На следующий день в десять утра Хисаэ, жена Исаки, принесла копию регистрационного свидетельства Сёко Сэкинэ и выписку из посемейного реестра. Первым её встретил Исака, он как раз в это время убирался в прихожей. На голоса к дверям вышел и Хомма. Нынче утром, по-видимому, всерьёз похолодало — щёки Хисаэ были пунцовыми. Она была обута в белоснежные новенькие кроссовки — такие же белые, как облачка пара от её дыхания. В таком виде она носилась на своей красной «ауди». Её доходов хватало на то, чтобы содержать секретаря и троих дизайнеров.
— Наша Риэ-тян сразу туда пошла. Действительно, достаточно было сказать, что она и есть Сёко Сэкинэ, как ей тут же выдали все документы.
Бодро докладывая, Хисаэ снимала свой горчичного цвета жакет. На кухне она окинула Хомму придирчивым взглядом и заявила:
— Вы мне кажетесь похожим на узника темницы, которого только что выпустили.
— Я выгляжу таким замученным?
Конечно, вчерашняя усталость всё ещё чувствовалась, но он сегодня встал в неплохой форме. Побрился, что ли, неаккуратно… Он потянулся было к подбородку, но тут Хисаэ рассмеялась:
— Нет-нет, совсем наоборот. У вас лицо человека, который наконец-то вышел на свободу. Ясное дело, дома-то скучно было сидеть?
— А тут появился повод выйти из дома — верно? — Это встрял Исака, который возил шваброй в прихожей.
— Да уж, конечно, мне надоело иметь дело исключительно с аппаратом «Наутилус».
— А что такое «Наутилус»?
— Аппарат для тренировки мышц. В Центре реабилитации заставляют на нём заниматься. Иногда его ещё называют фитнес-тренажёром.
— Ого! — Глаза Хисаэ стали совсем круглыми. — Оказывается, тренажёр называется таким зверским именем? А я и не знала.
Она достала из сумки и положила на стол копию регистрационного свидетельства в конверте с напечатанным на нём адресом окружного муниципалитета, а также не уместившуюся в конверт выписку из посемейного реестра с особым вкладышем:
— Вот, пожалуйста, всё в наличии, проверьте.
Хомма не спешил брать в руки эти бумаги. Тогда Хисаэ, загибая для верности пальцы, стала пояснять:
— Справка о регистрации по месту жительства и копии посемейного реестра с вкладышем. Всё, что требовалось выдали сразу. Удалось получить все бумаги за один раз, потому что и она сама, и её посемейный реестр зарегистрированы в одном муниципалитете.
Поправив крутые волны химической завивки на плечах, Хисаэ улыбнулась. Но это была не улыбка радости, а смягчающая атмосферу улыбка понимания.
— Как я слышала вчера от Исаки, дело дурно пахнет?
Вытирая вымытые руки краем фартука, на кухню вернулся Исака. Заглянув в бумаги, он спросил жену:
— Ну что, получили без хлопот?
— Никаких хлопот.
— Халатность!
Исака был прав. Документы, к которым, по закону, нельзя получить доступ без веских оснований и копии которых запрещено выносить, легко может заполучить любой подходящий по возрасту человек, стоит ему лишь подойти к соответствующему окошку муниципалитета и назваться именем хозяина документов.
Более того, хотя и существует, вероятно, негласное правило для муниципальных служащих спрашивать у посетителей документы, удостоверяющие личность, — водительские права или что-то в этом роде, — они этого не делают. Ведь большинство людей впервые слышат об этом, уже придя в муниципальное управление за какой-нибудь надобностью, поэтому кто-то может возмутиться, запротестовать против таких строгостей. От этого и у служащих муниципалитета могут быть проблемы. Таким образом, если в приёмном окне не сидит педантичный работник, то в часы наплыва посетителей у клиентов, не вызывающих особых подозрений, не станут требовать никаких удостоверений, что по-человечески вполне понятно. А если муниципальный служащий мужчина, а за копией документа приходит молодая женщина… Разумеется, сотруднику муниципалитета не хочется, чтобы на него сердились за нелюбезность и за то, что он гоняет посетителей, вынуждая их приходить по нескольку раз.
