1

В тот день я дежурил и допоздна засиделся в пресс-клубе префектурального управления полиции. Компания подобралась довольно многолюдная — репортеры из разных газет. Чтобы скоротать время, все резались по маленькой в маджан, я же сидел поодаль, развалясь на диване, и лениво смотрел на телеэкран., Шел заграничный боевик про какого-то сыщика, который, по-моему, ничего не умел, кроме как ухлестывать за бабами.

Я уже начинал клевать носом, когда меня окликнул Нацумура из газеты «В». — пожаловаться на моего коллегу Нино, который, похоже, собрался выйти из игры.

— Слушай, всыпь как следует своему подчиненному. Ерзал-ерзал на стуле, и вдруг оказывается, что у него свиданка! Так у нас не делают — сам напросился в партнеры, а теперь в кусты.

Я взглянул на Нино. Парень совсем еще молодой, всего второй год в газете. Мне вдруг показалось, что он здорово смахивает на того нахального сыщика из фильма.

— Да нет, я не на свидание… — начал было оправдываться он, но Нацумура ехидно спросил:

— А с кем это ты сейчас по телефону ворковал? Нино покраснел.

Я со вздохом поднялся с дивана и сел на освободившийся стул. Судя по записи, Нино был в выигрыше — то-то Нацумура так разоряется. Сам он, как сорвет куш, сразу встает из-за стола, но зато если продувается, то отыгрывается до последнего.

— Ладно, — сказал я. — Пусть идет. Я за него доиграю.

Нино обрадованно поблагодарил и заявил, что оставляет весь выигрыш мне.

— Не болтай ерунды, — отмахнулся я. — Иди куда шел.

Его тут же как ветром сдуло. Встряхивая кости, Нацумура хмыкнул:

— А я гадаю, чего это он тут застрял? Вроде дежурство не его. Я взглянул на часы. Десятый час. До сдачи номера еще три часа.

Если за это время ничего интересного не произойдет, мы все разойдемся по своим редакциям и будем коротать бессонную ночь в духоте и тоскливом одиночестве.

Такой жизнью я живу уже десять лет. Прошли времена, когда свидания значили для меня так много, как теперь для Нино. Не знаю, радоваться этому или огорчаться, но факт остается фактом: юность прошла и ее, увы, не вернешь.

— Ну, поехали, — объявил Нацумура, и игра началась.

Минут тридцать я сражался с переменным успехом, потом вдруг зазвонил телефон. У каждой газеты в пресс-клубе есть свой стол с собственным телефоном, но это звонил общий.

— Черт бы их всех подрал, — ругнулся кто-то. — Ночь скоро, а все звонят.

— Да ну его, давайте играть, — пробурчал другой, но я встал и подошел к трезвонившему аппарату. Честно говоря, просто у меня неплохо легли кости, и надо было потянуть время, чтобы сосредоточиться.

— Алло, алло, — зашептал в трубке голос Нино.

— Ну, чего тебе?

— Это вы? Отлично! — взволнованно зачастил он. — В отеле «С», это около парка Ямасита, убийство. Слышите?

Я сразу почувствовал спиной обращенные на меня взгляды партнеров по маджану.

— Приезжайте скорее! — повысил голос Нино.

— Не могу, мы с ребятами играем в маджан.

— Но ведь убийство же!

— Подумаешь. Маджан важнее… Понял?

Мне, конечно, было уже не до маджана, но я понимал, что у Нацумуры и прочих ушки на макушке. Мое дело — задержать всю компанию здесь, чтобы Нино тем временем спокойно, без конкурентов собрал весь материал. Однако парень ни черта не понял — зелен еще. Он обиженно воскликнул:

— Да вы знаете, кого убили? Йоко Минэ! Ту самую, актрису! Он так трагически это произнес, словно по меньшей мере настал конец света.

— Это еще кто такая? — нарочито небрежным голосом спросил я. Нино прямо задохнулся от изумления и, запинаясь, вымолвил:

— Вы… не знаете… Йоко Минэ?

Господи, ну конечно же, я знаю Йоко Минэ — кто ее не знает, — но я чувствовал, что репортерская братия прислушивается к затянувшемуся разговору все с большим интересом. Пора кончать, подумал я, иначе они почуют неладное. Что делать, такой уж наш журналистский хлеб — каждый подозревает соседа: вдруг тот принес для своей газеты нечто сногсшибательное. А чересчур долгий разговор по телефону для профессионала всегда подозрителен.

— Ладно, жди, — буркнул я и повесил трубку.

Я сел как ни в чем не бывало за стол, и Нацумура с деланной небрежностью спросил:. — С кем это ты там?

— А, ерунда, — махнул я рукой. — Из редакции позвонили, говорят, рассыльный из бара принес счет за месяц для оплаты. Ничего, подождет.

— Понятно.

— Ну ладно, чей черед?

Неудивительно, что я в два счета все спустил: сидел как на иголках.

— Я в туалет, — сказал Нацумура, поднимаясь из-за стола. Однако от моего внимания не ускользнуло, что возле двери он как бы между прочим сдернул с вешалки свой плащ. Я заявил, что мне тоже приспичило, и поспешил к выходу. Можно было не сомневаться, что Нацумура понесся к дежурному по городу: писать этот тип не умеет, но нюх у него дай боже.

 

2

До отеля «С.» было рукой подать — минут пять быстрым шагом. У входа стояли два полицейских автомобиля, бригада уже прибыла. Я проник в вестибюль через боковой подъезд. Там толпился народ, и, сколько служащие ни уговаривали зевак разойтись, никто не трогался с места.

Подойдя к портье, я доверительно спросил:

— Скажите, где начальник выездной бригады Кусимото?

— Там, на пятом. Где ж еще?

