— Румо, сегодня фехтования не будет, мы идём на ярмарку!
Урс был в приподнятом настроении, когда они спешили в сторону восточных городских ворот, где уже несколько дней шумел праздник. Бесчисленные ленты неизвестных запахов летали над городом и Румо со смешанными чувствами шёл туда. Если верить Урсу, то речь шла, главным образом, о том, чтобы съесть как можно больше нездоровой пищи.
Уже перед городскими воротами звуки стали такими громкими, что им обоим, чтобы слышать друг друга, пришлось повысить голоса.
— Боже, я жду это ровно год! — крикнул Урс и потёр руки. — Волшебные шатры, паровое пиво, мышиные пузырьки.
— Мышиные пузырьки? — крикнул Румо.
Урс протянул ему мешочек с деньгами.
— Вот! Твои ярмарочные деньги. С наилучшими пожеланиями от бургомистра.
Румо удивился размаху всего происходящего точно так же, как маленький щенок удивляется увидев впервые бенгальский огонь. Сотни палаток окружали Вольпертинг, различных размеров, цветов и форм, с рекламными табличками и факелами перед входом, украшенные флажками, вымпелами и гирляндами. Круглые палатки с остроконечными крышами, четырёхугольные с плоскими, восьмиугольные с четырьмя куполами, крошечные, высотой меньше метра, и огромные, как замки, тянущиеся к ночному небу. Ярмарка была самым настоящим городом — с улицами и площадями, деревянными тротуарами, лестницами и мостами. Она простиралась вдаль до лесов, понтоны с киосками лежали на воде в городком рве, там же были и самоплавающие палатки на лодках и плотах. Всё это выросло вокруг Вольпертинга в одно мгновение из земли, этакая приятная осада, длящаяся одну неделю.
Румо был поражён удивительным разнообразием живых существ Замонии. Многих из них он никогда ранее не видел: вольтеркены и мумы, коричные люди и хундлинги, берты и волтигоры, унки и менады, горные гномы, галугатцы и йети, хускеропсы и венецианские человечки, земляные гномы и полувеликаны, пыльные люди, рикшадемоны и цантальфигоры. Ещё больше сбивало с толку то, что на многих были необычные наряды и маски, у некоторых были одеты искусственные бумажные головы и поддельные носы. Кто-то ходил на ходулях или ездил вокруг на абсурдных велосипедах. А кто-то размахивал флагами или носил костюм овоща. Некоторые плевались огнём. Один жонглировал горящими факелами, а другой — говорящими головами.
Румо навострил уши. Воздух просто вибрировал от звуков, которые нельзя было услышать в Вольпертинге: поющие пилы, металлофоны, пение хундлингов, крики демонов, губные гармошки. Везде смех, громкие испуганные крики посетителей комнат страхов, нытьё волынок. Толпы музыкантов, пытаясь вызвать благосклонность публики, состязались друг с другом извлекая как можно более громкие звуки из своих чудных инструментов. Басы сотрясали землю, звонкое сопрано унки пело на древнезамонийском о безответной любви, хозяева балаганов громко спорили. Фейерверки, шипя, взлетали в небо, бумажные свистульки крякали, жестяные барабаны оглушали. Ярко загримированный рикшадемон выпрыгнул перед Румо и, смеясь, бросил в него горящее конфетти.
Для чувствительных ушей Румо это было уже слишком. Он беспомощно закрыл глаза. Перед его внутренним глазом открылась колоссальная картина из вертящихся золотых спиралей, танцующих радуг, пульсирующих ослепительных змей и взрывающихся шаровых молний всех цветов. Румо мгновенно открыл глаза и потерял равновесие.
— Ох! — сказал он, покачнулся и ухватился за Урса.
