Воскресный день Олеси испортил Аркадий. Та была у себя в комнате, выбирала платье для свидания с Димой. Достаточно было только упомянуть имя того, как Олеся завелась и начала атаковать всплеском эмоций. Аркадий заняв обороняющую позицию, пошёл тоже в лобную атаку, упрекая её в неверности, говоря:

– Тебе только один секс нужен. Другая бы уже вела себя поскромнее, не искала абы кого на ночь… – укоряя, – какая была такая и осталась.

Этого Олеся выдержать не смогла, сорвалась, словно с цепи:

– А кто меня развратил?! Старый развратник! – фыркая, – то ему ни так, то ему ни эдак. Зануда! – зло, – начитался Мопассана.

Войдя в кураж, заорала:

– Нашёл себе «секс-машину»…

Что-то, припомнив, снова срываясь, ёрничая:

– Говорил, что я самая-самая! «Секси-пепси!» Трепло! Аркадий выходя из себя, прокричал:

– Ну, на сексе ты, точно, повёрнута! Равной нет! На этом ты бзикнутая! – с пеной у рта, – но могла бы меня не позорить. Нашла с кем? С юродивым! – зло, – с моим лучшим другом!

Олеся срываясь:

– Не надо было меня, как на базаре расхваливать, все мои достоинства ему раскрывать.

Аркадий:

– Так я другу говорил, а не кому-то с улицы.

Олеся:

– Вспомни, как на Новый год меня подложил… – переходя на фальцет, – нате вам бабу мою!..

– Не жалко! – ёрничая, – вот и попробовали, и я ему, и он мне понравился.

Зарвавшись:

– Ещё, какой Мачо! Не то, что ты! «Высший пилотаж!» Аркадий не сдержавшись, заикаясь, проорал:

– Если не перестанешь с ним свой «интим», то я через неделю приеду и вам двоим не поздоровиться! – оглушая её, – «Стерва!» Недолго плакала без мужика. Обрыдаешься! – запугивая, – я всем на твоей новой работе расскажу, какая ты у меня сука! Спуталась с моим лучшим другом, Димой… – психуя, – чтобы не строила из себя бедную «невинную овечку» из серии покинутой жены.

Олеся, округляя глаза, надрываясь, прокричала:

– Да пошёл ты! Достал!.. – выключая, бросая трубку на диван, – «Сволочь», попробуй только! – продолжая бухтеть, – «Шизик!..»

На крик вошла Таня. Олеся сразу же притихла не зная, что и сказать Тане ей было стыдно, что та слышала её ругань с «бывшем». Она и сама была не рада тому, что позволила себе «оторать партию». Олеся понимала, что по нелепости оказалась в тупике. Ещё бы! Кажется, и вправду давно себе подобного не позволяла, но иначе не могла, тот её действительно достал. Всё как-то само собой вырвалось. Ведь человек, когда он на взводе может вспомнить всё и наговоришь, не мерено. Это что-то вроде, когда тебе наступают на «больной мозоль» и тебе уже на всех наплевать. Тебе очень больно. А Олесе действительно было очень больно.

Таня глядя на неё безумными глазами предложила единственный выход из тупика: тут же исповедоваться перед ней. Говоря, что всё поймёт.

Олеся в истерике начала рассказывать о том, какой Аркадий – свинья и сволочь. Слёзно пробормотав:

– Сам не живёт, так ещё и мне мешает устраивать жизнь…

Возмущаясь: «Подумаешь, что с другом?! – плача призналась, – а, если он хороший в сексе!.. – вытирая слезы, – что мне на трассе мужиков искать? Секс меня успокаивает.

Таня, выпучив глаза, тут же с любопытством стала расспрашивать, выведывая какой тот в постели. Олеся, вздыхая, тихо прошептала:

– Я с ним отдыхаю. Он ласковый.

Выкрикивая:

– И не рулит мной «повернись, развернись, встань…» Видя, как у Тани от впечатления горят глаза, поспешила пояснить:

– Всё спокойно и трепетно… – улыбаясь сквозь слезы, – Лапонька!

Их разговор прервался от появления Инны, та вбежала взмыленная с бутылкой минералки в руках, что говорило: подруга опять была на тренировке.

Глотая взахлёб воду, как «утка» сходу принялась сетовать, расстроенно говоря:

– Блин! Всё что потеряла в спортзале, набрала по дороге.

Сдуру дорвалась, нахватавшись йогуртов с чипсами и шаурмы… – злясь, – понастроили везде «общественное питание».

Видя кислые лица подруг, закатисто смеясь добавила:

– С закрытыми глазами, что ли теперь ходить? – закатываясь смехом с непониманием глядя на подруг. Первое желание было плюхнуться на диван, но там сидела Олеся, около неё в заботах и внимании металась обеспокоенная Таня, давая той установку:

– Расслабься! И вот прямо здесь и сейчас расскажи всё, что накипело на душе.

Та пустила слезу.

Таня, делая строгое лицо, сверкая глазами в сторону Инны, продолжала:

– Давай-давай выгоняй из себя всё наболевшее. Души глубже. Ровно… – показывая, как надо делать.

Олеся сделала вдох-выдох.

Таня радуясь, успокаивая, продолжила:

– Вот и молодец! Теперь говори, чтобы было тебе же легче.

Олеся, хлопая мокрыми глазами, боясь, что её не поймут, переспросила:

– Это поможет?

Та, присаживаясь рядышком, обняв подругу, тихо с уверенностью в голосе прошептала:

– Да. Точно поможет! – стараясь поддержать, – не тушуйся. Здесь все свои.

Олеся, всхлипывая, соглашаясь с Таней, как-то неуверенно попыталась что-то сказать, но видно в горле застрял ком, махнув рукой, невнятно с горечью пробормотала:

– Вот всю душу ему отдала, а он в неё же и плюнул… Гад…

Таня вскочив с дивана суетясь, как «квочка» встав перед ней, как настоящий гипнотизёр, как-то уж очень артистично стала жестикулировать перед носом. Войдя в роль, отчётливо проговорила, чтобы та вняла её установке:

– Надо всё-всё высказать и станет легче.

Инна, с изумлением глядя на них со стороны, наконец-то вникнув в проблему Олеси проявляя любопытство, тоже посоветовала Олесе, тут же говоря:

– Лесь, надо выговориться. Мы не чужие. Поймём.

Та им кивнула в знак понимания.

Таня и Инна сели рядом с ней, приготовившись выслушать настоящую исповедь – любви.

Та, напрягая память, мысленно прокручивая секс с Димой, попыталась рассказать всё, как было. В слезе признаваясь, что ей стыдно. А так как всё – таки уже взрослая, а для некоторых вообще «тётя», то вдвойне. Но она не виновата, что от депрессии её лечит только секс. Олеся стала прокручивать картинку, рассказывая вслух о своей слабости. Говоря, как на духу…

… Дима пришёл, как всегда, чтобы проведать, так как она перед этим позвонила и сказала:

– Ты мне друг? – не дожидаясь ответа, приказным тоном потребовала, – а если друг, то просто обязан быть рядом со мной.

Ей стало так жалко саму себя, что пустила слезу, сетуя:

– Блин, как выходной, так даже поговорить по душам не с кем.

Дима, вздыхая, заверил:

– Ну, если по душам, то сейчас подъеду…

… Олеся постаралась пояснить девочкам:

– Ну, вы же знаете. Он у меня вроде «жилетки» и порыдать можно и нюни вытереть… – обводя тех взглядом, – конечно, Вы мои подруги! Но и он мой «подруг».

Продолжая:

– Ну, короче. Все было, как всегда.

Те, вслушиваясь в рассказ, молниеносно представляли в своём разгорячённом мозгу, рисуя сюжет за сюжетом, не смея перебить подругу…

… Дима не замедлил себя ждать. На звонок в дверь, Олеся выбежала в лёгком коротком пеньюаре тот, войдя, был просто ошарашен её видом. С осторожностью переспросил:

– Ты что одна?

Олеся, схватив его в объятья, потащила в их с Олей комнату. В одно мгновение, разложив диван, повалила на него Диму, нервно раздеваясь и раздевая того. Дима уже привык к такому обращению, поэтому не сопротивлялся. Он старался принимать всё как есть, тем более что перед ним была та, которую он боготворил и обожал. Правда, где-то как-то в чем-то её жалея. Возможно, именно по этой причине и не мог ничего сказать ей против. Да и как он мог сказать вообще, что-либо против, когда перед ним такая шикарная женщина.

В пылких объятиях, она, более чем, активна. Все происходящее Дима принимал, как нечто… Он был просто в немом восторге. И на самом интересном месте, как обычно, в общем-то, у них и происходило. Олеся, вырвавшись из объятий, вскочила на ноги, бегая по комнате, в безумии запричитала:

– Всё! Давай собирай манатки! Сейчас Олька появится…

– озабоченно поглядывая на дверь, нервничая, – что я скажу?

Ей было не по себе она бегала по комнате, как «загнанная мышь», собирая вещи, что валялись на полу, то и дело хватаясь руками за голову, орала:

– Давай собирай вещи и окно открой, а то здесь за версту несёт сексом! – настойчиво, – что смотришь, заметаем следы. Я в ванную.

Дима ошарашенно глядя на неё застыл на месте, не понимая: как это можно резко поменяться? Ведь ещё 5 минут назад она была самая ласковая и на тебе.

Стоя нагишом, прикрывая своё «достоинство», хлопая глазами, глядя в след убегающей Олеси, испуганно выкрикнул:

– А ты куда?

