двоек!

Вечер прошел в бесконечных мечтах, но теперь их главным героем был уже не Андрей Болконский и не ДиКаприо, а вполне реальный юноша, кареглазый и смуглый, самый красивый и понимающий на свете.

Следующий школьный день был ужасно скомканный. Оля как на иголках сидела и просто-таки смущала учителей и одноклассников своей небывалой активностью.

– Что это сегодня с нашей снежной принцессой? – шепотом поинтересовался Славка Рыжов у Иры Боковой, Олиной соседки по парте.

– Понятия не имею, – пожала плечами Ира. – Она даже снизошла до беседы со мной – сказала, что у меня красивая заколка и спросила, где я такую взяла, представляешь?

– Представляю, – ухмыльнулся Славка. – Весна скоро, даже такие холоднокровные зашевелились.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Ира, хотя отлично все поняла.

– Чего-чего, – подмигнул Славка. – Влюбилась она, вот чего!

– Да брось ты, – с сомнением протянула Бокова.

А зря она сомневалась! Оля и правда была влюблена, влюблена с первого взгляда и по гроб жизни. Правда, сама она себе в этом не признавалась, считая, что просто увидела, нашла наконец-то такого человека, который поймет ее, и чьи мысли так схожи с ее собственными! Олю жгло нетерпение: быстрей бы оказаться дома и, заняв себя какой-нибудь книгой или фильмом, ждать телефонного звонка.

Но все получилось гораздо быстрей, и гораздо прекрасней, чем она ожидала. Оля торопливо оделась в гардеробе и выскочила на бульвар, сказав самой себе, что будет лететь, как птица, только чтобы, как можно скорее оказаться дома, рядом с черным блестящим телефоном! Она пробегала по бульвару, и тут кто-то негромко окликнул ее. Не веря своим ушам, она повернула голову и увидела Артура, который сидел на той же самой скамейке, на которой они познакомились вчера.

– Здравствуй, – сказал он, поднимаясь ей навстречу.

– Здравствуй… А что ты здесь делаешь? – сморозила Оля и смутилась.

– Ничего особенного, – виновато усмехнулся Артур. – Я думал – если я вчера тебя здесь увидел, то почему не могу увидеть сегодня? И вот, пришел.

Оля молчала, не зная, что сказать. Она была ужасно рада тому, что Артур так романтично пришел и ждал тут, словно на свидании. Жалко только, что никого из одноклассников не видно. Вот бы обалдели все эти глупые вертушки, если бы увидели, какой молодой человек ждал ее, Ольгу!

Поймав себя на такой недостойной мысли, Оля смутилась, а Артур принял это на свой счет.

– Я зря пришел? – спросил он виновато.

– Что ты, вовсе нет! – запротестовала девочка. Она была рада еще и тому, что ей удалось назвать Артура на «ты», и что он сам воспринял и перенял это обращение.

– Пойдем погуляем? – предложил он.

На этот раз Оля решила больше разговаривать, чтобы Артур не думал, что она двух слов связать не может. Она рассказывала про свои книги, диски, кассеты, про своих друзей детства: зайца Прошу и ежика Сяпу, про свой дом, где она проводила больше всего времени. Когда они наконец-то пришли к подъезду Олиного дома, у нее уже сформировался вполне определенный план. Она решила пригласить Артура к себе в гости, но не знала, в каких выражениях это сделать. По счастью, он сам подсказал ей выход, когда сказал:

– А сегодня гораздо теплее, чем вчера, правда? И снег начал таять. Потом подмерзнет, – будет гололед, а сейчас у меня ботинки насквозь мокрые.

– Нельзя ходить в мокрой обуви! – заявила Оля безапелляционно. – Давай зайдем ко мне и посушим твои ботинки возле батареи.

– Странный повод для первого визита в дом к девушке! – засмеялся Артур. – Но, видно, деваться некуда!

– Точно! – тоже засмеялась Оля.

Они поднялись на пятый этаж, и девочка открыла квартиру.

– У тебя никого дома нет? – спросил Артур.

– Нет. Мама допоздна на работе пропадает, – вздохнула Оля.

Пяти-комнатная квартира, недавно отремонтированная и заново обставленная, произвела, как видно, впечатление на парня.

– И вы вдвоем тут живете? – спросил он, обернувшись к Оле.

– Да, – хмуро ответила она. – Ты не думай, это не так уж и здорово. Особенно когда сидишь тут одна целыми днями…

– Тебе, наверное, одиноко? – понимающе спросил Артур, и когда Оля кивнула, он продолжал:

– Ты знаешь, мне кажется, я понял, почему ты так часто чувствуешь себя одинокой. Просто ты другая, ты иная, чем все эти люди… Тебе нужны единомышленники, люди, которых не волнует мелкая суета этого мира.

– Да, – сказала Оля. Больше всего на свете она сейчас боялась сказать какую-нибудь ерунду, и потому решила быть немногословной и значительной, чтобы выглядеть интересно. Немного подумав, она добавила:

– Знаешь… Мне бы еще хотелось быть похожей на тебя.

– В каком смысле? – спросил Артур и Оле вдруг показалось, что он очень обрадовался чему-то.

– Ну, мне бы хотелось быть такой же веселой, уравновешенной, спокойной… Хотелось бы обо всем так же судить. Я знаю, это приходит с опытом, про это все говорят.

– Ерунда, – ласково перебил ее Артур. – Просто я занимался на одних курсах… Я и сейчас там работаю.

– А что за курсы? – заинтересовалась Оля.

– Как тебе сказать… Вообще-то, это называется несколькими довольно сложными словами. Но на самом деле это просто искусство познать себя и привести свой организм в равновесие со всем окружающим миром: с природой, с мегаполисом, с другими людьми. Меня просто научили поддерживать это равновесие, которое так часто нарушается, понимаешь? И еще у меня появилось много новых друзей.

У Оли загорелись глаза.

– А ты меня можешь, ну… Туда повести? – сказала она и смутилась. Что она себе позволяет, на самом деле! После двух дней знакомства напрашивается таким беспардонным образом!

Но, кажется, все было в порядке, потому что Артур смотрел на нее спокойно и ласково.

– Могу, – сказал он задумчиво. – Ты действительно хочешь этого?

«Как он серьезно ко всему относится» – подумалось Оле. «И как это здорово!»

Впрочем, ей все в Артуре казалось замечательным.

Потом они пили чай с печеньем на кухне, разговаривали о каких-то незначительных вещах, а Оля могла думать только об одном, – когда Артур возьмет ее на эти свои курсы? Она знала: он не обманет ее, но ей хотелось как можно скорее попасть туда, познакомиться с друзьями Артура и найти с ним еще одну общую тему для разговора, еще одну точку соприкосновения…

Скоро Артур ушел. Оля долго смотрела в окно, глядя, как он удаляется, и душа ее пела. Он сказал: «Я скоро позвоню». Он скоро позвонит! Она ему нравится! Это видно, это понятно!

В этот вечер уроки были забыты. Оля лежала на своей любимой тахте, слушала музыку и мечтала.

На следующее утро Татьяна Викторовна была немало удивлена: дочь, которая очень мало времени уделяла своей внешности, теперь закрылась в ванной на целый час и вышла оттуда совершенно преображенной. Она по-новому причесалась: не стянула свои длинные прямые волосы в старомодный «конский хвост» с помощью дешевой резинки, а вымыла, как следует, расчесала их и сделала косой пробор, закрепив кокетливыми заколочками, которые мама купила ей уже давно, но все не могла уговорить носить.

Косметикой Оля не пользовалась никогда, да и незачем ей было: кожа у нее была гладкая и ровная, что редкость в подростковом возрасте, брови и ресницы черны без туши, а пухлые губы алели, словно накрашенные. Но сегодня ей хотелось чего-то особенного, хотелось выглядеть взрослее и старше, поэтому она чуть-чуть подвела глаза по верхнему веку тонкой черной чертой, слегка напудрилась и воспользовалась полупрозрачными румянами.

С удивлением Татьяна Викторовна заметила, что дочь накрасилась мастерски, хотя никто ее этому не учил. Правда, в доме водились журналы, которые покупала для себя Татьяна Викторовна, и дочь могла почерпнуть кое-какие наставления оттуда. Хотя, мама никогда не видела, чтобы Оля заглядывала даже на полку, где лежали эти журналы… Ну что ж, значит, всему свое время. Дочь повзрослела.

И Татьяна Викторовна в своем сознании связала это внезапное повзросление с появлением молодого человека, который тогда провожал Олю. Про себя она решила, что не будет препятствовать встречам дочери с этим мальчиком. Ну и что ж, что он немного старше, это значит, что он серьезней будет к ней относится. Если уж он так благотворно подействовал на Олечку, – нет смысла ограждать ее от этого влияния.

А вот в школе на Олин макияж никто не обратил внимания, и ее впервые это задело. В принципе, девочке было наплевать на своих драгоценных одноклассничков. Но почему они ведут себя так, словно ее не существует на свете? Она сознавала, что сама все время старалась привлекать к себе как можно меньше внимания, что сама выпала из жизни класса и по своей вине не завела себе друзей. Но теперь ей уже было все равно: у нее есть Артур и скоро появятся еще друзья!

Артур позвонил на следующий вечер, когда Оля уже извелась от ожидания. Она сердилась на Артура, она уже думала, как он мог так обмануть ее, не оправдать ее надежд… Оля уговаривала сама себя, что у человека могут быть разные дела, что нельзя же встречаться каждый день… Но душа ее рвалась и кричала, что дел у человека никаких быть не может, а встречаться каждый день не только можно, но и обязательно нужно!

Но долго сердиться Артура она не могла, и потому, когда узнала его голос в трубке, – обрадовалась так, что долго и слова не могла выговорить в ответ! А когда пришла в себя, то наконец-то поняла, о чем говорит Артур: он звал ее на свои курсы, говорил, что зайдет за ней завтра и поведет туда, что он там уже говорил об этом и ее все ждут и хотят видеть, что он всем своим друзьям уже рассказал, какая она замечательная, и все теперь желают с ней познакомиться…

Оля положила трубку и подошла к зеркалу. Ее щеки разрумянились без краски, глаза стали глубже и приобрели таинственный блеск, губы были полуоткрыты. Оля смотрела на себя в зеркале и очень себе нравилась, она чувствовала, что именно с этого момента, именно с этой ее новой красоты, начинается какой-то важный этап в жизни…

– Кто там? – спросила Даша, удивившись такому позднему визиту. Отец был в командировке, бабушка легла спать рано. Только Даша, закончив работать над домашним заданием, засиделась у телевизора.

– Мышка, это я, Света!

Даша открыла дверь.

– Ты чего бегаешь по ночам? – удивилась она. – Случилось что-нибудь?

– То же мне, ночь, – хмыкнула Света, входя. – Время-то детское. А тут такая новость!

– Ну?

– Ольга Касаткина вернулась!

– Да ты что?

Преувеличенно демонстрируя удивление, Даша бессильно села на пуфик, стоящий в прихожей.

– А ты откуда знаешь?

– Ха! Будущие журналисты должны все знать и повсюду успевать. Мамина сотрудница в клуб здоровья ходит, где Ольгина мать директрисой. Она и рассказала.

– Погоди, да ты расскажи, где Касаткина пропадала?

– Она же ходила последнее время на какие-то курсы парапсихологии, что ли… Ну вот, у них там был назначен семинар в другом городе. Вот она и махнула туда, представляешь?

– А что же никого не предупредила? Хотя бы записку оставила, или позвонила бы потом!

– Она сказала, что написала записку, но, вместо того, чтобы оставить ее, по забывчивости сунула в свою сумочку. Так и уехала, и не нашла ее потом.

