В офисе я ни с кем не прощаюсь, сажусь в лифт и пулей вылетаю из здания. Однако прежде чем ехать, я должен сделать один звонок.
– Привет, Баби, ты уже вышла?
– Нет, только собиралась.
– Я не смогу прийти, извини.
– А что случилось? Ты забыл, что у тебя совещание? Или собираешься пообедать с другой? – Я слышу, как она смеется. – С любовницей любовника! Учти, я тебя предупредила: если застану, я тебе этого не прощу…
Мы договорились всегда говорить друг другу все, я не могу ей солгать.
– Девочка вот-вот родится, я еду в больницу.
У нее внезапно меняется тон.
– А, ну извини…
– Почему «извини», при чем тут?.. Я этого не знал. Но никакой трагедии не произошло. Я надеюсь…
Тогда она снова переходит на веселый тон:
– Ну что ты! Ты прав. Ну не знаю, я, наверное, сказала что-то неуместное. Поезжай, милый, поезжай. И прими мои поздравления. И все-таки пришли мне эсэмэску, дай знать, что все в порядке.
Баби заканчивает разговор. Не в силах себя сдержать, она начинает плакать. Потом смотрит на себя в зеркало, чувствует себя нелепой и начинает смеяться. «Ну вот, посмотри на себя, просто ужас, ты плачешь, как дура. Сколько я уже не плакала? Целую вечность. А ведь ты должна быть за него рада, это должны быть слезы радости, потому что иначе ты, выходит, не умеешь любить. Он перед этим не заехал к тебе? Но так и должно быть. Теперь ребенок есть и у него. То есть на самом деле у него двое детей, или, по крайней мере, полтора!» И она снова начинает смеяться, а потом берет мобильный.
– Привет, как дела?
– Хорошо, а у тебя? Что-то стряслось, раз ты звонишь мне в это время?
– Давай теперь не задавай мне вопросов и скажи только «да», хорошо?
– Что я должна сказать – «да» или «хорошо»? Я не поняла…
– Ты не должна задавать вопросов и сказать «да».
– Да, хорошо…
– Дурочка! А теперь позвони в офис Стэпа и скажи, что я его ищу.
И Баби объясняет ей мельчайшие детали того, что во что бы то ни стало надо сделать.
В этом маленьком баре «Этиловый спирт» на площади Баньшице несколько парней читают «Республику», другие оживленно болтают о том, что может радикально изменить «катодную трубку», то есть телевидение, и только двое или трое спокойно едят – потому что еще не окончили университет. До его окончания им осталось два или, может, три года, в зависимости от того, как пройдут экзамены, а потом и они заразятся этой лихорадкой, желанием поспешно изменить мир. Зато Дания Валенти, разумеется, к этому равнодушна и потому здоровается с Ренци, который идет ей навстречу, так, словно между ними ничего не произошло.
– Привет! Как хорошо, что тебе удалось зайти!
– Да, но я не могу долго оставаться. Я сказал Стефано, что у меня встреча, но потом должен к нему вернуться. У него вот-вот родится дочка.
– Ну надо же, как здорово, он мне очень симпатичен! Я за него рада. А я и не знала, что он женат. Его жена никогда не приходила на передачи.
– Если жена не приходит на передачи, это совсем не значит, что человек не женат.
– Боже мой, какой же ты ехидный! Ты все еще злишься из-за Джури? Мы целовались только потому, что там были фотографы. Ты потом купил журнал «Супервип-женщина»? Там была эта фотка! То есть там был весь репортаж.
– Да, я ее видел.
К столику подходит низенькая и толстенькая девушка в черном, с вишневыми губами и короткими курчавыми волосами. Из кармана фартука она вынимает блокнот и ручку, чтобы сразу же записывать.
– Привет, что будете заказывать?
– Для меня только гранатовый сок. – Потом она тихо говорит Ренци: – Я жутко растолстела.
– Я тоже возьму сок.
Девушка кладет ручку и блокнот обратно в карман фартука, подходит к грязному столу, убирает несколько тарелок, стаканов и бумажных салфеток и со всем этим хозяйством возвращается в бар.
– Да ладно, не злись. К тому же ты мне говорил, что у тебя есть женщина. Значит, ты с ней порвал?
– Мы больше не вместе.
– Мне жаль, если вы поссорились… А что случилось? Да нет, нет, ладно, это не мое дело.
– Так я тебе скажу.
– Нет, я же тебе сказала, что не хочу этого знать. Ты мне лучше скажи, тебе удалось получить для меня роль? Я буду играть Стефанию, радиоведущую, которая начинает с низов и становится знаменитой?
– Нет, на эту роль захотели взять Варгаду.
– Но она же всегда во всем играет! Чем она лучше меня? Я знаю, почему ей так много всего перепадает – потому что она любовница Дельфини, директора «Рэтэ», вот почему. Если бы на ее месте была я, то я бы уже была в Голливуде. Ну так как? Кого я буду играть?
– Катерину.
– Но Катерина появляется только в одной серии, это микроскопическая роль!
– Такая уж серия, она вся завязана на ней… Да и к тому же ты только начинаешь, ты никогда и ничего не играла в сериалах.
– Нет! Ну тогда я хочу сыграть хотя бы Федерику, сестру Стефании. А если нет, то вообще ничего не буду играть и вернусь в Милан!
Дания вынимает из сумочки пачку, достает из нее маленькую жвачку, бросает ее себе в рот, как в баскетбольную корзину, и щелкает языком. Разевая рот, Дания жует ее со скучающим видом, а потом ей приходит идея.
– А кто режиссер?
Ренци смотрит на нее, прекрасно понимая ее планы.
– Пока еще не решили.
Тем временем приходит официантка с соком.
– Спасибо.
Дания начинает молча пить. Выпив почти три четверти стакана, она ставит его на столик.
– Было бы справедливо хотя бы попробовать меня на роль Стефании. Откуда им знать, подхожу я или нет? Разве та, кого никто не знает, не может всех удивить? Во времена реализма людей брали с улицы, все было гораздо правдивей, вот это было кино. – И она продолжает пить сок, пока не допивает его до конца. Потом ей приходит в голову другая хорошая идея: – А почему бы нам не пойти ко мне? Я дам тебе сценарий первой серии, и ты увидишь, как я справлюсь. Давай же, меня никогда не видел. Если увидишь, чего я стою, то, я и не сомневаюсь, ты гораздо лучше похлопочешь за мою роль, потому что ты первый в нее поверишь.
– Мне нужно ехать в больницу.
– Но Стефано же туда только поехал, девочка родится через три-четыре часа, они не убегут. Разве они куда-то торопятся?
Дания ему улыбается и подмигивает. Ренци смотрит на нее, потом думает о том кресле в середине комнаты, которое смотрит на то окно, о красоте той панорамы… Ну и как сказать ей «нет»?