Можешь отрезать мне кусочек языка
Иду я по направлению к дому и про себя большую и малую клятвы даю: держать язык за зубами. При большой клятве нужно поднять правую руку вверх. Я поднял её, а в ней кулёк, который сунул мне Кирилл Яковлев, когда мы от фотографа уходили. С пирожными. Я про них совсем забыл. Что же мне с ними делать? Принесёшь домой, будут допытываться: «Откуда взял?» Ответишь: «Подарили!» — накинутся: «Зачем клянчил?» Начнёшь оправдываться: «Не клянчил — угостили!» — заругают: «Почему до обеда сладким напичкался?»
Постоял я немного. Вижу, урна у ворот стоит. Я около неё кулёк и положил. Кто-нибудь заметит его и пирожные съест. Не пропадать же им!
Отошёл я. Обратно вернулся. Совестно стало: подарок Кирилла Яковлева в мусор кидаю! Поднял кулёк. Иду. Лидка откуда-то появилась. Как всегда — кстати.
— Я на вокзале была, — затрещала. — Думала, что ты уехал поступать в цирк. Тебя вся школа ищет. Я твой портфель к вам домой принесла, бабушка твоему папе позвонила. Он — твоей маме. Она — моей. Интересно как! Обе мамы прибежали домой. Забыли про ссору. Вместе куда-то понеслись...
— Может, по радио передавали, что пропал мальчик Илья Ильюшин? Приметы — веснушки?..— перебил я Лидку.
Она растерялась.
— Не знаю. Не слушала радио. Может, и передавали.
— Эх ты! Самое главное прозевала! — упрекнул я её.
Лида отвернулась и обиженно заморгала.
— На, ешь, — решил я её утешить. И протянул кулёк.
Лида раскрыла его. Посмотрела на пирожные, вернула мне их обратно.
— Не возьму! Скажи сперва, кто тебе их дал?
Я сунул ей кулёк в руки. И сказал те же слова, что мне Кирилл Яковлев говорил:
— У нас, клоунов, положено так: угощают — отказываться нельзя. Так что, старуха, действуй! Выбирай по вкусу.
— Как это «у нас, клоунов».?
Ты что теперь — клоун? Ты же фокусник. Я твоя помощница.
— Фокусы тоже пригодятся, — выпутался я. — Вообще-то я клоуном стал. — И, чтобы не проговориться о киношной тайне, добавил: — На всю жизнь.
— А я?
— Тебе бы всё «А я?»! Так это просто! Ты же девчонка... Много ты видела клоун... тьфу, даже выговорить трудно... клоун-их?
Лида опять заморгала. Не могу видеть, когда она жалобно моргает!
— Ладно, так и быть, попробую похлопотать, — успокоил её.
Лида обрадовалась.
— Как это похлопотать?
— Сам не знаю. Ешь пирожные.
— Давай вместе. Вдвоём веселей.
Я подумал: вдвоём и вправду веселей.
— Разве говорят — клоуниха? . . — продолжала она допытываться.
— Не мешай, — прервал я ее. — Не знаю, что с тобой делать. Мало того, что ты девчонка. Ещё и веснушек у тебя нет. Попробуй сделай из тебя клоуниху...
А про себя подумал: «Что, если Кириллу Яковлеву про Лидку рассказать? Может, он сё в дочери возьмёт. Ну а то, что у неё нет веснушек... Бывает же: у сына есть, а у дочери нет».
— Вечером посоветуюсь с одним человеком, — пообещал я. — Завтра ответ тебе дам.
— Ой! Как долго! — вскрикнула Лида, приканчивая последнее пирожное.
— Ничего. Потерпишь. — И предложил: —А сейчас поклянись самой страшной клятвой, что не проболтаешься никому!
Лида высунула язык... и уколола его булавкой, которую выдернула из воротника.
— Проболтаюсь, отрежь мне кусочек языка! —
И тут же спросила как ни в чём не бывало: —Можно, в школу схожу сказать, что я тебя первая нашла?
— Для чего? Хвастать?
— Когда я хвасталась? — взбеленилась Лида.— Это ты хвастун. Я за Марину Семёновну переживаю. Хочу предупредить, чтобы не волновалась из-за тебя.
— Чего же ты стоишь? Беги скорей! Лида припустила что было мочи.
— Скажешь Марине Семёновне, — крикнул я ей вслед, — что я не из-за неё сбежал, а из-за толстухи.
