ООО «Либерсофт»

15 (28) июня 1917 года.

Расположение русских войск,

г. Тысменица.

Предложение нового знакомого не то, чтоб не понравилось. Наивно как-то. В контрразведке же не полные ламеры. Рассказать, как есть? А поверят? Австрийский майор, походу, поверил. Или нет? А Роман? Непонятно, но подпоручик посоветовал фильтровать базар.

Вскоре нарисовался отправленный Агафоновым куда-то вперёд казак. Вновь пришлось ползти под колючкой. Тут тоже местами валяются трупы. Наткнутся на одного в австрийской форме. Отвернулся. Запах гниения уже не так сильно долбит мозг. Притупился. Но вид полуразложившихся, исковерканных тел вызывает тошноту.

Подползли к окопам. Их встретили тепло. На Тоху уставились с любопытством и недоумением. Хорошо, ещё не рассвело. Юниты Агафонова прикрыли его собой от излишне любопытных глаз.

Дежавю. Всё повторяется с мелкими деталями.

Казак притащил какой-то свёрток и протянул программеру. Рядом опустились сапоги.

— Надевайте, ваше благородие.

Тоха развернул. Внутри оказались брюки и рубаха военного образца без погон. Быстро скинув «шузы», грязные шорты и рубашку, остался в одних труселях. Юниты с интересом вылупились. Ткань принесённой одежды немного неприятная для голого тела. Деваться некуда.

Повозился с портянками. С помощью молодого ефрейтора кое-как намотал. Сапоги пришлись впору. Казак, что принёс новые шмотки, собрал Тохины тряпки и пообещал сжечь. Программер попытался было возразить, но Голицын сказал: «Так надо», и Тоха заткнулся.

Кляп изо рта пленника уже вытащили. Где-то раздобыли телегу, куда усадили майора. По бокам от него разместились двое казаков. Попаданец по-английски обратился к фон Лукасу:

— Простите, что не сдержал слово. Меня самого выкрали.

Австриец гордо промолчал. Ну и хрен с ним.

— За что вы попросили у него прощения? — поинтересовался Голицын.

— Я дал слово дворянина, что не попытаюсь бежать.

— Понятно.

Голицын, подпрыгнув, уселся на телегу с другой стороны от майора, рядом примостился Агафонов.

— Присаживайтесь, — пригласил подпоручик. Бородач подвинулся.

Тоха не заставил себя упрашивать и притулился между Агафоновым и Голицыным. Телега тронулась. Остальные юниты пошли пёхом.

Рассвело. Проехали указатель с надписью «Тысменица. 10 в.». Программер проводил его взглядом.

— Десять вёрст осталось, — сочувственно прогудел Агафонов.

Тоха кивнул, мол, спасибо.

Часа через полтора въехали в небольшой городок. На посту проверили документы.

Если есть на свете так часто обыгрываемый в сетевом фольклоре Мухосранск, то это — он. Обшарпанные, выщербленные одно-, иногда двухэтажные постройки. Грязные с обрывками бумаги улицы.

Лошадёнка бодро выстукивает копытами по булыжнику. Хоть что-то. В австрийской деревне и этого нет. Хотя, там деревня, а здесь претензия на город. Но, деревня деревней, а в деревушке не в пример чище.

Остановились около двухэтажного здания. Почти один в один, как у австрийцев. Свисает российский триколор. Скорее всего, штаб. Рядом два пепелаца, посовременней того, что на той стороне. Хоть как-то на авто похожи. Водил не видно. У дверей двое часовых с винтовками. Длинные игольчатые штыки устремлены вверх. Голицын распорядился отвести его благородие Тоху на гауптвахту, а сам под конвоем сопроводил фон Лукаса в здание. Тохе стало жаль майора.

На плечо легла чья-то рука. Программер оглянулся. В бороду улыбается Агафонов.

— Пойдём, ваш благородие.

Тоха кивнул на прямую спину австрийца.

— И чё с ним будет?

Казак пожал плечами.

— А чё будет? Допросют и отправят в лагерь военнопленных.

