27

Юдзи Огата, двадцать четыре года. Акиэ Миёси, двадцать два. Это они.

Вместе с Саэгусой они выехали в Сэндай на утреннем экспрессе. Предстояло немало потрудиться, чтобы повернуть время вспять.

Саэгуса прикидывал, кого посетить в первую очередь.

— Разумеется, были люди, которые представляли обе пострадавшие семьи, контактировали со средствами массовой информации и улаживали формальности, связанные с похоронами. Не помнишь хоть кого-нибудь?

Откинувшись на спинку сидения, Юдзи покачал головой.

— Абсолютно никого.

— Какие впечатления после того, как ты вернул себе имя?

— Пока ничего определенного. Как будто взял псевдоним.

Возможно, подумал он, это своего рода бегство от действительности. Отправившись на поиски самих себя, они неожиданно стали жертвами чудовищного преступления, в одночасье сделавшего их сиротами… И теперь они не хотели признавать этот факт.

Рядом с ним Акиэ, сложив руки на коленях, смотрела в сторону окна. Каждый раз, когда поезд уходил в туннель, в стекле отражалось ее бледное лицо.

Поезд был набит до отказа. Много туристов, путешествующих целыми семьями. Услышав, как двое пассажиров, сидящих через проход, болтали о том, что им пришлось не спать всю ночь, чтобы достать билеты, Юдзи вспомнил — сейчас как раз сезон, когда принято ездить на родину.

— Господин Саэгуса…

— Что?

— У вас есть знакомые в туристической компании?

Саэгуса повернулся к нему.

— А что?

— Вы так легко купили билеты на экспресс.

— Мне повезло.

Саэгуса поднялся. Прихрамывая на правую ногу, направился по проходу в туалет. Соседний пассажир с любопытством проследил за ним взглядом. Возможно из-за усталости, сегодня Саэгуса передвигался тяжелее и прихрамывал заметнее, чем обычно.

Кстати, он до сих пор не спросил его об этом. Старая рана?

Когда Саэгуса вернулся, волосы его были немного влажными — наверно окатил водой лицо. Усевшись на место, сразу закрыл глаза, поэтому Юдзи ни о чем больше не спрашивал.

Он не мог уснуть всю прошлую ночь и, чтобы убить время, просматривал собранные Саэгусой заметки об убийстве в «Счастливом приюте». Но все равно казалось, что упустил что-то важное, поэтому некоторые прихватил с собой. Сейчас он разложил их на коленях.

Во всех газетах, во всех журналах были одни и те же фотографии жертв преступления: Огата с супругой и Миёси с дочерью Юкиэ. Родственники и знакомые, видимо, предоставили прессе минимум фотографий. Лишь на одной вырезке из женского журнала был помещен снимок наряженной в кимоно Юкиэ на церемонии совершеннолетия. Подпись гласила: «Красавица, разбудившая чудовище». Учитывая обстоятельства, его возмутила не столько подпись, сколько душевная низость того, кто предоставил эту фотографию в такой журнал.

Слово «родственники» вновь заставило Юдзи остро ощутить, что именно они-то и есть эти родственники, чудом оставшиеся в живых. Две мысли боролись в его голове: невозможно в это поверить, но — если не признать этот факт, невозможно двигаться дальше.

В глаза бросалось поразительное сходство Юкиэ с сидящей сейчас рядом с ним Акиэ. Верхняя часть лица — один к одному. Характерные черты обеих девушек — особенно плавная линия подбородка — были унаследованы от отца, Кадзуо Миёси.

Как и ночью, Юдзи вновь и вновь всматривался в фотографию супругов Огата — своих родителей. Угловатое лицо отца, волосы с сединой. Округлое лицо матери, морщинки в уголках глаз, столь привлекательные в ее возрасте.

Признав страшный факт, он еще не испытал потрясения. Так бывает, когда слышишь за плотно закрытым окном шум бушующего урагана, пролетающего над крышами домов. Ужасающая ярость ветра остается по ту сторону стекла. Конечно, достаточно открыть окно и высунуть руку наружу, чтобы почувствовать силу стихии, но он до сих пор не нашел способ открыть окно.

Но еще более властно его притягивала фотография предполагаемого убийцы — Такаси Миямаэ.

Его фотографии, напротив, отличались разнообразием. На многих он был запечатлен в относительно взрослом возрасте, но на некоторых ему было и три, и пять, и семь лет.

Не нашлось лишь фотографий последних лет. По словам Саэгусы, в момент убийства Такаси был двадцать один год. Однако на большинстве фотографий, появившихся в прессе, он представал семнадцатилетним юнцом. Неизменно в школьной форме. В этом возрасте он потерял мать, а после того, как убежал из дома, не нашлось повода, рядом не оказалось никого, кто бы стал его фотографировать, да и особой нужды в этом не было. В семнадцать лет Такаси был худощавым, субтильным подростком. Плечи широкие, но покатые, и хотя высоким ростом он не отличался, выглядел этакой дылдой. Выражение лица взрослое, но, как ни парадоксально, если одеть его девочкой, это бы ему вполне подошло.

На одной фотографии он снят вместе с покойной матерью Тосиэ Мурасита. Фотография была напечатана в иллюстрированном журнале — они стоят перед воротами дома с живой изгородью. Как было сказано в заметке, этот дом Такэдзо Мурасита построил на территории своего имения специально для второй жены.

За низкой зеленой оградой видна крыша автомобиля. Саэгуса сказал, что Тосиэ погибла в автокатастрофе. Вполне возможно, что это та самая машина, которая стала причиной несчастного случая.

На такую мысль невольно наводит мрачный, угрюмый взгляд Такаси.

Вряд ли развод родителей и вторичное замужество матери могут доставить ребенку радость. Особенно если это мальчик в период взросления. Известно, что еще до того, как Тосиэ и Такэдзо познакомились, супруги Миямаэ были в раздоре. Возможно в этом причина буйных выходок подростка, повлекших за собой исключение из школы.

Для Такаси это стало началом порочного круга. За очередное рукоприкладство отчаявшиеся родители упекли его в психиатрическую клинику, в результате мать сошлась с директором этой клиники, затем развелась и вторично вышла замуж, так что, когда Такаси выпустили из клиники, его ждала совершенно новая обстановка, мать, пытающаяся начать новую жизнь, мечтающая о женском счастье…

Не потому ли на фотографии у него такой угрюмый взгляд?

Нет, что-то еще.

Это выражение лица. Эти глаза. Они были ему знакомы. Слишком знакомы. Такой же взгляд он встречал все последние дни каждый раз, когда смотрелся в зеркало.

В этих глазах был страх.

Такаси Миямаэ боялся. Он занял оборонительную позу. Этот семнадцатилетний подросток уже знал, что впереди его ждет что-то, чего надо бояться, хоть еще и не понимал, чего именно.

Но почему? Почему он так настороженно смотрит в объектив? Почему сжал пальцы в кулаки? Почему так уперся ногами в землю и чуть ли не заслоняет собой мать?

И главное, почему именно на него сразу же указали как на виновника убийства?

«Красавица, разбудившая чудовище».

Правда ли Юкиэ Миёси стала причиной? Неужели все произошло только потому, что она отвергла его притязания? Или же там, в «Счастливом приюте», его ждало то самое, чего он больше всего боялся?

В одной из газетных вырезок сообщалось, что за два года до убийства Такаси допрашивали в полиции, поскольку он был замешан в деле о подпольном производстве и торговле оружием, организованных столичной бандитской группировкой. Материал был эксклюзивный, журналист не жалел подробностей. Утверждалось, что Такаси имел доступ к огнестрельному оружию и достаточно хорошо им владел. В качестве доказательства приводились слова тогдашнего приятеля Такаси: «Одно время он точно свихнулся, целыми днями упражнялся в стрельбе. Запросто попадал в подброшенную монету».

Дело о подпольном производстве оружия стало сенсацией. Скрепкой была прикреплена пожелтевшая вырезка из журнала на эту же тему. Юдзи пробежал ее глазами. Корреспондент, подписавшийся инициалом S., писал:

«Даже в Америке, где со времен освоения Дикого Запада сложилось почтительное отношение к принципу «самообороны», ныне все чаще звучат голоса, требующие ограничить право иметь оружие. Что же говорить о Японии, в которой чувство индивидуальной самообороны традиционно не развито? В нашей стране бесконтрольное обращение оружия не может не угрожать общественной безопасности. Однако несомненным фактом является то, что в последнее время не только члены так называемых бандитских группировок, но и значительная часть молодежи демонстрирует тягу к огнестрельному оружию. Необходимо установить строжайший полицейский надзор…»

Юдзи невольно вздохнул.

Если бы у Такаси не было пистолета, если бы он, допустим, напал, вооружившись ножом, у родителей был бы шанс оказать сопротивление…

Послышалась тихая музыка, после чего голос диктора объявил:

— Господа пассажиры, наш поезд приближается к станции «Сэндай».

Саэгуса тотчас открыл глаза. Не похоже, что спал.

Обеими руками крепко сжал подлокотники. Даже со стороны заметно, как сильно он нервничает.

Поезд постепенно сбавил скорость. Впереди земля обетованная, где их ждет неведомое будущее, нет — неведомое прошлое. Опустив глаза, Юдзи вдруг заметил, что его руки дрожат.

Вышли из поезда, но, увы, внезапного озарения не произошло.

Лишь смутное ощущение, что бывал здесь раньше. Акиэ тоже, судя по виду, продолжала блуждать в потемках.

Юдзи повел ее, обнимая за плечи и подстраиваясь под ее шаг. Предупреждал ее перед каждым поворотом, перед остановкой или спуском по лестнице.

Он и она были знакомы. Вопрос — до какой степени. Во всяком случае, их объединяло уже то, что каждый из них был единственным уцелевшим в семье. Он должен держаться возле нее. И не только потому, с невольной грустью подумал он, что так им обоим проще передвигаться ощупью…

Поймав перед вокзалом такси, Саэгуса сообщил водителю название гостиницы. Он объяснил Юдзи, что выбрал гостиницу подальше от центра города, чтобы невзначай не столкнуться с кем-либо из своих знакомых.

Саэгуса попросил водителя ехать как можно медленнее.

— Хотим полюбоваться здешними видами.

— Как вам угодно, — усмехнулся водитель. — Вы из Токио?

— Да. Сразу видно?

— Конечно, по произношению.

— Неужели? А мы даже не замечаем. Вы-то вроде бы не говорите на местном диалекте.

— Люди моего поколения и молодежь, как правило, говорят на стандартном японском. Так нас учат в школе.

— Местные диалекты вымирают…

— Да-да. Не знаю, плохо это или хорошо. Теряются особенности. Нашу молодежь уже не отличишь от столичной. Только в Осаке еще пытаются говорить по-своему.

Саэгуса метнул взгляд на Юдзи. Тот пожал плечами. Услышанная речь ничего в нем не пробудила. То же, что и в Токио.

Но пробегающий за окном пейзаж — другое дело.

Далекая линия гор. Много зелени, прохладный ветерок несмотря на палящее солнце. Водитель, не включая кондиционера, открыл окно.

— В отличие от Токио, — сказал он, — у нас летняя жара не в тягость. Нет такой влажности…

Много высоких зданий. Улицы один к одному как в Токио. Огромный мегаполис. И все же… В этих улицах, в этом пейзаже было что-то необыкновенно знакомое. Впервые он со всей отчетливостью ощутил, что уже бывал здесь прежде. Воспоминания проступали, как изображения на проявленной пленке.

Он погладил по руке неподвижно сидящую Акиэ, шепнув:

— Мы вернулись домой.

Она направила на него невидящие глаза и слегка склонила голову.

— Наверно так.

Саэгуса молчал.

Когда прибыли в гостиницу, Саэгуса, оставив их в холле, пошел звонить.

— Если вы собираетесь звонить моим родственником, наверно проще, если я поговорю, — сказал Юдзи.

— А ты поймешь, с кем разговариваешь? — возразил Саэгуса. — Возникнет еще большая путаница. Я постараюсь все объяснить и договорюсь о встрече.

Из статей, посвященных убийству в «Счастливом приюте», и Юдзи, и Акиэ уже знали, откуда они родом, чем занимались.

Отец Юдзи — Хидэмицу Огата — владел большим магазином сувениров, расположенным прямо перед вокзалом. Также в его собственности находился ресторан местной кухни. Оба предприятия были организованы как одна компания под его управлением. Юдзи остался его единственным наследником. Но он понимал, что в нынешних обстоятельствах лучше туда не соваться. Что он скажет служащим? Что ничего не помнит?

По сообщениям прессы, сам Юдзи работал не в компании отца, а в филиале крупного банка. Но в каком именно филиале, жил ли он один или с родителями, об этом в имеющихся у Саэгусы вырезках не было ни слова.

Отец Акиэ — Кадзуо Миёси — был заместителем директора городской гимназии. Гимназия славилась высоким процентом поступающих в университеты и спортивными достижениями воспитанников. Младшая сестра, Юкиэ, училась в английском колледже. Акиэ, судя по всему, жила с отцом и вела домашнее хозяйство.

В холле гостиницы было многолюдно. Юдзи вновь вспомнил, что сейчас туристический сезон. Летние каникулы.

Если он работает в банке, что он делал в Токио? Почему был не на службе? Или взял отпуск?..

Неожиданно Акиэ пошевелилась и закрыла лицо руками. Юдзи встрепенулся.

— Плохо себя чувствуешь?

Ее изящная фигурка тонула в мягком кресле.

— Да… Голова побаливает.

Встав, он подошел поближе и заглянул ей в лицо. Оно было совсем бледным.

— Не знаю почему, но мне вдруг стало холодно.

— Может, что-то вспомнила?

— Не знаю. У меня такое чувство, что я раньше точно так же ждала кого-то в этом месте. И это — не очень приятное воспоминание, — она затрясла головой, точно отгоняя назойливую мошкару. — Какая досада! Если бы я могла видеть!

— Ты кого-то ждала — одна?

— Да, кажется.