Олеся не оглядываясь, исчезая в дверях рявкнула:

– Куда – куда?! В ванную, смывать «грехи»…

Оставшись наедине, Дима, одеваясь по ходу собрал диван с сияющей улыбкой встретил вошедшую Олесю, что стояла перед ним в коротеньком махровом халатике и была чернее тучи, явно чем-то подавлена. Та глядя на него, не понимая его «счастья», вздыхая, призналась:

– У нас ничего не может быть. Я это понимаю, но ничего не могу с собой поделать.

Лицо её менялось то было белое как полотно, то становилось пунцовым от стыда, перейдя на слезу, запричитала:

– Какая же я дура. Зря пудрю тебе мозги.

Тот поспешил её обнять, она тут же оттолкнула с всхлипыванием:

– Ко всему прочему ещё и втянула в разборку между мной и Аркашей. Твоим лучшим другом… – рыдая, – я не знаю, что это… – глядя на него, – может это месть?!

Тот хотел уже вновь обнять, как она, наотмашь отстранив его руку, в истерики крикнула:

– Ну, зачем ты приходишь? Что тебе от меня надо? Я же плохая! Сука!

Дима, разводя руками, опешив, безмолвствовал, ему было больно видеть любимую женщину в таком состоянии. Даже он привыкший к её взбрыкиваниям не мог к ним привыкнуть, каждый раз не зная, как реагировать.

Олеся, подав ему носки, ссылаясь на головную боль стала выпроваживать за дверь.

Оставшись одна, она была в шоке от того, что подбирала то, что ей не нужно и это в который раз, как-будто сорвалась с голодухи. Злясь на себя села на диван, найдя в халате успокоительное лекарства, не считая выпила сразу несколько, заглатывая слюной.

Она в очередной раз не могла себе дать ответ: какая она женщина?

Стараясь себе что-то доказать в очередной раз, впала в депрессию.

Олеся и вправду считала себя сволочью. Её помыслы только об Аркаше Фирсове, а Дима «тренажёр для секса». Ей так не хватало своего «секс символа» муженька. На предложение Инны принять бромчику, Таня вскользь бросила:

– Неча! Одной знакомой дамочки муж принимал, так стал импотентом.

Считая себя докой, весомо констатировала:

– Это снижает потенцию. А если говорить прямо, то просто никому не рекомендуется. Ещё хочется пожить по-бабски в объятиях с «Мачо», а не половым инвалидом. Не советую.

Олеся в который раз пролепетала, что она «сволочь», что не даёт жить ни себе, ни Диме, ломает и так чью-то никчёмную судьбу. Всхлипывая, искоса оценивая реакцию девчонок тяжело вздыхая, охала. Ставя аргументом, что все беды из – за её бывшего, въелся в мозги, что видит того чуть ли не в каждом. Фантом!.. Вытирая набежавшую слезу всхлипывая, призналась, что даже с душевым шлангом разговаривает и ведёт себя, как похотливая дура, считая, что это Аркадий. Поглаживая бедолагу по голове, Таня констатировала:

– Говорят, что водные процедуры, направленные на то место, снимают спазмы, некоторые даже кайф ловят. Это, правда?

Инна покрутив пальцем у виска, тут же посоветовала верное средство, чтобы не сойти с ума; хочется или не хочется, а все – таки придётся попить бромчику, вдруг поможет. Говоря, что ей отец рассказывал, что им в армии давали в качестве профилактики бром и ничего импотентами не стали, если она сейчас перед ними, как продукт его мужского труда.

Таня, посмотрев на ту круглыми глазами, говоря, что её бывший парень, Павел Горбачёв, тот, что из последних в списке именно так и делал, когда они были вместе. Тут же прокрутилась их встреча в Раненбурге…

…Это было средь дня. Таню и Павла сближала тяга к звёздности.

Таня показывала ему свои новые вещи. Тот сказал, что она имеет великолепный вкус и что ей непременно надо ехать в мегаполис, мол, там она непременно станет звездой. Заверил, что он это говорит, как будущий продюсер. Тане было приятно слышать такой комплимент, стала как «котика» ластиться к нему, но тот был сдержан.

Она настаивала на сексе, заверяя, что сама этого давно хочет. Однако Павел признался, что пьёт лекарства, и нежелание близости как раз результат побочного явления. Тогда она по наивности сказала, что это не главное. Главное, что они одинаковы в стремление – стать «звёздами».

Павел как никто другой слишком уж горел желанием стать «звездой». И в этом все средства были хороши. Он верил, что придёт время и у него будет бурный роман с «Мега звездой». Тане до неё далеко. Именно поэтому, и она Таня стремилась стать «Мега звездой», чтобы того осадить, поубавить в нем амбиции. Хотя если честны, по сути, они схожи. Но только из – за того, что тот старше, посматривала на него с восхищением. Может она и хотела бы с ним секса, но пока ещё в его глазах не «секс – бомба». Вот поэтому у неё с Павлом ничего такого «по – взрослому» и не было. Она не в его вкусе, не доросла. Тот берёг себя для «Мега звезды». А с ней так! Лёгкий флирт…

Олеся, поглядывая на Таню, не сдержавшись, призналась, что с Аркадием было всё именно «по – взрослому» не то, что с Димой. Ей бы очень хотелось его забыть, выкинуть из головы, но пока не может. Словно что-то вспомнив глядя на изумлённую Инну, стала хлопать глазами то и дело хватая ртом воздух. Та была не меньше её обескуражена словами Тани. По их лицам можно было понять одно, они в шоке.

Не сдержавшись, словно сговорившись, в один голос, недоумевая, выпали:

– Так ты, что нас обманывала, что он «Мачо»?

Таня будто пойманная на месте преступления, поспешила выпустить слезу:

– Он был таким хорошим, как и я, хотел стать звездой. А главное, мы с ним, как две подружки трепались о шмотках. Мне было этого достаточно.

Девочки, вспрыснув, тут же осеклись, делая серьёзные лица. Инна глядя на Таню строго авторитетно подытожила:

– Знаешь, что «Мать»! – ища поддержки Олеси, – значит, всё было несерьёзно или он очень практичен, раз, не хотел последствий от секса, и мягко говоря, просто его избегал. Не нужна ты ему.

Инна присев рядом с Олесей, осмотрев ту, как врач осматривает пациента, посоветовала:

– Раз уж начала, давай колись до конца. И всё пройдёт, как рукой снимет. Можешь жизнь начинать с нуля, с чистого листа… – глядя в упор на ту, – определись! Что тебе больше надо секса или любви?

Олеся кивая, слёзно произнесла:

– Девочки! И того и другого…

Кажется, что в этом она убеждала прежде-всего саму себя, ей и впрямь хотелось бы забыть Аркадия.

Инна, решила самоутвердиться, и как настоящий психолог подытожила:

– «Жопка» слишком маленькая! – глядя искоса на Таню и Олесю, – На двух стульях не усидеть. Здесь надо прийти к компромиссу. Что лучше для здоровья? А главное с кем? Олеся задумалась, перед глазами всплыла картинка из недавнего свидания с Димой. Оно прошло более чем трогательно…

…Пылкие объятья Димы и её горящий взгляд, ей это нравилось. Она, отдавалась, как голодная «тигрица», казалась ненасытной. От спадающей на лицо прядки волос была просто неистова…

… И тут же этот кадр из прошлого перебил новый из событий минувших дней. Это было где-то месяца три назад, но уже с другим с Аркашей…

…После сногсшибательного секса. Ни здрасте тебе, ни до свидания, не поцелуя, не объятий…

Аркадий резко вскочив с кровати, напяливая на голое тело джинсы и майку, торопливо прощаясь, чмокнув в лоб, как бы, между прочим, сказал, что вновь улетает сопровождать съёмочную группу. Он спонсор, им лично был выбит тур по горячим путёвкам. Говоря, что такое пропустить не может: это престиж его туристического агентства…

…Олеся, прикусив губу в ужасе глядя на девочек, казалась потерянной, ужасаясь тому, что было, прокручивая ещё одну встречу с Димой…

…Она в неглиже терзает поцелуем его губы. У того руки привязаны к кровати. Он крутит головой, умоляюще глядя на неё еле слышно умоляя, просит:

– Лесь! Я…

Та, затыкая рот очередным поцелуем в безумии глядя на него, в неистовости кричит:

– Хочу ещё! – продолжая брать его мужскую плоть. Показалось, что она только вошла в экстаз, ногами прижимая его беспомощное тело, затыкая рот страстным поцелуем уговаривая, бормочет:

– Молчи. Я хочу тебя.

Выбираясь из – под неё, тот вымученно крикнул:

– Хочу в туалет.

Она, вскочив, дав пощёчину, разозлившись, выкрикнула:

– Ну и вали!

Тот, вскочив на ноги, опрометью выбежал из комнаты. Чтобы заполнить пустоту, начала убирать кровать, после чего сев стала одеваться.

Через минуту появился Дима, он стоял в дверях сам не свой, какой-то поникший с носками в руках боясь глядеть ей в глаза. Чтобы скрыть свою слабость, тот, прыгая то на одной, то на другой ноге стал напяливать носки. Олеся, чувствуя разочарование, стыд и горечь сорвавшись с места подбежав к нему, вытолкнула того за дверь.

Уже стоя за дверью, Дима выкрикнул:

– Что тебе от меня надо? Достала!..

