1

Она не вернулась домой. Йоко не пришла на поминальное бдение по своему брату. Я был в полном смятении и не сразу заметил присутствие в кофейне Тадзима, тем более перемену в нем. Не дав мне опомниться, он принялся за меня.

— Итак, ты настаиваешь, что был в полиции Синагава и потому опоздал на дежурство?

— Я уже сказал.

— Ну что ж, моя совесть чиста, — продолжал он, глядя исподлобья и саркастически кривя рот. — Может быть, после этой правды я услышу от тебя еще одну… к примеру, что Игатз Йоко, сестра покойного Игата Такити, — твоя невеста?

Я даже остолбенел от его наглости. Чего он суется в мои личные дела? И что это за прокурорский тон!.. Он отодвинул в сторону кофе, поданный ему Сэги, и его взгляд, устремленный на меня, и впрямь сделался по–прокурорски холодным и колючим,

— Игата Йоко найдена убитой в Синагава, в номере отеля.

Сейчас я не виню Тадзима. В каждом, из нас, а в газетчике в особенности, живет детектив, а в той ситуации у него было предостаточно улик, изобличающих меня, Как мы условились, он собирался идти к Сэги вслед за мной, когда позвонили из пресс–клуба и передали информацию об убийстве в отеле. Связавшись с полицией Синагава, чтобы узнать подробности, он попутно выяснил, что я там сегодня не появлялся.

«Нет, только не Йоко!» — кричало во мне, сводило с ума, а напротив меня сидел человек, чьи слова не оставляли ни на йоту надежды, что все это — ошибка.

— Объявлен розыск мужчины, который был вместе с ней в номере. Он снял его на имя Хэда Итиро. Наш Хэда–кун с утра торчал в редакции и вряд ли…

— Не надо никого впутывать. Это был я, — мне в тот момент было не до алиби, а мое признание придало Тадзима уверенности, что след взят и дожать меня не составит труда. Он сказал, что скверная история, в которую я попал, касается не меня одного, а репутации газеты, и предложил незамедлительно написать заявление об уходе из редакции, пометив его вчерашним днем, что, кстати, позволит надеяться на выходное пособие, а «Тоё–симпо» освободит от необходимости доказывать свою непричастность к случившемуся. Не очень–то он церемонился со мной. Его откровенная деловитость привела меня в чувство и помогла снова обрести себя самого.

— Ты влип, — сказал Тадзима.

— Да, — согласился я, — но писать заявление не буду. Я — не убийца. Надеюсь, тебе это доказывать не нужно?

Он, вероятно, свыкся с мыслью, что перед ним преступник, поэтому моя доверительность явно пришлась ему не по вкусу.

— Ты можешь найти свидетеля, который бы смог…

— Нет, не могу. Мы были с ней вдвоём.

Тадзима был в плену у логики. А я на собственной шкуре ощущал, как шатки и неубедительны могут быть очевидные факты. На мой вопрос, в каком номере была найдена Йоко, он, уверенный в том, что я вожу его за нос, ответил не сразу, но потом, заглянув в какую–то бумажку, нехотя процедил:

— В шестьсот пятьдесят пятом.

Невидимая сила качнула меня в сторону. Ключ от этого номера дал мне портье, в нем мы были с Йоко, после ее ухода я заказал туда виски, а потом рассчитался за этот номер.

— А немного погодя пришли убирать номер, — дав мне объясниться, добавил Тадзима, — и там обнаружили труп задушенной женщины, как мне сообщили — совершенно голой…

Если бы я думал о себе, у меня бы не хватило сил. Поддерживала боль за Йоко. Никто не возьмет на себя защиту ее имени, никто не отомстит эа нее. Поэтому, стиснув зубы, я выслушивал доводы Тадзима, сколь чудовищными они ни были. Каким ему виделось происшедшее? Я завлек ее в гостиничный номер и как сексуальный маньяк стал добиваться близости, а получив отказ, пришел в бешенство и… То, что я, снимая номер, прикрылся чужим именем, будет расценено судом как преднамеренный поступок, оттягчающий вину. И еще — все случилось незадолго до того, как жертва должна была идти на поминальное бдение. Последним займется судебный психиатр. Теперь, по прошествии времени, мне кажется, я знаю, почему Йоко захотела проститься со мной таким странным образом. Но мог ли я тогда поделиться своими соображениями с Тадзима, если бы даже они у меня были? Из предосторожности я не упомянул ни о слежке, ни о господине Чэне,

Со стороны можно было подумать, что два приятеля беседуют за чашкой кофе. Но это был допрос по всей форме. И я решил перехватить инициативу. Пусть он попробует встать на другую точку зрения, Йоко и я — нежелательные свидетели, а возможно, больше, чем свидетели. Ее убирают, а меня пытаются выдать за преступника. Она ушла первой из номера, а потом была найдена в нем. Полиция поинтересовалась тем, кто находился в соседних номерах? Когда Йоко вышла, ее могли ждать и затащить к себе, а после моего ухода воспользоваться нашим номером.

