— Думаю, мы воспользуемся вторым кабинетом для допросов. Там хоть и тесновато, зато гораздо светлее, чем в первом, где окна выходят на северо-восток, — сказала Тикако Исидзу, обгоняя их на лестнице.

Такегами и Токунага последовали за ней, сгибаясь под тяжестью папок с документами по делу.

— К тому же во втором кабинете недавно повесили новое двустороннее зеркало, — заметил Токунага, поравнявшись с Такегами. — В прошлом месяце кто-то грохнул по нему стулом и разбил вдребезги. Хотел бы я знать, кого это там допрашивали?

Второй кабинет находился в конце длинного извилистого коридора. Здание полицейского участка в Сибуе было сравнительно новым, но освещение установили отвратительное, так что во всех помещениях царил полумрак. Только неоновая надпись «Выход» в конце коридора ярко светилась даже в дневное время.

На скамейке у кабинета сидел Синго Акидзу, молодой сотрудник из четвертого подразделения, высокий крепкий парень. Такегами был с ним на дружеской ноге. При виде коллег Синго поднялся со скамейки и, ухмыльнувшись, приветствовал их. Под мышкой у него была пачка документов, свернутых в трубочку.

— Вот, принес последние сводки. Слышал, вы тут затеваете какую-то игру?

— Игру? Да я бы не сказал.

— Не делай такое умное лицо, Гами, тебе не идет. А ты почему со мной не здороваешься, Токумацу?

Токунага терпеть не мог, когда его так называли. Ему очень не нравилось его имя Мацуо: с его точки зрения, оно звучало некрасиво и как-то старомодно. Но ему же не пятьдесят лет! Такое дурацкое имя никак не вязалось с его имиджем светского льва, поэтому он предпочитал, чтобы все обращались к нему по фамилии. Акидзу знал об этом и никогда не упускал возможности поглумиться над коллегой.

— Если честно, я думал, ты уже давно перешел работать в «Орион фудс», — парировал Токунага. — Кажется, ты был без ума от тамошней администраторши?

— Она не в моем вкусе. Миленькая мордашка — это ведь еще не все. Мне нравятся высокие и стройные, а не такие коротышки. Вот тебе бы она отлично подошла, друг мой Токумацу. Мне кажется, вы были бы идеальной парой — этакое семейство пупсов! Прямо вижу вас вместе, попивающими чай из игрушечных чашечек!

Акидзу был здоровяк под два метра ростом, и Токунага, при своих метре шестидесяти, едва доставал ему до плеча. Небольшой рост, так же как и имя, усугублял его комплексы. Акидзу же больше всего на свете любил наступать всем подряд на больные мозоли.

Такегами отмахнулся от наглеца.

— Эй, парни, хватит языками чесать! — смеясь, прервала их перепалку Тикако и распахнула дверь в кабинет.

Акидзу тут же обернулся к ней и церемонно поприветствовал:

— Здравствуйте! Тикако Исидзу, если я не ошибаюсь? Меня зовут Синго Акидзу, я любимый ученик Гами.

— Вот это новость! — удивился Такегами. — Когда это я, интересно, взял тебя в ученики? И с чего это ты вдруг решил посвятить себя делопроизводству?

— Если я им займусь, ты ведь непременно возьмешь надо мной шефство?

— Ни за что на свете! Безмозглым разгильдяям вроде тебя такую важную работу доверять нельзя.

— Ну дела! — Акидзу свернул в трубочку бумаги, которые держал в правой руке, и, придуриваясь, постучал ими по голове. — Никто меня, несчастного тупицу, не любит! Как говорится, простите за назойливость. На самом деле я всего лишь хотел иметь честь быть представленным даме сердца Такегами, о которой он грезит с незапамятных времен своей юности. Я ведь прав, детектив Исидзу?

Удивленная, Тикако уставилась на него:

— Это вы обо мне?

— А то о ком?

Такегами оборвал Акидзу:

— Знаешь что, Токунага, возьми-ка ты метлу и вымети отсюда этого слабоумного переростка. Жаль терять время на болтовню с этим кретином.

— Слышал, кретин? — приободрился Токунага. — Детектив Исидзу, не подскажете, где тут у вас метла, чтобы я мог выполнить распоряжение?

— Посмотрим, слабак, хватит ли у тебя духу меня хоть пальцем тронуть, — огрызнулся Акидзу. Потом вновь обратился к Тикако: — Когда у вас будет время, давайте где-нибудь посидим, и вы мне расскажете, каким был Гами в молодости и как вам с ним работалось. Мне до ужаса интересно!

— Я не против. К чему только вам слушать воспоминания такой никчемной старухи, как я?

— Ах, ну что вы, я сгораю от любопытства. Надеюсь, вы выполните обещание. Пока, слабак! Не вздумай обделаться от страха и не путайся у Гами под ногами, усек?

Акидзу развернулся и неторопливо зашагал по коридору. Токунага глядел ему вслед и буквально кипел от злости. Лишь когда Тикако позвала его, он опомнился и поспешил в кабинет.

Скрестив руки на груди, Такегами стоял у окна. Внизу находилась полицейская парковка, а за ней, на другой стороне узкой улицы с односторонним движением, стояло несколько старых зданий, в которых, видимо, размещались какие-то офисы. Голубое небо было подернуто легкой облачной дымкой. Весенний ветер доносил шум моторов и гудки автомобилей с центральной магистрали района Сибуя, проходившей буквально за поворотом.

Такегами обернулся. Левая стена кабинета была совсем голой, а в противоположную недавно вмонтировали новое двустороннее зеркало. Полицейский подошел полюбоваться на него и, сам не зная зачем, коснулся стекла рукой.