– Ох, и влетит ей!

– Да ладно, не влетит. Хотя и стоило бы. Там ее мать от радости чуть с ума не сошла! Так что все ей сойдет…

Девочки еще немного поболтали, и Даша стала провожать гостью.

– Беги, Светка, а то поздно. Еще и ты пропадешь, – что делать будем?

– Ну ладно, побегу. Увидимся завтра в школе.

Разумеется, на следующий день в школе все внимание было приковано к Оле. А она выглядела хорошо, как никогда, и, казалось, совсем не обращала внимания на заинтересованные взгляды одноклассников. Тут только все заметили, что Оля очень переменилась. Она была бодрой и веселой.

– Наделала всем хлопот, а сама вон какая радостная, – то и дело слышались шепотки со всех сторон.

Но с самой Олей никто заговаривать не решался из-за какого-то внутреннего неудобства. Только классная руководительница, неугомонная Ада Игнатьевна, завидев Олю, сразу же сочла нужным высказаться:

– Что же ты, Касаткина? Неужели трудно предупреждать? Ты оторвала от дела многих людей, заставила волноваться своих товарищей.

– Извините, пожалуйста, – громко ответила Оля, и многие в классе вздрогнули от того, как звонко и уверенно прозвучал ее голос. – Извините, – Оля обвела глазами класс, словно извинялась перед всеми и быстро села на свое место.

– Прямо принцесса Диана, – хмыкнула Лена Потапова, глядя как невозмутимая, ясноглазая Оля садится на свое место, как встряхивает гривой непокорных светлых волос и осматривается по сторонам с чувством собственного достоинства. – Есть же на свете люди, у которых все хорошо. А тут хоть руки на себя наложи…

Ее соседка по парте Вера испуганно отодвинулась. Не то, чтобы ей незнакомы были Ленины проблемы, она просто не ожидала от нее таких слов. Разумеется, у Лены неприятности, у нее безответное чувство. Но нельзя же так переживать! Сама Вера буквально месяца три назад страдала и мучалась от неразделенной симпатии к Кириллу Ханееву, симпатичному неформалу. Он привлек ее сердце своей неподражаемой иронией, виртуозной игрой на гитаре и массой прочих зримых и незримых достоинств. Один только недостаток был у Кира:– ну никак он не хотел отвечать Верочке взаимностью!

Но у Веры была своя гордость, она не стала надоедать мальчику изъявлениями своих чувств, не стала ходить за ним хвостиком, как это делала, скажем, Галя Филипова, подружка бывшая! Вот у нее-то никакой гордости нет, она за Кириллом на цыпочках бегала и выпросила у него разрешение говорить всем, будто они дружат! Ну и добилась того, что он ее отшил прилюдно.

Сама же Верочка пострадала немного, используя это чувство, как стимул для творчества. На какие чудесные картины вдохновила ее безответная любовь! А потом чувство, не получавшее подпитки, само по себе сошло на нет, ничего, кроме пользы, Верочке не принеся. Другие же девчонки не умеют так, и Ленка Потапова из их числа.

Как она бегала за этим красавчиком, будущим дипломатом, а, на данный момент, – обычным выпендрежником Димой Проскуриным! Он считал ее своей девчонкой, это правда, но обращался, как с рабыней. Никогда не подарил ни букета цветов, никакой пустяковины, разговаривал с ней презрительно и холодно, все время раздражался, и на праздновании Нового года оскорбил ее прилюдно, так и сказав – при всех и в глаза! – что она ему смертельно надоела… Даже у Ленки хватило гордости не продолжать отношения с этим грубияном. Уже после того, как он прилюдно извинился перед ней, Лена не захотела вернуться к прежним отношениям.

А Дима, надо сказать, и сам не очень-то к этому рвался. Но только вот Лена не на шутку страдала, между тем, как мальчик ничего такого не испытывал.

– Ты все по Димке страдаешь? – шепотом спросила Вера у своей соседки. Лена только плечиком дернула, делая вид, что внимательно вслушивается в объяснения Ады Игнатьевны.

Но Веру обмануть было трудно: в том, что касается сердечных дел, она за последнее время приобрела какое-то удивительно тонкое чутье. Но продолжать разговор с Потаповой она не стала: во-первых, все же урок идет, а во-вторых, что ж делать, если Лена сама не хочет, чтобы друзья ей помогли? Вера знала, что помощь в сердечных делах со стороны товарищей никогда ни к чему хорошему не приводит, и хорошо еще, если не вредит!

Между тем Лена чувствовала себя очень несчастной. На какое-то время дружба с Димой заменила ей все, затмила весь мир и стала главным предметов ее мечтаний и планов на будущее. Она ни о чем другом и думать не могла, и не представляла себе жизни без Димы!

Именно после того, как он обратил на нее свое благосклонное внимание, она стала более уверенной в себе: ну, как же, первый красавец класса согласился с ней дружить! Теперь же, когда отношения с Проскуриным были разорваны, и надежд на их возобновление не было никаких, Ленино самомнение очень сильно пострадало. Она не была согрета вниманием (пусть даже и относительным) самого красивого мальчика, она давно лишилась своей поэтической славы, потому что в пылу нового чувства совсем забросила поэтическую тетрадь, и она, наконец-то, прозрела, поняв, что вокруг сколько угодно девчонок красивей ее, стильней, чем она, да и умнее, в конце концов!

Вон, хотя бы, та же Касаткина. Никто на нее внимания не обращал, как будто ее и не было, Лена даже. с трудом могла припомнить, как она выглядит, а она, между тем, глядите, как приподнялась! Интересно, что с ней такое произошло?

Лена бы с удовольствием поговорила с Ольгой Касаткиной: так она призналась сама себе. Но, даже, если бы она и осмелилась подойти к своей нелюдимой однокласснице, – у нее вряд ли получилось бы с ней поговорить. Вовсе не имея намерения следить за Олей, Лена увидела, что возле школы ее ждал высокий парень в очень красивой белой куртке. Оля пошла ему навстречу и взяла под руку. Они не поцеловались при встрече, но Лена почувствовала, что их связывает нечто большее, чем дружба, что они знакомы уже довольно давно.

– Елена, ты что это тут застряла? Домой не собираешься, что ли?

Лена оглянулась: за ее спиной стояли Света и Славка.

– Мадмуазель, у вас тут, может быть, свидание? Может быть, мы мешаем вам? – начал тут же выпендриваться Славка. – Так мы удалимся!

– Нет, это не у меня тут свидание, – заметила как бы, между прочим, Лена. – Вы во-он туда посмотрите.

– А что? – удивилась Светка.

Лена оглянулась: Касаткиной с молодым человеком уже не было видно, они свернули в переулок.

– Да наша Касаткина с парнем только что встретилась, – ответила Лена, не отдавая себе отчета в том, что в ее голосе звучит ядовитая зависть. – Такой красавчик, прямо куда там! То-то я смотрю, она так прихорашиваться стала.

– Завидовать нехорошо, – поучительно заметила Света. – Славка, мы идем?

Они ушли.

– Скажите, пожалуйста, учительница нашлась, – мрачно сказала Лена. Для нее перемены, произошедшие в Ольге Касаткиной были теперь вполне понятны. Ну, конечно же, это все из-за любви! И еще неизвестно, на какой она там семинар ездила!

Но Лена ошибалась. Да, собственно, и сама Оля тоже ошиблась поначалу. Когда Артур привел ее в большую трехкомнатную квартиру, где размещался клуб «Просветление», Ольга поразилась. Она никогда не видела людей, похожих на Артура, и первое, чем он поразил ее, – был неотразимо добрый взгляд. А теперь она видела вокруг себя точно таких же людей. Юноши, девушки, от пятнадцати до, примерно, двадцати пяти лет окружили ее, приветствовали радостными возгласами и улыбками, и ей показалось, что они все уже очень давно знают и любят ее.

Квартира была хорошо и странно обставлена: на полу в большой комнате лежал ковер, по стенам стояли мягкие полукресла. В углу был большой телевизор (самой последней модели, как отметила Оля, такие она только в рекламе видела!), видеомагнитофон, стереосистема. Висели полки, на которых были аккуратно сложены кассеты, диски и пачки каких-то тоненьких брошюрок. Из соседних комнат тоже слышались голоса, там явно кто-то был, а из кухни тянуло вкусным запахом, – там пекли пироги. В общем, обстановка была самая милая и домашняя.

Артур познакомил Олю со всеми своими друзьями. Некоторое время она чувствовала себя, несмотря на их радушие, немного стесненно. Ей пришло в голову, что, в сущности, она совершенно не знает, чем тут занимается Артур, и в чем состоит деятельность этих «курсов», про которые он рассказывал. Речь ведь шла о каких-то расплывчатых вещах. Оле стало страшно неуютно, как неуютно бывает непосвященному человеку в среде посвященных. Это не прошло мимо внимания ее новых знакомых.

– Не беспокойся, сестра, – негромко сказала ей замечательно красивая девушка с огромными голубыми глазами, худенькая и маленькая, как пичужка, одетая в синее платье какого-то причудливого покроя. – Тебе нужно немного времени, чтобы привыкнуть к нам. А до тех пор пусть тебя ничего не смущает. Если Господь послал тебя к нам, значит, ты уже избранна и призвана…

Оле сразу захотелось спросить, для чего конкретно она «призвана», но само ощущение избранности было очень приятно. Разве она сама всегда не чувствовала, что она не такая, как все, что она предназначена для чего-то лучшего и большего, чем обычная человеческая участь? Между тем, словно повинуясь какому-то неслышимому сигналу, все присутствующие в комнате стали рассаживаться по стульям, что стояли вдоль стен. Артур потянул Олю за руку, и они сели рядом.

– Что теперь будет? – спросила Оля тихонько. Она, конечно, могла бы потерпеть немного, но уж очень интересно было!

– Не бойся, – ласково улыбнулся молодой человек. – Сейчас придет отец Мартин, будет беседа и пение. А потом чаепитие, будем слушать музыку… Не беспокойся, все будет хорошо.

Сказав так, Артур взял Олину руку. Ей стало неловко, и она попыталась высвободить ладонь, но юноша посмотрел на нее с удивлением. Оля вдруг сразу расслабилась. И в самом деле, что тут дурного? Если они все здесь называют друг друга братьями и сестрами, если они все так близки и так добры друг к другу, то зачем их стесняться?

Занятая своими мыслями, Оля даже не заметила, как посреди комнаты появился высокий худой человек в темном костюме.

– Приветствую вас, дети мои! – сказал он хорошо поставленным, красивым голосом с легким иностранным акцентом, и Оля дрогнула, выйдя из оцепенения.

«Это, должно быть, отец Мартин» – сообразила она.– «Интересно, заметит ли он появление нового лица, или нет? Как глупо, что я не расспросила у Артура все досконально!»

Но, кажется, все ее беспокойства и, правда, были напрасными. Если отец Мартин и заметил присутствие нового лица, то он ничего не сказал.

– Начнем же, дети мои, нашу беседу, – сказал он негромко. – Сегодня мы поговорим о том, необходимо ли извиняться.

Оля удивилась, но тут же пришла в себя: «А что ты, собственно говоря, ожидала? Артур же говорил, что это курсы морального совершенствования. Значит, здесь говорят и о таких вещах тоже, само собой…»

– Часто мы неохотно признаем свои ошибки, опасаясь унижения. Мы пытаемся оправдаться тем, что в проблеме виноват кто-то другой. Итак, важно ли извиняться? И можно ли извинениями чего-то достичь? – продолжал отец Мартин.

Оля внимательно слушала.

