391 — 591-й дни войны. 17 июля 1942 года — 2 февраля 1943 года

ерманское командование на лето 1942 года разработало новый план ведения войны. Цель оставалась прежней — разгромить Советский Союз. Но захват Москвы и Ленинграда откладывался. Главный удар нацеливался на Кавказ.

Затем в связи с изменением обстановки на фронте, в связи с отходом советских войск за Дон от Воронежа до Клетской и от Суровикино до Ростова гитлеровское командование первоначальный план несколько изменило. Устремляясь основными силами на Кавказ, фашисты двинули 6-ю армию на Сталинград.

Мы уже говорили, что влекло фашистов на юг нашей страны. Не боясь повториться, назовем выгоды, которые противник хотел получить в новом наступлении. Припасенные гитлеровцами для молниеносной войны запасы нефти и бензина истощились. А нефтяные промыслы Румынии — союзника Германии остались далеко позади фронта. На перевозку горючего по железным дорогам уходило много времени. К тому же не каждый эшелон приходил на станцию назначения: советские самолеты бомбили их, их взрывали партизаны. В июле 1942 года Гитлер в Полтаве на совещании генералов говорил: «Если я не получу нефти Майкопа и Грозного, я должен буду покончить с этой войной». Они нацеливались не только на нефть Северного Кавказа, но и на Баку, на промыслы по северному побережью Каспийского моря. Естественно, захватив эти районы, немцы оставили бы без горючего Красную Армию, ее танки, автомобили, самолеты.

Овладение Кавказом давало Германии еще много преимуществ. В таком случае у Советского Союза не осталось бы ни одного порта на Черном море и советский флот неминуемо погиб бы. Через Иран наша страна поддерживала связи с союзниками — Англией и США. Следовательно, для таких связей остались бы лишь Дальний Восток и Север. Дружественная Германии Турция ввела бы войска на территорию Грузии, Армении, Азербайджана, если бы немцы достигли на Кавказе успеха.

Тем же целям служил и захват Сталинграда. Водный путь, по которому в центр страны шли нефть, зерно и другие грузы, был бы перерезан. Мы лишились бы крупного промышленного центра: на сталинградских заводах делались танки, минометы, снаряды. Захватив Сталинград, немецко-фашистские армии стали бы угрожать Москве с юга. К падению волжского города приурочивала выступление против Советского Союза Япония, которая сосредоточила на наших дальневосточных границах миллионную армию.

Германское командование учитывало и то, что район будущих военных действий был удобен для их многочисленных танков и авиации, — ровные степные просторы давали бронетанковым войскам возможность совершать стремительные и далекие рейды, от авиации же на такой местности укрыться невозможно.

И еще было обстоятельство, которое учли Гитлер и его штаб: союзники немцев — войска королевской Румынии, Венгрии и Италии (в этих странах у власти были фашисты) — охотнее воевали на юге, в условиях, более привычных для себя, чем на севере нашей страны.

Гитлер, его фельдмаршалы, генералы были уверены в быстром захвате Сталинграда. Все, что было связано с подготовкой к этой операции, хранилось в глубокой тайне. Для тайны само название операции несколько раз менялось: сначала она называлась «Зигфрид», потом «Брауншвейг», потом «Блау» — «Голубой».

Чтобы замаскировать «Голубого», чтобы отвлечь советские войска с южного направления на центральный участок фронта, гитлеровцы разработали ложную операцию, которую для убедительности назвали «Кремль». Подготовка к ложной операции проходила во всех военных документах. 29 мая был подписан «Приказ о наступлении на Москву». Сами же немцы позаботились о том, чтобы эти сведения попали в руки нашей разведки.

Так, казалось, безупречно готовилось то, что через полгода сам враг назвал сталинградской катастрофой.

 

Оборона Сталинграда

Советские войска не смогли сдержать превосходящие силы противника, наступавшего на сталинградском направлении. Но чем ближе к Волге отходили они, тем упорнее оборонялись.

Первый адъютант генерала Паулюса Вильгельм Адам писал о тех днях:

«При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой. Отошли в прошлое легкие успехи западной кампании, равно как и бодрое настроение солдат… Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжелых боев разыскивали свои части. Особенно запомнились мне двое, участвовавшие в сражении под Калачом. Они служили в той дивизии, куда я направлялся. Я взял их в свою машину. Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще находясь под свежим впечатлением пережитых боев, рассказывал:

— В таком пекле даже здесь, на востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских отлично работает — что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмемся да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятие — это „катюши“…»

Фашистское командование, чтобы возместить потери, вынуждено было постоянно перебрасывать к Сталинграду новые части, снимая их с кавказского направления и даже из Западной Европы. В июле на сталинградском направлении действовали 42 дивизии врага, в августе — 69, а к концу сентября — 81 дивизия. Гордость вермахта — 6-я полевая армия и 4-я танковая армия тоже были у Сталинграда. Именно они и вышли к рубежам на окраинах города.

Командующий 6-й армией генерал танковых войск Паулюс 12 сентября был вызван в Винницу, в ставку Гитлера. Выслушав доклад генерала, фюрер приказал ему начать штурм Сталинграда. Гитлер считал, что Красная Армия доживает последние дни и надо только ускорить ее гибель.

Основную тяжесть вражеского удара в городе приняли на себя 62-я и 64-я армии, которыми командовали генерал — впоследствии Маршал Советского Союза — Василий Иванович Чуйков и генерал Михаил Степанович Шумилов.

«Я никогда не забуду, — писал Чуйков, — 14 сентября. Для Сталинграда оно стало одновременно одним из наиболее тяжелых и в то же время счастливых дней.

В этот день враг вклинился в город большими силами западнее вокзала. Фашистские головорезы выскакивали из машин, веселились, врывались в жилые кварталы с целью поживиться тем, что еще уцелело от пожара. А наши солдаты и офицеры, спрятавшись за углы зданий, в подвалах, на чердаках домов, расстреливали зарвавшихся захватчиков.

Нельзя расценивать эти действия немцев иначе, как психическую атаку. Но когда они были встречены дружным огнем и поползли, будто ошпаренные кипятком тараканы, и гибли на наших глазах, вот тут-то мы и почувствовали, что сможем уничтожить фашистских захватчиков всех до единого».

Чуйков приказал своему штабу в дни наиболее тяжелых боев переместиться к самым передовым позициям. Армия знала, что ее командиры рядом, и солдаты дрались еще мужественнее, а штаб надежнее управлял войсками, хотя условия для его работы были невероятно сложные.

В середине октября враг предпринял еще одну яростную попытку овладеть всем городом и сбросить наши войска в Волгу. Вот что рассказывал Василий Иванович Чуйков об этом времени:

«Н. И. Крылов (начальник штаба армии) и К. А. Гуров (член Военного совета) с телефонами в руках рассматривают план города. По синим стрелам и цифрам, а также по красным изогнутым линиям оцениваю положение на направлении главного удара противника. Вопросов не задаю, знаю, что полученные пять — десять минут назад данные об обстановке уже устарели. Вызываю к телефону командующего артиллерией армии Пожарского. Приказываю дать залп „катюш“ двумя дивизионами. Одним — по силикатному заводу, другим — по стадиону. Там, по моему мнению, должно было быть скопление войск противника…

После короткого обмена мнениями между членами Военного совета стало ясно, что противник вновь бросил крупные силы против 62-й армии. Ближайшая цель врага — пробиться к Волге. Было ясно, что он сделает все возможное, чтобы воспретить подход подкреплений и подвоз боеприпасов из-за Волги. В ближайшие несколько дней нам предстояла небывало жестокая борьба только имеющимися в распоряжении 62-й армии силами. Наш блиндаж трясло как в лихорадке, земля звенела, с потолка сыпался песок, в углах и на потолке под балками что-то потрескивало, толчки от разрывавшихся вблизи крупных бомб грозили развалить блиндаж…

В тот день мы почти не видели солнца. Оно поднималось бурым пятном и изредка выглядывало в просветы дымовых туч.

На фронте около шести километров Паулюс бросил в наступление под прикрытием ураганного огня три пехотные и две танковые дивизии… Превосходство в людях было пятикратным, в танках — двенадцатикратным, его авиация безраздельно господствовала на этом участке».

СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА. КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК

Ноябрь-декабрь 1942 г.

Линия фронта к 19 ноября.

Линия фронта на 30 ноября.

Линия фронта на 31 декабря.

Полеты транспортной авиации противника.

Сколько подвигов было совершено в те дни? Мы не знаем. Считать подвиги было некому, потому что каждый в то время дрался, как герой.

Восемь фашистских танков атаковали тяжелый танк КВ. Он подбил четыре. Но тут подошли еще несколько фашистских машин. Им удалось поджечь КВ. Автоматчики врага ждали, когда советские танкисты станут вылезать из люка. В пламени и в дыму командир танка Хасан Ямбеков, механик-водитель Андрей Тарабанов, командир орудия Сергей Феденко, радист Василий Мушилов вели огонь до последнего снаряда и патрона. Они не сдались врагу. Радио донесло до своих голос Хасана: «Прощайте, товарищи! Не забывайте нас!» Пением «Интернационала» закончилась эта героическая радиопередача.

В батарее противотанковых орудий лейтенанта Алексея Очкина был пятнадцатилетний Ваня Федоров. Артиллеристы подобрали паренька на одной из станций, где стоял их эшелон. В Сталинграде Ваня подносил снаряды к орудиям. На батарею двинулись вражеские танки, следом крались автоматчики. Много артиллеристов погибло в этой схватке. Ваня был жив. Гранатами отогнал автоматчиков, собирался метнуть гранату под танк, но был ранен в обе руки. Тогда мальчик-герой зажал гранату в зубах, бросился под гусеницу и взорвал танк. Всего лишь один день Ваня был комсомольцем.

Не только героизм, но и мастерство советских солдат остановили фашистов в городе. Когда гитлеровская артиллерия и авиация начинали подготовку к атаке, наши солдаты подбирались вплотную к позициям врага и там пережидали налет — вражеские бомбы и снаряды падали на пустые окопы и щели. После налета солдаты быстро отходили в свои укрытия и встречали вражескую пехоту огнем. Если шли в атаку немецкие танки, а за ними автоматчики, то наши пропускали танки над своими укрытиями, отсекая автоматчиков огнем. За танки же принимались артиллеристы и бронебойщики.

Таким был Сталинград после боев.

Особую службу сослужило в ночных боях наше «ура». Гитлеровцы выставляли в захваченных зданиях наблюдателей, а остальные отдыхали в укрытиях. Артиллеристы и пулеметчики, заранее пристреляв окна и бойницы, просили пехоту погромче, пострашнее крикнуть «ура». Думая, что началась атака, враг бежал к окнам, проломам, бойницам и попадал под пули и осколки снарядов.

…Был конец осени. Надвигались холода. Все сроки взятия города, намеченные Гитлером, прошли. Но город держался крепче, чем раньше. Все чаще немцев одолевали мрачные предчувствия. Солдат Шарф писал родственникам: «Судьба долго меня щадила и оберегала, чтобы заставить испытать самые ужасные муки, какие только могут быть на этом свете. За десять дней я потерял всех товарищей. После того как в моей роте осталось 9 человек, ее расформировали. Я теперь кочую из одной роты в другую. Несколько дней находился в мотоциклетном взводе. Этого взвода теперь тоже нет… Только тот, кто побывал здесь, может понять, что мы сейчас далеки от победы, как никогда раньше».

Однако отказаться от захвата Сталинграда фашисты не могли. Он был для них воротами к сказочным военным выгодам — ты помнишь, эти выгоды были подсчитаны ими в плане, который назывался «Блау» — «Голубой»?

8 ноября Гитлер по радио обратился к своим войскам с речью:

«Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, у одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки 30 миллионов тонн грузов, из которых почти 9 миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, вы знаете, нам много не надо — мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: „А почему же вы не берете их побыстрее?“ Потому, что я не хочу там второго Вердена. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!»

Всего одиннадцать дней прошло после этой речи, и хвастовство фюрера и все планы фашистской Германии были перечеркнуты. 19 ноября началось контрнаступление советских войск.

Когда защитники Сталинграда мужественно сдерживали натиск врага, с не меньшим мужеством работали рабочие на заводах. И они сделали, казалось, невозможное: в ноябре 1942 года Красная Армия по количеству оружия стала обгонять гитлеровскую армию. На советско-германском фронте у фашистов было 51 680 орудий и минометов, 5080 танков и штурмовых орудий, 3500 боевых самолетов. А у нас — орудий и минометов 77 851 да 1742 реактивных установки, танков и самоходных орудий 7350, боевых самолетов 4544. Теперь все зависело от мастерства солдат, от таланта полководцев. И мы знаем, звезда германской военной славы, так стремительно взлетевшая над горизонтом, после этого померкла и покатилась вниз. Звезда советской военной славы поднималась все выше и выше — до самого зенита.