…Кажется, что Олеся теряла реальность, явно в голове шёл штурм мозга, она вновь возвращала себя к одной из встреч с Аркадием…

…Тот был у неё. Олесю бесила ложь Аркадия, чтобы окончено не испортить взаимоотношения, укрощая в себе ревность, что буквально распирала ей нутро, изображала на лице неподдельное счастье. Тот как всегда пытался ускользнуть чуть ли не «по – английски». Она, в след, помахав ему рукой, ждала, что тот хотя бы пошлёт воздушный поцелуй. Так нет… Аркадий не замечая в ней внутренней борьбы, пятясь к двери, лишь бросил, чтобы та его не провожала. Она, стоя перед ним, как идиотка, с пониманием кивнула. А ведь так хотелось чем-нибудь в него запустить. Так исчезнув за дверьми, он оставил после себя непомерный груз лжи и нелюбви, отчего стало невыносимо тошно. Сев на кровать, она руками вцепилась в плед, скрежетал зубами, прокричала:

– Гад! Предатель! За что? Я же тебя любила…

…Инна была в смятение. Та, вцепившись в неё руками истошно кричала:

– Я тебя любила…

Инна, сбросив с себя ледяные руки Олеси, покрутила пальцем у виска, не понимая, что с подругой щёлкнув перед её глазами, пальцами, спросила:

– Эй, подруга, ты здесь. Что с тобой? – с сарказмом, – орёшь, как ненормальная, – спеша передразнить, – любила… – пожимая плечами отошла.

Уже издалека покрутила пальцем у виска, на что Таня, вспрыснув смехом, подытоживала:

– Кто-то уже любил…

Но тут же со свойственной ей с завистью добавила:

– Везёт же некоторым. Нам бы такое счастье!

Олеся испуганно глядя на подруг, не соображая переспросила:

– Кто любил?

Те, переглянувшись, закатились смехом.

Инна сквозь смех буркнула:

– Тут лишние кг никак не сбросишь, чтобы сделать попытку влюбиться, – бубня, – борешься, борешься с ними, а они… – вновь вспрыснув.

Таня обеспокоенно посмотрела на Олесю, та сжалась в комок.

– Блин! – цыкнула Таня на Инну, – не видишь, что ли… Инна, посмотрев в упор на Олесю, так и не в состоянии была понять, что той надо.

Фыркая:

– Слишком много хотеть вредно для здоровья.

Выпив из бутылки остатки минералки, поглаживая живот, что был переполнен, сетуя, сделала умозаключение:

– Понапишут на этикетки. Пейте под «не хочу»… Все соли, и шлаки уйдут…

Теребя рукой живот:

– Как же, ждите! Они во мне, гады, размножаются, как и жировые клетки. – зло, – забембали уже. Станешь здесь топ-моделью…

Рассматривая бутылку:

– Чёрт! Чего только не нальют, а ты пей… – злясь на себя, – всё! Больше в спортзал не ногой. Потею, как лошадь, а толку кот наплакал.

Озираясь по сторонам поглаживая бок:

– Ноль. Только аппетит нагоняю… – потягиваясь, – легче в спячку впасть, и есть не надо и с О лежкой в объятиях…

Мечтательно обводя глазами стены:

– В глазах мелькают – обои, обои, обои…

Оборачиваясь к Олесе, строго:

– Вставай девка, не майся дурью.

Подойдя к той, теребя за руку, умоляюще попросила:

– Тёть Лесь, ну не парься. Всё в жизни бывает. И это рассосётся.

Смеясь:

– Мы же не бабы военного времени. На наш век мужиков хватит.

Присев рядом, припадая к плечу, ластясь, призналась:

– А то и я в осадок упаду.

Таня, посмотрев с укором на Инну, дёргая за руку пытаясь урезонить, выдавила из себя, переходя на полушёпот:

– Ц-ц! Ну, что пристала. Не видишь человек не в адеквате, – зло, – плохо ей.

Инна, искоса поглядывая на Олесю, попыталась возмущённо осадить, прежде всего, Таню, парируя:

– Вы только о себе и думаете… – вздыхая, – а может и мне плохо.

Таня, не выдержав прессинга, забубнила себе под нос:

– И мне тоже плохо, даже ногти не хочу красить, – обиженно выпалив, – не для кого… – капризно, – в массовку и то не приглашают.

Становясь, как обиженный ребёнок, глядя на Олесю:

– Не то, что Ольку. Та, вон уже и на кастинг сбегала. Вытирая набежавшую слезу:

– Молодостью прикормила… – срываясь, – рано ей ещё работать, пусть учится. А то вцепилась в монолит мегаполиса везде и всего по чуть – чуть хочет тяпнуть. Такая молодая, а ей дай – денег и славы. Не рано ли?

Олеся вздыхая, с оглядкой на дверь не дай Бог появится Олька, прошептала:

– Вам-то что?! А у меня Олька. Я с ней вожусь, как мать. Не до себя… – роняя слезу, – а я замужем пожить хочу! Правда, не знаю, как всё вернуть назад!

Инна, зло:

– Так определись! Не надо было разводиться из – за пустяка.

Фыркая:

– Подумаешь, показалось, что изменил… – с сарказмом, – Дима сказал!..

Хлопая ладонью по голове, раздражённо:

– Блин, может он соврал?!

Ища поддержки у Тани:

– Я вот точно знаю, что хочу и за кого.

Олеся и Таня, поддавшись вперёд, не скрывая любопытства, тут же в один голос спросили:

– За кого? За Олега Борисовича?

Инна, вздыхая, тут же вспомнила вчерашний день. Вытаскивая его из загашника памяти, прозревая, заметила, как в мозгу мгновенно прошла раскадровка…

…Это было в кабинете шефа. Она стояла в буквальном смысле слова на вытяжку перед шефом, рядом с ним бухгалтерша, и та так въедливо, чтобы заработать балы сквозь зубы процедила:

– Что ж Вы Селиванова! Опять не стыковочка в ведомости. Мёртвые души гуляют. Гоголевщину развели.

– Глядя из-под лобья, – не учтённые лица, то здесь появляются, то вдруг где-то там пропадают из штата. Наряды как обрабатывать? А?!

Делая лицо выжитого лимона, хмыкая:

– Как тараканье после химической обработки. Уничтожающе глядя на Инну:

– Инна Викторовна уж Вы, как-то отслеживайте.

С нажимом выдавливая из себя всю свою «кислотность»:

– Кто, когда бывает у нас на своём рабочем месте и что делает? – с иронией, – это вам не в деревне. И так сойдёт…

С укором глядя на Олега Борисовича:

– Жалуется народ. Платим кому-то мало, а кому-то много.

Обдавая присутствующих леденящим взглядом, та вновь выпустила жало, шипя:

– Милочка, мне чужого не надо!.. – глядя на О.Б. – все до копья начисляю, как Инна Викторовна подаёт.

Олег Борисович безразлично глядя на женщин, кивнув, решил как-то приглушить желчь бухгалтерши:

– Вы, Инночка, будьте повнимательней! Не ссорьте нас с людьми.

Инна поспешно парировала:

– Я, между прочим, всё сверила и три раза проверила… – глядя на шефа, дрогнувшими губами пролепетала, – и на начисление зарплаты подала вовремя и правильно.

Не найдя поддержки у того, от обиды развернувшись, выбежала за дверь. Уже в след услышала выкрик взбешённой бухгалтерши в её адрес:

– Нет, Вы только посмотрите на неё! – глядя на О.Б, – это что сейчас было?

Вытаращив глаза, безотрывно глядя на дверь, брызжа слюной:

– Вот молодёжь пошла!.. – с сарказмом, – лишь бы глаза начальнику помозолить своими «булками».

На что Олег Борисович с наивностью отреагировал:

– Булки, как булки – съедобные… – хмыкая, – не пресные.

Бухгалтерша, скривив рот с натянутой улыбкой съязвила:

– Ну, это кому как?! Вам виднее!..

И та, тут же раскачивая своим толстым задом, выползла из кабинета. То, что она выползла можно было понять по выкрику из кабинета:

– Курица старая! – это был шеф.

– Ну, всё достала и его… – вслух подытожила Инна, удаляясь по коридору, ощущая всеми клеточками мозга тяжёлые шаги за спиной.

Она сознавала, что «битва» между ней и бухгалтершей не закончена, как ни странно была готова продолжить. Подождав ту у кабинета, не замедлила за ней войти. Бухгалтерша, уютно расположившись за столом стала перелистывать документы, изображая интерес к ним. Инна, видя к по отношению к себе полнейшее пренебреги, выбежала прочь, но пару минут вернулась с ведомостью по зарплате. Сунув бухгалтерше под нос, тыча указательным пальцем, выпалила:

– Вот посмотрите, там всё в порядке!.. – возмущённо, – и не надо больше никаких наездов. Я очень хорошо знаю свою работу, пока ещё с образованием.

Бухгалтерша глядя на неё из-под лобья, поспешила выдавить с сарказмом:

– Да уж! Воспитание так и прёт! – хмыкая, – и слепому видно Ваше образование… – ехидно, – милочка!.. Соизмерив с ног до головы, как бы, между прочим, констатируя:

– Как минимум два налицо… – повергая ту, – сейчас не модно хвастаться ими. Силикон не в моде.

Инна возмущённо парировала:

– Э-э! Без наезда! – сверкая глазами, грозя пальцем, – вот не надо!

Подпирая руками груди показывая их естественную упругость:

– Можете потрогать на ощупь, мне скрывать нечего! На моём теле нет на йоту силикона, кроме целлюлита. Кажется, это завело бухгалтершу, та поспешила довольно подметить:

– Штанга не помешала бы! Даже шеф сказал «булки налицо, не пресные и растут на дрожжах».

