усские люди когда-нибудь поставят памятник архангельской ели и северному кружеву. Не за то, что они высоки качеством, а за то, что помогли сохранить в народной памяти старины, то есть былины.

Ко времени записи старин литераторами и учеными они сохранились лишь на берегах Белого моря, на Печоре, на Онеге. Почему сказания о богатырском времени Руси, о событиях, происходивших в Киеве и близлежащих к нему землях, не помнили ни на Украине, ни в центральной России? Причин тому много. Тут и нетронутость севера монголо-татарами, и то, что здесь крестьяне — творцы и пересказчики былин не были в царское время под крепостным правом. Но в конечном итоге сохранность старин определилась занятиями беломорских крестьян. Шагая в борозде за сохой, песню не запоешь, работа у пахаря такая, что дыхания не хватает, да и слушателей рядом нет. Другое дело — занятия поморов: у них земля не родит, средства к жизни давали промыслы.

Зимой валили лес. По замерзшим болотам бревна стаскивали к реке, чтобы весной сплавить в Архангельск, а оттуда на судах отправить в Англию, в Голландию… Осенью ловили рыбу. Осенью и зимой дни короткие: шесть, пять, а то и четыре часа работы, остальное время — вынужденный отдых, изнурительное безделье, когда некуда девать себя. В лесной избушке сидят на лавках, лежат на нарах артельщики. В светце, в железной рогульке, горит лучина, угли падают в корытце с водой.

Шлем и кольчуга русского воина, XII–XIII вв.

Избушка наполнена то ли разговором, то ли пением — человек сурового вида, широкоплечий, бородатый, сказывает старину. Сказителя, если удавалось заполучить в артель, работой не обременяли, а долю заработка давали такую же, как всем. Люди на севере почитали талант, чувствовали красоту напевного разговора о подвигах богатырей, о княжеских потехах, о злых врагах и страшных чудовищах — о давней жизни русского народа… В поморских селах дома обширные. Женщины-соседки собираются у кого-либо вязать кружево — и тут своя рассказчица.

От отца сыну, от матери дочке, от мастера и мастерицы подмастерьям — без записи (ведь неграмотные), а только по памяти — передавались народные предания. Так они сохранились до нашего времени.

В былинах много выдумки, фантазии. Но в них и реальные события далеких дней.

На горах, горах дак было на высокиих, Не на шоломя было окатистых — Там стоял-де ноне да тонкий бел шатер, Во шатре то удаленьки добры молодцы: Во-первых, старый казак Илья Муромец, Во-вторых, Добрынюшка Микитич млад, Во-третьих-то, Алешенька Попович-от. Эх, стояли они на заставе на крепкоей, Стерегли-берегли они красен Киев-град; Как по утречку было по раннему, А на заре-то было на раннеутренней, Ай как выходит старый казак из бел шатра. Он завидел-де, — во поле не дым стоит, Кабы едет удалый да добрый молодец, Он прямо-де едет в красен Киев-град, А не поворачивает на заставу на крепкую; Он едет, молодец, дак потешается: Он востро копье мечет да по поднебесью, Он одной рукой мечет, другой схватыват; А впереди его бежит да два серых волка, Два серых бежит волка да серых выжлока, А на правом плече сидел да млад ясен сокол, На левом плече сидел да млад бел кречет…

«Богатыри». Картина В. Васнецова, 1898 г.

Былина эта — сплав чистой поэзии с точными деталями воинского дела того времени. «Не на шоломя» — не на холмах выбрано место заставы, а на горах, с которых видно все далеко. Но «шоломя окатистые» не только подчеркивают высоту гор — они вызывают зрительный образ богатырских шлемов с безупречным, окатистым переходом от верхушки, от шишака, к низу, что удавалось сделать не каждому оружейнику. Конечно же, у трех знаменитых богатырей шлемы превосходные; у них и шатер из тонкого, дорогого полотна, грубую ткань проще ткать, и стоила она дешевле.

«Старый казак Илья Муромец» — он же и «добрый молодец». Для народной поэзии это не странно. Тут «молодец» синоним силы и отваги, а не уточнение возраста.

Великолепно описание чужого богатыря. Он вызывающе игнорирует заставу — едет прямо в Киев. Он ловок, силен. Два волка, серых выжлока, добавляют к облику незнакомца что-то таинственно-грозное. Выжлоками называют гончих собак. Выходит, что волки послушны и преданы богатырю.

По очереди, по степени силы, выезжают навстречу незнакомцу богатыри. Возвращается Алеша Попович, убедившись, что не одолеть противника.

Вольга и Микула. Рисинок И. Билибина, 1940 г.