Окружение и уничтожение 330-тысячной армии под Сталинградом история назвала новыми Каннами. Две с лишним тысячи лет назад карфагенский полководец Ганнибал, имея 50 тысяч воинов, окружил и уничтожил римскую армию численностью в 69 тысяч; с тех пор Канны считаются высшим показателем военного искусства. Сравнения никогда не бывают точными: то, что сделали наши полководцы, грандиознее деяний Ганнибала. Недаром Геббельс о нашем зимнем наступлении 1942–1943 годов был вынужден сказать следующее: «Мы переживаем на Востоке военное поражение. Натиск противника в эту зиму предпринят с ожесточением, превосходящим все человеческие и исторические представления».

 

Начало начала

День 12 сентября отмечен немецкими историками как дата встречи Паулюса с Гитлером в Виннице. Генерал летал туда, чтобы получить приказ о штурме Сталинграда. Но в этот же день произошло более важное событие. Правда, поначалу оно не выходило из числа рядовых, это был обычный для того времени разговор военачальников в Кремле. Однако последствия его оказались такими грандиозными, что мы должны отметить в противовес немецкому наше 12 сентября — советское.

Днем 12 сентября из района Сталинграда вылетел в Москву заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии (потом Маршал Советского Союза) Георгий Константинович Жуков. Через четыре часа он был в Кремле у Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Там же находился начальник Генерального штаба генерал-полковник (потом Маршал Советского Союза) Александр Михайлович Василевский.

Правительство тревожилось за судьбу волжского города. Особенно беспокоило то, что севернее Сталинграда фашистам удалось выйти к реке и разъединить наши части довольно широким коридором.

Чтобы ликвидировать этот коридор, были нужны большие силы. Сталин достал свою карту, где были помечены резервы Ставки Верховного Главнокомандования, и стал рассматривать ее. «Мы, — вспоминает Жуков, — с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

— А какое „иное“ решение? — вдруг, подняв голову, спросил Сталин.

…Мы подошли к столу.

— Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь».

Самолет Пе-2 бомбит фашистов.

Бомбардировщик Пе-2. За годы войны сделано 11 500 таких самолетов.

Весь следующий день, 13 сентября, Жуков и Василевский работали в Генштабе. А ночью на новой встрече у Сталина они рассказали замысел будущего контрнаступления. Оно дало бы возможность не растрачивать силы на ликвидацию коридора, на незначительное улучшение других позиций, а привело бы к изменению обстановки в нашу пользу на всем южном крыле советско-германского фронта.

Пользуясь тем, что линия фронта напоминала прямой угол, в вершине которого был Сталинград, предлагалось со сторон угла, с его катетов, нанести удары один навстречу другому по гипотенузе — так, чтобы самая мощная группировка фашистских войск оказалась замкнутой в огромном треугольнике.

План был смелый и дерзкий. Выполнение его дало бы нашей стране огромные выгоды. Давай посчитаем их по пальцам.

В окружении оказались бы лучшие германские войска: они или сдались бы в плен, или были бы уничтожены.

После этого оголился бы левый фланг и тыл германских войск, наступавших на Северный Кавказ. Эти войска оказались бы под угрозой окружения между Каспийским и Черным морями. Значит, им оставалось одно: отступать с Северного Кавказа.

Гитлеровский план захвата нефтеносных и зерновых районов был бы окончательно сорван.

Советские войска после поражения немцев у Сталинграда и на Северном Кавказе перешли бы от обороны в наступление, а обороняться вынуждены были бы фашисты.

Друзья Германии — Япония и Турция — уже не рискнули бы вступить в войну против нас.

Сталинград. Бой на территории Тракторного завода.

Победа наших войск принесла бы огромную радость советским людям и всем народам, порабощенным фашистами. А радость прибавляет силы: еще лучше работали бы рабочие на заводах, колхозники в полях, еще мужественнее сражались бы партизаны в тылу врага, крепче бы доставалось фашистам от борцов Сопротивления во Франции, в Югославии, в Норвегии…

Но выполнить можно не всякий заманчивый план, а только такой, в котором предусмотрены все слабые и сильные стороны противника. То, что контрнаступление будет удачным, подтверждалось такими фактами.

Слева и справа от германских войск, сгрудившихся у Сталинграда, стояли румынские, венгерские и итальянские войска. Вооружены они были хуже, чем немцы. У них слабые трофейные танки (чехословацкие и французские), противотанковой артиллерии мало. Боевой дух румынских, венгерских, итальянских солдат не отличался крепостью: кому охота расплачиваться жизнью за преступления чужого фюрера? На этих-то участках и предполагалось прорвать оборону противника.

Итак, оборону наши войска прорвали. Но ведь немцы не будут равнодушно смотреть, как гонят их союзников, потому что следующими, кому достанется, будут сами немцы. Фашисты должны будут бросить свои дивизии, чтобы загородить проломы в линии фронта. Все дело в том, что у противника уже не было таких свободных дивизий, все резервы фашистов полегли в степях у Сталинграда и на Северном Кавказе. В середине октября Гитлер прикажет своим войскам перейти к обороне почти на всем фронте. Он будет тешить себя надеждой, что в обороне перезимует новую военную зиму, а летом снова начнет наступление, послав на фронт еще уцелевших мужчин Германии.

Сталинград. Уличные бои.

Немцы, как говорят, были обескровлены в наступлении. Но ведь и наши войска понесли немалые потери. Какими же силами будем вести контрнаступление мы? Пока город оборонялся, в тылу Советской страны были подготовлены мощные резервы. Наши бойцы получили много танков Т-34, много новых самолетов — истребителей, пикировщиков, штурмовиков, было много орудий у наших и много снарядов к ним. Теперь у нас было чем воевать.

Вся задуманная операция делилась на несколько частей:

1) прорыв обороны;

2) окружение немецкой группировки у города;

3) создание внешнего фронта, который задержал бы фашистов, идущих на помощь окруженным;

4) пресечение попыток врага выйти из кольца и полное уничтожение окруженных войск.

Замысел контрнаступления заинтересовал Сталина. В конце обсуждения он сказал: «Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать».

Жуков и Василевский выехали в район боевых действий, чтобы изучить условия для подготовки контрнаступления, посмотреть места, где лучше сосредоточить резервы.

Было у них и еще важное задание — помочь командующим фронтами организовать оборону волжских рубежей. Ты ведь знаешь, как враг в эту пору рвался к реке, как хотел занять весь город. В оборонительных боях советские войска должны были не только устоять, но и как можно больше истребить врагов, их танков, самолетов, орудий — от этого тоже зависел успех контрнаступления.

В конце сентября в Ставке снова состоялся разговор о будущих военных действиях. На этот раз вернувшиеся с фронта Жуков и Василевский подписали карту-план контрнаступления. Сталин карту-план утвердил своей подписью.

Надо ли говорить, как важно было сохранить наш план в тайне? В дальнейшем, когда в работе над ним приняли участие другие военачальники — начальники родов войск Красной Армии, командующие фронтами и армиями, — разговор о плане вели только с глазу на глаз, при личных встречах. Ни в письменных распоряжениях, ни в разговорах по телефону и шифровках по радио не было ничего, что могло бы натолкнуть гитлеровскую разведку на следы будущей операции.

«Уличные бои в Сталинграде». Картина Г. Марченко.

 

Свое держать в тайне, чужое знать

Операция «Уран» — такое название получило контрнаступление — должна была начаться 9 ноября на Юго-Западном фронте и 10-го — на Сталинградском. Разница в сроках объяснялась тем, что до Калача — места встречи ударных соединений обоих фронтов — с севера надо было пройти 120–140 километров, а с юга — 100.

Всего 3–4 дня отводилось для этих ударов.

Однако сроки начала «Урана» были перенесены на 19 и 20 ноября. Из-за недостатка автомобилей вовремя не были подвезены боеприпасы, горючее, зимнее обмундирование. Не в полной мере была готова и авиация. А на нее возлагались большие задачи: подавить авиацию врага, прикрыть наши войска от ударов с воздуха, пробивать бомбежками дорогу наступающим частям, преследовать отходящего противника.

Каждый день отсрочки таил в себе опасность того, что враг узнает нашу тайну. И тайна охранялась всеми способами.

Новые войска сосредоточивались не там, где им предстояло нанести удар, а в 50–60 километрах от нужного места. Все передвижения производились только ночью, с погашенными фарами. На день и люди и машины замирали, затаивались по оврагам, в редких лесках, селениях. Дело осложнялось тем, что на Юго-Западном фронте резервам приходилось переправляться через Дон, а на Сталинградском — через Волгу. И если по берегу Дона были леса, которые на светлое время укрывали танки, орудия, пехоту, то берега Волги были совершенно открыты. Гитлеровские летчики бомбили мосты, паромы, однако и на Волге скопления наших войск не заметили. В это время через реку эвакуировались со своим имуществом жители Сталинграда. Они-то и помогли в этом месте маскировке войск.

Задолго до контрнаступления прекратилась почтовая связь между солдатами ближних фронтов и их семьями — по перемещению полевой почты враг тоже мог догадаться о перемещении войск.

Все скрыть от врага, а самим все знать о враге — в этом был залог успеха. Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, которого Ставка тоже послала в район контрнаступления, вспоминал: «Мы следили за врагом во все глаза. Наблюдение велось круглосуточно. Непрерывно работала звукометрическая разведка, которая выявляла вражеские артиллерийские и минометные батареи. С воздуха шло систематическое фотографирование расположения противника, особенно тех районов, где намечался прорыв его обороны. Генералы-артиллеристы часами просиживали за стереотрубами на наблюдательных пунктах… Ставка обязывала на направлениях главных ударов при прорыве обороны противника создать такие группировки войск, чтобы было достигнуто, по крайней мере, тройное превосходство над врагом. Много раз пришлось считать и пересчитывать наши силы, в особенности группировки артиллерии, чтобы такое превосходство было действительно обеспечено».

В самый канун контрнаступления разведчики 5-й танковой армии на Юго-Западном фронте узнали, что враг в первых траншеях оставил только наблюдателей, а настоящую оборону занял в трех километрах от переднего края. На Сталинградском фронте разведчики обнаружили новую кавалерийскую дивизию румын. Все это учитывалось нашим командованием.

15 ноября в район Сталинграда пришла телеграмма из Москвы.

«Товарищу Константинову.

Только лично.

День переселения Федорова и Иванова можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.

Васильев.

13 часов 10 минут 15.11.42 г.»

За фамилией Васильев был Сталин, телеграмму он послал Жукову. Федоров был на самом деле Николаем Федоровичем Ватутиным, командующим Юго-Западным фронтом, а Иванов — это Андрей Иванович Еременко, командующий Сталинградским фронтом. Василевский в телеграммах именовался Михайловым, Константин Константинович Рокоссовский, командующий Донским фронтом, был Донцовым.

Под «переселением» подразумевалось наступление. Причин изменять сроки «переселения» не было. И 17 ноября точные сроки наступления получили командующие армиями. Все войска узнали это только за несколько часов до атаки.

Генерал армии Павел Иванович Батов в то время командовал 65-й армией. Он вспоминает: «В этот же день (17 ноября) было решено созвать командный состав на проигрыш операции. Мы собрались близ берега Дона на скате Дружилинских высот. Над головами трепетали под порывами холодного ветра раскинутые саперами маскировочные сети. Вокруг макета (с изображением позиций врага) были отрыты щели с легкими перекрытиями на случай огневого налета. В 50–60 метрах стояли оптические приборы, у которых работали наблюдатели. Это было очень удобно: каждого командира можно подвести от макета к стереотрубе и здесь, на реальной местности, проверить решение, увидеть свое направление и рубежи, которые должны быть достигнуты к сроку.

Участвовали в проигрыше офицеры управления армии, командиры и начальники политорганов наших соединений, а также частей усиления и представители соседних армий. Здесь были все, кто через два дня вместе будут творить победу; сейчас они в последний раз взвешивали свои возможности, обдумывали свои действия на общем фоне армейской операции».

Осенью 41-го москвичи начали сбор теплых вещей для бойцов Красной Армии. Вскоре во всех тыловых городах и деревнях готовили подарки солдатам: шерстяные носки, варежки, полотенца, кисеты. В Фонд обороны Родины население сдавало золотые и серебряные украшения, деньги. Только за четыре месяца советские люди собрали 7 миллиардов рублей. Танковая колонна «Хабаровский комсомолец» была построена на средства, собранные молодыми хабаровчанами. Артисты Малого театра собрали деньги на эскадрилью истребителей.

Мы с тобой, пока тянется медлительное время ожидания приказа, опять немного посчитаем.

