Человек – сейф

Модар Стефка

Остросюжетный роман рассказывает о судьбах людей, что по иронии судьбы оказались на пути поиска правды, сплелись, как петелька к петельке в одно кружево судеб. 

Журналист, Олег Кривонос получив задание на написание резонансной статьи в криминальной хронике о гибели малолетних детей в автоаварии, виновником которых явился Виталий Говорухин, осужденный на 9 лет, столкнулся с необходимостью, вникнуть в судьбы всех фигурантов дела. 

По ходу также сопоставить свою судьбу, прошедший период жизни в Чечне, встречные судьбы, и как награда новая искра влюбленности…

 

Глава 1. Приговор

В зале суда, как никогда было немноголюдно, хотя время приближалось к обеду. Даже любители переждать осенний моросящий дождь в тепле прошли мимо облитых грязью людских судеб.

На суде присутствовали только самые близкие с двух сторон, как со стороны обвиняемого, так и потерпевшей стороны. Единственной посторонней фигурой среди них был спецкор одной из местной значимой городской газеты, Олег Кривонос. Моложавый более чем интересный, привлекательный мужчина, являющийся самой яркой личностью в СМИ, что славился своей пронырливостью и дотошностью, выявляя то, что не смогли выявить на следствие «Боги – чёрствые следователи», что зачастую подчас ломали человеческие судьбы.

Конечно же, были и исключения, в миру показывались настоящие люди чести, те спасатели обречённых на наказания, отстаивающие их невиновность, в руках которых был главный козырь – отсутствие виновности.

Олег Кривонос, сидел на первом ряду с самого края, пристально глядя на судью.

Его присутствие говорило лишь об одном, что разбираемое дело более чем запутанное и он, как всегда, лично захотел со стороны присмотреться к нему именно здесь и сейчас в зале суда, чтобы написать правдивую статью.

Он, с интересом вглядываясь в лица присяжных и судьи, ловя каждое слово, торопливо доводя до автоматизма, спешил, тут же записать в блокнот.

Через два сидения от него сидела молодая дама в траурной одежде, ушедшая с головой в свое горе.

Она, не отрывая взгляда, строго следила за всем, что происходило в зале, не доверяя никому.

Рядом с ней сидел, преклонного возраста интеллигентного вида мужчина, по всему видно её отец, который, как раненый зверь сверкал злыми глазами в сторону обвиняемого, Виталия Говорухина.

Это имя уже пару месяцев штормило мозг, кажется, что оно внесено в реестр памяти надолго, если не сказать – навсегда и легло тяжелым оттиском – «кровный враг».

Обвиняемый сидел за заграждением, закрыв лицо руками, пряча его от всех, роняя скупую мужскую слезу.

Кажется, что он до сих пор не верил в то, что с ним происходило, всё было, как в страшном сне, не хотелось открывать глаза на происходящее.

По всхлипу и шепоту: «Виталик», можно было догадаться, что женщина, сидящая на последнем ряду, вытирающая слезы, никто иная, как его жена.

Она, тоже впиваясь взглядом, смотрела на судью эту бесчувственную женщину, которая сию минуту рушила ее до недавнего времени кажущуюся обустроенную благополучную жизнь. Мозг не мог переварить тот факт, что всё стало «прошлым».

Изредка вскользь бросая взгляд на мужа, по – бабски всхлип, причитая, ранила этим и свою и его душу, которая казалось, сейчас выпорхнет или завянет внутри, лишив навсегда светлого будущего.

Виталий не поднимая головы, стараясь поддержать её в эту минуту, скупо бросал:

– Ириш не надо…

Та безутешно рыдала, стесняясь своих слёз, машинально посматривая в маленькое зеркальце, торопливо осушала их, украдкой подкрашивая размазанные губы.

Пожилая женщина, сидящая рядом с ней справа, успокаивала, гладя ей руку, полушепотом монотонно твердя:

– Держись, родная! Держись! – и, устремив взгляд вдаль на Виталия, украдкой делая в воздухе крест, нашептывая сухими губами, тихо просила. – Господи не оставь моего соседушку на произвол судьбы! Сжалься! Помоги! Вверяю нашего бедолагу в твои руки!..

Но кажется, мольбы никто не слышал в этом зале, они никого не трогали ни за сердце, ни за душу.

Женщина, совсем отчаявшись, беспомощно хлопала глазами, глотая соленые слезы обид за него, за Ирину, его жену, да и за свою беспомощность в этой ситуации, как ей казалось здесь-то уж точно не до кого не достучаться.

Судья, стоящая в мантии, как «черный ворон», сухощавая женщина лет под пятьдесят в каких-то неимоверных очках, как каменное изваяние, холодно, не глядя не на кого зачитывала решение суда.

Было видно, как открываясь, шевелились её сухие губы. Слов не было слышно. Она машинально поправляла очки, то и дело, спадающие на нос, продолжая смотреть невидящим взглядом вперёд в одну точку на стену. От той, в конце концов, рикошетом шло по назначению к Виталию Говорухину, сидящему на скамье подсудимых.

Отчего тот, это, ощущая резко встав, сделал шаг вперёд, чтобы что-то до конца понять.

Отпрянув от заграждения, пребывая в шоке, стоял как затравленный зверь, в напряжении вглядываясь в лица членов Суда, присяжных, принимая приговор, впитывал, как губка, так и не понятое им, только что вслух сказанное судьей, он будто совсем оглох.

Сделав шаг назад, не веря до конца, вновь подошёл к заграждению, кладя на него руки, тряся решётку, что есть силы, беспомощно застонал.

Но тут же обессилив, прилипнув к ней, застыл в немом ожидании.

Охранники, безмолвствуя, старались дать ему секунды принять всё происходящее в данный момент, как неоспоримое, по сути, никем.

Они, отворачиваясь от поникших глаз, только что здесь и сейчас осужденного, глядели в зал ничего не говорящим взглядом.

Было слышно, как скрипнуло сидение под отцом убитой горем дамы, как судья произнесла последние заключительные слова, объявляя окончательное решение суда.

На мгновение показалось, что судье это давалось с трудом, у неё на лбу выступил пот, та, явно силясь, проговаривала каждое слово:

– В виде лишения свободы, сроком на 9 лет, под содержание в Государственном Исправительном Учреждении УЭ 140/2а строгого режима…

В тишине послышался скрип сидений, охи, слёзы соседки, та сидела в немом ужасе, вслух бессмысленно причитая.

До слуха каждого доносились лишь сухие слова судьи:

– Вы можете подать апелляционную жалобу на решение суда…

Дама в трауре, повернувшись в сторону осужденного, пронзительно сверкая глазами, всем своим видом как бы говорила: «Будь ты проклят!..»

Соседка, скорбно рыдала, ей было жаль и Виталия и Ирину.

Та глядя вперёд сидела белая, как мел, беспомощно оглядываясь по сторонам, закусывая губы, шептала:

– За что? Почему?

Пожилой мужчина, сорвавшись с места, сделал попытку подбежать к осужденному, чтобы ударить того, пусть через заграждение, но обязательно поставить и свою последнюю точку в вынесенном приговоре.

Размахивая руками, со слюной на губах, проклиная, безудержно кричал:

– Чтоб тебе 9 лет?! – отпрянув, отрешенно махая рукой, подавленно констатировал. – Ты заслуживаешь большего, Ирод… Кары Божьей! Тут же порываясь вперёд, сквозь охрану еле сдерживаясь, плюнув через заграждение как на само исчадие зла его семьи, безудержно тряся решетку, обессилев, заплакал.

Виталий, принял плевок, молча, стоя в полный рост со скупой мужской слезой в глазах.

Не спеша, да и не стремясь стереть с лица аргумент фатума, что сравни грома среди ясного неба, по большому счету – приговор судьбы.

Отец видя, что тот не реагирует, в отчаянии выкрикнул:

– Чтоб ты сдох, нелюдь! – вяло переставляя ватные ноги, вышел из зала.

Охрана была невозмутимой, стояла, как вкопанная, не повернув в его сторону даже головы.

У дамы в трауре лицо было залито слезами. Резко встав с места, последовала за отцом, стремительно выходя из зала суда, как бы нарочно оставляя за собой приоткрытую дверь, как некую невидимую нить ненависти, связывающую с ним – обидчиком, убийцей. Это был ее «вызов».

Журналист провожал её любопытным, сострадательным взглядом, в котором читалось, как сопереживание, так и жалость. Он не мог принять сердцем, но душа прошла волну отрицательных эмоций вперемешку с сердобольностью.

Ирина, жена осужденного, воспринимала происходящее совершенно неадекватно, хлопая беспомощно глазами не в силах сдержаться, беспрестанно плакала. Из шока её вывели малолетние дети, совсем ещё крошки, малыши, дочь и сын, что вбежали в зал с криками:

– Мам-м!.. – пугливо озираясь на отца.

Мать в порыве встала, поспешила к ним, причитая:

– Вот, теперь наш папка наказан…

Дети с непониманием смотрели в зал, от увиденной картинки, видя, что их отец, как зверь стоял за изгородью, так и не осознавая: «За что?» Были просто перепуганы. В истерике порываясь к нему на бегу в один голос кричали: «Папа!.. Папочка!..»

Охрана поспешила их вывести.

Малыши, оглядываясь на отца и мать, растирая по лицам горькие слезы, всхлипывая, нехотя вышли. Ирина села на своё место, уткнувшись в плечо соседки, тихо всхлипывая.

Олег Кривонос положа блокнот в карман, как никто старался до конца принять произошедшее, воспринимая, как что-то ужасное, непоправимое, на самом деле трагическое.

Не выдержав напряжения нависшего рока, что завис в пространстве зала, как дамоклов меч, поспешил удалиться.

Выходя на улицу из здания суда, он с тяжелым сердцем резко закрыл дверь, как бы на подсознании этим обрывая нить зла, тянущуюся за ним.

Сбегая со ступенек вниз на ходу застегивая пальто, поправил сбившейся шарф, быстрыми шагами направился к стоящей напротив машине, где-то глубоко в мозгу сфокусировав мысль: «Жизнь продолжается, даже та из которой нет выхода».

Подойдя к своему затюненгованному «Рено» ужаснулся, только сейчас он заметил, что оно за «чудо». Сразу видно купили по дешевке, да и какой «нормальный», вообще купил бы…

Подарок жены, вернее, её маман. Та решила сделать презент в знак примирения, как с ней, так с любимой дочерью, Галиной.

Скорее на автомате оглянулся назад, по-прежнему недоумевая.

В его голове так и не укладывалась мысль, что осужденный действительно виновен.

Из оцепенения вывел назойливый звонок мобильного.

На ощупь, достав из кармана пальто телефон, открывая дверцу машины, вслушиваясь, скороговоркой ответил:

– Да, да! Только что из зала суда… – напрягая слух, перекрикивая шум проезжающего транспорта, выкрикнул. – 9 лет!

Вздыхая, выказывая недоверие правосудию, взволнованно произнёс:

– Что-то всё же не складывается во всём этом. Не похож этот, Виталий Говорухин, на разгильдяя тем более на убийцу пусть даже по иронии судьбы. Плотно прижав мобильник к уху, слушая внимательно, вслух поспешил констатировать:

– Ну, не верю в его виновность, хоть ты лопни! – размышляя вслух, протараторил, – занятная головоломка, мозги вскипели… Резко, – Ну не верю!.. Как сказал бы небезызвестный всем Станиславский… – вновь напрягая слух, – Что?! А… Напарник, Аркадий Хрипунов?! Да всё ещё в коме. Никто ничего конкретно не знает. Одним словом – плох мужик. – открывая дверцу, с полной ответственностью заверил. – Да, да! Сейчас еду к себе, буду писать статью. Это сейчас как никогда актуально. Я понимаю, что дело и так всколыхнуло сонную жизнь нашего провинциального города и что по горячему правдоподобней, но нужна, правда, а не просто фееричный «букет из слов». Буду стараться. Да, да – а не судимы будем. Напрягая слух:

– Из Москвы уже звонили, да, спрашивали что и как…

Его внимание привлекли идущие женщины. Он машинально оглянулся на жену Виталия и соседку, те, обнявшись, шли, сторонясь прохожих, о чём-то, еле слышно перешептываясь, по ходу вытирая слезы. Пропустив их мимо себя, задерживая на них любопытный взгляд, безотрывно смотрел, словно они могли оставить некую нить к той, искомой им правде.

Через пару секунд отведя взгляд от этой поникшей парочки, со всей ответственностью выкрикнул:

– Да, обязательно! Выйдет вовремя, не подведу!.. В сроки! Не напрягай, ведь это журналистское расследование. Теребя, волосы. – Да, да!.. Как договорились, я помню.

Закончив разговор, сел в авто, через секунду сорвавшись с места, оно влилось в массу проезжающих машин, исчезло из виду. Мысль о статье, гнала Олега домой.

 

Глава 2. Гонорар

Он уже был дома, когда ему позвонили, нарушив чаепитие, на ухо жужжал противный, прокуренный женский голос. Назвалась не иначе, как Элеонора. Его вмиг перекоробило, так звали не любимую бывшую тещу, сидящую долгое время у него на шее, и та, как упырь не давала покоя даже в минуты релаксации. Вездесущее жужжание: «Нужны деньги, жлоб!.. Какой ты, мужик?! Тоже мне зятек!» Сама же была подобие прапорщика в юбке. Вспомнив её, вновь перекоробило, но даму всё же выслушал.

Олег договорился о встрече в людном парке в Москве, она должна будет подъехать на «Лексусе» вместе с мужем.

Время пролетело. Пять часов по полудню приблизились как-то неожиданно быстро, пришлось выехать на встречу. Под ложечкой подсасывало, словно что-то отторгалось. Возможно, это отторжение шло от имени Элеонора. «Тёща!..» Олег машинально перекрестился:

– Слава Богу, на сегодня не помеха, в ином миру и «слава тебе яйца»…

Последнее было любимой игрой слов тёщи, доставшееся ей в наследство от отца, бывшего военного.

По щеке катилась предательская слеза, он даже и не думал, что станет сожалеть о потери, теперь вот уже никто не жужжит.

Жена после её смерти, обвинив в равнодушие и черствости души, собрав манатки, уехала в Италию на манящие длинным долларом заработки, считая, что там настоящие мужчины, не то, что он местный журналист, даже до «Москвы» не дотянул.

Подъехав к парку, стал осматриваться по сторонам, на парковке стоял новенький «Лексус», в салоне мелькали два силуэта. Он и она. – Прийдётся идти к ним, – подумав, почесал затылок.

Выйдя из машины, спокойным шагом направился к машине. Силуэты оживились, через секунду из неё вышел худощавый моложавый старичок, за ним дамочка бальзаковского возраста, та на руках держала прелестную собачку, породы йоркширский терьер.

Вид тучной хозяйки его нисколько не удивил, именно такой он её и представлял «дикая бара», всклокоченный парик, многоцветность в гамме одежды, всё говорило о ней, как скандалистке, в крик кричало: «Я – пуп земли!.. Все кругом восхищайтесь или молчите!.. Мной в этой жизни за всё уплачено».

Олег невольно посмотрел на руки. «Пальцы веером», как у его, царство ей небесное, тёщи: «Бухгалтер, милый, мой бухгалтер!..» Это наверно о нём, о мужчине рядом с ней. Он стоял при ней с поникшей головой, а она вслух жужжала о своём наболевшем. До слуха дошло: «Ты слишком доверчив Кеша, людям верить – себе дороже встанет. Ты – банкир!»

Подойдя к ним, предложил зайти в ближайшее кафе. Женщина с готовностью изъявила желание выпить по чашечке кофе, говоря, что нервы ни к черту.

Муж её поддержал. В направлении кафе шли молча, это немного нагнетало обстановку, но ушам было легко. А он, Олег, признаться, боялся услышать очередное жужжание Элеоноры.

Наконец их троица подошла к уличному кафе, дождя, как и не бывало. В такое время в Москве – свежо, чуть прохладно, есть чем дышать, да и есть возможность прийти в себя после всасывания и так порой подорванным болезнями, организмом этих доставших всех выхлопных газов.

Сев за столик, заказав три кофе, Олег внимательно вслушивался в перепалку Элеоноры с мужем. Она того успокаивала, говоря, что не надо так бояться своего лобастого мордоворота управляющего филиала, напомнила, что ему многим обязан и заказать лично не мог, кто-то за его спиной, факт.

На что, на её жужжание муж истерично реагируя, вспылил:

– Оставь Элеонора, он гад тот ещё!.. От него всего можно ждать!.. У него офшорные счета по всему миру, и не удивлюсь, если на имя тёщи! – съязвив, понял, что раскусил того, но поздно и, что сейчас из-за него по пояс в дерьме. И кресло фактически под ним, вот-вот развалится и рухнет.

Кеша ёрзал в кресле, как юла, он буквально вырвал из рук официанта поднос с кофе, не предлагая никому, стал пить большими глотками, от того, что напиток был очень горячий, его глаза стали выпуклыми напоминали два полушария разгоряченного мозга.

Олег сидел и думал, что здесь действительно всё сложно. Элеонора, вытирая пот со лба, целуя собаку, говорила на ухо испуганным голосом:

– Да я, как узнала, сразу же вспомнила о Вас.

– Вы стольким помогли, – цепляясь за рукав пиджака, противно жужжала. – Просто спасите! Вы видите, как ему плохо. Он слабый человек и всё от своей порядочности.

Кеша пал духом, отстранив в сторонку кофе, вымолил:

– Не знаю, что делать. Помогите, спасите репутацию!

Жена поспешила добавить:

– И жизнь! – глядя в сторону мужа с гордостью бросила. – Ты очень хороший человек! Переводя тут же беспомощный взгляд на Олега, со слезой выпалила:

– Я не могу разбрасываться самым дорогим. Он дороже денег!.. Потому, что он их делает.

– А тот… – она куда-то вперед тыкала рукой, зло, – тот его подсидел, да еще и заказал. Гад!..

Допивая кофе, осторожно ставя чашку на столик, Олег уверенно произнёс:

– Разберёмся. Вы не первые и не последние кому нужны мои услуги, правда, не совсем вовремя, сейчас очень занят другим резонансным делом. Ну, думаю, что всё будет под контролем. Я проверю.

Элеонора тут же подсуетилась, внося весомый аргумент:

– Да, да мы наслышаны, большие гонорары платят не просто так!..

Олега немного удивило, спросил:

– Да?! И сколько, если не секрет?

Она быстро отреагировала, вынимая из-за спины собаки, что ерзала на её руках, конверт, простодушно произнеся:

– Ровно 30 тыс. баксов, как – никак дело идёт об убийстве. Скрывая невольную усмешку, откашливаясь в кулак, произнесла:

– Думаю, что это того стоит!..

Элеонора вскинула брови, Кеша заёрзал на месте. Видя их смятение, подбирая слова, не преминул корректно добавить:

– Я имею в виду, что жизнь стоит той суеты вокруг неё, решим проблему в короткое время, думаю, что не дойдёт до криминала.

Кеша как-то немного отошёл от нагнетающей обстановки, собравшись с духом, уже спокойно сказал:

– Да надеюсь на Ваш профессионализм, но честно, я не за этим к Вам обратился.

Он косо посмотрел на жену, добавил:

– Вернее мы обратились. Элеонора согласительно кивнула.

– Мой управляющий, действительно мерзкий молодой человек, а самое главное не благодарный, но не могу сказать, что он хочет моей смерти.

Я вот о чём хочу сказать:

– Прошу, чтобы Вы выяснили, проведя журналистское расследование, и если уж что – то, пожалуйста, пусть виновные понесут своё. А я…

Кеша, отмахиваясь рукой, кряхтя:

– Впрочем, уже и не жилец. Сердечко пошаливает, и надо сказать – конкретно. Вот только благодаря Эллочке и живу, вовремя спасает, лечит.

Она буквально расцвела на глазах, ладонью стряхивая слезинку. Он стал лобзать её протянутую ладошку. Со стороны всё говорило об идиллии в этой семье. Как говорят: «На вкус и цвет товарищей нет!..»

Кеша, взяв предложенный женой носовой платок, стал наскоро вытирать выступивший на лбу пот. У Олега мелькнула мысль: «Хорохорится, а страх одолевает…»

Элеонора, перехватив его взгляд, выпалила:

– Слабость… Вчера, как узнал о покушение, так целый вечер с приступом промаялся. А я только в последнюю очередь узнала… – Элеонора, ёрзая на стуле, выпалила. – Когда заехала за ним на обед.

Тыча в сторону мужа:

– Стоя у двери, – оправдываясь, – на месте моего Кешеньки не было, слышала разговор Андрея, ну нашего управляющего. Тот кому-то сказал:

– Все сделаю, как положено, следов не оставим, нотариус будет молчать как рыба. Не впервой.

Она ужаснулась:

– Вы представляете? Им не впервой?! Ужас!..

Собачка начала пискливо гавкать, она, прижав к себе, успокаивала:

– Андрюша, гадкий мальчик! Мусик – Пусик его с детства не любит.

Тут же пояснила:

– Вы не поверите, он собаке дал жвачку, та проглотила, чуть не умерла. Кеша спас взял её за лапы и начал трясти вниз.

Муж испуганно смотрел на жену. Со вздохом добавил:

– Да было дело, – раздраженно, – то собака!..

Элеонора всхлипнула, явно представляя собаку в ту минуту резко обрывая:

– Да, но она такая маленькая. Живое существо! Стала целовать собаку в нос.

На что Кеша, с брезгливостью посмотрев, сказал:

– Собака! – возмущенно, – не целуй собаку на людях, что они могут подумать…

Элеонора, улыбнувшись, сказала:

– Как что?! То, что я добрая и люблю животных.

Олегу порядком поднадоело их общество. Взяв со стола пакет с гонораром, подытожил:

– Я всё понял. Будем решать по мере поступления фактов, понаблюдаем, – глядя в упор на Кешу в лоб спросил:

– Расписку Вам, как сейчас или потом?

На что тот, сиюминутно привстав за столом, стал пожимать предложенную руку, по всему видно, что искренне, поспешил заверить:

– Не стоит, я Вам верю. Хотел, конечно, сунуться в Полицию, ведь если случись что со мной, Эллочке не покажется мало. Я, правда, перестраховался, написал два завещания в пользу неё, намеренно разделив свое нажитое.

Тут же как-то вдруг поник, явно от ужаса, представив, что не дай Бог с ней что-то сделают…

Скороговоркой произнёс:

– Не хотелось бы кого-то обвинять, да и боюсь огласки.

В разговор суетливо вступила Элеонора, – Да и толку-то три грабежа «Банка», а раскрытия нет, и по сей день.

Кеша добавил:

– Чёрт с ними с деньгами, а если в их не правовое поле попадёт Элеонора? Я не переживу.

Она его обняла, воркуя поспешно шепнув:

– Я тоже, – мимоходом вытерев сухую слезу, добавила, – что я без моего папулечки?! Он для меня – всё!..

Кеша, озаряясь в лице, произнёс:

– Ради неё и живу.

Он поспешил оборвать общение:

– Извините мне нужно в бассейн, там у меня встреча с другом.

Олег откланявшись, мило улыбнувшись даме, лобзать ручки после собаки не было желания, отошёл от столика, спешно направляясь к машине. Спиной, чувствуя их взгляды. Вдогонку расслышал окрик: «Олег Иванович, мы с Вами свяжемся…»

Он кивнул, в голове мелькнуло: «Оказывается и у богатых есть человеческие проблемы».

Подойдя к парковке, сев в затюненгованный автомобиль, что тут же сорвавшись с места, испаряясь на глазах вдали, оставил после себя клубы пыли, засоряя свежими выхлопами и так стоящий от загазованности смог, что всех подавлял буквально до головной боли и рези в глазах.

Подъехав к своему офису выйдя из машины, ощутил прилив сил, поднявшись в свой кабинет, подойдя к двери, на которой висела табличка «ОЛЕГ КРИВОНОС», как-то внутренне приободрившись, подтянувшись, выравнивая осанку, невольно вытер ладонью, доводя до блеска, из-под неё выпала бумажка.

Это было чьё-то послание предназначенное явно ему. Подняв с пола, стал читать. В ней кто-то предупреждал о предстоящем убийстве, пытаясь вникнуть, открыв дверь, стремительно вошёл внутрь.

Уже находясь у себя в кабинете сидя за письменным столом, тщательно стал разбирать предупреждение:

«Хочу предупредить, что убийство неизбежно наступил час. Вы узнаете из прессы, ждите. Вам не успеть остановить…»

Как-то стало не по себе, кто-то что-то не договаривал. Но кто? Он выглянул в окно, чей-то силуэт, завидев его в окне, отпрянул от красующегося на парковке «Рено». Явно слежка. Это Олега заинтриговало. Потрепав рукой, непослушные волосы вслух произнёс: «М-да!» Сделав наскоро кофе, выпив, набрал номер Иннокентия Васильевича. Тот явно не ожидал столь скорого звонка. Договорились встретиться.

Уже через 55 минут Олег сидел в московской приемной банкира. Спросив причину визита, девушка с ресепшн мигом юркнула в кабинет своего шефа. Через несколько секунд она предложила войти, при этом внимательно, скорее, из любопытства, во все глаза, всматриваясь в незнакомое мужское лицо. Олег, делая вид, что не замечает столь пристального внимания к своей персоне, шагнул внутрь. Дверь за ним плотно закрылась.

Иннокентий Васильевич с нервозностью в голосе произнёс:

– Неужели Вы вышли на убийцу?

Повернув голову в сторону двери, произнёс:

– Все может быть, если Вы мне скажите, чей это подчерк. Показал листок бумаги.

Взяв из рук Олега лист бумаги, шлёпая губами, Кеша читал, скорее от страха столь бегло, кажется, расчленяя по слогам каждое слово. Вытерев тыльной стороной ладони взмыленный лоб, тихо произнёс:

– Не знаю. Такой подчерк у каждого. Что-либо конкретно сказать невозможно, – ужаснувшись, – Как курица лапой.

Олег, хмыкнув, потирая затылок, констатировал:

– Да уж. Нечего сказать. «На безрыбье и рак – щука!» Вглядываясь в испуганное лицо Кеши, кажется, добил того глобализмом вопроса: «Кто?»

Тот врос в кресло, испуганно спросил:

– Вы думаете, то, что думаю я?!

Олег невольно произнёс:

– Пока ничего не думаю. Думал, что этот подчерк Вам знаком. Ответом было передергивание плечами. Ничего не оставалось, как снять напряжение, сказав:

– Будем думать. Думаю, что в самое ближайшее время выйдем на этого писателя, – раскланявшись, вышел, бормоча на ходу. – Кажется, убийство напросилось не вовремя.

Девушка с ресепшн, вскочив со стула, вросла в стену, хлопая испуганными глазами. В дверях появился Кеша, он визгливо попросил зайти к нему, та, еле-еле оторвавшись от стены, молнией побежала в кабинет.

Олег, выйдя из кабинета, почувствовал облегчение, словно за ним всё время шла смерть. Оставив её в кабинете, подумал: «Врёшь, нас голыми руками не возьмёшь, нащупаю тебя, найду орудие возмездия…» – тут же с любопытством: «Интересно, кто же этот «писаришка?» – и тут же с этими мыслями поспешил в офис, чтобы порыться в досье окружения Иннокентия Васильевича Панько. Именно эта фамилия блистала на табличке кабинета банкира.

Уже несколько часов он находился в своем холостятском гнездышке. То, что Олег холостяк, можно было заметить по обстановке зала, на ней лежал отпечаток одиночества, всё как у всех у кого абсолютно не налажен быт, классический набор: небольшая стенка от и до набитая книгами. Угловой диван у окна с проёмом на балкон, письменный стол, загнанный в противоположный угол».

Олег как раз сидел за столом, бессмысленно раскручиваясь на винтовом кресле, в руках у него был горячий кофе, он его пил, маленькими глотками чередуя с сигаретой. Щелкая мышкой, напряженно всматривался в экран старенького компа, находясь в поиске нужной информации. По ходу анализируя последнюю находку в интернете.

Отвлёк назойливый звонок. Это был Иннокентий, тот умолял простить его и Элеонору. Оказывается, та всё навыдумывала, боясь остаться без него и средств. В конце – концов, это её почерк. Это сумасшедшие домыслы после очередных ночных кошмаров, она в каждом видела предателя и убийцу.

Об этом только что, разумеется, по секрету за хорошие деньги сказал её личный психоаналитик. Так что он просил по-человечески понять и просит не беспокоиться о гонораре его абсолютно не надо возвращать, это как бы в счёт моральной компенсации. И попросил не разглашать никому о сегодняшнем разговоре. На что Олег, опешив, ответил, что, разумеется, никто ничего не узнает. Сразу же пробила мысль: «Наконец-то куплю нормальную машину. Бывает же, не сходя с места за красивые глазки – гонорар. А вот последующий придется попотеть, чтобы заработать…»

… Резко откинувшись назад, заметил упавший пепел, что чуть не прожёг джемпер, машинально стряхивая, негодуя, чертыхаясь, произнёс:

– Чёрт!..

Это его отвлекло, терялось время, ведь он искал нечто, что штурмом брало раскаленный мозг.

Наконец найдя то нечто, ёрзая на кресле, поспешно набрал, стуча бегающими пальцами по клавиатуре…

На мониторе появилось первое слово строки: «ВО ИМЯ…»

Олег в напряжении на ходу подбирал нужное слово, роясь в разгоряченном мозгу постучав кулаком несколько раз по столу и по клавиатуре, зло, щелкая мышкой, тут же стер. Компьютер погас.

Устав от бессмыслицы прилёг на диван, о чём-то глубоко задумываясь, мысль не давала покоя, свербела мозг: «А виновен ли вообще Виталий Говорухин?» На этой мысли заснул.

 


Глава 3.Тюрьма

За окном был разгар осеннего дня. В просторном кабинете у окна за письменным столом сидел начальник тюрьмы подполковник на вид не более 45 лет. Внешне подтянутый моложавый тщательно выбритый щеголеватый блондин с серыми колючими глазами.

Он как раз изучал личное дело Виталия Говорухина, со вздохом переворачивая страницу за страницей, недоумевая, внутренне вскипая.

Не сдерживая эмоций, вслух произнёс:

– Да! Хватило мужика под "Само – само". Под «ятъ». А характеристики отличные. Нигде никогда.

Почёсывая затылок, констатируя:

– Вот вам! И рябина красная!..

Его отвлёк стук в дверь, на что он машинально бросил:

– Да! Войдите!

Дверь тут же открылась, в проём заглянул сержант молодой парень по всему видно сверхсрочник, конвоир.

Подполковник, отстраняя в сторону папку, собравшись в кулак, бросил:

– Да! Можете ввести!

Голова конвоира исчезла.

Начальник, встав из-за стола, подошёл к окну глядя вдаль, там была размеренная жизнь вверенной ему тюрьмы, шла уборка территории.

Открыв дверь, вошли два статных мужчины сержант и заключенный – высокий серо голубоглазый шатен в чёрной робе с номером 123456.

Подполковник, резко обернувшись, пристально посмотрел на вошедшую парочку. Конвоир, чеканя каждое слово, громко отрапортовал:

– Товарищ Подполковник! По вашему приказанию. Осужденный номер 123456 к Вам доставлен.

Махнув рукой, как старший по чину дал понять, чтобы сержант не кричал так громко. Тот застыл в замешательстве. Осужденный стоял перед подполковником гордо и прямо, держа руки за спиной, проявляя выдержку человека, не чувствовавшего на себе вины, несправедливо примеривший неказистую робу, как наказание судьбы, и как ни странно принял испытание, держа осанку.

Начальник обратился к конвоиру строго по уставу:

– Спасибо товарищ сержант! Вы свободны! Можете подождать за дверью.

Сержант, отдав честь, переведя внимательный взгляд на осужденного, замешкался, ловя в немом ожидании взгляд подполковника. Тот взглядом указал на дверь.

Сержант-конвоир тут же исчез, тщательно прикрывая за собой дверь.

Оставшись наедине подполковник, соизмеряя с ног до головы Виталия Говорухина, с заинтересованностью рассматривал неприкрытым оценивающим взглядом.

Осужденный, как ни в чём не бывало, выдержал пристальный взгляд начальника, не вздрогнув не единым мускулом всё так же держа руки в замке за спиной.

Начальник, не выдержав затянувшейся паузы глядя мимо осужденного, строго произнёс:

– Вольно! Руки можно произвольно!

Теребя кулаком подбородок, направился к столу, уютно расположившись в кресле держа в руках личное дело, полюбопытствовал:

– Как же ты так мил человек?

Положив личное дело, пытливо посмотрел в упор, указывая рукой на стул перед столом, вежливо предложил:

– Садитесь осужденный Говорухин.

Виталий, выдерживая паузу, по-прежнему стоял как вкопанный.

– Садитесь, садитесь, Виталий Говорухин, в ногах правды не было, нет, да и не будет! – тяжело вздохнув как – то озадаченно добавил. – Проверил лично прожитыми с лихвой годами.

Стуча пальцами по виску, вслух констатировал:

– Она фокусируется исключительно здесь!..

Виталий нехотя подошёл к стулу, садясь, тяжело вздохнул, устремляя взгляд в сторону окна, через которое на него шли прямые солнечные лучи, поспешил незаметно для постороннего взгляда их вдохнуть.

Начальник всё-таки невольно перехватил его взгляд, жаждущий свободы.

Поражаясь такому порыву, взглядом показывая на папку с личным делом, барабаня по ней перебором пальцев, недоумевая, выпалил:

– Как-то всё не связывается. Вы и ваш срок! На воле были активным отзывчивым товарищем. Лучший из лучших!

Виталий с едва заметной кривой усмешкой лишь уголками губ перевел холодный пустой взгляд на подполковника, силясь выстоять удар судьбы, отвернулся от лучей солнца.

Подполковник, наблюдая за ним, утомлённый затянувшейся паузой резко положа широкую ладонь на папку, подметил:

– Да, уж… Жизнь – поле, по которому босыми ногами ходит судьба…

Вздыхая, видя в мужчине напротив – человеческое начало, а в людях он не ошибался, скорее в поддержку произнёс:

– Значит! Её бедолагу в лапти взули раз уж ты здесь передо мной заключенным сел.

Продолжая с любопытством смотреть на осужденного, поспешил спросить в лоб:

– Ждёшь пересмотр? – отвечая самому себе. – Жди! Но не надейся! Так будет легче! – изучая каждый мускул на лице осужденного, посоветовал. – Ты Говорухин смотри не отчуждайся! Люди… Я понимаю здесь у нас разные! Но в одиночку долго ли протянешь? С соседом, как? Не обижает? Тот жалуется. Говорит: «Скрытный ты не в себе. Думает, что ты самый настоящий псих. Просил перевести…»

Виталий, закусывая губы сквозь зубы процедил:

– Да уж, как – нибудь протянем. Побагровев в лице: – Как – нибудь, сориентируемся.

Поднимая на подполковника глаза, зло заметил: «Живучие мы Говорухины! Не псих, точно!»

Начальник, выдержав его пристальный взгляд, со вздохом констатировал:

– Так нельзя у нас! Не курорт, не пионерский лагерь! Тюрьма-а!..

Тот на это никак не прореагировал. Подполковник, выведенный из себя безразличием «горе-осужденного», несколько раз стукнув по столу указательным пальцем, перешёл на фальцет:

– Ты часть «Системы» и надо жить по её законам иначе сомнёт, сломает, наедет как каток, сделает из тебя такого фасонистого и гордого – трафарет на стене моего заведения, и будешь…

Глядя исподлобья:

– «Цыплёнок табака без фарша» жизнь выжмет до капельки, изуродует, зло. – Вижу мужик!..

Недовольно искоса глядя на Виталия, эмоционально:

– Тебе надо бороться! В лаптях, так в лаптях…

Поедая взглядом в упор:

– Уже не босой мальчик! Потопчешь ножками и это поле! Оно?! Вся наша жизнь и надо признаться – она как не крути: «Борьба!»

Дергая шеей, назидательно:

– Всё в жизни бывает, но нельзя уходить от действительности. У тебя дети! Надо жить и выживать ради них!

Не сдерживаясь в запале, прокричал:

– Я тебе сказал, ты меня услышал!..

Виталий, сверля суровым взглядом, что мог говорить лишь одно: «Не трожь детей – святое!..» С презрением цедя сквозь зубы, выдавил:

– Да уж как-нибудь…

Тяжело вздохнув, отвернулся.

Начальник, вновь дергая шеей, поднялся с кресла. Встав рядом с Говорухиным, с любопытством рассматривая как бы, между прочим, о чём-то вспомнив, с некой нервозностью в голосе добавил:

– Да к слову! Дня два назад у меня была твоя жена, симпатичная женщина, но уж очень дерганная, нервная. Наверно, и её мог бы понять. Не медок выпила.

С любопытством:

– Она всегда у тебя такая? – глядя в упор. – Сказала, что детей отправит к твоей матери. Взвинченной какой-то показалась, вся на взводе, тебя хотела видеть.