– Братская любовь – опознавательный признак настоящих последователей Иисуса, – говорил отец Мартин. – Он сказал: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Библия призывает христиан любить друг друга от чистого сердца. Постоянная любовь обязывает извиняться. Почему? Потому что человеческое несовершенство неизменно ранит чувства, и если пораненное чувство не исцелять, то любовь затухает. Стараясь извиняться всегда, когда это необходимо, мы, скорее всего, обнаружим, что люди реагируют на это благосклонно. Возможно, они и сами возьмут с вас пример и станут извиняться. Так почему бы не взять это за правило? Пусть в мире считается, что извинение – признак слабости, но на самом деле оно свидетельствует о христианской зрелости. Каждое извинение – урок смирения, воспитывающий большее внимание к чувствам других.

Оля очень внимательно слушала и постепенно начинала понимать, о чем говорил Артур. Конечно, это все было немного примитивно, то, что говорил отец Мартин. Но ведь на самом деле: если бы все люди придерживались таких же примитивных и простых правил, то на свете было бы гораздо проще жить! И как он хорошо сказал о ранимых чувствах!

«Беседа» длилась недолго, но к ее окончанию Оля была просто очарована отцом Мартином. Сначала он показался ей несимпатичным: у него было какое-то костлявое лицо и колючие маленькие глазки, но его голос… Голос был очень приятным, он успокаивал, убаюкивал, он мягко вливался в душу, и становилось понятно, что обладатель этого голоса: замечательный, лучший на земле человек, и все, что он говорит, верно и справедливо.

Потом на середину комнаты вышла девушка, которая заговорила с Олей перед при встрече.

– Это Христиана, она на третьей ступень Просветления. Скоро она пройдет обряд Посвящения в тайные знания, и окажется на четвертой ступени, – шепотом сказал Артур.

Оле очень хотелось спросить, что все это значит, но она опять не решилась. Она заметила только взгляд, который Артур бросил на девушку, и ей стало завидно. Она нравилась ему, он восхищался ею! И Оля решила, что она будет прикладывать все возможные усилия, чтобы Артур смотрел на нее точно так же.

Христиана стала читать стихи:

Христиана читала еще довольно долго. Оле стихи не понравились, они были какие-то неуклюжие, хотя она и сознавала, что написаны они очень искренне и с большим чувством. Но больше всего ее поразил внешний вид Христианы в то время, пока она читала. Девушка стояла на цыпочках, вытянувшись в струнку и зажмурившись. Вся ее фигура словно устремлялась в небо, она, как будто, готова была взлететь, а на фарфорово-бледном лице сияла нежная улыбка.

– Тебе понравились стихи? – спросил Артур, когда Христиана села на место.

– Д-да, – немного замявшись, сказала Оля. – Очень искренне написано…

Две девушки вкатили в комнату сервировочные столики, на которых стояли блюда с печеньями и пирожками, а также чайные чашки. В то же время кто-то включил музыкальный центр, и из динамиков потекла нежная, спокойная музыка. Оле тоже дали чашку горячего, душистого чая и пирожок. Она совсем отогрелась душой в этой спокойной и приветливой обстановке, ей казалось, что всех этих людей она знает уже очень много лет.

В это время Артура кто-то окликнул, и девочка увидела, что его манит к себе рукой отец Мартин. Парень, извинившись перед Олей, отошел к нему, и они стали о чем-то разговаривать. О чем, – Оля не могла слышать на таком расстоянии, но, судя по тому, что они все время посматривали на нее, Оле стало казаться, что говорят они именно о ней. Но когда Артур вернулся, она ни о чем не стала его спрашивать, решив, что если он захочет, – расскажет сам.

После чаепития Артур дал Оле знак, что им пора уходить. Между тем, готовилось еще какое-то мероприятие, ребята собирались группками, появились какие-то списки и яркие брошюрки с красивыми картинками на обложках, которые Оля разглядеть не могла.

Они тихонько шли рядом с Артуром по темным улицам.

– Тебе понравилось у нас? – спросил он наконец.

– Мне надо подумать, – тихонько ответила Оля. – Все это так странно…

– Странно? Что? – удивился Артур.

Оля посмотрела на него краем глаза и усмехнулась. Какой он все-таки чистый и наивный человек! Как будто из другого мира. Конечно же, она тоже не была знакома со всей житейской грязью, что называется, в лицо, но много слышала и читала: о наркоманах, проститутках, о ворах и бандитах. Разумеется, она знала, что есть и нормальная молодежь, есть люди, которых интересует еще что-то, кроме «кайфа» и бессмысленной вибрации на дискотеках.

Но Оля не ожидала столкнуться с таким явлением! В конце двадцатого века люди, которые говорят между собой о любви и справедливости, читают стихи о Библии, слушают необыкновенную тихую музыку. Все это было странно и над этим действительно стоило подумать.

– Что? – переспросил Артур. Он смотрел на Олю немного печально и испуганно, и у нее вдруг защемило сердце. Что это она его так пугает? Ведь ей же понравилось, понравилось общество этих людей, от которых исходило тепло, которые казались такими несуетными и ласковыми на фоне этого мира, где все куда-то спешили, занимались какими-то непонятными делами… На фоне мира, в котором никому не было дела до Оли, до ее внутреннего мира и до ее одиночества.

– Да! – сказала она искренне. – Да, конечно, понравилось!

– И ты пойдешь еще со мной туда? – обрадовался Артур.

– Пойду, – улыбнулась ему Оля, потому что невозможно было не улыбнуться в ответ, когда улыбался этот парень.

* * *

– Ребята, давайте что-нибудь придумаем! – взывала Даша к своим друзьям. – Ведь пропадает же человек, прямо на глазах пропадает!

– Мышка, ты – наша скорая помощь! – воскликнул Слава, раскрывая объятия. – Но поверь мне, когда речь идет о разбитом сердце – медицина бессильна!

– Он прав, Дашунь, – скучно поддержала Славку Света. – Мы уже как-то раз… – но осеклась, мельком взглянув на Верочку Бреусову.

– Ты, собственно, можешь продолжать, – вздохнула Вера. – На правду не обижаются. Как-то раз вам уже приходилось улаживать чужую личную жизнь, в смысле, мою. И у вас ничего не вышло, так ведь? Мы все с грохотом провалились. Потому что в таких вещах, действительно, каждый сам за себя.

– Да, но ты вот не ходишь, как тень отца Гамлета, с бледным и значительным видом! – воскликнула Даша. – Уж извини, конечно, но по тебе никак не скажешь, что ты страдаешь от какой-нибудь там несчастной любви!

– Ну и правильно, – спокойно парировала Вера. – И не скажешь. Потому что я вовсе не страдаю. Потому что я вовремя поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на беспрестанное и бессмысленное хныканье, и взяла себя в руки!

– Тогда ты и должна помочь Лене! – строго заметила Даша.

– Я? – изумилась Вера. – Между прочим, я общаюсь с ней гораздо больше, чем вы! И смею вас заверить: никто не поможет ей, кроме нее самой! А пока, она не хочет себе помогать, она упивается своим горем и начинает находить удовольствие в имидже несчастной и непонятой!

– Может быть, стоит поговорить с самим Дмитрием? – высказался Макс. – В конце концов, это он нам устроил такую проблему. Пусть сам и разберется…

– Сразу видно, Макс, что тебя сердечные дела не волнуют, – язвительно усмехнулась Света. – Ну, как, по-твоему, это будет выглядеть?

– Не понимаю, почему ты считаешь, что меня не волнует личная жизнь, – высказался Макс, вызвав бурю восторга у всей компании. – А как это будет выглядеть… Мне кажется, самая большая проблема состоит в том, что они так и не объяснились после того инцидента на встрече нового года… После Димка извинился перед ней, так ведь? А она приняла извинения, но никакого разговора между ними так и не состоялось. Правильно? Сильнее всего мучает неизвестность. Лена, скорее всего, на что-то надеется, а самой обратиться к Диме ей не позволяет гордость.

– Нечего сказать, вовремя она у нее проснулась, – пробурчала Вера. Макс посмотрел на нее укоризненно и продолжал:

– Хорошо бы еще кто-нибудь выяснил, какого мнения Димка обо всей этой истории. Ни с кем из ребят он не разговаривал, насколько я понимаю.

– Кто же это сделает? – спросила Даша, обводя глазами своих друзей.

– Я думаю, ты, – высказался за всех Макс.

– Я? – изумилась Даша.

– Ну да, – пожала плечами Вера. – Между прочим, ни для кого не секрет, что он к тебе до сих пор неравнодушен. Да стоит тебе только пальцем поманить, и он за тобой побежит.

– Тогда нечего сказать, очень логично именно мне поручать этот разговор…

– Попробуй, Даша, – очень серьезно сказала Светка. – Может быть, он, по крайней мере, не будет в разговоре с тобой кривить душой…

И добрая душа Даша со вздохом согласилась. Она решила не откладывать этот разговор в долгий ящик, так как по опыту знала, что неприятные процедуры, типа посещения зубного врача и выяснения отношений (пусть даже и чужих), лучше выполнять сразу.

Поэтому, на следующий день после уроков, она задержала Диму внизу в холле и сказала:

– У тебя есть свободные полчаса сегодня после школы?

– Я чувствую, что это будут несвободные полчаса, – усмехнулся Дима, но сердце у него екнуло. Неужели она одумалась, увидела ничтожество этого своего увальня Игоря Бочкина и решила наконец-то отдать предпочтение ему, Диме! Ну, тогда он очень вовремя избавился от этой прилипалы Ленки!

После уроков он ждал ее возле школьных ворот. За пять минут ожидания, он уже успел придумать все те слова, что она скажет ему, и все то, что он ответит. Конечно же, он не станет упрекать ее за то, что она некоторое время отдавала предпочтение другому… Главное, что она все поняла, и теперь они будут вместе!

Когда Даша появилась, у Димки глухо ухнуло сердце.

– Нам с тобой нужно серьезно поговорить, – спокойно и весело сказала Даша.

– Да, – согласился Дима. – Да, конечно.

– И ты, может быть, догадываешься, о чем будет разговор? – спросила девочка. Она не любила всяких предисловий и церемоний, но нельзя же напролом спросить человека: «А какие у тебя отношения с такой-то?»

– Догадываюсь, – нежно улыбнулся Дима. Она определенно хотела, чтобы он заговорил об этом первым. Но нет, милая, этого не будет! Если уж ты оценила своего поклонника, то сделай, по крайней мере, первый шаг!

– И… Что ты думаешь по этому поводу? – осторожно спросила Даша. – Понимаешь, может, нехорошо, что я с тобой разговариваю на эту тему… Но ты сам понимаешь, что дальше так нельзя.

– Нельзя, – с удовольствием согласился Дима. – Мне и самому все это ужасно надоело. И на самом деле я очень доволен, что ты со мной сама заговорила. Мне бы было труднее…

– Да, я знаю, трудно делиться самым личным, – вздохнула Даша. – Но ты постарайся. Какие у вас с Леной отношения? То есть, скажи мне, какого ты сейчас о ней мнения, и что ты по отношению к ней чувствуешь?

– Я… – растерялся Дима. Он как-то не ожидал такого поворота в беседе. Но потом он решил, что Даша, как порядочный человек и очень справедливая девчонка, просто хочет узнать, какие у него отношения с бывшей девушкой, прежде чем занять ее место. Хотя, что это он! Даша никогда не будет на Ленкином месте, он всегда к ней относился по-другому! Ленка была совершенно бесхарактерной прилипалой; с того самого момента, как они стали дружить, она ни разу не высказала собственного мнения… Было такое впечатление, что она и думать не может ни о чем и ни о ком, кроме Димы… Сначала это, конечно, здорово, когда рядом с тобой есть человек, с которым всегда можно поговорить о себе, любимом, но ведь это в конце концов надоедает! Вот Даша – совсем другое дело! У нее так много интересов, она всегда в самой гуще событий, и с ней всегда занятно поговорить обо всем на свете!