Что могло значить это ожидание, от которого остался неприятный осадок?

Недолго думая, он спросил:

— Уж не меня ли ты ждала?

Акиэ захлопала глазами.

— Почему ты так решил?

— Просто вдруг пришло в голову…

Впервые за сегодняшнее утро Акиэ улыбнулась.

— Нет, думаю, это был не ты. И, кажется, я начинаю что-то припоминать… — Она прикусила губу и прикрыла глаза, как будто всматриваясь внутрь себя. — Может быть, сестру…

— Юкиэ?

— Да, это имя. Моя младшая сестра. У меня есть сестра… Нет — была.

В этот момент вернулся Саэгуса.

— Я позвонил одному человеку, сейчас он подъедет. Очень удивился. Обещал никому не говорить.

— Что вы ему рассказали?

— Только самое необходимое — что вы оба потеряли память. Этот человек долгие годы работал продавцом в магазине твоего отца. Кокити Хиросэ.

Они прождали около двадцати минут. Юдзи, наблюдавший за беспрестанно входившими и выходившими людьми, вдруг обратил внимание на человека, вошедшего через автоматически раздвигающиеся двери.

Маленький, толстый, семенящий на коротких ножках. Подмышки его затрапезной рубашки темнели от пота. Отирая платком покатый, плешивый лоб, он смотрел по сторонам.

Наконец остановил глаза на Юдзи. Оцепенел, разинув рот и тараща глаза. Почти сразу же Юдзи почувствовал, что знает этого человека.

Толстяк подбежал к нему. Юдзи поднялся навстречу. Заметив это, Саэгуса тоже встал.

— Мальчик! — забормотал обливающийся потом толстяк. — И госпожа Акиэ!

Он и ее узнал.

— Детки, что же с вами приключилось?

 

28

Кокити Хиросэ прибыл на своем автомобиле. Он предложил сразу поехать к нему домой.

Водил он из рук вон плохо. Машина виляла из стороны в сторону и продвигалась короткими толчками. И каждый раз он, вытирая со лба пот, извинялся:

— Вы так меня удивили, никак не могу очухаться.

Чтобы не усугублять ситуацию, Саэгуса всю дорогу не раскрывал рта. Юдзи также помалкивал.

Кокити жил в маленьком домике на окраине. Рядом располагался кустарный рыбный заводик, на котором развевался транспарант: «Продажа на вынос, доставка по адресам».

— Самое тихое место в городе. Я — вдовец, живу одиноко, поэтому избегаю шума, — сказал он, обращаясь к Саэгусе, затем взглянул на Юдзи и Акиэ: — Вы и это забыли?

— Кажется, да, — ответил Юдзи.

— А у госпожи Акиэ опять проблема с глазами?

При этих словах все трое вздрогнули.

— У меня и раньше случалась слепота? — воскликнула Акиэ.

На этот раз удивился Кокити.

— Вы не помните? При амнезии даже такое забывается?

— Все куда-то провалилось, — сказал Юдзи. — Даже свои имена мы забыли и узнали только в результате долгих поисков.

Кокити ошеломленно разинул рот. Они сидели на циновках за столиком в маленькой, но прибранной гостиной. Пока Саэгуса подробно объяснял, что произошло, Кокити непрерывно переводил взгляд с Юдзи на Акиэ.

Саэгуса рассказывал по порядку с мельчайшими подробностями, но обошел молчанием то, что в квартире оказались пистолет и чемодан, набитый деньгами. И о себе сказал только то, что он сосед по этажу.

Было видно, что рассказ подействовал на Кокити удручающе.

— Извините, — сказал Юдзи. Он почему-то чувствовал себя виноватым.

— Какие тут могут быть извинения! Хорошо, что хоть благополучно вернулись — не знаю, впрочем, уместно ли говорить о благополучии. — Кокити энергично потряс головой. — Если уж на то пошло, это мне следовало проявить большую настойчивость и отговорить тебя от поездки в Токио. Оплошал я, оплошал.

— Я сказал, что поеду в Токио?

— Да, сорвался, никому не сказав, где тебя искать… Даже Акиэ не предупредил. Чтобы она не пустилась вдогонку… Единственное, раз в неделю звонил, чтобы сказать, что у тебя все в порядке.

Юдзи и Саэгуса переглянулись.

— Не предупредил меня? — прошептала Акиэ и подняла глаза. — Что это значит?

Кокити сморщился, казалось он вот-вот заплачет.

— И это забыли, госпожа Акиэ? После окончания траура по родителям вы собирались выйти замуж за нашего мальчика. Все мы с радостью ждали этого события.

Некоторое время от удивления никто не мог вымолвить ни слова.

— Это правда? — смущенно переспросил Юдзи.

Кокити несколько раз кивнул.

— Случившееся стало для вас обоих таким тяжелым испытанием! И все, кто вас знал, были согласны во мнении, что вам лучше держаться вместе. Неофициально вы обменялись подарками, как положено при помолвке. Это было в мае. Не помните? Решили не затягивать, чтобы вы смогли поскорее оправиться после трагедии и начать новую жизнь…

Акиэ, прикрыв рот рукой, широко раскрыла глаза. Взглянув на ее руку, Кокити спросил:

— Госпожа Акиэ, а что стало с кольцом?

— С кольцом?

— Кольцо по случаю помолвки. Когда вы пришли ко мне, чтобы сообщить о своем намерении отправиться вслед за Юдзи, оно было у вас на пальце. Камень, соответствующий вашему дню рождения — как же он называется? Красивый такой, зеленый.

От волнения Кокити никак не мог вспомнить слово.

— Изумруд? — пришел на помощь Саэгуса.

Кокити энергично кивнул.

— Да, да. Друг Юдзи, ювелир, сделал специально по случаю помолвки. Ни с чем не спутаешь. Изумруд в форме цветка.

Акиэ потерла палец на левой руке.

— Нет… Потеряла?

— Не потеряла — украли, — сказал Юдзи.

Саэгуса с ним согласился:

— Потому что кольцо могло послужить толчком к возвращению памяти. Все ваши личные вещи пропали.

Кокити испуганно сглотнул слюну.

— Можно подумать, что кто-то умышленно отнял у вас память!

— Похоже, так оно и есть, — мрачно сказал Саэгуса.

— Но разве такое возможно?

— Для меня это тоже вопрос.

Юдзи закатал рукав рубашки и показал Кокити загадочные знаки на предплечье:

— Мы обнаружил это, когда проснулись.

Едва взглянув, Кокити страшно побледнел и обмяк всем телом, точно мяч, из которого вытащили затычку.

— Господин Кокити? Что с вами?

Кокити не отзывался, уставившись на руку Юдзи.

— Вы уже видели такое? Вы что-то знаете?

Наконец, подняв глаза, Кокити потряс головой. По лбу вновь заструился пот.

— Сам не видел. Но слышать доводилось.

— Кто вам рассказывал? — спросил Юдзи.

— Наш хозяин.

— Мой покойный отец?

— Да, он как-то изволил упомянуть…

— Что видел нечто подобное?

Кокити кивнул.

— Он тогда только что купил «Счастливый приют». Они с женой ездили туда, чтобы расставить мебель и помочь с внутренним убранством. К тому времени дом уже был полностью готов, но продолжались работы по благоустройству территории и строительству хозяйственных построек, поэтому там было много рабочих.

— И у кого-то из них на руке оказались такие знаки?

— Да. Они обносили участок оградой. Только это не были обычные рабочие.

— Не обычные рабочие? Вы хотите сказать, их прислали откуда-то со стороны?

— Да, и у них на руках были номера. Хозяин не мог прийти в себя от изумления. Было ли у них на руках то же, что у тебя, Юдзи, я не знаю. Хозяин об этом ничего не говорил.

Молчавшая до сих пор Акиэ закатала рукав и вытянула руку.

— У меня на руке то же самое, — сказала она. — Откуда присылали этих рабочих?

Вытерев пот, Кокити сказал:

— Из Клиники Катадо.

Тотчас в воздухе как будто повеяло холодом.

— Говорят, в этой клинике пациентам наносят номер на руку. В «Счастливом приюте» они проходили трудотерапию.

 

29

Вот что рассказал Кокити.

— Хозяин со своей супругой еще несколько лет назад задумались о покупке участка под загородный дом. Поначалу это затевалось с целью уменьшить налоговое бремя, но со временем было решено после ухода хозяина от дел поселиться в каком-нибудь месте с более благоприятным климатом, чем у нас в Сэндае, и тогда уже всерьез занялись поиском подходящего участка. Думаю, не последней причиной было то, что супруга хозяина страдала ревматизмом. А в Сэндае, хоть снега выпадает мало, зимы довольно суровые.

— Имелась ли какая-то особая причина остановить выбор на «Счастливом приюте»?

— Думаю, да. Но причина, так сказать, сентиментального свойства. Хозяин уже давно был просто-таки влюблен в природу в окрестностях Катадо… Хозяин своими руками создал наш магазин и добросовестно управлял им, но по сути это было всего лишь его хобби. По-настоящему его увлекала лишь фотография. С детства он посвящал этому занятию все свое время. Ты, Юдзи, наверно и это забыл… — Кокити грустно улыбнулся. — С городом Катадо ни его самого, ни супругу ничто не связывало. Но вот однажды, вскоре после женитьбы, они побросали вещи в автомобиль и, не выбирая маршрута, отправились путешествовать, чтобы фотографировать. По рассказам хозяина, они заехали в эти места случайно и были в восторге. От той поездки осталось множество фотографий. Оба были еще молоды, думаю, это случилось лет двадцать назад. В то время окрестности Катадо еще не утратили своей первозданности, а места там удивительно живописные. Я слышал, что особенно там замечателен вид с обрыва…

Юдзи вздрогнул.

— А меня туда не возили? — воскликнул он. — Когда я был маленьким?..

— Конечно, возили! Вспоминаешь?

У Кокити просветлело лицо.

— Перед самым пробуждением в «Паласе», — сказал Юдзи, — мне приснилось, что я стою на высоком скалистом берегу и смотрю на море. Рядом был отец. Теперь я знаю, что это был отец!

Кокити воспрянул. Схватил Юдзи за руку и потряс.

— Да, да, я уверен!.. В принципе, от Сэндая до моря не так уж далеко, но купаться там негде. Конечно, можно доехать до Мацусимы и совершить прогулку на корабле, но хозяин тамошние места не жаловал. Он говорил, что терпеть не может мест, где нет отбоя от туристов, и при этом смеялся — забавно, что его-то бизнес как раз держится на туристах. Захотев показать тебе море, он повез тебя в Катадо. Тебе, Юдзи, еще не было и трех лет. И это только лишний раз подтверждает, насколько хозяин любил этот край.

Вот почему, начав подыскивать место, в котором он, удалившись от дел, мог бы на закате дней поселиться со своей супругой, и узнав, что в Катадо началось строительство курортной зоны и распродается земля под дачи, Хидэмицу Огата тотчас загорелся и отправился на разведку.

— Он обрадовался, когда увидел, что застройка велась не как попало и не нанесла ущерба природе. Он немедленно принял решение приобрести там дом. И сам же придумал ему название — «Счастливый приют».

Обдумав услышанное, Юдзи спросил:

— Сколько же было отцу в момент убийства?.. Он был одноклассником Такэдзо Мураситы, следовательно — пятьдесят восемь. И в этом возрасте он уже собирался удалиться от дел?

Кокити, откашлявшись, выпрямился, колыхнув тучным подбородком.

— Хозяин постоянно повторял, что хочет постепенно передать дела компании тебе, Юдзи, после чего уже ни во что не вмешиваться. Оставить себе только то, что необходимо на безбедную старость, а в остальном предоставить тебе полную свободу. Он считал, что и ему, и тебе будет во вред, если, сделав тебя хозяином компании, он все время будет стоять у тебя над душой.

— Похвально, — кивнул Саэгуса. — Разумный отец.

— Он любил повторять: «Я не оставляю сыну наследство, я всего лишь передаю ему средства, с помощью которых он сможет самостоятельно вести бизнес». Его предприятие началось с маленького сувенирного лотка. Он, естественно, хотел, чтобы сын продолжал его дело. Но вовсе не собирался до конца своих дней ревниво цепляться за свое детище. Он готов был предоставить тебе полную свободу, но при условии — что бы ни случилось, ты не должен обращаться к нему за помощью. Не помнишь?

Кокити впился глазами в Юдзи. Тот, не стерпев, отвел взгляд.

— Лично я считаю, что человеку, имеющему собственный бизнес, уходить в пятьдесят восемь лет в отставку рановато. Но, как я уже говорил, хозяин беспокоился по поводу ревматизма своей супруги, к тому же он с пятнадцати лет работал буквально на износ и потому, вероятно, решил, что с него уже достаточно. Я тоже не возражал.

— Прекрасно его понимаю, — сказал Юдзи. — Но собравшись уйти на покой, он заручился моим согласием наследовать его дело?

Кокити немного замялся.

— Все было не так гладко.

— Кто-то был против?

— Да ты же сам, Юдзи. Несмотря на протесты отца, ты поступил на работу в банк.

— Отцы и дети — извечная история! — вздохнул Саэгуса.

— Ты заявил, что не желаешь катиться по накатанным рельсам. После окончания городского университета сказал, что хочешь расширить свой кругозор и сам нашел себе работу. По роду службы тебя в любой момент могли перевести в какое-либо другое отделение, далеко от родных мест, поэтому отец был очень на тебя сердит.

Ох уж эта родительская опека! — усмехнулся Юдзи.

И вдруг впервые осознал, что этот Хидэмицу Огата — его отец, человек, навеки укорененный в его исчезнувшей памяти. Эта мысль пронзила его до боли.

Память возвращалась, ведя за собой вереницу отчетливых образов. Поговорил с отцом — разгорелась ссора — уехал из дома с намерением больше не возвращаться — свалил все свои вещи в картонные коробки, которые не вместились в нанятый для переезда фургон…

— Я уехал из дома, да? В то время, когда произошло убийство, я уже жил отдельно от родителей. Правильно?