А ещё запахи: корица, мёд, шафран, жареная колбаса, свиное жаркое, вяленая рыба, глинтвейн, копчёные угри, печёные яблоки, луковый суп, ладан, табачный дым, утиный жир. В большинстве палаток, продававших еду, на маленьком огне обжаривали чеснок и лук, из-за чего в ночном воздухе около них висел аромат, вызывающий аппетит. В земляных ямах в древесных углях томились обмазанные глиной гусиные, куриные и индюшачьи ножки. В высоком чугунном котле варились свиные ножки с горохом, превращаясь в приятно пахнущий густой суп. В тимьяновом масле жарился картофель с луком. На сковородах шипели перепела, обёрнутые салом, форель на шпажках жарилась на гриле. Бараньи ножки, нашпигованные розмарином, лежали, шипя, на открытой жаровне. В глиняных печах пеклись лепёшки и кукурузные початки. В одном месте над костром на вертеле жарился целый страус, а вокруг сидели голодные горные гномы и гремели пустыми тарелками. Кто-то жёг мирру, везде дымились ароматические палочки, укутанные мумы бросали в воздух порошок карри. Румо ещё крепче вцепился в Урса.
— Ну-ка, соберись немного, — проворчал ему Урс в ухо. — Ты ведёшь себя как провинциальная мышка в Атлантиде. Если торговцы тебя таким увидят, они выпотрошат тебя, как свинью. Расслабься! Делай вид, будто подобное ты уже тысячу раз видел. Просто повторяй за мной.
Урс сунул руки в карманы, расправил плечи и состроил скучающую мину. Затем побрёл дальше, подчёркнуто не спеша и шаркая ногами. Румо постарался как можно точнее повторить его позу.
Пчелолюди
— Смотри-ка, пчелолюди из Медовой долины! — крикнул Урс. — Они продают свой легендарный мёд пчелиных маток, делающий тебя, якобы, бессмертным.
Он указал на группу необычных существ, черпающих мёд из глиняных кувшинов и раздающих его покупателям. На головах у них были одеты огромные плетёные ульи. Сотни пчёл прилежно залетали и вылетали из них.
— Говорят, что они сами являются насекомыми, — ухмыльнулся Урс. — Огромные пчеломатки. Никто не видел их без одежды.
— А ты веришь?
— Конечно! Это гигантские бессмертные пчеломатки и они работают на ярмарке! — засмеялся Урс.
Летающие лепёшки
Толпа прохожих сорвала их с места и отнесла к другому спектаклю. Гном с лицом, похожим на сыр, в громадных деревянных башмаках подбрасывал в воздух круглые куски теста для лепёшек, которые продолжали сами крутиться вокруг собственно оси, становясь при этом всё тоньше и шире. «Летающие лепёшки!» — кричал он. «Летающие лепёшки!» — другой гном словил в воздухе лепёшку плоской лопатой и сунул её в дровяную печь. Третий жарил в кипящем масле картофельные брусочки.
— Подожди-ка! — сказал Урс. — Тут ты можешь узнать кое-что новое.
Румо послушно остановился и наблюдал за игрой. Когда лепёшки спекались, гномы вытаскивали их из печи, скручивали в кулёчки и наполняли жареным картофелем. Урс купил один кулёк.
— С арахисовым маслом, пожалуйста! — попросил он. Один из гномов щедро полил картошку светло-коричневым соусом. Урс мгновенно начал поедать пропитанные жиром картофельные брусочки.
— Одно из гениальнейших изобретений замонийской гастрономии, — прочавкал он и, отломив кусок от тестяного кулька, макнул его в густую ореховую массу. — Даже упаковку можно есть.
Безболезненный шрам
— Эй! — сказал Румо. Хундлинг в вязанной цветной шапке подошёл к нему и крепко ухватил за жилетку.
— Хочешь безболезненный шрам? — спросил он и подсунул вольпертингеру под нос нож с молочно-белым лезвием. Румо мгновенно среагировал: одной рукой он обхватил запястье хундлинга, другой — его горло и так крепко, что лицо хундлинга посинело. Нож со звоном упал на землю.
— Хочешь болезненно сломанную шею? — спросил Румо в ответ. Урс подбежал к нему.
— Отпусти его, Румо. Он предлагал серьёзную сделку. Ты можешь просто отказаться.