Всё дело в том, что не существует ни законодательства, ни разработанной и экономически эффективной системы, гарантирующий охрану персональных данных и при этом не оказывающей психологического давления на сотрудников муниципалитета и не ущемляющей интересов граждан. Размышляя обо всём этом, Хомма вспоминал скандал, разгоревшийся, когда они отдали Сатору в садик, — как будто это случилось вчера…
Исака присел рядом, лицо его было напряжённым, — может быть, он тоже вспомнил о вчерашнем разговоре.
Хисаэ уточнила:
— Она переехала в квартал Хонан в апреле тысяча девятьсот девяностого года, и, судя по тому, что я узнала вчера, на новое место работы она поступила тогда же — верно?
Хомма, который уже углубился в документы, кивнул:
— Да-да, это была фирма «Офисное оборудование Имаи».
Разумеется, в справке о регистрации проживающего в квартале Хонан значилось имя одной лишь Сёко Сэкинэ.
Глава семьи — Сёко Сэкинэ.
Адрес — округ Сугинами, квартал Хонан, 3-4-5.
В первой графе было записано:
Имя — Сёко Сэкинэ.
Год рождения — 14 сентября 39-го года эры Сёва.
Пол — женский.
Степень родства — глава семьи.
Дата регистрации — 1 апреля 2-го года эры Хэйсэй.
Место регистрации посемейного реестра — Токио, округ Сугинами, квартал Хонан, 3–4, посемейная книга переведена 1 апреля 2-го года эры Хэйсэй из префектуры Саитама, города Кавагути, квартала Минами, 2-5-2.
Это означает, что сюда она переехала прямо из Кавагути, где проживала, когда два года назад, 25 января, пришла к адвокату Мидзогути на консультацию. По крайней мере, стало понятно, когда именно появилась женщина, присвоившая имя и данные Сёко Сэкинэ.
Это был второй год эры Хэйсэй, апрель 1990 года.
Взяв в руки копию выписки из посемейного реестра, Хомма сразу понял, что кое в чём он заблуждался.
— А ведь она не перевела посемейный реестр по новому адресу, она отделилась!
— А что это значит? — спросил Исака.
— В послужном списке Сёко Сэкинэ я прочитал, что она родилась в Уцуномии, а живёт в Токио, поэтому и подумал, что посемейный реестр переведён в Токио. А тут — смотрите-ка, совсем другое! Она отделилась от своей семьи, завела в окружном муниципалитете Сугинами свой собственный посемейный реестр!
Регистрация посемейного реестра — Токио, округ Сугинами, квартал Хонан, 3–4.
Имя основателя посемейного реестра — Сёко Сэкинэ.
Дата регистрации — реестр основан первого дня четвёртого месяца второго года эры Хэйсэй.
Печать.
Персональные данные — родилась в квартале Итёдзака, города Уцуномия, префектуры Тотиги четырнадцатого дня девятого месяца тридцать девятого года эры Сёва, о чём сообщено отцом двадцатого числа того же месяца, тогда же внесена в посемейный реестр. Печать. Первого числа четвёртого месяца второго года эры Хэйсэй внесена в настоящий посемейный реестр и выписана из посемейного реестра Сёдзи Сэкинэ, зарегистрированного по адресу: квартал Итёдзака 2001, город Уцуномия, префектура Тотиги.
Печать.
Родители — отец Сёдзи Сэкинэ, скончался; мать Тосико, скончалась.
Родственные отношения с вышеозначенными — старшая дочь.
Личное имя — Сёко.
Дата рождения — четырнадцатого дня девятого месяца тридцать девятого года эры Сёва.
Поскольку процедура представляла собой не перерегистрацию по новому адресу, а заведение отдельного посемейного реестра, во вкладыше было написано только следующее:
Адрес — Токио, округ Сугинами, квартал Хонан, 3-4-5.
Дата регистрации по данному адресу — первого числа четвёртого месяца второго года эры Хэйсэй.
Личное имя — Сёко.
Никаких других записей не было. Вкладыш, вообще-то, предназначается для регистрации адресов проживания, указанного в посемейном реестре лица. Поэтому выявить все адреса, по которым была в своё время зарегистрирована Сёко, можно, заглянув в посемейный реестр, заведённый на имя её отца, Сёдзи Сэкинэ. Этот документ хранится в Уцуномии.