Кокити нервно кивнул.

— Да, устроившись на службу в банк, ты поселился в общежитии для холостяков. Вспомнил?

— А что сейчас с моей работой?

— Ты ее бросил. — Кокити помрачнел. — Через месяц после убийства. Сказал, что тебе необходимо иметь свободное время.

— Свободное время?

— Да, ты настаивал, что должен самостоятельно расследовать убийство. Говорил, что уверен — Такаси Миямаэ не погиб и где-то скрывается.

Акиэ пораженно всплеснула руками.

Такаси Миямаэ — жив!

Труп не найден. Такую возможность нельзя исключить.

Эти глаза. Эти сжатые кулаки…

— Значит, за тем я и отправился в Токио.

— Нет, ты поехал не сразу. В середине января ты уволился из банка, вернулся в родительский дом в Сэндае и с головой погрузился в расследование. Случалось, куда-то уезжал и пропадал по нескольку дней. Со стороны ты казался одержимым.

Кокити опасливо взглянул на Юдзи — не находится ли он и сейчас в подобном состоянии. Руки его заметно дрожали.

— В сложившихся обстоятельствах все мы торопили тебя побыстрее покончить с формальностями и жениться на госпоже Акиэ. Но ты нас не слушал. Ты весь ушел в расследование, постоянно повторяя, что Такаси Миямаэ — жив и его где-то прячут. В это время госпожа Акиэ и ослепла.

Юдзи обернулся к Акиэ. Кокити, явно не одобрявший поведение Юдзи, возвысил голос:

— Госпожа Акиэ, разом лишившись отца и младшей сестры, и без того едва не сошла с ума от горя. В своем помешательстве она состязалась с вами. И ее организм не выдержал. По словам врача, известны случаи, когда человек внушает себе, что больше ничего не хочет видеть, и действительно слепнет. Это и произошло с госпожой Акиэ.

— Истерия, — сказал Саэгуса и, точно испугавшись, что его неправильно поймут, поспешно добавил: — Это медицинский термин.

Акиэ опустила глаза и сидела неподвижно, как статуя.

И все же его догадка подтвердилась. Акиэ относительно легко справлялась с трудностями, вызванными слепотой, так как уже имела несчастье испытать это. А вовсе не потому, что отличалась каким-то сверхъестественным мужеством.

— Но я вылечилась? — спросила Акиэ дрожащим голосом. — Или я слепой отправилась в Токио на поиски Юдзи?

— Вы вылечились, — ответил Кокити. Он постарался говорить бодрым голосом, как бы подчеркивая, что и сейчас все будет в порядке. — Вы, конечно, обращались к врачу, но думаю, самым главным стало то, что Юдзи, одумавшись, вернулся к вам.

— Значит, я закончил расследование! — воскликнул Юдзи.

Кокити кивнул, но на его лице по-прежнему было заметно осуждение.

— Глаза Акиэ стали видеть, — сказал он, — все шло к скорой свадьбе, вы уже обменялись подарками, и, казалось, оба успокоились. Это было в начале мая. Однако… Я как сейчас помню. Десятое мая. Ты, Юдзи, вдруг заявил, что едешь в Токио. Не знаю, что стало поводом. Госпожа Акиэ тогда тоже говорила, что ничего не знает. Как бы там ни было, твоими мыслями вновь завладело расследование убийства, и, бросив Акиэ, ты умчался в Токио.

Саэгуса почесал голову.

— Вопрос в том, почему он так поступил? Какое событие его подтолкнуло?

Кокити съежился.

— Прошу прощения. Но я, честное слово, ничего не знаю. Спрашивал, но все впустую. Юдзи заявил, что хочет самостоятельно во всем разобраться.

Юдзи едва не застонал от досады. Конечно, с одной стороны хорошо, что он из предосторожности так надежно все утаил, но теперь он забыл, где находится сам тайник.

Нет, не забыл. Его заставили забыть.

— Те, кто постарался стереть вашу память, — сказал Саэгуса, нахмурившись, — хотели, чтобы вы забыли нечто, известное только вам двоим.

Это единственное, что приходит в голову.

— Но кто это сделал? — прошептала Акиэ.

Юдзи почувствовал, что это не столько вопрос, сколько первая половина утверждения.

— Подсказка, думаю, есть, — медленно проговорил Саэгуса. — Если допустить, что Такаси Миямаэ жив, кому выгодно скрывать его существование и прятать?

В голове Юдзи пронеслась одна фраза. Фраза, встретившаяся ему в какой-то из газетных вырезок. Сейчас она прозвучала в его голове так отчетливо, как будто он слышал ее собственными ушами.

«Простите моего сына — он уже мертв. Если винить кого-либо, то только меня…»

— Узнав, что ты, — Саэгуса показал пальцем на Юдзи, — догадался о существовании Такаси и отправился на его поиски, тебя постарались нейтрализовать, прибегнув к решительным средствам.

— Но разве это возможно — отнять память у живого человека? — жалобно воскликнул Кокити.

Саэгуса, глядя в раскрытую дверь на маленький садик во дворе, кивнул.

— Не слишком красивое выражение… — Он окинул их взглядом. — Слышали когда-нибудь о том, как «промывают мозги»?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

— Я имею в виду электрошок. С давних времен его активно используют для лечения шизофрении и алкоголизма. Сейчас его эффективность как медицинского средства ставится под сомнение, но до сих пор есть клиники, в которых воздействие электрошока применяют к пациентам в качестве своего рода дисциплинарного наказания. Разумеется, таких клиник мало. Крайне мало. Но они существуют. Во главе этих клиник стоят безнравственные люди, одержимые жаждой наживы, которых ни на грош не заботит излечение больных.

…Футада из Клиники Сакаки сказала: «Если больной страдает алкоголизмом, мы можем порекомендовать вам другую клинику. Но доктор Сакаки, кажется, не любит посылать туда пациентов…»

— Важно вот что, — продолжал Саэгуса, — у тех, кого подвергают электрошоку, слабеет память. Я знал больных, которые из-за частого воздействия электрошока не могли вспомнить, что с ними было пару лет назад.

Клиника Катадо — одна из крупнейших в Японии, специализирующихся на психических заболеваниях. Число стационарных пациентов составляет восемьсот человек. Охотно принимают больных с тяжелой формой алкоголизма, от которых отказались другие клиники…

— Существует лишь один человек, у которого был мотив лишить вас памяти и располагающий соответствующими возможностями.

Юдзи понял, о ком говорит Саэгуса. Взглянув на номер на руке, он сказал:

— И этот человек — Такэдзо Мурасита.

 

30

Итак, главное направление определилось.

Все линии ведут к трагедии в «Счастливом приюте». К Такаси Миямаэ и его отчиму Такэдзо Мурасите, каявшемуся перед телевизионными камерами за злодеяния своего пасынка.

Такэдзо Мурасита был земляком убитых в «Счастливом приюте» Хидэмицу Огаты и Кадзуо Миёси. Их встреча в Катадо, учитывая последствия, была несчастливой случайностью.

Необходимо прояснить все до мельчайших подробностей. Восстановить утраченное.

— Кокити, откуда вы родом? Когда вы познакомились с моим отцом и господином Миёси? Что вам известно о Такэдзо Мурасите?

Кокити удрученно опустил плечи. Каждый раз вновь убеждаясь, что Юдзи ничего не помнит, он впадал в уныние.

— Я родился и вырос здесь, в Сэндае. Мне было двадцать лет, когда ваш батюшка изволил взять меня к себе на работу. Поэтому о Такэдзо Мурасите я впервые услышал в связи с покупкой дачи «Счастливый приют»… Что касается господина Миёси, я знаю, что он и ваш батюшка с детства были неразлучными друзьями. По жизни они пошли разными путями, но характером были очень похожи.

Акиэ повернулась лицом к Кокити. Кокити, заметив это, вытер пот вокруг глаз.

— Я испытывал огромное почтение к господину Миёси… — продолжал он. — Преподавая в колледже, он не бросал научной работы… Рано овдовел, но не стал вновь жениться и посвятил себя воспитанию дочерей — Акиэ и Юкиэ.

Он поперхнулся и громко откашлялся.

— Это хозяин предложил своему другу Миёси приобрести в совместную собственность «Счастливый приют». С первого взгляда на внушительный, не побоюсь этого слова, особняк, возникает мысль, что он идеально подходит для двух семей. Два строения, соединенные коротким проходом. Дом построен на склоне, и хотя считается двухэтажным, со стороны дороги это все четыре этажа. Вид из окон открывается просто великолепный. По утрам можно наблюдать, как солнце поднимается из моря, точно просачивается из водной глубины.

Воспоминания ожили. Море, которое отец любил до страсти.

— Но одной семье жить там расточительно, да и небезопасно. Поэтому хозяин с самого начала обратился к Миёси, который говорил, что, выйдя на пенсию, хочет удалиться в какую-нибудь глушь и сосредоточиться на своих научных изысканиях. В результате многолетней дружбы они хорошо понимали друг друга. Я считал, что это идеальное решение. Акиэ и Юкиэ — уже взрослые девушки. Если Юкиэ, закончив колледж, поступит на службу, она наверняка предпочтет жить самостоятельно. И Акиэ, освободившись от необходимости вести домашнее хозяйство, сможет наконец-то жить так, как ей хочется. Кадзуо Миёси говорил: «Я могу уехать из города со спокойной душой, дочери и без меня прекрасно устроятся». К тому же, в это время в разговорах господина Миёси стала проскальзывать мысль о женитьбе. Речь шла о женщине, которая преподавала в той же гимназии и относилась с сочувствием к его научным исследованиям. Если бы они поженились, ему было бы не так тоскливо уехать с насиженного места и расстаться с дочерьми. Все складывалось как нельзя более удачно. В любом случае, до пенсии Миёси оставалось два года, так что еще было время все хорошо обдумать.

— Как я… как мы с сестрой восприняли разговоры о женитьбе отца? — робко спросила Акиэ. — Вам известно?

Кокити улыбнулся, точно спеша ее успокоить.

— Дочери были согласны. Как изволил выразиться господин Миёси: «Единственное, что меня смущает, это наш возраст».

Но вскоре это уже не имело никакого значения.

Необходимо время, чтобы осознать весь ужас случившегося. Так камешки, ложась один на другой, вырастают в гору. Так температура, повышаясь градус за градусом, доходит до точки кипения. Так энергия постепенно накапливается, пока не достигнет критической массы…

— До сих пор не верится, что хозяина и его супруги с нами нет.

Кокити затрясся всем своим тучным телом. Здесь, в этом доме, бывшем зримым результатом его многолетней преданной работы под началом Огаты, он был похож на осиротевшего ребенка.

— Я разделяю твои чувства, Юдзи. Я не хочу верить, что Такаси Миямаэ мертв. Хочу, чтобы он был жив. Тогда бы я мог задушить его своими собственными руками. Я бы не дрогнул. Если б мое желание исполнилось, мне все равно, что со мной будет. Но ты, Юдзи…

Глядя на Юдзи, он сказал умоляющим тоном:

— Это сон. Дурной сон. Такаси Миямаэ мертв. Он был диким зверем, чудовищем, но его больше нет. Будем же рады тому, что, совершив преступление, он не долго прожил — свалился с обрыва и сдох. Теперь же, когда вы вернулись домой, забудь все, что было. С этим покончено. Обратись к врачу, я уверен, память вскоре вернется. И все будет хорошо.

Наверняка Кокити уже не раз говорил ему те же самые слова. Почему же он, несмотря на уговоры и мольбы, продолжал, не сдаваясь, упорно вести свое расследование?

Не было ли у него на это какой-то очень веской побудительной причины?

И не служит ли потеря памяти самым красноречивым доказательством того, что он-таки докопался до «причины». Вряд ли тот, кто отнял у него и Акиэ память, думал, что ему это удастся.

— Кокити… — заговорил Юдзи, скосив глаза на загадочную надпись на своей руке, — мой отец и господин Миёси что-нибудь рассказывали о Такэдзо Мурасите? Как они к нему относились?

Кокити заколебался.

— Вообще-то хозяин не слишком любил злословить о ком-то…

Юдзи усмехнулся. Кажется, он уже получил ответ.

— Вы хотите сказать, что он был не слишком лестного мнения о Мурасите? Не испытывал большой радости от нежданной встречи со старым приятелем?

Кокити посмотрел на Акиэ, на Саэгусу и, наконец, на Юдзи, и заговорил так, как будто из него насильно вытаскивали слова.

— Хозяин сказал, что идея писать номера на руках пациентов — вполне в духе этого человека, — на лбу выступили капли пота. — Этот человек, говорил он, ради достижения своей цели не остановится ни перед чем…

 

31

Квартира, принадлежавшая семье Миёси, располагалась в большом, элегантном доме, вытянувшемся вдоль набережной реки. Проехали мимо учебного здания с часовней. Кокити объяснил, что река называется Хасэгава, а здание с часовней — Институт св. Доминика. Кажется, он уже свыкся с тем, что Юдзи практически все воспринимал заново.

На почтовом ящике триста третьей квартиры висела табличка: «Кадзуо Миёси, Акиэ, Юкиэ».

Консьержка сразу узнала Акиэ.

— Наконец-то вы вернулись! — воскликнула она. — Давненько вас не было.

Должно быть, она заметила, что взгляд Акиэ устремлен в неопределенном направлении. Поднеся руку к глазам, она спросила:

— Господин Огата, у барышни опять проблема со зрением?

Юдзи, поняв, что она обращается к нему, смущенно кивнул. Судя по тому, что консьержка узнала его и запросто с ним заговорила, он был здесь частым гостем.

— Увы, в Токио произошел рецидив, — ответил он.

Консьержка сочувственно покачала головой.

Акиэ сказала, что потеряла ключ. Консьержка открыла им дверь, и они вошли в квартиру.

В просторной прихожей был постелен коврик с узором из роз. Когда разулись, почувствовали, что коврик уже успел отсыреть. Воздух был спертый.