Впиваясь в лицо Виталия взглядом со скользящей иронией:

– Чтобы наверняка раздавить, как «таракана – пруссака». Мол, довёл до всего этого никто-то, а сам. Не взыщи!..

Отойдя от Говорухина, вновь сел в кресло.

Сгруппировавшись над столом, констатируя ситуацию с сарказмом, подметил:

– Завяли лютики! Стало быть, сдохла любовь, сломалась на корню! Как и твоя бабёнка взяла и сломалась. Не первая она, да и не последняя!..

Отмахнувшись рукой, подытоживая, хлестко бросил:

– Не выдержала, стало быть, испытания!

Вскочив с кресла выпрямляясь, потрясая указательным пальцем вверх, стал мельтешить перед столом:

– Ради детей! А их я вот тут читаю, нервно перелистывая личное дело – двое! Совсем крохи.

Вновь мельтеша. Но на этот раз его хватило ненадолго, резко остановившись, посмотрев на Виталия, найдя, что тот упрям, пояснил:

– Ты обязан жить и быть мужиком!

– А баба?! – косясь в его сторону, – она и есть баба, всегда ищет сильного!.. – с гордостью. – Льва!.. Это я к чему?!

Обращая внимание:

– Меня, к слову сказать, зовут ни кум и сват, а Лев! А если уж со всеми формальностями… Подполковник, Лев Анатольевич Аничкин! Запомни!

Опять мельтеша, забегал, как маятник взад-вперёд перед столом. Подойдя к Виталию, берясь за спинку стула с непониманием глядя на того тут же отойдя, остановившись у края стола теребя в руках папку с личным делом, зло, бросая обратно на стол, вслух нервно прокричал:

– Им сегодняшним всем – средства на безбедную жизнь нужны, не без того!..

– Пойми и прости! В таком поганом мире живём!..

Ходя взад – вперёд, чтобы как-то понять и самому, что только сейчас озвучил, скороговоркой выпалил:

– Сказала, что при тебе, стало быть, она вовсе не жила. Ещё молодая! Жить хочет! – разводя руками. – Вот – так и сказала! Что ей самой, как бы выжить!.. «Не работает, без денег сидит с детьми…»

Глядя цепким взглядом стихая:

– Да и ты, вон как подвёл.

Виталий по-прежнему упрямо молчал, не проронив на это ни слова. Аничкин на мгновение остановился. Качая головой, констатировал:

– Упрямый! Тяжело тебе будет. Как ты здесь не любят, но где-то, как-то уважают.

С вызовом:

– Попробуй, обмани судьбу! Гни свою дуду! Тяжело вздохнув, нажал на звонок.

Вошедший сержант-конвоир не поднимая глаз, подошёл к осужденному. Виталий Говорухин встав, отвернулся от подполковника, заложив руки за спину стоя по стойке смирно.

Аничкин строго посмотрел на конвоира тот, понимая его взгляд, поспешил вывести Говорухина.

Подполковник, в след, решая, что это будет к месту, добавил:

– Одиночка! «Человек – Сейф!..»

– Если что, знай, ко мне всегда можешь достучаться, я буду следить за тобой пока ты «Мой».

– Это то, что я могу для тебя сделать. Нравишься ты мне, осужденный, Говорухин!

Продолжая стоять с открытым лицом с нескрываемым любопытством, пристально смотрел в след тому, кто заставил нервничать, ожидая реакцию Виталия Говорухина. Тот, опустив голову вниз, не оборачиваясь, вышел, за ним поспешил, толкая в спину, сержант-конвоир.

Дверь за ними закрылась.

Подполковник Аничкин, вытирая испарину со лба рукавом кителя, сплюнул в сторону.

Зашагав семимильными шагами к сейфу, подойдя, дергая шеей, что могло лишь сказать одно, уж очень накручен, взял стоящий на нём графин.

Дрожащей рукой, наливая воду в стакан, стал взахлеб пить, вытирая ладонью капли воды на губах, вслух зло, проговаривая, – Возись со всеми, мать их!.. Возмущенно:

– Со мной, кто бы так в Чечне…

– Сопли вытирай им «сморкачам» на их чистенькой морденции, не унимаясь: «Ангелы серые!»

Стряхивая из стакана на пол последние капли воды застыл в немом оцепенении, глядя долгим взглядом на закрытую дверь…

…Тусклый свет в коридоре тюрьмы ничего не говорил о времени суток, хотя уже наступило утро.

Была естественная суета, распорядок выполнялся строго по режимному расписанию.

Рыжеволосый охранник среднего возраста, немного полноватый с мясистым подбородком, дыша в затылок заключенному, вглядываясь в упор в спину суровым взглядом глубоко посаженых глаз, вёл заключенного по коридору.

Изредка подталкивая вперёд дубинкой.

Наконец они остановились возле камеры. Охранник, приоткрыв тяжелую дверь, не поднимая глаз, пробурчал:

– К стене!..

Заключенный прилип к стене, белый как полотно от злости кивнул через левое плечо неопределенно в сторону, с напряжением в голосе спросил:

– И что ты, дядька – такой злой?

Охранник, молча наотмашь открыл дверь камеры.

Виталий перед тем, как войти, глядя в темноту с сарказмом подметил:

– Ты же человек!

Тот на мгновение задумался, соизмеряя взглядом осужденного с ног до головы, мол: «кто бы говорил…»

Зло, толкнув в спину грубо вталкивая в камеру, рявкнул:

– Не тебе мне читать проповеди, тоже мне праведник! – зубоскалясь. – Племянничек! «Кум тебе может и крестный дядька!» – с сарказмом. – А у меня здесь, таких как ты родственников, «серых ангелов»… По пальцам не счесть. Бессчётно!

Виталий обернувшись, глядя на охранника устремляя взгляд сквозь него вдаль, задумался, его, словно пробило, унося в туннель времени…

…В то ушедшее в прошлое, утреннее время, когда разразилась, та их первая ссора. Свидетельницей дрязг, как всегда была кухня, достаточно вместительная, как раз для разборок и дебатов. На ней можно было в случае чего и развернуться:

«Стандартный набор кухонной мебели абсолютно не был помехой…»

Открытая створка окна давала одному и другому в минуты всплеска эмоций быть услышанными.

Тогда всё началось, как обычно с немытой посуды, что лежала горой в мойке…

…Он, Виталий ссорился с женой, Ириной, такой молодой и симпатичной и, казалось бы «милой». Блондинка, не смотря на свои 29 лет, выглядела топ-моделью, но всё это шло вразрез с её далеко не ангельским нетерпимым характером. Он, как старший всё – таки на тот момент ему было около 35, в ссоре пасовал. Как мог, тушил пламя раздора.

Помнится, Ирина, стояла в расстёганном шёлковом халатике, под ним была видна лёгкая откровенная ночная сорочка, и она такая вся взъерошенная, как воробей, волосы, небрежно спадающие на плечи, короче, одним словом: «Красотка!»

Стоя, как надзиратель, дула на пальцы рук со свеженанесенным лаком, взгляд был разъяренной женщины, и это всё сопровождалось истеричным криком:

– Придурок!.. С цепи сорвался? Лак не высох! Ведь только накрасила…

…Да, да, именно так всё и было…

Ирина дула на ногти.

Он, схватив её, толкнул к мойке, та в ответ кинулась на Виталия с кулаками и визгом.

Виталий оттолкнул так, что она сильно ударилась о мойку. Ирина громко нарочито заорала: «Дети!.. Ваш любящий папочка бьёт вашу мамочку. Идите, посмотрите на изверга!»

Она любила устраивать при них сценки.

Дети, малыши, практически погодки, 3 и 4 годика, с испугом, ничего не понимая, вбежали в кухню.

Он и она, не смотря на их присутствие, сцепились, как сорванные с цепи собаки, готовые разодрать друг друга прямо у них на глазах. Опомнившись, Виталий, отстраняя жену, схватил её в захват, рукой затыкая рот.

Она, вырываясь, кусала руку, взяв из мойки грязные тарелки, бросала по одной на пол. Тут же в разные стороны полетели осколки. От неожиданности Виталий выпустил Ирину из рук, ошарашено отшатнувшись к окну.

Жена не унималась, взяв новую тарелку, бросила в Виталия, тот, изловчившись, уклонился.

Летящая тарелка, зависнув в полете, плашмя упала на пол. Разбившись вдребезги.

Ирина из сушки вынимала одну за другой новые тарелки и со злостью и остервенением вновь бросала на пол, встав подбоченившись, отдуваясь, как может только истеричная женщина, сдувая со лба спадающую челку, с сарказмом кричала:

– Сильный, да?! Женщину может обидеть и дурак!..

– Дебил!..

Дети были напуганы её поведением, испуганно ревели, боясь, что они родителям абсолютно не нужны.

Виталий, моргая глазами, стоя в оторопи, сраженный наповал агрессией жены крутил пальцем у виска, силясь вставить слово»

– Ты что с глузду сзъихала?! Ненормальная!.. Совсем что ли крыша поехала? Ведь здесь дети!

Дети не понимая поведения взрослых, с рёвом подбежали к матери и к отцу.

Ирина, раздраженно схватив их за руки, резко и зло отшвырнула к двери, с криком осаживая:

– Стекло! Пошли вон отсюда!

Виталий, придя в себя, глядя на Ирину, свёл скулы. Оборачиваясь к окну закрывая створку окна, как бы из осторожности мельком выглянул из него вниз…

Стоя в растерянности, молча скрипя зубами, старался понять мотивацию поведения Ирины. Кажется, поняв, подошёл к жене.

Зло глядя ей в глаза, с неподдельным отвращением произнёс:

– А ты – «Сука! Щука!..» На пользу тебе пошло!.. Публика тебя заждалась внизу, давай сыграй свою роль обиженной жены, истеричка!.. – подстегивая. – Давай, давай!

Он с презрением глянул в сторону окна, кивая:

– Выгляни на бис, тебя заждались аплодисменты! – издеваясь, захлопал в ладоши. – Просим! Просим!.. Народ! Просит и хочет зрелищ!

Ирина, в кураже ехидно улыбаясь, вынув пояс из кармана халата, дрожащими руками подвязалась, летая по кухне, как «фурия» на метле.

Виталий, на нервах сорвавшись с места, поспешил на выход, сильно хлопнув дверью, вышел из кухни…

…От внезапно нахлынувших негативных воспоминаний, что-то отвлекло, он прислушался.

Сильный грохот дверью, лязганье ключами в замке, привели Виталия в действительность.

Перед ним наглухо закрытая дверь. От злости и досады начал стучать, барабаня кулаками, от бессилия прислонившись к ней головой.

Его, как никогда изъедала тоска, обернувшись спиной к двери, пиная, тут же сник перед приговором судьбы.

Он, сползая вниз по двери, сев на корточки со страхом посмотрел прямо перед собой с немым вопросом: «ЧТО ЖЕ БУДЕТ ДАЛЬШЕ?!»

 


Глава 4. Заполнение пустоты

…Темень вечера вошла в квартиру полновластной хозяйкой.

Свет, льющийся от бра, был приглушён. Эмма, в траурной одежде съежившись калачиком, лежала на угловом диване. Она тихо плакала. За окном через открытую форточку было слышно, как льет дождь, монотонно стуча по стеклам окна.

Женщина глядя в одну точку на фотки детей, лежащие рядом с ней, с нежностью трогала рукой, роняя на них слезы, беспрестанно спадающие вниз по щекам крупными каплями. На фото дети – здоровые и улыбчивые. Девочка, дочь, Аллочка, 10 лет, в новогоднем костюме «снегурочка». И сын, 8 лет, Артур, в матроске. На пол выпала третья фотография, мужа, пилота…

5 лет назад…

В зале на угловом диване сидели дети, Аллочка и Артур, смотрели по телику любимые мультики.

Аллочке стало неудобно лежать на диване, она никак не могла выпрямить ноги, чтобы свободно в своё удовольствие смотреть телик. Настырно сталкивала на пол Артура.

Малыш, хмурясь, зло дал сдачи, избивая сестру. Та, поднимая крик, как можно громче закричала, переходя на визг:

– Мам, а что он мне не даёт нормально посмотреть мультики! Достал уже! Выгони его отсюда!

Артур, тут же спрыгивая с дивана, усаживаясь на ковре, как ни в чём не бывало, продолжил смотреть телик, нервно клацая по кнопкам, меняя каналы.

Аллочка всё не унималась, продолжая выкрикивать:

– МА-А! Ну, что он мне мешает…

Открыв дверь, влетев, она, Эмма, одетая по-домашнему с выпачканными по локоть в муке руками, в испуге осмотрела комнату, думая о самом наихудшем, но: «Слава Богу, всё стояло на месте…»

Артур, вскакивая с места, с недовольством тут же бросил на пол пульт, быстренько садясь на одно из кресел. Она, разводя руками, возмущенно крикнула:

– Ну, что вы у меня, как маленькие! Не можете между собой договориться, ведь вы же – брат и сестра.

С укором глядя на дочь и сына, про себя мимолетно отметив, что те сидят, как ни в чем не бывало. Это уже хоть как-то немного успокоило.

Дочь, лежа на диване, свернувшись калачиком, как-то вдруг испуганно притихла, чтобы на неё мать обратила внимание и лишний раз заступилась за неё, это её манера «выходить сухой из воды», чтобы только ей не попало первой, как старшей.

Сын, поджав ноги, весь взъерошенный тоже не менее неё перепуганный, словно врос в кресло, замерев в ожидание.

Эмма, подойдя к лежащему на ковре пульту, взяв в руки, строго глядя на детей, несвойственно ей, не сдерживая гнева, в крик приказала:

– Всё! На кухню, будем обедать! С Вами не соскучишься! Вот папа приеде…

Нечаянно нажав на пульт, вздрогнула.

По телевизору показывали новости. На экране появилась картинка документальные кадры…

…Запись очевидца, выведенная с мобильного телефона: упавший самолет врезается в дом, последствие – клубы пыли, поднятые столбом к небу.

Эмма с нарастающей тревогой с напряжением всматривалась в кадры…

…Диктор, миловидная женщина лет 30, строго смотрящая прямо на Эмму, поставленным голосом, как – будто именно ей, докладывая обстановку, говорила:

– По информации источника СМИ: На одной из окраин города в 10 час утра самолёт, летевший чартерным рейсом, при невыясненных обстоятельствах упал на жилой дом, пассажирам спастись не удалось.

В самолёте находились шесть человек, во главе с пилотом Игорем Борисовым.

Эмма не понимая, стала клацать по кнопкам, прибавляя звук. Сухой голос доводил до сведения: «На месте ведётся расследование причин аварии…»

Не понимая, Эмма смотрела то на телевизор, то на ничего непонимающих детей. Те испуганно переглядывались, молча глядя на неё, боясь верить глазам и ушам.

Она на подкошенных ногах еле дошла до кресла. Обвисая плетью, буквально свалилась в него.

Дочь, сорвавшись с дивана, опрометью подбежала к ней с криком:

– Мама! Мамочка!..

Кивая головой в сторону телевизора, всхлипывая, закричала:

– Папа!..

Не сдерживая слёз, зарыдала.

Артур перелез через журнальный столик, который стоял между двумя креслами, целуя, обнял мать.

Эмма, рыдая, бормотала, монотонно повторяя:

– Он погиб… Он погиб. Не может быть!..

Сын, забрав пульт из рук матери, выключил телевизор. Обнимая мать, тихо заплакал, до конца возможно не понимая, что произошло все это именно с отцом.

Дочь глядя на зловещий чёрный квадрат экрана телевизора, громко рыдала, умывая лицо горькими слезами.

Мать, закрыв глаза, безутешно плача причитала:

– Да на кого ж ты нас покинул…

Мысленно стала искать ниточку ведшую к нему, нащупав, не хотела обрывать, она, силясь, всматривалась в своё прошлое…

…Тогда она, ещё совсем молодая девушка, едет в поезде в Москву, чтобы найти свой жизненный путь, обрести свою самодостаточность. Ей необходимо поверить в себя, доказать, прежде – всего, своим родителям, что судьба в её руках. Она уверенна, что молодость и желание добиться чего-либо в жизни – самый главный двигатель. Пусть, даже имея в руках навык профессии «штукатура – маляра», она сможет быстро освоиться в Москве, ведь там столько строительных компаний. А ей нравится преображать жилье из бетонной коробки в уютное «гнездышко», вкладывая своим трудом энергетику своей души.

И она, Эмма, ничуть не стыдится своей приобретенной профессии.

Не зря целыми днями и вечерами сидела перед компьютером в поиске квартиры в аренду, сделала анализ преимуществ жизни в Москве и кажется, уговорила родителей, заверив их, что там, вдали у нее большие шансы, чтобы начать самостоятельную жизнь.

Она по большому счёту, хочет стать дизайнером интерьера, непременно будет на него заочно учиться.

Мать в полном отчаянии. Отец – внешне суровый, волевой, ответственный человек, как – то ещё крепится.

Тогда он работал прорабом на стройке, видя, что дочь не пропадёт в большом городе. Замечая, что в ней есть жилка настоящей трудяги. Внутренне колебался: «отпустить или не отпустить?!» И он уже втянутый в ссору жены с дочерью, уговорил таки жену не препятствовать той, считая, что дочь выросла.

Он как глава семьи всё же дал ей право – выбора. Говоря, что Москва строилась на слезах, вот таких, скороспелых птенцов, пусть, съездит и попробует: почем фунт лиха. Так они её отпустили.

Однако отец перестраховывается, решаясь хотя бы как-то помочь решить ее жилищный вопрос. Втайне связался со своей бывшей сокурсницей МИСИ, Мариной Климушкиной, что на недавней встрече выпускников, дала ему свой мобильный телефон. Созвонившись с ней, Марина сразу же пообещала «взять девочку под опеку, а чтобы та не расслаблялась, решила, что надо сказать, якобы возьмёт квартиранткой», считая, что к тому же девочка и впрямь сможет самостоятельно пожить, пообвыкнуть, так как её квартира будет пустовать две недели. Как говорится настоящий «карт-бланш» девчонке, по приезду сможет осмотреться и попытаться устроиться на работу.

Эмма смело отправилась в путь, покидая свой любимый, Новосибирск.

И вот она едет с большими планами, вступить на свой путь, предстать и в своих глазах взрослой.

В купе она знакомится с Олегом Панкратовым, ему тогда было 24 года. В непринужденной обстановке они ещё теснее знакомятся, между ними как бы, между прочим, завязался дорожный роман.

Он ей рассказывает, что едет из Томска, где жил после Армии, там же два года работал таможенным инспектором. Все было у него хорошо, но болезнь матери, частые сердечные приступы, заставляют его вернуться в родные пенаты. В Ярославль.

Друзья детства помогли ему, в короткий срок, госпитализировать его мать в кардиологическую клинику. Он со вздохом говорит, что мир не без добрых людей, кажется, что уже здоровье матери в безопасности.

За воспоминанием они становятся «голыми», как сама – «правда».

Ночь, луна, подыгрывали им, играя на струнах их душ, виртуозно исполняя сонату любви. Сближая теми откровениями из детства, юности. В отблеске луны, голубые глаза Эммы, становятся настолько притягательные, кажется, что от них исходит магия, завораживают, поглощают, как отблеск лунного диска в пролете окна.

К концу своей поездки, они становятся двумя половинками одного целого. Дают обещания друг другу – быть в дальнейшей жизни самыми близкими людьми.

Однако радужное настроение омрачает задержка поезда, на два часа. Олег и Эмма нервничают. Каждого в Москве ждут. Эмму по ранней договоренности, хозяйка квартиры, Марина, что должна ей показать квартиру и передать ключи. Она, ждёт от неё звонка. По приезду в Москву, Эмма должна с ней связаться по телефону, подъехать, забрать ключи, так как та буквально с часу на час должна ехать в Мексику, знакомиться с потенциальным женихом. Время буквально в обрез.

Олега же должен ждать на выходе, на своей машине его друг детства, Николай, чтобы отвезти прямо с вокзала в клинику к матери.

Наконец, они прибывают на вокзал, трогательно прощаются в тамбуре вагона, пишут на листках номера своих мобильных.

Проводник, открывая дверь вагона, этим по живому разрывает две судьбы.

Олег, показывает на часы, как бы этим говоря, что опаздывает. Эмма его прекрасно понимает, подталкивает первым на выход. Каждый спеша ступает на перрон.

Москва, их встречает – шумом, гамом, хаосом. Толпа несёт в две разные стороны. Каждый сквозь суету толпы кричит имя другого, каждый кивает, потрясая листком бумаги, на котором написан номер мобильного телефона, каждый издали кивает, что обязательно перезвонит.

Олегу звонит Николай, говорит, что не смог более его ждать, срочно надо было ехать на работу, он работает «опером» УБОП, так что без обид…

Олег, торопится в клинику к матери, стремительно направляясь к стоянке такси, в спешке ловит машину, уезжает.

Эмма, подхваченная снующей толпой, в том непредсказуемом хаосе, теряется в глубине метро.

Находясь в метро, звонит по мобильнику Марине, та говорит, что она во времени очень ограничена, ждёт на выходе из метро «Кузьминки», оговаривая, чтобы Эмма постаралась подъехать, как можно быстрее, через полтора часа у неё вылет, а через 30 минут она должна пройти регистрацию в аэропорту.

Эмма на нервах, бросает телефон и листок с контактом Марины в сумку. Спеша идёт сквозь толпу, с беспокойством оглядываясь по сторонам, не может сориентироваться по месту, совершенно теряясь.

Москва её пугает своей мощной энергетикой, своим учащенным ритмом настолько динамичного движения. Толпа, обволакивая, поглощает. Она путается в ногах снующих москвичей, приезжих, непрошено оказавшись в переходах.

Эмма бессильна перед серой движущейся массой, окончательно растерявшись, не зная, как ей выбраться из этого потока людей и, в конце – концов, сесть в нужную электричку. В переходе ей подсказали, в каком направлении ей нужно идти, она поспешила к эскалатору.

Стоя на нём, с рассеянностью осматриваясь по сторонам, пугаясь такого наплыва людей, ощущая в ушах гомон и гул, отчаялась, такое впечатление, что попала в улей.

Достав мобильный телефон, звонит Марине, та недоступна, время на таймере уже не в её пользу, она машинально кладет телефон в сумочку, за ней со стороны наблюдает парень.

На выходе с эскалатора, незнакомый парень, сбивает Эмму с ног, тут же помогает ей встать. Она с пониманием принимает его извинения. Садится на «Таганке» в электричку, едет на станцию «Кузьминки», там её должна ждать Марина, с которой она договорилась о встрече. Хочет достать из сумки мобильник, но его там нет, сумка прорезана, как ей теперь кажется, тем молодым парнем. Денег в сумке тоже не оказалось.

Время сработало, тоже не в её пользу. Марина уже в аэропорту.

Эмма стоит в полном смятении, с горькими слезами на глазах. За ней из будки контролера наблюдает женщина. Та громким окриком обращается к ней, желая узнать: «Что случилось?»

Эмма разводит руками, говоря, всё как есть, контролерша, Надежда Яковлева, это имя было на бейджике, узнав, понимает, что теперь той некуда идти.

Стоящая перед ней в слезах девушка – растеряна, напугана совсем беззащитная.

У Надежды содрогнулось сердце, ведь и она когда-то в те далёкие совдеповское времена приехала в Москву, став нежелательной «лимитчицей».

После некоторого раздумья, вызывает дежурного. Они переговариваются между собой. Надежда напоминает тому, что и он тоже когда-то приехал таким же, как Надежда и Эмма – «лимитой».

Он, Владимир Усков и Надежда, как оказалось старые знакомые. Та эмоционально просит того что-то придумать, припоминая, что и тому в свою очередь когда-то помогла, такая же, как и она, контролёрша метрополитена. Тот соизмерил с ног до головы ревущую девушку, не представляя, что и сказать, как Надежде, так и Эмме, тяжело выдыхая, признался:

– Сам не уверен в завтрашнем дне, постоянно кого-то из «старых» увольняют.

Понимая, что той никто не поможет кроме него и Надежды, предложил ей пока что временное трудоустройство, мыть полы, а в дальнейшем пообещал поговорить с «кадрами» насчёт постоянной работы.

А пока же на первое время, если та согласна, то пусть работает уборщицей, ведь многие здесь в Москве свой трудовой путь начинали именно так и ничего, встали на ноги, как в последующем стали и москвичами.

Эмма соглашается, сияя сквозь слёзы, в мыслях думая, что: Москва всё же верит слезам. Надежда решается приютить девушку у себя.

Проходят будни новой, московской жизни. Всё складывается не так, как мечталось, но все же складывается.

Владимир Усков так и не поговорил в «кадрах» насчёт Эммы, боясь и сам за своё насиженное место, как никак, предпенсионный возраст, та по-прежнему подрабатывала в метрополитене, работая уборщицей.

Отец Эммы, не может дозвониться дочери, так как мобильные телефоны её и Марины не отвечают.

Наконец, на отца и мать выходит Эмма, говорит, что живёт у знакомой, своей коллеги, так удобнее и от неё намного ближе к работе. Она работает на стройке и ей обещают общежитие. Мать и отец, хоть как-то с облегчением вздохнули, немного успокаиваются. Обнадеживая себя тем, что хотя бы с работой и жильём у дочери всё в порядке.

Олег Панкратов по приезду в Москву, суетится с трудоустройством, чтобы как-то поднять мать на ноги.

Он готов идти на всё, лишь бы та была здоровой. Ради этого готов работать, вплоть на трёх работах.

Его мать по-прежнему лежит в клинике, тяжело выходит из инфарктного состояния, корит себя за болезнь, ведь, женщина глядя на сына, считает, что своими болячками окончательно и незаслуженно вымотала сына. Деньги; впустую потраченное время.

Его замкнутость ей говорит о том, что сын живёт мыслями о какой-то незнакомке, неоднократно вздрагивал при ней, когда шёл вызов с его мобильного телефона. Но…

… Эмма так и не звонила. Тогда он предпринял попытку найти её через регистрационную справку, через своего одноклассника Николая. Однако спустя время тот сказал, что пока нет никакой информации о ней.

Олег с головой уходит в работу, работая охранником в двух магазинах, чередую пробелы дней в его графике. Попытка устроиться в таможенную инспекцию была тщетна.

Николай ему обещает поговорить с начальником, они, мол, с ним поверхностно знакомы.

Лишь ночами, особенно в лунную ночь, Олег думает об Эмме, рисуя её образ в мечтах рядом с собой. Не понимая: «Почему она не звонит?»

Как-то на его мобильный звонит веселый женский голос. Он в порыве думает, что это Эмма. Но как оказывается, ему звонит, Тося Макарова, та как, оказалось, просто ошиблась номером. Она говорит, что звонит своему знакомому, Олегу Курбатову, они встречались две недели, и вчера, наконец, он на дискотеке дал ей новый номер своего мобильника, прося ему перезвонить.

Тося сокрушается, что теперь не сможет на него выйти, так как не знает, где тот живёт. Говоря, что не судьба. В шутку бросая: «Поматросил и бросил». Так иронизируя, девушка, открыла перед ним, Олегом, свою душу.

Олегу кажется странным такое стечение обстоятельств, он предполагает, что возможно это судьба. Они, разговорившись, шутят, кажется, каждый уходит от своих любовных проблем. Тося кажется Олегу веселой девушкой, исходя из телефонного разговора, она ему интересна, даже можно сказать, очень нравится. Что-то новое, светлое, неожиданно появившееся в его серой жизни. Весёлый голос незнакомки его привёл в баланс с окружающим миром, что говорит лишь об одном, что жизнь всё же продолжается. Он приглашает девушку на свидание.

Они встречаются у метро «Красная Пресня». Тося, недалеко от него работает в магазине. Они гуляют, находят между собой что-то общее. Каждый в глубине души страдает от той ещё вчерашней любви, но каждый хочет уйти от наваждений и жить в реальности, сегодняшней действительности. Тося проникается проблемами Олега, который ищет всевозможные заработки, договаривается со своим отцом, чтобы тот взял Олега на работу охранником, и тот не мыкался бы на двух работах.

Да и дорога в Ярославль не была бы в тягость и накладной, тем более что мать лежит в клинике в Москве. Они, Тося и Олег сближаются. Часто уединяются на квартире девушки.

Их уединение нарушает звонок из клиники. Олегу сообщают радостную весть, что его мать завтра выписывают, необходимо привезти её личные вещи.

Олег и Тося едут в Ярославль, домой к матери, там наводят порядок, уставшие они остаются ночевать. Утром, каждый понимает, что между ними сложились близкие отношения, это то, что преподнесла в исцеление сердец им их судьба, они с заботой собирают вещи матери, дружно едут за ней в клинику.

Мать Олега с облегчением принимает появление Тоси в их жизни, предполагая, что та и есть – таинственная незнакомка. Словно старые знакомые, они выходят из клиники, дружно садятся в такси, уезжают домой. Матери теперь жизнь рисуется в ярких тонах. Её сын не одинок. Она не знает, что Тосю он видит, сквозь навязчивый, как наваждение, неотступный образ Эммы.

Однажды, при матери Олег назвал Тосю Эммой. Та, отшучиваясь, призналась, что это, дескать, та «разлучница из сна», и она как не странно к ней даже уже привыкла, так как слишком уж часто снится Олежке.

Наедине же с ним сказала, чтобы тот её больше никогда не называл этим чужим именем.

Но он бессилен себя контролировать во снах, по-прежнему выкрикивает это «роковое имя», в порыве в полусонном состоянии сильно прижимая в объятиях свою «Эмму», Тосю. Та понимает, что у Олега была, скорее – всего, неразделенная любовь. Но не пытается укорять того в том, возвращать прошлое в их новую жизнь.

Жизнь Эммы проходит в дискомфорте, работа уборщицей, «танцы со шваброй», такого она не предполагала и во сне, в ней постоянное противоборство, вечерами она бродит по Москве, срывая объявления: «ИЩУ РАБОТУ».

Но её пугают телепередачи о трудоустройстве на стройку. Поэтому, она делает попытки устроиться в своём микрорайоне, хотя бы в детский сад или школу, пусть уборщицей, но тщетно. Денег катастрофически не хватает.

Эмма не хочет быть в тягость Надежде, что делится с ней последним.

В один из вечеров, всё же срывает объявление, где требуются маляры. Она устраивается на стройку. Попадает в бригаду молодых девчонок – Инны из Липецка, Нюши из Тамбова и Тани из Пензы. Каждая приехала в Москву с большими планами, осесть в столице, выучиться, выйти замуж. Но не так легко и просто, как им всё казалось. Они живут, принимая свою новую действительность, трудовые будни, как они есть, подстраиваясь, по ходу корректируя ход событий. «Стройка – общежитие – стройка…»

Как-то на объекте стоя на стремянке и расклеивая обои, у Эммы внезапно закружилась голова, чуть не упала. Инна с Таней её едва поймали на руки. Подошедшая Нюша предположила, что та беременная.

Спустя некоторое время Эмма с Надеждой идут в Женскую Консультацию, там предполагаемая беременность подтверждается. Она в смятении не знает, как ей связаться с Олегом, не знает, как узнать, где он живёт, да и не уверена в том, что помнит ли он вообще о её существовании.

Проходит пару месяцев. Эмма после трудового дня идёт в душ. Она снимает в подсобке с себя спецовку, проверяет карманы, из неё на пол выпадает железнодорожный билет.

Нагибается, поднимает, смотрит, это то единственное, что её связывает с Олегом.

На неё накатывает истерика, скомкав в кулаке, она бросает билет со злостью на пол, идёт в душ. Стоя под струей горячей воды, разряжая пространство, сквозь клубы пара, кричит:

– Ну почему, ты меня не ищешь?

В подсобку входят Нюша и Таня. Они находят на полу скомканный железнодорожный билет, на нём фамилия Эммы, Прокофьева.

Те, недоумевая, переглядываются между собой. В это время в подсобку входит Эмма, со злостью смотрит на девушек, Нюша отдает ей билет, та берёт, смотрит, плачет. Девочки её обнимают, успокаивают, не понимая причины её слёз и злости с которой она вошла. Не в силах больше сдержать наплыв эмоций, сквозь град слёз, Эмма открывается им, навзрыд говоря, что в той поездке она познакомилась с Олегом, и кажется, что между ними была любовь. Плод любви – будущая дочь. Что дочь, она уже точно знает, сделала УЗИ. Она с горечью рвёт билет и бросает его на пол. В слезах выходит из подсобки. Входит Инна, видит, как Нюша и Таня собирают клочки билета. Смеётся над ними, те её совестят, рассказывают о трагической любви Эммы.

Инна проникается вниманием, говорит, что на ж.д. работает тётка, по билету они смогут узнать, кто ехал в том же купе, по имени Олег.

И действительно в списках пассажиров того поезда они находят фамилию Панкратов, но городская справка по Москве не находит об Олеге Панкратове никакую информацию. Девочки говорят Эмме, чтобы та не вешала нос, они будут помогать искать.

Она им подсказывает, что возможно у него есть страница в соц. сети, так как он, Олег, говорил, что ему помогли устроить мать в клинику в Москве друзья детства, возможно, кто – то из одноклассников.

Таня идёт в интернет-кафе, находит страницу Олега, там она видит фото, на которых он Олег и девушка, стоящая с ним в обнимку. Девушка, как написано в надписи под фото, Тося Макарова, девушка Олега. Его друг, Николай, на форуме его поздравляет с красавицей, девушкой. Таня говорит об этом девочкам, те решаются скрыть его регистрацию на сайте. Говоря той, что того на сайтах знакомств нигде нет.

Эмма, не имея доступа к интернету, даже не пытается предпринять поиск. Будни, неустроенный быт загружают её полностью с головой.

Лишь по ночам успокаиваясь, уходя от действительности, она глядя на яркую луну, вспоминает Олега, как иронию судьбы. В душе она живёт чувствами любви к нему. Наедине с собой, она ему рассказывает, как развивается в её утробе их дочка, верит в их предстоящую в будущем встречу.

Эмма по-прежнему боится открыть правду о беременности и о своих мытарствах отцу с матерью. В её ушах, до сих пор, стоят слова отца, что, мол, на слезах, таких вот скороспелых птенцов, строилась Москва. Она же хочет жить самостоятельно и добиваться всего в этой жизни своими усилиями. Как яркий пример: «Героиня из фильма – МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ». У неё тоже такой же бойцовский характер, тем более что теперь она не одна, у неё будет малышка, которой она должна дать – достаток, любовь, счастье. Пусть даже её, Эммы, отец и мать предполагали, что в Москве далеко не сладкая жизнь, что у неё все может пойти наперекосяк. Она будет решать свои проблемы, только сама.

Эмма гонит страх. Она старательно, регулярно, пишет письма домой, периодически звонит. Весело заверяя отца и мать, что у неё всё в порядке, и она обязательно поступит на подготовительные курсы в МИСИ. И этим докажет отцу, что и она чего-то сможет добиться, как некогда добился всего и он, приехавший из глубинки России, добившейся того олимпа в своей жизни своей настырностью, трудолюбием. Она скрывает от них свою беременность.

Дома в Москве всё не так просто. Муж Надежды, Толик, грузчик супермаркета, частенько выпивал и когда оказывался единственным хозяином дома, на правах: «Я у себя дома», приставал к Эмме, особенно когда, та в свободное от работы время готовилась к вступительным тестам в МИСИ. И, как правило, это бывало постоянно в отсутствие жены, Надежды. Ведь этот момент позволяет ему быть развязным и наглым, он донимает Эмму интимными предложениями, пристаёт с выкриками: «Танцуй со мной!» – на всю катушку включая музыку, лапая, прижимая к себе как вещь, как куклу.

В один из таких моментов, Надежда застала их дерущимися и поняла, что семейная жизнь подверглась тяжелому испытанию. Она, принимая сторону девушки, выгоняет своего мужа к его матери, дело дошло вплоть до развода. Свекровь ей звонит, в гневе угрожает всё у неё забрать, в очередной раз, обзывая ту: «Голимой лимитой».

Однако, Надежда, твердо уверена в своей правоте, ей очень нравится Эмма, к ней она привязалась, можно сказать как к дочери, так как собственных детей у неё нет.

Провал на подготовительные курсы в МИСИ, расстраивает Эмму, но не настолько, её радует скорое появление малышки. Это ей придаёт веру, тем более в Надежде она находит старшую подругу, мать. Они вместе готовятся к предстоящим родам. Делают покупки детского белья. Радуются всему новому в их жизни таким же – распашонкам, подгузникам, пустышкам, бутылочкам, тому факту, впрочем, как самому появлению малышки.

Только их жизнь омрачает муж Надежды, который, всё-таки подаёт в суд на раздел имущества.

Идёт продажа квартиры. Между бывшими супругами идут разборки. «Толик – алкоголик», как они его называли, оказывается мелочным, окружает себя дрязгами и склоками. Но Надежда, любимая тетя Надя, старается идти вперёд, зачеркивая навсегда и своё прошлое – жизнь с мужем.