– У нас с ней все кончено, – объявил Дима.

– Вот как? А можно узнать, почему?

«Зачем ей это нужно?» – мучительно соображал Дима. «Вроде бы Дашу никогда не интересовали сплетни. Может быть, она думает, что я и с ней могу так обойтись, что мне ничего не стоит бросить девчонку? Надо объяснить ей, что это не так!»

– Она тебе надоела? – продолжала допытываться Даша. – Или… Или на это есть какие-то более серьезные причины?

– Ужасно серьезные, – кивнул Дима. – Ты понимаешь, у нее совершенно не осталось индивидуальности. Раньше… ну, когда я на нее глядел со стороны, она была гораздо интереснее, она стихи писала, еще чем-то занималась. А потом даже читать, по-моему, перестала. Только таскалась за мной, как хвостик. А когда девчонка держится за тебя руками и зубами и все время виснет на шее, то, видишь ли, становиться скучно. Но это же все между нами, правда? Ты никому про это не говори!

– Нет-нет, я никому не скажу, – подтвердила Даша. – Но, понимаешь, она же страдает…

– Да брось ты! – отмахнулся Дима. – Я думаю, это скоро пройдет.

– Так значит, ты не собираешься к ней возвращаться? – тихонько спросила Даша.

Дима счел, что подошел удачный момент для самого главного признания.

– Конечно, нет! – сказал он, наклоняясь к Даше. – Ты же знаешь, как я к тебе всегда относился… У нас теперь все будет хорошо.

Даша отпрянула и взглянула на Диму удивленно.

– В каком смысле?

– Ну, у нас с тобой! – воскликнул Дима, ответив ей точно таким же удивленным взглядом. Он уже так свыкся с мыслью, что Даша вызвала его на свидание, чтобы предложить дружить, что не допускал иного варианта.

И тут Даша совершила потрясающую бестактность, какой сама от себя не ожидала. Она посмотрела на красивое лицо своего спутника, по которому бродила на редкость глупая улыбка и… рассмеялась. Расхохоталась прямо ему в лицо!

Дима дернулся, как от удара электрического тока, испуганно уставился ей в лицо, словно не понимая, что происходит, а потом резко развернулся, стряхнув ее руку со своего локтя, и быстро пошел, даже побежал. Как только он скрылся за углом, с Дашиного лица весь смех словно мокрой губкой стерло.

– Не понимаю, что на меня нашло, – сказала она виновато, так, как будто Дима мог ее слышать, и медленно пошла по направлению к дому. Но когда до него оставалось уже буквально несколько шагов, девочка вдруг передумала. Остаться сейчас наедине с собой и переживать угрызения совести за ужасно выполненную миссию и за идиотский поступок? Нет, это невозможно!

И Даша пошла к Светке.

– Ой, Мышка, ты? Заходи скорей. Ты ведь не обедала еще?

– Нет, – вяло ответила Даша. – Да мне и не хочется.

– Та-ак, – Светка вытянула палец и ткнула им в Дашу. – Что-то произошло, да? А ну, рассказывай! Я по твоей мордашке все, как по книге, читаю!

– …В сущности, вы тоже виноваты, – говорила Даша минут пятнадцать спустя, когда уже изложила Светке суть их разговора с Димой. – Почему вы решили, что у меня лучше всех получится с ним поговорить?

– Но, согласись, основную задачу ты действительно выполнила, – усмехнулась Светка. – Он тебе все рассказал, причем я очень сомневаюсь, что он рассказал бы так много еще кому-нибудь.

– Да, но конечный результат! Теперь у нас вместо одного разбитого сердца – два!

– А ты извинись перед ним, – подсказала Света. – Скажи, что не над ним смеялась, скажи, что у тебя нервный тик такой.

– Ага, как же, – мрачно закивала Даша. – Еще сумасшедшей выставляться. Я извинюсь, конечно… Но насчет Ленки мы так ничего и не выяснили, и как облегчить ее переживания – я совершенно не знаю. Одни проблемы с этим разговором.

– Ты же кое-что узнала, – вздохнула Света. – Попробуй дать ей практический совет. Чтобы она там увлеклась чем-нибудь и бросила страдать и охать.

– Да уж, если взялась, то доведу до конца… – обреченно согласилась Даша.

Оля стала ходить с Артуром на курсы. Сейчас она понимала, что это были вовсе и не курсы: там не было никакой отлаженной системы, никто не просил денег за занятия. Встречи проходили всегда, или почти всегда, одинаково: сначала беседа с отцом Мартином, которые все больше и больше нравились Оле, потом общий разговор и чаепитие. Часто слушали музыку, иногда смотрели интересные фильмы.

Разумеется, Оля чувствовала, что все эти люди связаны какой-то общей идеей, что у них есть что-то большее, нежели совместные чаепития, и что собираются они гораздо чаще, чем она, Оля, туда приходит.

Но пока это было для нее тайной за семью печатями. Иногда ей бывало обидно, что ее не посвящают в эту тайну, но, в общем-то, она была вполне довольна жизнью. Недостаток дружеского общения восполнился. Она уже не чувствовала себя одинокой: разговоры с новыми друзьями и с Артуром вполне искупали обиду от своей непосвященности.

Она привязывалась к ним раз от раза все сильнее и не могла уже представить, как бы она обошлась без них? Постоянное дружеское внимание, готовность выяснить и понять, – вот что привлекало ее в этих людях и в Артуре. Они никуда не торопились, никуда не бежали, не отмахивались от нее, как это обычно делала мама.

Они с готовностью беседовали с ней и обсуждали ее проблемы, объясняя их, чаще всего, самым лестным для нее образом. Непонимание окружающих, на которое, в основном, жаловалась Оля, они поясняли ее избранностью, и она все больше проникалась сознанием этого. Ну, конечно же, не стоило слушать маму, когда она говорила, что Оля «просто не умеет найти подхода к людям». На самом деле, с ней все нормально, она даже лучше, чем все люди, и именно потому, они не понимают ее! Она избранна! Да, но для чего?

Наконец, она решила спросить об этом у Артура. Она понимала, что это очень важный разговор, и вести его надо осторожно.

– Кто вы на самом деле? – спросила она во время прогулки по тихим сумеречным улицам. Весна тогда уже подошла совсем близко, днем вовсю текло с крыш, и, захлебываясь, вопили счастливые, согревшиеся на солнцепеке воробьи.

– На самом деле? – удивился Артур. – А разве ты не знаешь? Или тебе не нравиться у нас?

– Нравится! – горячо воскликнула Оля. – И я хочу стать одной из вас!

– Это очень серьезный разговор, – заметил Артур. – Но как же ты хочешь стать одной из нас, если не знаешь, кто мы такие?

– Вы мне нравитесь, – пояснила Оля. – Мне нравятся ваши встречи, нравятся отношения между вами… Со мной никто и никогда так не разговаривал, никто меня не понимал!

– Что ж… – задумчиво сказал Артур. – Пожалуй, я не смогу тебе рассказать все, потому что я сам стою только на первой ступени Просветления. Но кое-что… Просто, чтобы ты была в курсе. Понимаешь, мы молимся Истинному Богу, и наши собрания, на которых ты ни разу не была, – молитвенные собрания.

– Вот как, – растерянно сказала Оля. Она была, в сущности, чужда религии. Разумеется, она верила в высшую силу, которая руководила всем миром, и к которой человек вернется после смерти. Но в церковь она не ходила, и о разных религиозных концессиях имела очень расплывчатое понятие: только в той степени, в которой освещал их учебник истории.

– А… кто вы? – осторожно спросила она, копаясь в памяти. – Католики, протестанты, баптисты…

– Да никто, – лукаво улыбнулся Артур. – Мы молимся Истинному Богу, и он снисходит на нас. Мы читаем Библию, мы читаем Евангелие, познаем слово Божие, и Господь нас не забывает. У нас есть свои Служители, Посвященные. Одного из них, отца Мартина, ты видела. Они могут крестить и посвящать, и говорят нам, когда наш дух просветляется и очищается от мирской скверны.

Оле стало немножко смешно. Артур никогда не говорил в таких пышных выражениях. Но, одновременно, она ощутило смутный трепет и уважение: мало кто в наше циничное время может говорить о своей вере так горячо и так убежденно!

– А почему нельзя делать это в церкви? – задала она интересующий ее вопрос, немного все же опасаясь, – вдруг она совершает бестактность и Артур сейчас обидится?

Но он не обиделся, а только улыбнулся лукаво.

– Служители православной церкви уже много лет назад исказили истинный смысл Веры, – пояснил он. – Им нужно было как-то выжить в советском государстве, поэтому они приспосабливались изо всех сил, толковали по-своему и библию, и Евангелие, продавали все, что можно было продать, лишь бы самим жить получше… А потом, вот скажи мне: ты когда-нибудь была в православной церкви?

Оля кивнула. Однажды, во время одинокой прогулки по городу она вышла к церкви и остановилась вдруг: так красиво луч закатного солнца мерцал на золотых куполах, так сладко, маняще звонили колокола (наверное, был какой-то церковный праздник), что у девочки на глаза навернулись слезы, и ей очень захотелось зайти туда, внутрь, в прохладную полутьму, откуда так странно и необычно пахло, где горели, подрагивая, крошечные огонечки свечей у темных икон… Но как только она вошла в двери, – к ней клубочком подкатилась маленькая старушка, вся одетая в темное, по самые брови повязанная платком и зашипела впалым ртом:

– Ишь, ходют тут всякие, лба не перекрестят… С покрытой головой в храм божий ходють, с покрытой! Да у ней еще и юбка едва-едва срам прикрывает, а туда же, намылилась! От молодежь пошла, ни стыда у них, ни страха Божьего…

Она бормотала еще что-то, но Оля, разумеется, не стала и дальше выслушивать о себе критические замечания. Она развернулась и ушла из церкви. И больше никогда туда не заходила. Нет, ее больше не заманят золотые купола и таинственные огонечки свечей: под всем этим прячутся противные въедливые старушонки, сплошная ложь и скука!

Про все это она и рассказала Артуру, а тот кивнул, как будто не первый раз слышал такую историю.

– Вот-вот, я про это и говорю! А у одного моего знакомого родился ребенок, его понесли крестить, а отца даже в ограду церкви не пустили. За то, что в шортах пришел, представляешь? Так он развернулся и ушел оттуда, а потом уже к нам пришел. Ты вспомни, как тебя у нас встретили. Есть разница?

Разумеется, Оля не могла не согласиться. Да, есть разница, есть! И потом, она так уже привязалась к своим новым приятелям (не говоря уж об Артуре), что хотела бы быть с ними даже в том случае, если бы они, как предки-славяне молились Перуну и Велесу! Потому что такие чудесные и добрые люди не могут верить во что-то дурное!

Она так и сказала Артуру, и он засмеялся и поцеловал ее в щеку:

– Так оно и есть, малыш! Ты на правильном пути!

В тот же вечер, приведя ее в тот дом, где обычно происходили встречи, он сказал отцу Мартину, что Оля обрела истинную веру. Отец Мартин ничего не сказал, только очень пристально посмотрел на новообращенную и потрепал ее по плечу. Оле даже обидно немного стало, но через некоторое время она поняла, что этот день все же станет совершенно особенным днем в ее жизни.

– Дети мои! – так начал свою сегодняшнюю речь отец Мартин. – Сегодня у нас великая радость! Еще одна юная душа пришла к нашему истинному Владыке, еще одна приникла к стопам Властителя! Теперь вы обрели сестру Ольгу, теперь она одна из нас! Любите ее, помогайте ей во всем!