— Когда я уехала в Токио? — спросила Акиэ.

Немного подумав, Кокити ответил:

— Кажется, в двадцатых числах мая. Вы тоже сорвались как будто впопыхах.

— Я не сказала, куда еду?

— Нет. Только намекнули, что вам известно, где находится Юдзи.

Акиэ шла рядом с Юдзи, держа его под руку, но сделав несколько шагов, отступила и, касаясь левой рукой стены, начала продвигаться вперед самостоятельно. Он не спускал с нее глаз, чтобы в случае необходимости, прийти на помощь. Пройдя через дверь, она завернула налево и наткнулась на маленький книжный шкаф. Скользнув руками по его поверхности, нащупала ручку выдвижного ящика.

— Здесь… Мне кажется, здесь. Открой.

В ящике оказалось несколько писем.

— Госпожа Акиэ, к вам вернулась память? — спросил Кокити, краснея.

Акиэ покачала головой.

— Не знаю. Вдруг вспомнила, когда наступила на коврик, что, если продвигаться таким образом, я окажусь в своей комнате. И что складывала в этот ящик почту.

У всех находящихся в ящике писем конверты были надорваны. Там же было несколько открыток. На одной из них в графе «адрес отправителя» было написано просто «Юдзи».

«Извини, что причинил тебе беспокойство. Я, наконец, определился с местом жительства, поэтому сообщаю тебе адрес. Заклинаю, никому не говори. Не волнуйся и жди меня».

На печати дата — восемнадцатое мая нынешнего года. Когда Саэгуса прочел вслух, Акиэ улыбнулась.

— Ну, конечно же, я бы ни за что не поехала в Токио, не зная адреса. Я такая трусиха.

В качестве места проживания значилась Такада-но баба.

— Все сходится, — сказал Саэгуса. — Возвращаемся в Токио. Вполне вероятно, что там остались какие-то записи, связанные с расследованием убийства.

— Если только Такэдзо Мурасита нас не опередил.

Перед отъездом в Токио Акиэ, по-видимому, навела порядок в квартире.

— Телефон отключен, — констатировал Саэгуса и ушел. Он торопился купить билеты на обратный поезд.

— Ну вот, не успели приехать, уже назад, — уныло сказал Кокити, топтавшийся в прихожей. — Вы не хотите обратиться в полицию?

— Сейчас бесполезно.

— А я могу вам чем-нибудь помочь?

Юдзи невольно улыбнулся.

— Только моральной поддержкой, но в нашем положении и это немало. К тому же, на вашем попечении остается магазин. Мы и так вам причинили столько хлопот…

Подбородок Кокити задрожал. У Юдзи защемило сердце, когда он понял, что добряк стиснул зубы, чтобы не разрыдаться.

Акиэ бродила, держась рукой за стену, и обыскивала квартиру. Послышав шум, Юдзи направился к ней.

Она стояла перед маленьким домашним алтарем. Разумеется, вазочка была пуста и курительных палочек не было, но аккуратно стояли в ряд две новых поминальных таблички и одна довольно старая.

Ее родители и сестра.

Хорошо, что Акиэ этого не видит, подумал он. Слишком жестоко, все позабыв, вдруг наткнуться на такое…

На алтаре также стояли фотографии. Он уже много раз видел их, поэтому сразу узнал на снимках Кадзуо Миёси и Юкиэ. Женщина тридцати с небольшим, вероятно, была матерью Акиэ. Умерла молодой.

В этот момент он заметил рядом с фотографией положенную в качестве подношения духу умершего нераспечатанную пачку «Hope».

Эти сигареты любил ее отец — Кадзуо Миёси. Он вновь порадовался, что она не видит. Запах любимых сигарет отца…

«Акиэ, сигареты кончились. Не сбегаешь на угол?»

Он представил, как, услышав просьбу отца, маленькая девочка выбегает на улицу…

Акиэ, продолжая передвигаться ощупью, перешла от алтаря к стоящему рядом комоду. Когда рука дотянулась до его края, она задела лежащего сверху плюшевого кролика.

Кролик, покатившись, упал на пол. Видимо, от удара спрятанный внутри механизм пришел в действие — заиграла красивая музыка. Под эту музыку кролик начал двигать ушами и пофыркивать.

Акиэ, продолжая держать перед собой вытянутые руки, внимательно вслушивалась. Наконец прошептала:

— Сестренкин.

— Что?

— В детстве нам подарили двух одинаковых кроликов. Мой сломался, а у сестры продолжал работать, она его очень любила. Очень любила.

Он не мог знать, что скрывается за этими воспоминаниями. Поднял продолжающего фыркать зайца и передал Акиэ.

Она прижала его к груди.

— Это ее… — сказала она, уткнувшись лицом в пушистую шкурку. — Бедная Юкиэ…

До отхода поезда оставалось почти два часа. Воспользовавшись случаем, Кокити повел их в ресторан, специализирующийся на местной кухне. Тихий и уютный ресторан лепился на склоне горы, осеняющей город.

— Твой батюшка как-то особенно гордился этим рестораном, возможно, здешние блюда пробудят в тебе какие-нибудь воспоминания.

Увы, свежие дары моря не вернули памяти, но Юдзи оценил искренний порыв Кокити.

Возвращаясь из ресторана к автостоянке, прошли через городской парк со старинным замком. Как раз в этот момент девушка-экскурсовод, держа в руке микрофон, затараторила, обращаясь к обступившим ее туристам:

— Перед вами конная статуя Масамунэ Датэ. Кажется, что прославленный полководец из глубины веков взирает на наш город и охраняет его жителей от бед.

Услышав слова экскурсовода, Акиэ неожиданно спросила:

— Где мы?

— В городском парке.

Повернувшись к Юдзи, она сказала:

— Я здесь встречалась. С тобой.

— Со мной?

Шедший рядом Кокити, глядя на них, сказал:

— Инициатива вашей женитьбы исходила от родителей. Несмотря на многолетнюю дружбу отцов, вас, детей, почти ничто не связывало. Изредка виделись и только. Окончив университет, ты, Юдзи, перебрался на место службы, отдалившись от семьи. И когда твой батюшка вдруг предложил официально сосватать тебя с Акиэ, ты ужасно рассердился.

Юдзи удивленно захлопал глазами. Кокити заулыбался.

— Ты заявил, что в состоянии сам найти себе подругу жизни. Но однажды, приехав в отпуск, случайно на улице столкнулся с Акиэ. С этого все и началось.

Что ж, выходит, он-таки не стал плясать под дудку отца. А результат получился тот же.

— За то время, что вы не виделись, Акиэ сильно похорошела. Тем не менее ситуация была щекотливой. Вы стали встречаться, но втайне от родителей. Я тоже оставался в неведении, пока ты, Юдзи, не сообщил мне под большим секретом.

— Когда же я вам сообщил?

— Перед тем как вы вдвоем поехали в «Счастливый приют». Ваши родители давно уже договорились провести там Рождество. Тебя тоже приглашали, но ты отказался, а мне сказал, что хочешь сделать родителям сюрприз и тайком приехать туда вместе с Акиэ, застав всех врасплох. Эта идея показалась мне очень забавной.

Так, значит, вот как все было! Вот почему они приехали позже всех и оказались первыми, кто обнаружил, что произошло в «Счастливом приюте».

— Поехали, никого не предупредив. Вдвоем… — Кокити осекся, вспомнив, что их там ожидало.

На вокзале при расставании Кокити совсем сник. Печально опустив брови, он стоял на перроне и махал рукой до тех пор, пока поезд не скрылся из глаз.

На обратном пути никто не проронил ни слова. Саэгуса все время спал, но лицо у него оставалось озабоченным. Точно он о чем-то сосредоточенно думал.

Акиэ взяла с собой из дома плюшевого кролика. Прижимая к груди, она касалась его щекой. Она не плакала, но глаза влажно блестели.

Наших родных убили дважды, подумал Юдзи.

В первый раз — в «Счастливом приюте». И еще раз, когда он и Акиэ потеряли память, а потом узнали о том, что произошло.

Любую трагедию переживают единожды. Каким бы ни было горе, оно лишь раз достигает своего пика.

А у них получилось иначе. Из-за потери памяти, им пришлось дважды пережить ту же скорбь и с той же силой.

Уже одно это невозможно простить. Глядя на бледный профиль Акиэ, Юдзи думал: уже одно то, как с ними бессовестно обошлись, должно быть оплачено по высшей ставке…

 

32

День начался с телефонного звонка.

Против своего обыкновения Эцуко заспалась. Погрузившись в смутные, отрывочные сновидения, забыла о времени.

Когда Юкари разбудила ее, крикнув, что звонит телефон, на будильнике было уже десять тридцать. Эцуко вскочила как ошпаренная.

Так-то она ищет пропавшего человека, когда каждая минута на счету! Вот что значит непрофессионал! Ей стало стыдно. Если за вчерашний день она так устала, что же будет дальше?

— Телефон? Кто звонит?

— Какая-то Кирико. Говорит, ты ее знаешь. Назвала меня умницей…

Кирико Амино из «Розового салона». Эцуко, сбежав по лестнице, схватила трубку:

— Алло! Алло!

— Госпожа Сингёдзи?

Кирико, видимо, звонила с улицы — в трубке слышались чьи-то голоса.

— Не знаю, поможет вам это в поисках Мисао или нет, но у меня появилась кое-какая информация. Мы можем где-нибудь встретиться?

— Конечно! Я к вам подъеду немедленно. Где вы находитесь?

Кирико объяснила. Спортивный клуб в Ёцуя. Повторяя про себя, чтобы не забыть, адрес клуба и его название: «Life sweat», она поспешно переоделась.

— Мама, ты очень спешишь? — подскочила Юкари.

— Извини, я должна сейчас же уйти.

— Не успеешь отвезти меня к деду?

Она собиралась ответить, что у нее нет времени, но Юкари уже ушла, лукаво улыбнувшись. Жаль, но другого выхода нет.

Закончив со сборами, стала проверять содержимое сумочки и не нашла ключа от машины. И бумажника с кредитками нет. Она растерялась, как вдруг с улицы послышался гудок. Выйдя на порог, посмотрела — за рулем ее автомобиля восседала Юкари.

— Мама! — Помахала обеими руками. В правой — ключ, в левой — бумажник. — Сегодня я еду с тобой.

— Юкари!

— Разве я не умница? Твой кошелек был пуст, пришлось снять деньги в банке. Ассигнования на военные расходы. Видишь, я тоже могу пригодиться.

Эцуко поначалу встревожилась, но, представив, как Юкари, точно крольчонок, мчится до банкомата на углу улицы и бегом возвращается обратно, она невольно рассмеялась.

— Ну, мама, садись быстрее. Поехали!

Спортивный клуб «Life sweat» располагался в большом новом здании, выходящем на улицу, идущую от станции Ёцуя. На крыше виднелся стеклянный купол, похожий на теплицу. Вероятно, под ним был бассейн.

Назвала при входе имя Кирико Амино. Дежурная девушка в ярко-желтом спортивном костюме показала рукой в глубину холла.

— Поднимитесь в лифте на седьмой этаж. Прямо перед вами будет вход в бассейн, с левой стороны — безалкогольный бар. Кирико передала, что ждет вас там.

И Эцуко, и Юкари впервые оказались в подобном месте. Обстановка сильно отличалась от той, что была в муниципальном спортивном центре, расположенном возле их дома, в который она иногда водила Юкари.

Желтый спортивный костюм был, видимо, форменной одеждой работающего здесь персонала. Проходя мимо, юноши и девушки в форме приветливо здоровались, излучая жизнерадостность. Все были покрыты ровным загаром и казались воплощением здорового образа жизни.

Седьмой этаж был последним. Как она и предполагала, под куполом находился бассейн. Он был застеклен со всех сторон, что позволяло обозревать эту изумрудную гладь, не заходя внутрь. Бар располагался так, что можно было сверху наблюдать за пловцами. Выйдя из лифта, Эцуко тотчас увидела Кирико и помахала рукой.

В сиявшем белизной баре стояли высокие стулья. Кирико разместилась на ближайшей к бассейну стороне.

Она была не одна. Рядом с ней сидела девушка. Обе в ярких майках и в шортах. У Кирико на лбу повязана бандана, у девушки длинные волосы, собранные в хвост, спускались на спину.

— Извините, сегодня я с довеском, — сказала Эцуко.

Хихикнув, Юкари представилась:

— Юкари, мамин довесок.

Девушки весело рассмеялись.

— Познакомьтесь, — сказала Кирико, — моя школьная подруга — Каёко.

Длинноволосая девушка, приподнявшись, кивнула головой. Стройная, эффектная красавица, казавшаяся намного старше Кирико. Но когда Кирико назвала ее профессию, Эцуко от удивления невольно воскликнула:

— Детективное бюро? Вы?..

Каёко вероятно уже привыкла к такой реакции. Она улыбнулась.

— Отец заправляет детективным бюро. А я только помогаю.

— Короче, семейный бизнес, — засмеялась Кирико. — Юкари, что будешь пить? Рекомендую сок гуавы.

— Давайте.

Тотчас официантка, все в том же желтом спортивном костюме, принесли бледно-розовый сок. Как только она удалилась, Кирико заговорила:

— Я узнала от Каёко нечто, что, как мне кажется, может вас заинтересовать. Мы пришли сюда поиграть в сквош, и, когда я упомянула о том, что Мисао ушла из дома, Каёко была поражена…

Эцуко взглянула на девушку, совершенно не соответствующую образу «детектива».

— Вы знакомы с Мисао?

Каёко кивнула.

— Я тоже стригусь в «Розовом салоне» у Кирико. Там мы и познакомились.

По ее словам, это произошло месяца четыре назад, в середине апреля.

— Когда я зашла в салон, Мисао была уже там. Кирико окликнула меня, и Мисао, видимо, догадалась, что мы подруги. Через какое-то время мы случайно оказались в соседних креслах, и она заговорила со мной.