Как оказалось, между ними вовсе не было любви. Так! «Комсомольская свадьба», которая её, как лимитчицу привела к москвичу. Теперь она окончательно осознает, что ей не стоит не за что держаться. С лёгким сердцем продает квартиру в Москве, тут же покупает по сходной, доступной цене квартиру в Ярославле.

Она считает, что это им, Эмме с малышкой, да и ей – льготная путевка в новую жизнь, и что в Эмме и малышке она найдёт – любовь, которую так и не познала за все прожитые ею годы. По иронии судьбы, они оказываются в том, же городе, где живёт Олег, жизнь, которого в этом городе уже налаживается.

Олег узнает о беременности Тоси, они женятся. Николай, конечно же, был свидетелем на свадьбе. Перед этим тот не преминул подсуетиться, устроил Олега на работу в таможенную инспекцию. Молодые, казалось бы – счастливы, лишь изредка образ Эммы входит, тем навязчивым наваждением, в их жизнь.

Олег всё чаще видит на лице Тоси – вопрошающие глаза Эммы: «ТЫ ГДЕ?» С зовом: «НАЙДИ МЕНЯ!» В такие минуты он со страхом гонит ее глаза боясь сойти с ума.

Эмма и Надежда устраиваются на новом месте, дружно делают ремонт в двухкомнатной квартире. Знакомятся с соседкой, Светланой, в сегодняшнем понятии женщиной бальзаковского возраста, но ещё, как говорят в «формате».

Та приходит, оценивает их ремонт, восхищается. Надежда, говорит, что это всё Эмма со своей дизайнерской хваткой. Она при ней сетует, что вот остались они с Эммочкой без работы. Второй уже не до трудоустройства, так как 8 – ой месяц, живот на нос лезет, какая уж там работа. А вот ей бы надо подыскать работу.

Светлана, говорит, что её знакомая до недавнего времени работала курьером в таможенной инспекции, только что уволилась, и «по горячему» предлагает: подойти, переговорить с начальником кадров. Это хоть маленький, но шанс.

Надежду берут курьером и техничкой по совместительству.

Как оказалось, Олег работает там же личным водителем начальника таможенной инспекции, который вот уже несколько месяцев обещает взять того инспектором в отдел, а теперь лишь отшучивается, ссылаясь на то, что Олег молод; надо мол проверить, что за человек.

Его зарплата водителя сейчас вполне устраивает, хотя ждёт обещанной должности. Надежда и Олег знакомятся, разговаривают между собой, каждый с гордостью говорит, что каждый из них ждёт пополнение. Услышав со стороны бурную беседу между двумя сотрудниками, начальник, обещает подарить им по коляске и дать Олегу обещанную должность, какое никакое, а повышение. Те смеются, говоря, что ловят того на слове.

Наступает время родов. Эмма тяжело рожает, дежурный врач следит за её состоянием, жизнь той висит на волоске. Та пишет расписку, оговаривая, что исход должен быть в пользу ребенка.

В палате, где лежат на сохранении, между женщинами идёт обеспокоенный шепот. Каждая, кто выходит пройтись по коридору больницы, приходит с новостью о новенькой, что так долго рожает. Жизнь матери под угрозой. Будущие мамы сопереживают той, а это ни кто иная, как она, Эмма. Одна из тех сопереживающих Тося Макарова, что вот уже как месяц лежит на сохранении. От волнения у неё начинаются боли в животе, острая режущая боль, судорожные спазмы. Она встаёт с кровати, придерживая рукой живот, выходит из палаты. Стоит в коридоре, прислонившись к стене, набирая номер на мобильном телефоне, едва сдерживая боль, ждёт ответа, наконец, на экране высвечивается: «Олег». Идёт вызов.

В коридоре слышен громкий плач ребенка. Тося теряет сознание. Олег кричит в телефон. Ему не отвечают. Он встревожен, отпрашивается у начальника, едет в больницу. По приезду ему говорят, что у Тоси был выкидыш, но сейчас она в палате, спит.

В родильном отделении суматоха, только, что родившей Эмме срочно необходима кровь, она на грани жизни и смерти, дежурный врач уже час борется за её жизнь. В родовой слышен плач ребенка. Бегущие по коридору мед. сестры вслух между собой говорят, что нужна кровь. Олег предлагает им свою помощь, у него именно такая группа крови. Он, не раздумывая, её дает. Мать малышки спасена.

По коридору везут на каталке Эмму, которая вымученно, но всё же счастливо улыбается проходящим мимо снующим мамочкам, все её поздравляют. В это же время из палаты Тоси выходит Олег, он всё это время сидел рядом с женой. Искоса посмотрев на счастливую мать, отпрянул на шаг, мелькнувшие глаза ему показались знакомыми, вороша в нём душу. Он силился вспомнить, но так и не смог сосредоточиться, хотя эти глаза его преследовали уже несколько месяцев. Олег отвернулся, так и не осознав причины волнения, того нахлынувшего морального перенапряжения, так и не понял что это она, Эмма. Окунувшись с головой в свои проблемы, торопливо пошёл по коридору на выход. На его глазах мелькнули слезы.

Через четыре дня Олег забирает жену, такой выписки жены он не ожидал.

Они, молча шли по длинному коридору.

Неожиданно Тося слышит плач младенца. В соседней комнате мед. сестра с заботой готовит к выписке, малышку, дочь Эммы, та как никто стала любимицей родильного отделения.

Они подходят к двери, заглядывают внутрь. Олег с грустью смотрит на малышку, искоса бросая виноватый взгляд на жену. Тося шепчет, что это именно та малышка, которой он спас маму. Медсестра узнает в нём «СПАСИТЕЛЯ», кивает ему головой, тот решается зайти, взглянуть на девочку. Олег с тёплой улыбкой прощается с малышкой, говоря, что он её – «КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ!» К нему подходит Тося, говорит, что это хорошо, так как, если верить слухам – отца нет.

Она по – секрету нашептывает, что девочка рождена от железнодорожного романа. Олега насквозь пробивает пот. Дверь настежь открывается. Он вздрагивает.

В дверях появляются Эмма и Надежда. Последняя узнает его, радуется такому стечению обстоятельств, что судьба их так тесно связывает – рождение детей в один день.

Признается, что вот и свершилось то долгожданное в её жизни, она, подмигивая, говорит, что дождалась, наконец, стала бабой Надей.

Эмма стоит, ничего не понимая, вот он, её Олег, стоит перед нею, но чужой. Мед. сестра говорит, что он, тот самый «СПАСИТЕЛЬ», что не оставил Аллочку сиротой, дал ее маме кровь во спасение. Надежда благодарит его за спасение Эммы, признается, что та стала ей ближе всех, как дочь.

Эмма шокирована, стоит, не веря своим глазам, в полном недоумение. На её лице читается – страх, боль, любовь, она безмолвствует, лишь глаза спрашивают: «ПОЧЕМУ?»

Олег стоит оторопев. Его словно контузило, слышна та, лунная соната, по лицу бежит скупая мужская слеза, взгляд с тем же вопросом» «ПОЧЕМУ?»

Эмма отводит взгляд от Олега, с болью смотрит на Тосю. Понимая, что у неё с рождением дочки, теперь всё отлично. «Новая жизнь!..» Что ей жизнь подарил никто-то, а её же Олег. И что кому-то, вот как этой молодой девушке, что рядом с ним, сейчас больно.

Мед. сестра даёт на руки Эмме, её дочь. Только сейчас! Эмма понимает, что потерянная любовь дала ей взамен новую любовь: любовь к её дочке, и что он подарил малышке жизнь – дважды! Как спаситель мамы и как отец. Она глядя на него, едва сдерживая волнение, прошептала:

– Я благодарна Вам за всё и буду молиться за Вас всю жизнь.

На лице Олега появилась вымученная улыбка и капельки пота, что говорило о его внутреннем перенапряжении. Малышка плачет, Надежда, взяв ее на руки качая, умиляется, говоря, что не хочет расставаться с дядей и тётей. Та начинает еще громче плакать.

Эмма и Надежда спешат на выход. Проходя мимо Тоси, Эмма останавливается, говоря, что и в её жизни, как и в жизни Олега, все непременно, изменится в лучшую жизнь и у них скоро обязательно появится малыш. С легкостью вздохнув, спешит за счастливой сияющей Надеждой, та на ходу щебечет с малышкой. Уже в след, Эмма чувствует спиной провожающие взгляды. Тося и Олег понуро следуют за ними. Идя по коридору больницы, молча, словно тени.

Все одновременно выходят из больницы, каждый по-своему, воспринимая сегодняшний мир, видя его в разных красках, так они идут в направлении машин стоящих на парковке.

Стоящий в полуоборот на выходе дежурный врач о чём-то эмоционально говорил с коллегой, краем глаза замечая идущих Эмму и Надежду с ребёнком на руках, тут же прекращая разговор, догнав, провожает их до машины такси.

Стоя уже у машины они все без умолку разговаривают.

Надежда первая садится в машину. Врач, беря дочку Эммы себе на руки, глядя на неё прогнозирует ей счастливое детство, тут же с заботой отдаёт на руки уже удобно расположившейся в салоне машины сидящей с улыбкой до ушей, Надежде. Даёт напутствия молодой маме, второпях вынимая из кармана визитку, отдав, сетуя, что так мало знакомы, та с улыбкой принимает, заверяя, что непременно ему перезвонит, в любом случае, даже если и не будет никаких осложнений с ее и малышки здоровьем.

В салоне машины Надежда звонит по мобильному телефону, набирая номер матери Эммы, который она выучила наизусть, перед госпитализацией ей на всякий случай его дала Эмма. Она представляется старшей подругой ее дочери, сообщает радостную новость. Охи-вздохи… Радость! Это то, что исходит с той стороны. Надежда, не скрывая эмоций, описывает малышку.

Врач и Эмма по-прежнему разговаривают, тот никак не может отпустить без напутствий молодую мамочку, что ему так понравилась.

Олег следит за ними, стоя в стороне, машинально закрывая дверцу машины за женой, скорее на автомате делает шаг в сторону, чтобы сесть на водительское место…

Пространство парковки разряжает звонок мобильного телефона. Олег и Эмма, замерев на месте, одновременно оглядываются, ища друг – друга глазами. Эмма, достав из кармана мобильник, дрожащей рукой прикладывая к уху, тихо отвечает.

Это звонок отца, сквозь его голос прорывается голос матери. Они сетуют, что ничего не знали, им только что, позвонила Надежда и сообщила, такую радостную новость. Эмма смотрит в салон машины, Надежда сидит с сияющей улыбкой, бережно теребя, уголок конверта, подмигивая. Эмма, с облегчением выдохнув, радуется вместе с матерью и отцом, говоря, что малышка копия бабушка и дедушка.

Врач считая, что сейчас его присутствие рядом излишне, прощается. Эмма тоже прощается ничего не говорящим легким кивком головы.

Её глаза задерживаются на Олеге и не отпускают из поля зрения несколько секунд, это тот единственный момент, что расставит точки над «и», отпустив их навсегда разрешив идти своей дорогой. Сердце разрывалось напополам, душа кричала в крик: Не отпущу, не оставляй нас…

Но это всё было внутри, наверно этого не заметил и не услышал даже сам Олег. Она, гоня прочь не прошеную любовь, садится в машину.

Олег тоже спешит сесть в машину. Двери одной, другой машины захлопывается, они одновременно срываются с места, едут в разные стороны.

Врач останавливается, глядя им в след. Он, как завороженный, продолжительным взглядом провожает машину Эммы, машет рукой. Ясно, что теперь Эммины глаза, будут сниться по ночам и ему.

Так в жизнь Эммы вошла её дочка, Аллочка, с той перспективой, что впереди ждёт непременно большая любовь, и та будет на всю оставшуюся жизнь.

Отпустив Олега навсегда, оставшись благодарной за две жизни – свою и дочери, она стала вдвойне счастливей. Невольно она посмотрела на Аллочку…

…Именно дочка ей дала – веру, надежду, любовь.

Возвращаясь к действительности, с горечью, тяжело вздыхая, вспомнила жизненный путь Игоря Борисова, как тот хотел жить, стать летчиком быть Героем, как его отец.

…Мечтать о небе, он стал, если исходить с его слов, еще в 80-х…

Тогда мальчишке, Игорю Борисову было 5 лет. Отец, Максим Борисов, в то время старший лейтенант ВВС, как-то принёс кассету о праздновании «ДНЯ АВИАЦИИ» в их военном городке. Вставив кассету в видеомагнитофон, шёл просмотр аматорских съёмок, молодая семья буквально застыла у экрана, ведь это первый ответственный вылет Максима Борисова.

Происходящее на экране, с головой поглощало мальчика, завораживало – взлёты в поднебесье с форсажем, скорость. Для маленького мальчика это был настоящий восторг. И, кажется, что он на минуту забывал о болезни. Врачи поставили, как приговор – диагноз: Детская лейкемия.

…Начало 90-х…

В те дни болезненный мальчик обособленно жил в своём мире.

Единственная отрада – коллекционирование моделей самолетов. Таким образом, он по-детски отвлекался от обострения болезни, что сопровождалась рецидивом, муками, пройденными через дозу облучения со всеми осложнениями – депрессиями, отчуждением от всех и вся, считая, что окружающие не могут понять и на йоту той его жизненной проблемы. Но мальчик, не смотря не на что, пытался радоваться жизни. Украдкой, когда в комнате никого не было рядом с ним, доставая из-под кровати коробку с модельками, старенький кассетный видеомагнитофон, он часами просматривал тот аматорский фильм, где его отец – молодой, уверенный и в детских глазах – герой.

…Середина 90-х…

Игоря оперировали в онкологической клинике в Москве. Находясь в боксе, в угнетающей обстановке где – капельницы, пробирки, шушуканья персонала, взгляды, охи – вздохи, скупая слеза постороннего человека идущие вразрез с героической стойкостью отца и матери, что старались его воодушевить, вдохнуть новый смысл жизни в него, он жил мечтой.

И тогда он был светлым мальчиком, жаждущим побед над болезнью и страхом.

Окружение давило на него. Даже в те дни испытаний, что не под силу зачастую и взрослому человеку. Мальчик ждал чуда.

Ему часто снился по ночам дед мороз, особенно в преддверие Рождества, Нового Года, и как никогда по-детски хотелось настоящего праздника.

Однако как ему казалось, это невозможно. Одна радость – старое видео, модельки самолетов, книжки всё о тех же самолётах. Он бредил чудом, пересказывая родителям один и тот же сон…

И вот однажды в преддверие Рождества…

В палате находились – мать, Ирина Михайловна и отец, Максим Георгиевич, те решили сделать «маленькое чудо».

Отец только что, получил звание подполковника и ему в такой день, как никому хотелось от себя подарить сыну что-то запоминающее.

Подойдя к Игорю, сев рядом с ним на кровати, отец мягким с грустью в голосе, признался, что он теперь не летчик, через неделю у него последний вылет над городком и не только его одного, а всего летного состава, так как дивизия меняет свою локацию.

Но, тем не менее, гоня прочь уныние, приободрившись, спросил, чтобы тот хотел получить на Рождество, Новый год?! Мальчик загоревшимися глазами глядя на отца, как на героя, не меньше, попросил взять его в полёт, чтобы быть – может в первый и последний раз с близкого расстояния посмотреть на самолет из его детской мечты.

После договоренности отца с лечащим персоналом, мальчику разрешили на Рождество и Новый год съездить домой в военный городок, что находился в г. Жуковский.

В гарнизоне знали трагедию семьи и о мечте мальчика посидеть в кабине самолета. И идя на все нарушения, руководство дало такую возможность.

И вот, Игорь на аэродроме, его отец показывал ему самолет изнутри. Мальчик был переполнен эмоциями, ведь вокруг него все настоящее, можно потрогать, всё попробовать руками, а это настоящее счастье для любого мальчишки, тем более для такого как он…

В конце – концов, небо его просто очаровало, оно было огромным, если не сказать бескрайним с «микроэлементами» в нём, быстрокрылыми самолетами. Прощальное аэрошоу, прощание с гарнизоном: это было что-то…

Для Игоря эти дни, проведенные в гарнизоне стали поистине подарком судьбы, тем поворотным моментом в жизни, что помогал выбираться из ямы – болезни, страданий, маленького человеческого горя.

С детского возраста мальчику бы отведен минимум его жизни.

Но он, Игорь, не обращая внимания на всё то, что тяготило жизнь, просто радовался той жизни без запаха лекарств.

В конце – концов, мальчик начал поправляться идти: «ШАГ ЗА ШАГОМ» к полнейшему выздоровлению, и это пример и другим сверстникам.

2006 год…

Он прошёл 4 мес. курс лечения, что его избавило от остаточного гепатита «с», что как последствие проявил себя при трансплантации. Это была его борьба с болезнью не на смерть, а за жизнь, настоящий «ВЫЗОВ СУДЬБЕ».

В те дни, как ремарка – долгосрочное гормональное восстановительное лечение, но и это – мелочи жизни, и они не мешали ему, Игорю, жить. Он работал механиком в аэропорту.

В преддверие Нового Года…

…Был задержан вылет очередного рейса. Пассажиры в панике, ведь канун НОВОГО ГОДА. Зал как никогда был заполнен пассажирами, некоторые тут же поехали искать свободные места в близлежащих гостиницах.

Как раз в это время, Игорь после работы ехал на машине, неожиданно на трассе его остановила девушка. Он не раздумывая, взял попутчицу, ее, Эмму Прокофьеву, не оставлять же в такое время одну на произвол судьбы.

Тогда она двадцати двухлетняя студентка, что спешила к себе домой в Новосибирск, чтобы встретить новый год в кругу родных. Однако как многие не смогла вылететь, она, как и все остальные в поиске ночлега, в смятение души. Такого поворота событий она не ожидала.

Они объезжают все местные отели и гостиницы, но нигде нет свободных мест. Игорь пригласил девушку к себе домой, к родителям. По дороге он попросил Эмму, чтобы та солгала, сказав, что она его невеста. Эмма, посмеявшись над этим, дала согласие, это хоть как – то разрядило обстановку, ведь интрига: всегда – лучше тупика… Это выход, возможность идти вперед с интересом.

Родители встретили молодых, как самых дорогих гостей.

Они счастливы, видеть в своем доме никого-то, а наконец-то невестку. Эмма героически переносила роль невесты, подыгрывая Игорю. Им была отведена общая комната. В ней не смолкали разговоры, казалось, что не могли наговориться, открыться друг другу, словно этого ждали всю жизнь.

Они действительно понравились друг другу, став за несколько часов практически друзьями, если не сказать – более, исповедь каждого была принята другим, во многом тут же их сближая.

В момент звона бокалов под бой курантов, Игорь сделал Эмме предложение. Та призналась, что как никогда не свободна, что у неё есть ребенок, девочка, 2 годика. Тот не преминул сказать, что берёт с ребёнком.

Она дала согласие. Утром Эмма позвонила в Новосибирск родителям, говоря, что выходит замуж. Игорь тоже поспешил об этом сообщить своим родителям.

В доме показалось, воцарился покой. Все счастливы. И каждый в те минуты понимал, что стоит делать вызов судьбе. Казалось бы, что счастье постучалось в двери, а может, просто оказавшись перед закрытой дверью «нагло» ворвалось в распахнутое окно, у которого, мечтая, стояли двое – он и она, Игорь и Эмма.

Но не тут то было. Игорь поехал в командировку в Чечню. Став участником боевых действий. И всё в одночасье рухнуло. Счастье прошло, словно сквозь пальцы. Эмма жила своей жизнью, не зная, где Игорь. И кто она для него?..

…И вот неожиданно, утренний звонок, напомнил ей о том, кого она давно забыла.

Он Игорь Борисов, предложил встречу, которая уже, как ей казалось, была не допустима. Она уже около трёх лет жила с мужчиной, что заменил её детям отца.

Игорь столько отсутствовал, не подавая о себе вестей по долгу службы, он не мог писать ей письма, так как был в горячих точках. Но она этого так и не знала, считая себя «брошенной».

И вот он вернулся в Ярославль, где жила Эмма, чтобы начать новую жизнь, что казалось, была несправедливо приостановлена временем.

Эмма до сих пор жила у Надежды, которая выехала в Италию на заработки и вышла там замуж, оставив ту на полном хозяйстве.

У Игоря нахлынули воспоминания, вспомнил, как погибли его родители в авиакатастрофе, когда летели от него из Владикавказа.

За разговором он признался, что не имел права напоминать о себе, оттуда, откуда и дороги назад порой нет.

И вот он! Тень из прошлого. От испуга она бросила трубку на аппарат. В этот момент вошел гражданский муж, Дмитрий, наиграно безразлично, как бы в шутку спросил: «Кто звонил?» Ответ: «Ошиблись номером». Она не могла выкинуть из сердца щемящую боль, память о вчера, где была любовь. Но всё же старалась, напрочь, откинуть мысли о нём, Игоре.

Игорь, гонимый любовью, караулил её у дома, ходил за ней, буквально по пятам, как тень. Он, изучал каждодневный маршрут, и впитывал всё то, чем она жила сегодняшним днем. У него под желудком скребло, что-то старалось дать подсказку, и он обратил внимание на то, что Эмма каждый день забирала из садика ребенка, сына Артура, на вид ему около 3 лет. Он называл её, Эмму – мамой. Какое-то провидение, ему, Игорю подсказало, что это возможно его сын.

Гражданский муж Эммы, не подходил по возрасту в отцы. Он моложе неё на вид на 4 года, да и слишком экзальтированный: дети не того – конек, это было очевидно на первый взгляд. Возможно, что не прав, воспринимая все, что связанно с Эммой, так болезненно и ревниво.

Случайно, он узнал от соседки, а судя по ней, та: «Рупор – подъезда», что он, Артур, ей, Эмме послан Богом. И чтобы прикрыть позор, а то, что у молодой мамаши – ребенок, нагулянный, сошлась с Димкой.

Тот в неё был по уши влюблен, орал на весь двор, что её любит. Как соседка сказала: «Фортовый молодой человек с деньгами, машины менял, как перчатки». Стало быть, ей Эмме с ним явно повезло. Только вот в эту прекрасную жизнь с ним, он не верил, опять же под желудком свербело, жгло, ощущение страха, обеспокоенность. Адреналин гнал узнать едва прикрытую благополучием – правду.

Игорь сделал новую попытку, вновь позвонил, назначая встречу. В ответ тишина. Но это его, Игоря не остановило, чем и испугал Эмму, встречей на улице. Он требовал от нее правды. Та категорично отказывалась, что – либо ему пояснять, напоминая, что он ее бросил.

Она решилась покончить со всеми этими свиданиями, уехав с Артуром к матери с отцом в пригород Москвы, где те купили домик и жили там уже как два года с Аллочкой, боясь, что девочка может Эмме с Дмитрием быть обузой.

Впопыхах, она объяснила Дмитрию, ссылаясь на астму у ребёнка, что, якобы Артуру нужен другой микроклимат. В силу занятости и проблем, Дмитрий в те дни работал в банке, тот не встал в позу, даже с неким облегчением отпустил Эмму с ребёнком, надеясь решить свои проблемы, что навалились на него, как никогда.

Дмитрий в полном одиночестве терял самоконтроль, ходил по клубам и казино, где проигрывал все деньги, надеясь, что отобьёт, под долги заложил квартиру Эммы, что ей досталась по дарственной от Надежды.

Находясь в напряге, он позвонил Эмме, в истерике сказал, что попал на «большие деньги», нужно продать квартиру. Посоветовавшись с матерью и отцом, Эмма категорически ему отказала.

Не найдя иного для себя выхода, он нанял киллера, чтобы убить её и Артура, считая, что живя с ними, вложил в них большие деньги, мальчик записан на него, он фактически и юридически его отец.

Эмма считая, что жизнь непредсказуемая, что в ней всё может быть не так, как мы хотим, что на всё – Воля божья, по завещанию квартиру отписала Артуру и об этом Дмитрий, как никто знал. Это им и двигало: деньги, как спасение и их надо во, чтобы то ни стало достать, пусть таким путем. Своя жизнь – бесценна.

Оказавшись без средств, она устроилась на работу в кафе, где мыла посуду. Ей не хотелось сидеть на шее родителей, те и так воспитывали дочь, а сейчас еще и в кабале, выплачивали деньги, что заняли на дом у Марины Климушкиной. Ведь именно она им помогла с переездом в Подмосковье.

Одним днём, сидя в своем кабинете, взвесив все: «За и против», Дмитрий по телефону договорился о встрече – переговорах с киллером.

Он, не спеша шёл домой, боясь такого переломного – предательского момента, прежде всего в его жизни. Совесть выносила мозг и изъедала внутренности, но своя жизнь – дороже тех, кого, казалось бы, еще недавно любил.

В след за ним шёл Игорь, сопровождая того, как тень, находясь в поиске Эммы, в желание найти её, узнать теперешнее место нахождения.

Дмитрий зашёл в кафе, где буквально до чёртиков напился.

От безмерно выпитого стало уже все безразлично, главное – его жизнь, на этом решился идти на встречу, считая: «Будь, что будет».

Едва передвигая ноги, потащился к себе домой. Игорь, неотступно следующий за ним, тоже был в кафе, также как и Дмитрий пил, коньяк, чтобы забыть всех, кого встретил в жизни, но только не Эмму.

Выйдя за тем, поспешил к дому Эммы, шмыгнув за Дмитрием в её подъезд.

Не зная: зачем, Игорь появился в пьяном виде у ее соседки и стал жаловаться на судьбу, ведь кроме этого ребенка у него никого не было, родители погибли в авиакатастрофе. А то, что Артур его сын, он сразу почувствовал и по времени рождения, оно совпадало с тем временем, когда он встретил Эмму.

Дмитрий, войдя в свою квартиру, бормоча под нос, впотьмах нащупывал выключатель, но его тут же попросили не включать свет. Перед ним сидел мужчина. Это был он киллер, кивая на фото семьи, что стояли на столе, тот сделал ехидную ухмылку, от которой повеяло холодом. Как бы, между прочим, подметил: "Красивые".

Не переходя на лишние разговоры, в лоб спросил:

– Мне их надо убить?

Дмитрий, подойдя ближе, глядя с безразличием, кивнул.

Киллер на какой-то момент поразился желанию клиента: «УБИТЬ!»

Однако хладнокровно решился взяться за 50 тыс. долларов. У Дмитрия, подкосились ноги, лоб покрылся испариной.

Но решился идти в своем замысле до конца. Дал окончательное согласие, так как предполагал это и уже спланировал кражу в банке на завтра.

Киллер уточнил о сроке задания. Дмитрий отвел на всё про всё 24 часа. Тот взял задаток 10 тыс. долларов, сознавая одно, что он профи: ничего личного. Он не судья только исполнитель.

Дмитрий с тяжестью вздохнул, думая, что вовремя взял задаток за квартиру, но и этих денег ему не хватало, чтобы оплатить долг в «КАЗИНО». Время поджимало, совесть уснула под действием алкоголя и монолитом страха, он не противостоял здравому смыслу, был бессилен.

Киллер ушёл по-английски, оставляя после себя: «ПУСТОТУ-СТРАХ…»

Выйдя, столкнулся на площадке с Игорем, что только что вышел из квартиры соседки.

Оставшись наедине, Дмитрий взял фото в свои дрожащие руки, рассматривая, разрыдался. Кажется, слезы очищали помутневший мозг, мелькнула мысль: «Они с Эммой жили до всего этого, даже можно сказать – счастливо…»

Киллер тут же поехал в пригород, следуя по пятам за Эммой, присматриваясь: что и как.

Претерпевая муки, Дмитрий был на грани раздвоения личности, не выдержав душевных мук, поехал в пригород, где были сейчас Эмма с сыном. В мытарствах следил за ней и сыном, сопровождая их, как тень, как злой ангел хранитель, но всё же хранитель, боясь, что случится непоправимое. В нем боролось: «Зло и добро». Страх и деньги взяли над ним верх.

Он проверял точность выполнения плана, и в тоже время старался предотвратить убийство.

Киллер, подобрал место, чтобы не выходить из отведенного ему на всё про всё времени, назначил время убийства.

… Поздний вечер…

Эмма уже была дома, укладывала Артура спать. Плача, она ему сквозь полусон рассказала, что у него другой отец – «Герой», а не Дмитрий готовый их продать, лишь бы спасти свою душонку. Сын, облегченно вздыхая, заснул, его душа все эти дни была ранена ненавистью исходящей от злого папы Димы.

Как раз в это время Игорь приехал в пригород, идя тёмными улицами, заметил во дворе дома Эмминых родителей двигающиеся тени, шла борьба между киллером и Дмитрием. Игорь, сорвавшись с места, вбежал во двор.

В этот момент Киллер хотел убить Дмитрия, но Игорь, опережая, отстранил киллера, тот лишь тяжело ранил того. Завязалась борьба между киллером и Игорем. Последний его обезоружил, но тот неожиданно выстрелил в воздух из второго пистолета, что был спрятан за поясом. Выстрелы создали в доме настоящий переполох.

Мать с дочерью выбежали во двор. Игорь стоял в нерешительности, не зная, что ожидать. Дмитрий лежал в стороне, стоная. Эмма тут же побежала к Игорю, бросаясь ему на грудь. Неудержимо рыдая.

Мать Эммы, охая и ахая, бросилась к зятю, перевязывая того оторванной полой халата. Из дома выбежал Артур, оглядываясь по сторонам, закричал: «ПАПА!» Выбежал во двор.

Дмитрий прослезившись, сидел в ожидание, сознавая, что этот крик предназначен ему. Но малыш подбежал к Игорю, обхватывая руками его ноги, в слезах торопливо шептал:

– Папа, папочка, папка родной!

Приехавшая милиция, забрала Дмитрия и киллера. Увезла, и всем показалось, что этого ничего не было, да и самого Дмитрия тоже не было в их жизни. Он был лишь – «транзитный пассажир». Осознавая, что он в их жизни был как никто лишним.

Эмма и Игорь Борисов, Артур стояли в обнимку. Теща, мать Эммы, со стороны от счастья, то смеялась, то рыдала. Из дома выбежала Аллочка, не понимая, посмотрела на взрослых. Мать Эммы, опережая всех, сказала ей, что это твой папка. Та побежала к ним, все стояли в обнимку, сплотившись в одно целое.

…И вот прожитый ими какой-то год счастья: казалось бы?! Как вдруг всё рухнуло, кануло в бездну зла…

…Подготовка к похоронам прошла, как во сне. Эмма буквально ничего не чувствовала, она была отрешена от действительности, очнулась только на кладбище, когда уже была поставлена точка в судьбе мужа.

Она и дети стояли с цветами в руках, искоса глядя на обелиск, боясь поверить, что тот поставлен отцу, а никому-то другому.

Шло отторжение, ни душа, ни сердце не принимали сам факт его смерти. От мрамора веяло холодом…

…Глаза видели, душа не принимала, сердце же в крике спрашивало: «Почему на фото их отец, такой молодой и красивый, Игорь Борисов».

Они поочередно возложили цветы. С любовью глядя на фото, постояв в немом оцепенении, отошли, собираясь идти, домой.

Неожиданно Эмма вернувшись, упала на могилу, убиваясь горем, горько рыдая, обнимая руками насыпь, в крик, истошно закричала:

– Как же ты так?! Ушёл, не попрощался. Не дожил, не долюбил…

Дети не меньше, чем мать убитые горем, глядя на неё, стояли, как вкопанные, молча роняя тихие слезы.

Эмма, выплакавши все свои женские слезы, что были в ней, поднялась.

Дочь подойдя, подала носовой платок. Машинально насухо вытерев.

Она смотрела на детей с немым испугом, растерянно, сознавая, что этим их лишь пугает, ведь те совсем ещё малыши, и она где-то внутренне гордилась ими, всё-таки держались мужественно, скорее – всего, боясь напугать своей слабостью её, мать. Они как-то за эти два – три дня вдруг повзрослели.

Обняв их, поспешила прочь от могилы, каждый из них украдкой оборачивался назад, боясь оставить «папку» одного в таком неприглядном месте, пропитанном горем и страхом.

К выходу с кладбища шли, молча, не глядя друг другу в глаза, боясь прочитать в них ужас и страх, как тени из недавнего прошлого, те только что без особого желания отпустили их в новую жизнь.

Выходили за ворота в обнимку, прижавшись, друг к другу, мысленно дав клятву: «Всегда быть рядом, всегда быть вместе…»

 

Глава 5. Суета-сует

Буквально пару месяцев назад. Олег Кривонос, как и бывало обычно, засиделся допоздна в редакции, находясь в своём кабинете, изучал собранный материал. Для него в такие минуты кабинет казался обителью, где можно наедине отдаться перу, ведь в это время никто не мешал. Кабинет, как кабинет: два письменных стола, на каждом компьютер, в наличии два винтовых кресла, чтобы иногда вскружить уснувшую мысль, да два винтажных стула для частых посетителей. Шкаф с бумагами. Но какова ценность, что ты в нём один, и бальзам на душу, что у тебя всё-таки есть и подчиненные, пусть одна штатная единица, но, однако лучше работалось без посторонних глаз и назойливой болтовни о ерунде. Ощущение, что он, Олег Кривонос, – главный в этом отделе, дало возможность почувствовать себя в своей тарелке. Он потянулся.

Почувствовав духоту, Олег приоткрыл окно. За ним зависла темень, было слышно, как моросил дождь, как-то назойливо противно вперемешку смешиваясь с гулом машин. Сидя впотьмах за столом, он работал на компьютере, с напряжением вглядываясь в строку.

Стук в дверь и женский окрик: «Эй, парниша!.. Давай-ка к нам на кофе!..»

Как-то чудесным образом пусть на секунду, но отвлекли, мозг ещё немного и вскипел бы. От предвкушения приятного потёр ладони.

Встав из-за стола, решаясь размять кости, направился на выход.

Резко дернув на себя дверь, поспешно вышел. Кофе любил, и лишняя чашечка никогда не помешает, да и с Иркой поболтать одно удовольствие, так что немного отвлечься не помешало бы, всё какое-то разнообразие, тем более та его постоянно за кого-то сватала. Они с ней с недавних пор не разлей вода.

Выйдя в длинный коридор, отшатнулся от яркого света, тот его буквально ослепил, сбив ритм шага.

Прищурившись, вдали рассмотрел разгуливающуюся парочку сотрудников, двое мужчин, что держали в стаканчиках горячий кофе о чем-то, как показалось, доверительно между – собой разговаривали.

Олег поспешил им приветливо махнуть рукой, те поспешили ответить кивком головы, сложившийся этикет – приветствия, ничего личного.

Из двери соседнего кабинета выбежал взмыленный сотрудник Василий Мишкин, молодой человек на вид 27 лет, далеко не натуральный блондин в больших очках, сияющий, как ясно солнышко.

Это его шарм, носить по-детски невинное открытое лицо с натянутой голливудской улыбкой. Олег с ним столкнулся буквально нос к носу, Мишкин радостно похлопал по плечу.

Тут же развернувшись, удаляясь, побежал в конец коридора. На бегу прикладывая руку к груди, крутясь, как веретено, выкрикнул:

– Прости, старик, улетаю, шеф дал задание, тебе не успел сказать. Sorry!

Олег с пониманием кивнул, от себя добавляя:

– Я не закрываю! Ключ найдёшь на моём столе.

Приложив руку к груди, кивнув в сторону на дверь, за которой был громкий смех, поспешил расшаркаться:

– Пока-пока! Тот с пониманием кивнул.

Они, помахав рукой, тут же потеряли друг к другу какой – либо интерес.

Мишкин опрометью выбежал из узкого чулка коридора. Олег направился к двери соседнего кабинета, оттуда вновь доносился раскатистый смех.

Заглянув внутрь, крикнул:

– А вот и я! Не ждали так быстро? Надеюсь, мой кофе не выпили? И мигом исчез за дверью.

Маленькая отдушина в редакции: чаепитие и кофейничество, за этим можно вдоволь наговориться и посмеяться, немного расслабиться, уйти от своих и чужих проблем. Да и время быстрее пролетало, а мысли, становились светлее и яснее, чётче.

К сожалению, рабочий день все-таки иногда кончается, и каждый сотрудник просто обязан покинуть обитель – трудоголика, спеша домой…

…Олег стоял на бордюре перед редакцией Издательства, съежившись под нещадно льющим, как из ведра, ливнем, проклиная себя за то, что позволил себе немного выпить, вот теперь, лови такси. Его взмахи никто не замечал. Он перезвонил в редакцию и попросил Ирку, как виновницу застолья, вызвать такси. Та, укоряя, говорила, что все разбежались, а ей теперь за всеми нужно одной подчищать следы «служебного преступления». Ныла, что моет, натирает всё до блеска, как золушка, сетуя, что пальцы стерты до дырок, но, однако всё же пообещала вызвать.

Такси не заставило себя ждать уже подъезжало, мелькая вдали шашками, подъехав, обдавая брызгами грязной лужи, ловко припарковалось около Олега. Он, молча открыв дверцу, сел плюхнувшись на заднее сидение. Такси исчезло, вливаясь в поток машин.