Румо ослабил хватку, хундлинг отпрыгнул в сторону и глубоко вдохнул.
— Мой друг приехал из глуши! — сказал Урс извиняющимся тоном. — Он впервые на ярмарке.
— Всё в порядке, — кашлянул хундлинг. — Может позже. Выпейте-ка пока парового пива! Расслабьтесь! Все мы тут друзья. Мы делаем лучше шрамы на ярмарке. Может быть позже.
Он поднял свой нож и ушёл ухмыляясь.
— Этот нож сделан из эльфийского нефрита, — сообщил Урс, когда они пошли дальше. Он засунул оставшуюся картошку в рот, остатки кулька отбросил в сторону и продолжил с набитым ртом объяснять. — Эта штуковина падает с крыльев эльфийских ос, когда они отряхиваются после пробуждения.
Он проглотил последнюю картошку:
— Этот эльфийский нефрит собирают и спрессовывают под высоким давлением. Из полученного материала куют ножи, чьи порезы не причиняют боли. Таким ножом можно отрезать кому-нибудь руку и он даже не почувствует этого. Вот, посмотри!
Он раздвинул шерсть у себя на правом предплечье и Румо увидел искусно вырезанный шрам в виде разбитого сердца, в середине которого стояло имя:
Зина
Румо стоял поражённый.
— Зина Снежная. Она была моей серебряной нитью. Но у нас ничего не получилось. Она ушла во Флоринт и разбила мне сердце.
Урс вздохнул, будто заглушая слёзы.
— Это безболезненный шрам, сделанный ножом из эльфийского нефрита. Девочки сходят с ума, когда находят у тебя такое. Особенно, если это её имя, — и Урс опять загадочно подмигнул. Румо смутился.
Они остановились у палатки, перед которой стоял полугном, наряженный в цветные лохмотья. Он поочерёдно выплёвывал огонь и кричал:
— Посмотрите на Фредду, ужасную бергину, свежевыбритую, без волос! Чудовищнейшее зрелище Замонии! Детям вход запрещён! Мы не несём ответственность за вред, причинённый вашему здоровью!
Люди толпой ломились в палатку. Урс подтолкнул своего друга.
— Кто такая бергина? — спросил Румо. — И почему они платят за что-то, что считают страшным?
— М-да! Кто же их поймёт? Но на ярмарке главное не то, что тебе нравиться.
— А что же?
— То, где тебя обдурят!
— Этого я не понимаю.
— А мы здесь и не для того, чтобы что-то понимать.
— А для чего?
— Для чего — для чего! Короче, ты начинаешь меня раздражать! Просто развлекайся! О, посмотри-ка! Мышиные пузырьки!
Мышиные пузырьки
Они стояли перед огромной чугунной сковородой, в которой шипели десятки колбасок, размером с грецкий орех.
— Господа желают отведать мышиных пузырьков? — спросил повар-вольтерк в забрызганном жиром фартуке. — Это лучшие! Из орнишенской пись-мышки.
Урс поднял палец вверх.
— Даже самый придирчивый гурман, — торжественным голосом начал он своё выступление, — когда он впервые пробует это блюдо, не готов к самобытному утончённому вкусу профессионально приготовленного мышиного пузырька. Главная хитрость приготовления в том, чтобы не повредить пузырь, когда его через мочеточники наполняют начинкой из мышиного мяса. Для этого мясо должно быть минимум тридцать три раза прокручено через мясорубку, пока оно не превратиться в почти жидкую массу, которую затем смешивают со сметаной, мышиным бульоном, чесночным соком, растворённой в воде солью, паприкой и оливковым маслом. Некоторые добавляют туда ещё кумин, но это варварство! Фарш набирают в шприц и впрыскивается в мышиный орган, пока он не будет наполнен до отказа. Затем мочеточники перевязывают специальными нитками, чтобы сок оставался внутри.
У Урса даже потекли слюни.