К 19 ноября на сталинградском направлении у гитлеровцев было: людей — 1 011 500, орудий и минометов — 10 290, танков и штурмовых орудий — 675, самолетов — 1216. А у нас: людей — 1 103 100, орудий и минометов — 15 501, танков и самоходных орудий — 1463, самолетов — 1350. Как видишь, самолетов, танков и орудий у нас было больше. Но главное и решающее наше преимущество заключалось в том, что мы смогли скрытно сосредоточить вдвое, втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.

Мы говорили с тобой, что резервов у германского командования осенью 1942 года уже не было. Но, попав в отчаянное положение, враг мог перебросить к Сталинграду войска с центрального участка фронта. И вот, чтобы не случилось этого, чтобы не было у Сталинграда неучтенных, не запланированных нами вражеских дивизий, было решено одновременно с «Ураном» провести наступательную операцию в районе Вязьмы и Ржева, за много сотен километров от Сталинграда. Для руководства этой операцией туда поехал Жуков. А Василевский остался здесь.

В ночь на 19 ноября войска получили долгожданный приказ о переходе в контрнаступление. До атаки оставалось несколько часов. Но тайна «Урана» оберегалась, как и в самом начале. Соединения 5-й танковой армии получили распоряжение: «Шлите приемщика за получением меховых перчаток». Читалась эта фраза так: «Начало атаки пехоты 19.11.42 г. 8.50».

В землянках при тусклом свете коптилок, сделанных из снарядных гильз, в блиндажах политруки читали обращение к солдатам:

«…Идя в бой, мы знаем, что мы идем освобождать братьев и сестер, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба Родины, судьба нашего великого народа. От нас с вами, от нашего упорства и умения зависит — будет ли каждый советский человек жить в своей свободной стране или будет, как раб, гнуть спину у барона.

…За кровь загубленных фашистскими людоедами наших жен и детей, за пролитую кровь наших бойцов и командиров мы должны пролить потоки вражеской черной крови.

Вперед, к победе! Смерть немецким оккупантам!»

Началось долгожданное контрнаступление у Сталинграда.

 

Праздник нашего оружия

Утро 19 ноября на Юго-Западном фронте и на правом крыле Донского фронта выдалось туманное. Серая пелена прикрыла степь и овраги. Во мгле скрылись неприятельские позиции: рвы, ряды колючей проволоки, доты. И что было совсем плохо, не могла в такую погоду действовать авиация. Однако отложить начало операции «Уран» было невозможно. Слишком много сил ушло на то, чтобы подготовить все именно к этому утру. Слишком много людей — сотни тысяч ждали с минуты на минуту сигнал к грозному бою, к яростному празднику нашего оружия. Да, атака была нашим праздником, и даже медные трубы звучали во время нее. Когда на две минуты стихли пушки, генерал-майор Таварткиладзе дал знак стотрубному оркестру и только вслед за этим подал знак другой — поднял свою дивизию в атаку.

Но вернемся к самому началу. В 7.20 артиллеристы по телефону получили команду «сирена». И тут же все 5888 орудий и минометов были заряжены. В 7.30 прозвучала команда «огонь».

На позиции врага обрушился смерч стали и пламени. Артиллеристы работали и за себя и за летчиков, которые не могли сейчас подняться с аэродромов.

Огневой налет продолжался до 8.48. В 8.50 пошли в атаку стрелковые дивизии. Они должны были пробить в обороне врага бреши, уничтожить там уцелевшие после артналета огневые точки. Вслед за пехотой в бреши, как в распахнутые ворота, пойдут танки. Им очень важно не задержаться здесь, не остановиться на первых рубежах — у них свое дело: выйти на степной простор и, не считая километры, гнать врага, сбитого с насиженного места, захватывать его штабы, мосты, склады, перерезать дороги, уничтожать резервы, с незащищенного тыла нападать на очаги сопротивления.

Но туман сделал свое дело. Не все цели у противника были подавлены артогнем. Враг упорно оборонялся в уцелевших дотах. К 12.00 наши пехотинцы продвинулись всего на 2–3 километра. Оборону все не удавалось прорвать. А драгоценное время летело. Враг мог прийти в себя от внезапного удара.

Командующий 5-й танковой армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко знал, что терять танки на первом рубеже полководцу непростительно. Но другого выхода не было. И он приказал 1-му и 26-му танковым корпусам двинуться в полуоткрытые ворота, помочь пехоте распахнуть их настежь. Танки пошли вперед, обогнали пехоту. Скоро вражеская оборона между реками Цуцкан и Царица была прорвана.

ОБЩИЙ ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ВО ВТОРОМ ПЕРИОДЕ ВОЙНЫ

Ноябрь 1942 г. — декабрь 1943 г.

Цифровые обозначения: 1 — Норвегия, 2 — Германия, 3 — Польша, 4 — Чехословакия, 5 — Венгрия, 6 — Румыния, 7 — Югославия, 8 — Болгария, 9 — Греция.

Линия фронта к началу второго периода войны (ноябрь 1942 г.).

Линия фронта от марта 1943 г. — до июля 1943 г.

Линия фронта к концу второго периода войны (декабрь 1943 г.).

Внешние морские сообщения с союзниками.

Морские коммуникации Советского Союза.

Морские коммуникации противника.

Ноябрь 1942 г. — декабрь 1943 г.

Сталинград. Бой в городе. Бой в цехе завода. И пленные, взятые в Сталинградском котле.

После Сталинграда — бои за новые города. Разбомбленный немецкий аэродром. Наступление наших танков и пехоты.

Самоходка в освобожденном городе. Десант на крымский берег. Танки по степной дороге идут на запад. Это эпизоды середины Великой Отечественной войны.

Появились первые толпы испуганных пленных. Они шли с поднятыми руками, не понимая, что случилось, откуда на их тихие недавно места налетела буря. Но было еще много очагов вражеского сопротивления: дотов, артиллерийских батарей.

Танки обходили их стороной, затем возвращались к ним с тыла и уничтожали.

Во второй половине дня ширина бреши увеличилась до 16 километров. Тогда в нее вошел 8-й кавалерийский корпус. Он тоже обогнал пехоту. Танки, кавалерия — подвижные соединения нашей армии — углублялись с боями все дальше на юг и юго-восток. За ними двигались стрелковые соединения. Они довершали уничтожение разгромленных танкистами войск, очищая от неприятеля села и хутора, собирали пленных.

Каждое продвижение вперед — это новая атака на врага.

К вечеру погода совсем испортилась. На степь, на дороги, пропадавшие в тумане, повалил мокрый снег. Танкисты двигались по азимутам, только с помощью компаса они находили нужное направление. В такой обстановке могли случиться любые неожиданности.

Генерал А. Г. Родин, который командовал 26-м корпусом, вспоминает: «В конце дня произошла любопытная встреча с оперативными резервами противника. Под покровом ночи и при обильном снегопаде мы продолжали движение вперед по колонному пути с включенным светом. Вдруг при подходе к отделению совхоза № 86 по нашей колонне был открыт артогонь. Выключили свет, и стрельба прекратилась. Продвинувшись вперед еще километра на два, я приказал остановить колонну и выслать из ядра разведки дозор в направлении выстрелов. Когда были выключены моторы и настала ночная тишина, то мы услышали шум моторов и движение танков, но левее нас и в противоположную нашему движению сторону. Тут же поступило донесение от разведки, что танки противника пошли в сторону фронта — к городу Серафимовичу. Оказалось, что 1-я румынская танковая дивизия из района Перелазовского спешила на фронт, на помощь своим пехотным дивизиям. Приказал в бой не вступать. Иметь наблюдение, не теряя соприкосновения.

Танковая колонна противника, дойдя до станицы Новоцарицынской, продолжала движение на север. А мы повернули строго на юг — на Перелазовский. Таким образом, тылы румынской танковой дивизии были отрезаны, большинство ее автомашин с горючим, боеприпасами и продовольствием были попросту включены в нашу колонну. Водителей противника оставили за рулем, посадив к ним по автоматчику. Что касается вражеских танков, то мчитесь, голубчики, дальше, без горючего и боеприпасов много не навоюете…»

«Окно ТАСС» Кукрыниксов.

На рассвете второго дня контрнаступления корпус подошел к большому селу Перелазовскому, где перекрещивались дороги с разных направлений. «Без единого выстрела, — рассказывает Родин, — мы окружили населенный пункт, и только тогда, когда танки пошли в атаку под прикрытием нашего артогня, противник открыл свой огонь. Но было поздно, танки уже ворвались на улицы. Не прошло и часа, как судьба этого важного пункта была решена. Захвачена масса пленных, вся штабная документация, узел связи, типография, склады, госпиталь с ранеными и даже хлебопекарня с хлебом, масса автомашин и другой техники».

Слева от 26-го успешно действовал 4-й танковый корпус. Вскоре они сблизились и почти параллельно двинулись на восток, к городу Калачу-на-Дону — в тот район, где планом «Уран» намечалась встреча подвижных соединений Юго-Западного и Сталинградского фронтов. От исходных позиций оба корпуса отошли уже на 35–40 километров.

Ты помнишь, путь в район Калача с юга короче, чем с севера. Но теперь, после удачного боя танков, для войск обоих фронтов он стал одинаковым. Пришло время наступать Сталинградскому фронту.

Радуясь успеху товарищей, наступавших с севера, в нетерпении ждали приказа к атаке войска Сталинградского фронта. Утром 20 ноября у них все было готово, чтобы из промежутков между озерами Сарпой, Цацой и Барманцаком устремиться на прорыв вражеской обороны. В ложбинах, поросших камышом, за небольшими пригорками стояли танки, орудия, сосредоточилась пехота. Было 8.00 — время начала артподготовки. Однако командующий фронтом А. И. Еременко медлил — здесь тоже местность была закрыта туманом. Туман становился все гуще. Пошел снег.

Ставка Верховного Главнокомандования беспокоилась, запрашивала из Москвы, удастся ли начать наступление вовремя.

В мае 1943 г. английские, американские и французские войска (15 дивизий) принудили к капитуляции на севере Африки, в Тунисе, итало-немецкие войска (12 дивизий). В Сталинградской битве советские войска уничтожили 6-ю полевую и 4-ю танковую армии немецких фашистов, 3-ю и 4-ю армии румын и 8-ю армию итальянцев. Плакат Бор. Ефимова.

Для победы были одинаково нужны металл и хлеб. И невозможно сказать, где приходилось труднее — в цеху или в поле. За годы войны из колхозов ушли на фронт миллионы трактористов, комбайнеров, полеводов. Тракторы, автомобили, лошади тоже потребовались фронту. Армию и рабочих в городах должны были кормить женщины, старики, подростки. Пахали поля изношенными тракторами, слабосильными лошадьми, даже коров впрягали в плуг. К тому же враги захватили около половины наших пахотных земель. Поистине героическим трудом колхозники спасли страну от голода. В канун войны бригадир первой женской тракторной бригады Прасковья Никитична Ангелина обратилась с призывом к сельским жительницам: «Сто тысяч подруг — на трактор!» Трактористками стали тогда двести тысяч женщин. Они и приняли на себя в 41-м мужскую работу в полях. Они же стали организаторами и руководителями женских тракторных бригад военного времени. В годы войны встали за штурвалы комбайнов, сели за рули тракторов полтора миллиона женщин. Плакаты Н. Ватолина, Я. Денисова (вверху) и П. Караченцева (внизу).

К счастью, туман начал рассеиваться. И в 10.00 залпом «катюш» началась артподготовка. Затем в атаку пошла пехота. Ко второй половине дня она прорвала оборону противника в нескольких местах. Подвижные соединения ждали этого момента и хлынули в прорывы.

Посмотрим, как действовали они.

Южнее Сталинграда у самого берега Волги сосредоточился 13-й механизированный корпус. На запад от этого нашего корпуса в глубине обороны располагались части 4-й танковой армии гитлеровцев. Их штаб находился в селении Верхне-Царицынский. Рядом с ним стояла 29-я моторизованная дивизия немцев, которой командовал генерал Лейзер. Наши стрелковые дивизии вели в этом районе тяжелые бои. Враг уже понял, что его окружают, он яростно сопротивлялся, контратаковал. Некоторые населенные пункты переходили из рук в руки.

На рассвете второго дня контрнаступления после залпов «катюш» полк майора Крючихина штурмом взял село Варваровку. В это время в селе заправлялись горючим 52 вражеских танка. Все танки и их экипажи были захвачены нашими солдатами. Можно представить себе ярость генерала Лейзера, когда он узнал о такой потере. Чтобы вернуть танки, генерал бросил против нашего полка всю свою дивизию. Трудно бы пришлось пехотинцам, но тут к Варваровке подошли танки 13-го механизированного корпуса. И Лейзеру пришлось иметь дело с ними. Немецкая дивизия была смята. Понесли потери и другие вражеские части. Они откатились за речку Червленую и там укрылись за мощными укреплениями. Штаб 4-й танковой армии врага остался без войск, он бежал в противоположную сторону, на запад. У Червленой остановились и наши войска, прочно загородив выход армии Паулюса из будущего котла.