Скорее всего, последним адресом окажется город Кавагути, квартал Минами, 2-5-2. Это тот самый адрес, по которому жила Сёко, когда работала в баре «Лахаина» и пришла к адвокату Мидзогути посоветоваться, как поступить со страховыми накоплениями покойной матери.
Хомма почувствовал, что, пока его взгляд скользил по строчкам документа, по рукам до самых плеч побежали мурашки.
Однажды, когда они только-только переехали сюда и с маленьким Сатору на руках гуляли по парку Мидзумото, на глаза им попался чей-то потерянный обувной шнурок — он был необычайно длинный. Сначала Хомма перешагнул через него и пошёл дальше, но потом всё же оглянулся, поскольку уж очень странным показался ему этот шнурок. А шнурок-то двигался — еле-еле полз, пока не скрылся в палой листве. Хомма так до сих пор и не понял, была ли это тонкая змея или толстый дождевой червь.
Так иногда бывает: смотришь на что-то в рассеянности — и толком не видишь, а приглядишься — и это окажется нечто совсем неожиданное. Только сфокусированный взгляд даёт ясность.
— Может быть, я преувеличиваю… — тихонько начала Хисаэ.
— А что?
— Я подумала, когда смотрела на эти бумаги… Невеста вашего племянника, эта якобы «Сёко Сэкинэ»… она не просто хотела разок использовать чужие документы, она, кажется, основательно строила на них свои расчёты.
— Вы имеете в виду то, что она завела отдельный посемейный реестр?
Хомма и сам так думал. Здесь чувствовался какой-то холодный расчёт.
— Да, а ещё пометка в графе «Родители» Эти «скончался», «скончалась»… Ведь это пишут, только если специально попросить!
— Ой, а ведь верно! — поддержал Исака. — У меня мать уже умерла, я с этим сталкивался. Когда оформляешь свидетельство о смерти, то сотрудник спрашивает, внести ли в реестр пометку «скончался».
Хомма украдкой взглянул на Исаку. Тот, нахмурившись, уставился в бумаги.
— Если нарочно просят такое написать… Вам не видится в этом некое самоутверждение? Мол, только я — есть. Такое впечатление, что ей даже в документах не хочется быть рядом с чужими родителями, и она громогласно заявляет, что они умерли. Может быть, я преувеличиваю… А вам так не кажется? — спросила Хисаэ и покосилась на мужа.
Исака покачал головой.
Хомма ещё раз взглянул на иероглиф «скончался». Кажется, он понял, что хотела сказать Хисаэ. Нет, это не было преувеличением!
Чужие документы. Чужие родители. Чужое имя.
Она всё это купила? Или же…
«Каким-то образом завладела…»
В любом случае эта «Сёко Сэкинэ» с безупречной тщательностью осуществила подмену.
— Неужели один человек так просто может превратиться в другого, совсем постороннего? — спросил Исака, передёргивая своими округлыми плечами, словно от холода.
На самом деле было вовсе не холодно. В комнате работал кондиционер, и даже покрасневшие от мороза щёки Хисаэ уже стали обычного цвета. Просто Исака чувствовал, что ему не по себе.
— Конечно, всё не так просто. Но если знать, на какие точки надавить, то это вполне возможно, — сказал Хомма.
— Ну, допустим, регистрационные документы — пусть, но ведь она работала, значит, скорее всего, у неё была страховка, она же делала пенсионные взносы…
— Если это социальное страхование по месту работы, полис оформляют на основании данных — имя, адрес, — которые записаны в послужном списке. Если там всё гладко, никто не придерётся. Отделы социального страхования бывают разного уровня: городские, окружные, районные, поселковые, — и если человек увольняется с работы, то в отделы соцстраха автоматически приходит уведомление соответствующего профсоюза о прекращении выплат, да и сам страховой полис обычно требуют возвратить. Так что, если и допустить возможность дублирования этого документа, вероятность невелика. Вот почему в области социального страхования не бывает тайных ревизий.
Исака вопросительно посмотрел на Хисаэ. Она утвердительно кивнула:
— У нас этим занимается Риэ-тян, — действительно, требования не очень строгие.
