– Извините!

Габриэле, отец Джин, улыбается мне из зеркальца машины.

– Ничего страшного.

Ее мать тоже встречает меня улыбкой. Мы производим впечатление идеальной семьи.

Джин садится рядом со мной.

– Он не слышал моего звонка, был весь поглощен проектом.

Франческа на секунду оборачивается ко мне.

– Ну и как он теперь? Увидим по телевизору что-нибудь стоящее? – Ее мать всегда говорит со мной так, словно я отвечаю за все программы итальянского телевидения. – К тому же за те деньги, что мы платим по обязательному тарифу, нам должны были бы предоставлять гораздо более широкий выбор. Но они всегда показывают одно и то же.

Габриэле тоже высказывается:

– И не только: в этом сезоне они показывают одни повторы. Разве телесезон уже кончился? Как ты думаешь? А сколько в этом году денег «Итальянское радио и телевидение» выкачало из нас, итальянцев?

– Двести шестнадцать миллионов евро.

Франческа внезапно поворачивается. Она по-настоящему удивлена.

– Да неужели столько? Серьезно? И ты на них работаешь?

– Да, и еще на «Рэтэ», «Мединьюс», «Медиасет», «Скай», на все цифровые каналы и другие сети.

– А…

Они замолкают. Родители Джин обмениваются нерешительными улыбками, словно хотели прояснить для себя что-то, кажущееся им обоим неясным.

– Наверное, они думают, что я богач. И что ты сделала правильный выбор! – шепчу я на ухо Джин.

– Дурак. – И вместо ответа она кусает меня за ухо.

– Ай-ай-ай!

Мы выезжаем на Старую Кассиеву дорогу. Машин стало меньше, и Габриэле прибавляет скорость. Я чувствую, как в кармане моего пиджака вибрирует мобильник. Пришла эсэмэска с неизвестного номера.

«Тебе понравился подарок? Надеюсь, что да. Я написала тебе кое-что на последней странице, прочитал? Эй, не выбрасывай его. И дай мне знать. Спасибо. Б.».

Я чувствую, что краснею. Мое сердце бьется быстрее, пытаюсь его усмирить.

– От кого это? Что происходит?

Джин это заметила.

– Да так, ничего. Это по работе.

Она мне улыбается.

– В эти дни на тебя навалилось столько дел. Мне жаль.

Пытаюсь ее успокоить:

– Не волнуйся. Я разберусь с ними позже. В крайнем случае, завтра.

Джин дает мне руку. Я ее крепко пожимаю. Потом она откидывается на спинку кресла и смотрит в окно. Отец включает радио, звучит музыка, на которую он набрел наугад. Это Дэмьен Райс, «The blower's daughter». Джин ее узнает. Теперь уже я беру ее за руку. Это саундтрек к фильму, о котором мы столько говорили – «Близость» – об отношениях, о любви, о предательстве. Помню, как после этого фильма она ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Я понял, что она хочет какое-то время побыть одна. Есть такие фильмы, которые неизбежно бередят старые раны – как шрамы, которые начинают ныть при перемене погоды. В тот вечер у нее изменилось настроение. Так что я пошел на кухню готовить ужин и накрывать на стол. Я нарочно шумел, чтобы она меня слышала. Я помыл листья салата, нарезал помидоры, открыл банку с тунцом и не порезался. Поставил кипятить воду и бросил в нее две щепотки соли крупного помола. Взял деревянную ложку, перемешал и не обжегся. Взял самую маленькую сковородку – если вдруг придется поджаривать лук с овощами. Банку с протертыми помидорами я перевернул, несколько раз постучал по дну, а потом открыл. Откупорил пиво и, когда уже собрался его пить, вышла она, в одной моей рубашке, босиком. Ее лицо было без макияжа или, лучше сказать, омыто слезами. Наверняка она не хотела, чтобы я это заметил. Или, может, мне было удобнее так думать.

