Прошло несколько дней. Стэп вернулся домой, он все еще болен, но, самом деле, если кому и хуже со всех точек зрения – то это Джин.

– Тебе что-нибудь нужно? Я схожу в магазин.

– Нет, спасибо. Все в порядке?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ты какая-то странная, я вижу.

– Я немного устала. Да и к тому же эта авария страшно выбила меня из колеи.

– Я не хотел. Я пытался избежать ее, как только мог.

И я начинаю смеяться, пытаясь заразить ее смехом, но у меня ничего не получается.

– Время от времени проверяй Аврору. Хоть Мара и здесь, но лучше, если за ней будешь присматривать ты.

– Да, конечно.

Тогда она подходит, слегка, словно не желая особенно задерживаться, целует меня и уходит. Я доволен, что сделал выбор. Хоть я и очень скучаю по Баби. Нет ни секунды, когда бы я о ней ни думал. Я вижу ее всегда, когда закрываю глаза, когда расслабляюсь, когда начинаю дремать. Такое чувство, словно она, почти по праву, заполняет все мои мысли. Я больше не приближался к Джин, у меня не получается; мне кажется, что так бы я ее предал. Но я знаю, что дальше так продолжаться не может. Я должен ее забыть. Мне казалось, что у меня это получилось, но за то время, что мы были вместе, я словно понял – и должен навсегда это принять, – что этого не произойдет никогда.

– Ты уже мой, – однажды сказала она мне. – Я тебе никогда в этом не признавалась, но я колдунья.

– Серьезно?

– Да, ты был моим три раза, и теперь ты от меня больше не избавишься. Трижды мой.

– Заколдованный Баби…

И теперь она со мной, как никогда. В моем молчании, в моих снах, в моих улыбках, в моей боли из-за того, что я ее снова потерял. Джин потрясающая; она ласковая, красивая, нежная, она моя жена, она мать Авроры, она внимательная, умная, забавная. Но… Есть одно «но». Джин – не она. И все тут. Больше тут нечего сказать, нечего рассуждать. Но – и все тут. Было бы здорово, если бы можно было влюбляться по команде, быть счастливым с Джин, все было бы идеально, но Джин – не она. И все это меня удручает, сводит на нет принятое решение. Почему я так бессилен перед этой любовью?

Джин ждет, в зале ожидания она сидит одна. Приходит ассистентка.

– Прошу вас, профессор вас ждет.

Джин идет за ней по коридору до двери. Ассистентка ее открывает, и Джин входит в кабинет профессора Дарио Милани, который при виде ее встает.

– Присаживайтесь, пожалуйста. – Тут он замечает, что с ней никого нет. – Так вы одна?

– Да.

Профессор слегка расстроен, но не подает виду. Берет листок с анализами, но тут же кладет его на стол. Он и так прекрасно знает, каково положение.

– Нам стоило бы начать лечение гораздо раньше.

Джин молчит.

«Зачем он это мне повторяет?» Но она решает быть вежливой.

– Я знаю. Я сделала выбор.

– Мы начинали со второй стадии, а теперь мы на третьей, но ее признаков нет, поскольку вы, судя по всему, прекрасно переносите эти циклы.

– Но я их чувствую у себя внутри. («Вы даже и не знаете, как, профессор, – хотела бы она добавить. – Это такая боль, которая меня разрушает, – и это не та болезнь, о которой говорите вы».)

– Вы не должны нести все это бремя одна. Вы говорили об этом со своим мужем?

– Нет.

– Тогда поговорите об этом с подругой, с матерью, с родственницей, с кем-нибудь, кто мог бы быть рядом в такое время. Вы не можете держать все в себе; я понимаю, что у вас маленькая дочка, но вы не должны заниматься только ею. Вам нужно обрести спокойствие, чтобы встретить это в нужном расположении духа и разума, с тем же спокойствием, с каким вы смотрите… Как зовут вашу дочь?

– Аврора.

– Отлично. Мы должны совершить чудо именно ради Авроры.

Джин сидит в баре «Две сосны», за столиком на улице. Ей повезло: показалось солнце. Она смотрит на него почти с завистью, и ее внезапно пронизывает ощущение полной покорности. «Скоро я уже не буду чувствовать это тепло. Когда это будет? А больше всего меня печалит, что я не услышу, как Аврора произнесет свои первые слова». Она готова расплакаться, но словно находит в себе силу сдержать эти слезы, восстановить душевное равновесие. «Ты не можешь сдаваться именно сейчас, Джин, ты на полпути. Пока еще ничего не сказано, ты здесь, на земле, в здравом уме, в сознании, сильная, более или менее, конечно, но все-таки такая, какой была прежде. У тебя только выпало несколько волос, но, похоже, никто этого не заметил». Джин видит, как она подходит. Эле ей улыбается и машет издалека рукой. Она закрывает машину и приближается своим обычным, невероятно быстрым шагом. Эле ее целует и плюхается на стул перед Джин.