Лида что-то крикнула мне про толстуху. Но я уже спешил домой и ничего не разобрал.
Бесценная потеря
Бегу и воображаю, как встретят меня дома. Радио надрывается: «Пропал мальчик...» Мама, бабушка и даже папа плачут. Я спокойно вхожу в квартиру. Все сразу вскакивают... Я показываю записку Кирилла Яковлева вместе с билетами на представление.
Подумал про билеты, захотелось посмотреть на них. Сунул руку в карман и чуть не упал. Ни записки, ни билетов. Вывернул все карманы, снял куртку и встряхнул. Коробка с гримом есть. А билетов нет. И записки — тоже. Пропал!
«Сперва фотограф сказал, — быстро-быстро вспоминаю я, — что не пойти на представление — всё равно что потерять лотерейный билет, выигравший автомобиль! Я, чтобы не потерять билеты с запиской, держал их в правой руке. Левой взял от Кирилла Яковлева пирожные. Потом, чтобы ему подать руку для прощанья, билет с запиской переложил из правой в левую...
Куда делись билеты с запиской? Может, в урну их выбросил?»
Меня прямо в жар бросило. Помчался обратно к урне. Она на месте стоит. Перевернул её. Исчезли билеты! И записка тоже. Вернулся к тому месту, где с Лидой пирожные ели. Каждую бумажку подымаю. Но уже совсем плохо вижу. Слёзы мешают. В голове всё перепуталось.
Прохожие мимо идут. Никто на меня внимания не обращает. Пошёл и я.
Куда — и сам не знаю. Вижу, милиционер приближается. Я с ним давно знаком. Ещё когда первоклашкой был, мне подарили велик. Поехал я форсить на середину улицы. Милиционер свистнул, я остановился. Он спросил, где живу, и проводил меня до дома. С тех пор мы с ним подружились.
На этот раз мне от него удрать захотелось. Но он меня уже увидел и рукой знак сделал. Пришлось подождать его. Стою. Милиционер подходит ко мне. Думаю, ругать начнёт. А он мне ласково-ласково говорит:
— Чего это ты, дружок, пригорюнился?
Слёзы у меня хлынули ручьём, слова толкового сказать не могу. Бормочу ерунду про какой-то автомобиль, про выигрышный билет. Что если его потерять — топиться надо. И что я потерял билеты...
— Какой автомобиль? — спросил милиционер.
— Не знаю! — с рёвом отвечаю.
Схватил он меня и усадил на какой-то ящик. Я слёзы рукой вытираю.
— Перестань ты хныкать! Потерял или украли?
— Не знаю. Ничего не знаю, — продолжаю бессвязно бормотать.
— Разберёмся! Пошли домой!
— Лучше в милицию!
— Да ты не бойся, — успокаивает он. — Я тебя в обиду не дам.
И повёл меня за руку.
"Всё хорошо, прекрасная маркиза"
Когда мы подходили к нашему подъезду, разные старушки и тётушки, которые целыми днями пасут коляски с младенцами, кинулись предупредить моих родителей.
Дома радио молчало. Никто не плакал. Мама бросилась меня тискать и целовать. Папа, нахмурив брови, толкнул меня в бок.
— Я всегда говорил: Маяковский прав! Наша милиция нас бережёт! — Папа подал руку милиционеру и сказал:—Спасибо! Спасибо, товарищ милиционер.
Я надеялся, что милиционер отдаст честь и отрапортует: «Служу Советскому Союзу!» Он же засмущался и сказал, что не заслуживает благодарности.
Тогда папа повернулся ко мне и уже грозно спросил:
— Ну-с, удалец-молодец, доложи, что натворил!
Милиционер поправил папу:
— Зачем же так сразу — «натворил»? Он — парень надёжный.
Думая, что я не замечаю, милиционер так посмотрел на папу, будто гипнотизировал его. Папа у меня сообразительный.
— Конечно, конечно! — закивал он. — Иди, сынок, помой руки.
Когда я возвратился, в комнате чужих не было.
Папа с милиционером сидели за столом. Мама на диванчике кусала носовой платок. Бабушка стояла у окна и одёргивала передник. Папа мне улыбнулся и подозрительно-ласково сказал:
— Умылся? Ну и молодчина! Садись, сынок! Я сел. Все молчат. Ждут, что скажу. Я тоже молчу. Папа не выдержал:
— Скажи, сынок, тираж лотереи разве объявили?
— Не знаю, — отвечаю.