— Предположим. Но, уходя, ты ведь захлопнул дверь? А ключ сдал внизу? Как же кто–то мог проникнуть в твой номер?

— Я говорю тебе это в надежде, что ты мне веришь. А как это было сделано, думаю, полиция разберется. Поверь и тому, что нет человека, который больше, чем я, хотел бы найти настоящего убийцу. Я виноват в том, что обманул тебя, воспользовался именем Хэда Итиро, но какой преступник, подумай, дважды говорил бы с портье, заказывал бы виски, зная, что его запомнят?..

— Чего же ты хочешь? — Тадзима смотрел на меня с любопытством, чувствовалось, что напряжение между нами спало.

— Отпроситься на немного. Мне надо съездить в полицию Синагава.

— Это можно. Но, извини, о нашем разговоре я обязан доложить начальству. Попробуй обернуться до одиннадцати.

Я положил на стойку деньги за кофе. И поймал взгляд Сэги. Он напутствовал меня ободряющим «держись!».

Дежурный, знавший меня в лицо, не хотел даже докладывать Аои, ссылаясь на поздний час. Он взял мою визитную карточку лишь после того, как я сказал, что имею важные сведения по поводу инцидента в гостинице. Он ушел и тотчас вернулся с приглашением. Аои сидел в кабинете один.

— Проходи. Чего там у тебя? Как говорят, на ловца и зверь бежит, Я как раз собирался вызвать тебя как свидетеля…

— До начала шестого вечера я был с Игата Йоко в шестьсот пятьдесят пятом номере в том самом отеле Синагава, — я старался говорить как можно спокойней, но с каждым моим словом глаза Аои округлялись, будто им было тесно в привычных орбитах.

— Ничего себе шутка, — пробормотал он.

— К сожалению, не шутка. Я снял этот номер во втором часу под именем Хэда Итиро. Есть у нас такой журналист. Аои–сан, это — не явка с повинной. Если бы я узнал об убийстве раньше, я пришел бы к вам сразу же. Мне нечего от вас скрывать…

Несмотря на то, что мое признание изрядно ошарашило Аои, наш дальнейший разговор шел без протокола и меньше всего напоминал допрос. В основном он свелся к моему рассказу, в который Аои только изредка включался вопросом–другим. В конце моего монолога, затянувшегося без малого на час, Аои закурил сигарету и о чем–то задумался, опустив веки.

Твои показания во многом сходятся с тем, что нам удалось выяснить. Но ты мне еще нужен. У нас сейчас совещание. Придется тебе подождать часочка два, — он говорил так, словно просил лично для себя об одолжении. Я не обманывался на его счет. В благодушии полицейского всегда есть что–то двусмысленное. Игра в кошки–мышки. На мою просьбу отлучиться на время совещания Аои поднял брови, но узнав, что мне надлежит быть на дежурстве, вышел из кабинета, по–видимому, чтобы отдать распоряжение, и появился обратно со словами:

— Не смею задерживать, — тут он позволил себе смешок, чтобы я мог оценить его чувство юмора. Пауза. — Но в полночь жду у себя!

Я поймал такси, и только мы вырулили на шоссе, как нам на хвост села полицейская машина. Излишней доверчивостью Аои не страдал, а что я за фрукт, ему еще предстояло выяснить. В запасе оставалось несколько минут, и чтобы сделать себе передышку, я попросил таксиста остановиться у кофейни. Перед закрытием в ней газетчика почти не встретишь, одни сотрудники типографии в рабочей униформе. Увидев на пороге меня, Сэги облегченно вздохнул. Ради одного этого вздоха можно было заглянуть к нему. Как никогда, сейчас я нуждался в поддержке, хотя бы в безмолвной. Но, пододвинув ко мне чашку кофе, Сэги не ограничился бессловесным дружеским участием, а дал мне возможность в достаточной мере убедиться: во–первых, что в трудную минуту он на моей стороне, во–вторых, в сообразительности ему не откажешь.

— Ваш разговор очень разволновал Тадзима. После вашего ухода он не находил себе места. Сказал мне, что если я что-нибудь слышал, не смел болтать… мол, затронута честь мундира. А сам после этого разговаривал по телефону целых полчаса. Кому он докладывал о вашей беседе, не знаю. Только не в редакцию. Пришел курьер и жаловался ему, что до него не могут дозвониться сюда… Может быть, все это не моего ума дело, но… Пейте кофе?