— Если же речь идёт о страховании здоровья, которое граждане оформляют частным порядком, то это делается на основании справки о регистрации по месту жительства, и при переезде заново оформляют полис, достаточно лишь представить документ о том, что расторгнут прежний договор страхования (не важно, государственная это страховка или же какая-то иная). С пенсионными отчислениями в принципе дело обстоит так же, только проверяют ещё меньше. К примеру, положено, чтобы все отчисляли деньги в Государственный пенсионный фонд, но очень многие этого не делают. Говорят, мол, когда мы состаримся, от этих денег ничего не останется.
Исака заново принялся внимательно изучать бумаги.
— Настоящая Сёко Сэкинэ, когда она жила в Южном квартале города Кавагути, работала в баре «Лахаина». Раз так, то она, вероятно, имела общегражданскую медицинскую страховку. Ну а присвоившая её документы поддельная Сёко при поступлении на работу в фирму Имаи автоматически должна была заключить договор социального страхования. С этим договором она должна была пойти в мэрию города Кавагути к сотруднику соответствующего отдела и сообщить, что устроилась на работу и хочет расторгнуть прежний страховой договор, — вот и всё. Хотя с ней ещё должны были рассчитаться и вернуть остаток взноса, при хорошем отношении это могли сделать и сразу.
— Вот это да!
— А важнее всего то, что если в какую-либо мэрию приходит женщина и говорит: «Я работаю в фирме и хочу порвать договор общегражданского страхования», то никто не станет сверяться с фотографией, действительно ли это та самая женщина, которая заключала договор, ведь документы без фотографии. Достаточно иметь хоть самую дешёвую печать со своей фамилией и страховой полис. Никто не догадается, что пришёл другой человек. Не только тогда, когда нужно просто взять копию документов, но и когда люди переезжают или происходят какие-то изменения в их жизни, любой посторонний может прийти с этим в мэрию, лишь бы возраст и пол подходил да бумаги были в порядке, — и всё сойдёт.
Это касается не только общегражданской медицинской страховки. Точно так же можно завести посемейный реестр или зарегистрировать новое место жительства. Удостоверение личности спрашивают, а в лицо не смотрят.
Посемейный реестр и постоянный адрес — это основа основ: стоит это заполучить, и дальше можно не бояться разоблачения.
Но есть одно условие — отсутствие возражений со стороны истинного владельца документов, это условие не должно быть нарушено ни при каких обстоятельствах.
Исака замолчал. Он напряжённо размышлял, нет ли хоть какой-то лазейки.
— А что, если она застраховала свою жизнь? Ведь тогда при любой проверке обнаружилось бы, что договор заключал другой человек. Эти страховые агенты прекрасно помнят лица клиентов.
Хомма на минуту задумался, а потом покачал головой:
— В последнее время страховые взносы почти всегда переводят через банк. Достаточно завести счёт, с которого будут поступать отчисления, и позаботиться, чтобы деньги шли регулярно, — никто ничего не заподозрит. Если ещё оформить регулярное обновление договора об автоматическом перечислении платежей, то всё будет в порядке. И совсем ни к чему встречаться со страховым агентом. Более того, если это обычная страховка, срок выплаты которой десять-пятнадцать лет, то даже агент не вспомнит, кто заключил с ним договор десять лет назад.
Хисаэ согласно закивала:
— А если бы она сочла, что иметь страховку для неё опасно, — нет ничего проще, чем расторгнуть договор. Агенту, конечно, не захочется терять клиента, он будет уговаривать этого не делать. Но если пойти с документами в офис страховой компании, договор расторгнут сразу, без выяснения личности.
Исака тяжело вздохнул:
— Просто страшно становится.
— Вот именно, эта «Сёко Сэкинэ» всё время словно балансировала на канате. — Хомма сказал это, глядя на Хисаэ. — Я мало что понимаю в страховках, но, по словам Миттян из фирмы «Офисное оборудование Имаи», «Сёко Сэкинэ» впервые заключила договор социального страхования в апреле тысяча девятьсот девяностого года и объясняла это тем, что прежде работала только как временный сотрудник. Поэтому и дата заключения страхового договора относится к апрелю девяностого года. Однако же адвокат Мидзогути рассказывал, что подлинная Сёко Сэкинэ после окончания школы приехала в Токио и устроилась на работу в «Торговую корпорацию Касаи». Она начала работать в «Касаи» в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Договоры трудового страхования тогда уже начали вводить в компьютерную базу данных. Через семь лет лже-Сёко поступила на работу в «Офисное оборудование Имаи». Так неужели же на бирже труда сотрудники не проверили, была ли у неё страховка раньше? Это не даёт мне покоя!