— Для Мисао это удивительно, не правда ли? — вставила Кирико. — Но на это была причина. Она заинтересовалась, узнав, что Каёко работает в детективном агентстве.

Кирико на мгновение высунула розовый язычок.

— Я ужасная болтушка. Я всегда предупреждаю Каёко: не говори мне ничего о своей работе. Вот и на этот раз я, накручивая Мисао бигуди, не удержалась и сболтнула: взгляни на ту девушку, она самая необычная из моих подруг! Еще бы — детектив!

— И что дальше? — Эцуко подалась вперед. — Мисао о чем-то вас попросила?

Каёко, положив руки на колени, приосанилась.

— Она сказала, что слышала по телевизору, будто в последнее время многие люди обращаются в детективные агентства и бюро расследований, чтобы установить собственную личность, и спросила, правда ли это.

— Установить собственную личность?

— Да, в наше время и такое бывает.

Чаще всего обращаются мужчины, занимающие ответственные должности.

— Управленцы среднего звена, те, которые по своему положению находятся между начальством и подчиненными, как между молотом и наковальней. У них очень нервная работа, случается, из-за переутомления они перестают понимать, в чем смысл их работы. Днем и ночью их мучают сомнения: есть ли хоть какая-то польза от их самоотверженного труда, как их воспринимают окружающие?

Да, такое часто бывает, подумала Эцуко. И тогда этот самый управленец нанимает профессионалов, чтобы они установили, что он за человек, вернее, оценили его как личность…

— Какая глупость! — Кирико пожала худыми плечами. — Что их может интересовать? Хорошие ли отношения с супругой? Есть ли взаимопонимание с детьми? Как относится начальство? Уважают ли подчиненные? Разве сам человек не знает об этом лучше, чем кто-либо другой?

— Знать самому не достаточно. Вопрос в том, как человек выглядит в глазах других людей. — Каёко слегка развела руками. — Пусть ему кажется, что он обладает такими-то достоинствами, но где уверенность, что так оно и есть с объективной точки зрения? Вот они и хотят удостовериться.

— Маразм! Пустая трата времени!

Эцуко пробормотала:

— А мне кажется, я немного понимаю.

Девушки уставились на Эцуко. Кирико — удивленно. Каёко — полувопросительно, точно приглашая ее продолжить свою мысль. Было ли это профессиональным, или свойством ее характера, но взгляд Каёко выражал сочувствие, готовность в любую минуту прийти на помощь.

— Год назад у меня умер муж. От переутомления на работе, — Эцуко попыталась выдавить улыбку. — Для меня, как для жены, увы, это не стало большой неожиданностью. Я корила себя: почему раньше не обращала внимания, до того, как это случилось, и знакомые меня упрекали…

— Простите… — невольно вырвалось у Кирико, в смысле — простите, что завели разговор на эту тему.

Эцуко вновь прониклась к ней симпатией.

— Я не оправилась до сих пор. Поэтому мне кажется, я могу понять. Когда муж умер, меня тоже мучили страхи. Разумеется, я ощущала за собой вину, но больше всего меня беспокоило, что обо мне думают окружающие — понимает ли хоть один из них, что не в моих силах было что-либо изменить, что я хотела помочь, но не знала — как. Дни и ночи думала: правильно ли я жила?

— Вам многое пришлось выстрадать… — прошептала Каёко.

Юкари слушала, открыв рот. Заметив это, Каёко сказала весело:

— Послушай, Юкари, как насчет «бокс-аэробики»?

— А что это?

— Очень просто. Бить по мешку с песком. Классная штука. Кирико тебе покажет. Хочешь?

Юкари вскочила. Схватив за руку Кирико, пошла, приговаривая:

— Это как Тайсон?

Каёко улыбнулась.

— Очаровательная девочка.

— Только уж больно развязная.

— Короче, — Каёко вернулась к разговору, — когда я подтвердила, что, действительно, в последнее время довольно часто обращаются с просьбой установить свою личность, Мисао спросила, может ли и она обратиться в наше агентство с такой просьбой, — приложив указательный палец к кончику носа, Каёко задумалась. — В тот момент я решила, что она шутит. Обычный треп в салоне, пока накручивают волосы. Я ответила, что вообще-то мы выполняем такую работу, но стоит это недешево. Но Мисао захотела узнать адрес нашего агентства, и я дала ей визитку. И вот, где-то через неделю, Мисао и вправду пришла к нам.

— Она хотела установить свою личность?

Каёко кивнула.

— Подробно расспросила, сколько конкретно это может стоить, как много времени занимает, какой круг знакомых охватывает. Честно говоря, я была поражена…

За подобную работу в детективном агентстве брали минимум двести тысяч иен.

— Но реально затраты больше, поэтому следует приготовить примерно тысяч триста. Я посоветовала отказаться от этой затеи, но она сказала, что сможет скопить, работая. Я не знала, что и делать…

Эцуко вспомнила слова подруги Мисао, Момоко, о том, что Мисао была прижимистой, несмотря на приличный заработок.

— В нашем агентстве, — продолжала Каёко, — как правило, не принимают заявок от несовершеннолетних. К тому же, мы не даем согласие на установление личности самого заказчика. Это принципиальная позиция моего отца, главы агентства.

Эцуко заинтересовалась:

— Почему?

— Потому что установление личности заказчика — вовсе никакое не расследование, — отрезала Каёко. — Это жульничество чистой воды. Каким бы серьезным ни было расследование, в конце концов оно оборачивается надувательством. Хотите знать почему? Люди, которые приходят к нам и говорят: «Узнайте, что обо мне думают окружающие, установите, какую я веду жизнь», в той или иной степени больны. Они испытывают душевные муки из-за слишком большой нагрузки на работе. Помочь им, вылечить их может только врач.

— Короче, это невроз.

— Не всегда, но в большинстве случаев. Можно назвать это «предневрозом». Правильнее обратиться к врачу-специалисту или к психиатру. Или же просто выкроить время и хорошенько отдохнуть. Вместо того, чтобы платить триста тысяч иен на расследование, съездить куда-нибудь с семьей. В любом случае, просьба о расследовании — это ошибочный путь.

— Наверно, вы правы.

— Требующие, чтобы установили их личность, никогда не бывают довольны результатами. — Каёко печально усмехнулась. — Им нужны объективные данные. Так они говорят. Но возможно ли дать объективную оценку конкретному индивиду? Предположим, неделю назад произошла супружеская ссора. Можно ли на этом основании утверждать, что между супругами плохие отношения? Да сколько угодно пар, которые ежедневно ссорятся и при этом живут душа в душу! Или, допустим, станем расспрашивать соседей. Чего только не наслушаешься! Если спросить женщину, страдающую от неверности мужа, она наверняка заявит, что сосед тоже, видать по всему, изменяет жене. Тот, кто не может найти общего языка со своими детьми, скажет, что и у соседей дети от рук отбились. Ничего удивительного. Понятно же, что люди на все смотрят со своей колокольни.

Нечего возразить.

— Это же не школьный экзамен, не выставлять же оценки: карьерный успех — четверка, одобрение начальства — твердая тройка, уровень поддержки подчиненных — два с плюсом. Только сам человек может определить, успешный он человек или неудачник, доволен своей жизнью или нет. Неужели это не понятно?

Каёко тряхнула головой.

— Но они не хотят этого понять. Они мучаются сомнениями, не находят места от беспокойства. Соответственно и результаты расследования не могут их удовлетворить. Продолжают настаивать: проведите более тщательное расследование, или заявляют: я совсем не такой, изучите получше. Они хотят получить результат, который бы их удовлетворил, а поскольку они пришли в агентство потому, что и сами не знают, что их может удовлетворить, это может тянуться до бесконечности. Ходят по кругу, мучая себя и других.

Эцуко кивнула, соглашаясь.

— Если действительно сочувствуешь подобным клиентам, самое лучшее сказать им: откажитесь от расследования и возьмите отпуск, посоветуйтесь с врачом, которому доверяете. Но на практике, увы, так складно не получается. Самый худший выход — это подтасовать результат, который заведомо удовлетворит клиента. Если удовлетворишь его самолюбие, он, обрадовавшись, захочет услышать еще и еще, и тогда уже не отвяжешься.

— Да, вы правы. Я хорошо понимаю подобную психологию.

— Случается, получив результаты расследования, клиент чувствует временное облегчение. Но это не разрешает проблемы по сути. Не излечивает рану, а только маскирует.

Каёко перевела дух, отхлебнув из стакана воды.

— Мой отец часто говорит: взявшись за расследование, мы превращаемся в машину. В техническое приспособление. В аппарат, производящий тщательное расследование. Поэтому мы не должны допускать, чтобы нас использовали вопреки нашему предназначению, не должны служить иллюзорной цели, отвечая на просьбы: «Ну-ка, давайте, узнайте, кто я такой». — Каёко издала смешок. — Конечно, если человек болен амнезией, мы можем расследовать, какую он вел жизнь в прошлом.

— Это совсем другой случай, — рассмеялась Эцуко.

— Вот почему, — вздохнула Каёко, — я отказала Мисао, постаравшись объяснить примерно в тех же словах. В ее возрасте не обязательно иметь какие-то реальные душевные проблемы, чтобы мучить себя вопросом: «что я за человек?». У любого подростка бывают периоды, когда он теряет в себе уверенность, и комплексов всегда предостаточно. Мой отец так ей и сказал. Она выслушала с улыбкой.

Постепенно Эцуко стала понимать, о чем думала Мисао, что ее мучило. Она пробиралась по жизни ощупью, так и не оправившись от самоубийства школьной подруги…

— Вот только… — Каёко вскинула голову, — было видно, что в ней засела какая-то пугающе упорная мысль. Я постаралась ей все объяснить, но и мне, и отцу показалось — она в таком состоянии, что, получив отказ у нас, возможно, обратится в другое агентство. Должна же быть какая-то реальная, глубокая причина, если семнадцатилетняя девушка, да еще такая красавица, заявляет: «Я совершенно не знаю, как меня воспринимают окружающие». Но мне было неловко приставать к ней с расспросами, да и она была явно не расположена говорить о себе.

Это потому, что вы почти одних лет, подумала Эцуко, и ты такая же молодая и красивая, как она.

После самоубийства Икуэ Сиёдзи Мисао разучилась общаться со своими сверстницами, сходиться с молодыми людьми. А потому и не могла выворачивать душу наизнанку ни перед жизнерадостной, веселой Кирико, ни перед желающей казаться «крутой», но в действительности доброй и отзывчивой Момоко, ни перед этой Каёко, которая, по идее, лучше других могла ее понять.

— Боюсь, все, что я говорю, вряд ли поможет вам установить, где сейчас находится Мисао.

— Вовсе нет. Мне кажется, вы нащупали что-то, что волновало Мисао. Благодаря этому, возможно, удастся понять ее поступки.

Каёко облегченно рассмеялась.

— Скажите, если я могу вам еще чем-то помочь. Как говорится, не в службу, а в дружбу.

Эцуко поблагодарила.

Сколько уже людей предлагали ей помощь! Все беспокоятся о Мисао. И не есть ли это самое красноречивое свидетельство того, «какой она человек»?

Расставаясь с девушками, Эцуко рискнула спросить:

— Какой роскошный клуб! Вы с Кирико его члены?

Каёко захихикала:

— Вступительный взнос — миллион пятьсот тысяч иен, ежемесячные выплаты — двести тысяч. Разумная цена, но нам как-то не по зубам. Мы всего лишь гости, нас провела постоянная клиентка Кирико, член клуба.

Внизу, в бассейне одиноко плыла, точно скользила по воде, женщина в ярком купальнике.

Наблюдая за ней, Кирико задумчиво пробормотала:

— Иногда в таком месте удается словить новых клиентов…

Повернувшись к Эцуко, улыбнулась.

— Среди членов этого клуба тоже хватает страдальцев. Хоть со стороны и кажется, что сюда ходят всем довольные, ни в чем себе не отказывающие люди.

— Все мы одинаковые, — сказала Эцуко.

 

33

Кафе «Комацу» нашла без особого труда. Большой розовый навес, о котором говорила Момоко, был виден издалека. Оставив автомобиль на стоянке универмага «Lumine», расположенного у южного выхода вокзала Синдзюку, и пробираясь сквозь толпу, крепко держа за руку Юкари, Эцуко начала раскаиваться. Квартал Кабукитё — не то место, куда стоит захаживать с десятилетней девочкой. Все-таки не надо было брать Юкари с собой.

— Юкари, не глазей по сторонам! — строго сказала она.

На что Юкари спокойно ответила.

— Да ладно, мама, я не потеряюсь, дорогу я знаю.

Эцуко невольно остановилась.

— Что ты сказала?

— Неужели забыла? В прошлом году, летом, дед водил меня на «Питера Пэна». В кинотеатр «Кома».

— И ты так хорошо успела запомнить дорогу?

— Да. После кино мы с дедом основательно исследовали этот район. Он еще сказал: «Смотри и запоминай, Юкари, этот район очень опасен. Если твои друзья будут предлагать тебе сюда сходить, ни за что не соглашайся!»

Ёсио, проводящий учебную экскурсию. Слов нет. Эцуко была и изумлена, и восхищена.

— Каибара? Что с ней? — спросил хозяин «Комацу», услышав имя Мисао.

Ровесник Эцуко. Внешне похож на человека, в прошлой жизни бывшего рок-музыкантом. Заведение рассчитано на тинейджеров, поэтому он выглядел в нем белой вороной.

Половину кафе занимала стойка с мороженым, другую половину — собственно кафе. В эту обстановку никак не вписывался старенький, побитый аппарат с когда-то популярной игрой, в которой надо было отстреливать космических пришельцев. Два школьника, уткнувшись в него, самозабвенно играли, извлекая ностальгически монотонные звуки.

— Я просто не знаю, что и делать. Не предупредив, прогуляла субботу и воскресенье. Она что, заболела?

— Нет… Возникли некоторые проблемы. Она работала по выходным?

— Да, в субботу с двух до пяти, в воскресенье — полный рабочий день. Она уже довольно давно у нас. Где-то с полгода. До сих пор ни разу не прогуливала. Если нужно, всегда отпрашивалась.