Олег и не заметил, как такси уже было в его микрорайоне, словно очнувшись от какого – то затяжного сна, вздыхая, заёрзал на сидении, сев ровно, поспешил хотя бы сделать вид, что не спал.

Такси раскачиваясь на ухабах, въехало во двор. Лил сильный дождь. От маневров машины в разные стороны летели брызги с комьями грязи, та не преминула окутать во всю эту слизкую смесь, спрятавшуюся под зонтом парочку, что тут же резко отскочила на бордюр. Молодежь, испуганно переглядываясь, уступила дорогу.

Машина остановилась около пятого подъезда, одной из новеньких двенадцатиэтажек.

Настежь открыв дверцу авто, Олег, выходя, похлопал по плечу водителя, поспешно сунув деньги, молча, не проронив ни слова, вышел.

Стараясь не промокнуть под нещадным ливнем, стремительно побежал в подъезд.

Водитель изогнувшись, выглянул из такси.

Тут же попав под атаку неугомонных струек дождя, поспешил прикрыть голову, безотрывно вплоть до подъезда провожая любопытным глазом Олега, потом почему-то тяжело вздохнув, закрыл дверцу. Машина, сразу же сорвавшись с места, вмиг исчезла.

Олег поднимался по лестнице бегом, перешагивая через несколько ступенек. Лифт в это время, как обычно не работал, так как дом полностью ещё не был сдан. Уже на своей лестничной площадке отдышавшись, роясь в кармане, нашёл ключ. Оглядываясь по сторонам, открыл дверь.

Наконец попав в маленькую, тесную прихожую, не включая свет, нащупав вешалку во встроенном в нише, шкафу, повесил пальто. Маневрируя впотьмах, споткнувшись, уткнулся в дверь, ведущую в зал.

Открыв настежь дверь, включил свет.

Резкими шагами направился к письменному столу, сев на винтовое кресло включил компьютер, как-то внутренне преобразившись в ожидании новой точки отчета в своей жизни, вдохновения, потёр руки, с горящими глазами стал всматриваться на монитор, манипулируя мышкой в поиске нужного файла.

Раскручиваясь, из стороны в сторону, скорее – всего, машинально скинул с себя туфли, вновь повернувшись, пристально посмотрел на монитор. Вышел на сайт на свою страничку, там была «глухая тишина», как в песне: «А вокруг такая тишина…»

Абсолютно никаких писем: ни привета, ни ответа. А, кажется, что он ждал, ведь Ирка за чашечкой кофе, предложила познакомить с подругой, тем более, какая-то там Анечка, давно по-большому счёту в курсах о нём, как ни меньше – красивом, талантливом и одиноком, а главное до сих пор не пристроенном. Ирка уже столько раз пыталась свести с одной из её подруг.

Слава Богу, их много, но, правда, все попытки пока были тщетны. Никто не перешагнул через свою гордость, чтобы познакомиться с ним – первой, а он в этом деле, как оказалось на поверку: ну очень пассивен, сам на знакомство не напрашивался, считая, что ещё в теме – сами позвонят, сами познакомятся, чай не второсортный товар. «Ходовой!»

…Да Ирка, та еще подруга! Всегда вовлекала в тайны мадридского двора. Ходящая база проблем.

И все свои проблемы вытряхивала Олегу, считая того своей «ближайшей подругой».

Вот и сегодня по случаю накрыла «поляну», со дня на день она будет в декретном отпуске. Он задумался, анализируя…

…Девице 32 лет, но всё никак не успокоится, экспериментирует со своей жизнью, как может и как хочется. Постоянно ищет себе своего спутника жизни, который, как оказывается, жил рядом с ней на протяжении 6 лет по соседству.

Он, Александр Маликов, художник – неудачник: «Бедный, сводит концы с концами». Она успешный – редактор, не стесненная в средствах. Маститая феминистка, которой так – долго не хотелось идти с кем-то по одной линии судьбы.

Наверняка, боясь потерять уверенность в себе. А может быть: «Скорее всего, найти неуверенность в другом». Она просто боялась свалиться в пропасть. Все порхала, желая взлететь в небеса, разыскать «затерянный рай».

Но, а тот, Алекс, что шёл по жизни рядом, глядя на нее со стороны и по уши был влюблен, принимал – всё, как есть, но и этого Ирка не видела.

Она часто за кофе откровенничала с ним, что все «мужики – сволочи». Он соглашался, так как ему это приходится слышать от каждой второй дамы в свой адрес, то же самое.

Он не жил той роскошью, как соседка, поэтому счастлив, если она приглашала, правда зачастую лишь для того, чтобы излить душу за чашечкой кофе и немного дернуть с ней для храбрости дорогих виски.

Но ее несло на подвиги, срывая по ходу первоцветы, связываясь с новеньким, что непременно моложе прежнего.

Впрочем, всё это терпел и Олег, едва вынося весь сыр-бор, но только тот, Алекс, не имел права голоса, тогда как последний, он, все же давал взбалмошной девице от себя по-дружески рекомендации.

В очередной раз она рассказала Олегу о своём уже не любимом мужчине, которому 23 года, не понимая, сама: почему с ним связалась.

Он с ней был, только из-за денег, и его она должна была терпеть и содержать, так как выбрала зло наименьшее, что могло на тот период времени быть с ней рядом. Та быстро залетела, не находя себе места, что с этим ей теперь делать. Жизнь, казалась, стала ее пугать, трещала по швам.

Работа была уже, который месяц на последнем месте, она не могла до конца довести проекты, теряла авторитет, как редактор буквально тупела на глазах.

К тому, же, она все на тех же глазах растолстела, в дверь не проходила. Оправдываясь, что кушать хочет вдвойне, денег уже нет лишних, все спустила на объект любви.

Достала уже и соседа, Алекса, жалуясь тому, говоря, что тот теперь должен как-то ей помогать, ведь рядом с ней только он, кто может понять, простить. Напоминая тому, что они хорошие друзья. Кажется, те за её беременность сближались с каждым днем.

Тот ночами стал подрабатывать на такси, на своей старенькой иномарке, чтобы утром у них был завтрак на троих. Он её все-таки заставлял, подчас вникать в работу, чтобы не закисать. Сам тоже отправил на «тендер – конкурс». Заявку на проект «ДЕТСКИЙ ГОРОДОК». Он, как художник-дизайнер с головой ушёл в него, сознавая, что скоро появится малыш. Ирка ему помогала, отвлекаясь от своих бабских забубонов, напрочь выбрасывая из головы альфонса, «папочку производителя».

Проект-детище двоих, его, как дизайнера и ее как вдохновителя. Теперь вот она скоро родит.

Она просила совета: «Как быть теперь с Александром?» Тот просит руки, она не уверена, что сможет с ним прожить всю жизнь. Считая, что это очень скучно.

Конечно же, Олег, как «верный подруг» дал добро, говоря, что надеется побывать и на свадьбе и крестинах. И чтобы свадебный букет непременно перепал ему, отшучиваясь, говорил, что и он засиделся «в мальчиках», мол, и ему уже пора.

Да, это его Ирка! Бесшабашная девица: «Танк!..» Берёт все то, что только ей одной нужно. Не даёт расслабиться, в общем – это Вам не «Пронькиных»…

…Вдруг что-то вспомнив, стукнув себя по лбу, явно нервничая, перебирая пальцами, застучал по столу дробью. Ловя себя на мысли: «Срочно надо писать статью. А девочки, а девочки. Потом…»

С не покидающим любопытством вглядываясь в монитор, разводя руками, с легкой иронией констатировал:

– Ну, а девочки! Девочки! Потом!..

– Статья горит! Шеф меня сожрёт, если не будет вовремя готова «Сроки поджимают, а на лицо – факт: петелька к петельке. Кружись и собирай кружево судеб и, кажется, что ни одну из петель нельзя пропустить, обойти мимо, все складывается только в совокупности».

Он вновь начал рыться в документах, торопливо открывая папки одну за другой.

Теребя, лоб, насильно стараясь сконцентрировать свое внимание на деле. Тут же радуясь, Олег вновь забарабанил перебором тонких длинных пальцев, мурлыча себе под нос веселую мелодию, оставшись довольным, растягивая удовольствие, прошептал:

– В тему! То, что нужно. Ну, всё, шеф-редактор будет мне должен, уже слышу его намеки о премии. А почему бы и нет?!

Откинувшись на спинку кресла, заведя руки за голову, задумавшись, доставая из себя, накопившееся больное, вслух признался:

– Что-то он в последнее время взъелся. Вот, что значит: карьерный рост…

«Говорят, что скоро съедет в Москву, там уже место освобождают для него».

Ёрничая:

– От напряга, наверно, месячные! Выслуживается. Даже на девчонок из редакции рявкает.

– «Мелкий», забыл, что был в недавнем прошлом не просто бабником, а кобелем и не последним. Всех щупал в кабинете, многие даже из-за этого уволились. А ведь есть – то: «Метр в шляпе, но с неплохим плотно набитым кошельком». Задумываясь:

– А тут, как проклятый! Все сложные дела как обычно на Олежке.

Раздвинув руки в стороны, раскинув пальцы веером, цокая языком:

– Нет, Олежка!.. Тебя повысят, тоже будешь «вольнодумцем», и как он, «девок по углам тискать».

Потягиваясь, самодовольно:

– Растёшь!.. Неисправимый мальчик! Сумбурно напевая, – Я маленькая детка, почти что сорок…

Через секунду он, наклонившись над клавиатурой, уже торопливо набирал текст. Его отвлёк раздирающий телефонный звонок.

Пошарив по карманам, найдя, броско посмотрел на монитор «ГАЛЯ», кажется, что это его не удивило, как всегда – Галюня! Бывшая жена. Включая телефон, стал слушать. Он даже представил недавнюю благоверную на их бывшей кухне, она была предсказуема…

…Галюня, действительно шастала по кухне, обивая бока о стандартный набор кухонной стенки, то о пенал, то спотыкаясь о ножки стульев, явно нервничала.

Это было заметно по тому, как она, заглянув, отметила, что холодильник наполовину пуст. Не найдя ничего вкусного, хмыкнув, отошла к окну.

Держа трубку подбородком возле уха, отодвинув в сторону шторки, шаря рукой по подоконнику в поиске сигарет, найдя, закурила, пуская кольца дыма в открытую форточку.

За окном лил дождь, а она ворчала:

– Раз в год позвонила, и то нет на месте. Радуешься, наслаждаешься свободой?! На кладбище был? Наверняка там после лета мусора выше головы… – Причитая. – И это тогда, когда моя маман тебе всю себя отдавала: кашки, супчики, мягкие тапочки, носочки…

Не давая вставить ни слова, с сарказмом продолжая, напрягала:

– Никак «Нобелевскую» зарабатываешь?! – криво усмехаясь. – «Лев Толстой» курит в сторонке!.. Распустился, пока я в Италии была, но ничего!..

Дрожащей рукой туша в пепельнице сигарету, сминая бычок, перешла на фальцет:

– Разберусь, не впервой!.. Завтра позвоню дяде Саше, твоему «па – па», пусть, он промнётся, сходит к любимой свахе, тоже наверно до сих пор её носочки носит. Упыри!..

…Олег, уткнувшись в монитор, нехотя отрываясь от статьи, пренебрежительно отдаляя мобильник на расстояние, сделал попытку вставить и от себя хотя бы полуслово:

– Ну, не начинай, мать! Тебе, что делать нечего? Или ты развлекаешься так?! С новым хахалем, что ли поссорилась?! Что на нём пока не отрываешься, хочешь – «белой и пушистой» пред ним казаться, неужели верит?!

Та что-то пробубнила, на что он поспешил рявкнуть:

– А не пошла ли ты? Mein Herz! Недалеко…

– Зная, что спортом не любишь заниматься.

– А вот в задницу: самое то.

– Давай флаг в руки!

Галюня, на другом конце связи, пыхтя, как паровоз, исходила слюной.

Накручивая себя, она непристойно для уха, что есть мочи громко орала:

– Сученок!.. Умный, да?! Да, я из-за тебя, неудачника, «богемного», горькими слезами в подушку рыдала. Ума не хватило заметить. Некогда было: всё «денно и ношно» на задании. Незаменимый!.. «Прокладка с крылышками!» Удобненький, ты наш!..

– Всегда нужная вещь.

Зло:

– «Тряпка!» Всем, а особенно «теткам».

Язвительно:

– Или уже на малолеток перешёл?..

Накручивая себя:

– Цыц «пипец», я Ваша «гадость».

Зло:

– Мать твою!.. Копия твоя мамочка! «Добрые мои!»

Закатывая глаза, запыхтела:

– Слава Богу, моя маменька, вовремя сошла с дистанции «жизнь», умыла ручки и ножки.

– Оставила меня с таким, «козлом». Родственничек, мне, тоже!..

Вновь захлебываясь слюной, взъерошивая рукой волосы, сдувая с глаз непослушную чёлку:

– Вспомни, кто деньги тебе на «дообразование» дал. Никто-то, а тёща!.. – переходя на фальцет. – Недоучка!.. Чтобы завтра к ней сходил, мусор убрал. Скоро годовщина смерти, если ты не забыл?! Эту дань, ты просто обязан ей отдать. Язвительно, – Родственничек, ты наш, двоюродный!..

Олег, не сдерживаясь в желание бросить трубку, выдавил с нескрываемым сарказмом:

– Спасибо Вам, «родственницы»…

Прибегая к целомудрию и толерантности, выпалил:

– Ладно, схожу! Достали уже и мертвые, и живые.

– Поверил уже в потустороннюю жизнь, – с сарказмом, – тут бы одну земную комфортно прожить.

– Так нет, как Боги на всех квадратах, куда не плюнь всё знакомые лица… – зло. – Забембали!..

– Твоя маман и мертвая не может без моего внимания.

Бурча:

– Только ради нелюбимой тёщи, за щи и каши.

Та, не найдя подходящих слов, смяв бычок, ошарашенная его наглостью, гримасничая, передразнила:

– «Ладно». На большее не хватило?

Послышалась нецензурная лексика.

Делая круглые глаза, злясь, комментируя, та проорала:

– Сволочь! Правильно, что тебя бросила.

Всхлипывая:

– И мамочка тоже хороша, оставила меня, поговорить по-человечески не с кем. Одни «козлы и сволочи!» – наотмашь швыряя мобильник на кухонный стол.

Послышались гудки, Олег положил трубку на стол, сев в кресло, стал раскручиваться, бурча под нос:

– Как назойливая муха, всё ей ни так, достала своим жужжанием.

Не унимаясь, злясь:

– Поработаешь здесь, как же!..

Встав, на ходу делая разминку, прямиком направился на кухню.

Войдя, ощущая голод, залез в холодильник. Достав яйца и колбасу, стал делать омлет. Но этому помешали.

На мобильник пришло уведомление, что на почте письмо. Отложив омлет, поспешил в зал к компьютеру, бегло посмотрел почту.

Отправитель неизвестен, желание было поставить в спам, но любопытство взяло верх, открыл. Письмо было от Ани. На аватарке, было фото чуть ли ни фотомодели. В письме был мобильный телефон. Вдруг подумалось: «Даже так?!»

Усмехнувшись, решил прилечь, «перетереть с самим собой» вдруг накатившую «танком» мысль: Быть или не быть?! А стоит ли вообще?! Машинально выключив комп, лёг, решив: «Утро вечера – мудренее…»

Невольно вспомнилось то чудо, светлое пятнышко в его жизни, как мимолетное видение…

…Лето 2000 г. Россия. Нечаянная встреча русского парня с японской девушкой ABI(АБИ), а это был он, Олег…

Помнится он тогда сидел в ресторане вместе со своими друзьями, сокурсниками по университету, с любопытством поглядывая по сторонам, мельком примечая за соседним столиком симпатичную девушку, на вид японочка.

Девушка, на ломаном русском языке прибегая к жестам, подозвала официантку.

Та, торопливо подойдя к ней, с милой, приветливой улыбкой вслушивалась, кажется, не совсем понимая, что от нее хотела эта восточная девушка, во все глаза лишь рассматривала ту, будто та инопланетянка. Девушка, стесняясь, поманила пальцем, чтобы та немного приблизилась, достав из её кармана ручку, нарисовала на салфетке виноград. Убедившись, что официантка поняла, мило улыбнулась.

Та, тоже светясь от того, что поняла, как ей показалось саму иностранку, с искренней улыбкой кивнула, и тут же поспешила уйти.

Наконец, официантка появилась с улыбкой на губах, на подносе вазочка с виноградом. Девушка с благодарностью кивнула. Из-за ее спины, появился Олег. Он, отрекомендовавшись, попросил разрешения подсесть к ней за столик, предлагая выпить с ним кофе с мороженым. Аби от удивления, расширив глаза, с улыбкой кивнула.

Немного неуверенно, Олег всё же постарался блеснуть запасом японских слов, признавшись, что особенно несилен в практике с носителями языка, но опыт общения, немного всё, же какой никакой есть, он студент факультета иностранных языков, специализация – английский и японский.

В 1999 г. он был приглашён в качестве гостя, стажёра, в начальную школу города Токио, район Котоку, так что можно сказать, что не совсем уж профан.

Аби рассказала, что студентка 3 курса Токийского университета иностранных языков и как не странно, здесь по иронии судьбы на практике. Олег и Аби после знакомства, решили немного пообщаться, попрактиковаться в языках, но а, в общем-то, просто погулять по городу. Девушке приятно, что встретила здесь того, кто её понимал.

Они посетили молодёжный ночной клуб, где пили вино и танцевали, кажется, что мир пал к их ногам. Он, танцуя, что-то говорил на русском, она его старалась понять, но, не всегда воспринимая точно, так как игру слов она не понимала, выглядела – наивной и глупенькой, отчего им двоим, казалось всё сказанное смешным, это их сблизило, потом они гуляли по ночному городу. Простившись, они тут же ждали очередных свиданий. И так пролетело несколько недель.

Последний день стажировки Аби в России они провели вместе. Гуляя по городу, он, Олег, на ломаном японском и жестами умолял её выйти за него замуж, она в ответ призналась, что не может, ему, незнакомцу вот – так взять и дать свое согласие, осознавая, что если она уедет из Японии, то её маме будет очень плохо. Она у нее больная, и некому будет за ней присмотреть, а отца нет.

Он поспешил заверить, что их история любви не может вот так просто на этом закончиться, непременно приедет к ней. Она в свою очередь тоже заверила, что будет ждать от него писем, пока же вдали подумает над его предложением. Он писал часто, она первое время отвечала.

Одним летним днём, по телевизору, Олег слышит ошеломляющую новость из Японии, в 14:46 по токийскому времени произошло мощное землетрясение силой 9,0 баллов по шкале Рихтера, что потрясло северо-восточную часть японского острова Хонсю. Эпицентр землетрясения находился в акватории Тихого океана к востоку от префектуры Мияги. Сильные подземные толчки ощущались в префектурах Мияги, как раз там, где проживала Аби со своей матерью. Он не знает о ней ничего и возможности узнать, тоже нет. Такой возможности нет у его любимой девушки.

Так прошли два года. Аби по ночам вспоминала свои счастливые часы, проведенные наедине с Олегом. Он же перестал уже строить какие-либо планы.

К ней приставали со знакомствами мужчины, она избегала этого, как могла, в душе ожидая весточку от него, в душе, всё ещё где-то теплилась надежда. Но время было беспощадным.

Аби закончив учебу, устроилась в тур. Агентство. Подруга Анастасия из турагентства решала познакомить её с другом, Аркадием, успешным молодым человеком, русским, тот имел бюро переводов. Знакомство перерастало со стороны Аркадия в любовь, он сделал Аби предложение. Шло приготовление к свадьбе.

И вот, она в салоне высматривала свадебное платье, найдя то о каком, она мечтала, решила его примерить – вся сияющая вышла из примерочной. За большим витражом она увидела Олега, тот гулял, как любопытный турист по улице, рассматривая витрины.

Аби не веря глазам, выбежала. Тогда он ей сказал, что приехал по туристической путевке и просто искал её в снующей толпе, как он сказал, что был уверен в том, что ее найдет. Радуясь, повторял, что это: «Судьба!» Посмотрев на неё, не понимая с напряжением, всматривался, недоумевая: «Почему та в свадебном платье…»

Она ужимками, скороговоркой на русском и японском пыталась рассказать как жила без него и наконец, сказать, что он во всех ее бедах виноват, как никто…

Аби ругалась, била ему грудь своими крохотными кулачками, в конце концов, обессилено прогоняя. В слезах убегая назад в магазин. Он, застыв на месте, провожал в след непонимающим взглядом.

На входе та столкнулась с Аркадием, тот, прижимая ее к себе, ничего не понимал, боясь, что-либо спросить. Та пояснила, что случайно встретила бывшего знакомого из России. Они с покупками поехали домой. Олег, взяв такси, поехал за ними. Дома, Аби была вся на нервах, ночь прошла в терзаниях. Олег стоял у ее подъезда в ожидание случайного жильца, чтобы узнать в какой квартире живёт Аби. Наконец из подъезда вышел подвыпивший мужчина и навеселе как доброму приятелю сказал номер квартиры девушки.

Неожиданно уже под рассвет, он ей, позвонил в домофон. Они проболтали два часа, разговаривая обо всем, что было на душе.

Та призналась, что выходит замуж. Он её умолял на хорошем японском языке, что усиленно учил эти два года, пока жил мечтой о встрече с ней: не делать этого, передумать. Девушка твердила, что уже поздно, что он опоздал. Вдруг, в трубке стала тишина, которую нарушил лишь тихий всхлип.

Аби в смятение и в страхе плакала, боясь вновь потерять его, в слезах прощала ту боль разлуки, не выдержав, выбежала к нему. Но он уже шёл к стоянке такси. Сев в свободную машину, коротко бросил, что ему надо в аэропорт. Аби в слезах тоже поймала такси, поехав за ним, забыв о своей свадьбе, которая должна состояться уже сегодняшним днём.

Олег был на регистрации, когда Аби подбежала к администратору, спрашивая: есть ли на борту свободное место? На что ей с голливудской улыбкой сказали, что, к сожалению, нет. Она сломя голову помчалась к терминалу, крича:

– Олежка, я тебя люблю!

… «ВОЗЬМИ МЕНЯ В ЖЕНЫ! Я БУДУ ХОРОШЕЙ ЖЕНОЙ!..»

Но уже было поздно, шла посадка на самолёт. Вот так он простился со своей первой любовью.

О том, что его по-настоящему любили, он узнал от стюардессы, та ему как бы, между прочим, с женской завистью сказала, что наверно это его выкрикивали, предлагая себя взять замуж. Он был в смятение, если не сказать в шоке.

Стюардесса, многозначительно улыбнувшись, тут же с учтивостью пожелала: хорошего полета…

…Мгновенно картинка стала заволакиваться туманом, убаюкивая сном. Сквозь сон скользнула мысль: почему так бывает, судьба сводит и разводит, словно кто-то свыше с нами экспериментирует…

 

Глава 6. Чаяния

Утро ничего нового не внесло. Он уже успел дважды перекурить, разгружая перегруженный мозг, силясь обозначить план действий, думая, что предстоит сделать сегодня.

Невольно решил посмотреть на часы, включил мобильник, вспомнил об Анечке. Подошёл к компу, просмотрел вчерашнюю почту.

Торопливо записал телефон в контакты мобильного, так на всякий случай, а вдруг будет скучно, а сейчас дела.

Понимая, что надо заняться непосредственно делом, поспешил позвонить в редакцию, балагуря:

– Алле, это я, так рано не ждали?!

С обратной стороны связи, кто-то тихо бубнил, это Мишкин, докладывал обстановку:

– Сиди пока дома! Наш всех уже в шеренгу построил, на барышнях отыгрался, нашел в кабинете Ирки остатки вчерашнего чаепития и кофеманства, свирепел, на чем свет стоит. Одним словом, озверел «дядька» не по-детски. Скорее бы уже в Москву его взяли. Достал!

Переходя на шепот, спросил:

– Ты как там, статью сварганил?

Олег, поражаясь:

– Я, что «Пушкин»?! Это тебе не сказку написать. Факты надо нарыть, судьба человека пошла по швам. Штопать буду. Как напишу, сообщу. Пока в рамки укладываюсь, в рабочем процессе. Здесь не вдохновение нужно, а нечто большее – сущая, правда.

– А ему, если будет напрягать, напомни, что, дескать, сам сроки дал.

Уже чувствуя, что на него пошёл негатив, желая закрыть вопрос, бросил:

– Всё, ладушки, мне некогда! Работаю. Держись, старичок! Прости, ничем не могу помочь, как-нибудь сам, большой мальчик, давай рули там, но уже без меня.

– Всё по плану и не напрягай ни меня, ни себя.

С любопытством:

– А ты вообще, с какого перепугу звонишь?

Мишкин потирая мочку правого уха, поправляя очки, озадаченно:

– Да, вообще-то ты мне позвонил.

– Короче, ладно, я понял!

– Если что, сам с ним разберёшься. Ты умеешь его уболтать.

Олег отдуваясь:

– Чёрт, сам же оговорил сроки, а теперь подгоняет.

Теребя, волосы:

– Давай, брат!

– Я с ним, если что, сам по-джентльменски перетру.

– Спешка в другом деле может быть актуальна.

– Давай! Па!.. Чмоки!

Он выключил мобильник, кружа мысль в разгоряченной голове, подойдя к балкону, взял с подоконника пачку сигарет, вышел, чтобы перекурить обдумать. Задумчиво вглядываясь вдаль.

Микрорайон жил своей естественной жизнью всё в том же наработанном десятилетиями ритме, новостройки старались подстроиться под его фасады, стеночка к стеночке, кажется, что получалось. До слуха доносился гул машин и где-то совсем рядом был слышен детский смех, недалеко от дома детская площадка, там молодые няни и мамочки обычно обсуждали, как растут их дети, ну и так о своем девичьем, женском.

… «А дети?!»

Напрягая и так перегретые мозги, стал поспешно анализировать дело Виталия Говорухина, назойливо всплывала картинка…

…По трассе движется междугородний автобус. В вечерней дымке мелькают посадки. Из автобуса доносится песня «Белые розы…»

Автобус переполнен детьми. Водитель, Виталий Говорухин, с улыбкой поглядывая в зеркало, просматривает салон, внимательно наблюдая за своими маленькими пассажирами за ними в таком возрасте нужен глаз да глаз, им всем от силы, где-то от 7 до 12 лет. Они, конечно же, беззаботны, так как, по сути, не знали лишений, бед и невзгод и им можно только позавидовать. По своей наивности дети просто-напросто счастливы, а это дорого стоит.

Они возвращались из загородного лагеря, и до сих пор не могли отделить себя друг от друга, наперебой выкрикивая друг друга по именам, радуясь, бурно реагировали на шутки друзей.

Буквально всем понравилась песня «Белые розы», вот уже в который раз они её пели – бодренько и весело, скорее – всего, так до конца не осознав смысла слов. Но это не было помехой. Взрослые одобрительно подпевали.

Их сопровождала воспитательница, молодая веснушчатая девушка, на вид около двадцати.

Встав у кабины водителя, она голосисто подпевала, облокотившись о плечо, напарника Виталия, Аркадия, молодого парня, тот тоже старался подпеть, налегая на куплет, точно попадая в ноту. И при всем этом искоса подмигивал девушке. На что та, не скрывая своей симпатии к нему, открыто кокетничала.

Парень был явно в кураже, покачивая головой, радовался не меньше детей, ощущая себя в своей тарелке, в какой-то мере мальчишкой, он столько лет не был в такой веселой компании. Виталий, с усмешкой отвернувшись, внимательно вглядываясь сквозь лобовое окно, смотрел на дорогу.

Вдали показалась легковая иномарка, за ней пытаясь опередить, стремительно набирала скорость фура.

За рулём иномарки сидел пожилой мужчина. Он внимательно следил за маневрами фуры, которая то забегала, то вновь оказывалась позади.

На заднем сидении посапывая, сидели внуки, Аллочка и Артур. Они были уставшие от дороги, полусонные.

Дед, поглядывая на детей в зеркало, с заботой и пониманием подмигивая, поспешил сказать:

– Намучились, давайте, ложитесь спать. Прижмитесь друг к другу поближе, чтобы вам было потеплей.

Беглым взглядом посмотрел на часы:

– Нам где-то с полчасика ехать. А там уже глядишь и дома! Так что не теряйте времени, прилягте, поспите. Сон ещё никому не мешал.

Аллочка, позёвывая с любопытством, поинтересовалась:

– А мама не уснёт, она нас дождётся?

Дед с улыбкой, поспешил заверить:

– Когда ж ваша мамка без вас, деток своих золотых, спать ложилась?

– Небось, все глаза проглядела, стоя у окна. Я – то её уж знаю.

Дети, переглядываясь, зевая, с улыбкой на лице свернувшись калачиком в обнимку, легли спать, пристроившись на неудобном для сна сидении.

Дед, наблюдая за ними в зеркало, мягко улыбнувшись, как-то тяжело вздыхая, торопливо поспешил посмотреть на дорогу. В боковое зеркало он заметил, как фура старается обогнать его, принять влево. На средней скорости навстречу двигался автобус.

Фура, то и дело старалась обогнать иномарку, её постоянно заносило, швыряло из стороны в сторону.

В конце концов, та сделала не предугаданный манёвр в сторону, подрезая легковую иномарку. Вылетев на встречную полосу.

Автобус, резко вздрагивая, свернул. Всё произошло в считанные секунды. Скольжение колес по асфальту, визг тормозов.

Ослепляющая вспышка. Сотрясание фуры. Лязг колотого стекла. Занос иномарки, та завертелась юлой, едва удержавшись на колесах.

Пожилой мужчина, открыв дверцу, в ужасе выбегая, побежал к детям. Открывая заднюю дверь, беря сразу двоих на руки, на подкошенных ногах торопливо постарался покинуть зловещее место крушения.

Он шёл, не понимая – куда, но знал – зачем, надо было спасти детей. Подкашиваясь, дойдя до обочины, осторожно присел. Посмотрев на детей, не сразу понял, что они мертвы. Потормошив каждого из внуков, наконец-то догадался, его глаза остекленели, застыли в безумие. Только осознав, зарыдал.

Вспышка взрыва – зарево и копоть, это он уже не видел, его мозг поглотило горе. Он, положив рядом с собой детей, нащупал в кармане мобильный, дрожащими пальцами набрал знакомый номер, высветилось имя Эмма.

Она тут же ответила, радостно спрашивая:

– Ну как там мои зайчата? Я им такой вкусный ужин приготовила. Скажи им, что мама их ждёт, не дождётся.

Пожилой мужчина заплакал:

– Дочка, прости, не уберёг. Не жди. Отужинали.

Эмма, находясь в зале в сплошной темноте, стоя у дивана в ужасе закрыв рукой рот, выпустила наружу раздирающий душу крик:

– Не-е-ет!..

Выронив телефон, плашмя упала на диван.

Кажется, что крик, разбудил жителей ближайших дома. Во многих окнах, как по мановению палочки, зажегся свет. Одинокая парочка, стоящая в объятиях у машины, испуганно прижавшись, друг к другу с опаской стала озираться по сторонам, наконец, их взгляд поймал тёмное окно, в его сторону смотрели встревоженный соседи, сновавшие в недоумении на соседних балконах.

Разряжая темноту, у подъезда бегали и лаяли не менее них перепуганные дворняжки, в след послышалось шипение убегающей от них кошки. Микрорайон неохотно в испуге просыпался. Кто-то кричал с балкона в истерике: «Вызовите милицию, кого-то убили!..»

На что, словно, кто-то услышал где-то там наверху. Сразу же поднялся ветер. Разразилась молния, гладь неба задергалась в конвульсиях. Из-за сплошной завесы ночи, начался ливень, что был как никогда, кстати, поспешно стирая с земли негатив эмоций…

…А в это время в застенках тюрьмы тоже происходило нечто необъяснимое, что лишний раз подтверждало, что все мы ходим под одним Богом…

За зарешеченным окном прогремел с неимоверной силой гром.

Виталий, находясь в камере, сгруппировавшись, сидел на цементном полу, не мигая глядя в одну точку. Сверху с потолка от конденсата подали капли собравшейся влаги. Он, встав в полный рост, стал ждать падения следующей капли. Она упала на темечко, как «приговор», тяжело воспринимая такое решение, а это именно так воспринял Виталий, как волю свыше, а не иначе, не в силах принять это, внутренне сгорая, как свеча, закричал во всю мощь:

– НЕ-ЕТ!.. НЕТ!..

По щекам лились слезы, внутренний голос, вырвавшийся изнутри, как-то металически звучащий резко оборвался. Сосед, открыв глаза, считая, что тот всё же псих, накрывшись с головой одеялом, продолжил свой сон.

 

Глава 7. Муки ада

Отец Эммы, находясь у дочери, прибывая в муках, ходил, молча по залу.

Он сейчас разрывался на двоих, на мать и дочь. Первая после всего случившегося лежит с инсультом в больнице. Его не радовал солнечный день за окном, его душу поглотил мрак – страх и боль.

Подойдя к «стенке», с болью посмотрел на фото, которые стояли на полке. На них счастливые – Аллочка, Артур, Игорь. Он, с волнением взяв их в руки, прижал к груди. Тяжело вздохнув на ватных ногах, направился к креслу. Сев, всё также прижимая фото, закрыв глаза, заплакал, не стесняясь своих мужских слез. Он погрузился в недавнее прошлое, где все они были вместе. Он и внуки…

…Вспоминая, как они любили ходить на местный стадион, там детская площадка, где каждый мог заняться тренировкой. Дед с внуками частенько ходил на площадку. Он подарил им ролики, там и учил их на них кататься.

Аллочка училась – легко и быстро, тогда как Артур постоянно падал, поэтому ездил в наколенниках и шлеме, это придавало ему серьезный вид. Аллочка всегда над ним посмеивалась, показывая «класс», обычно старательно выписывая фигуры, объезжая деда и Артура, хвастаясь, что она скоро станет известной фигуристкой. На что дед, кричал, – Смотри не упади, чемпионка, а то мне тогда от дочки достанется:

– «По полной!»

– Не подведи Деда!

Устав дед садился на лавочку, разгадывая кроссворд, искоса следя за детьми, частенько бросая на них суровый взгляд, чтобы те не расслаблялись, не баловались и не ссорились. Изредка, кидая в их адрес:

– Ай, да, Молодца!

За этим его порой заставала Эмма, в насмешку с укором поддев:

– Так вот ты чем занимаешься?! Воспитатель!

На что дед оправдывался:

– Да, я это, только вот присел, замаялся, не спортсмен я уже, под семьдесят.

Та, сияя, обнимала, радуясь за детей, говорила:

– А наши и вправду – молодцы! У Аллочки, вон какая координация хорошая!

Дед с блеском в глазах вставлял:

– Чемпионка! Быть ей звездой льда!

Эмма подмечала:

– Ну, она у нас настоящая Пацанка!

Артурчик тоже старался, но получалось не так, как всем и ему хотелось бы. Дед заступался:

– Так малец же!.. Годки наберет и Аллочку в три счета сделает. Пацан!.. С гордостью, – В меня и в Игорька! 2х1!..

В такие моменты Аллочка, подъезжая, обычно плюхаясь на скамейку, смеялась над Артуром, тот с обидой тоже подкатывал к ним. Дед заступаясь, урезонивал внучку:

– Разве можно над младшими смеяться?! – грозя пальцем. – Вот подрастёт, косы тебе надерёт!

На что Аллочка реагировала по-своему, целуя деда в щеку, убегала, показывая язык Артуру.

Как давно все это было, но как вчера.

Помнится, по осени записали Аллочку на фигурное катание в ДЮСШ, ей было 6 лет, так что сама ходила на тренировки и носила в рюкзаке коньки, была сама самостоятельность, взрослая. Была не по-детски выносливая, ни разу не пропустила тренировки. Одна Эмма считала ее маленькой, переживала по поводу и без повода.

Но, а та, даже когда болела ангиной, украдкой, когда дома не было никого из взрослых, ходила, как штык в ДЮСШ, за что потом конечно в целях воспитания получала.

За взрослыми повторяла, говоря, что ходит на работу, мол, работает – «фигуристкой».

Её тогда по такому случаю не пускали в кино с бабушкой. А это для неё было – всё!.. Ревела, но становилась дисциплинированной.

Потом уже, когда отцом признала Игоря, то старалась быть дисциплинированной в его глазах. Обычно за ужином, хвасталась:

– Я сегодня дорожку делала, тренер хвалила, сказала, что я самая лучшая!

Игорь, смеясь, хвалил:

– Ай, да, доча! Досталось же мне «Золотце»!..

…Было… Как же тяжело выходить из прошлого…

…Открыв глаза, раскладывая фото, что вразброс лежали на журнальном столике, внимательно рассматривая каждую по отдельности, горько рыдая, по-старчески причитал, едва шлепая сухими губами:

– За что? Почему Вы? Лучше бы погиб я…

…Откинувшись на спинку кресла, закрывая глаза, вновь погрузился в недавнее прошлое, вспоминая…

…Вспышка… Он сидел на обочине трассы, на его руках были внуки, они мертвы.