Инна, стукнув кулаком по ведомости, вылетела из кабинета буквально «пробкой».

По ходу дала себе слово сходить в зал и сбросить 5 кг, а завтра во всей красе «топ-модели», этому бабнику в лице шефа, кинуть – заявление об увольнение на стол…

…Вспомнив это, Инна, осознавая, что она подвластна чарам О.Б., и вряд ли подаст ему заявление об уходе, сейчас терзалась одной мыслью: как похудеть.

Уже окончательно вернувшись из вчера к подругам, вслух посетовала, что не знает с чего начать. Бубня себе под нос:

– Не думаю, что готова уволиться. Как же я тогда его увижу?

Прокручивая вслух эту мысль:

– На роду у него написано «Предатель! Бабник!..» – закатывая вверх глаза, закусывая губу, – но гад – красив, как Аполлон.

Цедя сквозь зубы, вожделенно:

– Чувствую себя зависимой, он, прямо как наркотик для души.

Потягиваясь:

– Млею и тащусь, даже в мозгах щекотно… – передёргивая плечами, – б-р, дрожу от мысли, что я в его объятиях.

Вновь прикусывая губы, посмотрев на подруг, ища сочувствия с их стороны, раздражаясь:

– Только об этом подумаю, сразу же очередь вспоминаю – Аллочку, Светочку, Ниночку и т. д.

Подытоживая с обидой:

– А я, вроде бы, как с чемоданом с краю. Не-э?

Тяжело вздыхая глядя на подруг:

– Курить, что ли начать? Может, тогда похудею, а? Олеся, привстав на локтях, в ужасе:

– Ты, что совсем? От курения зубы портятся, и вообще будешь, как «ходячая пепельница». А они меня в кафе достали!

Таня тоже поспешила вставить:

– И цвет лица становится… Бя-я… – констатируя, – обанкротишься на подтяжках и чистках.

Делая многозначительный жест рукой:

– Короче! Будешь работать на косметолога. А это больно.

Инна, стоя перед ними, округляя глаза, невольно возмутилась:

– Ага! Как скажешь. Разбежалась! – осаживая жестом руки, – мне и воды из-под крана хватает для цвета лица. Таня с ужасом в глазах:

– Ты, что совсем?! В воде микробы. Это все знают… – категорично, – не за что!

Инна, вскипая как чайник:

– Это Вы, на что намекаете, что я должна за воду платить, а вы экономить на косметику?! Щас, как же размечтались… – обиженно, – больно – не больно.

Терпец не урвётся. Выдержим.

Хорохорясь:

– Мы не местные не чахлые…

Развернувшись мысленно лелея свою мысль, что она и впрямь не такая как некоторые и силы есть, и ум при ней поспешила на выход, столкнувшись в дверях с Олей. Та держала в руках деньги. Шурша ими перед всеми, многозначительно заявила:

– Кому что купить? Нет проблем!.. – как бы, между прочим, – кстати, в прихожей моющие средства от рекламодателя.

Кивая назад:

– Мой не хочу! Вовремя зашла на кастинг в группу «Тру-ля-ля». Там не взяли, ну и фиг с ними.

Радуясь:

– Зато дядечка в другом агентстве меня нашёл. Сказал, что искал именно такую модель для рекламки, как я.

С нескрываемой гордостью осматривая всех присутствующих, даже и не заметила, что те в буквальном смысле стояли, как изваяния. Сияя, бесшабашно добавила:

– Мне-то что?! Лишь бы денежку платили! В этом ничего зазорного нет. Реклама, так реклама!

Олеся, привстав в рост, как «боевой петух» проговаривая каждое слово, не иначе, как укоряя ту, въедливо произнесла:

– Это ты мне тётке намекаешь, что я должна мыть полы, на которые сама и подрядилась, – бросая слюну переходя на крик, – «Звезда» мне тоже!

На что Оля испуганно пробормотала:

– Ну, ты же видишь, я не могу пока. Мне ещё завтра надо рекламку записать.

Умоляюще глядя на остальных, но те безмолвствовали. Оля, стараясь успокоить Олесю, обнимая, ластясь, произнесла:

– Ну, Лесечка не кричи! – поясняя, – подушечки для удаления волос на ногах. – показывая на ноге, – раз и нету! Хотя у меня, если по-настоящему их и сейчас нет…

– с любопытством разглядывая на ноги.

Инна, смеясь в кулак, злорадно крикнула:

– Точно, как «Курица а-ля Гриль» общипанная.

Таня, озадаченно посмотрев на Олю, поспешила с советом:

– Оль, ты всё – таки сделай эпиляцию по старинке станочком. Раз-другой проведи «тудемо-сюдемо», чтобы уж наверняка.

Инна, едва сдерживая смех, продолжая ёрничать:

– Кожа должна быть, как шёлк. В рекламе видела.

Оля даже возмутилась:

– Ну, ты вообще! У меня что кирза? – гладя ногу, констатируя, – как у младенца!.. – самодовольно улыбаясь.

Инна, прекращая ненужную полемику, скорее-всего спасаю Ольку от нападок лобовых атак Тани и тётки, скомандовала:

– Младенец, шуруй на кухню, посуда ждёт. Ты у нас ноне дежурная!

Оля с обидой в голосе подметила:

– Вообще-то я с работы пришла, если никто из вас ещё не заметил… – и поспешила выбежать из комнаты. Троица сразу же стала перемывать той косточки…

…Вот так они жили, расстраиваясь и радуясь…

Каждая старалась воедино слиться с огромной системой мегаполиса, каждая из них страдала, проходя через жернова: страсти, ревности, любви.

Кажется, что она Олеся получила по полной программе, в который раз залезая в воды любви и это было больше, чем дважды. Но так хотелось хлебнуть залпом вновь опять то шквальное чувство настоящей любви, ведь оно было одним из первых ею, пережитым, каждой клеточкой тела. Вот поэтому она и держалась за тонкую ниточку, связывающую её и Аркадия. Иногда это выглядело смешно, но временами хотелось: орать, кричать, плакать. Невольно всплыло из памяти, как это происходило именно в то время, тогда, когда Аркадий уехал в командировку, проспонсировав киношникам поездку на море. Ему так хотелось стать известным «купаться» в волне славы…

…Олеся сидела на кухни, боясь пропустить выхода Аркадия на скайп. Тот обещал выйти ещё утром. Было уже ближе к обеду, когда наконец-то Аркаша соизволил появиться.

Несмотря на то, что они были в разводе, не очень-то спешили отвыкать друг от друга.

На кухне кроме Олеси было ещё двое. Таня была занята собой, сидя у окна занималась ногтями.

Оля мыла посуду, правда старалась не замечать очередного свидания в эфире, чтобы не сорваться.

Тогда как Таня, всё же краем уха подслушивала их полемику боясь пропустить самое интересное, казалось, что уж очень старательно лакировала ногти. Оля мыла посуду, наоборот, с какой-то нервозностью включая и выключая воду, нарочито громко громыхая той.

Но это не мешало Олесе общаться по скайпу с Аркашей. Тот по обыкновению был внимательный, предупредительный, на всякий случай «держал на ниточке» свою бывшую жёнушку. Со стороны это выглядело смешно и комично.

Однако Олесе нравилось, что её ещё где-то как-то считают «своей». На очередной вопрос Аркадия поспешила отреагировать, как обычно реагировала бы жена, с заботой и трепетом проникаясь к тому, что с ним происходило. Ответив на вопрос, тут же проявляя интерес, вникая в его сегодняшний день, поспешила спросить:

– Как там у тебя съёмка?

Тот, стараясь не конфликтовать, хотя считал: Какое ей дело? Тут же поспешил отчитаться, говоря, что ему удалось даже поучаствовать в съёмочном процессе, его задействовали в маленькой роли, мол, «режик» с ребятами предложили, но, а он самой собой не отказался.

Дурашливо улыбаясь, признался:

– Так хоть вложенных денег не жалко. Частично и на себя трачу. В общем сэкономил.

В этот момент со спины к нему подошла наполовину оголённая девушка, и стала теребить его шевелюру.

Олеся глядя на всё это выпученными глазами, возмущённо спросила:

– Это кто?

Аркадий озираясь по сторонам, махнув рукой, поспешил успокоить, поясняя, что это их стилистка.

Та, словно не слыша их диалога, крутилась перед ним, как веретено. Реакция Аркадия было неоднозначной. Он ёрзал сидя с вымученным видом перед экраном, по-идиотски гримасничая. Девушка назло им двоим шептала:

– Хочу тебя…

Тот, перейдя на шёпот, в сторонку прошипел:

– Ну, подожди, не видишь, что я сейчас занят… – закатывая глаза умоляя, – отстань, чуть позже.

Олеся, прилипая к монитору ноутбука, старалась рассмотреть всё происходящее на её глазах, нервничая, поспешила выкрикнуть в его адрес:

– Э-э! Аркаш! Что это было? Я не поняла. Ты ей что-то сказал или мне показалось?

Аркадий, как не в чем не бывало, выпалил:

– «Солнышко!» Ничего такого, что ты могла себе представить. Учу текст, через несколько минут у нас прогон.

Неожиданно подскочив на месте, истошно заорал:

– Всё! – явно заведённый, спеша закруглиться с разговором, – прости, иду в павильон.

На этом связь оборвалась. Олеся от неожиданного завершения вздрогнула. Она до сих пор не понимала, что там происходило у Аркаши с этой назойливой девкой. Её размышления прервала Инна, что вбежала в кухню и как большая «навозная муха» стала жужжать на ухо, что уже запарилась оттачивать фигуры. Заполнив две бутылки водой из-под крана, тут же вылетела «пробкой» обратно. Олеся, застыв на месте, не понимая, бросила:

– Это, что сейчас было?

