— Ха-ха-ха, а вот и я, любезный отец Иоанн, — рассмеялся Соло. — В коем-то веке выбрался к тебе в гости.
Соло сидел на скамейке во внутреннем дворе старого храма, расположенного на холме. Рядом с ним был один из легионеров популяции Сигма — друг Соло, отец Иоанн, — полноватый священник с круглым лицом и рыжевато-каштановыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке. С некоторых пор отец Иоанн летал, куда заблагорассудится, свободно перемещаясь в пространстве-времени. Увидев рядом Соло, страшно обрадовался.
— Красота, да и только, — радостно улыбнулся он и трижды расцеловал друга в щеки. — У нового мира большие преимущества. Отец Иоанн заговорщицки подмигнул.
— Да, дорогой. Я тоже очень рад нашей встрече, — расплылся в улыбке Соло.
Старый храм был совсем крохотным, дворик на две скамейки, зато с холма открывался прекрасный вид на городские дома, утопавшие в зелени.
— Я думал, у вас зима суровее, — заметил Соло.
— У нас день так, день эдак, — пояснил Иоанн.
Соло вытянул шею и стал что-то высматривая внизу, под холмом.
— Не вижу трансформаторных будок для бесплатной заправки электричеством, — констатировал он.
— Что за утопия, — отозвался Иоанн.
— А вот и не утопия. У нас через каждые сто метров стоят. Люди мы или не люди, в конце-то концов.
— Хм, не знал, — с интересом посмотрел на него собеседник. — У нас пока довольствуются старыми электростанциями. Они еще послужат лет тридцать, а то и пятьдесят. На них предоставлено около миллиона рабочих мест беженцам со всего мира.
— Сигма дает кров братьям по разуму, — понимающе кивнул Соло.
— Мы всегда умели дружить с соседями, но этого никто не ценил, — отозвался Иоанн, поглаживая кудрявую бороду. Большой серебряный крест на белой рясе сверкнул, отразив солнечный луч, и ослепил левый глаз Соло. Тот прищурился, глянул на собеседника, и рассмеялся.
Из внезапно налетевшей тучи посыпался снег. Большие, белые хлопья падали быстро и без наклона. Соло открыл рот и высунул язык.
— Каждый день я глажу своих прихожан по головке, — поделился батюшка. — Они выстраиваются ко мне в очередь, чтобы я их приголубил. Милосердие долгое время было не в почете, — вздохнул он.
— Ты — добрый, правильно делаешь, — согласился Соло.
— Хм. Батюшка таинственно улыбнулся. — Сидел я как-то раз на скамейке здесь, во дворе храма. Вот, как сейчас с тобой сидим. Пришел ко мне один писатель. Сел рядом и говорит: «Пришел я к вам с благой вестью». Сказал так и кристалл мне в ладонь вложил.
— Про непрерывные транзакции по кругу рассказал что? — полюбопытствовал Соло.
— Рассказал в числе прочего. Я в этом ничего не смыслю, но, когда узнал, не удивился. Сам понимаешь.
Соло кивнул.
— «Ни один легионер не потратил на себя лишнего», — сказал он. «Не вам, батюшка, объяснять, каковы рамки этих расходов», — говорит. «В этом мы с вами идентичны, иначе я бы к вам не пришел. Нас не так много, но мы знаем, что информационное поле с некоторых пор контролируется никаким не мировым правительством, а сами знаете, кем, и этот, сами знаете кто, обеспечивает нам защиту в одном — единственном, цельном мире на разных уровнях бытия. Не все умело играют на разных уровнях одновременно, так что такие, как мы с вами, должны показать им путь». Отец Иоанн улыбнулся и кивнул, как видно, мысленно соглашаясь с писателем.
Соло, выражение лица которого на протяжении всего рассказа Иоанна, оставалось серьезным и сосредоточенным, снова заулыбался.
— Писатель тебе только кристалл дал? Без часов? — уточнил он.
— Один кристалл, — подтвердил Иоанн
—. Постеснялся, значит. Кхе — кхе, — смутившись, покашлял Соло, маскируя смешок. — Мне было бы интересно расспросить этого писателя о Круге Тринадцати. Но вернемся к теме нашей беседы. Ты помнишь, как ростовщичество запретили?
— Конечно. Слава Богу! — перекрестился Иоанн.
— Популяция Альфа первой официально отказалась от жизни взаймы. Перед нашей с тобой встречей я побывал в прошлом — на месте их бывшего центрального банка. Представь себе одноэтажное здание. С одной стороны работает окно выдачи сосисок с тушеной капустой. Это для бывших чиновников, прибывших из Сигмы проводить на территории Альфы достойную старость, и неожиданно лишившихся всего своего имущества. Случилось это после провозглашения всеобщего нищенства с необходимостью отработок. С другой стороны здания вижу подиум с гильотиной. Зазывала приглашал всех зависимых от старой системы финансирования поразвлечься. Соло снова покашлял в кулак, и поднял смеющийся взгляд на Иоанна.
— Многие поднимались и трогали нож, на деле оказавшийся таким острым, что при одном только легком касании на пальцах выступала кровь, — с присущей ему экспрессией нагнетал Соло, доверительно склонившись к уху собеседника. — Суть развлечения заключалась в том, что нож тормозился пружиной за сантиметр до шеи, и здесь, что касается механизма, приходилось доверять всегдашней надежности популяции Альфа, в противном случае можно было реально лишиться головы.