— А потом в тяжёлой чугунной сковороде раскаляют оливковое и сливочное масло в равных пропорциях и несколько минут обжаривают в нём мышиные пузырьки до золотисто-коричневого цвета. Под конец их недолго коптят над горящей солодкой и сохраняют до поедания тёплыми. Нужно сказать, что мочевой пузырь южноорнишенской пись-мышки — а только из таких мышей разрешено готовить это блюдо! — принадлежит к самым трудолюбивым пищеварительным органам замонийского животного мира. И на самом деле, этот прилежный вид мышей не занят почти ничем, кроме мочеиспускания, что делает их мочевые пузыри такими эластичными и снабжает таким интенсивным вкусом. Наслаждение от первого мышиного пузырька ни с чем нельзя сравнит. Две порции, пожалуйста!
— И? — подозрительно спросил Урс, со всевозрастающей горечью наблюдая как Румо один за другим забросил все пузырьки в рот и проглотил их ни разу не жуя. Ни восторженности, ни восхищения Румо он не увидел.
— Э? — рассеянно спросил Румо.
— Мышиные пузырьки! Понравились?
Комната страхов
— О…да. Понравились. Спасибо, — сказал Румо и не глядя выбросил за плечи упаковку. Он заметил Ралу, стоявшую в очереди перед чудовищным чёрным шатром. Плакаты перед ним показывали какие невероятные вещи проиcxодят там внутри.
— О! Комната страхов! — крикнул Урс с набитым ртом. — Туда мы и пойдём! Обязательно!
Он подбежал к плакатам и начал читать. Румо медленно послeдовал за ним не сводя с Ралы глаз. Она пока не заметила его в толпе.
— Послушай-ка! Они утверждают, что все экспонаты в этой комнате страхов настоящие! Что они якобы снимают с деревьев повешенных, бальзамируют их и подвешивают их в этой комнате! Хо-хо! Это не для слабаков!
Урс забросил в рот последние мышиные пузырьки:
— Они раскапывают могилы на заброшенных кладбищах и делают с трупами, что хотят. Там внутри на самом деле работают ржаные мумы и лесные демоны! Посмотри на тот плакат! Они указали количество смертельных случаев произошедших в этой комнате страхов! Четырнадцать инфарктов, семь апоплексических ударов и один впал от шока в кому. И это всё за один сезон! Боже! Это нельзя пропустить! — Урс глупо захихикал.
Румо было не интересно тратить свои деньги на то, чтобы кто-то попытался его напугать. После приключений на Чёртовых скалах он не боялся ничего.
— Тут написано: однажды один посетитель так испугался мумии, что у него потекла кровь из носа, да так сильно, что её не смогли остановить и она вся вытекла. Теперь он ездит там по кругу в ванне в собственной свернувшейся крови.
Румо украдкой следил за Ралой. Урс последовал за его взглядом:
— Э! Там стоит Рала. Она тоже идёт в комнату страхов.
Для Румо было невозможным подойти к Рале и заговорить с ней. Скорее он вступил бы в драку с дюжиной кровомясников. Но не успел он подумать дальше, как Урс уже всё уладил. Он просто подбежал к Рале и положил ей руку на плечо. Они немного поговорили и Урс помахал Румо, подзывая его к себе. Румо заковылял на деревянных ногах к Рале. Он был в десяти метрах от них, как уже вытянул вперёд руку для рукопожатия и придумал простое приветствие. Почему же его тело не слушается его, когда он стоит перед Ралой? Почему рядом с ней он чувствовал себя так, будто это не он а кто-то другой, а он со стороны наблюдает за его неуклюжими движениями? Что за могущественное колдовство исходило от этой девушки? И почему оно не действовало на Урса? Он решил нежно, но решительно пожать ей руку, смотреть ей в глаза и спокойно и внятно с ней разговаривать.
— Привет Румо! — дружелюбно сказала Рала. Это были вообще первые слова, которые она ему сказал.
— Прирла! — хрипло ответил Румо опустив глаза. И в тот момент, когда Рала хотела пожать его руку, он убрал её. Затем он покраснел и уставился на пол. Урс осуждающе посмотрел на Румо.
— Поедем вместе, — решил Урс. — Это будет дешевле.