В редакции меня ждал военный совет, состоящий из главного редактора, завотделом и Тадзима. Я ждал разноса или чего-нибудь похлеще. Но мне было предложено рассказать в подробностях все, о чем уже знал от меня Тадзима и в чем недавно я исповедовался перед Аои. Мне показалось благоразумным держаться одного текста и не расцвечивать его дополнительными деталями. Затем слово взял завотделом. Роли распределены, речи — тоже. Он ввел меня в курс, что в полиции Синагава прошло совещание и дано заявление для прессы. Прежде всего обращено внимание на то, что убийство в отеле никоим образом нельзя связывать с делом разносчика суси (мне стоило немалых усилий выслушать такое без возражения); далее… полиция признала, что человек, выдавший себя за Хэда Итиро, может быть полезен следствию, но к убийству непричастен (неплохо же они меня загоняли в угол!)…

— К Аои тебе ехать нет надобности. Через пресс–клуб нам передано, что ответственность за тебя полностью на газете. Так что, будь добр веди себя соответственно^

— Хочешь что–нибудь сделать, прежде подумай, — сказал главный.

— Да, осмотрительность прежде всего, — добавил отечески зав.

— Мне кажется, — тут уже вступил Тадзима, — он все осознал.

Памятуя о его телефонном перезвоне из кофейни, я не сомневался, что у него были основания быть довольным собой.

Как только я покинул кабинет главного, усталость, набиравшаяся за день, навалилась, будто поджидала момент. Заходить в отдел желания не было. Да и что там мне делать? Поеду–ка я домой! В станционном киоске я купил вечерние газеты и сел в электричку. Пресса ничего нового не сообщала. И я подумал, что зря я не удосужился до сих пор отыскать Танияма, чтобы получить от него прямой ответ, что же в конце концов происходит. Буду дома, первым делом займусь поисками Танияма.

Сойдя на остановке, в невеселых думах я брел по знакомой дорожке. Уличные фонари из–за позднего времени горели вполнакала. Нормальные горожане уже давно сидели по домам, смотрели телевизор и видели сны. Нападавшие возникли как из–под земли. Они взяли меня в обхват с разных сторон, так что я был лишен возможности сосчитать их. Могу поручиться, не меньше трех. Они методично обрабатывали живот и грудь, обходя ударами лицо. Работа как по заказу. Профи. При этом они дали мне постоять, чтобы им было удобней бить, а потом сшибли с ног для завершения начатого, но свет автомобильных фар помешал им. Как призраки они появились и так же растворились.

 

2

Я лежал на проезжей части, еще немного и… Водитель тормознул метрах в пяти. На первых порах он пытался терпеливо разобъяснять мне, какие неприятности ждут человека, избравшего местом отдыха шоссе. Лишь потом, принюхавшись, он к своему великому удивлению обнаружил, что имеет дело не с алкоголиком.

Пока он возился со мной, я стал мало–помалу приходить в себя и кое–что соображать. И поэтому запомнил фразу пассажира, который пришел на помощь шоферу. Он наклонился ко мне и вдруг произнес:

— Э, да это он… — Затем я снова услышал тот же голос: — Немедленно отвезем его в больницу!

Так я оказался в полночном такси, рядом с пассажиром, который опекал меня всю дорогу как заботливая нянька. Я был плох, но, главное, был жив, так как чувствовал боль, к которой безразличен только мертвец. Правда, в машине мне полегчало. Как–никак смена обстановки. У меня нарушена речь. Легкие, рот будто забило мокрым песком. Каждая фраза, даже слово — через преодоление боли. И тут…

— Ведь вы журналист, — тихо спросил мой сосед, — не так ли?

Ночь, бандиты–привидения, чудесное избавление из их лап — уже ничего себе сюжет, но чтобы вот так… я не подозревал, что в многомиллионном городе и т. д.

Он приблизил свое лицо к моему и я узнал его:

— Вспомните… вы были с девушкой… кафе возле полиция Синагава.

— Хозяин «Люпена»… — я хотел улыбнуться ему, но упоминание Йоко превратило улыбку в судорогу. Какое–то время мы ехали молча. Вспомнил, что до сих пор не поблагодарил своих спасителей. — Мне повезло, что вы живете поблизости от меня. Если бы не ваша помощь, мне бы каюк.

— Не стоит благодарности, господин. Счастливая случайность. Просто я в тот момент проезжал мимо. — Вспоминаю, что этого человека зовут Камисиро. Так сказал Сэги.

— Но по моей вине нарушились ваши планы…

— Сущие пустяки. Мои планы подождут… — Машину мягко качнуло и она остановилась. — Вот мы и приехали.

Медсестра отправилась будить дежурного врача. А меня уложили на кушетку в холле, в двух шагах от телефона–автомата, услугами которого владелец «Люпена» воспользовался тотчас же.

— Да, я в больнице. Со мной ничего не случилось. Ранен не я… Мы его подобрали в пути. Да, да, один мой знакомый. Нет, нет, сегодня уже не получится. Я позвоню. Спокойной ночи!

Камисиро говорил с женщиной, к которой ехал. Нельзя сказать, что он рвался к ней. Я подумал, что он благодарен случаю. Я же отгонял от себя даже тень мысли о бедной моей девочке, которая… Я ждал минуты, когда останусь один, совсем один. Но Камисиро напомнил мне, где я и что со мной.