— Как же ты проверил билет?
— Я не проверял. Стараюсь ничего не говорить, чтобы свои клятвы не нарушить. Милиционер молча слушает. Папа продолжает допытываться:
— Хорошо! Согласен. Тиража не было. Билет ты не проверял. Откуда же тебе известно, что твой билет выиграл автомобиль?
Я врать не стал. Ответил честно:
— Я не выиграл. Но иметь такой билет, какой был у меня, — всё равно что выиграть автомобиль.
Папа привстал. Мама бросила кусать платок. А милиционер спросил:
— Кто же тебе такой драгоценный билет дал?
— Клоун, — сказал я.
Мама не выдержала и закричала:
— Товарищ милиционер! Вы слышите, что ребёнок говорит? Это он про хулигана по прозвищу Клоун!! Что этот Клоун хочет у тебя выманить? — обратилась она ко мне. — Ты ключ от квартиры ему не отдал?
— Прошу вас, не нервничайте! — успокоил её милиционер. — Всё выясним. Объясни толком, Ильюша, кто такой Клоун?
Я очень обиделся на маму. Показал ей ключ и сказал:
— Он не хулиган! Он знаменитый клоун! Сам Кирилл Яковлев. Я буду его сыном.
Все посмотрели на папу. Наверное, думали, что он меня побьёт. Я тоже так подумал. А папа вдруг запел:
— Что ты весело распелся?! — возмутилась мама. Папа опять запел:
Милиционер ни слова не сказал. Одна бабушка вступилась за меня:
— Как вам не стыдно! Ребёнок напуган! Целый день ничего не ел, а вы мучаете его. Идём, детка, от них!
Она взяла меня за руку, чтобы увести на кухню. Но я не пошёл. Тогда она ушла. А мама и папа стали меня гладить по голове и просить, чтобы я не плакал.
— Зачем его уговаривать? — вмешался милиционер. — Пусть поплачет. Маленькие любят слёзы проливать.
Мне сразу расхотелось плакать. А он, опять просто так, задал вопрос:
— Слышали? Поговаривают, что артисты цирка не приедут к нам на гастроли.
Я подумал, что, может, и вправду милиция прозевала приезд циркачей.
— Сам их видел, — признался я милиционеру.
— Вот это новость! — обрадовался он. — Я и не знал. Ты что, у Дома культуры их встретил?
— Нет, — говорю, — я у них в уборной был.
— Как же тебе удалось туда пробраться?
— Я не пробирался. Меня клоун позвал. Сам Кирилл Яковлев.
— Скажи пожалуйста, — удивился милиционер.— Кирилл Яковлев! И ты, конечно, выпросил у него билет на представление?
Я рассердился:
— Ничего я не выпрашивал! Он мне сам его дал. Милиционер пересел поближе ко мне.
— Извини меня! Я не так выразился. — Он нагнулся ко мне и тихо спросил:—Выходит, ты этот билет и потерял?
Как только милиционер напомнил об этом, глаза мои опять стали мокрыми.
— Конечно, ты прав, — продолжал милиционер.— Лишиться подарка хорошего человека — всё равно что потерять выигрышный билет. Но не печалься. Я достану тебе другой билет.
Я не успел поблагодарить милиционера. Помешала бабушка. Она поставила на стол борщ, сосиски с пюре и сбитые сливки.
Я посмотрел на всё это... Вздохнул. И только ради бабушки проглотил несколько ложек борща.
Мама подвинула ко мне тарелку с сосисками. Я отвернулся от них. Мама, наверное, подумала, что я из упрямства отказываюсь.
— Что ты за ребёнок?! — возмутилась она.
— Оставь его, Оля! — поспешил мне на помощь папа. — Пусть Илья подкрепится сливками.
Вообще-то я сбитые сливки люблю, пожалуй, ещё больше, чем мороженое. Бабушка их только на праздники готовит. Здорово делает! Вот я и решил, что после борща стоит рискнуть. Но... не смог.
Мама и папа забеспокоились. Бабушка испугалась.
А милиционер нисколько не испугался. Он спокойно спросил меня:
— Признайся, Ильюша, много ты мороженого сегодня отхватил?
Я по правде ответил:
— Два блюдца.
— Это сколько же? Граммов по двести?
— Пожалуй...
— И тебя не затошнило? — засмеялся милиционер.
— Чуточку, — сознался я. — Когда за какао с пирожными принялся...
