– Любимая, ты где? Я вернулся.

Я вхожу в гостиную и закрываю дверь.

– Я в комнате.

Я подхожу к Джин. Она меняет пеленки Авроре, лежащей на постели. Я обнимаю ее сзади и целую. Джин оборачивается и улыбается мне.

– Я без тебя скучала.

– А я без вас. Смотрите, что я вам принес.

И я кладу на кровать пакет.

Джин, наконец, надевает на Аврору ползунки и открывает пакет с моим подарком.

– Какие хорошенькие! Спасибо! – Две светлые небесно-голубые футболки, одинаковые, но разного размера, с надписью «МАТАДОР» и черным силуэтом быка. – Я ее прямо сейчас надену. – Джин надевает футболку и улыбается. – Ну и как она мне?

– Отлично, красотка, или, как говорят испанцы, «guapa»… – Я замечаю, какое белое у нее лицо. – С тобой все в порядке?

– Да, а почему ты спрашиваешь?

– Ты немного бледная.

– У Авроры всю ночь были колики, она не дала мне сомкнуть глаз, тебе повезло! Как у вас там прошло в Испании?

– Отлично. Мы заключили договор на три года. А теперь я приму душ и поеду на работу, у нас сегодня очень важный день. У нас на кону – возможность снять еще один сериал в следующем году.

– Это по тому сценарию, который ты дал мне читать, «В глубине сердца»? История двух влюбленных из двух семей, ненавидящих друг друга?

– Да, «Ромео и Джульетта» в современном варианте. Ничего нового, но вещь хорошо сделана.

– Да, правда, мне понравилось. Тогда будем держать кулачки.

Я иду в ванную и раздеваюсь. Тут я замечаю, что на полочке над раковиной много разных флаконов. Я собираюсь взять один из них, и тут входит Джин.

– А это что?

– Пустяки, БАДы. У меня очень низкий уровень железа, мне его нужно восстановить. Я еще и поэтому, как видишь, немного бледная.

– Хочешь, я что-нибудь сделаю? Только скажи.

– Нет, любимый, не беспокойся. Ты вернулся, и это самое главное. Может, сегодня ночью, если я очень устану, ее покормишь ты.

– Ну конечно, я поставлю будильник, не проблема, а потом ты мне все как следует объяснишь.

И я встаю под душ.

Придя в офис, я вижу толпу людей, ждущую перед дверью.

– Добрый день.

– Добрый день, здравствуйте.

Со мной здороваются все, пока я пробиваюсь сквозь толпу, чтобы войти.

– Извините…

– Ничего страшного.

Наконец мне удается войти, и я встречаю Аличе.

– Добрый день, как ты?

– Отлично. Мы собираем участников для первых трех выпусков «Кто кого любит».

– А, ну конечно, записываем завтра и послезавтра, верно?

– Точно. Поэтому тут небольшая сумятица.

– Не беспокойся. А Ренци?

– Его нет, он пошел в дирекцию, но до этого мне сказал, что у него встреча. Утром он приходил, но потом сразу же ушел и не сказал, когда вернется.

– Хорошо, пойду к себе.

Я закрываюсь в кабинете, включаю компьютер, открываю почту, нахожу договор с «Теле Трес» и распечатываю его. Потом сажусь читать его на диван. Время от времени я делаю кое-какие пометки или ставлю знак вопроса там, где мне что-то не ясно. Закончив читать, возвращаюсь за стол и звоню в юридическую контору.

– Добрый день, юридическое бюро Мартелли. С кем я говорю?

– Я искал адвоката Уго Тобацци. Я Стефано Манчини. Будьте любезны.

Я жду на линии несколько секунд, а потом он мне отвечает:

– Привет, как ты? Как все прошло в Испании?

– Спасибо, хорошо, звоню как раз по этому поводу.

Мы немного говорим о делах.

– Тогда хорошо, заходи к нам, когда сможешь подписать договор. И пришли мне этот, новый, с твоими пометками, я его проверю.

Я завершаю разговор и продолжаю читать почту. Мы получили запросы даже из Голландии, Греции и Германии. Ренци оказался действительно молодцом, а Пирожок – самонадеянным дураком, если позволил ему от себя сбежать. Я открываю папку, которую оставила мне на столе Аличе: в ней несколько новых форматов. Некоторые из них уже сделаны за границей, и их можно попробовать сделать и в Италии; другие – проекты молодых авторов, но все они нуждаются в доработке. Может, среди этих авторов есть и еще один Симоне Чивинини. А ведь Ренци был прав: с ним заключили договор только для того, чтобы забрать его из «Рэтэ»: в новом штатном расписании «Мединьюс» его имя так и не значится. По крайней мере, всю ближайшую осень в телевизоре его не увидят. Мне очень хочется посмотреть, сколько продлится его роман с Бельфьоре. Я продолжаю изучать новые проекты; некоторые из них интересные, некоторые – чересчур сложные. Два или три можно принять во внимание и начать над ними работать, взяв за основу. Закончив, я замечаю, что уже семь вечера. Я встаю и открываю дверь. Вокруг никого нет.