Румо стоял как вкопанный. Во рту у него пересохло и он боялся прикусить язык, если заговорит. Поэтому он молчал.
— Там внутри есть настоящие летучие крысы, так что, Рала, следи за своей причёской! — пошутил Урс, садясь вместе с ней и Румо в вагончик. В нём было тесно и они сидели тесно прижатые друг к другу. Когда Румо почувствовал руку Ралы, ему стало не по себе. Пот потёк по нему рекой.
— Э? Ты что боишься? — спросила Рала, заметив его беспокойный взгляд.
— Я не жнаю штраха, — сипло ответил Румо.
— Ого! — сказала Рала и сымитировала хриплый голос Румо. — Я не жнаю штраха.
К ним наклонился йети и запер вагончик.
— Если во время поездки кто-то умрёт, не выбрасывайте его из вагончика! — сказал он мрачно. — А то труп съедят гули-трупоеды, а им нельзя, они на диете.
Урс и Рала захихикали. Румо попытался повторить за ними, но его напряжённое лицо никак не хотело расслабляться и он выглядел так, будто его тошнит.
— Пугайтесь с удовольствием! — отсалютовал йети, когда вагончик скрипя проехал мимо него к дверям, за которыми была сплошная темнота. — И не забывайте: жизнь страшнее смерти!
Тьма накрыла их. Были слышны лишь скрежет вагончика и удалённые крики ужаса других пассажиров. Румо попытался игнорировать тревожные запахи, но ему не удавалось — там в темноте всё кишело злобой. Послышался тонкий визг, едва слышный, похожи на крик о помощи погребённого заживо.
— Ой! — притворилась Рала испуганной и ещё сильнее прижалась к руке Румо. С грохотом к ним навстречу ехало что-то освещённое бледным светом рудничной лампы. Это был мёртвый гном, сидевший в ванне со свернувшейся кровью.
Когда ванна проехала мимо, то Румо заметил паутину на голове обескровленного и лопнувший на его затылке шов, из которого сыпались мелкие опилки. Из его обеих ноздрей текли в ванну тонкие ручейки.
Кустовая ведьма
Вагончик резко остановилась и перед ними с грохотом открылся люк в полу. Адский огонь в виде красных и жёлтых бумажных языков пламени вырвался оттуда, сопровождаемый зелёным облачком дыма. И когда он исчез, то перед ними стояла курицеподобная кустовая ведьма. На ней была одежда из осенней листвы, её конечности были из тонких узловатых веток, а в глазницах пустого деревянного черепа светились два блуждающих огонька. Вдруг её нижняя челюсть открылась и оттуда в темноту вылетела белая моль. Подул горячий ветер и ведьма потянула свои острые пальцы, усеянные шипами, к лицу Ралы. Рала так крепко прижалась к Румо, что он чувствовал почти всё её тело — такое сильное чувство он испытал впервые в жизни.
— Сейчас я потеряю сознание, — подумал он, когда по нему пробежала приятная дрожь.
Но он не потерял сознание и Ух! Дзынь! Щёлк! — ведьма уже пропала. Но Рала и не подумала отодвинуться от Румо:
— Это была настоящая ведьма? — спросила она.
— Да, — сказал Урс. — Только чучело.
Ведьма оказалась самым главным экспонатом. Как обычно, снаружи обещали гораздо больше, чем потом оказывалось внутри комнаты страхов. Вероятно это были настоящие трупы, которые танцевали вокруг них в колышущемся свете, но зло, которое почуял Румо, исходило только от персонала — обедневших кровомясников и прочего сброда, наполнявшего комнату страхов громкими воплями или, накинув на плечи простыни, притворявшихся привидениями.
Когда они вылезли из вагончика Румо не мог идти. Его ноги стали ватными, всё его тело дрожало, шерсть блестела от пота.
— Ведьма была хороша, — сказал Урс, — но всё остальное…
— Ага, а ты не жнаешь штраха? — спросила Рала Румо и засмеялась. Её смех был звонким и милым, в нём не было ни капли язвительности.