Я вежливо поблагодарил и шагнул к лифтам, однако лифтер стоял насмерть и все талдычил, что ему велели пускать только постояльцев, которые предъявят ключ от номера. Пришлось топать на пятый этаж пешком, благо я знал, где у них запасная лестница.

Когда я наконец вскарабкался наверх, ноги были прямо чугунные. Большое все-таки спасибо тому, кто изобрел лифт, — жаль, не знаю, как его звали.

Здесь в коридоре тоже скопилась толпа — очевидно, постояльцы. Я вклинился между спинами и потихоньку пробрался вперед.

У двери номера 515 плечом к плечу стояли полицейский и коридорный: первый невозмутимо смотрел в пространство, второй нервно переминался с ноги на ногу. Моего Нино что-то не было видно. Не теряя времени даром, я подошел к полицейскому и деловито сказал:

— Я из управления. Комиссар там?

— Так точно.

— Отлично.

Начальственным жестом я распахнул дверь. Полицейский лихо взял под козырек.

В прихожей у самой двери валялся коробок спичек. Я присел на корточки и прочитал на этикетке: «Кафе «Адонис». Подбирать, конечно не стал.

Возле дивана, стоявшего перед окном, столпились несколько мужчин. Коротышка Кусимото тоже был там — он как раз разглядывал что-то на руке женщины в красном платье, безжизненно раскинувшейся на софе.

Очевидно, я угодил к первичному осмотру тела. Машинально я взглянул на часы: ровно десять. Насколько можно было судить на первый взгляд, с момента убийства не прошло и часа.

Кусимото взглянул на меня и недовольно скривился. Дело в том, что в этот самый момент он так низко склонился над рукой убитой, словно собирался впиться в нее страстным поцелуем, и, очевидно, счел, что не подобает быть застигнутым в столь двусмысленной позе представителем прессы.

— Опять вы! — простонал он. — Как вы сюда пролезли?

Тут меня заметили и остальные. Один из инспекторов подлетел ко мне, и я моментально оказался в коридоре, а пропустивший меня полицейский получил нагоняй.

— Да он не виноват, — начал было я, но в это время сквозь толпу зевак протиснулся Нино. Его лицо блестело от пота. Дрожащим от возбуждения голосом он поблагодарил меня за оперативность и потащил к лифту.

— Ну как, сообщил в редакцию? — спросил я.

— Собирался, но нашлось дело поважнее. Я говорил с секретаршей Йоко Минэ.

— Да что ты? Как это тебе удалось?

— Понимаете, тут на втором этаже находится контора импресарио Йоко, называется «Звезда». Из пресс-клуба я отправился туда, у меня было назначено свидание с одной девушкой… Короче говоря, эта девушка и есть секретарша Йоко Минэ.

Он говорил так сбивчиво, что я поначалу ничего не мог понять, однако слушал его не перебивая. Ясно было одно: Нино не стал бы так волноваться только из-за того, что по случайности оказался в отеле в момент убийства. В общем, если суммировать все, что он мне рассказал, и добавить то, о чем я узнал от него позже, картина выходила следующая.

С неделю назад Нино познакомился с девушкой по имени Томоко Кураи. Он сидел один в ночном клубе, и она подошла к нему и пригласила потанцевать. Затем они вместе спустились в бар, где Нино заказал коктейль, а она — джин. Томоко изящно провела по шейке надушенным платочком, и, вдохнув, чудесный аромат, Нино вдруг смутился и поспешно отвел глаза от ее низко вырезанного декольте.

Выглядела она лет на двадцать пять, то есть была его ровесницей, а, как известно, женщина всегда выглядит более зрелой, чем мужчина того же возраста.

Томоко кокетливо посмотрела на своего кавалера и спросила:

— Ты мне завтра позвонишь?

— Конечно.

Она написала на листочке номер телефона и добавила:

— В шесть часов, ладно?

Судя по номеру, это было где-то в районе порта, там есть и деловые кварталы, и жилые, причем весьма фешенебельные.

— Это домашний? — спросил Нино.

— Нет, служебный.

— Так ты работаешь?

— Послушай, я ведь не выспрашиваю у тебя, кто ты и что.

— Пожалуйста. Я…

— Стоп. Давай обойдемся без вопросов и ответов. По-моему, так будет романтичнее. Не считаешь?

— Пожалуй. Согласен.

На прощанье Томоко еще раз попросила его позвонить завтра в шесть.

Нино долго ломал голову, кем может быть его новая знакомая. Судя по одежде, она не из обычного учреждения или фирмы. Разве что из модного ателье или чего-нибудь в этом роде.

На следующий день, не особенно надеясь на успех, он позвонил по написанному на листке телефону. Томоко взяла трубку сама и обрадо-ванно воскликнула:

— Здорово, что ты позвонил! Я, честно говоря, даже не ждала.

— Почему?

— Мужчины так часто меня обманывали. И потом, я ведь вчера первая подошла к тебе. Ты, наверное, подумал: «Вот нахальная девка, сама на шею вешается». Подумал, да?

— Нет, я думал, что это я показался тебе нахалом. Томоко тихонько рассмеялась.

— Я бы хотела снова встретиться с тобой.

— Я тоже.

— Но сегодня я занята. Завтра вечером, хорошо?

— Идет. Когда и где?

— Ты мне позвони в восемь.

Назавтра они поужинали вместе в ресторане. Нино не раз видел вывеску этого заведения, но внутрь попал впервые. В жизни он не видал такой роскоши: ноги тонули в мягчайших коврах, глаза слепли от сияния умопомрачительных люстр и канделябров. Однако его спутница, судя по всему, чувствовала себя среди этого великолепия как дома: небрежной походкой пересекла зал, едва удостоила взглядом меню и уверенно сделала заказ. Нино понял, что она не рисуется перед ним, а действительно бывает здесь частенько.

