Итак, в гостинице Когэцу Тами не оказалось. И уехала она не на зиму, в поисках заработка, а просто уволилась еще в конце лета прошлого года.

Судя по рассказу супругов Торикура, стороживших гостиницу, уволиться со службы ей посоветовал некий господин по имени Хаяма, который взял ее на свое попечение, еще когда она работала на военном заводе. Связь между ними по-видимому, продолжалась и после войны. В разгар лета в прошлом году Хаяма навестил ее. Это был привлекательный, как оннагата, мужчина лет сорока, похоже, довольно пробивной, совершавший какие-то сделки с оккупационной армией. Очень был респектабельный гость.

Через несколько дней Хаяма уехал, и после этого Тами сказала жене Торикура, что она, возможно, уволится из гостиницы. И когда та спросила, что же Тами будет делать, Тами ответила: «Хочу поехать в город и устроиться на работу. Ведь не вечно же я буду молодой».

Несколько дней спустя Тами получила письмо от Хаяма. Прочитав его, она собрала вещи и уехала.

– Точно не знаю, но, кажется, она говорила, что поедет в Кобэ, – сказала. жена Торикура.

Отодзи хотел узнать адрес Хаяма, но сразу после войны гостей было мало, и в гостинице Когэцу не завели еще регистрационной книги. Впрочем, даже если Тами и вправду уехала в Кобэ, найти ее там было бы просто немыслимо.

– Сестра ничего не велела передать мне? Мол, напишет потом письмо. Или что я должен обратиться туда-то, если приеду?…

Супруги Торикура нерешительно переглянулись.

– Говорила, что хотела бы вместе с братом начать, какое-нибудь торговое дело, когда накопит денег, – сказала жена Торикура.

Но в июле прошлого года Отодзи получил лишь короткую открытку, и с тех пор никаких вестей не было.

– Если бы все устроилось, адрес-то она бы сообщила. А раз полгода не пишет… Да и что тут ожидать в такой неразберихе. – Торикура подбросил дров в железную печку, поставленную прямо в очаг на кухне.

Отодзи и Сима молча глядели на гудевшую печку, раскалившуюся докрасна. Потом Отодзи сказал устало:

– Извините. Позвольте мне прилечь. Я плохо себя чувствую.

Он прилег на циновку, подперев голову локтем.

– Вы больны. Хлебнули горя, наверно, – сочувственно сказала жена Торикура.

– Отдыхайте спокойно, – добавил Торикура. – Гостиница закрыта, так что принять вас как следует не сумеем, но зато вы можете чувствовать себя совершенно свободно. Постелей сколько угодно, и ванна есть. Располагайтесь не спеша.

Делать было нечего. В тот день они все равно не смогли бы выбраться из поселка у этого вулканического озера. А завтра будь что будет.

Сима помогла жене Торикура принести постели из другой комнаты, и они вдвоем положили их поближе к прихожей. В гостиной с плотно закрытыми ставнями зажгли тусклую лампу.

– Вам можно стелить в одной комнате? – спросила жена Торикура.

Застигнутая врасплох этим вопросом, Сима немного помедлила, но потом сказала:

– Да, можно в одной.

Жена Торикура соорудила два княжеских ложа рядом. На одно из них лег Отодзи. Измученное болезнью бледное лицо его потонуло в подушке и выглядело старческим.

– Спи крепко, ни о чем не думай, – сказала Сима.

Отодзи засмеялся с закрытыми глазами:

– Мне не о чем думать.

И действительно, Отодзи тут же заснул глубоким сном. Сима посидела немного у его изголовья, потом встала и вышла на кухню. Жена Торикура что-то шила, сидя одна у железной печки.

– Не нужно ли вам помочь в чем-нибудь? Что прикажете, то и сделаю, – предложила Сима.

Жена Торикура, улыбнувшись, сказала, что ни о чем беспокоиться не надо, и спросила:

– Ваш муж уснул?

В первый раз Отодзи назвали ее мужем. Делать было нечего, и Сима ответила:

– Да, крепко спит. Устал очень.

– Трудно ему. Нездоров. Чем болен?

– Астма, – сказала Сима. Она знала, что в деревне как огня боялись чахотки. Жена Торикура тут же сообщила, что ее младшая сестра много лет страдает астмой, и поэтому она знает, какая это неприятная хворь.

– Холод вреден, не правда ли? Что будем делать, если приступ начнется?

– Не беспокойтесь. Я медсестра.

– Привыкли ухаживать?

– Нет, я действительно медсестра из больницы. Жена Торикура удивленно округлила глаза.

– Во время войны в военном госпитале работала. Знаю, как обращаться с такими больными, так что не беспокойтесь. – Сима спокойно улыбнулась.

После захода солнца Торикура пришел сказать, что ванна готова Отодзи все еще спал. Но если бы он и бодрствовал, то все равно не смог бы принять ванну из-за болезни. Сима пошла мыться одна. Наполнив ванну доверху горячей годой она намылилась, как вдруг стеклянная дверь раздевалки открылась, и кто-то вошел туда. Прикрывшись полотенцем, Сима обернулась. За туманным стеклом двери виднелась тень Отодзи.

– Отодзи-сан? Можешь войти.

Приоткрыв дверь, Отодзи заглянул в ванную комнату и, смутившись, отвернулся.

– Проснулся, а тебя нет. Куда, думаю, ушла?

– Никуда я не уходила, – сказала Сима.

На Отодзи были два ватных кимоно, а сверху накинуто пальто.

– Извини меня, я решила искупаться. Потом я и тебя оботру.

Отодзи кивнул. Больных, которые не могли принимать ванну, обтирали обычно мокрым полотенцем.

– Холодно. Пойди погрейся у печки.

– Ладно.

Отодзи медлил.

– Тебе говорят, холодно. В дверь дует.

Отодзи неловко усмехнулся и закрыл дверь.

– Ото-сан!

– Что?

– Я пошутила. – Сима отвела глаза. – Можешь не закрывать.

И, покраснев, она продолжала молча мыться под его пристальным взглядом, как будто была одна в ванной.

Вечером Сима нагрела на печке воду в тазу, отнесла таз в комнату и обтерла Отодзи мокрым полотенцем. Было холодно, поэтому она проделала все это быстро. Отодзи остался недоволен.

– Что ты так спешишь?

– Но тебе нельзя охлаждаться.

– В больнице ты была более внимательна и обтирала медленнее.

– Тогда, может, вернемся в больницу?

Отодзи молча глядел в потолок.

– Если бы можно было вернуться…

Они убежали из больницы.

– Ладно, здесь останемся. – Отодзи вздохнул.