— И вы совершенно не представляете, кто на вас напал?

— Было темно. Очевидно одно, они знали, кто я.

— Уличные ограбления сегодня не редкость. Наверное, хотели поживиться.

— Не думаю. Чтобы отнять бумажник, к чему избивать до полусмерти. Кому–то нужно, чтобы я утихомирился. Вот и все.

Пришел заспанный врач. Он потыкал пальцем в разные места, отчего я чуть не взвыл. На мои гримасы ноль внимания. Хорош целитель. Как по отлаженной схеме, заученные слова: внутреннее кровоизлияние, рентген, госпитализация, оформить историю болезни. Эскулап оживился лишь тогда, когда для оформления бумаг понадобилось узнать, кто я и откуда. Название «Тоё–симпо», вероятно, приятно пощекотало его заспанное ухо. Медсестра получила указание срочно уведомить полицию. Что касается меня, я предпочел бы обезболивающий укол.

В палате, куда меня поместили, прямо над головой на потолке виднелись следы от протечки. Чтобы заснуть, я начал составлять из разводов картины. Наконец все лишнее отошло на задний план и проявился женский профиль. Сквозь слезы, льющиеся помимо моей воли, образ Йоко казался зыбким, мерцающим, отдаленным, а запекшиеся губы шептали одно, только одно — ее имя.

Первым утренним посетителем был, разумеется, Тадзима.

— С тобой не соскучишься, — бодренький тон, которым рекомендуется поддерживать безнадежных больных. Он вручил мне корзину фруктов. И приветы сразу от всех. А также пожелание постельного режима до полного выздоровления. На этот счет, как я понял, медицина его вполне обнадежила. Пришлось огорчить коллегу.

— Я тут не собираюсь залеживаться, — в тон ему, таким же бодрячком ответил я, — самочувствие пока не ахти, но трех–четырех дней…

— Что ты, что ты, — замахал он руками, словно отгоняя дурную весть, — и не думай. Набирайся сил. Без тебя управимся со всеми делами.

— Мне нужен Танияма–кун. Попроси его навестить меня.

— Опять ты за свое, — сокрушенно покачал головой Тадзима. — Танияма занят по горло. Конечно, я скажу ему. Но мой совет тебе: у каждого свое ремесло, не лезь в полицейскую сферу. Аои подтвердил твою непричастность. Тебе этого мало?

— Моя непричастность?.. О чем ты?

Тадзима был готов разразиться тирадой о моей неблагодарности, но появилась медсестра с сообщением, что меня ждут следующие визитеры — из полиции. Один из них был в форме, другой в штатском — сыщик. Он представился: Симанэ. Мой коллега учтиво раскланялся с представителями власти и удалился, одарив меня на прощание многозначительным взглядом,

Симанэ выглядел моим сверстником. Что–то подсказывало, что в сыщики он угодил не с университетской скамьи Таким приходится вкалывать несколько лет на подхвате, в патрульной службе, покуда не удостоятся перевода в ранг «полицейского в штатском»; да и там походят в стажерах, без самостоятельно# сыскной работы, все больше «чай разливают» при старших Bсё это, бесспорно, дает результаты. Будущий розыскник набирается опыта, приобретает бульдожью хватку и нюх. Но долгое пребывание в черном теле может повернуть его в сторону соблазнов. Сколько их, вступающих в сговор с преступным миром, тех, кто шантажирует подследственных, принуждает к сожштвльству женщин, попавшихся на мелких правонарушениях! Я не знал, кто такой Симанэ. И у меня не было причин вести себя с ним нараспашку.

Его раздражали мои ответы, а меня — его вопросы Ну что я мог сказать по поводу того, кто напал, сколько их было, какого они были роста и во что одеты? Я и до сих пор не знаю. Он меня изрядно измотал своими дурацкими «кто и почему», как вдруг он захлопнул свой блокнот и заявил мне, что я лгу и что он, сыщик Симанэ, готов доказать это. Меня слегка насмешила его запальчивость, и вместе с тем, она же заставила взглянуть на него другими главами. Я почувствовал, что передо мной человек, любящий свое дело и не потерявший веру в какие–то идеалы, скажем так. Другой на его месте вполне бы удовлетворился моими ответами, этому непременно хотелось взглянуть дальше.

— Как я понял, вы успели поговорить с хозяином «Люпена», — как можно небрежней проронил я, — и что же такого вы услышали от него?

— А то, что, по вашему же мнению, нападение было неслучайным; а эти люди, даже если вы их не знаете, охотились за вами, а для охоты на человека должна быть причина. Не могу поверить, что вы не задумывались над этим. Так как же?

Я понимал, что дальше мне будет трудно действовать в одиночку, мне нужен напарник. Симанэ в этой роли еще не виделся. Но и выбора не было. С предосторожностями, но иа что-то решаться было необходимо. И и решился. Я рассказал ему все. Почти все. Мне принесли обед, но есть не хотелось и и лишь выпил полстакана молока. Симанэ был весь в нетерпении, и мне понравилось, как он категорически отложил в сторону свой блокнот и прямо силком заставил меня подмести все, что лежало на тарелках.