Принесенный бульон не показался ему каким-то особенным, но Томоко заявила, что здешний шеф-повар — просто волшебник.

— Слушай, кем ты все-таки работаешь? — не выдержал Нино. — Я же ничего о тебе не знаю, кроме имени, так тоже нельзя. Ты не думай, я и о себе расскажу…

— Не будем говорить на эту тему.

— Да, но…

— Ты позвонишь завтра?

— Конечно. И завтра, и каждый день.

— В пять, хорошо? А если меня не будет, то в семь. Только обязательно позвони.

— В пять и в семь? А в другое время?

— В другое время ты меня не застанешь.

Нино ничего не оставалось, как смириться. Как и было велено, на другой день он позвонил в пять. Томоко оказалась на месте, но говорила с ним как-то странно.

— Привет, это я, — сказал он.

— Рада вас слышать, — официальным тоном ответила она, — но сейчас я очень занята. Позвоните, пожалуйста, попозже.

— В семь, да?

— Будет исполнено. Всего вам доброго. И повесила трубку.

Она разговаривала с ним как с посторонним — должно быть, рядом кто-то был.

Поскольку Нино знал только номер телефона, он не имел ни малейшего понятия, что это за странное место работы, и терялся в догадках.

Он мысленно представил, как сливается с Томоко в поцелуе, и решил, что пора положить этим загадкам конец.

Первым делом он позвонил на телефонный узел и, назвав номер, спросил, на кого он записан. Ему суровым голосом ответили:

— Согласно закону, подобная информация содержится в тайне. Если б он знал адрес, тогда можно было бы определить абонента

по телефонной книге. Но адреса Нино не знал, а на телефонном узле ему дали от ворот поворот.

Однако отступать он не собирался, наоборот, первая неудача его только раззадорила. Нино уже был готов пролистать всю телефонную книгу от первой до последней страницы, хотя эта затея вряд ли была осуществима, но, к счастью, вспомнил о своем приятеле, Харудзаки, который работал в полиции. Выслушав просьбу влюбленного репортера, Харудзаки покрутил головой:

— Узнать-то можно, полиции они скажут, но это нарушение закона.

— Что, никак нельзя? — упавшим голосом спросил Нино. Однако приятель не спешил с ответом.

— А зачем тебе это нужно?

— Понимаешь, ты будешь смеяться, но я люблю эту девушку.

— Ха-ха-ха, — с серьезным видом ответил Харудзаки. В семь часов Нино снова набрал заветный номер.

— Извини, что я с тобой так разговаривала, — сказала Томоко.

— Ерунда. Рядом была какая-нибудь важная персона, да? Томоко только рассмеялась в ответ.

На этот раз они гуляли в парке и расстались глубокой ночью. В тот вечер он обнял и поцеловал ее. Ореол загадочности, окутывавший Томоко, действовал на Нино возбуждающе; пока он сжимал ее в объятиях, она была реальна, но стоило ей уйти, и девушка словно скрылась за завесой тайны. Нино чувствовал, что начинает терять рассудок.

На следующий день, то есть в день убийства, он должен был позвонить ей в девять. Однако прежде его позвал к себе Харудзаки и молча протянул листок бумаги. Там был адрес и название «Звезда».

— Спасибо, Хару, прямо не знаю, как тебя благодарить.

— О чем это ты, в толк не возьму… — хитро улыбнулся Харудзаки.

Изучив подробную карту города, Нино установил, что по данному адресу находится отель «С». Впервые загадочный образ Томоко приобрел для него конкретные черты.

В девять часов, во время игры в маджан, он позвонил Томоко. Она вновь говорила с ним словно с клиентом или деловым партнером. («Вы совершенно правы, но в настоящее время это никак невозможно».)

— Ну а когда? — спросил Нино.

— Вот и прекрасно. До свидания, — услышал он в ответ и вслед за тем — гудки.

Такой конец разговора его несколько обидел. «Сделаю-ка ей сюрприз», — решил Нино.

Он ушел из пресс-клуба и отправился в отель, собираясь проверить, действительно ли там располагается контора фирмы под названием «Звезда», а потом позвонить еще раз.

Два нижних этажа в «С.» сдавались в аренду различным офисам, номера для постояльцев начинались с третьего этажа. Дверь с табличкой «Звезда» Нино обнаружил на втором, но она была заперта. Он уже двинулся по коридору к лестнице, когда к двери «Звезды», слегка пошатываясь, подошел высокий мужчина лет тридцати и взялся за ручку. Однако, заметив, что на него смотрят, незнакомец поспешно отскочил от двери и чуть ли не бегом скрылся за поворотом коридора.

Нино повернулся было, но тут запертая дверь конторы вдруг распахнулась, и оттуда выскочила немолодая полная дама в шикарном кимоно и с сумочкой крокодиловой кожи в руке. Она мельком взглянула на Нино — взгляд ее пылал гневом — и прошествовала к лифту.

Спустившись в вестибюль, он набрал номер услышал, как мужской голос ответил: «Звезда». Я вас слушаю.

Нино, довольный, повесил трубку. Харудзаки его не подвел. Некоторое время он просидел в кафе на первом этаже, обдумывая, как быть дальше. В это время поднялся шум, и Нино услышал, что в пятьсот пятнадцатом совершено убийство, погибла знаменитая Йоко Минэ.

Все эти подробности я вытянул из Нино уже потом, в редакции, а сначала я понял только, что у парня было свидание с секретаршей актрисы и по стечению обстоятельств именно в это время Йоко Минэ встретила свой смертный час. Я с удовольствием прочитал бы своему юному коллеге небольшую лекцию о разборчивости в знакомствах с девушками, да, жаль, времени не было.