Суббота и воскресенье на прошлой неделе — это одиннадцатое и двенадцатое августа. Мисао убежала из дома ночью восьмого… Может быть, она не стала предупреждать в кафе, поскольку была уверена, что к этому времени вернется? Или же у нее голова была занята столь важным делом, что забыла о работе?

— Я слышала, что у Мисао здесь были друзья. Какой-то студент, вы не знаете — кто?

Хозяин обернулся, теребя висящую на шее цепь. За его спиной с криком: «Осторожно!», пробежала официантка в форме, напоминающей слоеное мороженое.

— Андо? — произнес хозяин, глядя в потолок.

— Андо? — переспросила Эцуко.

— Ну, этот парень. Каибара-то красавица. Он в нее довольно сильно втюрился.

— А сейчас он здесь?

— Должен быть — сегодня вторник. — Он взглянул на листок с расписанием, прикрепленный к тыльной стороне кассы. — С двух часов.

Была только половина первого.

Эцуко сказала, что зайдет попозже, и вышла из кафе. На улице стояла невыносимая, удушающая жара. Ее усугублял раскаленный асфальт и горячий воздух, изрыгаемый бесчисленными кондиционерами на тесно сбившихся зданиях. Ускорив шаг почти до бега, вскочили в универмаг «Исэтан». Пообедав в ресторане, в два часа пять минут вернулись к кафе «Комацу». Сразу бросился в глаза стоящий на приколе внушительного вида мотоцикл, которого прежде не было.

Едва их заметив, хозяин кафе крикнул в сторону подсобки:

— Андо!

На его зов появился пухлявый круглолицый паренек. Он уже был студентом и наверняка бы обиделся на «паренька». Но с таким лицом он и в сорок лет будет выглядеть ребенком.

— Мицуо Андо, — представился он, опустив глаза и заметно робея.

Как только Эцуко произнесла имя Мисао, его добродушное лицо напряглось.

— Что с ней? Что-то случилось? — спросил он, чуть ли не хватая ее за руку.

Услышав, что Мисао ушла из дома, он застыл, его руки повисли, точно от удара электрошока.

Руки были толстые, с ямочками на локтях, и вообще вид у него был отнюдь не спортивный. Неужто он и вправду бойфренд Мисао? — удивилась Эцуко.

— Ты же был с ней хорошо знаком? Может, есть какие-то соображения, куда она могла уйти? Все что угодно.

Мицуо, потирая правой рукой щеку, беспокойно шнырял глазами по сторонам.

— Но я… видите ли… откуда я могу знать, куда она пошла!

— Тогда расскажи, какой она была в последнее время. Не замечал чего-то необычного в ней?

Посетителей было немного, но Андо нервно поглядывал в сторону хозяина кафе.

— Хозяин! — крикнула Эцуко.

Из-за кассы показалась голова на мощной шее с цепью.

— Что угодно?

— Извините, можно мне ненадолго позаимствовать у вас Андо? Сколько вам заплатить за неудобство?

Хозяин ухмыльнулся, растянув рот до ушей, точно волк из мультфильма:

— Если запрошу пятьсот тысяч, все равно от вас не дождешься. Так уж и быть, берите задарма. Вместо этого закажите чего-нибудь.

Эцуко взяла две крем-соды и фраппэ для Юкари. Наверняка у Юкари потом будут проблемы с желудком, ну да ладно.

Между тем Юкари с самого начала внимательно смотрела в сторону «пришельцев».

— Пойди, поиграй, — предложила Эцуко.

Юкари радостно уселась перед автоматом.

— Эй, да ты небось совсем в этом не бум-бум? — сказал хозяин кафе, лично принесший крем-соду.

— Нет, а как в нее играть?

— Мочи всех подряд. Ну-ка, смотри и учись. Дед тебе покажет высший класс.

Оставшись один на один с Эцуко, Андо почесал затылок.

— Честно говоря, мне было трудно говорить вовсе не из-за работы.

— Почему же?

— Вы — госпожа Сингёдзи?

Эцуко кивнула. Андо смущенно опустил глаза.

— По просьбе Мисао я следил за вашим любовником.

Эцуко едва не воскликнула. Вот оно! «Госпожа Сингёдзи ♥».

— Как это понимать? Я знаю, Мисао вбила себе в голову, что у меня есть любовник. Но это неправда.

Мицуо кивнул, как марионетка, которую дернули за нитку.

— Она тоже так думала. «Любовник Сингёдзи» это, так сказать, кличка. Мисао прозвала так одного мужчину.

Выяснилось, что впервые мифического «любовника» Мисао встретила четырнадцатого июля. День, который был помечен в дневнике: «Сингёдзи ♥».

— В субботу мы оба работали до пяти, я предложил сходить куда-нибудь выпить. Мы все, работающие в кафе, и прежде, случалось, ходили вместе в какой-нибудь кабак, но в тот день я впервые пригласил одну Мисао.

Вытерев выступивший над губой пот, он продолжал:

— Я знал, что у меня никаких шансов. Мисао вообще не слишком компанейская девчонка. Даже когда мы шли развлекаться все вместе, она присоединялась к нам в одном случае из трех. Но она мне очень нравилась. Я, конечно, понимал, что такой красавице я не пара, но не хотел отступать. И в этот раз, когда услышал: «Извини, у меня сегодня другие планы», я сказал: «Хорошо, я только тебя провожу». Я хотел побыть рядом с ней пусть и в качестве «связного».

Эцуко его перебила:

— Что это значит — «связной»?

Андо густо покраснел.

— Стыдно говорить. Так у нас это называют. Парень на подхвате, тот, который, не являясь настоящим любовником девушки, провожает и встречает ее, когда она идет в магазин или развлекаться. Мне нечем похвастаться, но зато у меня есть мотоцикл.

Значит, его мотоцикл стоит на улице.

— И куда вы поехали?

— В район Маруно ути. Она сказала, что там ее ждет подруга — госпожа Сингёдзи.

Итак, четырнадцатого июля Мисао хотела с ней встретиться.

Разумеется, они ни о чем не договаривались. За четыре дня до этого Мисао была у нее в гостях. Но вновь захотела с ней увидеться. Значит, несмотря на всю ее нелюдимость, отношения с Эцуко ее отнюдь не тяготили.

И все же, ей наверняка пришлось бы собрать всю свою волю в кулак, чтобы выдавить из себя: «Я оказалась поблизости и решила к вам заглянуть» или «Сегодня суббота, может, сходим куда-нибудь?».

У Эцуко четырнадцатое июля было рабочей субботой. Мисао знала о ее графике. Следовательно знала, что до половины шестого она будет в «Неверленде». И наверняка беспокоилась, как Эцуко отнесется к ее внезапному появлению.

— Я повез ее, — продолжал Андо, — но, когда мы прибыли в указанное место, Мисао выглядела смущенной. Я решил, что она наврала только для того, чтобы от меня отвязаться, и теперь раскаивается. И что в действительности никакой договоренности о встрече у вас нет.

Похоже на правду, подумала Эцуко. Соврала Андо, что у нее дела. Приплела Эцуко и «Неверленд». Но когда оказалась возле «Неверленда», зайти не хватило духа.

— Она поблагодарила и сказала, что я свободен. Но меня такая злость взяла! Я ей сказал: «Нет у тебя никакого свидания! Если тебе не в кайф со мной общаться, так бы прямо и сказала. Не надо мне врать».

— И что она?

— Вначале очень удивилась. Затем сморщила лицо так, что я подумал — сейчас расплачется. Но нет, она засмеялась. «Извини, говорит, ты прав, никакой договоренности нет». «Значит, говорю, и про подругу твою — вранье?» «Нет, говорит, это правда. Но я не уверена, что она будет рада, если я к ней нагряну без приглашения». «Но ведь она, говорю я, твоя подруга?» «Может быть, отвечает, я всего лишь принимаю желаемое за действительное». «Что за чушь, говорю, зачем так думать? Если ты считаешь ее своей подругой, значит, и ты для нее подруга. Это и называется дружбой. Друзьями не становятся, объявив: с сегодняшнего дня мы друзья». Мисао удивилась: «Неужели? Разве это так просто?»

Эцуко улыбнулась, соглашаясь с Андо:

— Наверно ты первый, кто сумел вправить ей мозги.

— Боюсь, что да.

Андо отпил из стакана крем-соду, мутную от растаявшего мороженого.

— Тогда я надоумил ее. Если стесняешься зайти, дождись на улице, когда она выйдет. А там окликнешь, сделав вид, что случайно проходила мимо. Если она торопится, вы просто распрощаетесь, ничего страшного. Честно говоря, я до самого последнего момента думал, что про «подругу» — это брехня. Что она хочет встретиться с каким-то мужиком. Поэтому ужасно удивился, когда выяснилось, что речь идет о некой Сингёдзи, с которой Мисао познакомилась, когда позвонила в телефонный клуб. У меня в голове не укладывалось, что такая классная девчонка, на которую все заглядываются, застенчива даже в общении с женщиной.

— Мисао имеет успех?

— Да у нее от поклонников отбоя нет! Только она никого к себе не подпускает, строит из себя недотрогу… Короче, мы встали у мотоцикла, вроде бы просто так, а сами приготовились ждать. Когда долго ждешь, начинаешь невольно следить за тем, что происходит вокруг, так ведь? И вот мы заметили, что чуть поодаль от нас какой-то мужчина, так же как и мы, смотрит на выходящих из здания. Лет сорока. В белой рубашке, в галстуке, пиджак закинут на плечо. Такой вот ничем не примечательный тип. В этот момент появляетесь вы. С вами была какая-то женщина. Не заметив нас, вы направились в сторону метро. Самый подходящий момент, чтобы окликнуть вас и разыграть случайную встречу. Но все получилось иначе.

И в самом деле, Эцуко не помнила, чтобы кто-нибудь ее в тот день окликнул на улице.

— Но почему?

— Мужчина, о котором я говорил, увидев вас, оживился. Очевидно, он тоже дожидался вас. И это не все. Он пошел за вами следом.

 

34

Эцуко сидела, обхватив руками колени. Она была в полной растерянности.

— Он действительно шел за мной?

— Никаких сомнений. Вы не знаете, кто это мог быть?

— Даже не представляю.

Андо вздохнул с заметным облегчением.

— Отлично. Значит, не ваш приятель.

— Если б это был мой приятель, он бы не стал за мной красться. Ему и правда около сорока?

— Да.

— Не старше? Случаем, не плешивый?

Наверно Ёсио, подумала она. Может, хотел подшутить. С него станется.

Но Андо тотчас разрушил ее гипотезу.

— Я хорошо его запомнил. Совсем не плешивый, худой, довольно красивый. Я, хоть лоб расшиби, таким никогда не стану.

Эцуко рассеянно помешивала соломинкой крем-соду. Не очень-то приятно, когда за тобой следят.

— Кто же это мог быть?

— Вот и Мисао сказала то же самое — кто же это такой? Тогда мы — стыдно признаться — пошли за вами.

— Вы тоже пошли за мной?

Андо почесал затылок.

— Да. Оставили мотоцикл и пошли пехом. Прохожих было много, несколько раз едва не потеряли вас из виду. Через какое-то время вы вместе со своей спутницей зашли в кафе. Не помните?

Эцуко задумалась. Это было месяц назад, сразу и не вспомнишь. Но, действительно, недалеко от станции метро есть кафе, куда служащие «Неверленда» нередко заходят выпить чашечку кофе.

— Может и заходила, — сказала она неуверенно.

— Все было именно так. Мужчина тоже зашел в кафе и сел у стойки с таким расчетом, чтобы вас видеть. Мисао забеспокоилась. «Странно, говорит, тебе не кажется? Если бы он был ее приятель, он бы ее окликнул». Я согласился. Тогда она говорит: «Я думаю, он один из тех, кто звонит в «Неверленд». Ему стало недостаточно телефонных разговоров, и он решил встретиться». Я возразил, что в таком случае, он бы сразу с вами заговорил. Но, сказать по правде, нам показалось, что мужчина и впрямь несколько раз порывался к вам обратиться. Но так и не решился. Только смотрел, не отрываясь, издали. Тут Мисао попросила меня сходить за мотоциклом. «Зачем?» — удивился я. Но она сказала, что хочет проследить, куда мужчина направится после. Не исключено, что сядет в машину, поэтому мотоцикл может пригодиться.

Андо заговорил оправдывающимся тоном:

— С ее стороны это не было пустым любопытством. Она беспокоилась за вас. Разве не странно, что какой-то человек за вами следит? Мисао решила выяснить, кто он такой.

— Я ее не осуждаю. Уверена, она руководствовалась именно этими соображениями.

Еще одно свидетельство того, с какой симпатией Мисао к ней относилась.

Эцуко, разумеется, не помнила, но по словам Андо, она провела почти сорок минут в кафе, после чего, купив пирожные, вышла на улицу. Затем, никуда не заходя, спустилась в метро…

— Подозрительный мужчина шел за вами до самого входа в метро. Но когда вы начали спускаться по лестнице, остановился и, казалось, о чем-то задумался, однако в конце концов последовал за вами. Мы пошли за ним.

— Он вас заметил?

— Нет. Вряд ли он мог предполагать, что кто-то за ним следит.

Как правило, возвращаясь с работы, Эцуко проходила через метро на примыкающую железнодорожную станцию «Токио». Оттуда по прямой идет скоростной поезд до ее дома.

Мужчина не стал далее преследовать Эцуко и перешел на кольцевую линию. Мисао и Андо сели с ним в один вагон и вышли в Синдзюку.

— Так куда же он направлялся?

Андо махнул рукой в сторону севера.

— Небольшая больница под названием Клиника Сакаки. Это все, что написано на табличке у входа. Расспросив местных жителей, мы выяснили, что клиника — психиатрическая.

Психиатрическая? Эцуко растерялась от избытка нахлынувшей информации.

— На этом ваша слежка закончилась?