Стремительно двигался 4-й механизированный корпус. Он имел важную задачу — в районе Калача соединиться с корпусами, двигавшимися с севера, и замкнуть кольцо окружения. Утром 21 ноября корпус перерезал в районе станции Тингуты важную для фашистов железную дорогу.

4-й кавалерийский корпус вошел в прорыв следом за механизированным. Ему надо было совершить 70-километровый марш, чтобы отрезать пути отхода неприятеля на село Абганерово. Времени у конников было мало, двигались они по степи без дорог, часто перебирались через крутые овраги. Гололедица затрудняла движение. Но кавалеристы — казахи, киргизы, узбеки, таджики, туркмены — были привычны к седлу. Рассеивая по пути заслоны врага, конники в середине дня 21 ноября ворвались в село и после боя заняли его.

А что же в это время творилось у противника? Как он чувствовал себя? Какие действия предпринимал?

 

Ошеломленные и растерянные

Штаб 6-й гитлеровской армии располагался в Голубинском, недалеко от Дона. На второй день наступления он оказался в критическом положении, его могли захватить наши войска. И Паулюс приказал переезжать в станицу Нижне-Чирскую у слияния Дона с Чиром. Штабисты жгли документы, увязывали пожитки, но пришел приказ Гитлера переместиться штабу в поселок Гумрак недалеко от Сталинграда. У Гитлера и его командования не было сомнений в том, что скоро удастся разжать танковые клещи советских армий и восстановить прежнее положение.

Однако те, кто был непосредственным участником событий, думали иначе. Послушаем офицера 8-го армейского корпуса Видера. В то время он находился в штабе корпуса в Песковатке — это на восток от Голубинского.

«Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день (19 ноября) молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.

Ошеломленные, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт — нанесенные на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные маневры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку — еще недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, — вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших частей.

Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков в сонном Калаче, нашем армейском тылу, вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешел в руки противника в целости и сохранности. Вскоре из расположения 11-го армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла, к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.

Прелюдией русского наступления на участке Клетская — Серафимович была многочасовая артиллерийская подготовка — уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны — северо-западный и юго-восточный, на стыке наших частей с румынскими; боеспособность последних была ограниченна, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжелой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько-нибудь значительных резервов у нас, по существу, не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействие нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперед неудержимо, а кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику».

Потом, когда в Нюрнберге будут судить фашистских военных преступников, ближайший помощник Гитлера генерал-полковник Йодль скажет: «Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6-й армии (на Дону). Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имевший решающее значение».

Вернемся к событиям на фронте. Видер говорил о панике в Калаче. Что же произошло там?

Нашим 26-му и 4-му танковым корпусам, чтобы соединиться с 4-м механизированным корпусом, надо было форсировать Дон. Дело это было нелегкое, и оно заботило военачальников. Если танкисты задержатся у Дона, для окруженного врага будет открыта дорога к отступлению.

Нашему командованию было известно, что у гитлеровцев около хутора Березовского есть мост через реку. Подходы к нему с запада прикрывались вражеской обороной, сам мост заминирован и подготовлен к взрыву. Все же наши попытались захватить его в целости.

Была ночь на 22 ноября. Танкисты 26-го корпуса к этому времени заняли населенный пункт Остров — до реки было уже недалеко. Командир корпуса Родин для захвата моста выделил две мотострелковые роты на автомобилях, пять танков и бронемашину. Командовать этим отрядом был назначен подполковник (впоследствии генерал) Г. Н. Филиппов.

Маленький отряд двигался по дороге, которая вела из Острова в Калач. И автомобили и танки зажгли фары. Расчет был на то, что фашисты примут эту колонну за свою. Так оно и случилось. Через оборону перед мостом отряд прошел без всяких осложнений, его даже не остановили. До моста было еще довольно далеко, вслед за первым успехом могли случиться всякие неожиданности. Нервы у солдат и командиров были напряжены. Но самообладание не покидало наших.

В степи отряд встретил повозку. Крестьянин вез двух фашистских солдат. Гитлеровцы были уничтожены. А крестьянин взялся показать подходы к переправе, рассказал, где стоит непосредственная охрана моста, — он хорошо знал эти места.

Охрана тоже приняла отряд Филиппова за своих (как позже выяснилось, у немцев была учебная часть, оснащенная захваченными у нас танками, и она часто пользовалась мостом). Несколько наших машин переехали мост, другие остановились перед ним. По сигналу ракетой советские солдаты с обеих сторон напали на охрану и уничтожили ее.

Мост захвачен. До Калача рукой подать. Филиппов решил ворваться в город, где еще спали фашисты. Но сил для захвата Калача было мало. Отряд с боем отступил из города и занял оборону вокруг моста. Гитлеровцы во что бы то ни стало решили мост отбить. Они во много раз превосходящими силами атаковали советских пехотинцев и танкистов.

Советские танки идут к городу Калачу.

А в это время части корпуса, для которых берегся мост, завязали тяжелый бой с фашистами в пятнадцати километрах от переправы. На пути наших танков гитлеровцы вкопали в землю пятьдесят своих танков и вели из них сильный огонь. Советские танкисты прорвались через этот заслон, а вечером 22 ноября переправились по мосту через реку.

Теперь наши войска, наступающие с севера и с юга, разделяло всего 10–15 километров. В этот момент к узкому перешейку Паулюс бросил свои танковые дивизии — 24-ю и 16-ю. Он хотел раздвинуть наши танковые клещи. Эти дивизии стояли у самого Сталинграда. Сейчас они оказались у пересечения реки Россошки с железной дорогой.

В районе Мариновки и Карповки целые сутки — и ночью и днем — шло ожесточенное сражение. Оно закончилось нашей победой. Войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились. Кольцо замкнулось. В окружении оказалась вся 6-я и часть 4-й танковой армии немцев — 330 тысяч человек. Это произошло в 16 часов 23 ноября.

Надо сказать, что, кроме этого огромного кольца, было еще одно — маленькое. К югу от города Серафимович попали в окружение пять румынских пехотных дивизий. Их командование ждало помощи от немцев. Окруженным солдатам было приказано сопротивляться. Но благоразумие вскоре взяло верх; бригадный генерал Теодор Стэнеску послал к нам парламентеров. 23 ноября в 23.30 противник белыми и зелеными ракетами известил советское командование о том, что наши условия капитуляции он принял. Мы ответили зелеными и красными ракетами. Это означало: вот и хорошо, идите на пункты сбора пленных и складывайте в отведенные места оружие.

В плен сдалось 27 тысяч человек.

Радость великая! Воины Сталинградского фронта встретились с воинами Донского фронта. Кольцо вокруг фашистских войск замкнулось.

 

«Доннершлаг» — «Удар грома»

Итак, германская армия окружена. Но ведь даже бабочку, накрытую сачком, надо уметь взять — она может выпорхнуть из самых рук.

Двадцать две дивизии и более 160 отдельных частей, попавшие в кольцо, напоминали не бабочку в сачке, а волка в капкане. Озлобленного, яростного, готового к смертельной схватке.

Гитлер подбадривал окруженных. По радио он передал Паулюсу свой приказ: «6-я армия временно окружена русскими… Армия может поверить мне, что я сделаю все от меня зависящее для ее снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю 6-ю храбрую армию и ее командующего и уверен, что она выполнит свой долг».

Окруженные со дня на день ждали помощи. Честолюбивые даже рисовали себе в мыслях тот день, когда их, героев выхода из кольца, наградят специальными медалями или нашивками.

Пока германское командование разрабатывало план прорыва кольца и готовило для этого войска, наши армии одновременно делали два дела: отодвигали как можно дальше внешний фронт окружения и сжимали как можно уже само кольцо. За шесть дней ожесточенных боев его удалось уменьшить вдвое.

Наши сжимали кольцо, и внутри его все увеличивалась плотность гитлеровских войск. Все больше орудий, танков, пехоты скапливалось на каждом километре внутреннего фронта. Нам такую оборону пробивать становилось все труднее. Вскоре наше наступление совсем прекратилось. Усилить войска было нечем. Новые дивизии потребовались в другом месте. Из Котельниковского, с юга вдоль железной дороги, к Сталинграду двинулись войска генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Они намеревались вызволить фашистов из кольца.

Среди высокопоставленных гитлеровцев Манштейн занимал особое положение. Его военная слава вызывала зависть у многих генералов. Фельдмаршала называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия». Этому соответствовала и фамилия. Человек-камень — так можно перевести ее на русский язык. Человека-камня Гитлер и назначил спасителем 6-й армии.

Казалось, что фашистам было выгоднее наступать из района Нижне-Чирской: оттуда до кольца всего 40 километров. Но Манштейн выбрал путь втрое длиннее — от Котельниковского. Объяснялось это тем, что у Нижне-Чирской немцам противостояло 15 наших дивизий, к тому же им надо было бы форсировать Дон. А длинную дорогу загораживали только 5 наших дивизий и небольшие речные преграды. Длинную дорогу, по расчету фельдмаршала, можно было пройти быстрее, чем короткую.

В район Котельниковского спешно прибыли новые гитлеровские части с Кавказа, из-под Воронежа и Орла, из Германии, Польши, Франции. Против 34 тысяч солдат нашей 51-й армии у врага было 76 тысяч. Против наших 77 танков — 500, против 147 орудий и минометов — 340. С таким огромным перевесом в силах фашисты начали 12 декабря операцию «Удар грома».

Гитлеровцы, окруженные у Сталинграда, ликовали. То, что обещал фюрер, сбывается. Они приготовились нанести удар по нашим войскам навстречу Манштейну. 6-я армия могла перейти в наступление, когда ее избавители приблизятся к кольцу на 30 километров. (Только на такое расстояние было горючее у танков окруженных.) Встреча Манштейна и Паулюса намечалась в районе станции Тундутово.

На помощь советским войскам, принявшим первыми «Удар грома», двигалась форсированным, то есть самым быстрым, маршем 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта (потом Маршала Советского Союза) Родиона Яковлевича Малиновского. Ей было приказано занять оборону на северном берегу реки Мышковы. Дальше Мышковы врага нельзя было пускать. Иначе могла случиться огромная беда — враг мог бы вернуть все, что он потерял после нашего контрнаступления.

Гвардейцам требовалась неделя, чтобы прибыть в район боевых действий. Стужа была в степи, мела метелица. Солдаты шли почти без привалов, преодолевая за сутки по 40–50 километров. А пока шли они, врага сдерживали бойцы 51-й армии генерала Николая Ивановича Труфанова. Этой армии были подчинены и знакомые нам корпуса — 4-й и 13-й механизированные и 4-й кавалерийский.

Вот ведь как бывает на войне: исход всей Сталинградской битвы, в которой с обеих сторон участвовало по миллиону человек, сейчас зависел от 34 тысяч советских бойцов. Если бы дрогнули они, если бы не продержались семь грозовых дней между Аксаем и Мышковой, нам пришлось бы многое начинать заново. Но они не дрогнули. И родина потом отметила их подвиг орденами и медалями, а Труфанов получил орден Кутузова I степени.

Основное танковое сражение развернулось у хутора Верхне-Кумского, где перекрещивались степные дороги. Много раз хутор переходил из рук в руки, много танков врага сгорело там, и много полегло там наших героев.

Солдаты во главе со старшим лейтенантом Наумовым обороняли курган перед хутором. Их было двадцать четыре, и они подбили восемнадцать фашистских танков. Гитлеровцы заняли курган, когда в живых уже никого не осталось. Вечером товарищи погибших атаковали курган и вернули его.

Разъезд Жутов обороняли сорок восемь автоматчиков, им помогали два танка и орудие. Много атак гитлеровских танков и мотопехоты отбили герои. Немцам удалось захватить разъезд, лишь когда они двинули туда пятнадцать танков. Ночью автоматчики контратаковали врага и заняли часть поселка. Они держались там, пока не подошла помощь. Фашисты были окружены и уничтожены.

Боец взвода противотанковых ружей комсомолец Илья Макарович Каплунов выстрелами и гранатами подбил пять вражеских танков. В бою он был тяжело ранен, осколком мины ему оторвало ступню, а пуля пробила руку. Герой нашел в себе силы стрелять по танкам и подбил еще три. Под девятый он бросился с гранатой.