Румо лихорадочно искал подготовленные им ранее ответы, но пока он вспоминал Рала уже заметила кого-то в толпе. Это был Рольф с Биалой, Олегом и вольпертингеркой, которую он уже видел в школе. Её звали Наденька. Все они стояли на другой стороне улицы. Рольф помахал Рале. Она, не сказав Румо ни слова, начала пробираться через толпу. И тут Рольф обнял Ралу.
Румо поперхнулся. С каких пор они были так близки? Вот! Рала поцеловала Рольфа в щёку! Такое впечатление, что земля под ногами Румо разверзлась. И тут волна бушующих посетителей ярмарки скрыла Рольфа, Ралу и других с глаз Румо и унесла их с собой.
— Девчонки, — сказал Урс пожимая плечами. — Никто не понимает о чём они думают.
Румо закрыл глаза и попытался найти серебряную нить, но то, что он увидел своим внутренним глазом было похоже на калейдоскоп. Сжигаемые благовония, пот и обычные запахи всех видов превратились в быстро вертящуюся цветную кашу, что заставило Румо быстро открыть глаза. А если бы он попытался ориентироваться тут по запаху, то он слепо врезался бы в ближайшую палатку.
— Пошли дальше! Мы ещё почти ничего не видели.
Румо уныло поплёлся за Урсом. Как же его раздражали эти крики! Эта примитивная музыка! Эта вонь! И почему Рала обнимается именно с этим отвратительным типом? И перед всеми? Перед ним? Как удалось этому маленькому бультерьеру так сблизиться с Ралой? И вообще, что он забыл в этом дурдоме под названием ярмарка? Румо захотел домой.
— Тыыыыыыы! — закричал чей-то голос в чувствительное ухо Румо. Перед ним появилось чрезвычайно уродливое тощее существо в чёрных одеждах, обвиняюще тыкающее в него тонким, как карандаш указательным пальцем.
— Тыыыы!
Ужаска
Румо с Урсом вышли на перекрёсток двух палаточных улиц. По середине его стоял большой железный котёл, вокруг которого танцевали три существа в чёрных одеждах и периодически бросали в него пищащих мелких животных. Одно из этих существ выскочило перед Румо и преградило ему дорогу. Прохожие вокруг остановились и с любопытством наблюдали за спектаклем.
— Ужаски, — прошептал Урс Румо. — Не позволяй им произносить тебе пророчества.
— Ты! — закричала самая высокая ужаска и указала длинным пальцем на Румо. — Слушай меня! Моё имя Попсипил!
Урс попытался утащить Румо за собой, но тот стоял как вкопанный.
— Тыыыы! Ты будешь ходить в темноте и всё видеть! Ты будешь убивать одноглазых великанов!
— Это уже произошло! — тихо сказал Румо.
— Хм? Что? — поперхнулась ужаска. — Ага! Это было прошлое! Этот шум, он не даёт мне сконцентрироваться!
Румо был поражён. Никто, кроме Смайка, не знал о нём и Чёртовых скалах.
— Ты на самом деле это сделал? — спросил Урс. — Убил одноглазых?
— Да ну тебя, сконцентрироваться она не может! — закричала другая ужаска, маленькая и толстая. — Ты никогда не предсказывала ничего другого, кроме прошлого! Иди ко мне, малыш! Меня зовут Ноппес Па! Я предсказываю будущее! Ты будешь ходить по улицам из чистого золота, благосостояние и здоровье будут постоянными спутниками в твоей долгой и счастливой жизни! Давай я расскажу тебе детали!
— Лживая баба! — крикнула третья ужаска. — Запомни, парень, она рассказывает только то, что ты хочешь слышать! Иди ко мне! Меня зовут Хх! Только я предскажу тебе самое важное в твоей жизни: получишь ли ты серебряную нить. Это же важнее всего! Знаю я вас, вольпертингеров!
Румо навострил уши и потянулся к мешочку с деньгами. Урс ухватил его руку:
— Оставь! Тут тебя только обманут.