Подруги молча пожали плечами. Она заплакала. К ней подбежала Таня, держа пальцы веером, боясь испортить маникюр. Олеся, стараясь успокоиться, стала давать себе установку, говоря сквозь слёзы:

– Перестань «рёва-корова», перестань, перестань!.. Вспомни о себе и через что ты с ним прошла… – тараторя, – забудь, забудь, что вы любили когда-то, да ещё как… Бросив безумный взгляд в сторону ноутбука, подойдя к нему, та, резко прикрыв крышку, продолжила:

– Забудь идиотка! Он не стоит того… – вытирая слезы, – перестань лить слёзы. Ими точно в этой каверзной истории себе не поможешь.

Зло, уничтожая испепеляющим взглядом Олю, сделала резкое движение, чтобы закрыть кран. Но племяшка резко отстранила, пробурчав:

– Совсем уже с ума сошла.

Олеся, мельтеша перед ней, хватаясь за голову, пробормотала про себя:

– Не распускай нюни! Ты лучше, чем та. И он ещё об этом пожалеет… – и заревела.

Оля, выключив воду, не оборачиваясь, вскользь бросила:

– Лесь! Перестань плакать, а то и я зареву… – вытирая ладонью предательскую слезу выбежала из кухни. Оставшись наедине, Таня и Олеся переглянулись. Таня поспешила обнять подругу, пуская слезу, плаксиво сказала:

– Лесь! А ну их этих мужиков! Все они «козлы»! Проверено!

Целуя щеки Олеси, смеясь, подметила:

– Ой, какие сладкие! – удивлённо, – а все говорят, что слезы любви – горькие.

Зацеловывая, радостно:

– Сладкие-сладкие…

Олеся, вырвавшись из объятий, побежала прочь, в дверях столкнувшись с Инной, что бежала за водой. Та, удивлённо посмотрев на Олесю, заметив слёзы, спросила:

– Мать, ты что ревёшь? Что с тобой?.. – поражаясь хлынувшему потоку слёз, обнимая, стала успокаивать, – брось! Нашла из-за кого!

Подбадривая ту:

– Ты же самая-самая!

Олеся с мокрыми глазами от слёз, смеясь, целуя ту в щёку, пробормотала:

– Не буду. Не буду… – вытирая слёзы, – уже забыла о нем.

К ним присоединилась Таня, вторя:

– «Козёл».

Олеся кивая, обнимая, сквозь слезы пробормотала:

– Да! «Козёл!»

Виновато глядя на подруг с лёгкостью пообещала:

– Я больше не буду из – за него плакать.

Беря под руку, Инну и Таню:

– Пошли в комнату телик посмотрим. Там сейчас сериал начнётся, будем смотреть, как другие от любви плачут. Дружно смеясь, троица направилась в комнату. Оказавшись в комнате, Олесе стало не по себе от шелеста дождя за открытым окном. Подойдя к нему, закрыв створку, стала всматриваться вдаль.

Казалось бы, начало сентября, так нет, погода пугала, своими неожиданными взбрыкиваниями отдаляя лето в прошлое, навязывая монотонные дожди, несущие собой – слякоть, тоску, внося депрессию. На душе и так тошно, а тут ещё барабанная дробь по стеклу.

– Дожди, дожди… – вспомнилась знакомая песенка…

Мелкий дождь засорял атмосферу чьими-то слезами. Вздыхая она поняла одно, что это случиться может с каждым, потерять любовь, который ты радовался.

Наверно где-то как-то её сглазили, и свыше произошла «перелицовка судеб»: шиворот-навыворот.

Тропинки во дворе превратились в грязь, в которой увязали ноги прохожих. Ветер, разнося в порыве холодную капель, массирующим потоком застигал их. Те перебежками прятались на детской площадке под «грибки» и под деревья. Видно, что дождь решил проявить характер, остужая разгорячённый недавним солнышком нрав людей.

Деревья раскачивались, пугая размахом, пригибаясь, выпрямлялись, говоря, что они сильнее, так как могут выстоять и в непогоду. Не то, что она, смотрит и ей уже от вида мощи непогоды страшно.

Кажется, что жизнь остановилась и с этой минуты непременно начнётся «чёрная полоса», как склизская грязь за окном. А ведь ещё недавно были солнечные дни. Вспоминая то приятное тепло, Олеся улыбнулась краешком губ. Невольно память вернула и Аркадия в сегодняшний день. И тут подумалось: Везёт некоторым.

На море. И стала рисоваться картинка его пребывания где-то там далеко.

Она не знала, что он сейчас мог делать. Но её воображение спешило ответить, рисуя кадр за кадром, его жизнь на море, прикусывая губу, пристально всмотрелась…

… Аркадий, на пляже нежась в объятиях двух девушек лёгкого поведения брюнетки и блондинки, с ленцой глядя на проходящих мимо дам, нарочито громко признался:

– Всё-таки свобода – это вещь! – высвобождаясь из объятий лапая блондинку, так, что так от боли вскрикнула, потягиваясь, констатировал:

– Вовремя я развёлся со своим «синим чулком»… – лыбясь, – у неё постоянная мигрень и месячные. Начиталась, что секс должен быть 2 раза в неделю.

На эти слова обернулись две дамы «бальзаковского возраста» в понятии сегодняшнего времени ближе к шестидесяти, но относящие себя непременно по критериям девятнадцатого столетия скажем ближе к тридцати пяти не более. Одна из них с сарказмом выдавила в его адрес:

– Слабак! Видно сам импотент.

Вторая, хихикнув, добавила:

– Под хорошим мужичком и доска шевелится.

Первая констатировала:

– Так какой-то!.. Ни рыба ни мясо.

Тот, не выдержав прессинга со стороны дам, спросил у девушек:

– Девчонки! Я что и впрямь не мужчинка?

Те хором поспешили ответить, целуя в щеки:

– Конечно мужчинка, да ещё и в соку!..

Аркадий, окрылённый такой ремаркой встав в рост глядя в след дамам, уничтожая тех превосходящим взглядом, не церемонясь, схватил в охапку девушек. Те заверещали как резанные, но, однако не поспешили высвободиться из его объятий. Он шёл с ними к воде. На них со стороны смотрели буквально все присутствующие на пляже. И он Аркадий был горд как никогда: Он не слабак! Попав в воду, бросив девушек в волну, нырнул, послышались писки и всплески. Они резвились, как малые дети и как показалось, им завидовали…

…Олеся тоже завидовала, вытирая скупую слезу, успокаивая себя, пробормотала:

– Ну и что! Мне всё равно. Я его люблю.

Так веря своим словам, ей стало так легко, что она вновь открыла створку, впуская в комнату поток свежего воздуха.

За окном осень боролась с летом, и кажется, поборола. Из-за тучки выглянуло солнышко и захотелось жить, радоваться и продолжить любить. Ей так хотелось быть любимой, и она с этим ничего не могла поделать. Поэтому вытирая слезу, улыбнулась и приняла решение: Быть любимой и счастливой!..

Против всех ожиданий солнце прогрело воздух, в комнате было свежо и тепло. Таня, сидя на диване по телефону кокетничала с очередным поклонником. Оля, сидя рядом подслушивала, наматывая на ус «Правила обольщения». Таня, в очередной раз, ляпнув что-то несусветное, стараясь как-то вырулить из этого, умоляюще просила:

– Рафик! Ну, пожалуйста, не смейся! Что я такого сказала? Это же игра слов не более. Просто тебе надо учиться русскому языку.

Стараясь пояснить:

– Что ты делал с «Толкушкой»?! Это означает: что ты делал с девушкой?! – округляя глаза, показывая мимикой и Оле, и Олесе, что тот туп, как «валенок».

Продолжая пояснять:

– «Толкушка» – это не «толкушка» которой мнут картошку. – По-детски смеясь, делая гримасы, – фу! Какой ты «тёмный»…

Олеся и Оля, пожав плечами, продолжали вслушиваться в разговор. Объяснения Тани затянулись. Это было так смешно, что Оля смеялась до упада. Олеся, не выдержав приструнила ту:

– Перестань, разве можно смеяться над тем, что тебя не должно касаться… – шипя, – может она, – тыча в Таню пальцем, – свою судьбу нашла.

На что Оля отреагировала по-своему:

– Гм!.. Судьба?! Пусть русский учит для начала… – кивая в сторону Тани, – вон как вспотела разъяснять. Продолжая смеяться, спросила Таню:

– Тань, он тебе нужен?

Та, сдерживая смех, отрицательно покачала головой. Оля, вырвав из рук подруги мобильный, крикнула:

– Рафик! Ты надоел! Больше не звони! – послышались прерывистые гудки.

Всем стало смешно, давясь смехом, троица опрометью выбежала из комнаты. В коридоре послышались шаги, визги, лай, мяуканье. Таким образом, переполошив и живущих вместе с ними братьев меньших.

Вбежав в комнату Инны, они застали ту за крайне несвойственным ей занятием. Та активно занималась физкультурой. Инна, лежа на полу с бутылками в руках качала пресс. Злорадно про себя бубня:

– Я им покажу – булки!

Она так была увлечена, что даже никак не отреагировала на шум в прихожей, поэтому вошедшие застали подружку врасплох.

Таня, рассматривая Инну, поспешила спросить:

– Что это ты тут делаешь?

