Тереза, сожительница Джорджо Ренци, дома. Она делает вид, будто что-то раскладывает по местам, и тут слышит, как открывается дверь. Она смотрит на часы. 21:48. «Он меня даже не предупредил, он всегда так делает, эта работа отнимает у него все силы».

– Привет, как дела?

Ренци напряжен, но улыбается ей.

– Хорошо, все хорошо.

Тереза подходит к нему, и Ренци совершенно символически целует ее в губы и мгновенно отстраняется, беспокоясь о том, что она может что-нибудь почувствовать – какой-нибудь аромат или то, что эти губы теперь принадлежат не только ей.

– Мы закончили поздно. Знаешь, от этих изменений в «Угадай-ке» у нас теперь куча проблем.

– Я видела того, про кого ты мне говорил. Симоне Чивинини, верно?

– Да.

– Он молодец. Симпатичный и держится гораздо естественней, чем Валли. Мне он нравится больше. Я приготовила фаршированные рулеты в соусе, которые ты так любишь, и салат. Хорошо?

– Отлично.

Ренци идет к холодильнику, открывает его, достает бутылку пива и несет ее к столу. Как и всегда по вечерам, они едят на кухне. Ренци наливает в свой стакан шипучую воду и улыбается Терезе, когда она ставит на стол тарелку. Она отвечает ему улыбкой, но чувствует, что здесь что-то не то.

– Со Стефано Манчини все в порядке?

– Да.

– А ты как себя чувствуешь?

– Хорошо.

«Он отвечает мне односложно потому, что не хочет об этом говорить? Или потому, что он нервничает?»

Потом Тереза садится. С виду Ренци спокоен. Он съедает кусок хлеба и отпивает немного пива. «Он расслабляется, – думает она. – Наверное, у него была куча совещаний, а на них все столько говорят». Тереза кладет ему в тарелку рулет.

– Дать тебе два?

– Да, спасибо.

Тогда она добавляет ему еще один рулет, а он накладывает себе салат и наполняет соседнюю тарелку. Они начинают молча есть. Ренци смакует рулет.

– Вкусные. Получились отлично.

– Лучше, чем в прошлый раз?

– Да.

Тереза улыбается.

– В тот раз ты сказал, что они просто стратосферические. Я еще помню, как ты употребил это слово.

Ренци кивает. В тот раз он еще не познакомился с Данией.

– А в этот вечер они еще более стратосферические.

Она смеется. Он пытается быть остроумным. Ренци говорит что-то еще, но понимает, что слабоват, что это не смешно, что у него не получается. Он не привык к уловкам, лжи и актерству. Ему нравится делать фильмы про то, чего нет, но не играть в них. «С другой стороны, это моя жизнь, я распоряжаюсь ей, как хочу. Разве не так?» Он ест нервно, быстро жует, глотает кусок за куском, смотрит на нее почти исподтишка, гневно. «И как это она не понимает? Тереза должна быть счастлива, что со мной такое случилось. Она должна любить меня так сильно, чтобы понять мое новое, невероятное счастье. Разделить его со мной, вот именно – не быть собственницей, а понять, что я все равно ее люблю, но по-другому. Не так, как эту девушку: она для меня безграничное наваждение, которое все во мне переворачивает». Потом он останавливается. На самом деле его желудок ничего не принимает. Ему даже не хочется больше есть. «Теперь это все мне тесно, слишком тесно. А вот с Данией у меня ничего не вызывает отвращения. Даже все самое грязное, что мы делаем с ней, кажется мне чистым. Со мной никогда такого не бывало». И Ренци кладет нож и вилку, почти бросает их на стол. Тереза даже пугается. Он смотрит на нее и меняет выражение лица. Он больше не может притворяться.

– Я познакомился с одной девушкой.