Не ощущая сердечную боль, не стыдясь своих слез, оплакивал, так до конца не осознав потерю самих дорогих его сердцу двух малышей.

В стороне, буквально в 10 метрах от него вспышка взрыва, сквозь темень, вырываясь, пробилось – зарево и копоть.

Он искоса посмотрел на машину, отброшенную с трассы, та на глазах догорала, но это его уже не волновало. Пожилой мужчина был подавлен. Отрешенно, не видящим взглядом смотрел вдаль, где было предначертано умереть его внукам. Качая головой, не веря, что внуки мертвы, тихо всхлипывая, боясь их напугать, сдерживал в себе крик. Сильно мотая головой, глядя с любовью и страхом на них, с болью, стиснув зубы, простонал:

– Бог мой! За что? А-а-а?!

Прижав к себе, дрожащими руками обнимал обмякшие тела внуков. Кажется, что он сходит с ума, не понимая – причину их смерти, бесшумно, внутренним голосом, вознеся голову вверх, монотонно спрашивал:

– Ну, за что? За что? Они же малыши…

– Что они кому-то сделали, а? За что?..

Со стороны уже была слышна сирена, сквозь копоть и дым проглядывал отблеск мигалок. Были слышны крики бегущих навстречу к ним людей.

Вокруг настоящая суматоха.

На превышенной скорости подъехал джип, из него вышли оперативники, три человека, они тут же побежали к месту аварии, где чуть в стороне сидел пожилой мужчина с детьми на руках.

К нему уже бежали женщина врач и два санитара со скорой помощи.

У санитаров в руках были носилки. Запыхавшись, они подбежали к нему, с состраданием наклонившись, осторожно взяв из его рук детей, положа тела на носилки, поспешили к карете скорой помощи.

Женщина, врач, нагнувшись, обняла сидящего в безумии пожилого мужчину, помогла подняться, взяв под руку, удаляясь с места происшествия.

Они шли сквозь копоть, дым, суету оперативников, вспышек камер, но, кажется, что это их не трогало, не один из них не проявил к тому никакого интереса.

Он шёл, еле передвигая ослабшими ногами, врач его вела осторожно под руку, что-то тихо нашептывала, на что тот безразлично кивал головой. В голове был: хаос, мозг не мог переварить происшедшее. В глазах был страх…

…Пустоту ощущал и Виталий. Несмотря на то, что в его камере их, «серых ангелов», было двое. Сокамерник, расположившись на втором ярусе, лежал, уткнувшись к стене носом, казалось, что он спал.

Виталий, стоя у окна, задумчиво поглядывал в него. Неожиданно, с лязгом открылась дверь, охранник объявил о разрешенной прогулке, ядовито, с сарказмом выдавив:

– Эй, «Серые ангелочки!» Идите крылышки разомните!

Виталий, не обращая на него внимания, продолжал стоять, как и стоял.

Сосед, тут же повеселев, спрыгнул со своего лежака. С кривой усмешкой глядя на Виталия, с сарказмом выдавил:

– Слышь, давай копытами двигай, а то кислород мне твой, вонючий порядком надоел.

Скалясь:

– Иди, проветри мошонку и попку. Одним словом – пробздись! Заодно и камера после тебя проветрится!

Не сдерживая себя, скаля зубами, заржал:

– А то, пукаешь много! Бухтишь! Всё тебе не так!..

– Избранный!..

Заметив искры во взгляде Виталия, поспешил к двери, юркнув, вышел.

Тут же не замедлил войти охранник, скаля зубы, с ехидством прокричав:

– «ПУКАЛКИН!» Давай на выход! – и уже зло, – тебя, может на руках вынести?

Сплюнув в сторону, вышел. Виталий, молча обернувшись, молча направился к двери, на ходу сведя скулы, казалось, что у него внутри шла настоящая война.

Прогулка проходила, как и всегда лишь бы подышать. Перекинуться лишним словом. Прогулочный двор разряжали голоса. Всё те же охранник и сержант-конвоир блистали шутками:

– Звонок на “Телефон доверия”: Помогите! Помогите! Мне осталось жить максимум 50 секунд! Одну минуточку…

Им кажется, что они своими шутками отгородились от действительности от мира за колючей проволокой.

Зеки, искоса на них посмотрев, продолжали гулять, на короткие мгновения, соприкасаясь со свободой, заглатывая её как жизни важный воздух.

Только такая жизненная позиция далеко не устраивала многих, что хотели бы в минуты этой «свободы» качать свои права. Уже на выходе с дворика, когда туда вошла на прогулку другая партия зеков, один из заключенных нарочито грубо зацепил рукой мимо проходящего Виталия.

Скорее всего, чтобы обратить внимание на себя, напоминая, кто здесь хозяин его судьбы. Виталий с брезгливостью сбросил руку, молча продолжая идти с прогулки.

Зеки тут же сгруппировались вокруг них, выталкивали Виталия с прогулочной дорожки в центр двора, пытаясь унизить того смачными плевками в его сторону, зло, хихикая, проходя рядом задевая плечом.

Только один из них из-за спин кодлы вскользь смотрел на Виталия и на всю окружающую оголтелую свору.

«Смотрящий», коренастый мужчина зрелого возраста, смотрел, казалось, лишь из любопытства со стороны, но это не так. Он смотрел въедливыми, колючими глазами на всю эту возню, не оставляя без внимания ни одного из присутствующих. Будто буравчики, его глаза сверлили каждого насквозь. Наконец насытившись зрелищем, взглядом остановил конфликт, растягивая слова, произнес:

– Э-э, что за балаган? Не видите, молодой человек не местный? Ещё не привык к нам, товарищи «Ангелы» поохолоньте.

Два-три человека из кодлы в поддержку того, поспешили выдавить подобие смеха.

Двое, неказистого вида, стоя в оторопи, не понимая, заартачились:

– Взгляд у него дикий! Свободный! Человече, не познавший страха!.. Волю не забыл!

На что Виталий из подлобья злобно посмотрел на зеков, те от его взгляда, как от силовой волны отшатнулись, тут же оставляя в покое.

«Смотрящий» содрогая двор своим рыком, проорал:

– Руками не трогать этого парня! У нас иммунитет ослаб!

Сплевывая в сторону:

– Еще вирус подхватите!

Скалясь, оголяя желтые прокуренные зубы, хихикнул:

– Он под небом свободы ходил…

– Не то, что мы, горемыки.

Показывая жестом в небо, после чего резко, сгибом пальца приказал, чтобы к нему подошел Виталий, тот на это никак не отреагировал по-прежнему стоя перед ним и окружающей присмыкающей кодлой, как вкопанный.

Коренастый, бегло осматривая Виталия с ног до головы, сделал повелительный кивок головы в толпу зеков. Те, схватив его под руки, уже подталкивали к нему, в угоду, бросая к его ногам.

Тот, чувствуя себя «местным божком» наступил ногой на спину Виталия, стараясь, это сделать, как можно больнее. Оглядывая толпу, говоря всем своим видом, что владеет ситуацией, торжествующе заявил:

– Знай, пацан! Здесь не «ДУРДОМ МАТРЁШКИНО!» Законы прописаны от «А до ять», хочется тебе или не хочется…

Сплёвывая:

– Сынок. Для всех!

Барственно делая жест рукой, оглядывая самодовольно всех, подытожил:

– Я – Царь и Бог!

– Короче, запомни меня, я «смотрящий»!

– Для всех и тебя в том числе!

Он с силой надавил ногой на тело Виталия, стараясь показать свое превосходство, унижая тем самым новенького пред всеми, кто находился во дворе.

Виталий, заглатывая комья земли, стискивая зубы, смотрел с ненавистью.

Зеки, замерев, смотрели с неподдельным любопытством, скрывая внутренний страх, скалясь, нервно перекидываясь смешками, показывая другим, что они не «рабы», а такие же, как и он смотрящий.

Тот, удовлетворённый своим давлением на зеков, с ухмылкой оскалился. Виталий, выдерживая их смешки и взгляды, с вызовом стал, есть землю, гордо поднимая голову сплюнув всю это «кашу» местному божку на ногу.

Тот от неожиданности испуганно отшатнулся.

Кивок головы «божка» и зеки, как саранча тут же накинулись с кулаками и криками на Виталия, пиная того до полусмерти.

Заметив это, к ним подбежали два охранника, на ходу избивая заключенных. Один из них, все тот же рыжий охранник, начал горланить что есть мочи обезумевшей толпе, та его не слышала, он буквально окунулся в «серую», бесформенную массу тел, от нее исходил запах крови и смерти.

Хватая за химок, тот волоча, потащил Виталия с прогулочной зоны.

При этом брызгая слюной, выведенный из себя едва сдерживаясь, чтобы не пустить в ход дубинку, с выпученными глазами, орал:

– Ну, ты, гордый, меня уже достал!

– Иди, охладись в карцере!

– Ща, рапортану, наверх.

– И в «лёдную».

Избивая, стуча по голове кулаком, как молотком, свирепея:

– Пусть там, твои мозги на место встанут, дикарь! – зло выкрикивая. – Это тебе не съемочная площадка, где снимается криминал. Жизнь. Урод!..

Глядя на грязное лицо, зло, смеясь:

– Считай, что «братва» уже приняла за терпилу. Вошедший в кураж, он потащил Виталия за собой, как перышко.

Заключенные и «смотрящий» злорадно хихикали, переглядываясь, скалились, кучкуясь в рядах «своих», зло, сплевывая и улюлюкая в след удаляющимся с прогулочного двора.

Сержант – конвоир, выходя из шока не понимая, смотрел с осужденным, то на зеков, то в след удаляющего охранника. Казалось бы, тот ещё пару минут назад шутил с тем балагуром, рыжим «добряком». Он с испугом вытирал со лба выступивший пот.

Жизнь за колючей проволокой была, сравни солнечному затмению, и это не в силах был переварить мозг, что из рабочего состояния временами приходил в негодность, напрочь стирая из памяти всякую суету.

Вечер наступил незаметно, день был стерт из ушедшего дня, словно всё происходило не с ним, с Виталием.

Попав в мрачное помещение карцера, каменный мешок, где после уличного света так темно и неуютно, буквально всё подавляло. Безысходность коробила душу.

Виталий, стоя на коленях у стены, собирая с неё влагу, смачивал сухие губы.

Зажимая руками голову, раскачивая ею из стороны в сторону, от собственного бессилия в сложившейся ситуации, сквозь зубы промычал, переходя на вой затравленного зверя, сотрясая стены каменного мешка волной внутреннего протеста.

В ответ не задержался громкий стук в дверь. И грубый выкрик рыжего охранника, дежурившего в это время:

– Ты-ы!..

Тот, прислонившись к двери в полудреме, спиной ощущал вибрацию мычания и воя узника, его внутри коробило.

Он нехотя, делая недовольную гримасу, прибывая всё в той же полудрёме, вступил в диалог с молчаливой безысходностью Виталия, выкрикивая с отвращением:

– Ты-ы, Голуба мой, не мычи!

– Знают двое, знает свинья.

– Мне о тебе знать абсолютно ничего не надо.

– Не любопытный! Лучше заткнись. И так тошно.

Вздыхая, тот с призрением сплюнул в сторону:

– Не «трехзвездочный отель»!

– Сам не спишь, нервы на вилы накручиваешь, тянешь…

Стуча дубинкой, шипя:

– Душу свою и мою. Кончай с нудёжем. Дай вздремнуть, не мешай! Заткнись!..

Виталий не оборачиваясь, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками, продолжал мычать. Перед его глазами мелькнула вспышка.

Всплыла картинка из недавнего прошлого…

…В салоне автобуса тихо, все спят. Виталий сидит за рулем автобуса. На волне приёмника звучит тихая мелодия, джаз. На пассажирском сидении второго водителя в полудреме сидит напарник, Аркадий Хрипунов. Виталий, чтобы тоже не впасть в дрему делится с ним своим наболевшим, скорее – всего, объясняя, что же творится в душе, прежде всего самому себе, перейдя на полушепот:

– Слышишь, всё кружится с этим «колбасником». Со старпером! С директором мясокомбината.

Раскрывая душу, сознавая, что его тот никак не осудит, так как не слышит, сопя в две дырки.

Виталий старался выговориться, очистить душу. Все происходящее в последнее время в его семье, тяготило, ставя его самого в тупик. С кривой улыбкой покачивая уголками губ, признался:

– Достала! Бегает, как сучка к нему. В поиске понимания, мельком глядя на Аркадия, но тот, посапывая безучастен к его чаяниям.

Не обращая на это, он продолжил:

– А, развестись боюсь. Рухнет всё! – убеждая самого себя, уверенно констатируя. – Люблю и её дуру и детей!

Путаные мысли окутали голову. Невольно вспомнилось очередная серия из сериала «Моя семья», как всё зарабатывалось, как налаживался быт, ведь, казалось бы, в доме был достаток. Полный стандарт – обставленная трехкомнатная квартира, все как у зажиточных людей, зал упакован, не стыдно встретить и гостей, да и отдохнуть душой и телом. Полный набор – стенка, внутри которой, на тумбе стоит большой телевизор, мягкая часть, между двумя креслами журнальный столик, ковры. Ну чем не жизнь «буржуя»…

Нет, всегда что-то ей Ирине не хватала, всегда ни с того ни с чего заводилась с полуоборота…

Вот и тогда…

… Ирина, сидела на диване, как всегда общалась, если не сказать по – простому «трындела» по телефону с подругой.

Дети в пижамах сидели на креслах, внимательно, безотрывно смотрели мультики. О чём говорил ворох фантиков, пакетики от чипсов и пульт на журнальном столе.

Виталий неожиданно для них появился в дверях, недовольно посмотрев на жену, стукнул кулаком по косяку двери. Ирина сделала вид, что не видит, продолжая болтать по телефону, с ехидством прошипев в трубку:

– Погодь, «По-друга»! Мой явился, не запылился!

Прикрывая трубку, обернувшись к нему, злая, как мегера, тут же взъелась:

– Ну, что тебе опять не так?!

– Явился, не запылился, надзиратель!

– Прямо, как воспитатель из детдома.

С иронией:

– Накажешь нас, в угол поставишь?

Виталий, подойдя к журнальному столику, взяв пульт, выключил телевизор.

Ирина поспешила пожаловаться подруге:

– Кать, «мой» меня уже совсем забембал. – с сарказмом, – тоже мне родной и близкий!

Бросая фантик от конфеты на пол, облизывая кончики пальцев, с презрением глядя на него, продолжая в трубку:

– Всё ему не так!

Виталий был ошарашен, прикусывая губу, сверля жену насквозь злющими глазами, выдерживая паузу.

Она, посмотрев на него, с ехидством спросила:

– Ну, и что вылупился? Соскучился?

Не дождавшись ответа, демонстративно встряхивая копной волос, как бы ставя этим точку в его визите, отвернувшись, не обращая на него внимания, стала, как ни в чем не бывало трепаться по телефону:

– Где-то носит по дорогам, а потом?! Приезжает. И нудит, сычом смотрит, как – будто я ему что-то должна.

Округляя глаза:

– Дрессирует под свою дуду.

– Ладно, Кать, позднее перезвоню!

С кривой усмешкой посмотрев на мужа, поднимая с пола фантик, продолжая в трубку:

– А то точно сожрёт меня глазами.

Вспрыснув, не обращая внимания на Виталия, наконец-то поспешила проститься:

– Поки-поки!..

Положив мобильник в карман, делая гримасу, с вызовом фыркнула в адрес мужа:

– Гм-м…

Как бы, между прочим, взбивая рукой пряди волос, стряхивая с себя крошки шоколада.

Виталий, свирепея, заорал на детей, – Быстро в ванную – руки мыть! Дети тут же заревели. Началась истерика.

Ирина, бочком приподнимаясь с дивана, нащупывая рукой под задом, достав закатившуюся конфету, стала ту показательно, словно издеваясь разворачивать. Шелест фантика был ощутим до боли в ушах.

Виталий глядя на неё с отвращением и ненавистью, зло сверлил глазами.

Ирина, взяв очередную конфету, с вызовом положила в рот, нагло глядя на него.

Он не выдержав, крикнул:

– И ты, тоже свой зад оторви от дивана. Расселась, как «Королева».

Та, встав с каменным лицом, обведя всех презрительным взглядом, подошла к Виталию, соизмеряя с ног до головы, выхватила из рук пульт, вновь включила телевизор.

Дети, как мышки сверкая глазками, с любопытством наблюдали за отцом и матерью, им явно нравилось, как мать настаивает на своём, лишний раз, показывая кто в доме – главный.

Ирина, найдя канал с мультиками, им подмигивая, улыбнулась.

Виталий, резко выхватив из её рук пульт, толкнул в сторону двери, выходя из себя, прикрикнул:

– Что?! В роль вошла, артистка!

– Иди на кухню и займись делом!

– Ты хотя бы смотрела в окно? – с сарказмом, – обед уже!

Глядя на часы, подытоживая:

– 15.06 по московскому времени!

Делая кивок в сторону детей:

– Опять без обеда! Как вижу только и ели с утра, судя по мусору, что конфеты и чипсы.

Сгребая фантики в кучу и тут же с остервенением резким взмахом руки разбрасывая по комнате, перешёл на крик:

– Только и можешь, что трепаться с Катькой.

Подбоченившись, Ирина, делая выпад корпусом, заорала:

– Ну, началось! Ну, достал уже. Одно и то же!

Накручивая себя:

– Как приезжает, все ему не так. Смени пластинку!

С ядовитой иронией:

– Сам – то, там, небось, отдыхаешь от нас в дороге.

– По долинам и по взгорьям, «Козёл!»

Кривляясь:

– Ротозейничаешь на девочек, а дома жена всё тебе плохая, что по твоей милости с рождения детей, нянчит их без выходных и проходных.

Поднимая вверх указательный палец, потрясая им несколько раз, вспылив:

– Сиди тут при них, дома как раба!

Превращаясь на глазах в настоящую мегеру:

– Нашли себе «рабыню Изауру»!

Она, хмыкая, разворачиваясь, сделала шаг к двери. Виталий её попытался остановить, разворачивая, беря за подбородок, притягивая к себе, в негодование, уточняя:

– Что ты сейчас сказала? Ротозейничаю?

Беря за грудки, тряся как ватную куклу, матерясь.

Дети, сжавшись, обхватывая колени, пытаясь спрятаться в них с головой, сидели в кресле, боясь пикнуть, искоса подсматривая на отца и мать.

Продолжая, весь на нервах, Виталий негодовал:

– Я из рейса в рейс! Как каторжный. Бабки, как могу, зарабатываю. Чтобы не хуже других были!

Дети испугано смотрели на них. Он, не видя ничего, кроме объекта зла в лице жены, продолжал, не сдерживая эмоций.

Хмыкая:

– А, она, вместо того, чтобы детям пожрать, приготовить, виснет на телефоне с нашей Катей…

Ёрничая:

– Родственницу нашла! Нашла с кем трепаться! «Два сапога-пара!»

Сверкая глазами:

– Та ещё сука! Она научит, как жить!.. Как же жди!..

– «Толкушка»! Кроме диет её ничего не волнует, а толку-то, замуж и так никто не берёт. Зло, стреляя глазами, глядя в упор на жену, с издёвкой, – Видеть надо! Тумба! 100х100х100!

Стуча себя по лбу:

– И ты, туда же! Конфетами и чипсами.

Зло:

– У них!..

Указывая кивком головы в сторону прижухших в растерянности детей:

– Себе дешевый авторитет покупаешь.

Отбрасывая ту в сторону.

Ирина падая, круглыми глазами глядя на Виталия, крутит пальцем у виска, тут же вскакивая на ноги, взъерошенная, взмыленная от унижения при детях, с сарказмом, в отместку ёрничая:

– Раз, такой заботливый вот и иди, сам готовь нам обед!

С ненавистью глядя то на Виталия, то на детей, паясничая, – Кушать хотся кое-кому!..

Зло:

– У меня заслуженный выходной!

Приходя в себя, испуганным взглядом ищет поддержки у детей.

Те сидели, как мышки. Тогда она, продолжая, в очередной раз, накручивая ситуацию, стараясь подлить масло в огонь, ехидно бравируя, заорала:

– Я-то не голодная! Сэкономлю на своём обеде, лучше лишний раз, детям конфет куплю.

Доведя себя до бешенства, цинично провоцируя, подметила:

– Детство бывает один раз!

Виталий, доведённый до крайности, резко хватая Ирину за руку, заломив в локте, повел к двери.

Та, сопротивляясь, вертит головой, обдавая его волной растрепанных волос.

Скандал как – то спонтанно перешёл в драку. Дети, вскочив с мест, пытаясь разнять родителей, истерично пустились в рёв.

Виталий, отшвыривая детей от себя, не отдавая себе отчет в своих действиях возбужденно, в ярости закричал:

– А, вы не лезьте в наши, взрослые дела! В ванную – марш! Умываться и зубы чистить! Неряхи в мать!

Толкнув жену в проём двери, поспешил за ней, на ходу зло, бросая детей в сторону:

– Проверю! Отбились тут без меня, как посмотрю от рук. Я с вами – быстро справлюсь, цацкаться не буду!..

Дети, посмотрев растерянно с тревогой в след отцу и матери, будто остолбенели от невиданной ярости отца.

…Воспоминание закончилось, в очередной раз, разбередив душу. Так, что вновь невольно вспомнилось, как же было в тот злополучный вечер…

…Виталий, сидя за рулём, тяжело вздыхая, мельком посмотрел на Аркадия, потом на дорогу.

Навстречу автобусу ехали легковая иномарка, за ней фура. Чтобы не заснуть, пытался разговорить напарника, как бы, между прочим, говоря:

– Всё, последний рейс, уволюсь к чёрту. Устал. Семья рушится на корню. Спишь?

Его монолог нарушил резкий, звонок мобильного телефона.

Отметив, что это жена, внимательно вслушиваясь, предупредительно ответил:

– Ириш, ты спать ложись! Задержусь. На перегоне больше часа простояли, не укладываюсь в график.

Впереди, через лобовое стекло просматривалась дорога и несущаяся фура, что как кажется, появилась из неоткуда, обгоняя иномарку.

Виталий, неловко кладя телефон на переднюю панель, заметил, как тот упал вниз, поглядывая на дорогу, все же попытался его достать. На мгновение отвлекаясь, наклонившись, шаря на ощупь рукой, стал искать телефон.

Как вдруг фура подскочила на кочке. Прозвучал надрывный длинный, сильный сигнал.

От толчков пробудился уже заснувший напарник, и тут же нервно закричал:

– Ведь только то и заснул, как минуту назад.

Пытаясь справиться с рулевым управлением уже со стороны, хватаясь за руль, выруливая в истерике, прогорланил:

– Да, что ж ты так! Ай, вылезай уже! Что тебя туда понесло?

Толкая корпусом, пиная ногой, налегая всем весом на руль, в истерике прокричал:

– Чёрт!.. Чёрт!

Да, идите ты уже, как баба на базаре на мешках! Людей везём, не картошку!

Виталий, резко приподнимая голову, тоже старался справиться с рулевым управлением.

Фура, резко съезжая в сторону, задела автобус, перед глазами промелькнула иномарка, ослепляя автобус ярким светом фар.

Аркадий был ослеплен, машинально закрывая глаза тыльной стороной ладони, бросил руль.

Ослепляющая вспышка, показалось, была тем светом в туннели, ведущим в бездну. Слышно, как сотрясая иномарку и автобус, в сторону летело колотое стекло. Его лязг оглушил. Иномарку откинуло в бок. Вспышка, взрыв, зарево и копоть. Превратили всё и вся в «ищадье ада».

…Этот «ад» постигали многие…

…Эмма, свернувшись калачиком на диване, лежала в траурной одежде.

Она уже несколько дней не переодевалась, нося на себе непосильную скорбь. Рядом с ней сидел отец, в руках которого стакан с водой и снотворное. Он уговаривал:

– Выпей, поспи немного!

– Столько ночей без сна. Еще один день прошёл.

Глядя на неё с любовью, вздыхая:

– Если б, знать…

Качая головой, вытирая набежавшую слезу:

– Если б, знать?! Никогда бы, не поехал той «проклятой» дорогой.

Горько плача, поспешно вытер слезы свободной рукой.

Эмма, чтобы успокоить как-то своего отца развернувшись, привставая на локте, взяв стакан в руки, заглотнула таблетку, запивая. Отец, немного успокоившись, по-старчески пробормотал:

– Ну, вот и молодец! Поспи! Ляг!

Заботливо укладывая.

Эмма, хлопнув его по руке поддерживая, таким образом, и его, умоляюще попросила:

– Иди сам, ложись, измучился со мной. Иди, посиди с мамой, ей тоже досталось.

Глядя на неё вымученным взглядом, хлопая по плечу, тот, встав, нехотя направился к двери, не оглядываясь, молча, едва передвигая ватные ноги, вышел.

Эмма смотрела на дверь, не мигая. Перед глазами выросла неожиданная вспышка. Картинка того дня суда…

…Длинный, серый, мрачный коридор. В начале коридора появилась она, Эмма…

Она, ничего не видящим взглядом осматривается, неуверенно идёт по коридору. Посередине коридора, около окна стоят три человека – мужчина и женщина с девушкой. Женщина, мать Виталия, обнимает девушку, его сестру, которая громко рыдает. Мужчина, её муж.

Он оглядывается по сторонам, видя, что нет посторонних глаз, обнимает и жену, и тёщу, приближая к груди.

Мимо них по коридору идёт Ирина с детьми, обращается с ними далеко неделикатно, явно не может себя взять в руки, дергая за руку девочку, зло шипит:

– Дай Бог! Чтобы отца пожалели, потом быть может, оправдали. – Молитесь!

С ненавистью сверкая глазами в сторону стоящих у окна родственников, дергает руку дочери, та всхлипывает.

Сын, отстраняясь на шаг назад, боясь, что и на него мать сорвёт злость, плетётся, тяжело вздыхая, хлопая глазёнками на людей у окна, те сострадательно провожают их взглядами.

Громко, чтобы её слышали стоящие люди у окна, Ирина рявкает на детей:

– Знайте, я с вами нянчится, не буду.

– Мигом отдам в детдом!

Вновь с той же злостью косясь в сторону окна:

– Или к бабке с тёткой!

Дочь пытается освободить руку, громко плачет. Та осаживает дочь:

– Молчи! Думаешь, мне сейчас хорошо?!

Они нос носом сталкиваются с Эммой, которая, кажется, появилась из неоткуда.

Ирина глядя с ненавистью, дергает за руку дочь, та пытается отстать, глядя на брата, но тот пугается злых глаз матери, бочком подходит к сестре, беря ту крепко за руку, у матери взгляд становится теплее и спокойнее.

Ирина с силой их тянет за руку, спеша идёт прямо по коридору.

Эмма, замедляя шаг, провожает их тяжелым взглядом.

У окна узнают в ней мать погибших детей.

Мать Виталия, отстраняется от дочери и зятя, подбегает, хватая Эмму за руку, падает перед ней на колени, рыдает, целуя ей руку.

Эмма сконфужена. Для нее это неожиданная встреча. Она поспешно вырывает свою руку из руки матери Виталия.

Та горько плачет, с мольбой в голосе просит:

– Простите его, умоляю! Простите!

Эмма, наконец, выдернув руку, отворачивается.

Молча, не сказав ни слова, отходит, спеша уйти вглубь коридора.

Зять обнимает напуганную жену, они провожают Эмму тревожными взглядами. Мать падает на пол, убиваясь, рыдает.

К ней подбегают дочь и зять, приподнимают, ведя под руки по коридору в противоположную сторону, мать периодически оглядывается назад, в след Эмме.

…Вспоминая это, Эмма содрогнулась…

 


Глава 8. Раздумья

Свет в комнате был приглушён. Сидящий за столом Олег, усердно работал на компьютере, внимательно вглядываясь в строку, теребя рукой волосы. Ставя руку локтем на стол, держа у губ кулак, прикусывая, стараясь понять, переосмыслить набранную строку, кажется, что не был доволен собой.

Резко поспешил стереть набранный текст на мониторе. Откидываясь назад, развернулся в сторону, задумываясь, вновь теребя, волосы, взъерошивая их своими длинными пальцами протягивая от корней по всей длине. Это ему всегда помогало сосредоточиться. Кажется, сработало. Повернувшись назад, мгновенно набирал…

На мониторе появилось крупным шрифтом слово «ТУПИК», тяжело выдыхая, встал, устало направившись к дивану, сел откинувшись на спинку. Вывел из аморфного состояния мобильный звонок.

Олег посмотрел на монитор – «ГАЛЯ». Он резко сбросил, усаживаясь как можно удобнее, сжимая губы, глубоко задумываясь, в который раз погружаясь в недавнее прошлое, вдруг лицо стало напуганным, страх коснулся глаз. ВСПЫШКА…

…Перед глазами выстроилась из кубиков прошлого – картинка…

…Военные действия в Чечне, начало 2003-х…

Он, Олег Кривонос, российский солдат и неожиданная встреча с девушкой снайпером, что в очередной раз пришла за провизией в дом чеченца Абдусалама. Тот тайком выхаживал его после ранения.

Там она случайно узнает об Олеге. Припертый к стенке чеченец в отчаяние говорит, что того надо бы отправить за линию фронта в санчасть. Он же человек!

Осмотрев тяжелую рану, Никита, а именно так звали девушку, это очень хорошо понимает, как бывшая медсестра по образованию. Та не понимая, что на нее нашло, начинает помогать, снабжая медикаментами. Между ними начинаются романтические отношения. Понимая, что Олегу необходима госпитализация, «Никита» подбрасывает записку командиру мото – стрелкового подразделения, наводя на то место, где сейчас Олег Кривонос. Того давно ищут, но пока безрезультатно. Найдя, его госпитализируют. Никита, идя на риск, тайком наведается к нему. Они становятся близкими друг другу. Над ними подшучивают друзья Олега по палате и лечащий врач. Олега выписывают, тот едет в часть, что недалеко от деревушки, где выхаживал его, Абдусалам. Никита по-прежнему тайком ходит туда, там у них происходят тайные встречи, и это после очередных боевых вылазок: друг против друга.

Через некоторое время, она понимает, что беременная, они тайком женятся в сельсовете, в этом им помогает Абдусалам, он старший в деревне. В части Олег говорит, что женился на деревенской девушке, дальней племяннице Абдусалама. У того действительно была внучатая племянница, которая погибла в России и это боль семьи, ведь та не смогла из-за военных действий стать счастливой женщиной, безнадежно была влюблена в российского солдата… Абдусалама пересказал им, Никите и Олегу о той тайной любви и трагедии произошедшей в метрополитене…

…Средства слежения обнаружили объект, что говорил о терроризме, прильнув к экрану монитора, один из оперативников, Сергей Дудаков, узнал в террористке свою некогда девушку, Жанну Шевчук, жительницу Грозного, вызвал спец. подразделение. Он не верил в то, что видел. Он вспомнил ту их встречу…

…2002 г. Он в войсках Федеральных Войск. Во время увольнения в город, Сергей в кафе познакомился с девушкой. Мимолетные встречи, влюбленность. Девушка рассказала о себе, впервые доверяя парню…

…В 1992 г. семья Шевчук жила в Грозном, в перестрелке погиб отец, директор ср. школы.

Мать, Асет Шевчук, увезла 6 летнюю Жанну на Украину, на Родину мужа.

В 1999 г. Брат, 18 летний Ахмед, поехал мстить за отца. В перестрелке он не смог выстрелить в своего друга, соседа по школьной парте, его взяли в плен, посадив в яму, держали рабом. Клан матери, бичевал ту, в частых телефонных разговорах говоря, что её сын опозорил род. Приказывая, вызвали мать и Жанну в Чечню, но поехала только она 13 летняя Жанна.

Она жила в родне матери, приняв мусульманство. Там её использовали в качестве снайпера.

Таким образом, она отрабатывала выкуп за брата, который уже терял облик человека.

В 2002 г. в провокационной вылазке боевиков, произошла встреча Жанны с Сергеем Дудаковым.

Он в шоке, так как увидел во враге – снайпере свою девушку, Жанну.

Она должна сделать выстрел в него, а он в неё. Этого выстрела не произошло. Они стояли, как вкопанные, как вдруг совсем рядом разрыв фугаса, накрывшая с головой разрывная волна, каждый отбежал к своим. В последующем каждый жил своим. Та взрывная волна навсегда разорвало их отношения.

…И вот неожиданная встреча…

О готовившемся теракте, было известно службам безопасности, все были начеку и вдруг, она появилась на мониторе в диспетчерской подземной милиции.

Дежурный, Сергей, тут же доложил службе безопасности, что видит объект, просит разрешения попробовать поговорить с «девушкой – смертницей», кажется она знакомая из его прошлого.

Та стояла на перроне, отделившись от массы пассажиров, на ней «пояс шахида». Она отрешенно смотрела вдаль, за колоннами стоял спецназ и группа захвата подземной милиции. Девушка ждала приближающуюся электричку, была от всего отрешена, словно окаменела.

Она, Жанна глядя вдаль была в немом ожидание. Оперативная группа знаками показывала пассажирам, чтобы те не привлекая внимание, уходили с перрона.

«Девушка – смертница» стояла, четко ждала прибытия электрички.

Руководитель спецназ и ФСБ, руководство города, решали, что Сергей должен выйти на ту девушку, чтобы тот попытался предотвратить взрыв в метрополитене. Спасти жизни людей.

Сергей поспешил выйти на нее. Заметив его приближение, у девушки сработала память, она вспомнила, как они встретились, тогда в недавнем прошлом на войне, в Чечне в 2002 г. Она считала, что тот о ней забыл…

…Толпу с перрона уводила спецслужба и милиция. Он шёл к ней. Она, видя его, плакала, вспоминая, кажется перед глазами прошла вся жизнь.

Издалека стала рассказывать, как жила. Прослушка спецслужб со стороны тоже слышала, не вправе проявить сочувствие, она – «зло» для всего города. История показалась, была не из простых…

…После отъезда Сергея из Чечни, её трамбовали, так как нашлись свидетели того, что она не сделала выстрел, пугали, что брата превратят «в овощ». Она сломалась, так как считала, что во всех бедах брата – виновата, прежде всего, она, как сестра. На ее глазах брат покончил с жизнью. Она ходила, как сумасшедшая. И вот она, Жанна отправлена с группой террористов на Большую Землю. Она здесь…

У Жанны на губах появилась умиротворенная улыбка. Сергей, подойдя к ней, разговаривая, признался в любви, вслух читал ее любимые стихи, ей через наушники передали приказ-установку: «ВЗОРВАТЬСЯ!»

Она глазами показала на пояс шахида. Он кивнул, в знак того, что понял, кивком показывая на просвет в туннели, сделал шаг вперед. Она пошла за ним, выходя из метрополитена. Оказавшись на поле, обнявшись, взорвались.

Город был спасен.

Эта история потрясла «Никиту» и Олега. Чеченец их благословил.

Говоря, что: «Войны несут одни беды, а тем более, когда идет брат на брата, сея смуту, боль, разруху, хаос. Это выгодно только тем, кто идет воевать за деньги, ставя их превыше человеческих жизней. Констатируя, что Боги на небесах, и никто не имеет права отбирать жизнь себе подобного…»

…Олегу тогда сразу же дали отпуск, они сыграли свадьбу на Украине, так как «Никита» украинка и ее настоящее имя Нина Бойко. После отпуска, Олег поехал обратно в Чечню. Там для всех пропал без вести. Никто ничего не мог сказать: где, что с ним… Дома его оплакивали отец и мать. На Украине молодая жена, которая родила от известия "без вести пропал", преждевременно, на 6,5 месяце. Ребенок лежал в "инкубаторе" за его жизнь боролись все, а особенно главный врач областной больницы, Терещенко, светила гинекологии.

Он проникся вниманием к Нине и её ребенку особенными чувствами. Девочку Ирину, дочь Нины, считал своей дочерью – «крестницей», так как выходил, дал вторую жизнь.

В дальнейшем во многом тот помогал Нине в трудное время. Несколько раз, предлагая руку и сердце, но та категорически отказывалась, говоря, что ждёт Олега, так как похоронки на него не получала. Настырно говоря, что и дочь, тоже ждёт отца.

Об Олеге не было никаких сведений, даже искали через все инстанции. Нине сказали, что его, по всей видимости, нет в живых. Мать Олега писала в письмах, что она смирилась и уже мысленно похоронила сына…

…Прошли целых 5 лет…

Нина в который раз приехала в гости к свекрови в Подмосковье.

Они вместе оплакали Олега, сходили в церковь, ставя свечку за упокой.

Нина была в хороших отношениях со свекровью, та дала ей деньги, отправляя отдохнуть в пансионат на море, считая, что Ирина, внучка, уж очень слабенькая девочка. Нина с дочерью, не раздумывая, поехали, чтобы уйти от тревог и волнений, от проблем, а их было, как у матери одиночки с головой.