Инна присев на коврике, проявляя своё недовольство по поводу вторжения в её пенаты, едко подметила:

– «Блин» достали, – возмущённо, – ну прям забембали. – Срываясь, – будет покой в этом доме?..

Поднявшись с пола, направилась к окну, копошась в горшках с цветами:

– Что-что? Разве не видно цветы поливаю?!

Тут же выйдя из себя вновь сорвавшись, рявкнула:

– И Вы бы могли помочь сделать генеральную уборку, раз уж носитесь по квартире без дела… – тыча рукой в верхний угол, – всё в паутине.

Таня оправдываясь:

– Так я только ногти накрасила.

Инна возмущённо:

– Ну, ты – вообще! А когда ты их не красила? – с сарказмом, – было бы для кого?

Олеся и Оля, боясь попасть под раздачу, поспешили дать задний ход, став поближе к двери. К ним присоединилась и обиженная Таня, бубня себе под нос:

– Это ты достала всех, «Сержант в юбке».

Когда подруги вышли, Инна продолжила усиленно заниматься физическими упражнениями. Вскоре плашмя упав на пол заложив руки за голову стала мечтать, смакую каждую деталь столь приятных грёз…

…Начало рабочего дня. Борисович сидит за столом, входит Инна. Само совершенство. Он выходит из-за стола, направляется к ней со словами:

– Богиня! – падает перед ней на колено, – я все отдам за ночь любви.

Инна гордая отталкивает садиться за стол, говорит, чтобы тот всех уволил, мол, она и сама может всё решать. Тот вскакивает, кланяется, расшаркиваясь:

– О, Богиня! Свет моих очей! Нет проблем, как скажешь… – обнимаются, целуются…

… Но тут же выйдя из своих сладких грёз и наваждений мгновенно осматриваясь по сторонам, Инна, понимая, что в комнате кроме неё никого нет, крестится бубня:

– Боже, прости дуру грешную! – вздыхая, – никак из головы не выйдет, как вирус жрёт мою душу.

Закатывая глаза вверх:

– Прости, ну слабая я женщина. Другой не стану… – крестится, – прости.

В испуге оглядываясь по сторонам:

– Вообще-то так хочется… – защипывая кончики пальцев, щёлкая, мечтательно, – ещё хоть разок побывать в его объятиях, а то всё что произошло, было как-будто наполовину понарошку… – обидчиво, – что я хуже других?

Оглядываясь по сторонам и на дверь, стуча по груди:

– Раз, два, три, четыре, пять, чтобы горю не бывать… – смачно сплёвывая за левое плечо.

Однако ей не хотелось выходить из своих бурных фантазий, ещё немного придержала их при себе смакуя.

И, кажется, что она уже полностью самоутвердилась в своей самодостаточности. Считая, что та ночь с ним была далеко не случайностью.

Инна, лежа на коврике, абсолютно довольная с оглядкой на дверь, жмурясь, пробормотала:

– Я со всем справлюсь одна. А та ночь любви была, была, была…

Силясь, напрягая память, гоня прочь все упрёки, которые у неё были по отношению к себе самоутверждаясь в правильности своих действий, открыв глаза, с твёрдостью в голосе произнесла:

– Пусть все говорят, что через секс в «дамки» лезут. Я не «дамка», я – Королева!

И тут же невольно вспомнила ту нечаянную близость средь бела дня в кабинете шефа…

… В тот день О.Б., почему не с того не с сего, прямо – таки с утра проявлял повышенное внимание к ней. Прижав к стенке в своём кабинете, пригласил в мотель…

…Она, вновь силясь, стала вспоминать всё до мелочей…

Два месяца назад.

…Инна входит с бумагами, докладывает о проделанной работе, даёт калькуляцию на билборд. Тот смотрит, он немного подшофе, признается:

– Оперативно работаете, Инночка, молодец! И вообще Вы мне нравитесь. Есть в вас некая чертовщинка, – поедая взглядом, – будете во мне зверя.

Притягивает. Ласкает. Инна отталкивая, боясь в это поверить, шепчет:

– Не надо так со мной. Я не такая, как все!

Он шепчет на ухо:

– Лучше!

Инне неудобно в его объятиях, вырываясь, переходит на полушёпот:

– Ну, Олег Борисович! Не здесь.

Тот, протрезвев, прижав к стенке кусая мочку уха:

– Ну, тогда в мотель!

Ей ничего не оставалось, как согласиться.

Она красная как «рак» вырывается из его объятий и опрометью вылетает за дверь.

Оказавшись в своём кабинете, глядя в большое зеркало на стене, старается поверить словам О.Б. Она готова рискнуть, пойти на свидание. Спрашивая себя вслух:

– Чем я не панночка?!

Ощупывает своё тело, продолжая заглядывать в зеркало, разговаривает сама с собой:

– Чем я хуже тех, кто уже прошёл через постель? – констатируя, – не я первая, не я последняя.

– Надо же когда-то начинать взрослую жизнь. Тем более мне он даже очень нравится… – радуясь, – а вдруг это любовь?

– Говорят, что от любви нельзя отказываться. Судьба может не простить и тогда, я останусь старой девой. И буду, как наша бухгалтерша. «Грымза!» – ей становится страшно от этой мысли, закрыв глаза, она произносит, – хорошо, хорошо! Пойду! Будь, что будет!..

Уже улыбаясь, смотрит в зеркало. Трогая вновь своё тело, поймав себя на этой вольности, бежит на своё рабочее место, копаясь в бумагах, урывками бросает взгляд на настенные часы.

И это случилось. Он и она в мотели. Темно. Инна и Олег Борисович в постели занимаются любовью. Он страстно целует в губы, беря её с неистовостью, признается:

– Ты та ещё «штучка». Сладкая! Терзая зубами соски, – не думал быть первым.

Спрашивая в лоб:

– Что никому не была нужна?

Инна, находясь в страхе и вожделении, вырываясь из объятий, не снося его слова, дерзит:

– Вас ждала!

Он, сдерживая её, наконец поймав в экстазе оргазм, отпрянув от горячего тела, встаёт, говорит:

– Всё! Прости, «Киса»! Убегаю! У меня утром встреча. Спать хочу, вымотался с тобой.

Поблагодарив за приятную неожиданность, просит об их встрече не распространяться. Не включая света, одевается, уходит.

Инна в темноте, кусает губы, плачет, зло шепчет:

– Дура, размечталась. Целку сломал, и смотался… – зло, – так тебе и надо!

– Понравилось? – отвечая себе:

– Да!

Накрывая подушкой голову, плачет, шепчет:

– Не скажу! Я не болтушка! – трогая рукой грудь, – вон как болят. Но приятно же…

Хлопая мокрыми глазами, констатирует:

– Я сука! А он кобель!

Усмехаясь, массируя груди, теребя соски:

– Пусть гад, но все равно так приятно! – закрывая лицо руками. – Хочу, хочу, хочу ещё!..

…Вернувшись в реальность сегодняшнего дня, расставив ноги массируя промежность, прошептала:

– Хочу! – вводя себя в оргазм, – Очень хочу… – закрыв глаза, прошептала:

– Мужичка бы сейчас! Отдалась бы!..

Она стала реветь, сознавая, что все, что было с ней не по – взрослому, а как бы понарошку.

Вечер в квартире подруг был обыденным, если только не считать Ольгины «движения», дающие намёк, что если кто и работает, так это она.

Занеся с лестничной площадки в ванную ведро со шваброй, сняв резиновые перчатки, вытирая лоб, устало пробурчала:

– Ну, прямо Золушка! Хорошо, что в подъезде никого не было… – устало, – из уборщицы в топ-модель.

Заглянув в зеркало улыбнувшись, поспешно раздевшись, стала принимать душ, тщательно брея ноги станком для мужчин. Закончив процедуру ощущая неприятное пощипывание, опрометью выскочила из ванны, встав на глянцевую плитку ощущая мокрыми ногами живительную прохладу. Смазав ноги бальзамом, показалось, что это ей помогло, уже не было такого дискомфорта от пощипывания. Закутав ноги в бинты, пошла спать. Потирая ноги, довольно прошептала:

– Завтра красотулечки, вы станете шёлковые.

Утро прошло без всяких эксцессов. Наскоро выпив кофе, перехватив бутерброд с сыром, помчалась на съёмку.

Ни свет ни заря, оказавшись в съёмочном павильоне Оля, раздевшись, поспешила размотать бинты. Она пришла в ужас, ноги были в царапинах. Это то, чего она так боялась. Как раз в этот момент вошёл продюсер. Тот как увидел свою новую модель, так чуть не получил инфаркт. Он исходя слюной с глазами «поджаренного таракана», как ненормальный заорал:

– Вон!..

Ассистентка, стоя в замешательстве, хватая ртом воздух, глотая и давясь им, совершенно не знала, что делать.

Чтобы как-то помочь бедной женщине, Оля прошептала телефон Тани, говоря, что та сейчас точно в форме. Обескураженная ассистентка, хватаясь за «соломинку» тут же поспешила воспользоваться, набирая Таню. Поблагодарив девушку, попросила поскорее исчезнуть. Дав понять, что и она может оказаться по её вине безработной. Оля, юркнув, исчезла. Уже на улице за углом офиса поймав такси, она поехала домой.

С грохотом ворвавшись в квартиру, Оля в слезах, как затравленный «зверёк» вбежала на кухню, ища там хоть какую-то поддержку. Настолько неожиданным возвращением обескуражила и Таню, и Олесю. Сходу, говоря им, что всё пропало, что это утро явно поставило в её карьере жирную точку.