 

3

Я лишь одним глазом успел осмотреть место преступления., однако и этого было достаточно, чтобы с полной уверенностью утверждать: убийство совершено не с целью ограбления. Как известно, мотивы убийства бывают самые разные. В одном труде по криминалистике я прочитал, что чаще всего убийства совершаются из ненависти (23 %), затем — по причинам любовного свойства (18 %), а корысть занимает в этом списке лишь третье место (15 %).

— Ну, и что же тебе удалось узнать у секретарши Йоко Минэ? — спросил я.

— Я успел перекинуться с ней всего несколькими словами. Пришли полицейские и увели ее для беседы. Я выяснил только, что толстуха, выскочившая тогда из «Звезды», — жена типа, с которым у актрисы был роман.

— Кто он?

— Некий Кодзо Симотани, один из совладельцев этого отеля. Жену зовут Кацуё. Томоко говорит, ужас до чего ревнивая. Кажется, она торопилась застукать своего благоверного в пятьсот пятнадцатом на месте преступления. Видимо, она и убила Йоко.

— Это твоя красотка так считает?

— Нет, мы не успели с ней поговорить на эту тему.

— Значит, ты сам сообразил?

— Сам, — гордо кивнул Нино.

— Ну и дурак.

Нино захлопал глазами.

— Почему «дурак»? Труп Йоко Минэ обнаружил коридорный, а перед этим он видел, как Кацуё выбежала из пятьсот пятнадцатого явно не в себе.

— Но ведь это было до того, как ты увидел ее выходящей из «Звезды»?

— Ничего подобного! Томоко говорит, что Кацуё сначала была у нее, а потом помчалась наверх. Томоко скорее кинулась звонить своей хозяйке: мол, берегитесь, к вам идет жена господина Симотани, но та ответила, что ничего, мол, все в порядке. Томоко все-таки не на шутку встревожилась и решила подняться на пятый. Звонила-звонила в дверь, но никто не открывал, в номере вовсю орало радио. Мимо проходил коридорный, и она попросила его открыть. Он вошел и обнаружил труп.

Слова Нино повергли меня в уныние. Если все, что он говорил, правда, дело весьма примитивное, и единственной подозреваемой можно считать Кацуё Симотани. А оснований сомневаться в словах Нино у меня не было.

— Полиция, очевидно, придерживается того же мнения, что и я, — заключил Нино свой рассказ. — Я думаю, что и нашей газете следует принять эту версию. Ничего матерьяльчик, а?

— Ничего, — буркнул я. Мой голос прозвучал довольно кисло, я сам не понимал, почему. Вот уже целых десять лет я изо дня в день гоняюсь за сенсациями, и если удается обставить конкурирующие газеты, дать на первую полосу какую-нибудь «бомбу», когда у других ни строчки, я бываю счастлив. Злобные взгляды незадачливых соперников доставляют мне несказанное наслаждение, эти минуты торжества я не променяю ни на что.

— Конечно, материал — первый сорт, — радовался Нино. — Полиция пока прессе ничего не сообщала, знаем об убийстве только мы.

— Не спеши. Выждем.

— Но скоро сдача номера!

— Кацуё пока не арестована. Полиция проведет совещание, а потом будет заявление для прессы. Подождем.

Нино недовольно набычился, но дежурным был я, да и опыта у меня куда больше, так что спорить он не стал.

Пресс-конференция состоялась в 23.30 в ближайшем отделении полиции. До сдачи номера оставалось всего полчаса. Один из моих недавних партнеров по маджану, увидев меня, зло бросил:

— Вы с Нацуморой просто идиоты! В туалет они вышли! Мы вас ждали, ждали…

Оказавшийся тут же Нацумура, окинув меня колючим взглядом, отпарировал:

— Этот тип чуть меня самого с носом не оставил. Но, слава богу, мы не опоздали.

Вид у него при этом был торжествующий.

Тут как раз появился комиссар Кусимото и вкратце изложил обстоятельства дела: убита знаменитая актриса Йоко Минэ, орудие убийства — пистолет, был произведен один-единственный выстрел, тело обнаружил коридорный, предполагаемое время наступления смерти — от 20.00 до 21.00, в настоящее время следствие занято опросом знакомых убитой и свидетелей — вот, в общем, и все, что он нам сообщил. Все это, или почти все, мы знали и без него.

— Кусимото-сан, — крикнул один из репортеров, — так не пойдет! Нам нужны подробности.

— Обойдетесь, — невозмутимо отрезал комиссар. — Мы работаем не для газет.

Нацумура спросил уже собравшегося уходить Кусимото:

— Какой пистолет?

— Вытащим пулю, тогда узнаем.

— А когда вскрытие? — поспешил поинтересоваться я. — Сегодня ночью?

— Нет, уже поздно. Утром. — И комиссар был таков.

Хоть он и не очень расщедрился на информацию, но и этой хватило бы на заметку. Для статьи вообще достаточно самого минимума фактов. Но для сочности красок нужны детали, а какие тут могут быть детали, когда до сдачи номера осталось всего ничего?

У меня все же было кое-какое преимущество перед конкурентами, я знал больше, и мой материал получился бы позабористей. Тем не менее, вернувшись в пресс-клуб и наскоро настрочив статью, я ни словом не обмолвился о Кацуё Симотани. Что-то меня остановило — нюх сработал, что ли.

Из скупого сообщения комиссара Кусимото можно было сделать следующие выводы: во-первых, характер раны не оставлял сомнений в том, что это пулевое отверстие, иначе комиссар не говорил бы так уверенно о пистолете; и, во-вторых, что оружие убийца унес с собой — только так следовало понимать ответ на вопрос о типе оружия. Итак, у преступника был пистолет, а японские женщины, как свидетельствует статистика, огнестрельным оружием пользуются крайне редко. Несколько подобных случаев зарегистрировано, но все эти преступления совершили японки, вышедшие замуж за американских военнослужащих. Предположить же, что дама типа Кацуё Симотани разгуливает с пистолетом, было и вовсе невероятно.