Программер кивнул и пошёл за Агафоновым. Сзади пристроились оставшиеся юниты. Гауптвахта отыскалась недалеко. Невзрачное здание из красного кирпича с множеством выщерблин.

Дежурному офицеру — младшему лейтенанту с цифрами «44.» на погонах с голубым просветом — Агафонов сообщил, что «их благородие» прапорщик Воронцов разведдозором освобождён из австрийского плена. Требуется подержать здесь до выяснения обстоятельств.

«Мамлей» раскрыл толстую книгу. Тоха продиктовал фио. Назвался графом и прапорщиком.

Программера ввели в камеру с белой цифрой три на серой железной двери. На обшарпанных стенах выцарапаны «граффити» прежних сидельцев. Напротив входа небольшое зарешёченное окно без стекла. Справа в углу — подобие толчка. Чуть ближе — чугунная раковина с краном, откуда медленно капает вода. Походу, до войны здесь была местная ментовка.

Во время срочной Тоха пару раз попадал в караул на гарнизонную «губу». Там камеры без окон. И свет постоянно горит.

Юнит, проводивший попаданца до камеры, остался снаружи. Программер, вздохнув, присел на отполированные многочисленными телами «зэков» жёсткие нары.

Дверь лязгнула, и в камеру вошёл офицер, зарегавший Тоху в местные логи. Попаданец сразу обратил внимание, что плечевые ремни у «мамлея» поверх погон, а не как у Голицына. Тоха поднялся.

— Прапорщик Данович, — представился «мамлей». — Располагайтесь. Сейчас вам принесут матрац. Если что-то понадобится, сообщите через караульного.

Программер поблагодарил. «Мамлей», по местному — прапор, вышел. В дверь протиснулся средних лет солдат со скрученным матрацем и положил на нары.

Как-то неудобно стало, что ему прислуживает мужик лет на десять старше, и Тоха предложил:

— Давайте, я сам.

Тот недоуменно взглянул на попаданца.

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, всё будет в лучшем виде, — густым баритоном прогудел юнит, быстро раскатав скатку и положив в «головах» серую подушку. — Извиняйте, постельного не положено, — и вышел.

Дверь грохнула. Лязгнул засов, в замочной скважине заскрежетал ключ.

Программер подошёл к чугунной раковине и открыл кран. Тонкая струйка ударилась о металл. Повернул кран до упора. Толщина струйки увеличилась лишь чуть-чуть. Тоха жадно принялся пить. Вкус не айс.

Набрал в ладони едва тёплой воды и умылся. Полотенца нет. Ладно, и так сойдёт, само высохнет. Вернулся к нарам и, не раздеваясь, лёг на матрац. Лучше, чем на сене. Разуваться тоже не стал. Когда служил, в его части уже носили носки, и портянки снова не намотает. Стопудово. Пусть лучше так.

Раз застрял тут навсегда, нужно собирать инфу о местной жизни. Как настоящий айтишник, стал раскладывать по файлам всё, что узнал за последнее время.

Воинские звания, или как тут называют, чины. Местный прапор, по-современному младший лейтенант, подпоручик — лейтёха, поручик, это Тоха знает, старлей. А ещё корнеты, ротмистры, штабс-капитаны. Инфы никакой. У капитана, кажется, чистый погон с одним просветом. И у полковника чистый, только с двумя. Ага.

К младшим офицерам обращаются «ваше благородие».

С солдатскими и сержантскими званиями полный абзац. Старший сержант, как сообщил на нейтралке Голицын, фельдфебель, а Агафонов представился дежурному вахмистром. Фигня какая-то. Так фельдфебель или вахмистр?

Цифры на погонах, скорее всего, номер полка. Вон у Дановича «44.», и у солдата, что к нему заходил — тоже. И у «жмурика», на ком очнулся у окопов. Только просвет голубой. Почему голубой? На ВДВ или летунов ни фига не тянут. А у Голицына — цифр нет. У юнитов Агафонова на погонах малиновые цифры и буквы «15ПБ.».