Уже на обратном пути, в поезде, ей с 5 летней дочерью досталась верхняя полка. Проводница попросила двух мужчин из соседнего купе, что ехали из командировки, поменяться местами с женщиной и ребенком. Мужчины вошли к ним в купе, чтобы посмотреть, кому они будут уступать место.

Нина Бойко замерла на месте, впиваясь взглядом, на нее смотрел один из мужчин, он, Олег Кривонос. Наконец, не узнал в ней Никиту.

Они вышли в коридор, чтобы поговорить. Олег хотел объясниться, считая, что поступил не совсем честно тогда, в те дни.

Он ей открыл тайну, что его в тех военных действиях спасла девушка, Галина.

Та позже там же была тяжело ранена, получив сквозное ранение в легкие.

Он на ней, сознавая, что в долгу перед той, женился. Что сейчас живёт с тещей и женой. Живёт вроде бы неплохо.

Никита ничего не сказала о дочери, считая, что уже нет смысла. В поездке у них завязался классический дорожный роман. В порыве страсти, рассказывал, что всё же пытался ее найти, когда уже позже став журналистом, напросился спецкором по одному делу в Чечню…

Олег, как журналист попал в послевоенный город. В день приезда ему рассказали о гибели Дмитрия Меркушева, которого, как спецкор должен был сменить, тот взорвался в машине.

Местный комендант, заявил, что тот погиб «от несчастного случая» при крайне сомнительных обстоятельствах.

Он, Олег, начал журналистское расследование того, что ему представлялось убийством. Параллельно с ним вела расследование и оперативная группа военной прокуратуры.

На – лицо все факты, что погибший был преступником, работал с чеченскими группами.

Тем временем немногочисленные очевидцы, свидетели преступления исчезали или погибали, стоило ему переговорить с ними и узнать о том, что в деле был, еще кто-то…

Таким образом, происходило раскрытие группы, они сами себя по – одиночке, боясь открытия их имен, уничтожали.

Их массовые вылазки, террористического характера, были хаотичны. Нападали на мирное население, провоцируя столкновение с армией.

Убийства снайперами были средь бела дня. В этот момент его сердце дрогнуло, ведь среди них могла быть и Никита. Но уже по имеющим данным он знал, что она была год как убита.

В конце – концов, группа была уничтожена. Последние два человека группы задержаны. Один ставя на кон – жизнь против другого, цеплялся за свою жизнь.

В итоге тех двоих столкнули лбами, на допросе присутствовал Олег, как вдруг вошел ст. следователь военной прокуратуры, раскрывая все карты и мотивы, говоря, что это было не запланированное убийство, случайная «мина – ловушка», которых в городах на сегодня еще много. На руках карта минирования города. Таким образом, группа сама себя и уничтожила. Это была его первая и последняя статья о Чечне, туда возвращаться ему уже было не зачем, там осталась любовь, ему не хотелось ворошить в последующем то время, поэтому он ее, Никиту больше не искал. Он был уверен, что после отъезда, отсутствия от него вестей, та уехала в Чечню, искать его…

…Также признался, что его мать и отец не знают о нем до сих пор ничего, вот только собирался, познакомить с женой. Ирина смотрела на него изумленными глазами…

…Поезд на въезде в пригород Москвы, он пообещал приехать к Никите, как только появится свободное время.

Безразлично относясь к дочери той, во все глаза глядя только на мать.

Уже прощаясь, трепля Ирину за щеку, в необъяснимом порыве оставил ей игрушку, свой талисман.

На перроне его встречала Галина, молодая улыбающаяся женщина. Олег поспешно вышел к ней, не оглядываясь на Никиту и её дочь, что в ожидание буквально прилипли к окну.

Олег с Галиной спешили к выходу с перрона, пробираясь сквозь толпу, пройдя лишь несколько метров, он, как бы случайно всё же оглянулся на тронувшийся поезд. «Никита» и Ирина до сих пор стояли у окна.

Он украдкой помахал им рукой, незаметно для Гали, посылая воздушный поцелуй. Но та не видела всего этого, была занята поиском такси. Он по-прежнему смотрел вдаль, напрягая зрение. Наверно и она, Никита поняла, что это конец: любви, надежде, вере.

Не выдержав душевных мук, та пыталась открыть окно, чтобы крикнуть, но окно не открывалось, заплакала, дочь глядя на мать, ничего не понимала, одергивая ту за руку.

Никита в окне горько плакала, и лишь в этот момент Олег понял, что простился с любовью и дочерью.

… По всей видимости, это было расплатой за предательство, не желание – найти, так как с Галиной не познал радость отцовства. Видимо это лишний раз и подтолкнуло стать ближе к Галине…

…По рассказам той и она пережила до него свою историю любви, живя в Чечне…

Был канун Нового Года. Гера, мальчик, шести лет, стоя у окна с игрушкой в руках ждал её Галину, та просто была обязана к нему прийти. Она уже, который год приходила к нему в детдом, помогала всем, чем могла. Ведь она стольким детям на тот период заменяла «Маму». А этому она просто была обязана помогать, дала обещание его отцу.

В это время она, Галина, тоже стоя у окна, смотрела вдаль. Вспоминала, как 6 лет назад, она выпускница одной из местных школ, была полна надежд, верила, что будущее будет непременно счастливым. Она поступила в Гуманитарный Университет, на радостях зашла в кафе, чтобы снять напряжение и как всегда по телефону отчитаться перед своей приёмной матерью, Элеонорой Никитичной Туевой, директором детдома.

Она не заметила, как к ней за столик подсел молодой мужчина, Николай Галкин, и как они познакомились, засидевшись за разговорами, и были вынуждены возвращаться домой пешком тёмными улицами. Проводив Галину до общежития, прощаясь, Николай пообещал вернуться. Назначив свидание.

Галина ждала того, стоя на лоджии, выглядывая в темноту. Он и она спешили друг к другу по пожарной лестнице, позже оказалось, что тот был спасателем МЧС – лестницы это его стихия. Новые чувства их сближали.

Он был женат и одним из дней, вместе с семьей в канун Нового Года попал в автоаварию, кто-то поставил мину, в то время это было очевидным и вероятным. Шло противостояние, брат шёл на брата.

Спасая других, Николай не смог спасти жену, Полину, только сына, Геру, 2 лет. Получив ожоги, Николай умер в больнице, оставив письмо на имя Галины, в котором попросил ту, взять к себе Геру. Он знал, что девушка от него беременная и не откажется от мальчика, не оставит на произвол судьбы. Узнав о гибели Николая, Галина потеряла плод, преждевременные роды.

Но прошло время, Галина захотела усыновить Геру, но ей его не отдавали, так как она одиночка, да и жильё – комната в общежитии. Тот попал в детдом, именно в тот, где воспитывалась и она, к ее приемной матери. У родителей Геры не было собственного жилья, взять, же мать Полины его не захотела, так как устраивала свою личную жизнь, считая, что 45 лет дает ей право начать жизнь заново. Мать Николая, узнав о трагедии, умерла. Её квартира перешла старшему сыну, но и тот с женой наотрез отказались взять малыша на воспитание, ссылаясь на своих двоих детей, близнецов, над которыми те тряслись, лелея, и холя, ни в чем им не отказывая. Квартира им практически была не нужна, те были обеспеченны, сдали в аренду до совершеннолетия их детей.

Галя часто навещала Геру. Директор детдома, её мать отговаривала брать на себя ответственность, по заботе о ребенке, говоря, что поиграет в «дочки-матери», потом выйдет замуж и забудет о нём. А мальчишка останется с душевной раной на всю жизнь.

Она, тогда, совсем молоденькая девушка старалась забыться, начать свою самостоятельную жизнь. Работая методистом в детском саду, наблюдая за детьми, вспоминала Геру, днями и ночами находилась в муках и терзаниях. Бегала в детдом и украдкой наблюдала за малышом. Принося тому гостинцы, тот чувствовал, что их передает Галину и ждал ту постоянно, простаивая допоздна у окна.

Галина познакомилась с таксистом, Виктором, тот постоянно по вызову подвозил к детдому, он тоже проникся её чаяниями. Подготавливал подарки мальчику и от себя. Галина и Виктор сблизились, тот сделал ей предложение. Она вышла за него замуж, но с условием, что они усыновят Геру. Тот принял её условие. Они подготовили документы на усыновление.

Канун Нового Года. Виктор с подарками вбежал в комнату Галины, говоря, что все в порядке, документы на руках и на усыновление и на квартиру, что надо ехать за Герой.

Гера стоял у окна, рассказывая директору детдома, что к нему приедут папа и мама и заберут его из детдома, ему об этом во сне Ангелы в облике – отца и матери сказали. Та стояла ошарашенная, не зная, как воспринимать, ведь сейчас должны подъехать Галина и Виктор. Те вошли. Гера тут же побежал к ним с криком: Мама, папа, я вас так долго ждал!

Новый год. Гера, подойдя к заснеженному окну, помахал рукой, глядя вдаль, там образ отца и матери, тихо, прошептав, – Я вас люблю! К нему подошли Виктор и Галина, обнимали, целуя мальчика, образ родителей за окном исчезал буквально на глазах, оставляя отражение Галины и Виктора, они ему тихо шепнули: Мы тебя, тоже любим, сынок!.. Он улыбнулся, они тоже. Все были как никогда счастливы.

На следующий день, они с детскими игрушками и конфетами, что приготовил Гера, стояли на кладбище родителей. Галина и Гера уже возвращались. Виктор, стоя перед обелиском, дал клятву в том, что будет Гере – хорошем отцом. Тот через пару минут догнал Галину и Геру, сияя, вытер слезы. Все трое, сели в машину, с легким сердцем поехали на НОВОГОДНЮЮ ЁЛКУ, что была в центре города. И там произошёл взрыв. Виктор, и Гера погибли.

Её вытащила из всего этого приемная мать, Элеонора Никитична Туева. В этом ей стоило, как никому отдать должное. Настоящая «Железная Леди»…

…Она, Элеонора Никитична Туева, когда проживала на Украине, была мэром одного областного города, ей тогда было около 40. Она прекрасно вписалась в то новое время перемен…

…Молодая, активная, целеустремлённая, с неотъемлемым желанием – созидать ни жизнь, а сказку.

Она на тот час была частой героиней в светской хронике. О ней говорили, говорили и говорили… Она везде «суперстар», успешная леди.

Говорили о ней, говорила и она – громко при этом держалась уверенно, решительно, казалось, она говорила за двоих, недавно, в клинике, на УЗИ, ей показали ее будущего малыша. Это придало уверенности, что она делает шаги вперёд в том направлении в лучшую жизнь. Она с головой была погружена в работу, боясь, что она что-то не доделает, не успеет перед родами. Она была счастлива, одаривала себя роскошью, балуя себя за столь смелый шаг в своей жизни: вот так, взять и после успешной, головокружительной карьеры мэра, подарить себе сына.

Кажется, что она уже наигралась в «игрушки» такие, как машины – «Бентли Континенталь GT», «Порш Кайен». Она не носила бижутерию, любила дорогие вещи, носила исключительно NINA RICCI, CHANEL, ECCFDA.

Её кредо в жизни – не носить дешевых вещей, не давать дешёвых обещаний и не участвовать в дешевых действиях. Слабостью были – обувь и сумки из коллекций известных дизайнеров. Каждая поездка за рубеж, это новая партия – обуви, 10–12 пар и нескольких сумок HERMES. Она и с юности была требовательна к вещам – джинсы, шубки, дублёнки, всё это она имела, была требовательна к покупкам родителей, они изъездили пол Европы, отец был военным, зачастую начальником гарнизона. Так что была разборчива, даже капризна. Она всего достигла, только путь к этому был не всегда быстрый и лёгкий, не давала расслабиться и своим любящим родителям.

…Мать в свое время была заведующая библиотекой в военном городке. Такая вся – яркая брюнетка, всегда стильно и модно одетая, любимица военнослужащих и на редкость хорошая подруга женщин, что на тот час были рядом с ней. Своим шармом завоевала авторитет среди коллег. С ней считались, как начитанная женщина, умело делала подборки необходимой литературы, а главное, давала советы, как стилист. Она с большим вкусом, чувствовала моду, как говорят, буквально шла с ней в ногу или же зачастую на шаг вперёд. В перерывах она носилась по магазинам, чтобы приобрести «нечто» своей любимой дочке, что заканчивала педагогический нститут. В неё был влюблен доцент того же Института Александр Белов. Мать Элеоноры, просто, боготворила того, и хотела бы для дочери этой партии. Самой же дочери он был малоинтересен, хотя и не отклоняла его ухаживания. По окончании института они расстались.

Ее подруга, Инна Белецкая, ей, на выпускном вечере призналась, что от него беременна. Анна это восприняла с лёгкой иронией, сказав той, что всё к лучшему. Тем более, она давно заметила охи-вздохи своей подруги в его сторону. Она была свидетельницей на их свадьбе, так как Александр Белов, умолял ту, остаться – друзьями. Мать Элеоноры была расстроена, ведь из рук ускользнул – такой завидный жених. Наведя связи с бывшим одноклассником из городской администрации, она устроила дочь в плановый отдел. Та быстро вошла в ритм новой, взрослой жизни. И в работе и в личной жизни отличалась жестким, требовательным характером. В шутку саму себя называла – карьеристкой, мол, скромная нахалка, так как смело отстаивала своё мнение и права на инициативу и слово. В ней выработался бойцовский характер, что её из всех выделяло, как лидера.

Ее поставили Заместитель мэра по экономике. С годами наработались новые качества – жадность, жестокость, жажда наживы. Стала прагматиком, меркантильной и эгоистичной. В её гардеробе было изобилие нарядов. Как никто та была влюблена в бриллианты, обожала отдых за границей, времяпровождение в элитных салонах красоты. Она понимала, что теперь другая – преуспевающая молодая женщина. Как-то на юбилее Белова, она сблизилась с губернатором Михаилом Николаевым, он был немногим старше. Вскоре тот в неё по уши влюбился.

Они тайно встречались, так как у того семья, дочь школьница. Но это не мешало им быть наедине счастливыми.

Однажды, Михаил узнал о беременности Элеоноры, отчего, он безумно был счастлив. Пообещал, что они поженятся, как только пройдут выборы.

Шла предвыборная кампания. Деловые командировки, разлучали влюблённых. В одной из командировок, он и его жена погибли в автокатастрофе – водитель не справился с рулевым управлением.

Когда ей, Элеоноре сказали, что губернатор погиб, у неё произошёл выкидыш. В газетах стали писать, что у губернатора осталась малолетняя дочь, та в тот черный для семьи день, была дома со своей няней. В городе масса желающих её удочерить.

Элеонора оформила опекунство над его дочерью, Галей, на тот час ей было 14 лет.

Тогда совсем молодая женщина вгрызалась зубами в жизнь, сознавая, что теперь у неё ответственность за двоих. Девиз: бороться и давать сдачи, именно этому учил с детства отец, военный. Теперь она учила этому Галю – защищаться, выходить из замкнутого круга, страха, одиночества. Мужское плечо было потеряно, хотя она, Элеонора и так всегда прокладывала себе путь по карьерной лестнице, как никто – сама.

У неё в друзьях было много богатых и влиятельных друзей. Но она отстаивала свою независимость и самодостаточность. Кто кому помогал, еще вопрос.

И вот выборы мэра. Элеонора, вновь кандидат. В городе её уважали и ценили за ту же деловую хватку. Она с легкостью выиграла выборы. Решаясь только после всего этого, дать себе и Галине отдых. Девочка столько пережила…

…На отдыхе в Крыму, Элеонора познакомилась с молодым олигархом, Аланом Куловым, банкиром из Чечни. Раньше же тот познакомился с Галиной на пляже, она с интересом наблюдала за матерью, как та плавала. Алан, перехватив взгляд девочки, спросил, – Это твоя сестра? Та отрицательно покачала головой, с гордостью сказав, – Мама!..

Когда, та подошла к ним, Алан, отрекомендовавшись, с восхищением сказал, – Вы, такая красивая и молодая мама! Посмотрев на Галю, девочка кинулась в объятия, и впервые назвала – мамой. И та, и другая были счастливы.

Потом было недолгое ухаживание. Свадьба.

Элеонора ждала сына, была как никогда счастлива. Перегруз на работе, дал негативные последствия. Её увезли на машине в клинику. Преждевременные роды. Страх потерять сына. Долгие роды. В коридоре переживали в ожидании Алан и Галя. Ребенка не смогли спасти. Алан забрал Элеонору с Галей в Чечню, попав не в то время, тогда и там шла эпоха новых перемен, где и потеряла мужа.

Потеряв все, она устроилась директором в детский дом, где с ней была и Галя…

…Галина тоже хлебнула, неожиданно для себя подытожил свои мысли Олег, наперед прощая все ей.

Наверно то время было специально такое с вкраплением счастья, чтобы через очередную потерю узнать ту ценность, как жизнь, сохранить в себе надежду мечтать, любить, проявлять терпение. По-взрослому шла чистка душ.

Сколько же ошибок человек делает, как вообще возможно кого-то судить.

Кажется, он, Олег в поиске правды переворошил не только свою жизнь, но и всех кто проходил в уголовном деле Виталия Говорухина, коснувшись и тех, кто был с ним. Наверно это было из серии: «Начни с себя!..»

Однако не глядя ни на что, надо продолжать искать факты, что скажут о виновности или же невиновности Виталия Говорухина.

Олег сидел на диване, откинувшись на спинку, пальцы, прижимая к губам, выходя из воспоминаний, вслух поражаясь, – Зачем я на ней женился?

Ужасаясь, не понимая своего поступка, – Мало того прожил годы. Стукнув себя по лбу, – Жалость не любовь. Терпимость. А она иногда больше – чем любовь. Но видно, что и «терпец урвался», как кто-то, где-то сказал.

Падая от усталости, обессилив от пережитых воспоминаний, неожиданно для себя уснул.

Балконная дверь резко захлопнулась, ветер затянувший занавеску, тормошил ее за стеклом. Сон более чем тревожен…

…За окном смерч, столбы пыли. Монитор гаснет. Здание начинает шататься. Сыпется пыль с потолка. Перекрытия рушатся. Дым, сквозь клубы пыли ничего не видно.

Город в сером смоге. Сильный ветер, смерч, несёт по улице клубы пыли. Прохожие из семи человек, три женщины и трое мужчин, один из них с ребенком на руках, пригибаясь, в совершенной панике бегут по тротуару, с испугом и ужасом оглядываясь назад.

Дом, один за другим, падает на глазах, как труха, словно спичечный коробок.

Бегущая толпа людей в ужасе бежит по проезжей части, многие полураздеты, те, кому удалось спастись в этой стихии…

…Летают коробки, урны из-под мусора, разбитые витрины магазинов, перевернутые столики у кафе. Улица превращается на глазах в живой комок пыли, тел и безликих лиц в ужасе перед действительностью.

Образовывается пробка на проезжей части. В центре улицы перед скоплением людей, взрываются две столкнувшиеся машины, люди отпрянув, разбегаются в разные стороны…

…Олег сквозь сон ощущал каждой клеткой своего тело.

…В это же время и Виталий, находясь в камере, лежал в полудрёме, заложив руки под голову, смотрел в одну точку. Нагнетала тревога, от усталости он был не в силах сопротивляться страху, постепенно засыпал. Мозг тревожил сон…

…За дверью слышен шум, движение, мат бегущих сокамерников.

Виталий колотит в дверь. На мгновение он застывает, оборачивается, поднимает руки вверх:

– О, Боже! Что там происходит?

Рядом с ним появляются ангелы в облике Аллочки и Артура…

Он громко с надрывом, нервно, кричит:

– Кто-нибудь! Выпустите!

Слышно, как лязгает в замке ключ, дверь приоткрывается, «ангелы» исчезают.

Он поворачивается, рывком открывает дверь на себя, исчезает за нею. Дверь, поскрипывая, наполовину закрывается…

Гул сирены. Лампочки от сотрясения здания лопаются. Гаснет свет. Слышны удаляющие шаги бегущего Виталия. Полная темнота. Сотрясающий сильный грохот.

Через некоторое время он оказывается на руинах здания тюрьмы. Оставшаяся часть стены вся в клубах пыли. Рядом лежат тела присыпанные порохом пыли.

Виталий испуганно смотрит по сторонам. Бежит к близлежащему человеку, который, как показалось, чуть-чуть пошевелился.

Это никто-то, а начальник тюрьмы. Виталий смотрит пульс, тот лежит с открытой черепной раной, изо рта идёт пена, с напряжением вглядывается, что-то хочет сказать…

Виталий, наклонившись над ним, осторожно держит его голову в руках, тот шепчет:

– Прости, Говорухин! Беги отсюда!

Голова начальника тюрьмы откидывается влево, глаза, смотрят прямо – холодным, стеклянным взглядом. Он мертв.

Виталий смотрит с немой болью, кладет тело осторожно на руины.

Хватается за голову, бежит прочь от зловещего места в открытое пространство, оглядываясь на руины тюрьмы…

…Олег ворочается лежа на диване, накрывшись подушкой, спит, ему не дает покоя сон…

…Вновь волнующая картинка…

Утро, вошедшее со смогом. Солнце еле видно. Кругом одни руины. Бегущий Виталий спотыкаясь, падает, осматривается, находит трещину, оттуда доносится стон.

Он разгребает руками, зло, нервно, появляется просвет в щели.

Затемнение, шорох, появляется рука человека, она в крови, тело под завалами обломков здания и груды мусора. Кругом клубы пыли.

Виталий судорожно продолжает разгребать завал, под которым лежит серого цвета от пыли человек, Олег.

Виталий достает его оттуда перепуганного и полуживого, лицо все в пыли, полусидя уже, Олег отряхивается, испуганно спрашивает, не понимая:

– Как я здесь очутился?

Виталий спокойно:

– По иронии судьбы!

Олег смотрит на окружающее с ужасом и недоумением, вопросительно с испугом:

– Мы, что на том свете? Ты ангел?

Виталий, пожимая плечами, нагибается, пытается поднять Олега, отряхивая от пыли. Неловко вместе падают на землю, Виталий смотрит тяжелым, усталым взглядом на все окружающее. Олег глядит, боясь действительности, пристально с напряженностью ловит ответ, тяжело вздыхая:

– Серый Ангел!

Олег испуганно моргая:

– Мы на другой планете?

Виталий с комком в горле:

– Немного ближе. На грешной земле.

Олег рассматривает себя и все вокруг, все больше пугаясь, не понимая:

– Мы воскресли?

Виталий заверяя:

– Вроде того. Я точно!

Бьет по плечу Олега, отряхивая его от пыли. Олег, бегло с какой-то детской надеждой на чудо, вновь оглядывает все вокруг, впиваясь взглядом:

– А ты, все-таки кто?

Виталий, безразлично: «Зек».

Показывает рукой назад, на место, откуда видна груда развалин, над которой клубы пыли. Олег сконфужен. Виталий успокаивая:

– Не бойся! Руки у меня чистые!

Виталий и Олег поднимаются.

Олег опирается на Виталия. Они стоят, молча, оглядываются по сторонам, разглядывают руины. Олег, не совсем понимая, что же произошло, спрашивает на ходу у спешащего уйти с этого места Виталия, спеша догнать, с тревогой:

– За что осужден?

Виталий, устремляя взгляд вдаль, не останавливаясь, все также безразлично:

– За убийство.

– Но я не виновен, так как не помню, что убил.

Он кладёт руку на сердце, вздыхает:

– Оно мне подсказывает, что я не виновен.

Виталий смотрит вдаль уверенно, Олег с напряжением вглядывается в его лицо, они молча, идут по развалинам города. Олег останавливается, вслух констатирует:

– Я тебе верю!..

– Человек, что спасает другого человека в аду, просто не может быть убийцей.

Виталий кричит:

– Я НЕ УБИЙЦА!..

… Кажется, что сон тревожил не только Олега, но и Виталия.

Его привёл в действительность скрип двери. Сокамерник ворочаясь, кашлял. Виталий в ужасе на секунду посмотрел наверх, но там не было никого, кто мог бы ему что-то сказать, от бесполезности резко отвернулся, накрывая подушкой голову.

Надсадистый кашель не давал уснуть.

…Олег спал, ворочаясь под подушкой…

Его испугал отчетливый крик:

– Я НЕ УБИЙЦА!..

Олег проснувшись, откинул подушку в сторону, сев на диван, стал, озираясь смотреть по сторонам, ничего не понимая.

Вслух убеждая, самого себя произнёс: – Он меня спас! Он не убийца!

С этими мыслями стал собираться по своим делам, мельтеша по комнате…

…Подойдя к компьютеру, увидел, что на включенном мониторе написано «ТУПИК». Поспешил набрать: «ТУПИКА не бывает». Хмыкнув, тут же стёр предложение, без промедления выбегая…

 

Глава 9. Поиск фактов

…День был в разгаре. Олег уже сидел за рулем, оглядываясь по сторонам, просматривал трассу, возбужденно разговаривая по мобильнику:

– Шеф! Ну, не дави на меня! Получишь свою статью! Не верю в его виновность! Хоть ты тресни!..

Снижая скорость, пропустил впереди бегущую собаку.

Ворча:

– Да! Понял! Понял! Факты!..

– Еду в больницу за фактами.

Напряженно вслушиваясь:

– Да, к напарнику. Всё! До встречи!

Положа мобильник на сидение, включая скорость, влился в поток машин, исчезая за поворотом.

Через несколько минут, он уже парковал машину у входа в клинику, выйдя, оглянулся по сторонам. Рядом стояла машина скорой помощи.

Из её салона два санитара на каталке вывезли тяжелобольного пациента, рядом с ним шла встревоженная молоденькая женщина, врач. В руках несла тяжелый саквояж.

Олег молча уступил дорогу. Долго, встревожено глядя им в след. Его пробрала дрожь, невольно он поправил шарф, застигнул плащ.

Находясь в холле приемного покоя, направился к регистрационному окну, около него стояли два человека – пожилая дама и молодая девушка. Олег встал в очередь за девушкой.

Она как бы, между прочим, обернулась, улыбнувшись с наигранной вежливостью, но тут же резко отвернувшись, продолжила безразлично стоять в ожидание очереди.

Девушка посматривала на часы, вздыхая.

Олег тоже посмотрел на экран мобильника, уточняя время. Не выдержав, направился к окну.

Дама отреагировала нервно косо глядя на него, качая свои права:

– Молодой человек! Вы за нами.

– Не такая уж большая очередь!

– Охолоньте – ка в сторонке!

Оттесняя его плечом.

Олег, разводя руками в стороны, сделав серьезное лицо, поспешил сказать:

– Извините, дамы! – прикладывая руку к груди, – честное слово! Очень спешу!

Как никогда срочно нужны данные о пострадавшем. Очень срочно!

Достав, не преминул показать удостоверение журналиста, водя им перед глазами:

– Криминальная хроника!

Дама, кривя лицом, фыркнула.

Девушка, заинтересовано посмотрела на Олега. Сделав круглые глаза. С восхищением как-то даже загадочно улыбнулась.

Дама недовольно отстранилась в сторонку, молча уступила место перед окном.

Олег спешно встал у окна, показывая удостоверение молодой мед. сестре, торопливо спрашивая:

– Сестричка! Как бы мне повидаться с Вашим больным из травматологии с Хрипуновым.

Миловидная медсестра, поправляя прическу, выглядывая в окошко, с некой досадой заметила:

– К сожалению! Ничем не могу помочь!

– Тяжелобольной в реанимационной палате.

– Состояние тяжелое, до сих пор в коме.

Извинительно улыбаясь Олегу, пожала плечами.

Олег вежливо, но расстроено улыбнулся.

Повернувшись, кисло улыбнувшись даме, которая в буквальном смысле слова въелась в него своим пронизывающим насквозь взглядом, отошел, та тут же охотно заняла свободное место. Девушка, сочувственно посмотрев, подняла бровки, мило улыбнулась. Олег, разводя руки в стороны, тоже улыбнулся, помахав ей рукой скорее, чтобы отдать должное её вниманию, прикованному к нему, поспешил удалиться.

Она его провожала взглядом. Он, ускорив шаг, вышел из приемного покоя.

Выйдя из двери клиники, Олег заметил стоящих около входа несколько расстроенных людей. Это две женщины среднего возраста и пожилой мужчина.

Женщины плакали, вытирая слезы, мужчина, броско вскинув на Олега, беглый с укором взгляд, как бы стесняясь того, что тот нечаянно стал свидетелем потока слез, тяжело вздыхая, стал успокаивать женщин.

Олег косо глядя на них с пониманием, стал поспешно спускаться по ступенькам, боясь поднять на них лишний раз взгляд, торопливо направился к машине.

На ходу вынимая мобильник, клацая по кнопкам, набрал номер. Подойдя к машине, открывал дверку, застыв на месте, перекрикивая гул проезжих машин, сказал:

– Мишкин, привет! Это я. Новость такая!

– Хрипунов до сих пор в коме.

– Так что подсуетись, и ты там как-то убеди шефа, пусть не торопит со статьей.

– И так в мыле всё перерыл, помог адвокату написать жалобу, делаю все что можно.

– Пока ничего не говорит мне о его вине, скорее о его невиновности.

– Но это опять же мое личное мнение, видение фактов.

Вслушиваясь с напряженным вниманием:

– Ну, да! Рука не лежит, что-то писать, абы накатать, выдыхая, – как приговор общества! Нет, не могу! Буду «рыть» дальше.

– Короче!

– Дождусь, должен же и Хрипунов воскреснуть, чтобы развязать все узлы.

Закругляясь:

– Всё «Солнышко», я погнал к тому деду, к отцу Эммы. Отключился. Торопливо набирая номер отца Эммы:

– Добрый день! Я, Олег Кривонос из криминальной хроники. Где бы нам с Вами пообщаться, если конечно возможно? Вслушиваясь, утвердительно кивая:

– Да, сейчас буду! Да, да я знаю адрес вашей дочери.

Выключив телефон, приоткрыв дверцу, сел в машину. Та тут же сорвалась с места. Исчезая за поворотом с выезда. Невольно посмотрев в боковое зеркало, заметил, как его провожал взглядом пожилой мужчина. Женщины стояли, тревожно разговаривая о чём-то своём…

…Эмма находясь в зале, в домашнем халате вытирала пыль на полке в стенке.

В открытую дверь вошёл отец, в спортивном костюме, какой-то очень озадаченный, привлекая ее внимание, заглядывая ей в глаза, сказал:

– Дочка! К нам сейчас приедет гость, журналист.

Глядя с заботой на дочь:

– Я разрешил.

Та молча продолжала вытирать пыль.

Он вкрадливо:

– Хочет пообщаться со мной. О случившемся на трассе. Подойдя, обнял дочь.

Та монотонно вытирая пыль, взяв в руку фото, рассматривая с болью, менялась в лице. Можно было прочесть всю ее боль.

Отец, с состраданием глядя на неё, с дрожью в голосе предложил:

– Ты бы пошла, отдохнула в детскую.

Дочь, выбираясь из нежных объятий отца, не глядя ему в глаза, отвернулась. С какой-то отрешенностью взяв фото стоящие перед ней на полке, стала рассматривать, по щеке текли слезы обиды, горечи, боли.

Она, заглатывая, вглядывалась в лица близких и родных, вздыхая, приглушенно еле заметно улыбнувшись уголками губ, ушла в воспоминания…

…Тихий летний вечер. Спокойное, утомлённое солнце вдали за корпусом плавно садилось, смеркалось. Корпус – постройки 60 годов с несколькими штрихами современности. Да, она помнит то время до мелочей…

…Эмма в ярком, пляжном сарафане – халатике, в шлепках, стоит около входа.

Игорь в легких брюках и цветной рубашке, в мокасинах, поглядывая на неё со стороны, нервно курит. Вскидывая обволакивающий взгляд, гася сигарету, наотмашь откидывает бычок как можно дальше в сторонку. Тихо спрашивая:

– Пошли, погуляем. Может, сходим к морю?

Эмма, чмокая в нос, торопливо:

– Я за!.. Пошли.

Обрывистый спуск, едва видна протоптанная тропинка.

Игорь помогает Эмме спускаться, придерживая аккуратно за локоть.

Она периодически ойкает, падая в его крепкие объятия, стесняясь своей неловкости.

Оказавшись на пляже, им двоим, показалось странным, что лежаки совершенно пустые.

Они, приближаясь к морю, ощущая его прохладу, некую магию, разуваясь, бегают наперегонки, как дети, играясь с колышущимися волнами, этим отвлекаясь, чтобы не показаться до глупости влюбленными.

Поймав ее, Эмму в объятия, заглядывая в глаза, Игорь тихо, как будто впервые, спрашивает:

– Ты меня любишь?

Не дождавшись ответа, пылко целует.

Она, закрыв, поддаётся его порыву. Между ними происходит притяжение необъяснимой силы, что их сближает. Он, притягивая ее к себе, неистово целует. Поцелуи крепкие, уверенные, и ей как никогда они кажутся искренними, в порыве любви просто не могут быть – ложными и обманными.

Она, Эмма это чувствует, сердце об этом кричит, бунтуя, противостоя всякой ереси, отметая напрочь в прошлое, смывая холодной морской водой, унося всякую ерунду вдаль.

Море играло волнами, появившиеся звезды отражались в нем, как в зеркале. Луна освещала, как в полнолуние. Было божественно. В голове мелькнуло: «Неужели я счастлива, он меня любит?»

Невольно вспомнилось «индийское кино», там всегда была окрыленная возвышенная любовь. Как оказалось, она присуще и нам, простым смертным из реалии жизни.

Игорь потихоньку с осторожностью начал расстегивать её сарафан, снимая. Сарафан, как пушинка спал вниз на волну, волна тут же вынесла на прибрежный песок.

Время для них двоих остановилось. Они в неописуемом трепете.

Игорь, удерживая Эмму в своих сильных объятиях, признается в который раз в любви.

При этом, напрягаясь, снимает с себя брюки, расстегивая свою рубашку, наотмашь отбрасывая на песок. Упав на прибрежный песок, отдаются страсти, что копилась в них столько лет и была выношена мечтой, грёзами и вещими снами.

Он, терзая её губы влажным поцелуем, повержен ее податливостью, трепетом, управляя ее телом, чувствует в буквальном смысле каждую клеточку, прогоняя страсть через себя. Её белое тело на волнах, кажется «чайкой», это что-то, что могло присниться только в эротических снах. А он их видел и не раз, в них он Эмму терзал в своих объятиях, поглощая ее аромат, мысли, беря ее всю, погружая тайное в свое мужское бренное тело. Во снах, как и сейчас ее тело послушно на поверку все проявления любви с его стороны, но не меньше и с ее стороны.

Игорь, впивается в Эмму взглядом, поглощая ее всю с ног до головы.

Он и она в экстазе. Игорь, уставший, сняв ее тело с себя, кладёт, как пушинку, рядом с собой на песок, волны охлаждают его и её пыл. Такой секс их помирил друг с другом, а также и с судьбой.

Игорь, посмотрев на неё, взявшись за кончик носа, целуя в глаза, произносит:

– Ты самая-самая! Как долго я тебя долго искал и нашёл не только жену, но и детей. Спасибо, ты моя «Родина»!.. Богиня!

Только сейчас они осознают, какова их любовь.

Эмма, прикусывая губы, встав, поднимая его, улыбаясь, ведёт за собой.

Найдя свои вещи, помогают друг другу одеться, вспрыскивая, ласково глядя в глаза напротив. Одевшись, не спеша уходят, вслух мечтая о будущем.

Оказавшись в своём номере, не включая свет, молча раздевшись, ложатся на кровать, уткнувшись, нос к носу, глядя, внутрь друг друга, с тревогой заглядывая в своё будущее, каждый думает лишь о своей семье, что они начали строить, закладывая его фундамент здесь. В крепких объятьях засыпают…

…Эмма, очнувшись от воспоминаний, боясь теней прошлого, испугано оглянулась по сторонам, вспомнив о приходе журналиста, поспешила выйти из зала. Уже у двери вздрогнула от внезапного звонка в дверь.

Эмма оглянулась на отца, тот, вздыхая, развёл руками. Она со вздохом кивнула отцу.

Пустой зал остался хранить пустоту, одиночество.

Было слышно, как открылась входная дверь и непривычно для сегодняшнего дня, были слышны оживленные голоса. Отец приглашал гостя войти:

– Прошу, проходите! Мужской голос в ответ извинялся, – Добрый день! Вы уж меня извините за мой визит!

Голос отца, сдержанно:

– Проходите, проходите! Идите в зал.

Идя за пожилым мужчиной, Олег, оглядываясь, вошёл в комнату. Отец Эммы жестом руки, предложил:

– Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, в кресло.

Расстроено признаваясь:

– Эммочка страдает. Всю молчит, слёз уж нет, выплакала за эти дни. Глядеть на неё страшно, как-то уж очень боязно за дочку.