— А я думал, что это как раз самое важное на ярмарке?
Вездесущий Соловейчик
На перекрёсток неожиданно вышел карлик с плакатом на животе:
— Покончим с предсказаниями ужасок! — кричал он. — Покончим с несерьёзным фокус-покусом! Посетите комодный предсказатель профессора доктора Абдула Соловейчика в звёздной палатке! Только тут вы получите научно обоснованные предсказания! Абсолютно достоверные прогнозы созданные опытным путём! Никакого коммерческого интереса! Вход свободный!
Высокая ужаска хотела схватить карлика, но он хитро увернулся и исчез в толпе.
— Покончим с предсказаниями ужасок! — крикнул он в последний раз и его голос затерялся в общем шуме.
Урс воспользовался галдёжом и попытался оттащить Румо в сторону.
— Эй! Я же хотел…
— Скажи-ка, что это за история с одноглазыми великанами и т. д.?
— Ничего особенного.
— Ничего особенного? Ну давай же…
Беснующаяся толпа танцуя вдоль палаточной улицы приближалась к ним. Карлики, гномы, пара кровомясников, танцующие менады, множество бертов, дюжины йети — все в убогих костюмах и изрядно выпившие. Они размахивали флажками и деревянными трещотками, в руках у них были огромные кувшины, из которых они обрызгивали пивом посетителей ярмарки. К такой атаке Урс и Румо не были готовы, поэтому толпа утянула их за собой. Только после того, как их протащили мимо пары десятков разнообразных аттракционов, им удалось вырваться из этой каши. Тяжело дыша они оглядывались вокруг.
Палатка для драк, построенная кровомясником.
Прокат крови.
Театр теней.
Метательный балаган.
Чёрная палатка с сияющими на ней звёздами и невзрачной табличкой над входом:
Профессор доктор Абдул Соловейчик
Замонийский комодный предсказатель -
строго научная правда -
никакой не ярмарочный фокус-покус.
Красная палатка без таблички. Из золотых куполов на её крыше вверх взмывал чёрный дым.
— А что это с красной палаткой? Она горит?
Фогарры
Урс заговорщицки нагнулся к уху Румо:
— Это палатка фогарровая палатка, дорогой, — прошептал он. — Не для слабаков.
Фогарры? Румо вспомнил, что Смайк часто о них мечтал.
— Согласно натиффтоффскому положению о здравоохранении им запрещено выставлять рекламу. И им запрещено отказывать в услугах любому, у кого нет лёгких.
— Но у нас же есть лёгкие!
— А ты уверен? Ты можешь видеть у себя внутри? Может быть ты чудо природы. Ты никогда этого не узнаешь, пока не попробуешь, — и Урс уверенно потащил Румо в сторону палатки с фогаррами. — Я всегда хотел их попробовать. Я угощаю тебя.
Продавец фогарр, неотёсанный рубенцелер в криво сидящем тюрбане, недоверчиво посмотрел на них:
— Это ваши первые фогарры? Я не хочу проблем с натиффтоффским министерством здравоохранения.
— Я курил фогарры ещё до того, как вышел этот дурацкий закон, — ответил Урс очень правдоподобно. — А у моего брата нет лёгких — природный недостаток. Пожалуйста, две фогарры.
Продавец посмотрел за ними в толпу — не видно ли там контролёра из натиффтоффского министерства здравоохранения. Затем, махнув рукой, пригласил их в палатку.
— Значит вы оба — чудо природы! — сказал он и вручил Урсу две фогарры. — С вас четыре пиры.
Как только Румо сделал первую затяжку, то почувствовал, будто его лёгкие заполнились кипящим туманом. Он захотел выдохнуть дым, но его горло сжалось. Он в панике посмотрел на Урса, сидящего напротив него у стены палатки и также опустившего фогарру после первой затяжки. Тело Урса было похоже на свечу, которую положили на горячую печку. Его лицо таяло, как масло на солнце. Он почти растворился.