Снова зазвенели ключи, громыхнул засов. Тот же юнит принёс полотенце, мыло и положил на полочку около раковины.

— Вот, ваш благородие, для бритья, — мужик показал маленький тряпичный свёрток. — Арестантам не положено, но вам, так и быть, разрешили.

Солдат положил туда свёрток и сверху пристроил маленькое зеркальце. Тоха поблагодарил. Когда боец вышел, программер нехотя поднялся и подошёл к умывальнику. Взял и развернул свёрток. Внутри опасная бритва, помазок, тёмно-зелёный кусок пасты ГОИ и кожаный ремень с нанесённой пастой.

Тоха завис. «Опаской» сроду не брился. Это вам не «Жилетт», которого, если верить рекламе, лучше для мужчины нет.

Вернулся к нарам и опустился на матрас. Надо будет ещё с бритвой разобраться, а то с непривычки можно всю рожу изрезать. Но это потом. Мысли плавно потекли в другом направлении.

Как же домой вернуться-то? Портал перехода на нейтралке, у австрийских траншей. Да и как его отыскать? Попытался ещё раз вспомнить подробности…

Анжелка не сводит с него заинтересованного взгляда. Подвалил генеральный. На руке у него висит Ксюха. С другой стороны ещё одна тёлка.

— И чё не пьём? — осклабился гендир.

— Как не пьём? Пьём, Кирилл Викторыч, — вскинулся Борька. — Давайте с нами.

Вискарь уже закончился. Наврозов поставил на стол коньяк, что держал в другой руке.

— Не хочу мешать после вискаря, — стал отнекиваться Тоха.

— Это понижать нельзя, — тоном знатока сообщил генеральный, — повышать можно. А мы щас коньячком и залакируем.

— Да, Тоха, будь мужиком! — Борька начал откупоривать бутылку.

Захотелось послать его на фиг, но тут поймал взгляд Ксюхи. Девушка лукаво улыбнулась и будто нехотя отвела глаза. Программер исподтишка посмотрел на Анжелку, та чуть надулась и недружелюбно косится на Ксюху.

Да блин! Всё не о том…

Проснулся от того, что очень захотелось по нужде. Мочевой пузырь едва не лопается. На руке спит Анжелка. Медленно, чтоб не разбудить девчонку, вытащил руку из-под головы. Тёлка даже не шелохнулась. Тоже в дупель.

Вышел из домика и сразу в ближайшие кусты. Блаженство. Закончив дела, обошёл куст. Впереди ровная, как панель монитора, гладь озера. Свежая прохлада, окунуться бы, глядишь, и хмель из башки выйдет. Ветра нет, лишь лёгкое колыхание воздуха, будто в зной на взлётно-посадочной полосе. Часто видел, пока служил в роте охраны аэродрома. А ещё, как в детстве у бабушки в деревне. Один в один. В поле выйдешь, и вот в зной такое же лёгкое марево. Воздух колышется будто живой.

Так и здесь. Потом — бац! Яркая синяя вспышка. И всё. Новая локация…

Тоха потёр виски. Дурацкое ощущение, словно упускает что-то важное. Какая-то мысль вращается, ещё миг и схватит её за хвост. Но она всё ускользает. Вот она, здесь, на ладони…

Но не даётся.

Не схватить.

Никак…

— Ваше благородие…

Голос будто сквозь вату. Какое ещё, на фиг, благородие?

— Ваше благородие, — кто-то аккуратно потряс за плечо. — Просыпайтесь.

Походу, и впрямь задремал. Открыл глаза и… слабо застонал. Взгляд встретился с синими глазами молодого вихрастого парня в форме. На улыбающемся лице россыпь веснушек, на погонах с голубым кантом серые цифры «44.». Спросонья подумалось, где-то уже это видел. Ну да, точно. На «жмурике», на ком лежал, когда оказался в этом отстойном времени.

— Просыпайтесь, ваше благородие, — улыбнулся парнишка, — к вам пришли.

— Который час? — буркнул программер.

— Утро уже. Позднее, — юнит поправил на плече небольшой «винтарь» без штыка.