– Ну наконец-то! Я уж и глазам своим не верю! Черт, мы с тобой уже целую неделю гоняемся друг за другом.

– Ты права, извини. Мне было не очень хорошо. У меня была проблема.

– Какая проблема?

– Стэп.

– Нет, ты в своем уме? Ты же мне уже говорила, он попал в аварию, но выздоравливает, не так ли?

– Да, конечно. Это у меня трудности. Я обнаружила, что он снял квартиру на Борго Пио вместе с Баби.

– Что? – Эле таращит глаза. – А может, ты ошибаешься? Откуда тебе знать?

И Джин ей объясняет, как она все обнаружила.

– Ну вот, как видишь, сомневаться не приходится. К сожалению, я не ошибаюсь. Но я бы с удовольствием ошиблась.

Эле подавлена, она качает головой.

– Черт. Этого еще не хватало… Мне так жаль.

– Ты даже не представляешь, как мне плохо. Я разбита.

– Ладно, но ты сказала, что нашла альбом, из которого понятно, что между ними все кончено, что они расстались.

– Да, я так поняла, но он мне никогда ничего не говорил. У него ребенок от другой женщины, и он мне ничего не говорит? Он с ней встречается, хоть он мне поклялся, что больше никогда ее не увидит. И не то, чтобы он встретился с ней всего раз, чтобы выпить кофе… Он снял квартиру! Тут уж этот козел выпил не чашечку, а целую бочку кофе колумбийский обжарки!

Эле хохочет.

– Джин, ну ты даешь! Как только ты такое говоришь? Это же целая трагедия, а ты шутишь?

– Я думаю, он уже давным-давно не воспринимал меня всерьез, а не то бы он не устроил мне этот фокус. Смотри, он ударяется головой, а я, огорчаясь и думая, что у него могут быть осложнения, обнаруживаю все это… Это несправедливо.

– А ты его любишь?

– Очень люблю, но я его ненавижу. Я бы с удовольствием его побила.

– Воспользуйся этим сейчас, пока у него сломана рука!

– Знаешь, а я бы серьезно его избила…

– Что будем есть?

Они решают взять два кофе и продолжают говорить.

– Но он тебе никогда ничего не говорил?

– Нет.

– Можно я скажу тебе одну вещь? Если ты его так любишь, а он ее бросил…

– Да, но я не знаю, почему они расстались, кто это решил, я ничего не знаю.

– Да ладно, он ли, она ли – какая тебе разница? Важно, что между ними все кончено, разве нет?

– Да, конечно.

– Ну вот, тогда забудь об этом, иди дальше, у вас есть дочь. Может, он больше никогда этого не сделает и больше никаких женщин у него не будет. Это была его единственная слабость, и ты всегда это знала, правда же?

– Да, но он мне поклялся.

– Думай об Авроре, дай ему понять, что он не ошибся, что он сделал правильный выбор, что ты гораздо лучше нее…

– Но я действительно гораздо лучше нее!

– Тогда напомни ему об этом. Не удручай его этой ошибкой. Не думай больше о ней. Лучше думай о том, сколько времени вы можете провести вместе, вдвоем, только вы двое и Аврора…

– Вот, и здесь тоже проблема…

– Еще одна?

– К сожалению, да. Не знаю, будет ли у меня на все это время.

Эле смотрит на нее с недоумением, не понимает.

– Я только что была у онколога. У меня опухоль.

Эле хотелось бы быть сильной, но она ничего не может с собой поделать и начинает плакать. Смотрит на Джин и молча плачет, не в силах ничего сказать, не в силах вымолвить ни слова, но, наконец, немного придя в себя, может лишь прошептать:

– Прости меня…

– Да что ты, пустяки. – Джин ей улыбается. – Представь себе, он мне сказал, чтобы я с кем-нибудь поговорила, выбрала кого-то из самых дорогих мне людей, чтобы не нести это бремя одной, и я выбрала тебя. Но мне кажется, что я ошиблась с выбором.

Эле начинает смеяться: она и плачет, и смеется. Потом берет бумажную салфетку, которой раньше вытирала рот, и сморкается в нее.

– Фу, какая я зануда! Черт, мне не стоило бы плакать, но я просто не могу не плакать. Вообще-то я пришла сообщить тебе хорошую новость: Маркантонио предложил мне выйти за него замуж, а ты, как всегда, не даешь мне покрасоваться.

На этот раз смеется Джин.

– Слушай, как же я за тебя рада! Надеюсь, я доживу до этого дня.

– Боже мой, да что ты говоришь? Я уже и так выплакала все глаза. Может, это не так уж серьезно, а?

– Эх, не знаю, но думаю, что серьезно. Врач уже заговорил о чудесах.