— Нет, не совсем, — Андо утер пот. — Мисао была заинтригована тем, что мужчина отправился к психиатру. «Что с ним? — не унималась она. — Кто он такой?» Существует же такое предубеждение: стоит человеку обратиться к врачу-психиатру, его сразу начинают подозревать бог знает в чем. У моего папаши тоже был стресс, он отказывался ходить на работу. Врач, к которому он обратился, оказался очень хорошим человеком. Он говорил, что никто не застрахован от нервного расстройства, в этом случае надо непременно обращаться к психиатру, как мы обращаемся к обычному терапевту. Стыдиться нечего, да и не так страшно, как у зубного.

Андо смущенно рассмеялся.

— Начать с того, что на тот момент мы не знали об этом мужчине ничего, кроме того, что он вошел в клинику. Может, он сам был врачом. Через час он вышел. Мисао отнеслась ко всему очень серьезно и, не слушая моих возражений, заявила, что ни под каким видом не собирается отступать и пойдет следом.

Мужчина вышел к перекрестку и свернул направо. Он остановился перед баром, освещенным голубым неоновым светом. Толкнув дверь, вошел внутрь.

— На вывеске было написано «Ла Панса». С виду — обычный бар, в отдельно стоящем домике. Выждав некоторое время, мы решились зайти. Тесный зальчик. Стойка, вместо стульев — бочки из-под виски, все застлано табачным дымом. Посетителей кот наплакал, но нас выгнали. Подошел человек, который, вероятно, был хозяином заведения, пьяный в стельку, и заплетающимся языком заявил, что все места заказаны, обслуживаются только постоянные посетители, посторонним вход воспрещен.

— А мужчина, за которым вы следили?

— Его не было. Возможно, он скрылся в подсобном помещении, не знаю.

После этого Мисао и Андо, набравшись терпения, еще с час провели на улице, но мужчина так и не появился.

— Мисао была разочарована, но я убедил ее, что пора домой. К тому же, я бросил без присмотра мотоцикл у станции. В конце концов, она все-таки пошла со мной.

Пытаясь упорядочить только что услышанное и то, что ей было уже известно, Эцуко осторожно спросила:

— Как ты думаешь, Андо, она на этом успокоилась?

Тот покачал головой.

— Уверен, она продолжала доискиваться, что это за человек. Не исключено, что в ту же ночь, после того как я отвез ее домой, вернулась к «Ла Пансе».

— Она ничего тебе не говорила?

— Нет, с тех пор она не касалась этой темы.

Вот и все, что произошло четырнадцатого июля.

Но Мисао ни словом не обмолвилась ей об этом. Не сказала: «Я видела странного человека. Вы ничего о нем не знаете?» И разговоры с «Неверлендом» стали короче. Очевидно, Мисао хотела сохранить в тайне что-то важное, касающееся Эцуко.

— Но сам-то ты не спрашивал у Мисао, что было после?

— Спрашивал. «Ты все еще не успокоилась? Может быть, напрямую спросить у Сингёдзи?» Но она только рассмеялась: «Да я вообще об этом забыла».

— И ты поверил?

Андо вновь покачал головой.

— Но спустя какое-то время Мисао как будто повеселела. Стала не такой застенчивой что ли, более раскованной. Я был рад — и сделал вид, что поверил ее словам.

Мицуо опустил глаза. Затем выдавил:

— Я боялся, что она рассердится на меня.

— Не делай такое лицо, я тебя прекрасно понимаю. Можно еще один вопрос? Ты не слышал, чтобы Мисао произносила слово «уровень»? «Уровень» — с каким-нибудь порядковым номером?

Андо задумался. Потер пальцем под носом — дурная привычка.

В этот момент раздался голос хозяина кафе:

— Я слышал.

Эцуко резко повернулась в его сторону:

— Когда это было?

— Дай бог памяти… Не так давно. Недели две назад.

Хозяин махнул рукой в сторону игрового автомата, в который Юкари влезла чуть ли не вся целиком.

— Видите, у нас нет ничего, кроме этого старья. Вот я как-то и обмолвился, что хорошо бы установить что-нибудь поновее. Официантки, которые бредят компьютерными играми, начали трещать — давайте эту, давайте ту! Я в этом ни бельмеса, а Каибара слушала безучастно. Когда ее спросили, играет ли она в компьютерные игры, она ответила: «Я без ума от игры “Седьмой уровень”».

Значит, все-таки игра? — задумалась Эцуко. Тогда что означают слова — «Дойти до седьмого уровня. Безвозвратно?»

Она вспомнила разговор Мисао с Момоко.

«Я искала себя и нашла, иначе бы меня здесь не было».

— Андо, набросай-ка схему, расположение клиники и бара.

Пока он этим занимался, Эцуко оплатила счет и насилу оторвала Юкари от игрового автомата.

Все еще дуясь, Юкари спросила хозяина кафе:

— А что означает «пришельцы»?

— Человечки, прилетевшие из космоса.

Юкари засмеялась.

— Вы хотите сказать — инопланетяне?

— Госпожа Сингёдзи, — Андо закончил рисовать схему улиц, — я забыл добавить одну деталь. По поводу человека, который шел за вами.

— Что еще?

Андо соскочил со стула и прошелся, слегка прихрамывая.

— Он шел вот так.

 

35

Прежде всего Эцуко направилась в Клинику Сакаки. Здание клиники совершенно не вписывалось в невероятно скученный жилой квартал и сразу бросалось в глаза.

Было без двадцати четыре. Наверняка время приема. Эцуко, держа Юкари за руку, рассматривала здание, как вдруг парадная дверь открылась и кто-то вышел. Только подойдя ближе, Эцуко поняла, что этот кто-то — молодая женщина. Настолько она была тощей, все тело точно ссохлось. Ее лицо напоминало пересушенный, сморщенный чернослив.

Решив, что у женщины анарексия, Эцуко обратилась к ней с вопросом:

— Извините, вы лечитесь в этой клинике?

Женщина отпрянула и, видимо, только благодаря тому, что Эцуко была с ребенком, не бросилась бежать.

— Извините. Видите ли, я привела на прием ребенка. Первый раз, поэтому немного волнуюсь… Что здесь за врач?

Иссохшая женщина, придирчиво оглядев Эцуко и Юкари, раздраженно бросила:

— Врач неплохой.

— Вы меня успокоили, спасибо.

— Только учтите, без предварительной записи не принимает. Если вы в первый раз, необходимо рекомендательное письмо, — выпалила женщина, повернулась к ним спиной и быстро пошла прочь.

— А у доктора Сакаки, случайно, нога не повреждена? — крикнула Эцуко вдогонку.

— С чего вы взяли! — возмутилась женщина и чуть ли не бегом бросилась наутек.

Эцуко задумчиво переминалась с ноги на ногу, слыша, как ритмично поскрипывают носки ее туфель. Как подступиться?

— Юкари…

— Чего?

— Живот болит?

— Нет.

— Должен болеть. Ну-ка давай, прижми руки к животу.

Юкари удивленно посмотрела на мать, но тотчас захихикала.

— Да, ужасно болит. Накушалась холодного.

— Тогда пошли.

Актерское мастерство Юкари было безупречным. Эцуко схватила корчащуюся от якобы мучающей ее рези Юкари и вбежала в клинику.

Оказавшись внутри, она крикнула:

— У моей дочери внезапно схватило живот! Кто-нибудь, скорее, помогите!

Открылось стеклянное окошко, показалось лицо женщины. На груди белого халата висела табличка с именем «Андзай». Увидев стонущую Юкари, она разинула от удивления рот.

— Извините, можно показать ребенка врачу?

— К сожалению, у нас психиатрическая клиника.

Эцуко изобразила возмущение:

— Как это так? Разве при входе не написано просто — клиника?

— Вы правы, это так, но… — Андзай замялась. Заправив волосы за уши, она посмотрела на Юкари, присевшую на корточки.

— Тут недалеко есть поликлиника. Там оказывают неотложную помощь…

— Вы что, не видите, ребенок шагу ступить не может!

Старания Эцуко были вознаграждены. Отстранив Андзай, вышла круглолицая женщина.

— Подождите немного, — решительно сказала она. — Доктор Сакаки вас примет. У него как раз сейчас перерыв между приемом пациентов. Подождите здесь.

— Большое спасибо!

Эцуко, взяла Юкари на руки. Давненько она этого не делала. Ну и тяжесть!

Тотчас открылась центральная дверь, и круглолицая женщина провела их внутрь. На ее груди значилось «Футада».

Вошли в помещение, которое, видимо, служило приемной. Врач в белом халате стоял, придерживая открытую дверь в кабинет. Правильное лицо, еще нет и сорока. Элегантный галстук.

— Несите ее сюда, — врач вошел в кабинет.

На правую ногу он не хромал.

Обнимая приготовившуюся хныкать актрису, Эцуко проследовала за ним.

Комната напоминала не столько врачебный кабинет, сколько гостиную. Видимо с умыслом, здесь почти не было металлических и пластмассовых вещей, ассоциирующихся с офисом. Лишь маленький сейф для бумаг, ящик с картотекой, да многофункциональный телефон.

Все прочее — кресла и даже рабочий стол — дышало теплом и уютом. На широком окне были опущены жалюзи, но сквозь щели проникали лучи солнца.

Врач уложил Юкари на диван, обнажил живот и начал надавливать в разных местах. При этом он тихим, ласковым голосом расспрашивал, что она ела сегодня.

— Всего лишь переохлаждение, — констатировал врач, разгибаясь и велев Юкари закрыть живот. — Что вы хотите — сок гуавы, потом фраппэ и мороженое…

— Ах, как хорошо. А я уж перепугалась… — Эцуко прижала руки к груди, затем обратилась к Юкари: — Говорила же тебе, не лопай все подряд!

Юкари обиженно надулась. Врач рассмеялся.

— Дам вам лекарство, отлично помогающее от рези в животе. Самое обычное лекарство. Совсем не по нашему профилю.

— Простите. Мне сказали, что вы врач-психиатр. Не надо было вас беспокоить. Но вы так нам помогли!

Врач выдвинул ящик стола, вынул из аптечки баночку, вытряхнул на ладонь таблетку и протянул Юкари.

— За этой дверью — ванная, запей там.

Эцуко, улыбаясь, повернулась к врачу.

— Вы — доктор Сакаки?

— Да.

— Большое вам спасибо. Мы как раз проходили мимо вашей клиники, когда девочке внезапно стало плохо. Удивительно! Бывают же такие совпадения!

Видимо, не понимая, к чему она клонит, врач удивленно поднял брови. Вышел из-за стола и сделал шаг в сторону стула.

— Один мой знакомый раньше лечился у вас. Поэтому я о вас наслышана.

— Неужели? Кто же это?

— У вас так много пациентов, вряд ли вы помните его имя, — сказала Эцуко, преодолевая робость и глядя врачу прямо в глаза. — Ему за сорок, правая нога немного не в порядке.

Лицо врача пришло в движение.

Эцуко почувствовала себя игроком, ловко отбившим бейсбольный мяч. Ап!

— Не помните?

Врач, опершись руками о край стола и немного запрокинув голову, сделал вид, что пытается вспомнить. Он старался выглядеть непринужденным, но как актер в подметки не годился Юкари.

Странно, что он так резко отреагировал на упоминание о прихрамывающем человеке…

— Нет, что-то не могу припомнить… — сказал врач, растянув губы в улыбку. — Может он лечился у какого-нибудь другого Сакаки, это распространенная фамилия.

— Вы так думаете? Жаль.

Юкари вернулась из ванной.

— Доктор, простите, я воспользовалась вашим туалетом.

Врач, точно получив спасительный круг, повернулся к Юкари:

— Ничего страшного. Ну что, полегчало?

— Покакала и сразу все прошло.

— Фу, какая невоспитанная! Простите, доктор, — с ласковой улыбкой Эцуко привлекла Юкари к себе. — Не будем вас задерживать. Сколько я вам должна?

Точно желая как можно быстрее отделаться от Эцуко, доктор Сакаки замахал руками:

— Что вы, что вы! Это такие пустяки, не беспокойтесь.

Откланявшись, Эцуко взялась за ручку двери. Затем, будто ее только что осенило, обернулась.

— Ах да, вспомнила, еще одна моя знакомая пользовалась вашими услугами…

Врач нахмурился, на его лице читался вопрос: кто еще?

— Мисао Каибара, — сказала Эцуко, — семнадцатилетняя девушка.

Мяч, отбитый Эцуко, на этот раз вылетел аж на трибуну.

Врач побледнел. Стал нервно рыться в кармане халата. Достал пачку «Mild Seven» и блеснувшую позолотой зажигалку. Точно плохой актер, который закуривает сигарету, чтобы скрыть недостатки своей игры, доктор зажал фильтр зубами и щелкнул зажигалкой. Огонь никак не хотел зажигаться.

— Нет… не помню.

Все понятно. Эцуко вышла из кабинета.

Открыла окошко регистратуры. На этот раз в ней находилась одна Футада. Что-то писала, сидя за дальним столом.

— Госпожа Футада, большое спасибо, — обратилась к ней Эцуко.

Футада подошла, улыбаясь.

— Девочка, тебе лучше?

— Угу.

Эцуко, приблизив к ней голову, шепотом спросила:

— Извините, я была уверена, что мои знакомые лечились у доктора Сакаки, сболтнула, но, кажется, я ошиблась.

— Доктор на такое не обижается.

— Мужчина средних лет, прихрамывающий на правую ногу, и одна молодая девушка. Вы случайно их не запомнили?

Футада захлопала глазами:

— Даже и не знаю… — ответила она. — Может, и были такие пациенты. Молодые девушки у нас вообще не редкость…

И вдруг взмахнула ресницами, видимо, вспомнив:

— А что касается хромого человека — вчера один такой заходил. Но у него не было рекомендации, поэтому пришлось отказать.

Эцуко задумалась. Что это значит? Андо своими глазами видел, как этот человек входил сюда. Еще месяц назад. Почему же медсестра в регистратуре его не знает?