– Аличе?

– Да, это я. Вам что-нибудь нужно?

– Спасибо, ничего. Вы закончили с кастингом?

– Да, все в порядке, их всех внесли в картотеку. На первые пять выпусков у нас уже все есть.

– Отлично. А о Ренци что-нибудь известно?

– Нет, я даже пыталась ему позвонить, но его телефон отключен. Если больше ничего не нужно, я бы пошла домой.

– Да, конечно, иди, спасибо, увидимся в понедельник.

– Приятного вечера.

Я остаюсь в офисе один. Открываю пиво и начинаю смотреть телевизор. Я рассеянно слежу на теленовостями, как вдруг слышу, что пришла эсэмэска. Я встаю и беру мобильный со стола. Сообщение от Акилле Пани:

«Мне очень жаль, но вас не допустили до участия в конкурсе, потому что вы не представили смету. Сценарий „В глубине сердца“ нам нравился больше всех. Привет и до скорого».

У меня нет слов. Я сразу же звоню Ренци. Тишина, телефон все еще отключен. Я бросаю мобильник на стол. Наверное, он с этой пустой девчонкой. Ну и ну! Я не могу поверить, что мы потеряли возможность выпустить новый сериал. И это все из-за него, из-за того, что он вовремя не подал нужные документы. Я допиваю пиво и открываю другую бутылку. Потом иду в его кабинет и вижу, что он оставил открытый портфель и даже ключи. Он в любом случае должен сюда вернуться. Хорошо, я его подожду. Я молча хожу по кабинету туда и сюда, думая о том, как он мог забыть такую вещь. Не могу этого понять. Я говорил, что был бы рад его ошибке, которая сделала бы его человечней. Но не такому же свинству! Потом я слышу, как кто-то набирает код двери, и щелкает замок. Я выхожу в коридор. Это он. Запыхавшийся, с растрепанными волосами, он кажется довольно измотанным. Уж и не знаю, что у него с ней произошло. Я в такой ярости, что в него и не всматриваюсь.

– Как можно было сделать такую пакость? Нет, ты мне объясни, скажи мне, что у тебя было такое важное и срочное, чтобы забыть послать полный план съемок! Каким же идиотом сделала тебя эта девчонка!

Ренци оборачивается и смотрит на меня с неприязнью.

– Ты преувеличиваешь.

Я себя едва сдерживаю. Но его, судя по всему, это совершенно не волнует.

– И, самое главное, ты ошибаешься.

– Не думаю. Ты сказал, что занимаешься всем. Ты должен был послать документы в течение дня, и из-за тебя нас не взяли на конкурс.

– Знаешь, я бы не хотел тебе ничего говорить, но, раз уж ты со мной так обращаешься, у меня нет выбора.

Он протягивает мне папку.

– Что это?

– Причина, по которой нам пришлось отойти в сторону.

Я не понимаю, о чем он говорит, и потому открываю папку. И остаюсь с открытым ртом. Там фотографии, самые разные, самые откровенные, самые страстные – меня с Баби. Мгновения нашей жизни этих месяцев – на улице, у подъезда, и, в довершение ко всему, этому мерзкому объективу даже удалось проникнуть в уединение нашей террасы. Украденные мгновения, которые теперь утратили эту нежную красоту, эту любовь, о которой я с грустью вспоминаю, и кажутся одним из стольких грязных, мимолетных совокуплений.

Ренци смущенно на меня смотрит.

– Извини, но мне пришлось отозвать наш проект, чтобы забрать вот это. Оно бы дошло до какой-нибудь газетенки и, самое главное, до твоего дома. Но он мне оставил еще и это.

Он вынимает из пакета бутылку розового шампанского, слегка попорченную. К ней прикреплена записка: «Отмечайте со мной! Дженнаро Оттави». Это визитка с названием его компании и адресом. Я ничего не говорю. Я молчу, потом снимаю с вешалки куртку.

– Стэп, это все бесполезно, заказ уже уплыл. Мы его потеряли. И, что бы мы ни делали, все будет во вред. Я хотел поквитаться, но сделал это из рук вон плохо.

– Он первый пожалеет, что держал в руках эти фотографии.