Вздохнув, указывая кивком головы в сторону полок в стенке, где стояли фото:

– Нелегко ей сейчас, пошла, прилечь в детскую. Ночами не спит. Сжигает себя за день.

И опять вздохнув, добавил:

– А утешить…

Разводя руками:

– Горе! Его нельзя просто взять и за день пережить, стереть из памяти.

Вопросительно глядя на Олега, стирая со щеки скатившуюся одинокую слезу, невнятно пробормотал:

– Беда в дом пришла.

Олег, чувствуя внутреннее неудобство несущее тяжесть на душу, посмотрел на фото, что стояли на полках, потом внимательно и сострадательно на отца Эммы.

Торопливо направился к креслу. Отец Эммы тоже сел в кресло:

– Вы что-то хотели узнать у меня?

Олег вздыхая, пожимая плечами не готовый задать вопросы, вновь бросил взгляд на фото, немного придя в себя тяжело вновь вздохнув, спросил:

– Хотел бы, вновь услышать о том, что произошло тогда там. На трассе.

Поясняя:

– Не из праздного любопытства.

– Хочется вникнуть.

– Что-то недоговоренное во всём этом, налицо большое тёмное пятно. Что-то непонятное мной, не открытая для меня истина, не выясненное.

Отец Эммы, тяжело вздыхая:

– Ваша работа – спрашивать. Ну, что ж постараюсь.

Олег, ёрзая в кресле, поспешил вынуть из кармана плаща диктофон, включая его, аккуратно положил на журнальный столик, начиная диалог:

– Пожалуйста, вспомните те последние мгновения до столкновения.

Отец вздыхая, откидывая голову на спинку кресла, качая головой, с болью вспоминал…

…В салоне на заднем сидении прикорнули, прижавшись, друг к другу, свернувшись в калачик, Аллочка и Артур, тихо – мирно посапывая. Этого он не мог забыть…

…Он, отец Эммы глядел на них с мягкой улыбкой час, от часу наблюдая в зеркало. Его внимание отвлекла фура, которая была видна в боковом зеркале, явно идущая на обгон.

Он встревожено, в сердцах вслух невольно подметил:

– Вот, зараза! Куда лезет?

Разговаривая сам с собой, поражаясь:

– Днём непозволительно, а здесь ночью лихачат.

Качая головой, мельком глянув на детей, чтобы те не слышали, выругавшись:

– Каскадеры хреновы, мать их!.. Спешат куда – то, боятся не…

…Не успевая договорить. В глазах навернулись слезы, и поплыла картинка…

…Всё просматривается в каком-то коме событий того дня. Встречное движение. Едет автобус, навстречу легковая иномарка, за ней фура, которая хочет обогнать, автобус резко сворачивает, фура делает непредугаданный маневр в сторону, подрезая легковую иномарку.

Ослепляющая вспышка. Слышно, как сотрясает фуру и автобус, лязг колотого стекла в иномарке.

Он открывает дверцу, выбегает, бежит к детям, берет на руки, на подкошенных ногах идет от места крушения, подкашиваясь в ногах, осторожно садится, на его руках внуки, они мертвы. Плачет. Вспышка взрыва – зарево и копоть…

…Отец Эммы, закрывая руками лицо, тихо заплакал, стараясь успокоиться, сквозь слезы со скорбью в голосе выдавливая из себя слова, признался:

– До сих пор перед глазами.

Качая головой:

– Вот – так оно всё и произошло.

Вытирая ладонью слезы.

Олег взяв со стола диктофон, выключая, поднялся с кресла, положив диктофон в карман, ставя руку на сердце, в очередной раз извиняясь:

– Ради Боги, Вы уж извините меня, за моё вторжение и за мои расспросы! – с признательностью, – Вы мне помогли. Спасибо Вам!

Отец, поднимаясь с кресла, пошатываясь в ногах, шлепая сухими губами, тихо произнес:

– Я понимаю. Не стоит. Вы – то уж точно во всём этом не виноваты.

Вытирая набежавшую слезу:

– Тот Ирод жив, а вот их…

Кивая в сторону:

– Уже никогда не будет рядом с нами.

Олег вплотную подойдя к нему, с заботой тронул за плечо, опережая желание того:

– Я сам! Не провожайте меня до двери!

Отец Эммы растерян. Хлопая по плечу Олега, тот тихо едва слышно прошептал:

– До свидания!

Олег, боясь нарушить глухую тишину, направился к двери, молча вышел. Уже за дверьми, спускаясь в лифте, неожиданно в голове мелькнуло: «КРУЖЕВО СУДЕБ». Где же искать ответ?!

…Виталий, находясь в это же время в камере, то же искал ответы на вопросы. Ему не спалось, в голову лезло одно: Как могло такое вообще с ним произойти? Ведь он никогда не выстраивал жизнь на лжи, трусости и страхе, он никогда не был слабаком, возможно, всё зависело от женщины, что была рядом, что каким – то образом ломала его «Я». Но когда это произошло, что он того не заметил…

Начал поиск, раскручивая память, уходя в юность, вспоминая – каким он парнем был, наверно то было самое лучшее время в его жизни…Память перенесла в то далёкое время…

…Тамбов. Стадион. Табло показывает 2:1

На поле команда высшей лиги: «Феникс» и «Триумф». Главный арбитр: Князев (Ростов), его ассистенты: Гордеев (Москва), Нечипоренко (Ужгород).

Начало матча. Идёт настоящая битва. Команды играют с самоотдачей. Неожиданно удивляет прорыв команды «Феникс», что ведёт игру до финального свистка в натиске, не давая вздохнуть сопернику. Ребята играют под наблюдением нового тренера Ивана Гвоздикова, который вышел с командой с уверенностью победить, чтобы реабилитировать проигрыш команды в предыдущих играх. Нервы главного тренера Алексея Иванченко, просто не выдержали, тот оказался на больничной койке с микроинфарктом. От него ждали побед, но своим усердием, он только внес панику в игры, команда была рассеянной, не было сплоченности и четких действий.

Тогда, как взяв в руки управлением, тактикой, техникой и стратегией игры, Иван Гвоздиков, настроил ребят на выигрыш, воодушевил их своей поддержкой и анализом их же сплоченной игры.

Он был вторым наблюдателем побед и проигрышей со скамейки (дублирующего состава) и как ему казалось, он знает, как развить тактику игры и применить своевременно технику, еще помнит себя в роли игрока сборной «Триумф». В то время его подставили в купленной игре, и он вынужден был перейти в команду «Феникс», и именно сейчас, тренер команды «Триумф» его бывший друг, что и сделал подставу, проигрышную ситуацию в игре на Кубок Страны. Теперь они наравне – соперники. Буквально две недели назад Иван Гвоздиков принял команду по решению Президента Клуба, чтобы тот доказал свою компетентность в ряде игр, в том числе и в решающей встрече.

Команда «Триумф», только что вернулась из турнира: Украина – Польша – Венгрия – Греция. Она была воодушевлена победами и решила, что этот матч будет и им подуставшим, очень простым, заурядным по накалу. Они были принимающей стороной, приняв игру на своём поле. Начало игры не предвещало бы активных действий, если бы не первый гол «Феникс» в их ворота. Началась игра соперников – тренеров: Ивана Гвоздиков против Анатолия Алёхина.

Каждый просчитывал ходы на поле, словно между ними была игра в рулетку. Ставка – честь. Однако, на 10-ой минуте, фланговым навесом воспользовался он, Виталий Говорухин, не дав мячу коснуться земли, сходу послал мяч в дальний угол, в ворота «Триумф».

Голкипер, Олег Носов, просто не успел отреагировать на удар, его самовлюбленность, скорее работала на публику. На трибунах и на скамейке запасных, им были не довольны, особенно тренер, яростно орущий в его сторону. Олег Носов, был легионером из украинской команды, его Анатолий Алёхин переманил за большие деньги, и это оправдывалось отличной игрой в прошлом сезоне. И сегодня, Носов пропустил свой первый гол от соперника. Тогда, как он, Виталий, еще недавно из дубля, и сейчас сделал сюрприз для всех, но только не для Ивана Гвоздикова, так как тот с ним серьёзно занимался, вкладывая в него весь свой опыт и знания, ждал победных результатов.

Очнувшись от пропущенного гола, «Триумф» вновь пробивает гол в ворота «Феникс», тем самым укрепив позиции. Начались атаки одна за другой со стороны «Триумф» их выпады носили серьезную угрозу. Иван Гвоздиков концентрировал внимание на игроках, давая команды по ходу игры, одну за другой. Его команде, как гостье, было дискомфортно. Команда «Триумф» подавляла натиск команды «Феникс» и это было очевидно. В эйфории игры команда «Триумф» допускает несколько просчетов, ошибок, считая, что они сделали игру. Ее игроки расслабились, и ими не было до конца реализовано несколько голевых моментов. И это заметил Иван Гвоздиков, подмечая, как «трещинку», говоря ему, Виталию, поэтому тот стал играть осмотрительно, просчитывая психологию игры противника.

Владимир Дёмин из команды «Триумф» на 28-ой минуте второго тайма, старается разыграть мяч, сделав удар с линии штрафной площадки. Алексей Крылов на высоте, отражает угрозу. Серия подач, защитники «Феникс» отражают навес Свиридова, очень самоуверенного и грамотного футболиста, опять удар в ворота Крылова и вновь Дёмин пробивает по воротам, мяч в нескольких сантиметрах проходит мимо ворот.

Дёмин с ним, Говорухиным некогда были друзья, вместе учились в одной школе, на базе ДЮСШ. В те дни они делили всё пополам. У них была первая любовь – Катя, с которой каждый хотел бы встречаться, как тогда, так и сегодня. Месяц назад они вместе были у неё дома, отмечая её 20-летие. Там произошла ссора, так как девушка не могла определиться, с кем ей встречаться. Она представлялась студенткой ВГИКа, хотя не училась нигде, работала на рынке, старалась стать бизнес леди, начиная с нуля. Надо отметить, что в жизни вжилась в роль искусительницы, из которой не могла выйти, ей нравились оба парня. С Дёминым было весело, интересно, он часто баловал подарками, выходами на дискотеки в ночные клубы, тогда, как у Виталия, в голове один футбол, единственно, что был – хорошим другом.

Сейчас она следит за матчем со своей подругой, Ириной, не зная, чью сторону принять, за кого переживать. Ирина переживает за Виталия. Она, кажется, не сводила глаз с парня все дни знакомства, так как именно на дне рожденье подруги и познакомилась с ребятами, с ним, Виталием, всегда была его тенью, но он её не замечал, считая «мелкой», был старше нее на несколько лет. Почему-то считая, что Катя его ровесница, хотя всего-то старше на пару лет Ирины. Практически они с ней однолетки.

После его ссор с Катей, она, Ирина ходила за ним по пятам, желая успокоить, сказать, что та, просто вошла в роль «светской львицы», на самом деле очень хорошая. На что, он, обычно её прогонял, и говорил, что она просто смешная "пацанка", живёт не своей, а чужой жизнью, что лучше бы уже влюбилась в парня по себе.

Ирина тайно была в него влюблена, но тот не обращал на неё никакого внимания, и рассказывал, как подруге о своих чувствах к Кате, как – будто на ней мир сошёлся клином. Ирина знала, что девушка тем просто играет, чтобы вызвать ревность со стороны Дёмина, не более того.

На исходе второго тайма, Дёмин запарывает несколько выигрышных моментов. Провальные пробивные мячи по воротам, не дают результата. Команда «Триумф» дестабилизирована.

На трибуне переживают Ирина и Катя, последняя уже определилась, что зло в её глазах, именно он, ведь Виталий подставил Дёмина, знаю технику ведения мяча того ещё с детских лет. А обводить Дёмина он умел, особенно когда игра была при свидетельницах, Ирине и Кате. Идет борьба мастерства друзей. И вот уже равный счет…

И кажется по иронии судьбы, практически на последних минутах, передача головой Виталия на ворота приводит к фатальному исходу в матче. Сработала защита «Триумф», оттеснив его к лицевой линии, борьба за мяч, прострел, но уже в ворота «Феликс».

Однако игрокам «Триумф» не удается пробить вратаря противника, подоспевшие игроки «Феникс» выбивают мяч подальше на поле. Борьба становится напряженной, играют до победного мяча. Казалось бы «Триумф» в фаворе у судьбы, но так и не доводит удар по воротам противника, все виснет в не завершенной фазе. На поле просто «каша» смешение команд, борьба за мяч, между Дёминым и ним, Виталием Говорухиным. На предпоследней минуте второго тайма, этим воспользовались в команде «Феникс», разыгран угловой удар одним из игроков, навесив удар в штрафную площадку, он, Виталий Говорухин, головой забивает мяч на табло 3:2.

Логика Анатолия Алёхина потерпела фиаско, тогда, как аналитик, Иван Гвоздиков, провел игру мастер-класс, поднимая дух своей команды.

На трибунах скандируют, выкрикивают «Говорухин». Катя вскакивает с места, бежит в направлении идущей команды «Триумф! Выкрикивает, – Дёмин, ты молодец!

С трибун срываются, бегут в направлении команды «Феникс», Ирина теряется в толпе. Но неожиданно, волной выбрасывает к идущим футболистам «Феникса» в раздевалку, на ходу охрана оттесняет её и остальных болельщиков. Ирина в порыве выкрикивает:

– Виталий, ты самый лучший!

Он оборачивается, машет ей рукой:

– Пацанка, дождись!

Девушка, сияя, шепчет:

– Дождусь!

В интервью, Иван Гвоздиков признаётся, что команда, допуская ошибки, собравшись, противостояла высококлассным игрокам, прибегая к нестандартным маневрам, что есть пробелы и у них в обороне, как равно и у команды «Триумф». Он сказал, что это вклад тренеров, главным образом, главного тренера, что тот сделал команду чемпионов. Игроки дубля сработали на отлично, в частности, Говорухин, проявив собранность, смелость, дерзость, даже где-то отвагу перед такой известной опытной командой…

Также он передает привет тренеру, желая тому скорейшего выздоровления. И подытоживая интервью, говорит, что рад, что игра команды «Триумф» сделала его команду намного ответственнее и сильнее.

Он за всё благодарит тренера, Анатолия Алёхина, говоря, что только что была «ИГРА ТИТАНОВ».

Анатолий Алёхин идёт, пожимает руку Ивану Гвоздикова и Говорухина.

Тогда в те дни казалось, что всё впереди. Он, Виталий – сильный, упрямый добьётся всего. Но всё как-то пошло не так, вкривь и вкось. Травма заставила оставить спорт. Ирина и Катя путали жизненные ходы, их след был затерян…

…Ирина все время, мечтающая стать известной популярной мега звездой…

Она так хотела вырваться из провинциального, далеко не областного города. В нём с детства жила вместе с матерью и бабушкой. Мать работала в провинциальном театре. Ее личная жизнь, так и не сложилась, все тяготы на себе несла бабушка, которая в скором времени умерла. Семья осталась без дополнительной материальной поддержки. Кажется, все рухнуло в этой семье, шла череда сплошных проблем. Полная неустроенность в жизни, а Ирина, взрослела, ее мучила боль, что она хуже всех, так как рядом подруги, у них в семьях все, кажется, было нормально. Она впервые влюбилась в мальчишку, но тот не обращал на нее никакого внимания. Мать билась, как рыба об лёд, не могла найти работу, в театре получала копейки, сводили концы с концами. Соседка её устроила на вокзал, уборщицей, где она смотрела на суету сует людей, спешащих уехать куда-то подальше, чтобы попасть в лучшую жизнь.

Та, часто убираясь в туалете, смотрела на себя в зеркало и рыдала, не понимая: за что ей всё это? Но всё же та старалась быть приветливой.

Ирина мечтала стать актрисой, ходила на кастинги, но на неё не обращали никакого внимания, воспринимая «серой мышкой» в ее – то сером наряде. Мать, приходила домой запоздно, всегда уставшая, пропахнувшая запахом вокзала, который вносил свой запах, наскоро его смывала, стоя под душем, вспоминая, как работала в театре.

Дома полная депрессия. Соседка, приходя в гости, тоже своими проблемами погружала в абсолютную грусть. Но правда, сочувствуя им, та по-соседски отдавала вещи, чтобы мать Ирине смогла что-то перешить, как-то разнообразить гардероб, как – никак, а возраст, первая влюбленность каждой девчонке хочется быть красивой.

Случайная встреча матери Ирины на вокзале изменила их жизнь. Ее бывшая любовь, Дмитрий Уваров, сказал, чтобы та уволилась и вышла за него замуж, а Ирку пристроит в местный «Кулёк», мол, там есть свой человечек, не откажет. Узнав об этом, соседка радовалась таким переменам в их жизни, воспринимая новость от счастья со слезами на глазах.

Так Ирина поступила в колледж культуры и искусств, затем поступила во ВГИК, переехав в Тамбов. Но звездой так и не стала…

Жизнь все рушила, строя «временные постройки», прокладывая в судьбах – стёжки, дорожки…

…Так Иринка и Катя оказались в одном городе Тамбове, работая вместе на рынке. Но все как-то было неустроенно. На лицо маленькие зарплаты, хозяин с выплатой задерживал, да и трудовую книжку не открывал. Это угнетало девушек, ведь им хотелось уже стартовать на трудовом поприще, им была необходима стабильность и уверенность в завтрашнем дне.

Катя, как старшая, по характеру оптимистично настроенная девушка, заверяла Ирину в том, что у них всё сложится и получится в мегаполисе. Она настояла отправиться в Москву, говоря, что там больше шансов устроиться на работу.

Однако, Ирина, хлебнувшая в своем детстве с лихвой, пройдя школу жизни, боялась срываться с места. И так потеряла детство, в нём она была замкнутой и не разговорчивой, она повеселела – то, когда закончила «Кулёк» и стала жить, самостоятельно учась уже во ВГИКе, уже были подработки, как массовика – затейника на различных праздниках.

Здесь как – никак все налажено. Катя ее не всегда понимала, она из обеспеченной семьи по меркам Тамбова, жила беспечно, просто не захотела учиться, тратя свободное время на дискотеки, попав под влияние завсегдатая ночного клуба, живущего не по средствам, но главное нигде официально тот так и не работал. Ему легко доставались деньги всегда путем каких-то мутных коммерческих операций, так он жил, имея с них проценты и не маленькие. Впечатляя всем этим Катю, тот одаривал вещами, давая на мелкие расходы деньги, девушка тратила не задумываясь. На дискотеке Катя и познакомилась с Ириной, именно она и научила как надо вести с влюбленными в тебя, пацанами. Говоря,

– Надо ими управлять, чтобы они крутились волчком у ног.

Ирина, вздыхая, призналась, что никогда не встречалась по-настоящему с парнем, просто нет опыта на любовном поприще. Подруга заверила, что у нее, у Ирины, всё еще впереди! Какие годы!

И вот однажды, парень Кати прогорел на сделке, ему стали необходимы деньги, но теперь уже от нее, та до поры, до времени просила у родителей, ей, разумеется, давали, но один раз сказали жестко: «Нет». Она сказала об этом парню, тот сказал, что на нет и суда нет. И исчез.

Он стал шифроваться от всех, в том числе и от неё. В конце концов, тот оборвал с ней все отношения.

От Ирины, по слухам в клубе, Катя узнала, что тот уехал в другой город с одной из девиц, не из их круга. Кто она, никто не знает.

После этого Катя решает, что ей ученой горьким опытом, все же необходимо стать независимой от всех и зарабатывать самой на себя.

Ирина в те дни студентка третьего курса ВГИКа, ей так хотелось одеваться, а денег не было, сводила концы с концами, не раздумывая, бросила учёбу. Решаясь уехать в Москву.

Оказавшись в Москве, сняли квартиру на двоих, чтобы им было легче выплачивать за аренду.

Катя и Марина устроились на склад в продовольственный магазин. Зарплаты хватало только, чтоб вовремя оплатить за квартиру и коммунальные услуги.

Однажды после закрытия магазина, они шли домой, из подворотни выбежал мальчик, лет 8, за ним бежал мужчина, его отец, в пьяном угаре грозясь, что прибьёт, если тот появится ему на глаза. Девушки вступились в разборку с отцом. Мальчик, юркнув между ног, спрятался за углом. Когда Катя и Ирина, вышли из подворотни, к ним подбежал мальчик, чтобы поблагодарить своих спасительниц. Он рассказал, что его зовут Дима, матери нет, есть только старший брат, что тот работает проводником, он сейчас как раз приезжает из рейса. Поэтому – то и бежал из дома, чтобы с ним встретиться, его отец не любит брата, тот ему не родной. Да и брат винит в гибели матери именно отчима, что тот довёл мать своей пьянкой до инсульта. Ирине это, как никому другому, было знакомо с детства, с бедностью знакома на «ты». Только Кате это было не понятно, так как жила, как «сыр в масле» в своем не бедном родительском доме. Та, сославшись на усталость, побежала домой. Ирина решила пойти с Димой на вокзал, чтоб не оставлять того без присмотра. На вокзале, она познакомилась с братом мальчика, тот удручен, что вновь едет в рейс, сменщик заболел, и он попросил, Ирину, если можно на два дня взять Диму к себе, так как отчим из запоя не скоро выйдет.

Брат мальчика, Александр с интересом смотрит на девушку, от неё исходит теплота, он ощущает полное доверие к ней, казалось бы, к совсем незнакомой девчонке. Он перехватывает, искоса ее взгляд на него. Он ей мило улыбается, та, зардевшись, сияет.

Он со спокойной душой едет в рейс. Ирина с Димкой едут на метро. Она приглашает того пожить к себе до возвращения брата, мальчик соглашается. Спрашивает, а как отец разрешит?! Мальчик говорит, что тот только обрадуется его отсутствию.

Они приезжают на квартиру к Ирине, Катя бурчит, мол, зачем та притащила с собой Димку, у пацана есть, где жить, а вот им, может не поздоровиться.

Мальчик проводит с ними этот вечер. Ирина предлагает ему поесть, на что Катя реагирует, бурно ругаясь, укоряя ту, напоминая, что ведь в этой квартире не только она хозяйка и что тому в этой квартире негде спать. Ирина ложится спать с ним, она сочувствует мальчику, как оказалось, он предоставлен самому себе, не получает любви от отца. Утром мальчик уходит, говорит, что в школу. Девушки идут на работу.

Придя с работы, они находят Димку спящего у их двери. Он опять остался спать у них. Катя недовольно хлопает дверьми, ложится спать. Мальчик говорит, что у него завтра день рождения и как никогда, он ждёт брата, тот обещал ему купить ролики. Ирина радуясь, хочет организовать застолье у них. Ночью Катю подташнивает, она то и дело бегает в туалет, в испуге предполагает, что она беременная от парня из Тамбова. Но связь с ним порвана навсегда.

Она в истерике, выкрикивает Ирине и Димке, говоря, что ей плохо.

Те из – под одеяло смеются, тихо о чем-то шепчутся. Катя раздраженно фыркает, ей кажется, что они смеются, исключительно над тем, что она часто бегает в туалет.

На следующий день Ирина покупает торт, конфеты, накрывает стол, Димка рад, ждет брата, что должен вот-вот прийти за ним.

Когда он приходит, то к столу выходит Катя, и видит, что Александр и Ирина мило воркуют, а центр внимания, конечно же, Димка.

Ей становится завидно, что какая-то пигалица, как Ирина, вдруг приковывает внимание, такого симпатичного мужчины, как Александр, ему вот-вот скоро 30 лет. Та, присаживаясь рядом с Александром, включает все женское очарование, отдаляя Ирину чуть в сторону, в тень, строя ему глазки, тот с ней флиртует, по-простому, чтобы, как-то выйти из неудобного положения, оказавшись во внимание сразу двух красивых девушек.

Ирина нравится больше, но она какая-то сдержанная, косо смотрит то на подругу, то на него. Он про себя отмечает, что наверно она из «синих чулков». Где-то, как-то и Катя ему уже понравилась, с ней весело и комфортно в общение.

Ирина сидит с Димкой, делая вид, что не замечает ухаживания Александра за Катей.

После дня рождения, Александр и Дима собираются уходить, Ирина их хочет проводить, но подруга категорично заявляет, что она проводит их, а та пусть приберётся в квартире.

Все уходят. Ирина расстроена, ведь Александр ей понравился.

У Александра с Катей после дня рождения Димы начинается бурный роман. Так как, будучи под легким опьянением, он попадает в её сети, проведя ночь в одной постели с ней у себя дома. На то время отчима не было дома, а брат спал убитым сном.

Димке Катя не нравится. Он бегает на работу к Ирине, игнорируя подругу брата. Та, частая и не прошеная гостья в их доме, чем явно не доволен и отчим, отец Димки. Тогда как с Ириной, он, Димка, общается, как с лучшим другом. Ирина тоже всей душой тянется к нему.

Кате это не нравится, она подставляет ту в магазине, делая ей недостачу, выкрав у неё часть денег, ту увольняют с работы. У той нет денег, она съезжает с квартиры.

Катя при Александре отмечает, что теперь, та не будет над ней смеяться из-за того, что часто бегает в туалет, признавшись, что очень плохо и без той, частая тошнота уже достала.

Александр, округлив глаза, подразумевает что-то неладное, теряется. Так как не готов к тому, как ему казалось, это проходящее, не настоящее, только аффект влюбленности, что Катя подвластна самовнушению. Но, все же собравшись с духом, спрашивает, что может, она беременная от него?! Та, прикидываясь паинькой, кивает головой.

Катя объясняет Александру, что Ирина съехала с квартиры, просто, наверно из зависти, из-за того, что он влюбился в нее, а не в ту, вот и завидует, бесится. Молодой человек от счастья берет Катю на руки, кричит:

– Я стану отцом! Я самый счастливый человек!.. Свидетелем счастья со стороны был Димка.

У Александра с Катей отношения глубокой влюбленности, по – крайней мере, та делает всё, чтобы удержать того у своих ног, так как ребенку нужен отец. Александр, просто, считает, что он обязан быть с ней. Хотя взглядом в прошлое видит Ирину, про себя отмечая, что значит: не судилось быть по-другому.

Ирине негде жить, она две ночи проводит на вокзале в зале ожидания. Там к ней проникается вниманием дежурная и подсказывает, что та могла бы поинтересоваться насчет работы в отделе кадров. Ирина утром идет туда и устраивается проводником. Ей нравится новая работа, тем более у неё есть, где жить, так как постоянно в рейсах.

Александр никак не может уговорить Диму, чтобы тот был приветливей с Катей. У них из-за него только ссоры, так как он, обязан заботиться о брате. Та напоминает, что у него скоро свои будут. Она играет на том, что у нее уже как 2 месяца задержка. Он разрывается между братом и девушкой. В свободное от рейсов время, спешит к Кате, в последнее время они живут совместно, и платит за квартиру, он, Александр. В то время как Дима живет с отцом, и тот постоянно укоряет в глаза Александру, что еле-еле сводит концы с концами, работы постоянной нет, что мог бы помогать не той «девке», а им с Димкой, которому необходимо купить все необходимое к школе. В глаза спрашивая:

– Что он хуже других?! Напоминая, что он в свое время тратил на него, Александра деньги, забывая, что тот ему не родной. Это мучит Александра. Он разрывается в желание помочь семье и одаривать Катю, идти на поводу ее капризов. Но это был его выбор, жалко только Димку.

Ирина работала на железной дороге, проводницей в фирменном поезде «МОСКВА-ТАМБОВ», чтобы изредка по мере возможности ехать туда, где было уютно. С недавнего времени туда переехала мать со своим мужем. Те ее очень гостеприимно принимали во время приездов в Тамбов.

Ей работа очень нравится, также нравится общение с людьми, что частенько с ней делятся о своих бедах. Она очень хороший собеседник, так как слушает внимательно и с сочувствием, располагает к откровению.

Как-то в одном из рейсов, она узнала в пассажире Виталия, тот ехал из Тамбова в Москву по своим делам, устраиваться на автобазу. Его дядя только что уволился, зная, что тот был без работы, предложил свое бывшее место водителя, договорившись с шефом.

Виталий сказал, что их свела судьба. Раз они вновь встретились.

Вот так они и поженились, но между ними всегда стоял кто-то третий, возможно, тот Александр, ее первая настоящая любовь. А Катька, ее лучшая подруга, своими разговорами разрушала их семейную жизнь, так как была до сих пор не замужем, и детей не было, так как прервала первую беременность.

 

Глава 10. Новая линия жизни

Виталий лежал на боку, на своём нижней ярусе, съежившись, обхватив плечи руками, ставя себе вопрос: «А сделал ли я её счастливой? Может все-таки и он в чем-то виноват?»

Сокамерник чтобы как – то разнообразить день, так как до вечера еще далеко, решаясь пообщаться, из праздного любопытства обращаясь к нему, спросил:

– Ты что спишь?

Не получив ответа, продолжил выпытывать:

– А твоя баба, как – красивая?

Виталий по-прежнему молчал. Тот уже громче:

– Ты что спишь?

В ответ молча натянули на себя простынь. Сосед, хмыкнув, пробормотал, – Дикий ты какой-то. Нервы поберечь надо!

Делая выдох, с интересом:

– Из-за неё, что ли себя так изводишь, наверно красивая?.. Если в молчанку со мной до сих пор играешь. Стукнув по плечу:

– Гордый что ль?

Виталий не выдержав, срываясь:

– Заткнись! И без тебя тошно! – зло. – А, женщина моя – самая красивая! Ты такой никогда не имел.

Сокамерник, приподнимаясь на локте, философски констатируя:

– У!.. Теперь уже точно не твоя, раз красивая! Упорхнёт!

Виталий, поворачиваясь к стенке, обозлено:

– Она мать моих детей! Не упорхнёт! Я ей верю!..

…Лязг задвижки в окошке на двери заставил соседа застыть на месте.

Виталий от неожиданности вздрогнул, в напряжении вглядываясь вдаль …

…Звонок в дверь. Из зала выглянул муж сестры Виталия, на ходу заправляя майку в шорты.

Из кухни в домашней одежде и фартуке выбежала и сама сестра, с непониманием переглядываясь с мужем, не решаясь открыть. Из соседней комнаты вышла мать Виталия.

Она, отстраняя их, открыла дверь, в дверях стояли внуки, взявшись за руки, с тревогой поглядывая на бабушку, мельком оглядываясь назад. Стоящие перед ними взрослые были просто ошарашены.

Послышались шаги вниз по лестнице.

Мать Виталия, разведя руками, с непониманием ужасом в глазах хлопнув в ладоши, взволнованно спросила:

– Батюшки свет! А мать-то где ваша?

Дети, потупившись, молчали.

– Да, что ж вы, проходите, родные! – притягивая их за плечи, обнимая, не веря в то, что лезло ей сейчас в голову, опять спросила, – а мать-то где?

Дети молчали.

Всё понимая, она закрыла ладонью рот. Заведя детей внутрь квартиры, сильно хлопком закрыла дверь, как бы навсегда перекрывая дорогу в семью перед ней, «матерью – кукушкой».

Ирина в джинсах в кожаной куртке, с шарфом шее стояла на пролетной площадке двумя этажами ниже.

Она слышала, как сильным хлопком закрылась дверь. Вздрогнув прислонилась спиной к стене. Рыдая навзрыд, вздрагивая всем своим телом, повернулась лицом к стене, с силой стуча по ней кулаками. Ирина, как загнанная в угол, развернувшись глядя ввысь испуганными глазами, в тревоге, делая шаг к лестнице, бормотала:

– Какая я – дура!..

Решаясь подняться наверх, тут же вернулась, сорвав с шеи шарф, зло, кинув на пол, рыдая, плетясь на ватных ногах, стала спускать вниз. Через несколько секунд послышался бег по лестнице вниз, громкий стук подъездной двери…

….Стук в дверь. Зычный крик охранника, распугал все мысли сокамерников, тот лишний раз поставил жирную точку над «и», напоминая – кто они, «Серые ангелы»:

– Тюря! Обед, Господа осужденные!

С грохотом открылось окно, появилась миска, сверху хлеб.

Виталий нехотя по инерции пошёл забирать миску, взяв, не говоря ни слова, возвратился, сев на своё место, без желания стал есть.

Со второго яруса нар потирая руки, спустился сокамерник, с интересом заглядывая в миску Виталия, поспешил к двери.

Взяв миску, пошёл к нарам, присев на нижний ярус, косясь на Виталия, чавкая, стал уминать, словно его не кормили минимум три дня.

С грохотом закрылось смотровое окно.

Сокамерник глядя на дверь, потом на Виталия, с набитым ртом, поспешил сказать:

– Этот! Тебя, точно недолюбливает.

Виталий молча продолжал, есть, не обращая внимания. Сосед напрягая:

– Ядовитый мужик! Указывая кивком в сторону двери.

Виталий, цедя сквозь зубы, – Я ему не барышня, чтобы он меня любил. И не голубой. Сокамерник ерничая, показывая жёлтые сточенные зубы, с сарказмом:

– Но это уже не твоя забота! А нашего смотрящего! – скалясь. – Поправимо! Раз, два и в «дамках».

Виталий не выдержав, бросая миску на пол, зло, сверкая глазами, вскочив с места, направился к окну.

Сокамерник лыбясь:

– Так, что свою кралю, забудь! Виталий, молча глядя на окно, водя желваками, задумываясь, погружаясь в прошлое, словно там осталось то, что даст на всё ответ. Память, нащупав ниточку, возвращала в семью. Мозги, вскипая, вспоминали – быт и расклад той отмеренной свыше супружеской жизни…

…На диване и на кресле вразброс женский гардероб, на полу перед диваном огромная сумка.

Виталий в шортах и в майке сидит в кресле, зло наблюдает за Ириной.

Она в шортиках и легкомысленной маячке, одно плечо майки приспущено спадает вниз, оголяя плечо и бретельку лифчика.

Как никогда в ярости, стоит, нагнувшись над вещами, что раскиданы на диване, собирая в руки по одной вещи, комкая одну за другой, зло бросает в огромную сумку, что стоит на полу. Хотя она это делает манерно и демонстративно, все ж всё говорит, что она собирается уйти из дома. Подтягивая плечо маячки, отдуваясь от спадающей копны волос, стараясь выжать слезу, бубнит под нос:

– Что вылупился?

Виталий с нескрываемым восторгом:

– Красавица, когда злишься!

Зло глядя в его сторону, та пытается ерничать:

– Х-м! Посмотри в последний раз!

Он, нервно раскачивая ногой, криво улыбаясь уголками губ, сквозь зубы едко парирует:

– Да уж! А вот и расставание пришло, прямо всё у нас тобой идет по писаному кем-то там когда-то, по классике. Картина Репина «ПРИПЛЫЛИ!»

Соизмеряя ее с ног до головы, не унимаясь:

– И унесёт тебя ветром – в ту степь: Ту – ту!

Фиглярничая:

– О, моя Скарлет!..

Она разворачивается, подбоченившись, со скомканной майкой в руках, делая шаг вперед, останавливается, откидывая рукой пряди волос наотмашь назад, отдуваясь, со злостью глядя то ли на него, то ли на спадающую, на нос челку, вызывающе грубо орёт:

– «Козёл!» Заткнись уже, наконец «Святоша»! Забембал.

Бьёт себя в грудь ладонью, срываясь:

– Всю жизнь мне сломал!

Сверкая глазами в его сторону:

– Реализоваться не дал! К половнику долбанному привязал! Нашел себе «рабу – кухарку!»

С ехидством, кривляясь, гримасничая, не успокаиваясь, ехидно напевая:

– Всё к твоим ногам! Все к твоим ногам!..

Соизмеряя взглядом, стирая его в своих глазах, как любимого мужчину кидает майку в него, что попадает ему в лицо, тут же вскипая:

– Не одной порядочной вещи! Всё, черт возьми, с рынка!

Рывком разворачиваясь, идёт к дивану, сгребая в кучу вещи, впихивает в сумку, они не умещаются. Она их заталкивает, прижимая нажимом ноги, бубнит:

– На одни ремонты – твоих поломок, только и работаешь! Водила мне тоже! Хмыкая, – Ас!..

Разворачиваясь в его сторону, с ненавистью:

– Устала я! Жить хочу! – рыдая в истерике, – что, я хуже всех что ли? Ни мужа дома, ни денег в доме.

Виталий принимая, как справедливо сказанное, стараясь сдержаться, пытается оправдаться:

– Сейчас многие так живут. Не СОВЕТСКИЙ СОЮЗ, когда все ремонты делали в АТП за деньги Государства.

Зло:

– Отошла лавочка! Каждый за себя!

– Я не виноват, что автобус ломается чаще, чем хотелось?! Автопарк весь изношен донельзя.

Ирина с кривой усмешкой на губах, не менее зло орёт:

– Нашёл себе оправдание!

– Сейчас пожалею! Слабак!

Раскручивая себя, с сарказмом, издеваясь, включая артистизм, паясничает:

– Спасибо за Вашу любовь к нам!.. – с пафосом низко кланяется.

Виталий, вскакивая с кресла, в крик:

– Не нравится, ищи себе миллионера!