Возвращается Добрыня Никитич, ему удается лишь узнать намерения незваного гостя:

Еще прямо я еду в красен Киев-град, А еще столен град да во полон возьму, А еще князя Владимира живьем схвачу, А княгинюшку Апраксию за себя замуж возьму…

Тогда выезжает на бой Илья Муромец. Долго бьются богатыри. Подсокольник — так зовут незнакомца — повалил Муромца.

Он расстегивал латы его кольчужные, Он вымял из нагалища кинжалый нож, Он хочет пороть его белые груди, Он и хочет смотреть дак ретиво сердце.

Но удалось Илье высвободиться. Сам навалился на противника, уже достал свой «кинжалый нож», однако «старый что-то призадумался». Стал спрашивать Илья, откуда богатырь родом, кто его мать? А дальше:

…стават старый казак на резвы ноги, Становит Подсокольничка на резвы ноги, А целует в уста его сахарные, А называт Подсокольника своим сыном…

Бились, оказывается, не на жизнь, а на смерть отец с сыном.

Утомившись боем, старый богатырь двое суток спал в шатре. Сыну это показалось обидным. К обиде примешалась горечь за детство без отца. Подсокольник ударил спящего копьем в грудь. Копье скользнуло по нательному кресту Ильи. Илья проснулся.

А он схватил Подсокольника во белы руки, Вышибал он выше лесу стоячего, Ниже облака ходячего. Еще падал Подсокольничек на сыру землю, И разбился Подсокольничек…

Трагическая встреча отца с сыном не романтическая выдумка сказителей, а тоже деталь того сурового времени. Она имеет прямое отношение к борьбе Киевской Руси с печенегами.

В городе Любече — он стоял на Днепре выше Киева — жил Мал Любечанин. У Мала были дети: сын Добрыня и дочь Малуша. Добрыня был княжеским дружинником, а красавица Малуша служила у старой княгини Ольги ключницей. Малуша и родила князю Святославу сына Владимира. Того, которого Подсокольник похвалялся «живьем схватить» и который, будучи еще мальчиком, с братьями Ярополком и Олегом и с бабушкой Ольгой сидел в Киеве, осажденном печенегами.

Владимир, один из самых известных деятелей Киевской Руси, получил от народа прозвание — Красное Солнышко. Народ не разбрасывается почетными званиями. они у него на строгом счету. Незаметного правителя он никак не назовет. Для выдающегося подберет высокие слова. А тому, кто позором своего правления бросит тень на русский народ, даст прозвище — как клеймо на лоб. Святополк Окаянный, например, в борьбе за власть убил своих братьев Бориса и Глеба, приводил на Русь то поляков, то печенегов, расплачивался с ними за выгодное ему одному дело страданиями простых людей.

Былинный богатырь Алеша Попович. Старинный русский лубок.

Русские воины. Рисунок XVI в. из книги С. Герберштейна «Записки о московских делах».

Конечно, деятельность князя Владимира не была безупречной; как говорится, и на солнце есть пятна, князь — это князь. Вот и былины отмечают его высокомерие, несправедливость. Но он избавил Русь от печенежских набегов, и это было такое благо, что прозвание «Солнышко» показалось людям недостаточной благодарностью, они добавили еще «Красное».

Народные предания отметили также родного дядю Владимира, брата его матери Добрыню, назвав этим именем одного из любимых богатырей. Реальный Добрыня вместе с князем управлял военными делами Киевской Руси, был участником победных походов на поляков, вятичей, литву, радимичей, болгар, хорватов, на византийский Херсонес в Крыму, вложил он свой воинский талант и в укрощение печенежской орды.

Илье Муромцу — старейшине русских богатырей — не находится реальный двойник, хотя воин с таким именем упоминается и в древних сказаниях других народов немцев и норвежцев. Был ли реальный двойник, не был — не так важно. Важно, что люди, подобные былинному богатырю, выходцы из простых крестьян, оставили свой глубокий след в русской истории.

Печенежские конные рати не были так опасны в прямом бою, как во внезапных набегах. Прокравшись степными оврагами, в мгновение ока опустошали села и деревни и быстро исчезали вместе с награбленным добром и пленниками. Чтобы упреждать такие налеты, иметь время для сбора войска, Владимир построил у южных границ Руси оборонительные рубежи — с новыми городами и крепостями, с земляными валами и сигнальными вышками; на их верхушках, обнаружив врага, зажигали дымные костры. Крепостей было много. Так, по берегу реки Сулы они стояли одна от другой на расстоянии 15–20 километров. Были крепости на Десне, Остре, Трубеже, Стугне. На реке Ирпени стоял город-лагерь, в котором находились воинские резервы, готовые направиться в угрожаемое место.