 

4

Пока я диктовал свою статью по телефону, Нино стоял рядом и молча слушал. Глядя на его обиженно вытянувшееся лицо, я спросил:

— Очевидно, ты хочешь сказать мне следующее: «Если уж нельзя назвать имя Кацуё Симотани, то по крайней мере написали бы, что полиция допрашивает по подозрению в убийстве некую особу — скажем, г-жу К.С.». Так?

— Да! Ведь никто, кроме нее, не мог совершить убийство! Это же бесспорно! — запальчиво воскликнул Нино.

— Так уж и бесспорно?

Он удивленно захлопал глазами, а я поучительно заметил:

— В этом мире ничего бесспорного не бывает.

Нино с упрямым видом отвернулся от меня и пробурчал:

— Такая «бомба», саму Йоко Минэ застрелили. Представляю, как все другие распишут эту сенсацию, а мы…

Его обида в общем-то была мне вполне понятна. Десять лет назад я вел бы себя точно так же.

— Я выйду на время, — сказал я, поднимаясь, — а ты посиди у телефона, вдруг из редакции позвонят.

— Куда это вы?

— В «Адонис». Слыхал про такое заведение?

— А как же, его обычно зовут просто «Яма».

— Это мне известно. В этой самой «Яме» когда-то начинала скромной певичкой Йоко Минэ.

Так что о Йоко Минэ я знал не меньше, чем мой юный коллега. Меня никогда особенно не интересовал механизм «чуда», благодаря которому обычная девчонка вдруг становится «суперзвездой». Но, раз уж произошло убийство, не мешало копнуть поглубже.

Я взял такси и поехал до квартала Тёдзя-мати, где полно маленьких кафе и ресторанчиков. «Адонис» — тесная, грязноватая забегаловка. Когда я вошел в зальчик, то первым делом увидел в углу видавшее виды пианино; по клавишам барабанила длинноволосая девица, раскачиваясь всем телом и напевая что-то хриплым голосом. Свободных мест почти не было, за столиками в основном сидели молодые парни. Если мне не изменяет память, Адонисом звали прекрасного юношу, в которого влюбилась Афродита. Думаю, попадись здешние «адонисы» на глаза греческой богине, она потребовала бы переименовать заведение.

Я сел на свободный деревянный стул и стал ждать. Вскоре появился официант: куцая маечка, пузырящиеся на коленях джинсы — в жизни не видел таких официантов. Собственно, я понял, кто это, только когда он спросил:

— Тебе чего принести?

— Пива, — ответил я и, ясное дело, не услышал в ответ ни «слушаюсь», ни «будет исполнено».

Я оглядел зальчик повнимательнее. В костюме, кроме меня, тут не было никого. Чумазые «адонисы» с длинными лохмами, вид которых поверг бы в ужас представителей Лиги парикмахеров, сидели, посасывая водянистые коктейли, и громко спорили о рок-музыке. Я перевел взгляд на певичку. Она обращала на зал еще меньше внимания, чем зал на нее, — самозабвенно трясла волосами и раскачивалась в такт ударам по клавишам.

Официант принес мое пиво и стукнул кружкой об стол.

— Двести иен, — сказал он. Я дал ему две монетки.

Он сунул деньги в карман и двинулся прочь.

— Постой-ка, — позвал я.

— Чего еще?

— Слушай, ты знал Йоко Минэ?

— Йоко? Ну и чего?

— Умерла она сегодня ночью, вот чего.

Я специально не сказал «убита», втайне надеясь на какую-то необычную реакцию. Но официант меня разочаровал: он ахнул и только повторил:

— Йоко умерла! Ты не врешь?

— Правда. Зачем мне врать?

— А откуда это известно?

— По радио передали, — не моргнув глазом ответил я. Кто его знает, может, и правда передавали.

— Значит, точно, — вздохнул официант. Люди такого сорта не склонны доверять печатному слову, но зато всему, что слышат по радио или видят на телеэкране, верят безоговорочно.

В это время певичка как раз умолкла. Аплодисментов не было. Наоборот, в зале на мгновение стало как-то неестественно тихо, и голос официанта, повторившего: «Надо же, Йоко умерла», прозвучал особенно громко.

— Кто-кто умер? — обернулся один из спорщиков.

— Йоко! Ну, которая тут пела!

— Подумаешь. Все там будем. Туда ей и дорога.

— Ты что! — вмешался другой. — Она ж еще молодая была. Предлагаю всем встать и почтить ее память молчанием.

— Да пошел ты!

— Сам пошел!

— Ах ты сволочь!

— А ну, повтори! Сам сволочь!

Я некоторое время послушал их перебранку, но ничего полезного для себя не услышал. Тогда я стал присматриваться к мужчине примерно моего возраста, стоявшему за стойкой бара. Потом встал и перебрался к нему поближе.

— Вы тут за главного? — спросил я. Мужчина кивнул.

— Я смотрю, ваше заведение процветает.

— Не жалуюсь.

Я сунул в рот сигарету и спросил:

— Дайте спичку.

Коробок, который протянул бармен, был мне знаком — точно.

— Ведь Йоко раньше пела у вас?

— Пела.

— А в последнее время она здесь не появлялась?

— Нет. Она же стала такой важной птицей.

— Долго она тут выступала?

— Чуть больше года. А потом зашел случайно тот продюсер с телевидения. Занятная, говорит, мордашка. И взял ее на маленькую роль. Ну и пошло-поехало, не успел никто глазом моргнуть, как наша Йоко стала звездой.

— Как к ней относятся в «Адонисе»?

— Так себе. Считают, что она забыла старых друзей. Сами видели. Раньше эти парни были ее приятелями.