За двенадцать дней боев войска Манштейна потеряли 160 танков, 82 самолета, около 100 орудий и 8 тысяч человек убитыми. Ценой таких потерь гитлеровцы продвинулись к кольцу на 40 километров. «Будьте уверены в нашей помощи», — радировал Манштейн Паулюсу.

Но Манштейн не успел. Сигнал «Удар грома» так и не был подан. 2-я гвардейская армия на шесть часов опередила фашистов. И когда они подошли к Мышкове, там уже был поставлен непреодолимый заслон.

Маршал Советского Союза Сергей Семенович Бирюзов был начальником штаба армии. Он писал о тех днях: «Зацепившись за северный берег реки Мышковы, 2-я гвардейская армия не только стойко держала оборону, но и готовилась к переходу в решительное наступление. Командующий армией генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский так использовал силы, что у него все время оставался крепкий резерв.

На рассвете 22 декабря Манштейн опять возобновил свои попытки прорваться к окруженной группировке Паулюса. Бои с самого начала приняли ожесточенный характер. Р. Я. Малиновский перебрался на командный пункт 98-й стрелковой дивизии, оборонявшей наиболее ответственный рубеж. Я находился в 24-й гвардейской стрелковой дивизии у генерала Кошевого.

Поднялась пурга. Мороз крепчал. В занесенных снегом окопах совсем не видно было солдат.

Особенно меня беспокоил полк полковника Кухарева, перед которым противник сосредоточил большие силы. Решил сам побывать там. Но не успел я добраться до кухаревского НП, как гитлеровцы открыли ураганный артиллерийский и минометный огонь и подвергли расположение полка жестокой бомбежке с воздуха. Казалось, все живое здесь будет уничтожено. А на горизонте показались уже вражеские танки. Двигались они, часто меняя курс, и было их более 60.

Я неоднократно бывал в жарких боях, а такого еще не видел. Особенно героически действовали бывшие моряки-тихоокеанцы. Многие из них скинули бушлаты и в одних тельняшках с гранатами в руках бросались на фашистские танки.

Отличились опять и артиллеристы 20-й истребительно-противотанковой бригады. Они приняли на себя удар основных сил противника. Бой затянулся до самой ночи. И как ни старался враг, ему нигде не удалось прорвать наши позиции.

Когда я вернулся на КП армии, там находился уже и Родион Яковлевич Малиновский. Несмотря на усталость, настроение у него было приподнятое. Он кратко подытожил результаты нелегкого дня, а заключил все так:

— Сегодня мы окончательно остановили грозного противника. Теперь сами пойдем в наступление».

Наше наступление началось 24 декабря. Оно было очень успешным. Уже утром 29 декабря советские танки выбили врага из Котельниковского. Потрепанные дивизии Манштейна, опасаясь окружения, поспешно отходили на юг. К последнему дню 1942 года, к 31 декабря, линия фронта отодвинулась от Сталинграда на 200–250 километров.

Операция «Доннершлаг» кончилась. Она не помогла 6-й армии.

Но Гитлер, как ты помнишь, обещал еще Паулюсу наладить воздушное снабжение войск. По расчетам германского командования, армия, получив в достаточном количестве боеприпасы, горючее и продовольствие, могла продержаться в кольце до весны — до нового общего наступления фашистов. И если она все же погибла бы за зиму, то с очень большими потерями для советских войск.

Посмотрим, что получилось с этим обещанием фюрера.

Орден Кутузова 1-й степени (из золота). Учрежден в июле 1942 г. Орденом № 1 награжден командарм генерал И. В. Галанин. Полководцам и воинским соединениям за годы войны вручено около 550 таких орденов.

Танки и снаряды врага, захваченные у Сталинграда.

 

Как рухнул «воздушный мост»

После того как фашисты были окружены, перед гитлеровским командованием встала задача наладить воздушное снабжение окруженных. Боеспособность армии теперь зависела от продуктов питания, боеприпасов и горючего, которые доставят ей самолеты.

Гитлеровские генералы в дни окружения принялись за подсчеты всего необходимого для 6-й армии. Они считают и теперь и пытаются понять, как погибло их окруженное воинство.

Советские танки в рейде по тылам врага.

Орден Кутузова 2-й степени (из серебра). Учрежден в июле 1942 г. Среди первых кавалеров этой награды генерал К. С. Мельник. Военачальникам, воинским соединениям и частям вручено около 2600 таких наград.

Орден Кутузова 3-й степени (из серебра). Учрежден в феврале 1943 г. Первым получил эту награду начштаба артиллерии 6-й гв. армии полковник М. Т. Парфенов. Всего вручено свыше 2000 этих орденов.

После войны в Западной Германии вышла книга генерал-майора Ганса Дёрра. Она называется «Поход на Сталинград». Дёрр участвовал в неудачном наступлении Манштейна и был очевидцем тех событий. Генерал ругает Гитлера, а заодно и командование 6-й армии за то, что суточная потребность грузов была определена только в 600 тонн. Дёрр сам составил таблицу, в которой определил ежедневный расход продовольствия, боеприпасов и горючего.

«На 250 000 человек по 1,225 кг — 306 тонн продовольствия.

На 1800 орудий при расходе в день 10 снарядов — 540 тонн боеприпасов.

На 10 000 моторов при норме расхода горючего в день 10 л, причем предполагается, что большая их часть не работает, — 100 тонн горючего.

Всего 946 тонн.

В этих подсчетах, — пишет Дёрр, — не учтены 8000 лошадей, боеприпасы для стрелкового оружия всех видов, инженерное имущество, материалы для ремонтно-восстановительных работ, санитарное имущество, обмундирование и полевая почта, хотя без всего этого нельзя обойтись. Если учесть все это, то итог возрастает до 1200 тонн в сутки».

Для нас, читатель, особенно важно начало рассуждений Дёрра о снабжении 6-й армии по воздуху: «Учитывая уроки последней войны с Россией, следует в будущем при подготовке офицерских кадров, а также в планах генерального штаба рассматривать снабжение в масштабах, выходящих за рамки ведения операции и боя… В этом отношении нам предстоит переучиваться».

Недобиток Дёрр, который задал деру от Котельниковского, пишет цифры, чтобы уберечь нынешних реваншистов от ошибок в будущей войне. Ну что ж, характер западных генералов нам известен. Добра от них ждать не приходится. Поэтому мы, тоже учитывая опыт прошлого, разберем, как и почему в кольцо фашисты доставляли в сутки не 1200 тонн, а всего 94.

Основные базы снабжения гитлеровцев вначале располагались в районах Тацинской и Морозовска. Там были сосредоточены сотни транспортных самолетов «Юнкерс-52» (грузоподъемность 2 тонны) и «Хейнкель-111» (грузоподъемность 1,5 тонны). Уничтожение транспортных самолетов стало главной задачей нашей авиации и войск противовоздушной обороны. Потом за это дело взялись и наземные войска.

Командование нашей авиации поделило пространство между базами снабжения и кольцом на четыре зоны. В первой — за линией фронта — действовали летчики дальней бомбардировочной авиации. Во второй — между линией внешнего фронта и кольцом — фашистов перехватывали истребители. В третьей — на подходе к кольцу — по транспортным самолетам вела огонь зенитная артиллерия. В четвертой — в самом кольце — действовали истребители, сбивавшие врага в воздухе, штурмовики и бомбардировщики, бомбившие, когда враг приземлялся на аэродромах в районах Питомник, Гумрак, Воропоново.

Первый удар по скоплению Ю-52 и Хе-111 в Тацинской нанес отряд наших самолетов, состоявший из семи штурмовиков Ил-2 и девяти пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Наши под прикрытием «яков» незаметно подошли к аэродрому и, вынырнув из облаков, сбросили бомбы. Во второй заход тоже были сброшены бомбы, а в последующие четыре захода транспортные самолеты уничтожались огнем из пушек и пулеметов, а также реактивными снарядами. «Яки» вступили в бой с «мессершмиттами» и отвлекли их от наших тяжелых самолетов. Только в тот раз враг потерял около 40 «юнкерсов» и «хейнкелей».

А как же выполняли эту задачу наземные войска? Особое военное счастье в борьбе с воздушными базами гитлеровцев выпало на долю танкистов 24-го корпуса. Им командовал генерал-майор Василий Михайлович Баданов. «Небольшого роста, энергичный, он носил простой овчинный полушубок, на голове — огромную папаху. Баданов когда-то был учителем, но теперь напоминал командира времен гражданской войны. За внешней его простотой таился глубокий ум, твердая воля крупного военачальника» — так писал о своем боевом товарище маршал авиации С. А. Красовский.

В то время наши войска начали новое наступление — против 8-й армии итальянцев, 3-й армии румын и немецких частей. Корпусу Баданова было приказано войти в прорыв и устремиться в глубь немецких тылов, чтобы внезапно выйти к Тацинской и уничтожить там самолеты и склады.

Легендарный рейд танков начался 17 декабря. Невозможно представить трудности, которые выпали танкистам. Был сильный мороз. Снег забивал смотровые щели, проникал в машины и висел там белой пылью. Бомбардировщики противника подстерегали танки на марше. Танки разъезжались во время налетов по степи и, маневрируя, уклонялись от сброшенных бомб. Рядом взлетала земля, по броне били осколки, но страшны были только прямые попадания. А их удалось избежать.

Оберегаясь от вражеских бомбардировщиков, корпус двигался в основном ночами, с потушенными фарами. Днем же танки небольшими группами совершали броски-перекаты от одного укрытия к другому. Экипажи и десантники, сидевшие на танках, ели и спали на морозе, да и такого сна не хватало. К этому надо добавить главное — постоянные бои с немцами, итальянцами, румынами. Танки громили штабы, резервы, захватывали склады с продовольствием и горючим, освобождали села и хутора. Следом двигались механизированные и стрелковые части. Танкисты передавали им в руки трофеи и пленных.

За пять дней корпус продвинулся вперед на 240 километров. Наступил день, когда наши танки далеко оторвались от своих тихоходных товарищей и остались в немецком тылу одни. Это было опасно. Однако ждать отставших — значит потерять драгоценное время, упустить момент внезапности, дать возможность фашистам разгадать маршрут корпуса. До Тацинской оставалось всего лишь 30 километров.

Баданов решил действовать в одиночестве. Настала ночь. Только три часа получили экипажи на сон и ремонт машин перед решающим броском. Пока готовили они танки и дремали в своих железных домах, пешая разведка с помощью партизан обследовала подступы к Тацинской и обозначила вешками маршруты движения наших танковых отрядов, чтобы не было ни малейшего сбоя в атаке.

О том, что было дальше, послушаем самого генерала Баданова:

«Утром 24 декабря был сильный густой туман. Оправдалось наше предвидение: противник нас не ожидал. Личный состав зенитных частей, противотанковой артиллерии, прикрывавших аэродром и станцию, находился не у орудий. Гарнизон противника спал. В 7.30 по сигналу „залп гвардейских минометов“ наши танковые бригады неожиданно для врага перешли в атаку.

Танки 54-й танковой бригады с десантом стремительным броском ворвались на аэродром, начали уничтожать охрану аэродрома, расстреливали из автоматов и пулеметов бегущих к самолетам гитлеровских летчиков. Фашисты в панике бежали к самолетам кто в чем: в комбинезонах, в шинелях. Они пытались оказывать сопротивление, но попадали под гусеницы танков. Одновременно 130-я танковая бригада овладела Тацинской, уничтожила несколько артиллерийских батарей, танки противника, ворвалась с востока на аэродром и совместно с 54-й танковой бригадой стала истреблять самолеты.

…Танкисты быстро усвоили технику „топтать хвосты самолетов“, так как удары по шасси самолета не достигали цели, самолет, падая, накрывал танки и мог вывести их из строя… Танкисты вели машины по границе аэродрома, стреляя из пулеметов по моторам самолетов и поджигая их».

В 1952 году в западногерманской газете «Ди дойче Золдатенцайтунг» появилась статья: «О тех, кто вырвался из преисподней, или Кровавая баня в Тацинской». Уцелевший летчик гитлеровских ВВС Курт Штрайт писал: «Утро 24 декабря 1942 года. На востоке брезжит слабый рассвет, освещающий серый горизонт. В этот момент советские танки, ведя огонь, внезапно врываются в деревню и на аэродром. Самолеты сразу вспыхивают, как факелы. Всюду бушует пламя. Рвутся снаряды, взлетают в воздух боеприпасы. Мечутся грузовики, а между ними бегают отчаянно кричащие люди.

Кто же даст приказ, куда направиться пилотам, пытающимся вырваться из этого ада?

