Сон, в котором она была счастливой, беззаботной девочкой, внезапно оборвался. Джулия почувствовала, что ее сковывает холод, к горлу подступила тошнота. Открыв глаза, она несколько секунд вглядывалась в темноту, стараясь вспомнить, где она находится. Завывание ветра за стеной и сильная качка вернули ей чувство реальности. Поняв, что ее мутит из-за шторма, Джулия успокоилась.

Рядом мужской голос произносил с детскими просительными интонациями неразборчивые фразы, и только одно слово, повторяющееся снова и снова, можно было разобрать, – это было слово «мама». Джулия не сразу поняла, что это Франко разговаривает во сне.

Повернув голову, она посмотрела на электронные часы. На них было 3.00. Ветер и шум волн усиливались, яхта взлетала вверх и падала вниз, вызывая под ложечкой неприятное ощущение пустоты.

Франко снова произнес «мама», и Джулия подумала, что похищение Серены Вассалли оставило кровоточащую рану в его сердце. «Мать и сын – одно целое, – заключила она. – Даже взрослый мужчина неразрывно связан с матерью невидимой пуповиной».

Невольно она стала думать о Джорджо, но без прежнего беспокойства. Кажется, период бунта у него прошел, все самое худшее позади. И хотя он еще не выбрался на верную дорогу, Джулия уже не сомневалась, что он на пути к ней. Впервые за многие месяцы она не боялась за его будущее, что же касается их отношений, они наладятся. Просто ей надо привыкнуть к тому, что Джорджо больше не ребенок, а значит, и обращаться с ним она должна как со взрослым – уважительно и деликатно. Конечно, это трудно, ведь для матери сын всегда остается беззащитным маленьким мальчиком.

Она представила Джорджо спящим в далекой «Фонтекьяре», и ей захотелось перенестись туда, чтобы тихо войти в комнату и прислушаться к его дыханию. Желание было невыполнимо, и сердце ее сжалось от щемящей тоски по сыну.

Франко беспокойно заворочался во сне и протянул к ней руку, словно ища защиты.

– Ты здесь, мама? – спросил он сонным голосом.

Джулия смутилась и не ответила. Нащупав в темноте кнопку выключателя, она зажгла лампу.

– Ты почему не спишь? – спросил Франко, открывая глаза.

– Ты разговаривал во сне, вот я и проснулась, – ответила Джулия.

– Прости.

– Ты звал свою мать, – как бы между прочим сказала она.

– Наверно, никак не успокоюсь после пережитого. Сны ведь вещь таинственная, у нас нет над ними власти. Когда я был ребенком, – начал он вспоминать после небольшой паузы, – мне казалось, что мама – моя невеста. Я всем так и говорил. Мне так нравилось проводить время с ней, что я не играл со сверстниками. Подростком я тоже ходил за ней хвостом, а товарищи завидовали мне, думали, что у меня появилась девушка.

Джулия слушала Франко и все больше терялась. Она не ожидала подобного признания от такого уверенного в себе мужчины, как Франко Вассалли.

– Пойду поищу что-нибудь выпить, – сказала она и, накинув халат, вышла из каюты.

Порыв ветра чуть не сбил ее с ног, ей пришлось крепко ухватиться за поручни. Держась за них, она дошла до рубки и поднялась в нее. Старший из матросов склонился над картой и делал в ней какие-то пометки.

– Где мы сейчас находимся? – спросила Джулия.

– В Лионском заливе, – охотно ответил матрос. – Идем со скоростью семнадцать узлов в час. Если все будет благополучно, через два дня будем в Гибралтаре.

– Ясно, – сказала Джулия, – а теперь скажите, когда я смогу сойти на берег?

– Я же говорю, через два дня. – Матрос улыбнулся белозубой улыбкой. – Можно, конечно, повернуть назад, тогда утром мы снова подойдем к Майорке, но хозяин мне ничего не говорил об изменении курса.

– Просьба дамы равносильна приказу, – раздался у них за спиной голос Франко, и матрос, вытянувшись, отдал ему честь.

Они перешли в кают-компанию, и Франко достал из бара бутылку выдержанного виски.

– Тебе налить? – спросил он Джулию.

– Предпочитаю стакан воды, – ответила она.

– Почему ты решила прервать нашу поездку? Что-то не так? Скажи что.

– Просто соскучилась по дому. – Джулия взяла стакан с водой и, опустившись на диван, сделала несколько глотков.

– Неужели так сильно соскучилась?

– Да, поэтому прошу тебя высадить меня в ближайшем порту.

Франко смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Мы же решили исчезнуть на восемь дней, а плаваем пока только два. Почему ты вдруг передумала?