— Выходит, у нее с ними дружба пошла врозь?

— Как-то раз один из этих, — бармен кивнул на парней, — отправился к ней в гости, так она его и на порог не пустила.

— Стало быть, они должны ее ненавидеть, — осторожно заметил я.

— Ну уж, ненавидеть. Хотя обиду, конечно, затаили. Тут каждый болтает невесть что, а сам мечтает только об одном: стать знаменитым. Как Йоко. А потом точно так же, как она, послать вчерашних собутыльников куда подальше.

— Кто-нибудь был с ней особенно близок?

— Наш пианист. Но у него сегодня выходной.

Я спросил, как его зовут и где он живет. Имя пианиста было Огава, жил он в квартале Номо.

— А лучше всего вам про Йоко расскажет не Огава, а Томоко, они с Минэ были подружки, — сказал напоследок бармен.

Я поблагодарил его за информацию и встал. Хотел еще спросить, почему эту забегаловку назвали «Адонисом», но передумал.

Из «Адониса» я, не теряя времени, отправился в квартал Номо, где по указанному адресу и обнаружил двухэтажный доходный дом, зажатый между китайским ресторанчиком и залом игральных автоматов. Дверь подъезда была не заперта.

Я вошел. По обе стороны длинного бетонного коридора — двери квартир. На первом этаже висели таблички с именами жильцов; Огава проживал в квартире № 2. Я подошел к его двери и постучал. Потом несколько раз позвал его по имени. Ответа не было.

Однако распахнулась дверь квартиры № 1, и оттуда высунулась особа средних лет в прозрачной комбинации.

— Вы представляете, какой теперь час?! — сердито возопила она, почесывая затылок. — Совсем совесть потеряли!

— Скажите, а что, Огава куда-то ушел?

— Раз не открывает, значит, ушел. А вы кто ему? Я продолжал гнуть свое:

— Когда он ушел, не знаете?

— Кто его знает. Вечером вроде был.

— Он один живет?

— Один-то один…

— Значит, не всегда один?

— Бабы вечно с такими носятся: высокий, лицо тощее, будто голодом его морят, — язвительно сообщила, мне соседка. Очевидно, ее чары оставляли пианиста равнодушным.

— А что за женщины к нему ходят?

— Всякие. То психованные какие-то, а то и вовсе шлюхи с базы.

— С какой базы?

— У нас тут недалеко американская военная база. Он раз в неделю ходит туда подрабатывать.

— И сегодня вечером?

— Кто его знает…

Из квартиры донесся сонный мужской голос:

— Эй, с кем ты там лясы точишь?

— Иду, иду! — откликнулась тетка, зевнула и захлопнула дверь. Я вышел на улицу и постоял там какое-то время в надежде, что

Огава вернется. Информация о военной базе заслуживала внимания — пистолет мог появиться оттуда.

Небо было затянуто тучами. Ночь выдалась безветренная, душная. На улице — ни души. Потом стал накрапывать дождь, я плюнул на все и пошел в редакцию.

 

5

В утреннем выпуске той газеты, где работал Нацумура, известие об убийстве актрисы было вынесено на первую полосу и дополнено многозначительным сообщением о том, что полиция ведет усиленный допрос госпожи К., супруги лица, покровительствовавшего Йоко. Я сидел в пока еще пустой редакции и изучал этот газетный лист. Перед глазами возникала то торжествующая физиономия Нацумуры, то скорбная мина моего молодого коллеги.

— Читал, что они пишут? — спросил меня появившийся в дверях Ёкояма, начальник отдела.

Я кивнул. Ёкояма пожевал губами — хотел, видно, еще что-то сказать, но передумал и молча задымил сигаретой.

Мое дежурство кончилось. Я зашел в свое обычное кафе и выпил чашку кофе. Здесь по утрам подают и тосты, но аппетита не было. Я и кофе-то пил, не получая ни малейшего удовольствия — так, горечь одна. Как раз под стать настроению.

Из кафе я направился в отель «С». Дождь кончился, но небо все равно было хмурым. Я занял позицию на втором этаже и стал ждать, когда придет Томоко. От нечего делать принялся считать морских птиц (как бишь их?), что кружили над свинцовыми водами залива.

Был уже почти полдень, когда у двери «Звезды» остановилась молодая женщина. Едва переставляя занемевшие от долгого сидения ноги, я подошел к ней.

— Вы Томоко Кураи?

Она обернулась. Лицо усталое. От чего это, интересно, можно так устать в столь юном возрасте?

Я сунул ей визитную карточку. Едва кинув на нее взгляд, девушка отрезала:

— Представителям прессы мне сообщить нечего.

— Понимаю. Поди, всю ночь с полицейскими беседовали? Томоко кивнула.

— Кто владеет этой конторой?

— Номинально — господин Симотани.

— А фактически? Она не ответила.

— Вы знаете пианиста по имени Огава?

Я задал этот вопрос наудачу и, кажется, попал в цель. Томоко внимательно посмотрела на меня своими темными, с искоркой глазами.

— Огава — бывший любовник Йоко Минэ, так? — насел на нее я. — Еще во времена «Адониса». Да и потом она встречалась с ним тайком от своего патрона. Верно?

Немного помолчав, Томоко сказала:

— Никакого Огаву я не знаю.

— Как же так? А я слышал, что вчера он был здесь.

— Это неправда! — отрезала она.

— Он ведь высокий, худощавый, лет тридцати?

Томоко молчала, но вид ее достаточно красноречиво подтверждал справедливость моей догадки. В это время в конторе зазвонил телефон. Девушка открыла дверь, и я вошел следом за ней.

Она сняла трубку, и выражение ее лица изменилось. Ага, кто-то из близких знакомых, подумал я. «Я сейчас занята. Потом позвоню», — сказала Томоко и повесила трубку. Уж не Огава ли это был?