— Итак, — обратился я к сыщику, — какие будут соображения?

— Есть кое–что, — начал Симанэ, не отрываясь от своих записей. — Вы считаете, что в убийстве Куронума Юко, кроме Игата Такити, замешан некто третий. Три порции суси, разносчик видел в прихожей две пары мужских ботинок Полиция не сделала по этому поводу заявления, и в газеты информация не попала. Серьезное обвинение. А не кажется ли вам, что ваши сведения не дошли до полиция?

— Не думаю. Полиция энает, но не хочет давать информации хода.

— Ну что за чушь! — он посмотрел на меня с такой укоризной, что я на минутку засомневался в его умственных способностях. Вы же грамотный человек, Хорошего же вы мнения о нас!.. Если я, к примеру, должен отыскать убийцу, разве меня остановит какая–то сила? Разве я как чиновник буду протирать штаны в учреждении, вместо того чтобы под дождем, в мороз идти по следу? Нашу работу не очень высоко оценивают в иенах, поэтому в сыщики идут люди, преданные делу.

— Нельзя обобщать. Я журналист и знаю журналистов настоящих Но я не стал бы утверждать, что среди нас нет дерьма. И в вашей братии, извините, не без этого… Но я о другом. Я не хотел бы задеть честь какого–то конкретного сыщика. Но он работает не на себя, а на следствие. Он добывает факты. Как и мы, журналисты. И в какой–то момент нам становится ясно, что наша работа насмарку, а факты, добытые нами с таким трудом, покоятся у кого–то в корзине для бумаг, мусора…

Было видно, что мои слова ударили по живому. У Симанэ подрагивали губы и он хотел ответить мне чем–нибудь обидным, но пока раздумывал. От прямого демарша его, естественно, сдерживало присутствие подчиненного. Он поднялся и принял позу официального лица.

— Теперь мне ясно, почему с самого начала вы не пожелали быть откровенным со мной. Вы считаете, что все четыре убийства взаимосвязаны, что вчерашнее нападение — из этой же серии. Зачем, подумали вы, знать все это рядовому сыщику? Что он может? Может быть, я не совсем в курсе того, что творится в нашем обществе, но я убежден, что надо делать дело, а не витать в эмпиреях. Что–то не получилось — и сразу все виноваты! Хороший повод устраниться… Ладно, ваше дело. — Симанэ обернулся к полицейскому: — У вас есть вопросы? Нет?.. Нам сообщили, что доставленный в больницу подвергся попытке ограбления. Факт не подтвердился. Внесем в сводку исправление.

— Всего хорошего.

Они уже были в дверях, когда я окликнул его. С недовольным лицом он подошел ко мне.

— Немного погодя зайдите ко мне. Только один.

— Это так важно?

— Да.

Через пятнадцать минут Симанэ был снова у меня. На этот раз разговор носил другой характер. Я извинился, что провоцировал его некоторыми вопросами, так как за последние дня моя вера в полицию резко покачнулась, привел свидетельства, свои объяснения. Он слушал внимательно, не перебивая и не записывая ни слова.

— Вы сколько лет в сыщиках?

— Он неожиданно смутился моим вопросом, но затем с достоинством ответил:

— Уже четыре с половиной года. Это имеет отношение к делу?

— Только в одном плане. Я хочу узнать, приходилось ла вам бывать в банках, конечно, не как клиенту?

— Это не мой профиль… Но не спешите. В последнее время участились ограбления банков. Нельзя быть уверенным, что какое–либо из расследований не выйдет на банковских служащих, на что–нибудь, связанное с работой банка, его помещением. И хотя мне этого никто специально не поручал, мне было интересно ознакомиться, как у них поставлена охрана. И раньше, когда нес патрульную службу, заглядывал к ним.

— Отделение банка Тосай–гинко в районе Синагава вам знакомо?

Симанэ не торопился с ответом. Я забеспокоился. Неужели прокол? Не зная содержания документа, хранящегося в банковском сейфе, я всем существом ощущал его грозное могуществе. Такити владел его тайной и поплатился жизнью. Йоко на несколько часов извлекла его из небытия и снова он вернулся на место, но это не спасло ее. Где–то здесь, в Токио, живет пятидесятисемилетняя Игата Каёко; известно ли ей о существования этих бумаг, есть ли у нее доступ к ним? Время не ждет.

— Там что–то хранится? — вопрос сыщика прозвучал так обыденно просто, что я не сразу понял, о чем он?

— Да.

— Серьезная зацепка?

— Думаю, что да. Сейф оформлен на имя Игата Такити. Возможно, после смерти брата Йоко успела переписать его на свое имя. Я считаю, что в бумагах, которые там лежат, — ключ к раскрытию целой цепи преступлений.

