Чуть позже.
— Ой, я как раз думала о тебе… мы симбиотичны! Серьезно, я как раз тебе звонила! — Джин вечно обезоруживает меня своей веселостью. — Ты где?
— Здесь, внизу. Откроешь мне?
— Но мы только что закончила ужинать, здесь еще мой дядя. Слушай, не хочешь зайти, познакомиться с моими родителями, с дядей, и тогда уж задавать свой вопрос? — она смеется.
— Слушай, Джин, придумай что-нибудь. Ну, не знаю… что тебе надо пойти за бельем на террасу, что тебе надо подняться за чем-то к подруге этажом выше, что тебе надо сбежать со мной — скажи им, что хочешь, но выйди… Я хочу тебя.
— Ты сказал, не хочу тебя увидеть, а хочу тебя?
— Да, именно это!
Мне кажется, я один из участников этих дебильных шоу. Надеюсь, что не ошибся с ответом. Джин долго молчит. Слишком долго. Может быть, я все-таки ошибся.
— Я тоже хочу тебя.
Она больше ничего не добавляет, и я слышу, как открывается входная дверь. Я не вызываю лифт. Без остановок несусь быстрее молнии на самый последний этаж, изредка перепрыгивая через две ступеньки. И когда я туда добегаю, открывается дверь лифта. Это она. Мы и в этом симбиотичны. Я впиваюсь в ее губы и пытаюсь восстановить дыхание. Целую ее не отрываясь, не давая ей дышать. Я лишаю ее сил, вдыхаю ее запах, овладеваю ее губами, лишаю ее слов. Мы в полной тишине. В тишине, состоящей из ее вздохов, расстегивающейся блузки, щелчка застежки на лифчике, наших падающих брюк, дрожащих перил, и ее «ш-ш-ш», которое она произносит со смехом: она не хочет, чтобы нас услышали и не хочет, чтобы я кончал. Во всяком случае, сразу. Мы принимаем какие-то странные позы в переплетении спутавшихся джинсов, и это возбуждает меня еще сильнее. Я на секунду останавливаюсь и на коленях, по холодному мрамору площадки, ползу, чтобы поцеловать ее между ног. Она, Джин, этакая наездница, изображает родео, чтобы не выскользнуть из моих губ. Чтобы потом снова вскочить в седло и нестись… Перила вибрируют в такт нашей страсти. На миг мы повисаем в воздухе. Слышны далекие звуки. Звуки дома. Падающая капля. Закрывающийся шкаф. Шаги. А потом — тишина. Только мы одни. Ее голова откинута назад, распущенные волосы падают в пролет лестницы. Они бешено трясутся в унисон нашей страсти. Но вот — последний поцелуй — и мы кончаем вместе, мы возвращаемся на землю именно в тот момент, когда кто-то вызывает лифт. «Ш-ш-ш…» — Джин смеется, в изнеможении упав на пол. Она вспотела, она мокрая. И не только от пота. Волосы прилипли к лицу. Мы обнимаемся, сливаемся, как полоумные боксеры, выдохшиеся, обессиленные, упавшие на землю, побежденные. В ожидании бесполезного вердикта: очки равны… мы обнимаемся. «Ш-ш-ш… — это снова она. — Ш-ш-ш… Мы наслаждаемся этой тишиной… Ш-ш-ш». Лифт останавливается этажом ниже. Наши сердца стучат сильно-сильно, но, конечно, не от страха. Я зарываюсь в ее волосы. Утыкаюсь в ее мягкую шею. Я отдыхаю. Мои губы — усталые, счастливые — шепчут едва слышно.
— Джин…
— Да?
— Не бросай меня.
Сам не знаю, как, но я произношу эти слова. И уже раскаиваюсь. Джин некоторое время молчит. Потом немного отклоняется в сторону и с любопытством смотрит на меня. И произносит тихим голосом. Почти шепотом:
— Ты выбросил в воду ключи от замка.
И берет в руки мою голову, и смотрит на меня. Потом целует, потом еще. И еще. И больше ничего не говорит. Только продолжает целовать меня. А я улыбаюсь. Меня такой ответ устраивает.