— Ой, — подпрыгнул на скамейке Иоанн. — Вот это путешествие!
— Ага. Желающих поразвлечься было не счесть. Соло снова отодвинулся от собеседника. — Очередь кружила спиралью по площади, — закрутил он в воздухе спираль указательным пальцем. — В качестве бонуса разрешалось приспустить штаны и быть отстеганным легкой плетью. За двойное удовольствие законопослушное население Альфы охотно выкладывало кругленькую сумму. И это, замечу, в условиях строжайшей экономии и всеобщего нищенства.
Иоанн тяжело вздохнул и посмотрел на город внизу. Соло снял немного снега со спинки скамейки, слепил снежок и бросил его Иоанну. Тот поймал, подбросил несколько раз и отправил обратно — точно в ладонь Соло.
— Расскажи еще о себе, — попросил Соло. — Как ты жил раньше, до того, как попал в золотой рукав?
Иоанн кротко улыбнулся.
— С юных лет занимался тем, что размыкал связи с плоским миром, — начал он. — Семья моя благочестивая. Родители много трудились. У меня еще две сестры и брат. В детстве был чрезвычайно непоседливым. Что ни день, обязательно набедокурю. Вспомнив детство, Иоанн мечтательно улыбнулся. Лицо его, если убрать усы с бородой, было совершенно, как у ребенка.
— Почему ты стал размыкать связи, позволь полюбопытствовать? — спросил Соло.
— Началось с того, что я неожиданно для себя самого открыл, что меня утомляют разговоры о праздном и суетном, — посерьезнев, ответил тот. — Они в буквальном смысле вызывали у меня головную боль. Потом стало еще тяжелее. У меня заболела душа. Именно тогда я и сделал выбор.
— Выходит, ты забрался на этот холм, чтобы сделать себе еще больнее?
— Выходит, что так. Мне непременно надо было погрузиться в эту боль целиком и без остатка, чтобы ежеминутно помнить, откуда я прибыл, — открылся Иоанн. — Ну, вот, я вспомнил, и теперь мне ничего не страшно, — улыбнулся он. — В любом жизненном раскладе есть удивительная и захватывающая радость бытия.
— Сколько тебе лет? — удивленно и заинтересованно посмотрел на него Соло.
— Тридцать с хвостиком, — кротко улыбнулся Иоанн.
— Надо же! Как рано ты понял про все это. Соло в задумчивости покачал головой. — Мучил себя, мучил, значит, сжался — ужался, да и вовсе скрылся из виду. И, значит, еще до того, как стал священником, подсознательно чувствовал, что Земля держит тебя в хранилище света! На лице Соло появилось глубокомысленное выражение, и он посмотрел вдаль. — Значит, все, что продолжало жить на Талатоне — это, прости за грубость, кусок мяса и некоторые обязательства? — снова повернул он озабоченное лицо к собеседнику. — Зогу крайне необходимо, как минимум, прекратить удивляться чему бы то ни было, — добавил он. — Тогда действительно придет радость бытия. Хм. А ты веришь, что избрал свой путь сам?
— Я просто сократил его, — ответил Иоанн. — Можно было идти дольше. К моменту получения кристалла я уже был уловлен. Оставшееся на Талатоне мясо, как ты выразился, ходит на работу и рассказывает своей пастве о жизни после огненного крещения, — сказал он, после чего надолго замолчал. Отвернулся, и закрыл глаза, подставив лицо свежему ветру. Отец Иоанн всегда делал гигиенические паузы в разговорах, дабы не слишком утомлять собеседника и самого себя.
Некоторое время оба без напряжения молчали, отрешенно созерцая пейзаж. Вокруг них, на скамейке собралась большая подушка снега. Снег покрыл ноги по щиколотку, на плечах лежали сугробы, так что собеседники очутились в своеобразном снежном доме. После жары погода Сигмы действовала на Соло освежающе. Тело накопило жар за несколько десятков лет жизни в пустыне, и теперь потихоньку выпускало его.
— Ты знаешь, откуда взялось это название — легион? — нашел в себе все же силы спросить Иоанн.
Он повернул мокрое от снега лицо к Соло. Накрыл пухлой ладошкой крест. Ввиду серьезности вопроса Соло внимательно посмотрел в лучистые, карие глаза собеседника. Отец Иоанн вдруг увидел, как между ними с Соло возникли механические часы с надписью «Legion Z» на циферблате. Они парили в воздухе прямо над кончиком носа Соло. С обратной стороны светящихся голубых букв вращались шестеренки, а еще дальше, за механизмом Иоанн увидел подаренную маленькому Питу его родным отцом книгу о римских легионах.
— Ох! — вырывалось у Иоанна при виде красочных картинок.
— Красивые, — выразительно, с несколько завистливой интонацией, подтвердил Соло. — Пит мог часами рассматривать их в детстве. Много лет спустя он случайно увидел часы с надписью «Legion Z» на циферблате. И понеслось…
— И этого оказалось достаточно, чтобы вдохновиться на новые подвиги? — округлил глаза от удивления Иоанн.
— Которые и привели его в итоге в бункер мирового правительства, к его родному отцу, — с улыбкой кивнул Соло. — Все очень просто, мой дорогой батюшка. Пит шел к отцу, который ждал его много лет.
На лице Иоанна возникло выражение крайнего изумления. Соло, в свойственной ему манере, озорно рассмеялся и сбил щелчком большую каплю воды с кончика носа батюшки.