Больше я ничего не мог сказать, потому что мне жутко как стало нехорошо. Думал — умираю. Мама закричала:
— Надо спасать ребёнка!
Все зашумели, забегали. Тогда уж и милиционер перепугался. Сразу вызвал «скорую помощь». А бабушка уложила меня в постель.
Расчудесное лекарство
«Скорая помощь» приехала. Я боялся, что она увезёт меня в больницу. И когда к моей кровати подошёл старенький доктор, притворился, будто совсем не умираю.
Доктор надел очки и велел мне показать язык. Потом наклонился и, пощекотав мой живот седой бородкой, помял его. После этого я ему ещё раз высунул язык.
— Так, так, — сказал он. — Ну-ка, мой милый, поведай нам без утайки, чем ты лакомился сегодня.
Я повторил ему всё то, что у меня уже выпытал милиционер. Доктор поинтересовался, сколько стаканов воды я выпил, и похвалил меня. — Так, так, — снова произнёс он. Потом пообещал, что проживу весь будущий век. Но ложечка касторки мне не помешает. Безобидное, древнейшее лекарство. И во всяком случае — не горькое.
Бабушка тотчас принесла из своей секретной аптечки бутылочку касторки и подала её доктору. Он вынул пробку и лизнул её, вкусно причмокнув. В конце концов он так разохотился, что налил в столовую ложку не одну, а две чайных ложечки касторки.
Прежде мне никогда не приходилось её пробовать. Но раз она не горькая и доктор ею так восхищается... Я сопротивляться не стал. Послушно открыл рот. И чуть не задохнулся... Никакое это не безобидное лекарство. А самая-пресамая отвратительная гадость.
И почему это у взрослых привычка хитрить? Тот же доктор. Сказал бы прямо — мерзостное лекарство. Что я — трус? Не выпил бы его? Не сразу, но одолел бы. Я так разобиделся на доктора, что больше смотреть на него не захотел.
Доктор же, хоть и сказал «молодец», на самом деле ни капельки меня не пожалел. Посмеялся и посоветовал больше не объедаться, чаще вспоминать про совесть и не подводить себя, тем более — родителей.
Я ему ничего в ответ не сказал. Нарочно я никого не подвожу. А совесть у меня есть. Только она, как Лида говорит, часто юлит. Легкомысленная! Обо всём этом я подумал и тут же про себя поклялся воспитать свою совесть.
Родители это поняли. Когда ушёл доктор, ни о чём меня больше не спрашивали.
Мой друг - милиционер
Я лежал и думал только об одном: что не сумел побывать на представлении в цирке. Кирилл Яковлев подумает, что я расхотел быть его сыном. Кончится ли когда-нибудь моё невезение?!
В комнату вошла бабушка. Наклонилась ко мне.
— Уже поздно, — прошептала она. — Ты засни, детка. Утром будешь здоровенький!
Что, если бабушке всё рассказать?.. Бабушка — верный человек. Она всё поймёт. Но сказать ей я ничего не успел, потому что явился мой друг — милиционер.
Он отдал мне честь. И, вручая голубой конверт, сказал:
— Вот тебе, Илья Ильюшин, письмо от знаменитого клоуна Кирилла Яковлева. Мне удалось повидаться с ним.
Я хотел встать, чтобы тоже отдать честь. Но милиционер не позволил:
— Лежи, лежи! По уставу больной имеет право не вставать перед старшим. Ты лучше прочти, что написал тебе Кирилл Фёдорович.
Я вынул письмо из конверта и прочёл его вслух:
— «Славный мой дружище Илья! Узнал, что у тебя неприятности. Рад, что ты мужественно справился с ними. Что касается мороженого, то это и моя вина. Перестарался. Передай родителям мои извинения. Не огорчайся, что не попал на представление. Мы скоро к вам приедем. Будем выступать на утренниках. Приглашаю тебя и твоих родителей на любой мой спектакль. Помни о нашем уговоре. Жди от меня известий. С клоунским приветом. Кирилл Яковлев».
Милиционер стал прощаться. Тогда я спохватился, что ещё не поблагодарил его. И повторил слова папы:
— Спасибо вам, товарищ милиционер!
— Служу Советскому Союзу!—откозырял он мне. — Служу юным друзьям милиции.
Я видел, как бабушка платочком вытирает глаза. И я подумал: «Может, нарушить мне мои клятвы? Расскажу родителям про свой секрет». Но в комнату вошёл папа и приказал:
— Немедленно спать! — и выключил свет.