— Пианист? — спросил я.

У Томоко на мгновение сузились глаза. Она не ответила.

Я кинулся на улицу, поймал такси, но Огаву так и не застал. Моя знакомая из квартиры № 1 сообщила, что утром он был дома, но совсем недавно ушел, причем в большой спешке.

Пора было побеседовать с полицией. Я полагал, что комиссар Кусимото до пианиста еще не докопался.

Доехав на такси до китайского квартала — оттуда рукой подать до полицейского управления, — я позвонил комиссару из автомата. Услышав мой голос, Кусимото разозлился:

— Снова вы! Все вынюхиваете, даже по телефону?! Ну вы нахал!

— За кого вы меня принимаете? — усмехнулся я. — Выведать у вас что-нибудь, да еще по телефону? Да легче в лотерею миллион выиграть. Ничего мне от вас не надо. Наоборот, хочу сообщить кое-что любопытное.

— Это старый трюк, меня на него не купишь.

— Никаких трюков. Я не хочу у вас появляться — там рыскают шакалы из других газет. Поэтому и звоню.

— Понятно. Ну и что вы хотите мне сообщить?

— Сначала один вопрос: вы нашли убийцу?

Кусимото прорычал в ответ что-то невразумительное.

— Тогда жду. Я у входа в китайский квартал, возле телефонных автоматов.

Комиссар не заставил себя долго ждать. Я издалека узнал его по походке — он так осторожно ставит на землю ноги, словно шагает по болоту.

— Странная у вас манера ходить, комиссар, — окликнул я его. — Такое ощущение, что земля вот-вот разверзнется у вас под ногами.

— Вам этого не понять, — покривился Кусимото. — В детстве я пережил страшное землетрясение. Земля ходуном ходила, всюду трещины! На всю жизнь страху натерпелся.

Мы шли плечом к плечу по китайскому кварталу. Ноздри щекотал пряный запах жареной свинины.

— Перекусим? — предложил я.

Кусимото кивнул. Мы прошли мимо вывесок дорогих ресторанов и завернули в маленькую закусочную на перекрестке. Комиссар заказал вареной лапши, я — жареной, после чего надолго воцарилось молчание. Каждый из нас словно пытался угадать, о чем думает собеседник. Люди мы с комиссаром разные — и не только потому, что он перенес в детстве землетрясение, а я нет.

Его заказ принесли первым. Кусимото щедро посыпал лапшу перцем и вполголоса сказал:

— Ну, выкладывайте, что там у вас.

— Известен ли вам некий пианист по имени Огава?

Палочки комиссара застыли над миской всего на какое-то мгновение, и он снова задвигал челюстями.

— Вижу, известен, — заключил я.

— И что дальше? — спросил Кусимото, не говоря ни «да», ни «нет».

— Вчера, перед самым убийством, Огаву видели в отеле «С». Домой он вернулся только сегодня утром и сразу вслед за тем снова куда-то исчез.

— Что еще?

— В прежние времена Огава находился с убитой в весьма близких отношениях, они вместе работали до того, как она вдруг пошла в гору. Под конец ему до нее, конечно, было как до луны на небе. И еще одно: часто бывает на американской военной базе в Ацуги.

Кусимото как раз отправил в рот последнюю лапшинку, когда принесли мой заказ. Он хотел было встать, но я обиженно заметил:

— Могли бы по крайней мере подождать, пока я поем. Комиссар снова сел. Очевидно, землетрясение, которое он пережил

в детстве, все-таки не до конца вытрясло из него элементарное чувство вежливости.

— Как у вас движется дело с Кацуё Симотани? — спросил я.

— Похоже, она ни при чем. Она действительно была в то время в отеле. Кацуё подозревала, что муж изменяет ей с Йоко, и попросила некую девицу — ее зовут Томоко — проследить за этой парочкой.

— Томоко?!

— Да. Причем Томоко этого не отрицает. Но дело в том, что она водила Кацуё за нос. Томоко — давняя подружка- Йоко и последнее время состояла у нее на службе. Отказать супруге господина Симотани она не посмела, но правды ей не говорила, только голову морочила. Вчера вечером Кацуё вдруг ворвалась в «Звезду» и стала требовать, чтобы Томоко сказала, где ее хозяйка. Йоко была в пятьсот пятнадцатом, но секретарша ответила, что понятия не имеет. И тут, как назло, Йоко Минэ позвонила в контору. Кацуё каким-то образом догадалась, что это ее соперница и что она здесь, в отеле.

— И подняла шум?

— Да. Томоко пыталась ее задержать, но Кацуё оттолкнула ее и помчалась наверх. Однако, когда она ворвалась в номер 515, по ее словам, Йоко уже лежала мертвая.

— Погодите-погодите. Разве дверь не была закрыта на ключ?

— В отеле двери номеров запираются автоматически: достаточно изнутри нажать на кнопочку. Если же не нажимать, то дверь остается незапертой. Кацуё утверждает, что было открыто.

— А где в это время был ее муж?

— Примерно в тот самый момент он как раз вернулся в контору, причем перед этим у него состоялась деловая встреча, чему есть свидетели.

— Итак, Кацуё увидела, что актриса мертва. Что дальше?

— Она в ужасе кинулась вон из номера и прямиком — домой. Дамочка она истеричная, такая реакция вполне в ее духе.

— Выходит, что убийство было совершено в короткий промежуток между звонком Йоко в «Звезду» и появлением Кацуё в номере 515?

— Выходит, что так, — вздохнул комиссар.

Я внимательно посмотрел ему в глаза. Сдавалось мне, что он уже решил для себя, кто убийца. У меня тоже возникла одна, пока еще смутная, догадка.