Забившись в угол дивана, Джулия спрашивала себя, что занесло ее в Лионский залив? Каким образом она очутилась на этой роскошной яхте с мужчиной, которого едва знает? Что заставило ее изменить Гермесу – единственному, кого она любила и любит, отцу ее будущего ребенка?

В памяти всплыла сцена из далекого прошлого: она, еще подросток, приехала на каникулы в Модену, и они с дедом ужинали за столом в его большой кухне. Солнце клонилось к закату, стремительные ласточки рассекали за окном неподвижный горячий воздух. Издалека доносились детские голоса, собачий лай и музыка.

– Что это ты сегодня такая задумчивая? – спросил дедушка Убальдо.

– Я не задумчивая.

Дед неодобрительно покачал головой:

– Давай выкладывай, я же вижу, что ты хочешь мне что-то рассказать.

– Откуда ты знаешь?

– По глазам читаю.

– Я видела Джильду.

– Ну и что из этого?

– Она занималась любовью с карабинером за сгоревшим домом.

Джулия натолкнулась на них случайно и невольно замерла, испытывая любопытство и отвращение одновременно. Платье на Джильде задралось, оголив белый округлившийся живот, и карабинер ритмично опускался на него, словно стараясь вдавить в землю.

– Сочувствую, – сказал дед, – совсем не обязательно в твоем возрасте видеть такое. Впрочем, не придавай этому большого значения.

Дедушка при своем неуживчивом, вспыльчивом характере был человеком терпимым. Возможно, зная за собою немало грехов, он рассчитывал и на терпимость Всевышнего, когда предстанет перед ним, завершив земную жизнь.

– Но Джильда беременна! – воскликнула Джулия. – Я не представляю, как можно этим заниматься в таком положении.

Она залилась краской от смущения, потому что тема была деликатная, и ни с кем, кроме деда, Джулия не осмелилась бы ее обсуждать.

– Ну, может, это и не очень хорошо… – неуверенно протянул дед.

– Карабинер ведь ей даже и не муж.

– Беременная женщина – тоже женщина. А ты мала еще, чтобы судить других. Что до Джильды, она любит всех мужчин без разбору. Кроме собственного мужа, разумеется.

– Мама говорит, что женщина, которая носит ребенка, – святая, – горячо сказала Джулия, но дедушка ничего не ответил на это.

Дедушка Убальдо правильно тогда сказал: «Ты еще мала, чтобы судить других». Теперь она выросла, и с ней случилось то же, что и с Джильдой. Франко, конечно, нельзя сравнивать с карабинером, и живота у нее пока нет, но она-то знает, что ждет ребенка! Джулия вдруг почувствовала к этому маленькому беззащитному существу безграничную любовь и нежность.

– Я не могу ждать конца плавания, – твердо сказала она Франко. – Не могу, а главное, не желаю. У меня есть мужчина, я хочу к нему.

Франко горько улыбнулся.

– Он уже был у тебя, когда ты мне позвонила в офис и назначила свидание, он был у тебя, когда ты стонала от страсти в моих объятиях.

Джулия не считала нужным ни извиняться перед ним, ни оправдываться. Наваждение прошло, осталась лишь усталость.

– Я хочу домой, – только и сказала она.

– К Гермесу?

– Да.

– Ты его любишь?

– Да.

– Но и я тебя люблю.

– Я совсем тебя не знаю. Ты нравишься мне, это правда, но с Гермесом у меня на всю жизнь.

Франко сел с нею рядом и в отчаянии закрыл лицо руками.

– Я из-за тебя потерял голову, я привез тебя на яхту, где никогда не было ни одной женщины. Как только я увидел тебя в первый раз, я понял, что ты особенная. Есть женщины и красивее, но ты… ты околдовала меня своей непредсказуемостью, своей тайной.

Он на минуту замолчал, потом отнял руки от лица и, посмотрев на нее странным помутневшим взглядом, продолжал:

– Я хотел бы стать маленьким… вот таким, – Франко расставил большой и указательный пальцы, – чтобы войти в тебя, в твое лоно. Я хотел бы стать твоим сыном.

У Джулии мороз пошел по коже.

– Ты отвезешь меня домой? – как можно спокойнее спросила она.

– Конечно, мы утром уже будем в Минорке, не беспокойся. Может быть, вернемся в постель и проведем оставшиеся часы вместе?

Но Джулия была уже далеко и от Франко, и от морского путешествия, и от скоропалительного романа. Она думала о Гермесе, о Джорджо, об Амбре и о своем будущем ребенке, которого любила с каждой минутой все больше и больше.