Он еще много говорил, но Оля почти ничего не слышала. Она раскраснелась от гордости, слова отца Мартина звучали в ее ушах, как самая прекрасная музыка. Он говорил о ее достоинствах, о том, что Бог обретет в ее лице достойную и верную слугу, а Оля наслаждалась ласковыми взглядами, которые видела вокруг. Она не одни теперь, не одиночка! У нее есть единомышленники, друзья! Нет, больше, – у нее есть братья и сестры, всегда готовые прийти ей на помощь, встать на защиту!

После речи отца Мартина все окружили Олю, целуя и поздравляя ее. Чаепитие в этот день было более торжественным, чем обычно, а после поставили веселую танцевальную музыку. Этого Оля почему-то не ожидала.

– А… Можно танцевать? – робко спросила она.

– Глупышка! – рассмеялась Христиана, появляясь рядом. – Что же мы, монашки, что ли? Конечно, можно, особенно среди своих! Мы же все родня, Оленька!

Оля умела и любила танцевать, но на дискотеки не ходила никогда. Там, по ее мнению, было слишком тесно и шумно, слишком много было нахальных, подвыпивших парней, и девчонки все такие вульгарные… А такие, как она, симпатичные, но скромные, не будут пользоваться успехом! Но здесь, – совсем другое дело! Она танцевала с удовольствием и пользовалась нешуточным успехом, – молодые люди наперебой ее приглашали на медленные танцы.

– Эге, да за тобой следить надо, – шутливо сказал Артур, когда ему, наконец, удалось пригласить Олю. – Уведут тебя у меня, чего доброго…

– Что ты! – зарделась Оля, а сама подумала, что вокруг нее никогда не было столько милых и внимательных молодых людей, как сейчас, и что она никогда в жизни не чувствовала себя более привлекательной.

– А что? – улыбнулся в ответ Артур. – Ты пользуешься успехом.

«Он говорит со мной, как с взрослой девушкой» – отметила про себя девочка.

– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, – тихонько сказала Оля.

Это был чудесный вечер! Правда, закончился он довольно поздно. Когда, одеваясь в прихожей, Оля глянула на свои наручные часики, у нее вдруг похолодело под ложечкой. Без пяти двенадцать! А она не предупредила маму, исчезла прямо после школы! Мама, наверное, с ума там сходит: ведь Оля никогда в жизни не приходила так поздно, она вообще в основном не выходила из дому по вечерам.

Она поделилась своими опасениями с Артуром.

– Тебе не нужно бояться, – заметил он. – Ты ведь не делала ничего дурного. Ты была с твоими братьями и сестрами, они теперь такая же родня тебе, как и мать. Конечно, в следующий раз, ты предупреди ее лучше.

– Да, конечно, – со вздохом сказала Оля.

В ее квартире окна не горели. Значит, мама уже побежала по всем знакомым, или в милицию… Ой, какой кошмар!

Девочка открыла дверь своим ключом и вошла в квартиру. А когда зажгла свет, то поняла – мамы дома не было. Она просто еще не пришла с работы. Может быть, и звонила несколько раз, но Оля часто не снимала трубку, когда слушала музыку через наушники, и мама в таких случаях не волновалась.

Оля быстро прошла в свою комнату, не зажигая света, разделась и легла в постель. Некоторое время она лежала, глядя в окно, на кружевные ветки тополя, что качались под порывами ветра, а потом услышала за стеной гудение лифта, потом звук ключа, проворачиваемого в замке. Это вернулась мама.

Она тихонько разулась в коридоре, – Оля слышала, как вжикнули молнии на ее сапогах. На цыпочках мама подошла к Олиной двери.

– Лелька, ты спишь? – спросила она тихонько. Но вместо того, чтобы откликнуться, Оля крепко закрыла глаза. В наступившей темноте она услышала, как тихонько открылась дверь. Мама, точно так же, на цыпочках, пересекла комнату и нагнулась над Олей. От нее пахло привычными духами, вином, свежим ветром… Мама осторожно прикрыла Олины плечи одеялом и вышла из комнаты. Оля так и осталась лежать с закрытыми глазами, и быстро заснула.

* * *

Прошло несколько дней. Оля неоднократно посещала молитвенные собрания, но ей все так же казалось, что от нее что-то скрывают. Она хотела, было, снова обратиться с вопросами к Артуру, но сама додумалась. Она же не была крещена, а Артур говорил о крещении! Но должна ли она сама изъявить желание креститься, или ей это предложат, когда придет время?

Она выбрала политику ожидания, и поняла, что поступила правильно в тот вечер, когда сам отец Мартин, пристально глядя на нее, объявил, что она готова к таинству крещения. Правда, как выяснилось, было одно маленькое «но». Для крещения нужно было ехать в маленький загородный поселок Рыбалино.

– Да, но как же я поеду? – растерянно сказала Оля, когда первый взрыв радости прошел. – Меня же мама не отпустит… И школа… А это надолго?

– Церемония занимает несколько дней, – равнодушно заметил отец Мартин. – Полное очищение, причастие и крещение само по себе…

– А здесь нельзя?

Отец Мартин покачал головой.

– Крещение производит отец Самюэль, а он не покидает своего молитвенного дома, согласно обету.

– Оля, неужели ты не хочешь? – тихонько спросил Артур.

Оля оглянулась на него. Артур смотрел на нее удивленно и печально, как будто она у него на глазах совершила какой-то неблаговидный поступок.

– Я… Я обязательно поеду. Я очень хочу, – решительно сказала Ольга.

– Тогда едем в пятницу, первым автобусом, – решительно сказал Артур.

– И ты со мной едешь? – обрадовалась Оля.

– Да, – улыбнулся Артур. – Тебе нужен провожатый.

– Вот и отлично. А я пошлю телеграмму отцу Самюэлю, – будничным тоном сказал отец Мартин.

Вернувшись домой, Оля стала мучительно размышлять. Она уже не думала о том, что пропустит занятия в школе: ей, так серьезно относившейся к учебе, это казалось теперь несущественной мелочью, о которой и думать-то не стоит. Но вот что сказать маме, чтобы она ее отпустила? Оля не сомневалась, что, узнай мама настоящую причину, она ни за что не отпустит дочь, заявив, что все это глупости, и лучше бы дочь поехала на какую-нибудь турбазу. Можно что-нибудь придумать, но что же?

Оля ломала голову до самого дня отъезда, но так ничего и не смогла придумать. Она боялась, что если дать какой-то ложный адрес, то дотошная мама наверняка попытается туда дозвониться, или связаться какими-нибудь другими способами. Поэтому девочка решила ничего не говорить, а потом позвонить с дороги и сказать маме, чтобы она не волновалась… Но этого у нее не получилось.

Как хорошо было мчаться с Артуром в полупустом автобусе в далекий и таинственный поселок! Весна была в разгаре, солнце грело вовсю, и дышалось легко. И совсем не хотелось звонить домой, иметь тяжелый и неприятный разговор с мамой… Оля все откладывала: я сделаю это завтра, я сделаю это потом. Но так и не сделала.

А после причастия это вообще перестало иметь для нее какое-либо значение. С того момента, как глоток вина – странного, ни на что не похожего, влился в ее гортань, и она почувствовала то, обещанное ей присутствие Господа – немного жутковатое, но бесконечно прекрасное; с того момента, как ее словно подняли над землей незримые крылья, все эти мелочи действительно перестали иметь значение.

Даже когда она вернулась в город, – совсем другая, целеустремленная, очистившаяся, – она не вспомнила об этой малоприятной обязанности. Только на вокзале какая-то глупая тетка испортила ей настроение, подошла и стала просить позвонить домой. Нет, вы только подумайте, какая ерунда! И чего люди вмешиваются не в свое дело? Ведь сегодня, после крещения, она будет участвовать в общей молитве на равных!

И все осознавали торжественность момента. Пока отец Мартин причащал ее – первой! – все смотрели на нее. А потом, когда все причастились, началась молитва. И через некоторое время она снова почувствовала тот молитвенный экстаз, который овладел ею после крещения, она почувствовала присутствие живого бога, и позвала его, голосом, идущим из глубины души… Она никогда не была так счастлива, как теперь.

– Ну что, девять-один-один, изобрели способ для спасения из бездны меланхолии нашей общей подруги? – осведомился Славка Рыжов.

– То-то и оно, что нет, – вздохнула Светка. – Ты вот у нас такой умный, придумай что-нибудь…

– Ага! Как встали в тупик, так сразу к Славке! Придумай что-нибудь, голубчик ты наш!

– Да ну тебя! – отмахнулась Светка. – Если не можешь ничего путевого сказать, так не мельтеши перед глазами и не трещи!

– А если серьезно, – строго сказал Славка. – То Ленку надо просто отвлечь как-нибудь. Придумайте что-то, что бы ее увлекло.

– Например? – кисло осведомилась Даша.

– Ну, например, пусть она влюбится еще в кого-нибудь. Или заведет себе новое хобби. Но так, чтобы уйти в это дело с головой! Так она убьет двух зайцев: займет себя и получит шанс вернуть к себе сердце нашего ветреного красавчика-дипломата.

– С чего ты взял? – насторожилась Даша.

– Что? А, так это ежу понятно! Она только и делала все время, что ему в рот заглядывала, пока это ему не надоело. Оно и понятно: в рот ему поглядеть и стоматолог может, а с девчонкой должно быть интересно…

– Та-ак, – протянула Даша. – Значит, я истратила время и нервы на выяснение общеизвестных фактов?

– Вроде того, – подтвердил Славка. – Могла бы и ко мне за консультацией обратиться. Так что вот вам мой совет: займите ее чем-нибудь!

Операцию по извлечению Лены из меланхолии начали в этот же день. Начать должна была Вера Бреусова: во-первых, она сидела с Леной за одной партой, а во-вторых, всем давно было известно, что Лена давно мечтала о том, чтобы Вера сделала иллюстрации к ее стихам. Когда-то лучшая художница класса сделала это для Даши, и тогда Лена очень завидовала новоявленной поэтессе.

– Предложи ей проиллюстрировать ее стихи, – втолковывали девчонки Вере.

– Ладно, – согласилась она, но без особого энтузиазма.

– Вера, ты что? Не хочешь помочь Ленке?

– Очень хочу… Но, откровенно говоря, у меня сейчас много работы. У меня конкурс на носу, а тому, кто выиграет конкурс, устроят личную выставку в салоне «Вдохновение». Вы понимаете, что это для меня значит?

– Вера! – с упреком сказала Светка.

– Ну ладно, ладно, я же не отказываюсь, – вздохнула Вера.

После урока литературы она спросила у Лены, которая смотрела в окно и чертила на листочке бумаги какие-то буквы, в которых даже самый неопытный наблюдатель заметил бы инициалы «Д» и «П», что, несомненно, означало «Дима Проскурин»:

– Слушай, а хочешь, я нарисую картинки к твоим стихам?

Лена подняла на нее затуманенный взгляд и несколько удивленно переспросила:

– Ты что-то сказала?

Вера терпеливо повторила свое предложение.

– А оно мне надо? – пожала плечами Лена.

Юная художница чуть не вспылила, но сдержалась.

– У тебя замечательные стихи, их обязательно нужно проиллюстрировать… А вдруг кто-нибудь захочет издать сборник, или альбом, как тогда у нас с Дашкой?

– Знаешь что, вот и занимайтесь с Дашкой своими глупостями, – холодно ответила Лена. – А я уже давно стихов не пишу, и меня это мало интересует.

Вера скрипнула зубами, а после следующего же урока пошла и доложила Даше со Светкой о своем полном провале.