Олеся поспешила успокоить племянницу, разговаривая с ней, как с маленькой вытирая льющиеся градом слёзы. Таня глядя на парочку изнывала от скуки у окна. Оля, еле сдерживая слезы, пробормотала:

– Жди, тебе должны перезвонить.

Таня лакировала ногти, и не хотела вообще общаться с ней, считая, что у малой постоянные заморочки невольно подумав: Мне б твои проблемы?! Нет, так нароешь.

Вдруг зазвонил её мобильный, от неожиданности та вздрогнула, недоумевая, передёргивая плечами, что говорило: она совершенно не знает, кто звонит. С показательной ленцой ответила.

Это была ассистентка. Из трубки доносился истеричный крик, она умоляла Таню, чтобы та приехала и приняла участие в рекламе «подушечек для эпиляции ног», говоря, что у них аврал. У продюсера почти инфаркт.

Олеся глядя на Олю, понимая, что вся «каша» была заварена ею, срываясь, прикрикнула:

– Ты меня уже своими глупостями достала, такие заработки мне уже порядком надоели.

Таня сквозь их крик, перекрикивая, силилась быть услышанной, продолжала общение с ассистенткой:

– Ну не знаю. Это не совсем то, что я хотела, но попробовать можно.

Ассистентка вновь пригласила сняться в рекламном ролике, ссылаясь на то, что ей только что дала её координаты Оля. Таня посмотрела на плачущую подругу, пытаясь что-то мимикой до неё донести, выказывая то ли благодарность, то ли негодование. На что Оля сквозь слезы пробормотала:

– Не то, что некоторые! Мне плохо, а подумала о тебе… – и вновь зарыдала.

Олеся поспешила успокоить, обняв, целуя мокрые глаза племяшки.

Таня поспешила согласиться. Олеся на нервах схватила тарелку с хлопьями, залив под край молоком стала с аппетитом поглощать, расплёскивая капли в разные стороны, словно не ела минимум, как три дня.

Так сидя с полными щеками, она всё ещё силилась успокоить Олю. На что было слышно, как та, всхлипывая, бурча, говорила:

– Я же говорила, что тебе перезвонят.

Окрылённая Таня, сорвавшись с места, забыв про невысохший лак, опрометью вылетела из кухни, крича на ходу:

– Если что! Я на съёмках! Меня уже нет!..

Было слышно, как захлопнулась входная дверь.

Олеся, подойдя к холодильнику, заглянув внутрь набрав с полки Инны всего и побольше стала уничтожать всё подряд. Это означало, что её обидели до глубины души, если не сказать более, её напросто разозлили. Поедание без разбору было «обвинительным актом». Она считала, что все вокруг виноваты.

Таня, выбежав из подъезда, помчалась в направление метрополитена. Мчась, как угорелая сквозь толпу, вдалеке заметила Павла Горбачёва в окружение девушки. Тот, бурно жестикулируя, что-то рассказывал, явно чем-то, пытаясь сразить ту наповал обворожить своим искромётным монологом. Девушка слушала смеясь. Таня, не сдержавшись, поспешила крикнуть:

– Павел!.. – но тот не услышал.

Толпа, безжалостно поглотив её с головой, выносила волной вперёд, отдаляя от него.

Уже оказавшись внутри метрополитена стоя в ожидание электрички, она решительно перезвонила Павлу. Вызов был сброшен. Повторив попытку, услышала монотонный голос: «Абонент временно не доступен…».

Она с трудом проглотила горькую пилюлю предательства, выскочив из толпы, чтобы опять не поглотила волна серой массы, вбежала в подошедшую электричку. Уже оказавшись внутри, вновь набрала номер Павла. Результат был тот же. Закрывшиеся двери перечеркнули былую дружбу. Ей хотелось плакать. Показалось, что мир как никогда зол, в нем нет места искренним и бескорыстным побуждениям: дружбе, как, впрочем, и любви.

Не выдержав внутреннего накала, всё – таки опять перезвонила Павлу, тот сказал, что он сейчас у родственников. Она, пытаясь быть сдержанной, в отместку на ложь сказала:

– Жаль, а я на съёмке… – перекрикивая гвалт, нарочито громко тараторя, – неожиданно пригласили. Я даже не успела с тобой посоветоваться идти или не идти? – разговор оборвался.

Кто-то чуть не выбил локтем из рук мобильный. Зажатая толпой со всех сторон, она пыталась пошевелиться, но тщетно. Ничего не оставалось, как крикнуть плаксивым голосом, делая это на одном дыхание и возмущённо:

– Господа! Вы же не одни. Надо хоть иногда смотреть перед собой, рядом люди.

Кажется, её в толпе заметили, услышали.

Парень, встав с сиденья, тут же галантно уступил ей место. Та, с милой улыбкой поблагодарив, села. Чтобы как-то заполнить вакуум общения, снова набрала Павла. Тот не с первого раза, но все же ответил.

Парень, стоя рядом с интересом, наблюдал. Таня, перейдя на полушёпот, спросила:

– Ты очень далеко? Может, пересечёмся?

Павел, тоже перейдя на шёпот, сказал:

– Ну, я же тебе сказал, что за городом у родственников. Едва сдержавшись, чтобы громогласно не уличить того во лжи, она, перейдя на шёпот, парировала:

– Ладно! Нет проблем! Может и я буду долго занята на съёмках.

Безразлично, но все же с нотками самодостаточности в голосе, как у настоящей «звезды» натянуто сказала:

– Это я так к слову. Знакомый продюсер пригласил… – манерно, – не бери в голову! Ещё пересечёмся… – резко оборвав разговор, как бы невзначай бросила, – па-па! – и с удовлетворённой улыбочкой, сознавая, что тому крупно насолила, выключила телефон.

Оказавшись в стенах павильона студии, Таня в не очень дружественной обстановке познакомилась с продюсером Евгением Белоусовым, симпатичным мужчиной 40 лет. Тот, заметив постороннюю, заорал на ассистентку:

– Кто это? – та стояла, опешивши, показывая мимикой, что это новая актриса.

Тот, не унимаясь, продолжал:

– Почему опять набрали с улицы?

Ассистентка, хлопая глазами стала оправдываться, говоря, что не было времени на поиски других.

Таня уже хотела уйти, но тот, заметив это, тут же попросил сделать то, что необходимо по рекламе. Она приложила все усилия и выполнила все пожелания. Ему явно понравилось.

Он с интересом наблюдал за происходящим глядя на монитор, отмечая, что та красивая. Ассистентка, вторя ему, поддакивала, стараясь от себя отогнать гнев как можно подальше.

Отойдя от монитора, тот поспешил к Тане, благодаря за проделанную работу. Дав визитку, подмигнув, сказал, что она его заинтересовала.

Таня, стесняясь, поблагодарила за комплимент. Если честно, то она была на седьмом небе от счастья.

Кокетливо простившись, поспешила к выходу, идя вышколенной походкой «топ-модели». Продюсер глядя в след, поспешил взять телефон Тани у ассистентки, говоря, что в девушке что-то есть.

Она шла по улице окрылённая тем маленьким земным счастьем, ей бы хотелось продлить этот волшебный миг на век, но это невозможно, поэтому решила вернуться домой не на такси, а на метро. Искусственно растянуть время.

Кажется, что и прохожие видели в ней не иначе, как счастливую девушку. И она им в этом подыгрывала, сияя улыбкой заряжая своим счастьем не только себя, но и окружающих, игриво откидывая в стороны, развивающие от дуновения осеннего ветерка, летящие в потоке воздуха, как крылья птицы полы нового плаща. Те расступались, давая ей дорогу вперёд, провожая в след тёплыми взглядами.

Так она добралась до метрополитена и, оказавшись внутри, в нетерпении ожидала электричку, чтобы поскорее внести заряд – счастья и в их обитель. Ей казалось, что этим она спасёт девочек от депрессии. Её от этой мысли неожиданно отвлёк звонок на мобильный, номер был неизвестен, поэтому она с лёгкостью его сбросила. Улыбнувшись, ловя себя на мысли, что день задал новый ритм жизни в мегаполисе с уверенностью вошла в подъехавшую электричку.

Таня, находясь в переполненной электричке, ощущая себя, как в улье, сквозь шипение и гул голосов едва различила сигнал вызова на мобильном. Не глядя ответила.

Это был Евгений Белоусов, продюсер. Тот спрашивал: можно ли с ней сейчас встретиться?

Прижав плотнее к уху мобильный, почему-то перейдя на полушёпот, она обескураженно ответила:

– Ой, а я сейчас в метро.

Он спросил:

– Какая следующая остановка?..

Таким же полушёпотом поспешила ответить:

– Пушкинская.

Евгений попросил дождаться его у входа, говоря, что скоро подъедет. Таня согласилась, не зная, что и думать.

Выключив телефон начала строить варианты. Их разброс был полярным.

Первое, что пришло на ум: она что-то не так сделала на съёмке. Второе, что он влюбился. Третье, что хочет отметить их знакомство возможно выплатить гонорар, который она забыла взять у ассистентки. Она и вправду о нем напрочь забыла, ведь главное, что она состоялась, как модель, приняв участии в съёмке ролика. Таня ощущала себя актрисой. Мысли встряхнул внезапный толчок, это была остановка. Толпа, обхватив её своими «объятиями» вынесла на перрон. Она так и не получила окончательного ответа, в душе ощущала дискомфорт. Что не говори, а ответа так и не нашла. Но это её не омрачало, где-то как-то интриговало движимая любопытством направилась к выходу в город.