– Хочешь немного пива?

Джин схватила бутылку, даже не поблагодарив меня, сделала большой глоток.

– Поклянись мне, что больше никогда с ней не встретишься.

– Она замужем.

– Это не тот ответ.

– Клянусь тебе.

Тогда она отхлебнула пива еще раз и крепко меня обняла. Она немного постояла так, молча, прижавшись лицом к моей груди. Ее глаза оставались открытыми. Я это знаю, потому что видел ее отражение в стекле, за окном темнело.

– Пойдем немного прогуляемся… – внезапно сказала она. – Я пьяна.

Я взял ее на руки.

– Давай я сам тебя одену.

И я стал развлекаться тем, что выбирал для нее одежду в шкафу. Я снял с нее рубашку, и она осталась в лифчике и трусиках. У меня возникло желание, но я понимал, что сейчас этого делать не стоит. Так что я надел на нее футболку, потом гольфы и, наконец, джинсы. Надел ей на ноги кроссовки, и, когда она собиралась пойти в ванную, чтобы накраситься, остановил ее, взяв за руку.

– Нет, краситься не надо, ты прекрасна и так.

– Ты все время только врешь, Стэп, просто беда. И уже не умеешь отличать реальность от вымысла.

– Ты мне и правда нравишься такой, я не вру. Я тебе всегда говорил все – и плохое, и хорошее.

– Действительно.

Мы сели на мотоцикл и понеслись прочь из города. Объезжая пробки, мы на полной скорости неслись к морю и, остановившись в Маккарезе, зашли в первый попавшийся ресторан, который оказался открытым, – в ресторан, шеф-повара которого показывали по телевизору. Как ни странно, там никого не было, но хозяин меня узнал: мы с ним встречались, чтобы обсудить проект пилотного выпуска кулинарной программы, которую, однако, так и не стали больше снимать. У меня хватило ума ему позвонить, объяснить, что произошло, сказать, что я расстроен, но надеюсь, что еще представится случай. И ему это понравилось.

– Я уже столько раз приходил на подобные совещания, но случалось так, что часто похожие программы не запускали. Но никто и никогда мне не звонил, чтобы сообщить мне об этом. А вот ты позвонил. Спасибо тебе.

– Да ладно, это самое меньшее, что я мог сделать.

– Нет, парень, ты смелый, и в этом вся разница. Приходи ко мне, когда захочешь, – к Филиппоне из Маккарезе, меня тут все знают.

– Конечно, с удовольствием.

Но больше я об этом не думал. Тем не менее в тот вечер мы оказались именно там. Хозяин сразу же меня вспомнил и очень приветливо меня принял.

– Ой, извините. Я открыл ресторан совсем недавно, но сегодня вечером тут никого нет, потому что я всем сказал, что откроюсь на следующей неделе… – Потом он приблизился ко мне и прошептал: – Да просто мне захотелось сюда прийти, осточертело сидеть дома, постоянные скандалы… Понимаешь меня, да?

Я кивнул, и он посадил нас за столик с видом на море и оставил нас в покое. «На сей раз это целиком моя заслуга, Полло здесь не при чем», – подумал я, когда подошел Филиппоне, чтобы сказать мне, что угощает нас ужином за счет заведения.

Рокот волн, вечер на фоне звездного неба, вино и рыба на гриле – все это поспособствовало тому, чтобы Джин успокоилась. Она смотрела на меня с такой нежностью, что совсем скоро мысленно вернулась в прошлое, вспомнила весь наш роман и загрустила. Так что я смеялся, шутил, развлекал ее, рассказывая понемногу обо всем, и в конце концов ее поцеловал. Вернувшись домой, мы занялись любовью и, лежа в постели, не размыкали объятий всю ночь.

Я беру телефон и удаляю сообщение. Не хочу его больше видеть. Но когда замолкли последние звуки песни Дэмьена Райса, я уже перестал чувствовать себя таким уверенным.