„Стартовать в направлении Новочеркасска“, — вот все, что успел приказать генерал. Начинается безумие… Со всех сторон выезжают на стартовую площадку самолеты. Все это происходит под огнем и в свете пожаров. Небо распростерлось багровым колоколом над тысячами погибающих, лица которых выражают безумие. Вот один Ю-52, не успев подняться, врезается в танк, и оба взрываются со страшным грохотом в огромном облаке пламени. Вот уже в воздухе сталкиваются „юнкерс“ и „хейнкель“ и разлетаются на мелкие куски вместе со своими пассажирами. Рев танков и авиамоторов смешивается со взрывами орудийного огня и пулеметными очередями в чудовищную симфонию».

«Гитлеровский транспортный самолет сталинградской эпопеи». Рисунок В. Гальбы.

Зенитные батареи, разрушавшие «воздушный мост» гитлеровцев.

Гитлеровское командование, чтобы спасти базу, взяло часть войск у Манштейна и бросило их против Баданова. Танкисты были окружены на аэродроме и пять суток вели тяжелые бои. 29 декабря командующий фронтом Ватутин приказал корпусу оставить Тацинскую и выйти из окружения. Глубокой ночью танки внезапно протаранили оборону фашистов. Вскоре они с незначительными потерями перешли линию фронта и соединились со своими частями.

Было сделано огромное дело. Танкисты Баданова уничтожили большие склады горючего, снарядов, авиабомб, а главное — около 300 самолетов на аэродроме и около 50 в эшелонах на железной дороге. Предположим, что половина из них были «юнкерсы», а половина «хейнкели». Посчитай, сколько грузов они могли доставить Паулюсу. Всеми же войсками было уничтожено около 800 транспортных самолетов.

Вскоре были заняты нами Тацинская и Морозовск. Базы гитлеровцев отодвинулись от кольца на 300, а потом и на 450 километров. Так рухнул «воздушный мост».

Гитлеровцы в котле голодали. В середине декабря они израсходовали последние запасы мяса — забрали 8 тысяч лошадей румынской кавалерийской дивизии и съели их. Хлебный паек был урезан до 100 граммов на день, а потом — до 50. К этому полагалось несколько чашек овощного чая и пустой суп. Началась охота за уцелевшими кошками, собаками, воронами.

К голоду прибавился холод. Армия осталась на зиму без теплой одежды, без топлива. Ты, верно, видел на рисунках гитлеровских солдат — головы замотаны женскими платками, на плечах одеяла, ноги укутаны мешками, тряпками. Это не карикатура, так выглядели фашисты на самом деле. Мертвых гитлеровцы не хоронили: промерзшую землю копать трудно, а взрывчатку они берегли. Трупы складывали штабелями, как дрова.

Я пишу сейчас страшные слова и ловлю себя на мысли, что мне ничуть не жалко этих людей, хотя, кажется, я должен понять их страдания — я ведь сам и голодал и мерз. Но я не мерз бы, не голодал, не копал бы могил в промерзшей земле для убитых товарищей, если бы 6-я армия и другие германские армии не вторглись на нашу землю. Муки наших людей во время войны — святые муки. А муки фашистов — это кара за их преступления. И кара малая.

Чтобы она была полной, должен был наступить день 10 января.

 

Операция «Кольцо»

Есть такая присказка: «Я медведя поймал!» — «Так веди его сюда!» — «Да он не идет!» — «Тогда сам иди!» — «Не могу, медведь не пускает!»

Армия Паулюса по сравнению с советскими войсками, окружившими ее, силой не была похожа на медведя. Но тем не менее она держала вокруг себя семь наших армий: 21, 24, 57, 62, 64, 65, 66-ю. А в это время на огромном фронте — от Воронежа до Черного моря — шло успешное наступление советских войск. Конечно, семь армий были бы там совсем нелишними.

Ставка Верховного Главнокомандования, чтобы высвободить эти армии к общему наступлению, намечала разгром врага в кольце еще на середину декабря. Однако наступление Манштейна заставило наметить более поздние сроки. Операция по уничтожению кольца началась 10 января нового, 1943 года. Она так и называлась — «Кольцо». Проводил ее Донской фронт.

Мы с тобой не будем спешить к разговору о том, как операция проходила. Мы прежде поговорим с тобой о значении 2-й гвардейской армии в этих событиях.

Армия была хорошо обучена, прекрасно вооружена, и командовал ею блестящий генерал Малиновский (потом, уже после войны, он был министром обороны СССР). С помощью этой армии можно было быстро ликвидировать кольцо. Ставка и передала ее Донскому фронту. Сто шестьдесят железнодорожных эшелонов 2-й гвардейской подходили в район выгрузки — к станциям Иловля и Качалин (это на железной дороге, которая с севера идет к Сталинграду). Командующий армией в это время со своими помощниками выехал на место будущих действий: он изучал там укрепления противника, местность, на которой они расположены, состав и вооружение противника, договаривался с соседними армиями о взаимных действиях. Именно в этот момент наша разведка установила, что из района Котельниковского вот-вот начнется наступление Манштейна.

Остановить гитлеровского фельдмаршала могла только 2-я гвардейская — других резервов у нас вблизи не было. Вот ведь как получилось: эта армия могла решить исход сражения с Паулюсом, могла решить исход сражения с Манштейном. Чего она не могла — это воевать одновременно в разных местах. И перед нашим командованием встал очень сложный вопрос: кого бить первым? Паулюса или Манштейна?

Почтовая марка, выпущенная ко второй годовщине разгрома гитлеровцев у Сталинграда.

Наше контрнаступление успешно развивалось.

Командующий Донским фронтом Рокоссовский был за то, чтобы сначала разгромить Паулюса. Он считал возможным так быстро разделаться с окруженными, что Манштейну из кольца выручать просто было бы некого. И самого кольца не было бы. Больше того, подойдя к Сталинграду, Манштейн сам попался бы в окружение. Наши армии, разделавшись с Паулюсом, устроили бы поблизости от старого новый котел и для фельдмаршала.

Но большинство военачальников думали по-другому. Рокоссовский, вспоминая об этих событиях, писал: «С утра 12 декабря на котельниковском направлении противник перешел в наступление и несколько потеснил части 51-й армии Н. И. Труфанова… Командующий Сталинградским фронтом генерал А. И. Еременко, опасаясь, что враг, развивая успех, может деблокировать окруженные войска, обратился в Ставку и к представителю Ставки А. М. Василевскому (он постоянно находился в районе Сталинграда) с просьбой передать ему прибывающую 2-ю гвардейскую армию для использования ее против Манштейна…

Переговоры с Верховным Главнокомандующим велись А. М. Василевским по ВЧ в моем присутствии. Передавая мне трубку, Василевский сказал, что решается вопрос о передаче прямо с похода 2-й гвардейской армии в Сталинградский фронт в связи с возможным деблокированием окруженной группировки и что он поддерживает это предложение.

Сталин спросил меня, как я отношусь к такому предложению. Получив мой отрицательный ответ, он продолжил переговоры с Василевским, который настойчиво доказывал необходимость передачи армии Сталинградскому фронту… заявляя, что Еременко сомневается в возможности отразить наступление имеющимися у него силами и что он сам не видит другого выхода. После этого Сталин сообщил мне, что он согласен с доводами Василевского, что мое решение — разделаться сначала с окруженной группировкой, используя для этого 2-ю гвардейскую армию, — смелое, и оно заслуживает внимания, но для обстановки, о которой доложил ему Александр Михайлович, оно слишком рискованно, поэтому 2-ю гвардейскую армию следует, не задерживая, спешно направить под Котельниковское в распоряжение Еременко.

Выслушав мой краткий доклад о невозможности выполнения войсками Донского фронта поставленной Ставкой задачи — ликвидировать окруженного противника в связи с передачей 2-й гвардейской армии, он согласился с предложением временно приостановить эту операцию, пообещав усилить войска фронта дополнительными силами и средствами».

После этого, как ты, читатель, уже знаешь, армия Малиновского занялась Манштейном. И Манштейн вынужден был отступить.

Советский истребитель сбивает фашистский самолет.

Но может быть, стоило рискнуть, стоило все же ударить сначала по войскам Паулюса, а потом поймать в кольцо его «избавителя»? Ведь на войне без риска не обойдешься!

Сам Рокоссовский, выдающийся полководец, до конца остался убежденным в своей правоте. Полностью опровергнуть или подтвердить его точку зрения могли только военные действия. А они проходили не по его плану. Но нам кажется, если был бы принят план командующего Донским фронтом, часть гитлеровских войск просочилась бы из кольца и ушла бы с Манштейном. Чем это опасение можно подтвердить? Самое веское подтверждение такое: считалось, что в кольце находится 90 тысяч немцев; эти сведения дала командованию разведка Донского фронта. И только после начала операции «Кольцо», когда было допрошено большое количество пленных, в том числе квартирмейстер 6-й армии, стало известно, что окруженных в три раза больше. В три раза!

К этому надо прибавить, что они в начале декабря были полностью боеспособны — не то что в январе, когда им нечего было есть и подошли к концу боеприпасы и горючее.

Еще одно обстоятельство замедляло уничтожение 6-й армии. Зимой ночи длинные, а дни короткие — всего 5–6 часов светлого времени, когда может работать артиллерия и ее наблюдатели. Да и другим родам войск действовать в темноте плохо.

Нет, не успели бы мы разгромить Паулюса до подхода Манштейна. И мы отмечаем, что операция «Кольцо» была намечена и проведена по всем правилам военного искусства, с огромной пользой для всей Красной Армии, для всей страны и даже для всего мира.

Как же проходила операция?

Прежде чем начать уничтожение врага, наше командование предложило ему капитуляцию — сдаться в плен. Парламентеры майор Смыслов и капитан Дятленко с белым флагом прошли к немецким позициям и вручили неприятельским офицерам текст ультиматума. Вся окруженная армия знала об этом. У многих гитлеровцев появилась надежда на спасение. Вот что писал о том дне Гельмут Вельц:

«Сегодня 8 января. Этот день не такой, как все другие. Он требует от командования важного решения, самого важного, какое оно только может принять в данный момент. Каково будет это решение — никто из нас не знает. Нам известно только одно: решающее слово может быть сказано только в течение двадцати четырех часов. Это знает каждый, кто принадлежит к 6-й армии. О том позаботились сотни тысяч русских листовок. Их целый день сбрасывают над нами медленно кружащие советские самолеты. На нас изливается ливень тоненьких листовок. Целыми пачками и врассыпную, подхваченные ветром, падают они на землю: красные, зеленые, голубые, желтые и белые — всех цветов. Они падают на снежные сугробы, на дороги, на деревни и позиции. Каждый видит листовку, каждый читает ее, каждый сберегает ее и каждый высказывает свое мнение. Ультиматум. Капитуляция. Плен. Питание. Возвращение на родину после войны. Все это проносится в мозгу, сменяя друг друга, воспламеняет умы, вызывает острые споры».

Однако командование 6-й армии ультиматум отклонило и приказало своим солдатам впредь расстреливать русских парламентеров.

«О наших попытках вручить ультиматум и об официальном отклонении его, — пишет Н. Н. Воронов, — было доложено в Ставку.

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Сегодня все проконтролируем, а завтра начнем наступление, — ответил я.

Нам пожелали успеха».

Чтобы потери наших войск были минимальными, советское командование дало наступающим много артиллерии и самолетов. Не случайно представителем Ставки здесь был командующий артиллерией Красной Армии Николай Николаевич Воронов. Численность же войск с обеих сторон была примерно одинаковой. Ты можешь спросить, как это получилось, если одной гитлеровской армии противостояли семь наших? Мы уже говорили, что армии, корпуса, дивизии не бывают одинаковыми, как килограммы. Они могут быть больше или меньше, особенно в военных условиях; их численность зависит от задач, которые им поручены.

Почти час тысячи орудий разрушали укрепления фашистов. По вражеским позициям нанесли удар бомбардировщики.

Атака пехоты и танков началась успешно. Успешно она и развивалась. На другой день был занят аэродром недалеко от Воропонова, вскоре наша танковая разведка вышла к главному аэродрому врага около Питомника. Там началась паника. Вот как описывает этот случай адъютант Паулюса полковник Адам: «Паника началась неожиданно и переросла в невообразимый хаос… Кто-то крикнул: „Русские идут!“

В мгновение ока здоровые, больные и раненые — все выскочили из палаток и блиндажей. Каждый пытался выбраться как можно скорее наружу. Кое-кто в панике был растоптан. Раненые цеплялись за товарищей, опирались на палки или винтовки и ковыляли так на ледяном ветру по направлению к Сталинграду. Обессилев в пути, они тут же падали, и никто не обращал на них внимания. Через несколько часов это были трупы. Ожесточенная борьба завязалась из-за мест на автомашинах. Наземный персонал аэродрома, санитары и легкораненые первыми бросились к уцелевшим легковым автомашинам на краю аэродрома Питомник, завели моторы и устремились на шоссе, ведущее в город. Вскоре целые гроздья людей висели на крыльях, подножках и даже радиаторах. Машины чуть не разваливались под такой тяжестью… Те, кто еще был способен передвигаться, удирали, остальные взывали о помощи. Но это длилось недолго. Мороз делал свое дело, и вопли стихали. Действовал лишь один девиз: „Спасайся кто может!“

Но как можно было спастись в разбитом городе, в котором нас непрерывно атаковали русские? Речь шла не о спасении, а о самообмане подстегиваемых страхом, оборванных, полумертвых людей, сломленных физически и нравственно в битве на уничтожение».