— Вы не преувеличиваете? Документы могут быть важными, интересными, для кого–то и опасными, но на моей памяти что-то не было случая, чтобы такого рода документы фигурировали в мокрых делах. Даже если жертва укажет на преступника. Есть масса приемов увернуться, опротестовать, доказать их несостоятельность…

Мне уже не раз приходилось в уме проигрывать подобные аргументы и я понимал их серьезность. Для меня бумаги уже не были просто бумагами. Мертвые хватали живых и утаскивали их за собой. Кто–то шел на колоссальный риск, не давая документу всплыть на поверхность. Но этот кто–то не знал, где его найти, иначе завладел бы им и уничтожил его. Когда я рассказал Симанэ, что, по всей вероятности, если наше с ним сотрудничество состоится, нам придется выйти на фигуру Кавакита Канъитиро, в этот день я мог поздравить себя с тем, что мое малочисленное воинство приняло в свои ряды достойного борца.

— Чтобы попасть в банк официально, получить доступ к сейфу, нужен ордер очень высокого начальства, — Симанэ словно всматривался в карту предстоящего сражения. Он вздохнул: — Нереально.

— Нереально, — согласился с ним я, — тем более что такие каналы заблокированы людьми Кавакита.

— Нереально! — входя во вкус, повторил сыщик. — Но ведь мы из этого не делаем пессимистические выводы, не правда ли, коллега?

Его глаза смеялись. Когда он уходил от меня, мы были на «ты», как товарищи по оружию.

 

3

Два дня я отсыпался. На третий своим ходом добрался до туалета. Никто меня не беспокоил, от Симанэ вестей не было, Танияма, несмотря на мою просьбу, не появился.

Газеты, верные своей линии, повторяли зады. Чья–то умелая рука вела на убыль внимание читателей к расследованию недавних убийств. И то, что в эти дни неожиданным образом проникло на газетные полосы, что должно было стать взрывом бомбы, обернулось не более чем скверным анекдотом. Портье гостиницы дал показания (непонятно, почему так поздно), что в тот день в два часа был телефонный звонок, просили заказать номер на шестом этаже с видом на море. Портье предложил на выбор номера — 607 и 635. Клиент остановился на последнем. Номер заказали на имя… Игата Йоко. Минут через двадцать прислала молодая женщина в темном пальто, в лайковых перчатках и защитных очках. Ее сопровождал мужчина лет тридцати, тоже в темных очках. Он заполнил листок, женщина оплатила номер за два дня. Бой предложил провести гостей в номер, но мужчина, сказав спутнице: «Итак, до встречи!», покинул отель Сыщики нашли постель в номере нетронутой, но стулья были раскиданы как попало, ванной очевидно пользовались, полотенце было мокрым. Та, кто назвалась именем Йоко, оставила пальто, но сама, разумеется, на глаза служащих гостиницы не появлялась. Лишь «Тоё–симпо» задалась вопросом, не имеет ли отношение к убийству, совершенному в номере 655‑м, женщина из номера 635‑го? Предположение, так и оставшееся предположением. Остальные журналисты сходились на том, что Йоко успела побывать в обоих номерах, поменять одного мужчину на другого и как результат — стала жертвой чьей–то ревности. Газеты не погнушались печатать это паскудство, да еще со ссылкой на то, что «этой версии придерживается штаб расследования», хотя конкретные имена не назывались.

Я все–таки отловил по телефону Танияма. Тот, конечно, первым делом пособолезновал мне в связи с Йоко и тут же заохал по поводу своей адской занятости, обещал при случае объясниться, почему не вышел его материал о разносчике суси, а потом неожиданно согласился подъехать ко мне в больницу сегодня вечером: «Только попозднее. Дела, знаешь ли!» Пришлось договариваться с медсестрой, так как прием посетителей прекращается в восемь. К семи в мою двухместную палату, где пустовала вторая койка, на носилках внесли больного. Случай сердечного приступа на гольф–площадке. Пациент был не из простых, судя по тому, как кудахтали и медсестра и врач. Между нашими кроватями поставили ширму, за которой сиделка будет наблюдать всю ночь за… больным. Танияма и на этот раз меня надул. И, как видно, не одного меня.

Утром нежданно–негаданно меня навестил Камисиро. Он с порога отклонил все мои благодарности и дал понять, что пришел не за этим.

— Выглядите вы уже неплохо.

— Если завтра буду чувствовать себя, как сегодня, возможно, отпрошусь домой.

— Не рано ли? Впрочем, вам решать. Буду рад видеть у себя, выпьем по одной за здоровье, поболтаем о том, о сем, — Камисиро повел глазами к ширме, намекнув мне, что цель этого сооружения для него понятна.

Как я сказал, так и вышло. Врач немного, для проформы, поуговарнвал меня и выписал. Поднявшись к себе на этаж, я вдруг почувствовал, какое тягостное одиночество ждет меня за дверью. Принять душ, переодеться и прочь!..