Посреди комнаты стоял письменный стол, по обе стороны от него — два железных стула. Еще один стол, поменьше, размещался у окна — он предназначался для полицейского стенографиста. На стене висел телефонный аппарат для связи с соседним помещением. Больше ничего в кабинете не было. В общем, все это очень походило на те камеры для допросов, которые обычно показывают в фильмах про полицейских. Для полноты антуража не хватало разве что дешевой алюминиевой пепельницы да еще лампы, свет которой полагалось направлять в лицо подозреваемому.

Такегами сел за стол. Ножка стула противно скрежетнула по полу.

— Давно таким не занимался? — спросила Тикако. Она все еще стояла у двери.

— Дай бог памяти… Уже лет десять, а может, и больше.

— Значит, тебя назначили делопроизводителем сразу после того случая?

— Может, оно и к лучшему. Мне не на что жаловаться.

Токунага подошел к столу у окна и стал раскладывать бланки для стенограмм.

— Лично я таким уже точно много раз занимался, — пошутил он.

— Вот и отлично, — сказал Такегами.

— Особых указаний не будет?

— Нет, работай как обычно.

— Хорошо. Просто решил уточнить на всякий случай. Кстати, вам пепельница не нужна?

— Пока нет. Можно будет попросить принести ее позже — так мы сможем выиграть время, если понадобится.

— Отличная мысль! — воскликнул Токунага и восторженно всплеснул руками.

Его изящные жесты и изысканные манеры действительно в полицейском участке иногда казались не совсем уместными, и наглецы вроде Акидзу постоянно передразнивали и поддевали бедолагу по поводу и без.

Будто сговорившись, Такегами и Тикако одновременно посмотрели на часы. 14:10.

— Пожалуй, мне пора в приемную, — сказала Тикако.

— Конечно иди. Она там одна?

— Нет, с матерью. Я попрошу госпожу Токорода подождать в другом кабинете.

Такегами одобрительно кивнул:

— Хорошо. Но если девушка будет настаивать на том, чтобы мать пошла с ней, думаю, не стоит ей препятствовать.

— Я почти уверена, что этого не произойдет.

Моментально уловив подоплеку, Такегами удивленно посмотрел на Тикако. Та подтвердила его догадку:

— Харуэ Токорода и ее дочь Казуми не слишком ладят. Сегодня Казуми хотела прийти одна, но мать не отпустила ее и настояла на том, чтобы они явились в участок вместе. Казуми считает, что ее мать постоянно путается под ногами и лезет не в свои дела. Может, проблема в подростковом кризисе, который сейчас переживает девочка.

— Моя дочь лет с десяти мечтает от меня отделаться. Помню, когда она еще училась в школе, каждый вечер, вернувшись домой с работы, я слышал от нее один и тот же вопрос: «Пап, неужели ты собираешься ночевать дома? Может, сходишь куда-нибудь?» Видимо, от меня нынче требуется только вовремя оплачивать счета — в остальных отношениях во мне больше не особо нуждаются.

Тикако расхохоталась.

— Капитан Симодзима говорит про своего сына то же самое, — развеселившись, сказал Токунага.

— Вашей дочери сейчас уже, должно быть, около двадцати? — спросила Тикако.

— Да, в прошлом году мы отметили ее совершеннолетие. Недавно она поступила в колледж и теперь жутко задается.

Поохав над тем, как быстро растут дети, и вспомнив, какой милой малюткой была эта девочка в раннем возрасте, Тикако в конце концов отправилась выполнять свои обязанности. Такегами разложил на столе необходимые документы, потом достал из нагрудного кармана очки и водрузил их на нос.

Токунага удивленно воззрился на него:

— Я не знал, что вы пользуетесь очками!

— Только вчера купил.

— Нельзя покупать готовые очки — надо сперва проверить зрение, а потом сделать их на заказ.

— Вообще-то, они мне не нужны, я и так прекрасно вижу. — Заметив недоумение Токунаги, Такегами торопливо добавил: — Не думай, что я оправдываюсь. У меня действительно все нормально с глазами. Мне просто показалось, что для такого случая, как сегодня, мне понадобятся очки: в них будет удобнее.

Токунага на минуту задумался, потом спросил:

— Думаете, если вы будете в очках, она не сможет видеть вас насквозь?

— Что-то вроде этого.

— Считаю, вам не о чем беспокоиться.

— Очень на это надеюсь.

Зазвонил телефон.

— Она уже здесь, — сказал Такегами.

От кого: Казуми

Кому: Минору

Тема: Ненавижу себя

я ничего не понимаю, и мне надоело пытаться понять, что со мной.

минору, неужели в этой жизни тебя ничего не беспокоит? я схожу с ума по любому поводу. ну, например, меня волнует вопрос, кому я нужна? любит ли меня хоть кто-нибудь? иногда мне кажется, что я совсем одна. моя жизнь настолько бессмысленна, что если я завтра бесследно исчезну, боюсь, никто из моих друзей этого не заметит. будут ли они скучать по мне? думаю, нет, — они быстро найдут мне замену и вскоре про меня забудут. ты ведь тоже про меня забудешь? даже родители ничуть не лучше остальных: зря говорят, что они всегда любят детей просто за то, что те есть, — это полная чушь. кому нужен ребенок, от которого одни неприятности? уж лучше тогда вообще не иметь детей. наверняка мои родители хотели совсем не такую дочь, как я. мне кажется, их давно мучает вопрос, чем они так провинились и почему у них родилась именно я.

От кого: Папа

Кому: Казуми

Тема: Успокойся

Минору попросил меня написать тебе, потому что ты слишком расстроена и обеспокоена. Казуми, мы с Мамой любим тебя и гордимся тобой. Ты очень хорошая дочь.