Однако на ряде участков фашисты оборонялись яростно. Солдат убедили, что в плену их ждут страшные пытки и мучения, какими истязали они наших людей. А иным было проще расстаться с жизнью, чем видеть, как рушатся надежды стать властителями мира. Ну что ж, если враг не сдается, его уничтожают.

За две недели нашего наступления 6-я армия потеряла свыше ста тысяч убитыми, ранеными и пленными. Теперь и генерал-полковник Паулюс — любимец фюрера, один из авторов плана войны против СССР — увидел другую сторону войны. Все ее ужасы, все муки, которые он готовил для нас, обрушились на его солдат. Паулюс осмелился просить у Гитлера разрешения на капитуляцию; он радировал фюреру:

«Докладываю обстановку на основе донесений корпусов и личного доклада тех командиров, с которыми я смог связаться: войска не имеют боеприпасов и продовольствия; связь поддерживается только с частями шести дивизий. На Южном, Северном и Западном фронтах отмечены явления разложения дисциплины. Единое управление войсками невозможно. На восточном участке изменения незначительные. 18 тысячам раненых не оказывается даже самая элементарная помощь из-за отсутствия перевязочных средств и медикаментов. 44, 76, 100, 305 и 384-я пехотные дивизии уничтожены. Ввиду вклинения противника на многих участках фронт разорван. Опорные пункты и укрытия есть только в районе города, дальнейшая оборона бессмысленна. Катастрофа неизбежна. Для спасения еще оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию. Паулюс».

В ответ пришло: «Запрещаю капитуляцию! Армия должна удерживать позиции до последнего человека и до последнего патрона».

Интересная подробность: когда сузившееся до предела кольцо было рассечено на две части, начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Шмидт послал своих помощников установить «контакт» с советскими войсками. Ревностный исполнитель бессмысленного приказа фюрера, он заблаговременно позаботился о собственной шкуре.

«Контакт» установить было нетрудно. Адъютант Паулюса Адам свидетельствовал: «Было уже за полночь, когда Паулюс растянулся на своем матрасе (в штабе, в подвале универмага). Я заглянул на минуту к Роске.

— Что нового? — спросил я, входя.

Роске был занят уничтожением последних ненужных вещей. Он попросил меня сесть, предложил сигарету и закурил сам.

— Совсем близко, в переулке, — сказал Роске, — стоит красный танк. Его орудие нацелено на наши развалины. Я сообщил об этом Шмидту. Он сказал, что надо во что бы то ни стало помешать тому, чтобы танк открыл огонь, так как для всех нас это означало бы верную гибель. Поэтому переводчик с белым флагом должен пойти к командиру танка и начать переговоры о капитуляции. „Я сам, — сказал он, — позабочусь об этом“».

Ты, читатель, может быть, решил, что переговоры будут вестись о капитуляции всей армии? Нет. Речь шла о сдаче в плен только штаба.

Кончилась ночь. Адам снова зашел к своему приятелю генералу Роске. И тот поведал ему, что было дальше. «Несколько часов назад я рассказывал вам, что Шмидт приказал переводчику пойти с белым флагом к командиру советского танка. Я вместе с переводчиком отправился наверх. Перед въездом во двор стоял советский танк, тем временем он придвинулся еще ближе. Входной люк был открыт, и из него выглядывал молодой офицер. Наш переводчик помахал белым флагом и подошел к танку. Я слышал, что он заговорил с русским. После он поведал мне, что сказал советскому офицеру следующее: „Прекратите огонь! У меня есть для вас чрезвычайно важное дело. Повышение и орден вам обеспечены. Вы можете пойти со мной и взять в плен командующего и весь штаб 6-й армии“».

Итак, в 7 часов 31 января 1943 года генерал-фельдмаршал Паулюс был пленен. Почему фельдмаршал? Мы все время называли его генерал-полковником. За несколько часов до плена в штаб пришла радиограмма Гитлера. В ней сообщалось о повышении Паулюса в звании. Гитлер намеревался этим подтолкнуть командующего к самоубийству — герой-фельдмаршал умирает, но не сдается! Паулюс понял намек, но стреляться не стал. «Я не доставлю им этого удовольствия», — сказал он, прочитав радиограмму.

Узнав о капитуляции штаба, начали сдаваться в плен войска, оказавшиеся в южной части кольца. К 9 часам бои здесь закончились. Но северная часть кольца еще держалась. Командование Донского фронта предложило Паулюсу приказать им прекратить сопротивление. Фельдмаршал отказался, сославшись на то, что он пленник и никем теперь не командует.

Что делают, если враг не сдается? Его уничтожают. С южного участка, поскольку там уже была тишина, всю артиллерию перебросили на участок северный. Фашисты — 40 тысяч — оказались в кольце орудий. Точнее, в двойном кольце, потому что пушки невозможно было разместить в один ряд, их разместили в два ряда — так тесно они стояли по фронту. В небо поднялись бомбардировщики и пошли на цель.

Теперь мы послушаем генерала армии Павла Ивановича Батова. В те дни он в звании генерал-лейтенанта командовал 65-й армией Донского фронта.

«1 февраля на НП нашей армии царило необычное оживление. Наблюдательный пункт был оборудован в основании насыпи окружной железной дороги. Стереотрубы выведены снизу между шпалами. Прибыли К. К. Рокоссовский, Н. Н. Воронов, К. Ф. Телегин, В. И. Казаков. Все хотели видеть артиллерию в действии: ведь только в 214-й дивизии имелось восемь артиллерийских полков усиления, свыше сотни орудий стояли на прямой наводке. И вот вся эта мощь загрохотала. Через три — пять минут из блиндажей, из подвалов, из-под танков начали выскакивать, выползать гитлеровцы. Одни бежали, другие, обезумев, становились на колени, вздымая руки к небу. Всего 15 минут продолжалась неистовая артподготовка. Затем началась атака. Но в Спартановке уже никто не оказывал сопротивления. Сотни, тысячи немецко-фашистских солдат сдавались в плен.

Мы в свое время крепко спорили с представителями разведывательного и оперативного управлений штаба фронта, допускавших просчет в определении численности окруженных войск. Но и мы все-таки не ожидали такого количества пленных.

Комдивы доносили: „Направляю колонну пленных — шесть человек по фронту, километр в глубину“. Колонны направлялись к железнодорожному виадуку, где велся точный подсчет.

С наблюдательного пункта командарма отчетливо было видно, как рекой, медленно извиваясь, текли черные бесконечные колонны. Пленные шли тысячами, а за ними, безразлично поглядывая по сторонам, шагали два-три автоматчика, вот и вся охрана».

В Сталинграде после боев.

Фельдмаршал Паулюс и его штабные генералы стали пленниками наших солдат.

Немецкая военная техника пойдет на переплавку в советских мартенах.

Вот так, бесконечными вереницами пленных, закончилась грандиозная Сталинградская битва. Ни один из тех, кто попал в ноябрьские дни в кольцо, не ушел из него.

Это была великая победа нашего оружия. Она вошла в историю военного искусства вечной страницей.

А если говорить о точной записи на этой странице, то она проста и лаконична, потому что сделана людьми военными. Воронов и Рокоссовский так написали в донесении Верховному Главнокомандующему Сталину:

«Выполняя Ваш приказ, войска Донского фронта в 10.00 2.II.43 г. закончили разгром и уничтожение сталинградской группировки противника.

…В связи с полной ликвидацией окруженных войск противника боевые действия в городе Сталинграде и в районе Сталинграда прекратились».

Медаль «За оборону Сталинграда». Учреждена в декабре 1942 г. Ею награждено свыше 700 тысяч человек.

 

Посчитаем трофеи

Закончилась битва. Теперь самое время посчитать трофеи, поглядеть, как наша победа изображается цифрами. Советские люди и весь мир не сразу узнали эти цифры. Понадобилось много дней, чтобы сосчитать застывшие на степном просторе, в оврагах, в городских развалинах танки, орудия, автомобили. Надо было сосчитать и врагов, которые уже не могли сеять смерть.

За все дни боев противник потерял: убитыми, ранеными, пленными 1 миллион 500 тысяч человек (из них 800 тысяч за время нашего контрнаступления); танков и штурмовых орудий около 2 тысяч; боевых и транспортных самолетов около 3 тысяч; орудий и минометов больше 10 тысяч. Древние греки захваченное оружие и доспехи врага вешали на дерево, растущее на поле боя. Давай вообразим дуб между Волгой и Доном. Давай повесим на его ветки — они выдержат такую тяжесть — трофеи, взятые Донским фронтом в кольце. Вот они:

5762 орудия.

1312 минометов.

12 701 пулемет.

156 987 винтовок.

10 722 автомата.

744 самолета.

1666 танков.

261 бронемашина.

80 438 автомашин.

10 тысяч мотоциклов.

3 тысячи велосипедов.

240 тракторов.

571 тягач.

3 бронепоезда.

58 паровозов.

1403 вагона.

696 радиостанций.

933 телефонных аппарата.

337 складов.

13 787 повозок.

Мы поставим под донским дубом 91 тысячу пленных солдат и офицеров, 23 генерала, 1 фельдмаршала.

Хотя древние вешали на дерево только оружие, не будет лишним на нашем дубе высказывание одного бывшего гитлеровского военачальника: «Поражение под Сталинградом повергло в ужас как немецкий народ, так и его армию. Никогда прежде за всю историю Германии не было случая такой страшной гибели такого количества войск» (генерал З. Вестфаль).

Я мысленно представляю этот богатырский дуб. Он стоит на степном просторе, под свежим ветром, со всех сторон открытый. Каждый может поглядеть на него. И люди смотрят с радостью. А потом печалятся и опускают голову, вспоминают тех солдат, кто отдал за победу свою жизнь.

Богатырский дуб виден издалека. Пусть смотрят на него из-за океанов, из-за гор, из-за рек — с севера, с юга, с запада, с востока.

Пусть смотрят на него и наши недруги. Для них мы повесили высказывание генерала Вестфаля. Нам-то оно и не так уж нужно — силу свою мы знаем, и не злорадные мы. Но тем, кто замышляет новые походы против СССР, полезно будет посмотреть на эту фразу как на формулу закона, по которому кончаются войны с Советским Союзом. Каждый, кто мечтает о войне с нами, может легко узнать ее исход. Для этого в «формулу» немецкого генерала он пусть поставит свои «величины» — название страны, где живет, и национальную принадлежность армии.

 

Великие последствия

Помнишь, читатель, в рассказе о первых сражениях у границы мы проследили, как они сказались на других важнейших событиях начальных месяцев войны? Резонно предположить, что последствия Сталинградской битвы были необыкновенно мощными, идущими беспредельно далеко. На самом деле Сталинградская победа стала поворотом не только в нашей Великой Отечественной войне, но и во всей второй мировой войне — поворотом к полному разгрому военных сил фашизма на всем земном шаре.

Говоря это, не перехваливаем ли мы сами себя? Нет, не перехваливаем. Каждый, кто окажется в Волгограде и пойдет в Музей обороны Сталинграда, может увидеть грамоту президента США Ф. Рузвельта, в которой вот что написано: «От имени народа Соединенных Штатов Америки я вручаю эту грамоту городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября 1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны Союзных Наций против сил агрессии».

Англия откликнулась на эту победу даром короля Георга VI гражданам Сталинграда — почетным мечом.

Оккупированная гитлеровцами Франция ничего не дарила, но она в февральские дни 1943 года сказала по радио голосом своего большого писателя Жана-Ришара Блока: «Слушайте, парижане! Первых трех дивизий, которые вторглись в Париж в июне 1940 года… этих трех дивизий — 100-й, 113-й и 295-й — не существует больше! Они уничтожены под Сталинградом: русские отомстили за Париж. Русские отомстят за Францию!»

Откликом народов Югославии была статья в газете «Борба»: «Через все преграды, через все границы донеслась до нас замечательная весть, и когда мы ее слышим, то наше сердце радуется! Праздник наступил и в наших сердцах и на наших улицах!»

Плакат В. Иванова.