Ах, да! — сообразила она, была же суббота.

— В вашей клинике по субботам и воскресеньям выходной?

— Да.

Вот почему Футада не знает. Хромой пришел к доктору Сакаки в такой день, чтобы никто из служащих клиники не узнал об этом.

А вчера — всего лишь вчера — явился, притворившись больным…

— Он был один?

— Нет, с молодым человеком. Такой красавчик!

Что все это значит?

Эта Футада не производила впечатления бдительной грымзы. Эцуко решила рискнуть и, пока не вернулась вторая медсестра, еще немного ее расспросить.

— У вас есть палаты для стационарных больных? Все никак не могу поверить, что я обозналась. Мне кажется, мой знакомый лечился именно у доктора Сакаки. Он был госпитализирован.

Футада всплеснула руками.

— Ну тогда вы точно обознались. Мы практически не держим у себя больных. Только в исключительных случаях.

— Да?.. Неужели? Странно, такое вместительное здание…

— Это потому, что доктор здесь живет. Впрочем, его семья живет отдельно.

У Футады развязался язык. Вероятно из-за того, что Эцуко была с Юкари. Как можно заподозрить в дурных намерениях мамашу с ребенком!

— Но возвращаясь к прежнему разговору, вы правда не знаете? Молодая девушка. Очень красивая, зовут — Мисао Каибара.

Немного подумав, медсестра покачала головой.

— Не помню. Сейчас среди наших «особых» пациентов, кажется, есть молодая девушка, но говорят, она дочь знакомых доктора.

У Эцуко перехватило дыхание. Она крепко схватила за руку стоящую рядом Юкари.

— Вы ее видели?

Наконец-то у Футады зародились подозрения.

— Почему вы об этом спрашиваете?

В это время Юкари закричала:

— Мама!

Обернулась — прямо перед ней стояла медсестра. Стояла, перегородив путь к выходу.

— Кто вы? — строго спросила она. Чистая, как стена, надраенная мочалкой с порошком, холодная, с узкими губами, прямыми, как лезвия бритвы.

— Ах, простите. Заболталась.

Эцуко начала отступать, как вдруг Юкари громко заплакала:

— Мама, мама! Пойдем домой! Ненавижу больницы! Здесь делают уколы!

Эцуко отстранила медсестру.

— Да, дорогая, пойдем домой. Извините, что вас побеспокоила!

Выскочили наружу. Пройдя несколько шагов, остановилась. Никто их не преследовал.

Эцуко посмотрела вверх на окна клиники. На некоторых были опущены жалюзи, другие распахнуты настежь.

Эцуко понизила голос:

— Юкари, одна, последняя просьба.

— Что теперь?

— Покапризничай! Чтобы мама рассердилась. Хорошо?

Едва поняв, что от нее требуется, Юкари принялась ломать комедию.

— Ты же обещала сводить меня на фестиваль мультфильмов! Сказала, что мы увидим Дораэмо-на! Мама — обманщица!

— Тебе нельзя, у тебя болит живот!

Эцуко старалась кричать как можно громче. Набрав воздух в легкие, повернувшись вполоборота к зданию клиники, собрав волю в кулак, завопила:

— Мисао! Что ты себе позволяешь!

Получилось довольно громко. Прохожие оборачивались.

— Дрянная девчонка!

— Знать не хочу никакой Мисао!

— Мисао для меня умерла!

— Будешь дерзить, брошу на улице! Мисао!

Повторяя «Мисао, Мисао», Эцуко поглядывала в сторону клиники. Если Мисао там, она наверняка услышит. Услышь меня, дай мне знак, Мисао!..

В этот момент жалюзи в крайнем окне на четвертом этаже слегка задвигались. Показался человеческий глаз. Кончик пальца.

Мисао?

Открылась парадная дверь, выбежала строгая медсестра. Резко схватила Эцуко за руку. Эцуко, не уступая, стряхнула ее руку.

— Что вы делаете?

— Не видите, ребенок не слушается!

Точно получив знак, Юкари прекратила комедию и бросилась бежать. Эцуко устремилась за ней. Пересекли автостоянку и оказались на улице. Эцуко нагнала Юкари, и они побежали, держась за руки.

Остановились только, когда выбежали на людную улицу и впереди замаячил универмаг, возвышающийся над вокзалом «Синдзюку». Обе истекали потом.

— Ну, мама, ты даешь! — проговорила восхищенно Юкари.

— Давай позвоним деду.

По-мужски, тыльной стороной руки вытирая потный лоб, Эцуко объявила:

— Я выведу их на чистую воду! Я уверена, Мисао — там.

Юкари подбежала к телефонной будке.

— Если надо устроить засаду, дед — профи. Или — уже бывший профи?

 

36

Бывших профессионалов не бывает.

Работа шофера в редакции газеты не ограничивается обязанностью перевозить корреспондентов. Порой приходится участвовать в слежке, сидеть в засаде. Ёсио занимался этим на протяжении сорока лет.

Выслушав Эцуко и Юкари, он немедленно приступил к разработке плана действий. Выглядел он совершенно спокойным. Только громкий голос, как обычно, выдавал внутреннее волнение.

— Нечего думать о том, чтобы пробраться в клинику в дневное время. Я буду караулить возле здания до наступления темноты, а вы тем временем переоденьтесь, подкрепитесь и подготовьте машину. Залейте полный бак.

— Зачем?

— Не исключено, что после вашего визита, те, кто удерживают Мисао, решат переместить ее в другое место. В этом случае возможны два варианта — либо они постараются сделать это как можно быстрее, чтобы упредить действия с нашей стороны, либо дождутся ночи.

Однако все те часы, что Ёсио вел наблюдение, бродя поблизости от Клиники Сакаки, было тихо. И жалюзи на окне оставались неподвижны.

Тем временем Эцуко заправила машину и припарковала ее возле жилого дома по соседству с клиникой, так чтобы в случае необходимости можно было отъехать без задержки.

Юкари немного поспала, устроившись на заднем сидении. Эцуко тоже передохнула в машине около часа. Купила в ближайшем магазине одежду для себя и Юкари. Переоделась в майку и штаны. Собрала волосы в пучок и закрепила на затылке. Она была уверена, что с новой прической и в новой одежде люди из клиники, видевшие ее только мельком, вряд ли узнают ее издалека.

Покончив с этим, она посменно с Ёсио стала вести наблюдение за клиникой.

Время шло, но все оставалось по-прежнему. К вечеру улицу заполнили женщины, нагруженные сумками, с наступлением сумерек их вытеснили мужчины в костюмах, возвращающиеся с работы домой.

В Клинике Сакаки все было тихо, никто не входил и не выходил.

В десять часов погас свет над парадным входом. Ёсио и Эцуко продолжали наблюдение, прячась за электрическим столбом, делая вид, что звонят по телефону из табачной лавки, бродя по улице взад и вперед. Десять тридцать, одиннадцать, одиннадцать двадцать…

И вдруг…

Первой заметила Эцуко.

Невольно схватилась рукой за ворот майки. Подала знак Ёсио, затаившемуся на противоположной стороне улицы.

К ним приближался человек, слегка прихрамывая на правую ногу. Высокий, худой, он при свете фонаря отбрасывал длинную тень.

Заметив знак Эцуко, Ёсио сосредоточил на нем все свое внимание. Тот, разумеется, его не заметил. Он шел слегка ссутулившись, глядя себе под ноги.

Ёсио пригнулся.

Прихрамывающий человек ступил на площадку перед клиникой.

И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Ёсио выбежал из своего укрытия и бросился идущему наперерез. Человек поднял глаза, увидел Ёсио и застыл в изумлении.

Ёсио схватил его за грудки. Под тяжестью маленького, плотного Ёсио человек накренился вперед. Эцуко пересекла улицу и подбежала к ним. Ей почудилось, что Ёсио собирается ударить незнакомца.

Но Ёсио не ударил. Вцепившись в мужчину, он потащил его в боковой переулок. И откуда только взялась такая силища!

Они двигались молча и остановились, лишь зайдя вглубь переулка. Эцуко, следовавшая за ними, крикнула:

— Отец! Что происходит?

Только тогда Ёсио разжал руки, сжимавшие воротник незнакомца.

Ёсио смотрел на человека, точно буравя его взглядом. Тот поправил воротник, взглянул на Ёсио, потом на Эцуко.

Незнакомое лицо. Ни разу его не встречала. Единственное, что не вызывает сомнений — Андо был точен в своем описании.

Вновь взглянув на Ёсио, человек, на лице которого выражалось непритворное удивление, сказал:

— Сингёдзи?..

Эцуко застыла на месте.

— Давненько не виделись, — медленно проговорил Ёсио. — Считай, больше десяти лет. Не забыл меня?

Выражение лица человека стало беспомощным. Как у ребенка, которого погладили по головке.

— Как я мог забыть? — сказал он.

Ёсио повернулся к Эцуко.

— Такао Саэгуса. Мой давний знакомый.

Человек не посмотрел в сторону Эцуко. Стоял, переминаясь, глядя себе под ноги, но наконец, точно приняв какое-то решение, вскинул голову.

— Госпожа Сингёдзи, что вы здесь делаете в такой поздний час? Вот уж не ожидал!

На этот раз он прямо смотрел на Эцуко.

— Уж не пришли ли вы за Мисао Каибарой?

Ёсио пихнул Саэгусу в машину Эцуко.

— Рассказывай. Что происходит? Откуда ты знаешь Мисао Каибару?

Саэгуса не отрываясь смотрел на Ёсио, точно не замечая пожиравших его глазами Эцуко и Юкари. Чувствовалось, что он напряженно о чем-то размышляет.

— Сейчас нет времени на подробный рассказ. Поймите.

— Откуда ты знаешь Мисао? Что ты собираешься делать?

Саэгуса энергично потряс головой.

— Не могу сказать. Сейчас — нельзя.

— Мисао находится в клинике? — спросила Эцуко.

Саэгуса, не поднимая глаз, кивнул.

— Почему ее там держат? За что? В чем она провинилась?

Саэгуса пригладил растрепавшиеся волосы.

— Ни в чем не провинилась. Девочка вляпалась случайно. Ненароком оказалась втянута во все это.

— Втянута? Во что?

— В план, который осуществляем мы с друзьями. Она не входила в наши расчеты.

— Это произошло из-за того, что она следила за вами?

Саэгуса вздрогнул, точно Эцуко застигла его врасплох.

— Откуда вы знаете?

— Не скажу, если не расскажете о Мисао.

— Господин Сингёдзи… — Саэгуса повернулся к Ёсио, точно ища у него поддержки. — Прошу вас. Сделайте то, о чем я вас попрошу. Первое — вы должны немедленно уехать отсюда. Второе — не вмешивайтесь в происходящее. Даю вам слово, Мисао ничто не угрожает. Завтра же она будет на свободе. Завтра все закончится. Сейчас ее держат в больничной палате, но она в безопасности. Так было задумано. Третье — больше ни о чем не спрашивайте. Договорились?

— Почему это завтра? — огрызнулась Эцуко. — Отпустите ее немедленно!

— Сейчас нельзя. Это только создаст лишние проблемы. И она, наоборот, окажется в опасности.

Тут вмешался Ёсио:

— Эцуко их сегодня растревожила. Вполне вероятно, они вывезут ее из клиники и спрячут в более надежном месте. К тому же, есть у тебя гарантии, что ты сможешь ее спасти?

Саэгуса вздохнул.

— Все будет в порядке. Пожалуйста, доверьтесь мне. Не могу же я бросить на произвол судьбы подругу Эцуко!..

На сей раз уже Ёсио опустил глаза.

— Доверьтесь мне, — повторил Саэгуса.

Ёсио мельком взглянул на Эцуко. Его взгляд говорил — я беру ответственность на себя.

— Хорошо, Саэгуса, я понял. Сделаем так, как ты говоришь.

— Отец?!

— Дед?!

Ёсио удержал рукой Эцуко и Юкари.

— Все в порядке. Ему можно доверять. Не волнуйтесь. Только, Саэгуса, одно условие. Ты говоришь, что сможешь спасти Мисао, даже если ее перевезут в другое место. Значит, другое место уже известно?

— Есть только одно место.

— Вот как? Тогда, будь добр, скажи мне, где оно.

Придвинувшись к Саэгусе, Ёсио шепотом спросил:

— Сейчас ты направляешься в Клинику Сакаки?

Саэгуса кивнул.

— Если ты поймешь, что Мисао собираются переместить туда, куда ты думаешь, дай знак. Например, дважды зажги свет над входом. Сможешь?

— Зачем вам это? Что вы собираетесь делать?

— Мы будем ждать Мисао там. Завтра, освободив ее, ты передашь ее нам. Мы будем ждать в этой машине, так что ты сразу поймешь, что это мы.

Саэгуса глухо взмолился:

— Вы не должны вмешиваться в это дело!

— Мы уже вмешались, — сказала Эцуко.

Некоторое время Саэгуса раздумывал, глядя в окно. Наконец, устало вздохнув, сказал:

— Ладно. Сделаю, будь по-вашему.

После этого написал в блокноте, который ему протянул Ёсио, адрес того единственного места, куда могли перевезти Мисао.

Отдав блокнот Ёсио, Саэгуса еще раз повторил:

— Прошу вас, не нарушайте нашего уговора. Потерпите до завтра. Что бы ни случилось, не вмешивайтесь.

Когда он вылезал из машины, Ёсио спросил напоследок:

— Что ты задумал?

Мгновение поколебавшись, Саэгуса ответил:

— Кровь за кровь. Открываю охоту на врага.

Он сдержал обещание. Фонарь над входом в клинику дважды мигнул.

Заметив знак, Ёсио поторопил Эцуко:

— Надо заехать домой и собраться. Путь предстоит неблизкий. Полуостров Босо.

— Где именно?

— Клиника Катадо.

— Папа, почему ты так легко доверился этому человеку?

Ёсио едва заметно улыбнулся.

— Расскажу, когда приедем в Катадо. Это долгая история.