Тереза улыбается, думая, что это начало одной из тех многочисленных баек, которые он всегда рассказывал, возвращаясь вечером домой. Ей было приятно, он делал ее сопричастной тому, такому далекому, миру. Тереза с любопытством ждет продолжения рассказа. Но на этот раз все не так. Ренци бросает на нее беглый взгляд, потом опускает глаза – но не для того, чтобы есть или искать соль, а для того, чтобы избежать ее осуждения. Выражение лица Терезы медленно меняется, ее улыбка гаснет, уголки губ опускаются, лицо перестает светиться. Она берет с колен салфетку, вытирает рот, кладет ее рядом с тарелкой. Потом встает, отодвигает стул и уходит в комнату. Ренци слышит, как хлопает дверь, и на секунду закрывает глаза. Он вспоминает день, когда они встретились. Это было у друзей, на вечеринке. Они о чем-то спорили, и когда Ренци заметил, что она вмешалась в разговор, то сказал: «Надеюсь, что обойдусь без тебя!» Она подхватила игру: «Как без специалиста по уголовному праву? Пожалуй. А как насчет всего остального?» Потом они танцевали, смеялись, все время смотрели друг на друга с любопытством и желанием открыть что-то еще, узнать друг друга лучше, со всех точек зрения. Начало всегда лучше конца – а иначе почему веселы оба? Зато, когда любовный роман заканчивается, один из двоих плачет и думает, что он напрасно потратил кучу времени.

Теперь Тереза у себя в комнате. Наверное, она думает, что делать, как себя вести. Ренци удивлен, но его утешает, что она его ни о чем не спросила, не пожелала узнать, как они познакомились, как развивались их отношения, что произошло. «Может быть, она сейчас плачет. Тереза такая ранимая; мне жаль, что я ее обидел». Внезапно дверь комнаты открывается, и выходит она – совсем не такая, как он ожидал. Она вне себя от ярости, ее глаза сузились, а не опухли от слез, и она врывается в кухню.

– Что это за гадина? Когда у вас все это началось? Ты ее трахал, да? Да уж, конечно, а иначе с какой стати ты бы мне это рассказывал? Думаешь свалить на меня вину, чтобы чувствовать себя легче, правда? Завтра наша годовщина. Было бы шесть лет, как мы вместе. Ты даже дал мне понять, что в следующем году, если у тебя на работе все будет в порядке, мы поженимся, и что теперь? Ты встретил какую-то сучку, которая раздвигает ноги, и ты разбиваешь все, как ребенок, который, бросив мяч в магазин хрустальной посуды, говорит: «Ага, удалось!» – и удирает.

– Мне жаль.

– Тебе жаль? Ты способен сказать только это? А теперь ты мне расскажешь, как ее зовут, ее фамилию, сколько ей лет, и чем вы занимались. Расскажешь все. – Она хватает его за воротник рубашки и даже вырывает верхнюю пуговицу. И, озверев от ярости, продолжает: – Мне приходилось терпеть обеды у твоих родителей, всегда с одними и теми же пустыми разговорами, нудными и унылыми, без малейшего понимания жизни, с твоими двумя братьями и их никчемными подружками. Я сидела у твоих родителей, которых устыдилось бы даже само слово «невежество». Но я всегда переносила все это с удовольствием, весело и легко, потому что я делала это ради тебя, ради того, что, как мне казалось, у нас с тобой было. И теперь ты просто говоришь, что познакомился с какой-то стервой? Нет, да ты действительно козел! И тебе не стыдно?

Ренци даже не моргнул глазом.

– Эй, да я с тобой разговариваю! – И она снова дергает его за рубашку. – С тобой! С тобой!

Тереза начинает кричать, толкая его, выходя из себя и, наконец, даже дергая его за волосы.

Ренци, рискуя причинить ей боль, отводит ее руки от своей головы и встает. Потом идет к двери, берет куртку, ключи и, не говоря ни слова, выходит из квартиры. Тереза начинает рыдать, бежит в комнату, хлопает дверью с неслыханной силой, словно собираясь разнести ее на куски. Ренци надевает куртку и садится в машину. Когда-то Тереза ему сказала: «Если когда-нибудь у тебя случится роман, обязательно мне скажи. Я бы даже могла понять тебя и простить. Но если я тебя засеку, то приду в такую ярость, что ты даже не представляешь. Да будет тебе известно, что я не подам моей руки той, которая держала твою штуковину в своей – и при этом мне улыбалась и, вся такая симпатичная, поднимала меня на смех».

– Этого не случится, – ответил ей тогда Ренци.

И он сдержал свое обещание, признался ей. А вот Тереза отреагировала не так, как говорила. Однако любовь преподносит сюрпризы, любовь заставляет делать нас то, чего бы мы никогда не могли вообразить, – и в хорошем, и в плохом. Ренци берет мобильник и звонит Дании. Он отключен. Наверное, она уже спит. Ей нужно было отрепетировать разные сценки для завтрашних съемок. Она очень устала. По крайней мере, так ему хочется думать, ему нужно в это верить, потому что, в противном случае, он просто выкинул свою жизнь на свалку.