Но откуда же взялись воины, чтобы служить во всех этих крепостях и на заставах? Дружинниками ведь были люди знатного происхождения, из богатых. Владимир набирал себе на службу и простых людей. И не только из ближних земель, но из Новгорода, Смоленска, из поселений на Москве-реке и Оке… Из приокского лесного края, который никогда никаких печенегов не видал и не слыхал, из села Карачарова, что в трех верстах от города Мурома, и отправился, как повествует былина, в Киев на службу к князю Владимиру крестьянский сын Илья Муромец.

Отдав себя ратному делу, оторвавшись навсегда от отчего дома, от детей и родителей, несли воины всех русских земель нелегкую службу на южной границе своего государства. Не мудрено, что воин-отец и воин-сын, встретившись, не узнавали друг друга, как это случилось с Ильей Муромцем и Подсокольником.

О подвигах богатырей рассказывают и летописи. В 992 году большое войско печенегов подошло к реке Трубежу около города Переяславля. Предупрежденный заставами, Владимир занял противоположный берег. Три дня оба войска стояли в выжидании: тот, кто стал бы первым переходить реку, попал бы в невыгодное положение. Владимиру торопиться было некуда, и печенежский князь, чтобы ускорить схватку, предложил биться богатырями. От зачина зависело настроение войска, зачин был как примета удачи или неудачи всей битвы. Владимир спросил дружину, не назовет ли кто достойного воина. Назвали Яна Усмаря, сына киевского кожевника. Ян, понимая, какое ответственное дело предстоит ему, попросил испытать его силу. Привели быка, разъярили каленым железом и пустили бежать. Усмарь схватил быка за бок и вырвал кусок кожи с мясом. Владимир подивился такой силе и ободрил Яна перед схваткой.

Печенег огромного роста стал смеяться над русским, который был меньше. Насмешками можно вывести противника из равновесия. Передние ряды печенегов, покатываясь от хохота, держались за животы. Русские молчали. И вот бойцы сошлись. Долго они жали друг друга в могучих объятиях. Наконец Усмарь сдавил врага до смерти и ударил им о землю. С криками ликования русские воины бросились на печенегов. Те, не приняв боя, обратились в бегство.

Отмечая такую победу, князь приказал обнести Переяславль крепостной стеной. Народ с памятью о богатырском поединке, в котором русский богатырь отнял, «переял» славу у печенега, связал само возникновение города.

После другой успешной битвы с печенегами, в 996 году, Владимир учредил особый праздник. Ежегодно после окончания полевых работ на княжеский двор созывались люди — от бояр до крестьян. Князь с боярами и дружиной пировал на открытой галерее дворца — на сенях, для остальных столы были во дворе.

Во стольном городе во Киеве, У ласкова князя Владимира Было пированьице почестен пир На многих князей, на бояров, На могучиих богатырей, На всех на купцов на торговыих, На всех мужиков деревенскиих…

Выкатывались бочки с медом, выносились сосуды с вином, подавались жареные быки и бараны, всякая птица, рыба. Скоморохи играли на дудках, пели, плясали, славили князя.

Князь подносил собственноручно удалым храбрецам чарку.

Владимир-князь да стольнокиевский А берет он полну чару да во белы руки, Наливал он полну чару зелена вина, Да не малую стопу он — в полтора ведра, Разводил медами все стоялыми, Подносил к молодому Добрынюшке.

Кроме чарки, удальцы получали от князя кто кунью шапку, кто золотые деньги, кто расшитый кафтан, кто дорогое оружие, а кто и деревню. Раздавались высокие должности. Княжеским воеводой стал богатырь Ян Усмарь, он отличался не только огромной силой, но и умом, так нужным военачальнику.

Печенежские набеги нет-нет да и возобновлялись. Но это были вспышки угасающего костра. Сорок печенежских племен истощили свои силы. На юге против них крепко стояла Византия, на западе — дунайские народы, на севере Киевская Русь. А с востока, из-за Волги, двигались новые массы кочевников — половцы. Для печенегов они были опасны и своей многочисленностью, и тем, что также нуждались в обширных пастбищах для скота. Половцы, перейдя Волгу, давили на печенегов, сжимая их в степном коридоре.

Пройдет еще время, и печенеги будут просить у русских князей защиты. Им, а также торкам и берендеям, будет разрешено селиться в приграничных районах, с обязательством участвовать в обороне Руси от половецких вторжений. Так из врагов эти тюркские кочевые племена станут союзниками Руси, вольются в ее население, построят свои города для оседлой жизни — Торческ, Корсунь, Дверен, Юрьев. Народные сказания-старины донесут до нас имя богатыря (торка или берендея) Сухмана. Он был, как поется в былине, храбрым защитником Киева, другом Добрыни Никитича и Ильи Муромца.

Ратники в юшманах (калантырях с кольчужными рукавами) и шишаках, XIII в. Старинная литография.