– Придумывайте сами что-нибудь, – сказала она решительно. – А я вообще собираюсь от нее пересесть куда-нибудь. Она меня до белого каления доводит своими вздохами и охами. Я все понимаю, но нужно же уметь взять себя в руки, нельзя из-за мальчишки превращаться в такую размазню!

И на следующий день Вера сдержала свое обещание, отсев от Лены. Впрочем, Лена этого как будто и не заметила.

– М-да, я думаю, мы не можем теперь обвинить Веру в том, что она не старалась, – заявила Светка Славе. – Ленку, на мой взгляд, лучше бы показать психологу, или, уж сразу, психиатру. Ее ничего не интересует, ничего! Куда смотрят ее родители?

Учебный год уже шел к концу, когда Оля Касаткина пересела за парту к Лене.

* * *

Со временем Оле пришлось узнать, что у нее есть еще и обязанности перед Истинным Богом. В частности, она должна вносить в общий котел Святую Десятину, десятую часть от ее доходов.

– Но… У меня нет никаких доходов, – виновато сказала она Артуру. – Мне только мама иногда дает карманные деньги, но она всегда спрашивает меня, на что я их потратила.

– Десятая часть – это не так уж и много, твоя мама не заметит, – успокоил ее Артур. – Скоро лето, у тебя будет много свободного времени и ты сможешь работать для общины.

– А что надо будет делать? – поинтересовалась Оля.

– Что скажет отец Мартин, – с некоторым упреком в голос пояснил Артур. – Но твой долг состоит в привлечении новых братьев и сестер. Вот ты обрела истинную веру, ты обрела спасение, а сколько еще людей на этом свете не могут прикоснуться к Истинному Богу! Они слепы, и твой долг – открыть им глаза.

Оля соглашалась со всем, что ей говорили, она все считала справедливым и правильным… И, даже, когда отец Мартин пояснил, что в Общину должно привлекать, прежде всего, состоятельных людей, ее не насторожило это заявление. Потому что, должно быть, что после, ее старшие братья и сестры учили, как подходить к людям на улице, чтобы дать им брошюру или устно пригласить на собрание. Они говорили, что это должен быть молодой человек (или девушка), которая идет не спеша, у которой грустные глаза и потерянный вид. Такие люди чаще всего нуждаются в опоре.

– У тебя должен быть счастливый и участливый вид, – поясняла Христиана Оле. – И ты подходи к парням. Ты очень симпатичная, и они наверняка заинтересуются… Им захочется прийти, чтобы увидеть тебя здесь еще раз, понимаешь?

Только одно беспокоило Олю: она так и не смогла принести в Общину своей «десятины». После того, как она уехала креститься, никого не предупредив, мама значительно ограничила ее самостоятельность.

Татьяна Викторовна чувствовала в какой-то степени вину перед дочерью. Она расслабилась, видя, что у дочки переходный возраст проходит относительно спокойно, и уделяла ей слишком мало внимания, все свои силы отдавая другому своему детищу – клубу. А тут ее тихая Оля выкидывает такой вот фортель! Конечно, ничего супернеобычного тут нет, многие девочки-подростки в таком возрасте убегают из дома… Но Оля! Придется ей все же заняться…

И Татьяна Викторовна, сдав часть работу своей заместительнице, стала рано приходить домой, часто уходя прямо с обеда. Она готовила разные вкусные блюда, пыталась общаться с дочерью, но с грустью заметила, что между ними совершенно нет никакого взаимопонимания. Оля была какой-то далекой и рассеянной.

– Я пойду на дискотеку, мама, – говорила она порой по вечерам.

И уходила. Первое время это тревожило Татьяну Викторовну, потому что Оля раньше не ходила на дискотеки. Но она связала этот факт с появлением в жизни дочери молодого человека. К тому же дочка возвращалась бодрой, даже взвинченной, ее обычно такая аккуратная прическа бывала в беспорядке, а щеки румянились, как будто она плясала целый вечер напролет. Как-то раз Татьяне Викторовне показалось, что от дочери пахнет вином, и она решила эту проблему следующим образом: перестала давать дочери карманные деньги, а про себя подумала, что на лето ее нужно будет отправить куда-нибудь, отдохнуть, переменить обстановку. Это девочке необходимо.

Оля решила не просить денег у матери, чтобы не унижаться перед ней. Она тоже чувствовала взаимное отчуждение, но ей это чувство приносило даже какое-то удовольствие. Теперь она непонятая изгнанница, страдающая за свою веру, изгнанная и ущемленная даже родной матерью! Когда Оля думала так, ей становилось очень приятно, сладкие слезы накатывались на глаза, и она начинала думать о следующем молитвенном собрании, о глотке неведомого вина, о тепле и легкости, о божественном экстазе и остром ощущении присутствия рядом (совсем рядом!) – Бога!

Отец Мартин предупредил ее, что враг рода человеческого, Дьявол, не дремлет, что во время молитвенного собрания он может искушать ее всякими мерзкими видениями, и, в этом случае, она должна только усерднее молиться, чтобы стряхнуть с себя проклятое наваждение. Но с Олей никогда ничего подобного не происходило, ее видения всегда были исключительно приятными. Она видела несколько раз, как начинали бесноваться под влияниями адских видений некоторые из ее собратьев, как падали на пол, разрывая на себе одежду и выкрикивая непристойности, как сам Артур иногда кричал, словно видел что-то ужасное…

Порой ей не верилось, что все это происходит с ней. Жизнь словно разрезали на две части: в одной был дом, школа, привычные предметы и занятия. В другой же был молитвенный дом, где происходило сладкое таинство, был Артур… И Оле очень мешала эта двойственность, ей хотелось, чтобы ее жизнь снова стала цельной. Она то и дело сравнивала две своих жизни, и сравнение все чаще было не в пользу дома. Дома мать пыталась заговорить с Олей о непонятных и неинтересных ей вещах, в школе были все те же глупые одноклассники, все те же никчемные предметы, и уж конечно, не было ничего, что могло сравниться с тем ощущением полета, которое давала молитва…

Через некоторое время Олины беспокойства оправдались: ей намекнули, что отец Мартин недоволен ею. Она ни разу не сдала ни копейки в общую кассу, и доходов ей было неоткуда ждать. Испуганная, Оля стала думать, что делать. Нужно было срочно исправлять положение: она не пережила бы, если бы ее отлучили от молитвенных собраний.

Можно было бы продать что-нибудь, но что? Какой-нибудь диск или кассету? Да, это можно было бы сделать в лицее, но это значило бы обратиться к кому-нибудь из одноклассников, а это для Оли – нож острый. Да и потом, сразу начнутся разговоры, зачем Касаткиной так срочно понадобились деньги? Нет, это не вариант.

Понаслышке Оля знала про ломбард, где можно заложить драгоценность и потом выкупить ее, когда будут деньги. Но у Оли из драгоценностей были только маленькие золотые сережки колечками, которые она носила постоянно. Но дорого ли они стоят? Да, к тому же, мать сразу заметит их исчезновение, ведь Оля носила их, не снимая, с десяти лет, с тех пор, как мама их ей подарила и позволила проколоть уши.

«Может быть, заложить что-то из маминых драгоценностей?» – задумалась Оля. – «А вдруг она заметит? Да нет, она их редко одевает.»

У Олиной мамы и в самом деле было довольно много золотых украшений. Девочка знала, что они хранились в большой берестяной коробке, в шкафу. На зеркале мама держала только дорогую бижутерию, ее же и носила, а золото одевала только по большим праздникам, да и то всегда одно и то же: перстенек с синей сапфировой звездочкой, или нитку жемчуга с такими же жемчужными серьгами. Все остальное лежало невостребованным, и мама часто говорила, когда вспоминала про драгоценности: «это твое приданое».

– Если это все равно будет принадлежать мне, то могу я взять малую часть теперь? – Сама себя убеждала Оля. – Я возьму бабушкин перстень с рубином, тот, про который мама говорила, что это «уродливый кусок золота». Она, наверняка, его не хватится, а потом, когда будут деньги, я его выкуплю…

Оля не задумывалась, откуда у нее могут появиться деньги для выкупа драгоценности. Сейчас это было неважно, она успеет подумать об этом потом!

Девочка залезла на стул, чтобы дотянуться до полки, на которой лежала домашняя сокровищница. Она уже достала шкатулку и стала рыться в ней, разыскивая «уродливый кусок золота», как вдруг ей в голову пришла ужасная мысль. Как она не сообразила сразу! Ломбард – это для взрослых людей, а у нее заклад просто не примут! Как это, в сущности, несправедливо!

Оля так расстроилась, что машинально разжала пальцы и шкатулка упала на пол. Драгоценные безделушки раскатились по всей комнате. Ну вот, этого еще не хватало! Теперь собирай их, ползай!

Оля слезла со стула и принялась бросать обратно в шкатулку безделушки, и тут ее внимание привлекла небольшая деталь. Дело в том, что шкатулка была как бы с секретом: у нее в крышке, большой круглой крышке помещалось добавочное отделение. Вот в это отделение и заглянула Оля, подгоняемая любопытством и безысходностью.

В небольшом углублении покоилась целая пачка стодолларовых банкнот. Оля издала радостный визг. У нее будут деньги! И не надо возиться с дурацкими украшениями, не надо идти в ломбард! Здесь вон как много, мать даже и не заметит маленького убытка в своей заначке!

Оля взяла одну купюру и сунула в карман. Потом наскоро сгребла в кучу украшения, огляделась по сторонам – не укатилось ли чего? – сунула шкатулку на свое место и отодвинула стул обратно к столу. Вслед за этим она стала собираться.

На этот раз она была совершенно счастлива. Как все посмотрели на нее, когда она небрежно положила на огромный «десятинный» поднос стодолларовую купюру. Она не стала ее менять: – боялась, что ее могут обмануть, и думала, что так будет эффектней.

Но у Оли оставался еще один долг перед Истинным Богом. Она непременно должна была привлечь к истинной вере хотя бы одного непосвященного! Это было обязательным условием для каждого брата, для каждой сестры, даже более обязательным, чем десятина, но гораздо более трудным. Для этого они выходили на улицы, раздавали красочные брошюры, приглашали на свои встречи, но последнее время, как пояснила Христиана, эта тактика не имела успеха.

– Прежде чем обратиться, многие люди ни о чем не в состоянии думать, кроме как о танцах под дурацкую музыку, или об алкоголе, или о других глупостях. Я тебе уже говорила: знакомься с молодыми людьми, привлекай их сюда, а потом посмотрим.

Но Оля стеснялась выйти на улицу с кипой брошюр и журналов, стеснялась приставать к людям, опасаясь, что увидят знакомые… Она знала, что это недостойно истинно верующего человека. Но пока у нее была причина – мало свободного времени. Занятия в школе, приготовления домашних заданий… К тому же, последнее время она не очень хорошо себя чувствовала: у нее порой начинала мучительно болеть голова, в ушах шумело, перед глазами мелькали какие-то сверкающие точки, а весь мир казался ей невыносимо омерзительным, низким, грязным.

– Все в порядке, – сказал Артур, когда она сообщила ему об этом. – Это происходит с нами со всеми. Ты проникаешься духом Истинного Бога, и тебе все труднее жить в мире, который этого Бога не признает.

И Оля была вынуждена с ним согласиться, потому что заметила: ей никогда не становилось дурно на собраниях и достаточно долго после общего причастия и молитвы.

Да, но как же быть с привлечением новых людей? Оля решила, что найдет себе нового брата или сестру среди своих знакомых: скажем, в школе. Как славно будет иметь рядом почти каждый день единомышленника, тайного товарища. Да, но кто он – этот будущий друг?