Перво–наперво надо дать знать о себе Симанэ. Его не было на месте, но мне было сказано, что он просил записывать, кто ему звонил. Я повесил трубку и связался с «Люпеном».

— У вас, если я правильно понял, есть ко мне разговор — спросил я Камисиро после обычного обмена любезностями.

— Это так… хотя боюсь, что лезу не в свое дело, Речь идет об Аои, вы его знаете…

— Стоп, — сказал я, — Где мы можем встретиться? У меня?

— У вас?

— А если ни то и ни другое? Есть одно славное местечко на Гиндзе, небольшой и вполне приличный бар. Его легко найти по вывеске. Он называется «Шагал» (не много ли «шагалов», подумалось мне)…

Заведение было и вправду что надо. Не представляю, какой доход оно приносит владельцу, столиков совсем немного. Но все высшего качества. Прислуга вышколенная — семь красоток как на подбор. С одной из них, беседуя, сидел, поджидая меня, Камисиро. Он помахал рукой, подзывая к себе. Приблизившись, я отметил, что женщина чуточку старше, чем мне показалось с порога. Вероятно, причуды освещения. Камисиро представил меня и она приветливо улыбнулась. Затем я узнал, что имею честь быть представленным самой хозяйке «Шагала».

— Хорошо у вас, — сказал я, оглядываясь.

— Приятно слышать.

— А вот и сам Шагал, — подошел я к картине, удачно вкомпонованной в стенку, среди цветов и стекла. — И вам не с жалко его держать здесь?

— Среди сигаретного дыма? — Ее лучистые глаза мучительно были мне знакомы, но убей меня, где я их видел, не мог вспомнить. Она небрежно махнула рукой в сторону Камисиро: — Некоторые уже давно упрекают меня, что я даю ей коптиться здесь.

— И эти некоторые правы, — делая вид, что продолжаю рассматривать полотно, я не упускал из поля зрения ни его, ни ее. — Одно дело копия, а подлинник не заслуживает такой участи. Мне так кажется.

Камисиро растерянно смотрел то на нее, то на меня. В ее же поведении ничего не изменилось.

— Интересный господин, — сказала она, разливая по рюмкам виски. Потом подняла глаза, и я почувствовал на себе их гипнотическое действие. Прекрасный дар природы. Потом что–то в них выключилось. — А ведь вам не нравится Шагал? Или это мне показалось?

— Я к нему равнодушен. У одного моего знакомого тоже была работа этого мастера. Недавно он умер. Я имею в виду моего знакомого.

— Печально, — она сидела рядом со мной и разглядывала виски сквозь стекло рюмки. — Есть даже поверье, что картины Шагала имеют влияние на судьбы их владельцев. И в лучшую, и в худшую стороны… А у меня ничего не меняется. Неужели это все–таки подделка? — Она вопросительно взглянула на меня и усмехнулась

В посещении «Шагала» была все–таки какая–то неувязка. Едва ли Камисиро желал поразить мое воображение. В том, что у него роман с хозяйкой фешенебельного бара, у меня сомнения не было. Возможно, он уже тяготился этой связью, если вспомнить его звонок к ней из больницы. Чужая душа потемки. Зачем он позвал меня сюда?

— Послушай, — обратился Камисиро к своей подруге, — откровенно говоря, нам с приятелем необходимо посекретничать. Лучше всего будет, если мы прогуляемся по Гиндзе. Ты не против?

— Жаль. У нас такая милая беседа, — она говорила это без жеманства. Чувствовалось воспитание. — Вы можете секретничать и здесь.

— Нет, мы, пожалуй, пойдем. — Камисиро поднялся и я вслед за ним. — Нам предстоит разговор на тяжелую тему. Произошло убийство.

— Убийство! — Она стояла возле стойки и что–то чертила ручкой на клочке бумаги. — И вы лишаете меня возможности послушать о жутких преступлениях? Это нечестно. Я большая охотница до таких историй.

Было дико слышать такое из уст очаровательной, довольной жизнью и, видимо, неглупой женщины. Я подошел к ней, чтобы попрощаться.

— Не огорчайтесь, — сказал я ей, — эта история не столь интересна. Убили мою невесту. — Она опустила глаза и протянула мне руку. В ладони у меня очутился крошечный клочок бумаги. Я сунул его в карман, а оттуда вытащил пачку сигарет. Вот у меня завелась еще одна тайна.

— Мы шли по Гиндзе.

— Глупо было приглашать вас именно в «Шагал», — Камисиро выглядел сконфуженным и я счел нужным успокоить его.

— Зря вы это. Было неплохо. А хозяйка — просто блеск. Теряюсь в догадках, сколько ей может быть лет. Тридцать… или больше?

— Жаль, что такое нельзя женщине сказать в глаза. Ваш комплимент был бы ей по душе. А вообще–то, я сам не берусь судить. Женщины в чем–то похожи на оборотней, — со смехом закончил свою тираду мой спутник.