Выйдя на улицу, стоя у входа, Таня стала в напряжение смотреть по сторонам. Ей показалось, что вдали заметила силуэт Евгения Белоусова. Это было в районе парковки, поэтому пробравшись сквозь толпу, она поспешила туда. Евгений стоял у новенького «Лексуса». Как-только тот заметил девушку, сразу же приятельски махнул рукой. Таня, заметив дружеский жест, осознав, что глаза её не обманули, поспешила к нему. При встрече обменявшись любезностями, тот поспешил сказать, что хотел бы с ней пообщаться. Этим, давая понять, что может-быть их планы на будущее во многом совпадут. Пригласил в ресторан. Таня без раздумий согласилась. Ей ещё никто не делал таких знаков внимания. Вот так по – взрослому взять и пригласить в ресторан. Сев в машину они уехали, оставляя за собой клубы пыли вперемешку с опавшей листвой.

Уединение в ресторане они нашли, скромно устроившись в уголке. В зале практически никого не было. К ним подошёл официант, взяв заказ, тот, галантно откланявшись, исчез, оставив их наедине.

Кажется, Таня попала в то место, в то время, найдя нужного человека. Это всё тот же миг счастья, и она боялась лишиться его, поэтому блаженствовала, купаясь в нем…

… Инна в это время стояла перед кабинетом шефа и буквально настраивала себя на подвиг, давая себе установку:

– Я самая, самая! Я – лёгкая, изящная! Топ-модель!

Щипая себя за щеки, наскоро поправила причёску, перекрестившись со словами:

– Удачи Вам, Инна Викторовна! С Богом! – поспешила войти внутрь.

Она с уверенностью влетела в кабинет. Олег Борисович как раз подписывал бумаги. Бухгалтерша, мельтеша перед столом пыталась выдавить слезу. Инна сочла, что тот, наконец-таки увольняет эту несносную женщину, и как в её характере сейчас просит не увольнять. Инна подбоченившись выпалила:

– И правильно делаете! Давно надо гнать взашей! Всех достала!

Бухгалтер подняла на неё изумлённые глаза и с кривой ухмылкой въедливо произнесла:

– Это Вы о чём, милочка?! – считая Инну чокнутой.

Олег Борисович сидел, не шелохнувшись, скрупулёзно изучал документ. Он всегда читал от первой до последней буквы, прежде чем поставить свою подпись.

Бухгалтерша, кружа над ним пуская слезу нудила:

– Ну, за что? Почему меня?

Инна, приближаясь к ним, где-то как-то уже внутренне посочувствовала женщине. Та вдруг прямо на глазах кардинально изменилась, в ней исчезла прыть и хватка.

Так становясь снисходительной, ощущая себя воздушной в эйфории своей мечты, Инна трогательно попросила:

– Не надо увольнять.

О.Б. не понимая, что здесь происходит, с удивлением посмотрел на дам, бегающим взглядом считывая информацию с лиц. Не выдержав в прямом смысле слова «сканирования», бухгалтерша наезжая выкрикнула:

– Милочка, Вы, что вчера в «Кальян-баре» были?

Инна не понимая, посмотрела на Олега Борисовича, запинаясь, пробормотала:

– Я вообще там никогда не была.

Тот с непониманием происходящего резко произнёс:

– Всё!.. Можете идти в кассу… – подавая документ бухгалтерше.

Инна глядя в упор на двоих тут же взмолилась:

– Ну, зачем сразу увольнять, можно же было и выговором обойтись.

Бухгалтерша, хмыкая с ехидной улыбкой в ответ бросила:

– Командировочный лист на бухгалтерские курсы. На повышение!

Зло, осмотрев с ног до головы, ядовито бросила:

– Вам это не грозит… – хмыкнув, – если только несоответствие своих прямых обязанностей за аморалку. Поворачиваясь задом, уже через плечо:

– Чокнутая выскочка! – направляясь к выходу на ходу потрясая командировочным листом.

Через секунду её след простыл, остался только едкий запах ещё советских духов «Серебристый ландыш», наверняка подаренный в бытность кем-то на 8 Марта.

Олег Борисович желая достойно выйти из создавшейся ситуации, поспешил сделать комплемент:

– Боже, какие ароматы!.. – щупая попу, – наши «булочки» не пресные на дрожжах так и хочется съесть…

– улыбаясь во весь рот, показывая белые ровные зубы. Инна возмущённо рявкнула:

– Да, как Вы смеете?! – опрометью выбегая из кабинета…

…Уже вечерело, когда в зал ресторана стали заглядывать новые лица. Одним из них был вошедший мужчина средних лет, Пётр Стамбовский, одноклассник Евгения.

Он не преминул подойти к столику друга, но ненарочито, а как бы мимоходом. Остановившись у столика. Тот стал расшаркиваться перед Таней, стуча по плечу Евгения, давая понять, что одобряет выбор. Подмигнув, сделав многозначительное лицо, проследовал дальше, его уже ждали за столиком в центре зала.

Евгений вытирая со лба пот, посетовал, что и здесь им не дадут пообщаться, предложил тут же уйти. Таня согласилась, искоса поглядывая в сторону Петра, тот, поймав её любопытный взгляд, послал воздушный поцелуй. Та, хмыкнув, отвернулась. Это ускорило их уход. Евгений расплатившись с официантом, предложил даме свою руку. Они молча вышли, не глядя не в чью сторону. Этим было подчёркнуто их внутреннее единство…

… В это время в квартире девушек происходил настоящий переполох. Все проживающие там волновались и пережевали за Таню. Та была вне доступа мобильной связи, вследствие чего у всех рождались самые дурные мысли. Столько пропаж красивых девушек, да и надругательств над ними.

Олеся как старшая уже хотела позвонить в милицию, но её порыв тут же сдержали Оля и Инна, говоря, что та может быть сейчас на «гульках». Такое бывало и раньше, напомнив, что их любимая подружка не спешила дать кому – либо из них отчёт: куда и зачем пошла…

…Если бы Таня знала о беспокойстве девочек…

… Она по – прежнему была счастлива в окружение всего нового. Неизвестность её не пугала, а радовала. Таня, сидя в салоне машины, молча переваривала всё происходящее с ней, да и не хотелось отвлекать от вождения Евгения, тот после встречи с другом стал каким-то дёрганным, замкнутым.

Они ехали молча. Таня смотрела в окно. Её завораживал блеск ночного города. Евгений чтобы выйти из – за затянувшейся паузы нарушил тишину вопросом в лоб:

– Может ко мне? – та молча кивнула.

И как-то неожиданно резко ощутила вибрацию в кармане плаща. Тане на мобильный пришла СМС от Инны: Где ты? Таня на ощупь написала ответ: В гостях.

Инна в недоумение поспешила показать СМС от Тани и остальным: «В гостях».

Девушки, пожимая плечами, тяжело вздыхая, поспешили пойти лечь спать.

Прошло несколько минут, как Евгений и Таня очутились в его холостяцкой квартире. Тот не включая свет, стал её обнимать, поцелуем уводя вглубь комнаты.

Та принимала ситуацию, как есть, не раздумывая над развитием сюжетной линией их истории. Для себя она решила: будь, что будет, значит так надо.

Поэтому как можно искреннее ответила взаимностью. Он, подхватив на руки, понёс на большую кровать. Там они занимались любовью. И это было интригующим любопытным действом.

Кажется, их сердца стучали в унисон. Их тела трепетали в преддверии откровенности. Совершенно незаметно сливаясь воедино…

…Он очутился на ней, и она как настоящая партнёрша соискательница интимной близости помогла ему войти в себя.

Евгений брал Таню, как любимую женщину. Всё выглядело искренне, страсть была оправданной. Он и она в единение душ стали одним целом. Для Тани это было нечто новым, самым настоящим наваждением, но безрассудства не было ни на йоту. Таня как никогда была в трезвом уме и давала себе отчёт в том, что всё происходящее здесь между ними исключительно по любви.

В крепких объятиях Евгения она ощущала себя настоящей женщиной. Они были в экстазе, каждый ощутил оргазм. Она ещё этого никогда ни с кем не ощущала. Всегда было как бы «по – взрослому»: «до…» Не более. Игра в любовь понарошку.

Она смотрела в его глаза и в них видела себя. Плоть была удовлетворена. Об этом говорили её набухшие соски и повышенная влажность между ног. Это было и от поцелуев Евгения. Кажется, что тот хотел её выпить всю до дна, упиваясь целящей влагой её промежности.

Та стонала, но не от боли, а от страсти целуя его руки, что теребили её длинные волосы, массировали груди. Наконец удовлетворённо откинувшись в сторону, он снял с мизинца кольцо, надевая его Тане на палец. Ей это понравилось.

Это в её глазах было нечто и говорило о многом, об его чувствах к ней.

Не удержавшись в порыве безрассудства и страсти стала осыпать его уставшее тело своими трепетными поцелуями, массируя подушечками пальцев нейтральные, а затем эрогенные зоны. Она жаждала новой близости. Его трепещущее от прикосновений тело становилось послушным, оно, отпружинив вновь брало верх над ней. Евгений брал её неистово и страстно. Таня, содрогаясь всем телом, чувствуя каждой клеточкой кожи его страсть отдавалась ему, сполна трепеща от прикосновений крепких и нежных рук. Линии тел казалось, слились воедино. Он в экстазе обещал ей золотые горы. И она верила. Их сближала кромешная тьма за окном.

Блеск луны дал понять, что они в своём космосе и им сейчас никто не посмеет помешать.

Обычно в такие минуты зарождается чувство любви, и Таня это прочувствовала…