Для светлой вести действительно не существовало границ. Она придала новые силы бойцам Народно-освободительной армии Китая, партизанам Вьетнама, Кореи, Индонезии, боровшимся против японских захватчиков — союзников гитлеровцев. Патриоты Франции назвали себя «правым крылом Сталинграда», подтверждая таким названием свое участие в общей борьбе и помощь Красной Армии.

Сталинградская победа не только воодушевила людей в оккупированных странах, она реально облегчила им борьбу против фашистов. В дни битвы на Дону и Волге гитлеровское командование, чтобы восполнить потери, перебросило на советско-германский фронт из Франции и Бельгии 20 немецких дивизий. В Югославии и Греции немецкие войска заменялись болгарскими. К слову сказать, царская Болгария, будучи союзницей гитлеровской Германии, в нашу страну войск не посылала: и царь Борис и фюрер Гитлер знали, что болгары против русских воевать не будут.

В нервозном ознобе были те, кто решился исповедовать фашизм. До Сталинграда они чувствовали себя прекрасно — такие прихвостни Гитлера и предатели своих народов, как Лаваль во Франции, Квислинг в Норвегии. Подобно снегу под горячим солнцем, начали таять отряды норвежских штурмовиков, распался «трехцветный легион» французских фашистов, «добровольческий легион» фашистов бельгийских. Рядовые члены этих и подобных объединений в буквальном смысле слова разбегались. После Сталинградской битвы они поняли, что их преступления не останутся безнаказанными. В этом случае им нельзя было отказать в проницательности — и Лаваль, и Квислинг будут казнены своими народами.

Тревога охватила правителей в странах, союзных Германии. Фашистский диктатор Италии Муссолини в апреле 1943 года убеждал Гитлера в том, что «Россию победить невозможно». «Поэтому, — советовал дуче, — лучше заключить на Востоке компромиссный мир…» Военные действия в районе Сталинграда, как мы знаем, закончились 2 февраля, а уже 3 февраля ставка финской армии на экстренном совещании единогласно приняла решение искать подходящий случай, чтобы скорее выйти из войны с Советским Союзом. До этого же финские генералы вместе с немецкими разрабатывали план нового наступления в Карелии — чтобы перерезать Кировскую железную дорогу и захватить Мурманск.

Союзная гитлеровской Германии Япония после Сталинграда притихла у наших дальневосточных границ. Притихла Турция у нашей южной границы.

А что же было в самой Германии? Не имея возможности скрыть от населения катастрофу у Сталинграда, фашистские правители объявили и у себя и в странах союзников трехдневный траур. Немецкий писатель Рейн писал о настроении народа после капитуляции 6-й армии: «…решающий удар, он сбил нас с ног, главное, морально сбил с ног, мы тогда, в сущности, уже были побеждены». «Катастрофа под Сталинградом, — писал немецкий историк Фрейнд, — явилась не только поворотным пунктом в войне, но и вызвала огромное отрезвление и моральное потрясение немецкого народа». Об «огромном отрезвлении» в начале 1943 года говорить, конечно, было рано, а потрясение, согласимся, было действительно огромное. Это подтверждают письма, посланные родственниками немецких солдат на советско-германский фронт:

«Подробное сообщение о героях Сталинграда глубоко потрясло нас. Весь немецкий народ в слезах».

«Нельзя выразить словами весь ужас случившегося».

«Когда слышишь и читаешь о Сталинграде, становится страшно».

«Когда читаешь или слушаешь сводки верховного командования, то приходишь к заключению, что нам еще предстоят черные времена».

«Черные времена» действительно предстояли. Гитлеровское командование, в некоторой степени предвидя их, отдало приказ о возведении оборонительных позиций по всему западному берегу Днепра — строить «Восточный вал», у которого заглохло бы будущее наступление советских войск.

 

К югу и северу от Сталинграда

Боязнь «нового Сталинграда» заставила гитлеровцев поспешно отступать с Северного Кавказа. Они бежали, бросая раненых и военное снаряжение, в частности бросили вагоны с грузом широких гусениц, предназначавшихся для танков, которым надлежало действовать в пустынных районах Ближнего Востока. Мечта о Ближнем Востоке, об Иране, Индии, как и о нефти Баку и Грозного, об уничтожении нашего Черноморского флота рухнула.

Наши войска из района юго-западнее Сталинграда наносили удар в направлении Ростова и Таганрога, чтобы, выйдя к Азовскому морю, закрыть дорогу гитлеровцам на запад. К сожалению, по ряду причин окружить группировку противника в том районе не удалось. Но все равно у нас были основания для большой радости и здесь. Были освобождены Чечено-Ингушетия, Северная Осетия, Кабардино-Балкария, большая часть Ростовской области, Ставропольский край, основная часть Краснодарского края — богатейшие зерновые и нефтедобывающие районы страны.

Каждая улица берется с боем.

Чтобы пехота не задержалась в атаке, саперы делают проходы в проволочных заграждениях.

Двинемся по линии советско-германского фронта на север. На тысячи километров протянулась эта огненная линия. И повсюду у нас — после Сталинградской победы — успехи. Одновременно с освобождением Северного Кавказа шло наступление на Верхнем Дону — Острогожско-Россошанская и Воронежско-Касторненская операции. Войска Воронежского фронта, которыми командовал генерал Ф. И. Голиков, с частью сил Юго-Западного фронта за две недели наступления — с 13 по 27 января — продвинулись на запад на 140 километров. При этом они устроили «новый Сталинград» противнику — окружили главные силы 2-й венгерской армии, 8-й итальянской армии и группу немецких войск «Крамер». «События 14–17 января, — доносил высшему командованию венгерский генерал, — подорвали боеспособность солдат, вселили ужас в подразделения и тыловые части… дисциплина пала, подразделения вследствие гибели командного состава распались, и отступление переходило в бегство». Вечером 18 января наши войска замкнули кольцо окружения, в котором оказалось 13 вражеских дивизий. Группировка окруженных была рассечена на две части. К 27 января обе части перестали существовать. За всю операцию было уничтожено 15 дивизий, а 6 понесли тяжелые потери. В плен было взято 86 тысяч немецких, венгерских, итальянских солдат и офицеров.

После этой победы, после продвижения войск Воронежского фронта далеко на запад образовался выступ, обращенный на восток, в котором оказалась 2-я немецкая армия — 12 дивизий и 2 венгерские дивизии, всего 125 тысяч солдат и офицеров. Войска Воронежского фронта незамедлительно нанесли удар под основание выступа с юга. А с севера под основание выступа ударила одна из армий Брянского фронта. На шестой день боев, 29 января, войска Воронежского фронта встретились с войсками Брянского фронта в районе города Касторное и окружили 10 вражеских дивизий. К этому времени сдалось в плен 22 тысячи человек. Кольцо не было сплошным, сквозь бреши гитлеровцы прорывались на запад. Наши воины преследовали их, снова окружили в районе города Старый Оскол и в районе селения Горшечное. Потеряв много людей, много боевой техники, противник частью войск прорвался и из этих колец. Гитлеровцев, выбравшихся из района Горшечное, наши солдаты окружили в третий раз у города Тим и уже не выпустили из кольца.

На северо-западе у гитлеровцев были два плацдарма — ржевско-вяземский и демянский. Противник надеялся, когда придут лучшие времена, наступать с этих плацдармов снова на Москву, поэтому, несмотря на большие потери в боях с нашими войсками, берег их. Демянский плацдарм фашисты называли «пистолетом, приставленным к сердцу России». Теперь же, после Сталинграда, фашисты начали отходить из опасных «мешков». Советские соединения преследовали противника, нанося ему потери, заставили бросить на путях отхода много военной техники и имущества. Так, в Ржеве осталось 112 танков, 35 паровозов, 1200 вагонов, в Вязьме — 60 паровозов и полтысячи вагонов. С ликвидацией этих плацдармов фронт отодвинулся от Москвы на 270–300 километров, столица была теперь в безопасности.

 

Прорыв блокады

Следуя по линии фронта все дальше на север, мы, читатель, приблизились к Ленинграду. Ему, многострадальному и небывало героическому, тоже помог Сталинград. Не будь скованы основные силы гитлеровцев боями на Волге, едва ли удалось бы прорвать блокаду. Гитлер, несомненно, перебросил бы туда массу самых боеспособных войск. Он ведь все 16 месяцев, что был Ленинград в кольце, не переставал грозить городу полным разрушением, а ленинградцам — поголовным истреблением. И если бы мог, фюрер сдержал бы свое черное слово.

Мал был участок, на котором враги вышли к Ладожскому озеру, — шириной всего 12–15 километров. Такое-то расстояние отделяло Ленинградский фронт от Волховского фронта, Ленинград от Большой земли. Но этот участок, шлиссельбургско-синявинский выступ, был превращен врагом в прочнейшую преграду. Подобных укрепленных полос нашим войскам еще не приходилось прорывать. Лес. Торфяники. На песчаных взгорках орудийные и пулеметные доты. Вкопанные в землю танки — доты бронированные. Траншеи, ходы сообщения. Между опорными пунктами валы из деревьев и земли, облитые водой и заледеневшие на морозе. А еще — ряды колючей проволоки. И минные поля. Ко всему этому надо добавить амбицию гитлеровцев, не хотевших отойти от Ленинграда, и боязнь сдаваться в плен.

«На Неву за водой», «На постах», «В очаге поражения». Литографии А. Пахомова.

Медаль «За оборону Ленинграда». Учреждена в декабре 1942 г. Ею награждено около полутора миллионов человек.

Командующий 2-й ударной армией Волховского фронта генерал В. 3. Романовский вспоминал о прорыве блокады: «Фашисты сопротивлялись яростно. 18-я дивизия взяла в плен всего лишь 12 солдат, 372-я — 28, а уничтожили они более 2 тысяч гитлеровцев… На четырехкилометровом участке, где действовали 3 вражеские дивизии, гитлеровцы потеряли 36 тысяч своих солдат и офицеров, то есть по 9 тысяч на один километр фронта». Задумайся, читатель, над этими цифрами, они помогут представить в какой-то степени, как прорывалась блокада.

Утром 12 января 1943 года войска Ленинградского фронта с запада и Волховского фронта с востока двинулись навстречу друг другу. Они соединились 18 января. Блокада была прорвана. Эта весть мгновенно облетела страну нашу и мир. Она была ласточкой радости, прилетевшей к людям за две недели до известия о Сталинградской победе.

Ленинград ликовал тихо. На бурную радость у ленинградцев не было сил. Городское радио передало тогда:

«Блокада прорвана! Мы давно ждали этого дня… Мы чернели и опухали от холода, валились от слабости с ног на истерзанных врагом улицах, и только вера в то, что день освобождения придет, поддерживала нас. И каждый из нас, глядя в лицо смерти, трудился во имя обороны, во имя жизни нашего города, и каждый знал, что день расплаты настанет, что наша армия прорвет мучительную блокаду».

Отвоеванная у фашистов земля была шириной всего в 11 километров. Но это была земля, а не вода озера. Тут же без промедления ленинградцы принялись прокладывать по ней железную дорогу и грунтовые дороги. Из Волхова в Ленинград пошли поезда, автомашины. Продолжала действовать озерная Дорога жизни, до которой теперь не долетали снаряды гитлеровской артиллерии. И в итоге в феврале 1943 года рабочие стали получать на день по 700–600 граммов хлеба, служащие — по 500, дети и старики — по 400. Нам сейчас трудно представить — много это или мало? Сейчас можно вообще без хлеба быть сытым. У ленинградцев же хлеб был основной едой. В ноябре 1942 года по рабочим карточкам выдавали 250 граммов хлеба, по всем остальным — 125.

Хотя с прорывом блокады не кончились разрушительные обстрелы, жить в городе, работать и воевать за него стало легче. И было ясно, Ленинград выстоял.

Итак, последствия Сталинградской битвы были поистине велики. Немецкий фельдмаршал Манштейн, мнение которого нам любопытно, писал о том времени: «…необходимо отметить бесспорно большой успех советских войск. Советам удалось окружить целую армию, притом самую сильную — 6-ю армию, — и уничтожить ее. Кроме того, Советы смели с лица земли четыре союзные армии, боровшиеся на стороне немецких войск… к потере войск надо еще присоединить овладение русскими всей захваченной нами в результате летнего наступления 1942 года огромной территорией с ее ресурсами».

Сотни городов и поселков, тысячи сел и деревень были освобождены в зимнем наступлении 1942–1943 годов. Наши войска продвинулись на запад на 600–700 километров. И что было особо важно, мы овладели стратегической инициативой, то есть советское командование (а не германское, как в начале войны) выбирало, где, когда, какое начать сражение. Время отступления Красной Армии кончилось. Красная Армия погнала мерзавцев с советской земли.

Советские танки в полях под Курском.