Я отвез Баби домой, и теперь тихо еду в ночи. Пробиваются первые лучи солнца, и я вдруг вспоминаю эти слова.

«Ты счастлив?» – Этот вопрос все еще отдается эхом у меня в голове. Передо мной, в тишине, стоит отец Андреа. Его глаза закрыты. Он ждет моего ответа. Чем больше проходит времени, тем более тягостным, неловким и томительным становится это молчание. Такое впечатление, что оно только усиливает эхо. Вдалеке слышится пение какой-то ночной птицы, чуть дальше – веселое щебетание Джин, болтающей со своими родителями, Франческой и Габриэле. А потом внезапно эту тишину нарушает голос отца Андреа – тихий, серьезный, но по-своему легкий.

– Ты понял вопрос, который я тебе задал? Он ведь совсем не трудный; я спросил тебя, счастлив ли ты. – Он открывает глаза, поворачивается ко мне и смотрит на меня спокойно, как если бы ответ, которого он ждал, был проще всего на свете. Но мы по-прежнему молчим, так что он, наконец, мне улыбается: – Ладно, если ты так долго думаешь, прежде чем ответить, то, значит, ты уже ответил. Мне очень жаль.

– Это не так легко.

– Я знаю. Этот вопрос только кажется легким, но на самом деле он сложный, потому что много всего предусматривает.

– Мне бы так хотелось им быть.

Отец Андреа смотрит на меня и смеется.

– А кто бы не хотел? На эту тему сняли прекрасный фильм – «В погоне за счастьем» Габриэле Муччино.

– Да, я его видел…

– И я тоже.

– В нем главный герой, тот знаменитый чернокожий певец… как там его зовут…

– Уилл Смит.

– Точно. Так вот, ему удается найти счастье, и знаешь, почему? Потому что, ничего не имея, он довольствовался малым. Людям, у которых есть все, найти счастье труднее. Пиранделло говорил, что истинное счастье – нуждаться в малом. А Камю считал, что никогда не будет счастлив тот, кто будет продолжать искать, в чем заключается счастье. Я полагаю, каждый из нас сам знает, что сделало бы его по-настоящему счастливым. Самое главное – это иметь смелость быть таким. Короче говоря, как писал Борхес: «Я совершил только один грех в своей жизни: я не был счастлив».

И мы опять молчим. Он очень оригинальный, этот священник. Он любит кино и цитаты, он мне симпатичен. И тогда, как будто он мой давний друг, и даже как будто (смешно и подумать!) в нем воплотился Полло, я начинаю говорить:

– Джин изумительная девушка: она красивая, жизнерадостная, забавная, практичная и умная, для меня она просто сокровище…

Слушая меня, он кивает: он со мной согласен.

– Да, ты прав. Я хорошо ее знаю.

– Ах, да, ну конечно, а я и забыл: это же она выбрала вас, чтобы вы нас повенчали.

– Точно.

Он мне улыбается, и тогда я продолжаю:

– И я уверен, что она будет отличной мамой.

– Я с тобой согласен. Мне показалось, что она очень счастлива.

– Я тоже счастлив.

– Ну и хорошо, я рад.

Но потом я произношу слова, которые и не знал, что могу произнести:

– Но я боюсь.

Тогда отец Андреа кладет мне ладонь на руку и смотрит на меня с любовью:

– В таком случае, как этот, страх – благородное чувство. На самом деле ты боишься, потому что она от тебя зависит.

– Она и ее родители, и ребенок, который у нас будет. Я боюсь, что окажусь не на высоте.

– Ничего, через этого проходило много людей, гораздо менее достойных, чем вы оба.

Тогда я говорю ему правду.

– Недавно я встретил женщину, это произошло случайно. Я ее уже столько лет не видел и надеялся, что больше никогда в жизни ее не встречу. Из-за тех чувств, которые я к ней питал.

– И до сих пор питаешь.

– Да.

Отец Андреа поднимает бровь, закрывает глаза и кивает.

– Тогда это совсем другое дело. В таком случае трудно быть счастливыми.

Потом он переводит взгляд на Джин, которая смеется со своими родителями. Отец прижимает ее к себе, обнимает, а мать тревожится, мы слышим ее голос даже отсюда:

– Послушай, Габриэле! Осторожнее, не переусердствуй, ты делаешь ей больно!

– Ничего страшного, мы шутим!

Отец Андреа продолжает говорить, не глядя на меня:

– Ну и что ты тогда хочешь делать? Отложить свадьбу до тех пор, пока не разберешься сам с собой, или хочешь ее отменить?

– Нет, мы ждем ребенка.

Тогда он оборачивается ко мне:

– Это хорошая новость, правда же?

– Да, очень.

– Но если вы заставите его расти при несчастных родителях, со скандалами, то сделаете несчастным и его. И, может, он будет носить в себе это всю жизнь. Если вы его действительно любите, то не можете так с ним поступить.

Я молчу, а отец Андреа продолжает:

– Странно, что ты не задал мне вопрос, который я иногда слышу в таких случаях.

Мне становится любопытно.

– А какой?

– Можно ли любить двух женщин?

Я улыбаюсь.

– На самом деле я об этом думал, но мне казалось нелепым задавать подобный вопрос такому человеку, как вы.

– Ну и правильно, потому что это просто свинство и только отговорка для тех, кто не хочет брать на себя ответственность. В глубине души мы всегда знаем правду. Если кто-то не может определиться между двумя женщинами, то он обязан оставить ту, которую, как ему кажется, он любит и по которой страдает. И найти в себе мужество стать счастливым с той, что умеет любить.

– Мы ждем ребенка. Джин потрясающая, и жить я хочу с ней.

– Молодец. Значит, ты думал, рассуждал и сделал свой выбор. Но только когда пройдут годы, не надо сожалеть, не надо воображать, какой бы могла быть твоя жизнь… Будет бесполезно об этом думать, потому что ты уже не сможешь этого узнать; может, все пошло бы гораздо хуже. – Он качает головой. – Самое главное, ты не должен больше встречаться с той женщиной.

Я улыбаюсь.

– В чем дело?

– Так именно этого я и боюсь.

– Я познакомился с тобой недавно, но уже понял, какой ты. Если ты решишь, что будет так, то так оно и будет. Твоя жизнь в твоих руках. А теперь давай вернемся к ним. – Он встает, делает несколько шагов и потом поворачивается ко мне. Он меня ждет, и я его догоняю. Тогда он берет меня под руку и улыбается. – Я тебя убедил?

– Нет, я боюсь, что та женщина окажется сильнее моей воли. С другой стороны, если такой выбор было сделать так просто, и все бы сразу же разрешилось, тогда исповеди, покаянные молитвы и особенно вы, священники, были бы уже совершенно ни к чему. Мой грех, если я когда-нибудь его совершу, вас оправдает.

Отец Андреа смотрит на меня, но на этот раз не улыбается.