И Оля стала оглядываться по сторонам. Она очень хорошо помнила наставления своих старших товарищей: следует выбирать человека, у которого в глазах отражается тоска и одиночество. Веселые и довольные люди не осознали пока отсутствия Истинного Бога в их жизни, они не готовы к обращению, а люди опечаленные могут быть обращены, нужно только знать, как к ним подойти.

Но вокруг были веселые и шумные одноклассники, которые занимались своими ничтожными делами, и ни на одном лице не отражались духовные поиски; во всяком случае, так казалось Оле. Нет, стоп!

Лена Потапова! Вот кто уже сколько дней печален и задумчив. Она почти не разговаривает со своими шумными подружками, хотя раньше, как заметила подсознательно Оля, любила быть в центре внимания. А теперь все время одна, и даже эта ее подружка, утонченная красоточка Вера пересела от нее, бросила друга в его печали! Но не так поступит Оля, она поможет человеку обрести себя, обрести уверенность и опору в жизни!

И Оля, взяв свою сумку, подошла к Лениному столу.

– Можно, я сяду с тобой? – спросила она.

Лена подняла на нее глаза, удивилась, но не подала виду. Какая ей разница, в конце концов?

– Садись, – сказала она равнодушно.

В первый день девочки не обмолвились больше ни единым словом, но уже на следующий день внимание всего класса было приковано к Оле и Лене. Они только и делали, что шептались, причем на лице у Лены отражался живейший интерес – редкое явление за последние несколько месяцев, что и говорить! А уж тот факт, что неприступная молчунья Ольга Касаткина сама заговорила с кем-то из одноклассников, и вовсе всех потряс!

– Как ты думаешь, о чем они разговаривают? – спросил как-то на перемене Макс у Даши, указав взглядом на двух девочек, которые стояли у окна в коридоре, и Оля о чем-то очень оживленно повествовала Лене, а та слушала – очень отзывчиво слушала, переспрашивая и жестикулируя.

– Понятия не имею, – пожала плечами Даша. – Макс, ты меня знаешь – я всегда готова помочь, но когда помощь наотрез отвергается, – мне становится просто по-человечески обидно…

– А между тем, может, в этих случаях, помощь и нужна больше всего, – пробормотал Макс, поправляя очки.

Тон, которым Крайц сказал эту фразу, обеспокоил Дашу.

– Ты что-то знаешь?

– Скажем так, у меня есть предположения. Ты не заметила, как переменилась Касаткина с тех пор, как явилась из этого своего «турне»?

– Н-нет… – промямлила Даша.

– А ты приглядись!

Оля стояла у окна и яркий весенний свет падал прямо на нее. И в лучах солнца было заметно, что девочка, действительно, очень переменилась. Она похудела, хотя никогда и не отличалась полнотой, под глазами у нее появились синие круги, губы были запекшиеся и искусанные.

– Да, пожалуй, ты прав, – ответила Даша растерянно, но тут же тряхнула головой и рассмеялась. – Макс, да мы сейчас, перед экзаменами, все такие! Переутомление, весенний авитаминоз…

– Может, ты и права, – вздохнул мальчик. – Но я все же послежу.

– Вот-вот, последи, – с готовностью согласилась Даша.

Удивительное это время – каникулы! Первые несколько дней и не верится в полную свободу, школьники по привычке просыпаются рано утром, собираясь бежать в школу, и вспоминают – свобода! Некоторым в это не верится до тех пор, пока родители, напуганные душевным состоянием чада, не отправят его куда-нибудь отдыхать. Большая часть нашей знакомой компании должна была по городам и весям. Последний сбор был назначен у Даши.

– Зови своих приятелей на пир, надо же попрощаться на лето! – сказал Дашин папа. Бабушка напекла пирогов, сварила компот. Можно было, конечно, и «Фанты» купить, но разве можно сравнить газированный напиток со вкусом эссенции с бабушкиным компотом из первых фруктов, кисловатым, душистым, дающим ощущение наступившего наконец-то лета!

Часам к пяти гости стали собираться, и в половине шестого, когда стало ясно, что никто уже, пожалуй, больше не придет, решили сесть за стол.

– Ваши ряды поредели? – с удивлением спросил Дмитрий Викторович.

– Да, так уж получилось, – со вздохом призналась Даша.

Отсутствовали Дима Проскурин и Лена Потапова. Ну, понятно, – эти двое просто не хотели встретиться здесь, за одним столом друг с другом, потому и не пришли… Ирочка Бокова еще два дня назад уехала в гости к тетке, в Одессу, за нее волноваться нечего. Купается сейчас в Черном море…

– Ну, рассказывайте, кто куда собрался? – спросила Даша у друзей. – Честно говоря, мне самой уже не терпится – так хочется куда-нибудь из города!

– А ты-то сама куда собралась? – вопросом на вопрос ответил Макс.

– Мы с Дашутой махнем на Кипр, – ответил Дмитрий Викторович за дочь.

– Папа, и ты со мной едешь? – восхитилась Даша. – Ты мне ничего про это не говорил!

– Готовил сюрприз, – развел руками папа. – Что ты думаешь, мне тоже полезно погреть на солнце свои старые кости. Так что через неделю у меня отпуск, и – едем!

Это заявление разбило молчание, и все стали наперебой излагать свои планы. Борю Губина его приятели с исторического факультета брали с собой на раскопки в Тарханкут. Вера Бреусова ехала по путевке в Египет, и рассказывала всем, каких этюдов она там наделает. Света Белова попросту отправлялась к бабушке в деревню, а ее верный Славка оставался в городе, и обещал приезжать к ней в гости. Игоря Бочкина родители увозили в пансионат – для поправки здоровья по их словам, и Игорь был очень недоволен этим обстоятельством. По его словам, он бы лучше тоже остался в городе, потому что в этом пансионате скука смертная.

– А ты, Макс? – поинтересовалась Даша.

– Я? – Макс словно очнулся от раздумий. – Я пока не знаю. Родители едут в Германию, а я остаюсь. Может, попозже приеду.

* * *

Строила планы на лето и Татьяна Викторовна Касаткина. Уж сколько лет у нее не было отпуска! Но на этот год все будет по-другому. Она устроит себе настоящий отпуск, а дочке – настоящие каникулы! Уже сколько лет подряд она отправляла ее к своей матери в деревню. Оттуда девочка возвращалась, конечно же, поздоровевшая и загоревшая, но всегда жаловалась на скуку, да и что она могла узнать нового в этой захудалой деревне? Нет, на этот раз все будет по-другому! Они поедут в настоящее путешествие на большом океанском теплоходе! Конечно, это очень дорого, но… Но Татьяна Викторовна чувствовала необходимость сделать это для дочери. Она ощущала определенное чувство вины за то, что так долго не уделяла ей внимания. А это будет чудесный сюрприз!

За деньгами на билеты Татьяна Викторовна полезла в заветную шкатулку с драгоценностями и, только открыв ее, сразу поняла, что там кто-то рылся. Нитка жемчуга, которую она часто надевала и которая, по логике вещей, должна бы лежать сверху, лежала на самом дне. Да и, вообще, было такое впечатление, что драгоценные побрякушки кто-то вывалил из шкатулки, а потом небрежно, горстями сунул обратно. Кто же это мог сделать? Оля?

При этой мысли Татьяна Викторовна сразу успокоилась. В самом деле, чего особенного? Девчонка в одиночестве кокетничала, примеряла мамины украшения, не из-за чего паниковать! То, что дочери, в принципе, несвойственны такие поступки, не пришло ей в голову. Она раскрыла потайное отделение и достала деньги. Татьяна Викторовна была человеком очень пунктуальным и педантичным, и потому отлично помнила, сколько денег лежало в шкатулке. Теперь же она недосчиталась двух сотен и была очень неприятно удивлена.

Может быть, она сама взяла оттуда деньги и забыла об этом? Да нет, она в последнее время открывала эту шкатулку только для того, чтобы что-то туда положить. Грабитель? Глупо. Грабитель взял бы все. Значит, это Оля. Оля, ее тихая девочка, которой Татьяна Викторовна никогда ни в чем не отказывала, украла деньги!

Татьяна Викторовна обессилено поставила шкатулку на столик и подошла к окну. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она зажмурилась, как от невыносимой боль. Именно сейчас она почувствовала, что в ее, такую благополучную, на первый взгляд, семью вошла какая-то неведомая беда.

Она решила не отменять поездку, но серьезно поговорить с дочерью. Ведь это большие деньги, на что могла их истратить девочка ее возраста? Это же невероятно, этого не может быть!

Между тем, Оля совершенно не волновалась по поводу украденных ею денег. Ей пришлось еще раз залезть в шкатулку, но она махнула рукой на это обстоятельство. Все равно мать так занята своей работой, что ни на что вокруг не обращает внимания. Оля нужна хоть кому-то только там, только среди своих братьев и сестер! А теперь, когда она привела туда Лену Потапову, она еще больше поднялась в глазах своих друзей.

Привести Лену оказалось легче легкого! Оля не ошиблась в определении ее состояния. Лене очень нужно было дружеское плечо, и стоило ее только подбодрить, сказать, что все хорошо, как она готова была пойти за этим человеком на край света.

– Они все только и знают, что меня критиковать, – жаловалась Лена Оле. – Займись тем, займись этим, измени себя, подумай о своей жизни… Надоели, честное слово!

– Я тебя понимаю, – кивала Оля. – То, что люди тебя не понимают, то, что тебе свойственны чуждые им мысли и стремления, значит, что ты избранна для высшей миссии…

Оля заучивала наизусть то, что говорили ей отец Мартин и Артур для того, чтобы передать это Лене. И тактика оправдала себя: Лена сама напросилась на собрание, и пришла в восторг от царящей там атмосферы. И Оля тоже была ужасно довольна: все ее хвалили, все говорили, как хорошо она поступила, вернув на истинный путь заблудшую душу! В этот день на молитве Оля ощутила больший подъем, чем обычно; ей казалось, что раскрывалось небо над ней, и нежные, смешливые ангелы слетают к ней, баюкают на своих больших и мягких руках, как на морских волнах…

Домой она вернулась совершенно опустошенной и разбитой. Как это нередко случалось после молитвенных собраний, она чувствовала безотчетную, но явственную ненависть ко всему окружающему миру, который казался ей огромной помойкой.

Мать была дома. Она открыла Оле дверь, услышав ее шаги на лестничной клетке и впустила ее в квартиру. Оля, не здороваясь, прошла в свою комнату, но мать не отвязалась, пошла за ней.

– Оля, нам надо поговорить, – твердо сказала Татьяна Викторовна.

Девочка обернулась и посмотрела на мать с такой гримасой отвращения, что та оторопела. Неужели ее дочь сейчас смотрит на нее, как на раздавленную жабу? А Оля и правда испытывала что-то вроде этого. Мать показалась ей какой-то ужасной старухой с искаженным ненавистью лицом, с трясущимися руками, вульгарной одетой и причесанной.

– Зачем ты взяла деньги, Оля? – тихо спросила Татьяна Викторовна.

Оля вся похолодела. Ей хотелось сказать что-то, как-то оправдаться, но язык не слушался ее, волна гнева поднималась откуда-то из глубины души. Она задыхалась, глаза застилала кровавая пелена, и вдруг колени ее подогнулись, и она упала прямо на пол, содрогаясь в конвульсиях и выкрикивая невнятные слова проклятий…

На следующее собрание Лена Потапова пошла без Оли. Она была сердита на Касаткину: обещала звонить и заходить, а сама… Когда подошел назначенный час, а Ольга не объявилась, Лена решила идти на собрание самостоятельно. Ее так приветливо встретили в первый раз, ведь не выгонят же теперь! На лестнице Лена столкнулась с Максом.