Так как была моя очередь, я предложил Камисиро посидеть в баре «Аруру» — пристанище журналистов–международников, где в сутолоке никому нет дела до тебя и всегда найдется свободное местечко. За стойкой я увидел Аками. Как всегда хороша и чуточку надменна. Камисиро подкатился к ней с ходу. Здесь он был как рыба в воде.

— Могу спорить, что «Гимлета» нам тут не подадут, — он скорчил гримасу, которая мгновенно сработала. Аками улыбнулась. Редкий случай.

— Не слишком ли поздно для «Гимлета», господа? — лихо отпарировала она, с лета перефразировав слова модного литературного персонажа, заявлявшего, что «Гимлет» пьют спозаранку. Камисиро даже всплеснул руками от восхищения. — Классная девочка и вообще… мне здесь очень н-нравится!

Я был рад за него. А собой недоволен. Ну какой черт меня дернул потащиться в «Аруру»! Ведь должен был знать, что непременно столкнусь с Аками, что пойдут намеки, обиды, не исключено, и предложения. Мы расстались три месяца назад, когда я познакомился с Йоко. Мы были неплохой парой, и все у нас шло нормально, но в последний раз что–то отказало, я мямлил о перегрузках на службе и недосыпах, но Аками прекрасно поняла, откуда мой недосып и выскользнула из моей постели с проклятьями, и мне даже почудилось, с шипением. Она подошла к нашему столику с бокалами коктейля.

— Ваш «Гимлет», господа, — и добавила, обращаясь к Камисиро: — А если я выпью с вами, не возражаете?

— О, было бы здорово! — мой приятель из кожи лез, чтобы ей понравиться. Его можно понять. На здоровье, Камисиро!

— А вы нас забыли, — Аками глянула в мою сторону. — Так много времени отнимает приготовление к свадьбе?

— Нет, моя свадьба разладилась, Аками.

— Вот–те на?.. Не представляю, что у вас случилось, но ваша женщина — мудрый человек. — Было бы смешно, если бы она отказала себе в этой маленькой мести.

Бог с ней. Я оставил их вдвоем, отошел к стойке, а затем направился в туалет. Я ведь только сейчас вспомнил о записке. Текст был короткий: номер телефона, и — «позвоните после часа в любое время». В конце — подпись, сокращенное женское имя. Теперь мне кажется, что если бы она поставила один инициал, я догадался бы все равно. Но в ту минуту я смотрел на этот обрубок имени как зачарованный.

Пока я отсутствовал, моя парочка разлетелась. Аками ворковала с известным международником. Известным не своими статьями, а тем, что после десяти лет работы в Париже его видят всегда в берете. Злые языки доносили, что он его не снимает и по ночам. Камисиро сидел в задумчивости.

— Так что там с Аои? — нарушил я его уединение.

— Позавчера во второй половине дня он зашел ко мне выпить кофе. А затем позвонил. Вы, может быть, помните, у меня телефон рядом со стойкой. Неудобно, конечно. Короче говоря, я слышал, о чем он говорил. Меня это не касалось. Но вдруг промелькнуло ваше имя.

— Мое имя?

— Да. И тут я стал прилежным слушателем. Что меня поразило? Во–первых, на том конце провода был какой–то важный чин. Аои обращался к нему через слово: да, сэнсэй, нет, сэнсэй… Потом он сказал о вас: «этого парня будет нелегко замарать». Что вы на это скажете?

— А вы?

— Аои не такой, каким его представляют. В частности, пресса. Он способен на черное дело. Мне об этом сказал сыщик из его отдела, он его терпеть не может. Так что поберегитесь!.. Простите, я только что узнал из газет о гибели некоей Игата Йоко и, сопоставив то, что знал со времени нашей с вами первой встречи, я понял, что та девушка — это она, а только что… она в самом деле была вашей невестой?

— Да.

— Глубоко сочувствую вам.

Я сделал знак Аками, чтобы принесла счет. Вместо того чтобы идти к стойке, она направилась прямо к нам.

— Заплатите в следующий раз.

Не знаю, что ей успел наплести Камисиро, а может быть, ею руководило наитие, которое некоторым с успехом заменяет информацию, но она была другой. С девушками из бара не спорят. Мы раскланялись.

Я припомнил начало телефонного номера, переданного мне в записке. Он начинался с 407. Район Адзабу. Там, где служил Игата Такити. И от меня это недалеко. Я решил проверять у Камисиро.

— Скажите, хозяйка «Шагала» живет где–то от меня поблизости?

Он даже остановился,

— Вы меня весь вечер поражаете. То подлинник разгадали, и сейчас…

— Обычная интуиция. Я же видел, что вы тоже догадались о моих прежних отношениях с Аками…

— Напрасно вы с ней расстались. Таких очень мало.

— Иногда это необходимо делать. — Я махнул рукой и шофер такси услужливо открыл дверцу. Из машины я видел, как Камисиро смотрел мне вслед.