Ирина, подойдя к креслу, бросает вещи в открытую сумку, пиная ногой:

– Ой, как хорошо! Непременно! Прямо – вот сейчас и к нему!

Показывая рукой в направлении двери:

– Спасибо, что направление дал в «светлое будущее», а то как-то совесть на мозжечок давила, сдерживала от порыва сделать первой нужный шаг.

Искоса:

– Знаешь ли, мучилась как всяк «домашняя».

Подпитав себя этим, с вызовом глядя в лицо, орёт:

– Дура!.. «Дуся-Агрегат».

Хватая сумку, мельтешит, срываясь резко с места, как заведенная, на взводе открывая дверь, тут же теряется из поля зрения в проёме.

Виталий спешит за ней, выкрикивая в след:

– Да пошла ты! Чеши по Питерской!..

– На Тверскую загляни!

– В цене будешь, пока свеженькая! От мужа!

Раздражено закрывая дверь в зал, опустошенно по инерции выкрикивает:

– Мороки меньше!

Возвращаясь к креслу, падает в него, не сдерживая накопившихся эмоций, зло, констатируя:

– Сволочь не благодарная!.. – Такую любить! Да чтоб «оно» сгорело.

– Дороже выйдет!

Виталий, в напряжении смотрит на дверь, бьёт себя по лбу, злясь на самого себя:

– Сволочь! А ведь люблю!

Слышно, как хлопнула с грохотом входная дверь…

…Лязганье ключами в замке привело Виталия в действительность. Он, оборачиваясь, посмотрел вперёд, перед ним наглухо закрытая дверь. Сильный топот ног за дверью, выкрик охранника:

– На выход! Прогулка!

Сокамерник, ставя миску наверх нар, спеша направился к выходу, юркнув, исчез за дверью, с грохотом закрыв за собой.

Виталий тоже направился к двери, от злости и досады стуча кулаками, от бессилия прислоняясь к ней головой, обернувшись спиной к двери, спадая, присел на корточки, тупо глядя прямо перед собой.

Дверь не замедлила открыться.

В проёме показалась голова охранника. Тот, как ни в чем не бывало, расшаркиваясь, произнёс:

– Ой, Брат…

– Кажись, мы тебя нечаянно тут чуть-чуть забыли.

Фиглярствуя:

– Прости, ради Бога!

Появляясь в дверях, протягивая руку:

– Прошу! «Наш Двор» ждёт тебя!

Виталий, заложив руки за спину, не обращая на него внимания, молча вышел.

Охранник, довольно лыбясь, поспешил удалиться за ним…

…Кажется, что тревоги посещали в этот момент и Олега. Тот, сгруппировавшись с напряжением, всматривался в строку на мониторе компьютера. Отпрянув, глядя издали, бегло читая вслух, – Скорее всего, осужденный не виновен. Я не верю в его виновность…

Отталкиваясь от спинки кресла, резко стал набирать строку, проговаривая ее вслух: «НЕ ВЕРЮ! НЕ ВЕРЮ! НЕ ВЕРЮ! ТУПИК?!» Решительно подчеркивая жирной сплошной чертой…

…Не верил во все случившееся и Виталий.

Однако жизнь шла своим чередом, неукоснительно назидая свои нравы и условия. Единственным соприкосновением с воздухом было возможно во время прогулок, какой-то момент, и то тот зачастую был сперт «ядом» окружающих.

Во дворе стоял гомон.

Охранник и сержант – конвоир неотъемлемые свидетели их жизни безучастно смотрели на зеков, обсуждая свою «свободную жизнь».

Забыв вывести Виталия и сокамерника с прогулочного двора, когда вошла другая партия зеков.

Те, понуро топтались на месте. Сокамерник, пробежками встав за спиной «смотрящего», стал нашептывать, как ему казалось достойно шутке:

– Энтот, новенький! Мой горшочник! Говорит, что не голубой!.. Семеня, хихикая:

– Розовенький он у нас!

Кивком головы, показывая на Виталия:

– Его тётка городская – «Самая, самая!»

«Смотрящий», с интересом поворачивая голову, исподлобья окинул взглядом Виталия. Ощущая его на себе, Виталий не поведя не одним мускулом, выдержал.

Тот с ухмылкой, подмигнув сокамернику Виталия, едко подметил:

– В нашем бомонде нет «голубых»! Есть пидорасты!

Зло глядя на пресмыкающегося перед ним сокамерника, сжавшись от взгляда Виталия, внутренне содрогнулся, с лица исчезла улыбка, тут же подмечая:

– Хм! А он ничего!

Зычным голосом, кидая клич зекам, с надрывом в голосе проорал:

– Парни!

Указывая кивком головы на сокамерника:

– Вот, тут мне, «ПАВЛИК МОРОЗОВ» на ушко нашептал.

– У нас петушок нарисовался.

Крича во всю гортань:

– Кто на новенького? Налетай!

Зеки, как по приказу накинулись на Виталия. Образовалось месиво.

Охранник и сержант-конвоир восприняли это, как нечто зрелищное, глядя в их сторону, заржали.

Сержант – конвоир, вспотев от напряжения, рассматривая кто кого, не выдержав, крикнул:

– Всё! Давай их разнимать.

Охранник лыбясь, передергивая в руках резиновую палку, с горящим взглядом следя за дракой отстраняя напарника, бросил:

– Погодь малёха, Лёха! Ща, досмотрим вестерн! В натуре – класс!

Сержант – конвоир, порываясь вперёд, начал что-то невнятное выкрикивать, но его не слышали. Охранник, сдерживая «молодого» попытался остановить того за плечо, сделав кривую ухмылку, осаживая подавляющим взглядом. Сержант-конвоир, отступив на шаг, застыл на месте, хлопая глазами, по – детски с обидой отдуваясь, теребя рукой лоб, бубня под нос, что все закончится плохо, и он в этом не виноват и не собирается участвовать.

В месиве мелькнули озлобленные лица – «смотрящего» и Виталия, и искаженное предательское сокамерника, другие бились по инерции, лишь бы почесать кулаки, раздавая тумаки направо и налево, кто – то пинал кому-то в лицо, кто – то меж ногами, но всё делалось безразлично, для куража и разогрева.

Один из толпы, угождая «смотрящему», свалил с ног Виталия, наделяя пинками по почками. «Смотрящий», подойдя, злорадно глядя на Виталия, смеясь, с превосходством оглядывая всех присутствующих, самодовольно выкрикнул:

– Ну, что, петушок?! Ку-ку, Гриня!.. Все тут же заржали. Сотрясая воздух плевками и матом.

Виталий, извернувшись, встал, в выпаде к «смотрящему», дал ему справа в челюсть, тот отлетел на метр назад. Все, глядя на них затаили дыхание, бегло переводя взгляды, то на Виталия, то на «смотрящего», у которого из носа уже ручьём текла кровь.

У Виталия тоже была разбита губа, он, зло, сверкая глазами, машинально стирал рукавом, с сарказмом выкрикивая в адрес «побежденного»:

– А, вот я и прописался здесь! Так, что ты учти!

У меня зубы пока все на месте! Глядя на всех зло и уверенно, – И не таких «крутых» обламывали! Зуб отдам! Но честь при мне останется! Не мальчик уже! Никак некоторые. Мужик!

Все смотрели испуганно то на одного, то на другого.

«Смотрящий», придя в себя, сверкая глазами, как раненый зверь, кивнул зекам, те вновь набросились на Виталия.

Охранник, подмигивая сержанту-конвоиру, потирая руки в не меньшем кураже, бросил:

– А вот теперь, Лёха – Алёха! Наш с тобой «ВЫХОД!» Мы в кадре!

Срываясь с места, уже бежал разнимать, по ходу сотрясая двор отборным матом, за ним сержант-конвоир, по ходу разнимая толпу, со всей силой избивая резиновыми палками…

 

Глава 11. Новое завтра

…Уже который день, семья Виталия Говорухина в терзаниях и муках. Мать не может поверить в то, что ее сын виновен, сердце содрогается от такой мысли. Душа кричит: «Он не мог…»

Тяжелые мысли гонят прийти со своим грузом мыслей к могиле погибших детей. Этот груз она не может снять ни со своих плеч, тем более с плеч сына, но так хочется узнать, что он не виновен, хотя бы мысленно узнать от них тех, что по иронии судьбы тогда оказались ни в том месте, ни в тот час.

Горе невыносимое, но оно есть и с ним надо жить.

Находясь на кладбище, мать Виталия с внуками возлагали цветы на могилку детей, на памятнике портреты Аллочки и Артура, глядя на них, пожилая женщина украдкой от малышей стирала льющиеся по щекам слёзы.

Возложив, дети молча отошли, не до конца понимая: зачем они здесь вообще находятся.

С болью глядя на детские лица, объяснив, что это те детки которых «их папа» забрал к себе на небеса.

Малыши, взявшись за руки, вздохнули. Бабушка, поправляя могилку, положив конфеты, со слезой на глазах рассыпала пшено, объясняя, что это птичкам, они летают между небом и землёй, это единственная возможность держать невидимую связь с детьми, живущими на небесах.

Со стороны послышался шорох.

По аллее в направлении них шла женщина в трауре, Эмма, с цветами и сумкой в руках. Распрямившись, пожилая женщина, глядя вдаль почувствовала неловкость. Поспешно взяв детей за руки, отстранилась в сторонку, давая проход женщине.

Эмма подойдя, косо глядя на незваных посетителей, стала возлагать цветы, не сдерживая слёз, в рыдании легла на могилку, обнимая руками.

Дети были напуганы таким поведением не знакомой им женщины в чёрной одежде, прячась, прижались к бабушке.

Мать Виталия, глядя на них, всхлипывая, вытирала носовым платком бегущие потоком по щекам слезы.

Эмма встав, подошла к не прошеным гостям, вздыхая, достала из сумки две мягкие игрушки, оглядываясь на могилку, повернувшись к детям, не раздумывая, отдала каждому в руки. Дети, вцепившись руками в бабушку, обнимали ту, ища в ней защиту, искоса поглядывая на Эмму.

Бабушка их подтолкнула вперёд, тихо прошептав:

– Возьмите!

Они, отрывая руки от бабушки, переглядываясь, то между собой, то с бабушкой, глядя на Эмму, взяли по игрушке.

Эмма вскользь уголками губ мягко улыбнулась, в глазах мелькнул блеск благодарности:

– Это на память от Аллочки и Артурчика!

Со вздохом оглянулась на памятник.

Мать Виталия, с облегчением вздохнув, вытерла платком слезы, в уголках губ мелькнула выстраданная улыбка, бегло посмотрев на детей, и внимательно на Эмму, тихо произнесла:

– Спасибо тебе, Дочка!

Дети счастливые, радуясь игрушкам, побежали вперёд. Эмма и мать Виталия их провожали волнительными взглядами.

Эмма вздыхая, приблизилась к матери Виталия, они обнялись, кажется, их боль стало одной, за детей.

Глядя то на убегающих детей, то на памятник, то друг на друга, неторопливо пошли вперёд по аллее, следую за убегающими детьми. Незаметно исчезая из вида.

Уже находясь дома, Эмма не находила себе места. Из головы не выходили глаза женщины и малышей. Быть может, она нехотя вырвала из их жизни любимого отца, вдруг сознавая, что она не судья.

Вопрос постоянно ставил разбитый горем мозг: Виновен или нет? Эмма не находила ответа, попытки были тщетны. Она решилась узнать ответ у Виталия, чтобы он соизмерил свою боль с ее болью, с которой просто невозможно смириться. Она решилась на свидание с Виталием, посмотреть хотя бы тому в глаза.

Она не стала себя в этом сдерживать. Встретившись с начальником тюрьмы, с подполковником Аничкиным, Эмма, умоляя, попросила о встрече с Виталием Говорухиным, поясняя свою весомую причину, считая, что она имеет на то право.

Однако тот, найдя свои доводы, пояснил, что это нежелательно. Взвесив все в уме, отказывая, попросил и его понять, ссылаясь на то, что Виталий на грани срыва.

Говоря, что сокамерник Говорухина и так жалуется на нервное расстройство того. И сам, жалуясь на то, что мол, истеричных товарищей здесь хоть отбавляй, не дай Бог суицид.

Ведь потом рапортами наверх не отпишешься. Соболезнуя ей, все же попросил оставить телефон, если вдруг будет адаптированным, непременно перезвонит, чтобы оговорить встречу с Говорухиным.

Тяжело вздыхая, Эмма ушла ни с чем. Выйдя из стен кабинета, как тень она плелась по коридору, пока не натолкнулась на группу сотрудников, те наперебой рассказывали анекдоты о начальнике.

Наверно это им нравилось, каждый в свою очередь сопоставлял с Аничкиным, не сдерживая смеха, пародировали того. Она, проходя мимо, замедлив шаг, прислушалась.

Один из пародистов, старший прапорщик, скорее всего старейший из сотрудников, как знающий всех и всё, вовсю ширь, раскрывая своё необъятное тело, делая тяжелый барственный шаг, сбил с ног Эмму, та неловко упала. Он перепугано поднял женщину, расшаркиваясь в извинениях. Найдя в ее глазах растерянность, даже больше того потерянность, тут же спросил, чем может помочь, чтобы загладить свою неловкость.

Она стала объяснять, что хотела свидания с одним из осужденных, но ей отказали, вот хотя бы записку ему передать. Заглядывая тому в глаза, показывала лист бумаги. Тот, назвавшись «груздем» соизмеряя ее сверху вниз, решился ей помочь, взявшись передать записку. Взявши под руки, проводил даму на выход.

Старший прапорщик передал Виталию записку как и пообещал.

Получив, Виталий внимательно читал каждое слово, заглатывая с комком в горле. В ней было написано: «Прощаю». Бог Вам Судья. По окончании скомкав в кулаке, подумал, что это проведение. Положив лист в рот, стал тщательно пережевывать, чтобы этим зарядить себя изнутри…

…Кажется, что эти дни давались нелегко многим, в том числе и Олегу. Спать ложился запоздно. Статья не собиралась воедино, всё какой-то хаос мыслей.

Так и этим вечером…

…Свет был приглушен, Олег в махровом халате, сидел за столом, держа чашку с кофе в руке, в напряжение всматривался в строку.

От кофе исходил пар, кажется, что тот развеивал, фильтровал мысли, чтобы осмыслить то, что осело в мозгу. Олег пил кофе мелкими глотками, бегущий за строкой, тут же набрал на мониторе «ТУПИК». Найдя точку отчёта, допив кофе залпом, поставил пустую чашку на стол.

Опираясь локтями о стол, поддерживая голову руками, закрыл глаза. Его мысли кружили в правом поле, но порой подчас действительность, делая погрешности, загоняла в другое не правовое поле. И вот чтобы понять, осмыслить, нужен анализ «за» и «против», а это непосильный труд.

Подчас мозг был бессилен, отказываясь дать ответ, настырно заставлял, войти самому в ту ситуацию и искать кто прав, кто виноват.

В поиске истины, не выдержав мозгового штурма, Олег от полного переутомления уснул.

Очнувшись ночью, поспешно протёр глаза, теребя, волосы, заставляя вспомнить, на чём он остановился, тяжело вздохнул.

Встав из-за стола, вышел на балкон. Он как мальчишка рассматривал на чёрном небе ярко сияющие звезды. Решив, что жизнь продолжается в ней больше хорошего, чем плохого, с лёгким сердцем пошёл спать. Сказав самому себе: «Утро вечера мудренее».

Утро расставило точки над «И», хотелось верить, что он нашёл, то с чего должен необходимо начать своё журналистское расследование.

Олег уже стоял в дверях в накинутом плаще, когда зазвонил телефон.

Вынув из кармана плаща, вслушиваясь, ответил:

– Да, Мишкин! Я тебя слушаю.

Мишкин находясь в другом конце города, в редакции, сидя за столом нервно стуча по столу карандашом, возбужденно скороговоркой выпалил:

– Новость, Олежка! Не упади…

Олег, застыв на месте, весь во внимании прокричал, – Какая? Не томи!

Мишкин, обстоятельно докладывая:

– Шеф, только, что заходил и сказал, что твой Аркадий Хрипунов очухался. Час назад, как пришёл в себя.

Олег, переминаясь с ноги на ногу, теребя свободной рукой волосы, радуясь, сказал:

– Вот, это новость! Спасибо брат! Еду к нему! Чао! Меня уже здесь нет! Исчезаю.

Он, возбужденно реагируя на происходящее, выключил телефон, дрожащими руками, положа телефон в карман, сраженный наповал новостью качая головой, ошарашенно пробубнил:

– Вот это новость, так новость! Незамедлительно вышел, чтоб поехать в клинику.

…Машина Олега через двадцать минут была на парковке у клиники. Выйдя из неё Олег, стремглав направился к главному входу.

Уже у двери сделав выдох, введя себя, таким образом, в баланс, спокойно открыв дверь, исчез в ней.

Войдя в палату Олег, стоя в дверях в белом халате, невольно осмотрелся.

Он ощутил остаточный запах смерти, как никому знакомый ему.

На кровати лежал Аркадий Хрипунов, тот был под капельницей. В ногах сидела девушка – воспитательница из того «несущего смерть» автобуса. Она молча смотрела на Аркадия, искоса бросая удивленный взгляд на вошедшего Олега.

Олег, пройдя внутрь, остановился у кровати, с тревогой глядя на Аркадия, который лежал совсем белый, как полотно, в полголоса обратился к девушке:

– Здравствуйте, Я – журналист. Мне по телефону сообщили…

Бросая взгляд в сторону Аркадия, переходя на полушепот, та сказала, что Аркадий вышел из комы.

Девушка, вытирая слезу, тяжело вздохнула, вздрогнув, посмотрела на больного. Аркадий старался что-то сказать, шевеля сухими губами.

Та, указывая рукой в сторону Аркадия, беспомощно хлопая глазами, предложила:

– Подойдите к нему поближе! Он хочет что-то Вам сказать…

Олег, подойдя к нему ближе, торопливо сказал:

– Мне бы хотелось у Вас узнать…

Аркадий схватил Олега за руку, что заставило пристально посмотреть на него.

Тот полушепотом, едва шевеля губами, выдавил:

– Хочу сделать признание.

Кажется, что взгляд девушки застыл, та в напряжение посмотрела на Аркадия.

Олег тут же достал из кармана диктофон, включая, с беспокойством спросил:

– Можно записать разговор?

Аркадий закрыв глаза в знак согласия, вдруг резко открыл, взволнованно сказав, – Короче. Виталий не виноват в аварии. Это я помешал ему, хотел взять управление на себя.

Из его глаз катились слёзы, он их, заглатывая, продолжая дальнейшую исповедь, тихо прошептал:

– Фура из неоткуда нарисовалась, подрезала…

Бросая беспокойный взгляд на Олега, потом на девушку, что стояла, опешив, вздыхая, наконец-то осмелившись, выдохнул, выдавливая из себя ту изъедающую душу правду:

– Фары встречные ослепили. Фура прошмыгнула, а легковая ослепила. И всё, как в аду…

Он тяжело вздохнул, голова как-то спокойно наклонилась в сторону.

Олег глядя на него, ничего не понимая, поспешил выключить диктофон, кладя в карман, молча, спросил девушку:

– Что с ним?

Та, тоже ничего не понимая, стояла в оторопи. Олег, приблизившись, растерянно смотрел то на Аркадия, то на неё.

Взяв руку Аркадия, прощупал пульс, его не было. Он вынул иглу от капельницы из руки Аркадия, тяжело вздохнув, отошёл в сторону.

Девушка, стоя на коленях перед Аркадием, рыдала, теребя его руку в своей руке, целуя, причитала, боясь верить в то, что его больше нет.

Олег вздыхая, направился на выход, на ходу оглядываясь назад. Картина была удручающей. Девушка, склонившись над Аркадием, безутешно плакала. Олег так и не смог сказать слова утешения, тихо закрывая за собой дверь, вышел.

 

Глава 12. Многоточие

Едва Олег переступил порог клиники, как позвонила Ирка и стала тараторить. Он, не совсем понимая, все же слушал молча, так как перебить Ирку в такой момент – себе дороже. Кто-кто, а он ее уже изучил, как – никак лучшая подруга.

Та, впопыхах доложила, что перехаживает срок. День защиты проекта перенесли на завтра, надо срочно «откопать» хоть какого-то инвестора, иначе все летит коту под хвост. А ей и себя и Алекса жалко…

И вообще собирается родить сегодня. Она начала орать в трубку благим матом. По визгам можно догадаться, что та вот-вот родит. У нее схватки. Трубку взял Александр, говоря, что вызвал «скорую», отправляет ее в клинику. Олег сказал, что он как раз в клинике, будет их ждать. Отдуваясь, положил трубку в карман, сел на ступеньки. Бегущие с носилками санитары с удивлением смотрели на него, проходящая мимо врач, тут же поинтересовалась: «Все ли у него хорошо?»

На что, Олег кивнул, говоря, что всё окей. Вспомнив, что Ирка что-то говорила об инвесторе, решил перезвонить Панько Иннокентию Васильевичу. Набрав, набравшись смелости, попросил об услуге, в запале рассказывая о проекте и талантливом Алексе. Что проект под угрозой. Срочно нужен инвестор. Тот с радостью согласился, парируя, что любит талантливых людей.

Он сообщает ей по мобильному, от радости у нее усиливаются схватки, начинаются потуги.

У клиники уже припарковалась карета скорой помощи, ее тут же отправили рожать на стол.

Она все еще болтает с Олегом, тот, успокаивая, делает установку, что всё будет отлично, та истерит.

Врач, забрав мобильник, со злостью бросая на окно, орет на нее, старая сбить ее истерию, та не унимается, продолжая орать благим матом.

Через открытое окно слышен монотонный дождь.

Ирка уже лежит на операционном столе, ноги расставлены, согнуты в коленях. Она мечется из стороны в сторону, лоб покрылся испариной, лицо все в слезах, стараясь сдержаться, шепчет молитву.

Медсестра, стоящая рядом с ней, поглаживая по голове, стараясь успокоить, вторит, произнося ту же молитву, считая, что это успокоит роженицу. В ногах женщины, акушерка, вся взмокшая. Она как никто, волнуясь, следит за выходом плода, стараясь осторожно принять.

В помощь ей нянечка, со стороны корректируя прием родов, причитая:

– О, о, о, уже разродится!.. в сторону Иры, – тужься, девка! Вон как идет. К мамке хочет!

Ирка, красная как рак, тужась, орет во всё горло. Медсестра успокаивая, давит на живот…

КРИК РЕБЕНКА.

Акушерка, счастливая, но уставшая приняв ребенка, расплывается в улыбке. Ирка, не веря, что все уже произошло, улыбнувшись, стараясь приподняться на локтях, чтобы посмотреть на ребенка, с любопытством:

– А кто?

Нянечка рассмеявшись, тут же доложила:

– Кто-кто? Дед Пихто! Пацан! Вон фунтик какой!..

Ирка, сияя от счастья, ложась мечтательно закатывая глаза, – Пацан! Олежка!..

Медсестра, вознося руки вверх, вытирая рукой испарину на лбу, спешит к окну в сторону, ищет зажигалку, чтобы закурить. Нянечка ее осаживает:

– Да что ж ты при мальце-то, вот так и становятся курильщиками.

Та ломает сигарету, выбрасывая в окно. Нянечке и это не понравилось. Пришлось выглянуть в окно, чтобы посмотреть, не было ли там кого?! Под окном бродили Олег и Алекс. Медсестра сказала Ире:

– Надо же не один, а два бойца караулят.

Расплываясь в улыбке:

– А кто из них отец?

Ира, вздохнув, спешит признаться:

– Третий!

Медсестра хмыкнув, крикнула в окно:

– А у вас – мальчик!

Олег и Алекс, обнявшись, радуясь, крикнули:

– Мы очень рады! Маме от нас поцелуи! Мы ее любим!

Смеясь, передают воздушные поцелуи. Та, смеясь, исчезает в окне, закрывая створку.

На лицах улыбки. Нянечка, беря ребенка, торопит акушерку, чтобы та отрезала пуповину.

Время летело так быстротечно, что Олег и не заметил, как наступила ночь, как очутился в своей прихожей, стоя в дверях оглядываясь по сторонам, с легким вздохом, сказал:

– Мать твою… «Слава тебе яйца!..» Дома.

Он, стараясь быть не услышанным и замеченным, словно в квартире еще кто-то жил кроме него, напрочь забыв, что разведен со своей Галюней. Тихо закрывая дверь, не издавая ни малейшего шороха, а не то, чтобы шума, еще раз, оглянувшись по сторонам, на цыпочках поспешил на кухню. Приоткрыв дверь, сделав шаг, пугаясь полной темноты, все также, на цыпочках направился к холодильнику. Подойдя, открывая его на ощупь, боясь, что он, непременно, издаст шум.

И тогда её поймаю с поличным, тогда, ему уж точно, как пить, не миновать очередной головомойки от нее, Галюни.

Заглянув внутрь холодильника, почесывая затылок, задумался, чтобы такое съесть…

Взяв с полочки бутерброд. Стал пережевывать, с жадностью пожирая, словно его не кормили годами. Тут, же оборачивается с полными щеками, смотрит в сторону окна, обращает внимание на луну, на то, что та неимоверно ярко светит. В голове кружилось, кажется, что слишком пьян, да и не мудрено, ведь они, он и Алекс, нажрались коньяка и водки, как «свиньи». Такая радость: «Пацан! Вот и пили и за Ирку и за пацана. По – полной, по-пацански обмыли копытца».

Мотая головой, теребя волосы:

– Чушь! У малыша и копытца?! Хрень какая-то? Чуден народец всегда был.

Недоумевая: «Какие к чёрту копытца?» Расползаясь в улыбке: «Он же маленький, Ангелочек!.. Мужики – «козлами» сразу не рождаются».

Хмыкая:

– Что он «козлик?» – мотая головой. – Пацан!

Делая пальцем знак: «Т-Ц-ц!»

Пьяной походкой подошёл к окну. Луна смотрела на него, стараясь напомнить те минуты, которые он, уже стал за давностью забывать, поедая с аппетитом бутерброд, отодвинув шторку, заворожено стал смотреть сквозь стекло куда-то вдаль, ожидая встречи с теми, с кем был когда-то счастлив.

От неожиданности вздрогнул, ее напугал шум, откуда-то из глубины квартиры. Слышно, как громко на повышенных тонах с кем-то общалась по телефону Галюня, с надрывом, переходя на фальцет, кому-то выкрикивала:

– Нет, дядь Саш, ну и где его носит? Вот что значит жить для себя. Ни минуты не думает обо мне. Знает же, что я в городе. Рыдая: «Столько для него сделала, жизнь спасла, а он, гад…

Было слышно, как та перешла на угрозы:

– Еще 5 минут, и уйду. Я ключ тогда Вам в почтовом ящике оставлю. Это была моя последняя попытка – помириться.

– Достал! Пусть живёт, с кем хочет, где ему сейчас так хорошо. В его жизни нет места для меня, ему на ум даже не приходит, что я совершенно одна.

Переходя на крик:

– Устала…

– А ведь клялся в вечной любви до гроба.

Ерничая:

– Может мне «ласты скинут», чтобы ощутить его любовь? А вот от него в первую очередь! – зло, – «ходок!»

Олег вздрогнул, словно по нему прошелся разряд молнии. Он с испугом всматривался в сторону двери, шаги за нею привели ее в чувства, они были тяжелыми, кажется, теперь уже наверняка зная, что в доме и впрямь его «Галюня».

Дверь резко открылась, в проеме показалась она, Галина. Не видя его в кромешной темноте, подошла к холодильнику, сильным рывком открыла дверцу. Тут же темноту разрядил яркий свет лампочки, не понимая, что ей конкретно надо в нём, рассеянно посмотрела на полки, в нем пустота, как постоянный набор три банки пива и коньяк, наполовину пустой. Схватив тот, стала залпом опустошать.

Олег, прячась за шторкой, стоял, как «мышка в темноте» боясь пикнуть, тем более шелохнуться. Та, сорвавшись с места, вышла. Были слышны шаги и грохот закрывающейся двери.

Олег перевёл дыхание, прошептав:

– Слава Богу, пронесло. Поспешил в зал, падая на диван, мысленно прокручивая прожитый день, за этим занятием он и уснул.

Все в жизни менялось, вот и сейчас, солнечный луч, проникший сквозь капроновую занавеску в комнату, внёс комфорт и уют, жизнь воспринималась не иначе, как манна.

Щурясь от солнца, резко встал, и тут же включил компьютер. На экране входящее письмо от Ани, знакомой Ирки. Он с тревогой и волнением открыл письмо, читая вслух:

– Здравствуйте Олег! Я долго не решалась Вам написать, но вот только поняла, что должна. Перезвоните!

Олег стал теребить рукой непослушные волосы, протирая глаза, не веря, вновь бегло прочитал. Вслух вырвалось:

– Черт, не думал, что от нее. От кого? От кого?!

Он сраженный, ошеломленный ее смелостью, вздохнул. Обдумывая, вскрикнул:

– Здорово!.. Кажется и мне «масленица!»

Кажется «черная полоса» сошла на нет. Ладно, как нибудь перезвоню на радость Ирки.

Задумываясь:

– Как там теперь моя подружка? Н-да!

– Вот это новости: одна за другой – хорошая. Круто!

Отвлек телефонный звонок. Это был Мишкин, тот сообщил, что «свой человек» из мест не отдаленных сказал:

– Что Говорухина сегодня должны выпустить. Не веря, Олег крикнул, – Вау! Вот это новость! Спасибки.

Уже хотел отключиться, как вспомнив о чем-то, выкрикнул:

– Да, Ирка пацана родила, так что с нас ей пончик. Подсуетись там. Организуй приданное «по – пацански!»

Бросив телефон на диван, решил перекурить, обдумать закономерность хороших новостей.

Перекурив, решил, что это проделки судеб: петелька к петельке, вот и заладилось «кружево», а не какая-то тряпка из ниток, вроде половичка.

Олег не выдержав, перезвонил отцу Эммы, сообщил, что все же Виталий Говорухин не виновен. Сказав, что виновником был его напарник, но ему уже нельзя предъявит вину, чтобы тот понёс наказание. Его уже наказали небеса, тот скончался в муках и терзаниях. Он, в очередной раз, принося свои соболезнования, попросил простить того, то было роковое стечение обстоятельств.

Тяжело вздыхая, отец Эммы, тихо сказал:

– Бог простит.

Положив трубку. Олег, слыша гудки, пожал плечами, бросив:

– Хотел, как лучше, чтобы не виновного не оговаривали.

Вновь закралось что-то негативное. Он подумал, что-то где-то не так. И это было правдой…

…Ирина была на вокзале, стоя в очереди, неожиданно получила известие, смс, от адвоката Виталия, тот сообщал, что того сегодня выпустят. Не понимая, оглядываясь по сторонам, хватая ртом воздух, словно она задыхалась, непроизвольно пустила слезу. Она плакала не стесняясь, слез. Сорвавшись с места, побежала к выходу. Уже на парковке поймав машину, решительно бросила:

– К тюрьме.

Тот, посмотрев не нее стоящую в слезах, потупя взгляд, сказал:

– Добро! Там тоже люди.

Время шло, расставляя все вкривь – вкось по местам. Жизнь в тюрьме не сахар, но налаженная, всё шло по законам данной обители.

Охранник, молча семимильными шагами, шёл по коридору, наконец, он подошёл к одной из камер, открыв камеру, выкрикнул, – Заключенный номер 123456 на выход! Виталий вышел, не поднимая глаз.

Охранник не удержавшись, бросил с сарказмом:

– Надо же чудеса, да и только! Глядя на Виталия, подталкивая рукой:

– Вперёд! К куму на блины!..

Фыркая:

– Начальник вызывает.

Олег впереди, охранник за ним, молча, последовали по неуютному молчаливому коридору.

Было время обеда, начальник тюрьмы, сидя за столом, внимательно читал содержимое папки № 123456.

Стук в дверь отвлёк его внимание от бумаг. Он не глядя машинально выкрикнул:

– Да! Войдите!

Вошли сержант-конвоир и Виталий.

Начальник, кивнул головой в сторону сержанта, тот с пониманием тут же вышел.

Указав на стул, попросил Виталия сесть. Тот нехотя сел, продолжая безразлично смотреть на начальника.

Начальник с интересом рассматривал Виталия, хлопая ладонью по папке несколько раз, встал.

Виталий, не понимая предлога вызова, с любопытством посмотрел на того, ища в том подвох.

Начальник торжественно произнёс:

– Осужденный Говорухин!

В результате дополнительного экстренного дорасследования, установлено, что Вы…

Виталий, внутренне содрогнувшись, бросил в его сторону тревожный взгляд, каждой клеточкой тела ощущая ледяную дрожь. Тот продолжил:

– Вы, товарищ Говорухин – не виновны!

Виталий, тяжело выдыхая, закрыл лицо руками, не зная радоваться или плакать, чувствуя, что вот-вот расслабится, нервы были донельзя расшатаны. Он все же сдержался.

Начальник, понимая его внутреннее состояния, проникшим, сочувственным голосом, сказал:

– Виновником в трагедии является водитель фуры. Вы – свободны!

Виталий, теребя руками волосы, прикусывая губу, глядел, до конца не понимая слов начальника.

На что тот, в свою очередь глядя на него, как на воскреснувшего из ада, с облегчением произнёс:

– Да! Вы – свободны! Я рад за тебя! Прости, не было ничего личного.

Виталий, вдыхая вольный ветер, стоял на выходе из тюрьмы. Его уже ждали, встречали: мать, дети, сестра, зять и Олег.

Он в растерянности остановился, по щеке бежала предательская слеза. Ему хотелось выдержать эту встречу – мужественно, но он не смог. К нему бежали дети, наперебой, крича:

– Папа! Папочка! Обняв их, он пошел к матери, сестре и зятю. Они все вместе обнялись.

Как вдруг их объединение было нарушено припарковавшимся такси, из него выбежала зареванная Ирина, она бросилась к детям, целуя их, вымаливая у них и у Виталия прощения. Виталий молча обнял ее, сказав:

– Я понимаю. Это ты прости меня, что не сделал тебя счастливой. Теперь все изменится. Он широким жестом обнял всех, произнеся со слезой на глазах, – Вы – моя семья! А это самое дорогое!

Олег счастливый наблюдал за семейной драмой со стороны. Кажется, и у них закончились черные полосы. Он посмотрел ввысь, подумав: «Или у них закончилась черная краска?!»

Он, поправляя шарф, улыбнувшись, махнув им рукой, поспешил удалиться, сев в машину, уехал, оставляя за собой шлейф выхлопных газов, что навсегда окутали дымкой прошлое.

Олег уже был дома, не снимая плаща, явно возбужденный, поспешил в зал, войдя, торопливо направился к столу, на ходу скидывая с себя шарф, плащ, наотмашь откидывая на диван, сев на кресло, включил компьютер. Выравнивая дыхание, прошептал, – Ну давай, уже, давай рожай!..

Наконец открылся «Ворд», он торопливо стал бегать пальцами по клавиатуре, набирая строку: «ВО ИМЯ ПРАВДЫ».

Уткнувшись в монитор, стал писать статью. На это ушло два часа, заканчивая, он крикнул:

– О, БОЖЕ! Я СПАС ЧЕЛОВЕКА!

Он вновь посмотрел, оценивающим взглядом, стирая название, написав: «ЧЕЛОВЕК-СЕЙФ». Он вглядывался, осознавая, что это то, что надо. Его отвлек телефонный звонок.

Олег посмотрел на монитор «Ирка»…

Олег, резко включая телефон, стал вслушиваться, та тараторила, сообщая новости.

В конце разговора как бы, между прочим, спросила:

– Как девочка?

На что он, не понимая вопроса, поспешил парировать:

– Ну а девочки потом…

Слыша нагнетающую тишину, добавил:

– Пока главной для меня была статья.

Та, вскипев, как чайник, бросила:

– Ну и дурак! – и сбросила звонок.

Неожиданно вновь зазвонил телефон. Олег, думая, что это Ирка, уже хотел извиниться, но услышал нечто странное:

– Олег, извини, не удержалась, решила позвонить – первая.

Олег с улыбкой:

– Анечка, а я этого ждал, извини, что это может – быть не совсем скромно.

Аня переспросила:

– Неустанно?

Олег, озаряясь в лице:

– Прости, человека спасал!

Аня взволнованно:

– Спас?

Олег, уже бегая по комнате, теребя рукой волосы, взволнованно: – Да, только что, как спас! Устал, но счастлив. Может, пересечемся?

Та дала адрес.

Олег:

– Буду!

Выключив телефон, отключая компьютер с сохранением статьи в «Ворде», с горящими глазами, схватив плащ, шарф, на ходу одеваясь, поспешил на выход, уже в дверях радуясь, прокричал: – Вау! Кажется, меня возлюбил Бог. Неужели это любовь?! Опрометью выбегая, хлопнув дверью. Этим, навсегда обрывая нить с прошлым…