– Потапова, стой! – весело скомандовал он. – Я за тобой, между прочим.

– За мной? А меня дома нет! – ответила Лена. Ничего-ничего, она за ними бегала, как собачонка, теперь пусть они за ней побегают!

– Я хотел пригласить тебя купаться, – растерянно сказал мальчик.

В ответ на это Лена только фыркнула и побежала вниз по лестнице.

Крайц оторопел. Он остановился и стал протирать очки носовым платком. Потом пробормотал:

– Нет, этого так оставить нельзя! – и пустился вдогонку за Леной.

«Никогда не полагал, что мне придется выступать в роли Шерлока Холмса» – раздумывал он, следуя за Леной и изо всех сил стараясь не попадаться ей на глаза. Так они дошли до подъезда, за дверью которого Лена и скрылась. Макс недолго подождал, потом вошел следом за ней. Он услышал, как наверху хлопнула дверь, и путем недолгих размышлений определил, какую квартиру Лена выбрала целью своего похода. Но что-то подсказало ему, что не стоит туда стучать. Он остановился у дверей и прислушался, пытаясь понять, что там происходит, но услышал лишь слитный гул многих голосов. В квартире явно было много людей.

Тут скрипнула, приоткрываясь, соседняя дверь, и из-за нее выглянула худенькая пожилая женщина, похожая на старуху Шапокляк.

– А ты чего здесь торчишь? – заскрипела она неприятно-тонким голоском. – Ишь, стоит! А ну, пшел отсюда! Знаем мы вас…

– Сударыня, а можно задать вам пару вопросов? – спросил Макс, словно не обратив внимания на агрессивный тон старушки. Он знал, что на взрослых людей совершенно неотразимо действует его манера держаться. Так вышло и на этот раз.

– Задавайте, сударь, – в тон ему ответила старушка и высунула свой острый носик из-за двери.

– Вы не знаете случайно, кто проживает в этой квартире?

Макс указал на дверь, за которой скрылась Лена.

– А никто не проживает, – охотно сообщила старушка. – Приходят тут какие-то, да мы предпочитаем в эти дела не соваться. Нехорошая это квартира, молодой человек…

Макс понял, что пожилая женщина подтвердила его дурное предчувствие.

– А почему вы так решили?

Старушка оглянулась и, понизив голос до свистящего шепота, сообщила:

– Кричат они тут не своими голосами, аж страшно делается. И плачут, и смеются… Кто говорит – наркоманы тут живут. Как они выйдут отсюда – я сколько раз в щелку глядела! – так аж жалко смотреть. Все на вид вроде приличные, а идут-шатаются! А кто говорит – секция здесь!

Старушка поджала губы, решив, очевидно, что сказала уже более чем достаточно.

– Секта? – сообразил Макс.

– Во-во, секта! – закивала головой старушка. – Вон недавно по телевизору батюшка выступал, он все рассказывал, что в эти секты наркотиком заманивают. Так что, может, тут и то и другое сразу – секта и наркоманы тоже.

Макс схватился за голову. Ему сразу стало все понятно: и изменившийся внешний вид Оли Касаткиной, и ее пропажа, и то, что она так внезапно сблизилась с Леной! Ну конечно, они заманивают туда людей, которые чувствуют себя несчастными и обрабатывают их!

Некоторое время он колебался, думая, не начать ли ломиться в дверь, но потом принял решение и бросился вниз по лестнице, может быть, впервые в жизни забыв поблагодарить собеседницу и попрощаться с ней.

– Ишь, кинулся… – пробормотала старушка ему вослед.

Макс бежал к Оле Касаткиной. Если бы кого-нибудь в их классе спросили, где она живет, – никто, кроме Крайца, не смог бы ответить. Но на то он и Макс, чтобы все про всех знать! Он бежал во всю прыть, но уже с самого начала переулка понял, что опоздал. У подъезда Олиного дома стояла «Скорая помощь» и слышались рыдания. Плакала Татьяна Викторовна, Олина мама.

– Что случилось? – прошептал мальчик, и увидел, как из подъезда выносят носилки. На них лежала Оля, и лицо ее было белее, чем простыня. Она как-то болезненно сжалась в комок, руки и ноги подрагивали, словно их дергала за веревочки какая-то неведомая сила…

Уже потом, когда опасность миновала, когда усталый врач сказал, что Олина жизнь вне опасности, и она спокойно спит, Макс взялся проводить Татьяну Викторовну домой, чтобы она принесла оттуда Оле одежду для больницы.

Татьяна Викторовна была совершенно растерянна. Всю ее обычную уверенность как рукой сняло, когда она узнала от приехавшего врача, что у ее дочери передозировка наркотика. Ей очень нужно было с кем-то поговорить, на кого-то опереться, и тут подвернулся Макс. Он так солидно и спокойно держался, что несчастной матери даже не странно было разговаривать о своих проблемах с мальчишкой. Между тем, Макс рассказал ей все, что успел узнать.

– Так что, скорей всего, она принимала наркотики под принуждением, или вообще не знала, что она принимает, – закончил он. – Хорошо, что все так быстро выяснилось. Хотя, самом деле, это ужасно! Ведь все могло бы быть гораздо хуже!

– Да, но как, как я ее проглядела? – тихонько вздохнула Татьяна Викторовна. – У меня же никого, кроме нее, нет на свете, а я так мало уделяла ей внимания, все время пропадала на работе!

– Теперь все будет по-другому, – в тон ей отвечал Макс. – Мы ведь тоже виноваты. Видели, что с ней что-то происходит, чувствовали, но предпочитали не вмешиваться. Так что мы даже больше виноваты…

Они дошли до дома Касаткиных, и Татьяна Викторовна пригласила Макса зайти. Они пили чай, говорили об Оле, которая сейчас мирно спала в больничной палате; Татьяна Викторовна рассказывала мальчику про детство Оли, про то, что ее интересовало, чем она увлекалась, показывала ему детские фотографии дочери, и, постепенно, в душе мальчика вырастал живой интерес к этой девочке. Этот интерес был всегда, но до сих пор не проявлялся – из-за Олиной сдержанности, из-за занятости Макса.

Теперь он решил, что постарается сделать все, чтобы такого больше не повторилось. И в первую очередь для этого надо устроить всей компании душеспасительную беседу, и чтобы попало каждому по первое число! А потом нужно, пока не поздно, поговорить с Леной…

На следующий день Макс и наметил самое трудное. Он встал пораньше и, что вообще-то было для него не характерно, сделал гимнастику. Надо было быть в наилучшей форме.

Потом он отправился в гости к Лене, и волновался хуже, чем перед свиданием. То есть, обыкновенно ничто не могло вывести его из равновесия, а теперь он шел по улице, нарочно удлиняя путь, и судорожно соображал, как поведет разговор, что скажет сперва, что потом, и какой тон изберет для своей тирады.

Наконец, больше времени не осталось. Он был перед подъездом Лениного дома. Оставалось войти и подняться на этаж. Макс никогда не откладывал ни визит к зубному врачу, ни тяжелые разговоры с родителями. Все неприятное он старался делать, как можно скорее. Поэтому с внешней невозмутимостью вошел в подъезд, отыскал там нужную дверь и позвонил. Вместо одного звонка получились два коротких, как будто полупридушенных. Макс отдернул палец от кнопки звонка и заложил обе руки за спину.

Дверь открыла Лена. Теперь она выглядела так же, как в последние дни учебы – Оля. Такая же похудевшая, с ненормальными искорками в глазах. Кроме того, Макс заметил, что она стала злой, нервной. Это ее ужасно портило. Она заранее раздражалась, что Макс пришел в такое неподходящее время, когда ей никто не нужен, и она только и ждет, чтобы можно было выбежать на улицу и поехать в центр, где читают лекции.

Макс понял, что будет трудно. Очень. Он придумал по дороге тысячу поводов, чтобы завязать беседу, а потом незаметно перейти на то, о чем он и хотел с ней поговорить. Но в самый последний момент, как всегда, предпочел сказать правду.

– Привет, Лен! Как дела? – проговорил он быстро. Вытащив руку из-за спины, поправил очки и снова ее спрятал, – У меня к тебе очень серьезный разговор.

Все это он выпалил так быстро, что Лена не успела даже поздороваться в ответ.

– Ты можешь сейчас выйти прогуляться по парку? – спросил Макс, завидев в щели дверного проема кого-то из домочадцев Лены.

– Зачем? – недружелюбно спросила девчонка. Пока это было первое произнесенное ею слово.

– Правда, это очень важно, – сказал Макс, начиная волноваться,– это касается того… собрания, куда ты ходишь.

Он попал в точку. Это подействовало на Лену наилучшим образом. Она быстро, но все еще без тени улыбки сказала Максу, чтобы он зашел, пока она переоденется. Дома оказалась одна глухая бабушка, поэтому на помощь родственников Макс уже не рассчитывал.

Лена, поспешно меняя домашнюю затертую маечку на уличную футболку, соображала, что может быть нужно этому парню, которого ее «духовная мама” Оля считала главным противником истинно верующих среди всех в классе. Если он собирается переубеждать ее в истинности ее религии, то лучше бы было, конечно, сразу указать ему на дверь. Но всегда оставалась возможность, что и он захочет посетить лекцию. Может быть, тогда отец Мартин будет ею особенно доволен?

Лена вышла из своей комнаты, все еще очень неприветливо глядя на Макса. Тот чувствовал себя явно не в своей тарелке.

Выходя из подъезда, мальчик все еще молчал. Лена начала терять терпение.

– Так зачем ты ко мне заходил? Ты хочешь что-нибудь мне сказать? Если ты думаешь, что я буду слушать о…

Лена хотела сказать, что она много раз слышала нелепые обвинения в адрес ее друзей, и Макс может не стараться пересказывать все это по новой. Она знает, что все это – слухи, которые распускает сатана. Но она ничего этого не успела сказать. Макс наконец-то открыл рот.

– Я просто хочу тебе кое-что показать. У тебя есть час– полтора свободного времени?

– А что? – не спешила соглашаться Лена.

– У Оли проблемы, – сказал Макс таким тоном, что сразу становилось ясно, – это серьезно. Макс глядел в пол. В голосе у Лены наконец-то появились человеческие, не заученные интонации:

– Что случилось?

Они сидели в больничном коридоре. Рядом, за стеной, спала Оля. Ее вывели из шокового состояния, но ей нужно было еще находиться в больнице не меньше недели. С ней постоянно была ее мама. Макс с Леной сидели на больничной кушетке, опустив головы оба.– Теперь мне все понятно, – сказала Лена– Из наших наверняка больше никто не попадется в эту ловушку, – сказал Макс как всегда серьезно и немного патетично, – но как сделать, чтобы в нее не попался вообще никто?– Не знаю, – сказала Лена.– Надо придумать, – уверенно ответил Макс.– Мы подумаем над этим все вместе. Да?– Конечно.Ребята снова замолчали. Каждый из них думал о своем. Серьезный Макс задумался над тем, что они пока еще не достаточно обращают внимания на окружающих, что все-таки надо быть добрее к друг другу.Лена же наконец-то решила для себя, что не стоит больше замыкаться и в одиночестве лелеять свою боль, предаваясь сладкому затягивающему отчаянию. Еще ее тревожило, что наркотик мог уже вызвать у ее организма зависимость.– Макс, – жалобно сказала девочка. – Ты сходишь со мной на прием к наркологу?Мальчик без пояснений понял ее опасения.– Конечно, Лена, – просто сказал он. – Я твой друг, и не уставлю тебя наедине с этой проблемой.– Спасибо.