Хисаэ слегка пожала плечами:
— Нужно уточнить это у нашей сотрудницы, она скажет определённее, но… Обычно ведь оформление производят на основе имени и номера страхового свидетельства. А если сам человек заявляет: «Делаю себе страховку впервые», то ему, скорее всего, поверят.
— Стало быть, если подойти с другого конца и тщательно проверить базу данных биржи труда, то, выявив дублирование в регистрации Сёко Сэкинэ, которая родилась четырнадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года, можно будет доказать, что человека подменили. Каким бы ни был рассеянным, не может человек забыть, где он прежде работал, и тем более не забудет сам факт, что он в прошлом работал, — рассуждал Хомма и Хисаэ была с ним согласна.
— Когда настоящая Сёко уволилась из фирмы «Касаи»?
— Вероятно, перед тем, как начать процедуру банкротства. Из-за настойчивости кредиторов ей стало трудно там оставаться, вот она и уволилась.
— Раз так, то самое раннее — это тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Очень удачно. Данные биржи труда хранятся семь лет. Я знаю, потому что спрашивала специалиста по налогам. Ведь документы по страхованию работников свидетельствуют и об их заработной плате. Поэтому для налогового ведомства такие документы нужно сохранять в течение того же срока, что и конторские книги, накладные, квитанции.
Хомма записал для себя эти сведения, а Исака вдруг хлопнул ладонью по столу, мол: «Я понял!»
— А паспорт или водительские права проверяли? — закричал он. — Ведь там же приклеено фото! Если человека подменили, это раскроется!
Хомма медлил с ответом, поэтому вмешалась Хисаэ:
— Вы спрашивали об этом своего родственника, Курисаку?
— Нет, ещё не спрашивал.
Исака был прав. Если и были у настоящей Сёко Сэкинэ водительские права, всё равно невеста Курисаки наверняка заявляла: «Водительских прав не имею». И как бы её ни уговаривали, ни за что не согласилась бы их получить.
То же и с паспортом. Если у настоящей Сёко Сэкинэ уже был однажды выписан паспорт, то лже-Сёко не могла его получить. И поехать в свадебное путешествие за границу тоже не могла, потому что при одном взгляде на фото в паспорте обман бы раскрылся.
— Прежде всего я намерен съездить в город Кавагути, в квартал Минами, где жила настоящая Сёко Сэкинэ, — сказал Хомма, легонько постукивая пальцем по тому месту, где в справке о регистрации значился адрес. — Когда станет ясно, каким образом она оттуда переехала, следом, я думаю, потянется и многое другое.
Глядя Исаке в лицо, Хисаэ быстро проговорила:
— Я ещё вчера, когда ты рассказывал, заподозрила недоброе…
Он внимательно посмотрел на неё:
— Недоброе?
— Это вы про то, что случилось два года назад? — уточнил Хомма.
Слегка наморщив лоб, Хисаэ кивнула:
— Ведь у Сёко умерла мать…
Исака шумно сглотнул слюну:
— Так и есть! Неужели…
— Но страховая компания согласилась платить…
— Думаете, всё из-за денег?
— Нет, не только. Вопрос тут не совсем в деньгах, — сказал Хомма, сгребая в кучу все бумаги и поднимаясь со стула. — Эта семья состояла только из матери и дочери. Значит, после смерти матери исчез человек, которому была небезразлична судьба Сёко. Это ли не удачный момент завладеть документами Сёко и воспользоваться ими?
Нет, «случайно» такие вещи не делаются. Вчера вечером Хомма только об этом и думал.
Сначала устранить семью, а потом, когда всё уляжется, и самого хозяина документов…
— Давай-ка заканчивай здесь уборку! Потом будем обедать. А пока я отвезу господина Хомму на станцию, — сказала Хисаэ мужу и поднялась со стула. Лицо у неё было встревоженным.