Немного позже. Дом Биро.
— Джиневра, можно войти? — Джин открывает дверь своей комнаты. — Что такое, мама?
— Вот, тебе принесли, пока тебя не было, — стоя на пороге, мама, улыбаясь, смотрит сквозь огромный букет красных роз. Она кладет их ей на кровать. — Посмотри, какие красивые! И еще смотри… посередине — одна белая роза. Знаешь, что это означает, да?
— Нет, а что?
— Это просьба о прощении. Кто-то тебя обидел и хочет извиниться?
— Нет, мама, все в порядке.
Но от мам трудно что-либо утаить. К тому же и покрасневшие глаза Джин не оставляют никаких сомнений.
— Держи… — мама передает Джин носовой платок и улыбается. — Когда будешь готова, мы за столом.
— Спасибо, мама, что-то не хочется есть.
— Хорошо. Но не принимай все так близко с сердцу. Оно того не стоит.
Джин улыбается в ответ.
— Может быть…
Но прежде чем выйти, мама дает ей записку.
— Держи, это было в цветах. Может быть, там объяснение по поводу белой розы.
— Может быть.
Джин остается одна, наедине со своей болью, наедине со своими цветами, наедине с запиской. Есть такие моменты в жизни дочерей, которые хорошо известны всем матерям. Может быть, потому что и они через это прошли. Может быть, потому что они знают, что дочку можно любить и на расстоянии. Может быть, потому что иногда, когда дочь испытывает боль, материнская любовь может скорее помешать. Мать оставляет дочь одну. С запиской в руках. Моей запиской. Джин разворачивает ее. Джин с любопытством читает.
«Ты просила его у меня. Я отвечал тебе „нет“. Я хотел подарить его тебе на день рождения, на Рождество, на какой-нибудь праздник. Но никак не думал, что поводом окажется просьба о прощении. Но если бы это могло помочь, если бы одного письма оказалось бы недостаточно, если бы мне пришлось написать тебе еще тысячу писем, еще тысячу и еще, я бы сделал это, потому что не могу жить без тебя». Джин продолжает читать. «Вот что ты хотела. Мое стихотворение». Она улыбается и читает, читает. Она скользит глазами по страницам, плачет, хлюпает носом, перечитывает. Она встает и читает дальше. О наших счастливых минутах, нашей страсти, о наших чувствах. И — дальше, улыбаясь, снова хлюпая носом, вытирая глаза, роняя слезу на мои слова. Она читает до самого конца. Я ничего не говорю о моей маме. Только о нас. Я говорю ей о моем сердце, о моей любви, о моей ошибке. Я ворую слова из фильма, который сто раз смотрел в Нью-Йорке… «Наслаждайся счастьем до изнеможения или, по крайней мере, не отталкивай его. Я знаю, это звучит слишком красиво, но любовь — это страсть, наваждение, это человек, без которого ты не можешь жить, я говорю тебе: брось все, найди того, кого ты будешь любить до безумия, и кто тебя будет любить так же. Как его найти? Очень просто: забудь о разуме и слушай свое сердце. Потому что в жизни нет смысла, если в ней этого нет. Отправиться в путь и не влюбиться по уши — это все равно, что не жить. Но надо стараться, потому что если ты не попытался, считай, что ты и не жил…» И я надеюсь, что убедил ее, что она уже нашла того самого человека. Того человека, который надеется, что однажды его простят. Но я не спешу. «Я буду ждать тебя. И буду ждать, и ждать, и ждать. Чтобы увидеть тебя, быть с тобой, чувствовать себя снова счастливым. Счастливым, как небо при закате». Джин смеется. И тут у нее появляется странное чувство. Она поворачивается. Смотрит на свой стол. Туда, где она их всегда прятала. И вдруг понимает. И чуть чувств не лишается. И быстро выбегает из комнаты.
— Мама! Ты впустила его в мою комнату!
— Но это же был тот симпатичный парень, тот, с шампанским, да? Он выглядит таким воспитанным. И потом, он принес тебе такие роскошные цветы… я не могла ему отказать, мне это показалось неприличным.
— Мама… Ты даже не представляешь, что ты наделала.