Весь день у меня ушел на беседы с разными людьми, знавшими Йоко Минэ. Смерть не замела следов ее короткой жизни, наоборот: все кинулись раскапывать прошлое актрисы; особенно усердствовали так называемые артистические журналы, эти осквернители могил.

В отличие от других взлет Йоко из «Ямы» к сиянию славы, те ухищрения, к которым она прибегала, чтобы добиться успеха, меня не интересовали. Человек алчен, это я знал и так, и история Йоко была самой что ни на есть обычной. Никому не известная певичка из «Адониса» отвергала все «буржуазные пороки»; звезда Йоко Минэ полюбила и деньги, и прежде столь ненавистные ей средства массовой информации. Она завела себе влиятельного покровителя в лице господина Симотани и перестала пускать прежних дружков на порог, Бог ей судья.

От каждого из своих собеседников я выслушивал эту историю снова и снова, хотя интересовало меня совсем другое.

Один из ее бывших приятелей по «Адонису» сказал:

— Она вечно прикидывалась такой чувствительной, такой эмоциональной. Только все это было одно притворство. Женщины — они все такие!

Девушка, знавшая Йоко, убеждала меня:

— Она всегда считала, что никакой любви нет и не может быть. Ей просто доставляло удовольствие заставлять мужчин плясать под ее дудку. Она была жуткая эгоистка, просто жуткая!

Как я от них ото всех устал! От этих парней и девиц мне были нужны не лекции о любви и женской натуре, а вполне конкретные сведения, чтобы разобраться в отношениях пианиста с Йоко и Томоко. Единственным, кто сообщил мне хоть что-то полезное, был бармен из «Адониса».

На следующий день состоялись похороны. Раскошелилась на церемонию «Звезда», причем, как рассказывали, господин Симотани не изъявил особого желания брать на себя расходы, его заставила супруга.

Сначала состоялось отпевание в одной из расположенных в центре города церквей. Сама-то Йоко к религии была равнодушна, но Кацуё Симотани оказалась праведной христианкой.

Я стоял у церковных ворот, несколько в стороне от толпы зевак и репортеров — издалека лучше просматривался выход. Вот замолкли звуки хора, и из церкви повалили люди. На колокольне зазвонили колокола.

Я разглядел в толпе Томоко и уже не сводил с нее глаз. Траур был ей к лицу, даже слишком: черное платье пикантно подчеркивало фигуру. Томоко огляделась по сторонам. Проследив за ее взглядом, я заметил высокого мужчину, стоявшего в тени ветвистого дерева. Я не спеша приблизился к нему.

— Господин Огава, если не ошибаюсь?

Мужчина весь сжался. Я поспешно добавил, опасаясь, что он сейчас припустит со всех ног:

— Не пугайтесь, я не из полиции.

Огава обернулся. Соседка по дому описала его довольно точно.

— А мне плевать, — вызывающе сказал он. — Если хотите, можете отвести меня в полицию.

— Ты убил?

— Я!

— Почему?

— Она изменила!

— Кому?

— Как — кому?! Мне!

— А ты никогда и никому не изменял, да? Он молчал.

— Ты ведь обещал Томоко, что женишься на ней, и она тебе верила. Так или нет? Когда же Йоко вышла в звезды, ей было достаточно поманить тебя пальцем… А может, она и не манила? У нее, поди, и без тебя ухажеров хватало. Но ты-то по ней стал сохнуть, верно? Не по скромной певичке, а по звезде Йоко Минэ. А Томоко смириться с этим не могла. Убить тебя у нее духу не хватало, она еще продолжала любить тебя, хоть ты и думал только о Йоко.

Огава слушал меня, низко опустив голову. Я продолжал:

— Очевидно, у тебя был пистолет, и Томоко его украла. Затем она сделала следующий шаг: познакомилась с одним парнем и затеяла с ним флирт, стараясь слишком далеко не заходить. Она специально ни о чем его не расспрашивала, чтобы иметь возможность утаить сведения о себе, а это для нее было очень важно. От парня ей требовалось одно: чтобы он позвонил ей в определенный день и час. Чтобы проверить его на пунктуальность, она целую неделю испытывала парня, а убедившись, что может на него положиться, под каким-то предлогом пригласила в контору Кацуё Симотани. Перед тем она в пятьсот пятнадцатом застрелила свою соперницу, предварительно включив радио на полную громкость, и вернулась в «Звезду». Приходит ни о чем не подозревающая Кацуё. Звонок — это звонит парень. Томоко отвечает так, чтобы Кацуё решила, что это Йоко. Ревнивая дама поднимает скандал. В это самое время — видимо, случайно — ты заходишь в номер Йоко. Видишь труп, видишь на полу свой пистолет и все понимаешь. Потом, видимо в панике, подбираешь оружие. Тогда-то, нагибаясь, ты и выронил спичечный коробок с этикеткой «Адониса». Потом ты побежал на второй этаж, к Томоко, но у двери конторы торчал посторонний, и ты не решился войти. Я правильно излагаю?

Огава словно воды в рот набрал. Но я был уверен, что не ошибся. Пистолет наверняка лежал рядом с телом — Томоко хотела изобразить самоубийство. И дальнейшее поведение пианиста тогда становилось понятным.

— Так было или не так? — спросил я.

— Не так, — упавшим голосом ответил Огава.

— Значит, убийца все-таки ты? Он молчал.

— Я вижу, ты решил искупить свою вину перед Томоко и взять все на себя. Не морочь себе голову, парень, ты просто красуешься перед самим собой. Иначе ты не стоял бы на месте, когда я тебя окликнул, а дал бы деру… Ну! Если ты хочешь защитить ее, беги!

Возможно, кому-то мои слова могут показаться жестокими. Но, поверьте, куда более жестоким казался мне тогда тот ангельский перезвон, что нежно и мелодично лился с колокольни.