Это было действие румовой фогарры или Урса? Он бы с удовольствием спросил Урса, но он не мог больше говорить, не говоря уже о дыхании. Румо начал паниковать. Может свежий воздух поможет?
Румо проковылял мимо продавца фогарр к выходу и отчаянно попытался вдохнуть.
— Ага, значит никакое не чудо природы, а? — сказал рубенцелер без тени сочувствия. — Ты ничего не можешь сделать, парень. Дым либо выйдет сам, либо нет. Опаснее всего начать давить на него. Не пытайся дышать!
Румо ковылял по палаточной улице. Звуки, картины, запахи — все превратилось в водоворот, несущийся вокруг него. Гномы с рекламой кричали ему:
— Заходите! Пообщайтесь с говорящим столбом для пыток о индейских методах пыток! Древние народные знания! Всё рассказывается с юмором!
— Поэзия на рисовых зёрнах! Поэзия на рисовых зёрнах! Целые романы, написанные бонзайскими человечками на зёрнах риса! Предлагаем сотни произведений!
— Входите! Входите! Посмотрите на Фредду — ужасную бергину, без волос! Самые отчаянные едва выносят это зрелище! Если не испугаетесь — возврат денег гарантирован!
Он ковылял между толкающихся посетителей ярмарки. Это не Рала шла там, впереди? Рольф? Биала и Олег? Они смеялись над ним? Дым крутился у него в груди и распирал его рёбра, как дикий зверь в клетке.
Вдруг Румо попался кто-то, за кого он наконец смог крепко ухватиться. Затем его вырвало. Всё вышло наружу — и завтрак, и мышиные пузырьки и дым фогарры.
— Эй! — крикнул чей-то голос издалека. — Моя куртка!
И Румо потерял сознание.
Звёздная палатка
— Фогарры пригодны максимум для червякулов! И даже им я не рекомендовал бы курить их. Ты что, червякул? Нет. Ты идиот? Да.
Кто это говорит? Так темно.
— Моя прекрасная куртка безнадёжно испорчена. Мышиные пузырьки. Жирная, нездоровая еда, с точки зрения диетологии практически бесполезная. Да ещё и слизь от фогаррного дыма. Ужасающий союз!
Где же он? Он лежит на полу. Румо приподнял голову.
— Эй! — сказал он. — Есть тут кто-нибудь?
В темноте зажглись два огонька. Нет, это были не лампы, это были глаза. Огромные, светящиеся жёлтым светом глаза. Ему это сниться?
— Нет, тебе это не сниться, — сказал голос немного грубо. — Так выглядят глаза эйдетов в темноте. И да, я могу немного читать мысли. Что касается твоего провала в памяти: ты закурил фогарру, получил из-за этого временный лёгочный коллапс, тебя вытошнило на мою куртку и теперь ты находишься в моей звёздной палатке. Или точнее: в неподкупном комодном предсказателе профессора доктора Абдула Соловейчика. Вход свободный, но за испорченную куртку стоило бы потребовать возмещения ущерба. Включить свет?
Вспыхнуло пламя спички и зажглась свеча. Теперь Румо увидел эйдета. Он был не совсем похож на доктора Колибрила, у него были странные наросты на голове и он выглядел старше. Но во всём остальном они были схожи: такое же хрупкое тело, такая же смятая кожа лица, такие же огромные светящиеся глаза.
— То, что ты называешь «наростами», это мои внешние мозги. Не люблю хвалиться, но я обладаю семью мозгами, — гном закашлял.
Было тихо. Удивительно, как мало ярмарочного шума проникало в маленькую палатку. Собственно говоря, вообще никакого.
— Палатка сделана из звуконепроницаемого шёлка, получаемого у глухих шелковичных червей. Очередное изобретение, с помощью которого я когда-нибудь заработаю состояние, если мне удастся запустить массовое производство. Толщина ткани примерно как толщина ногтя, но если тут внутри будет играть целый духовой оркестр, то там, снаружи никто не услышит ни звука. И наоборот это тоже действует. Ты не представляешь себе, какие звуки издаёт палатка, когда я выбиваю её раз в месяц.
В середине палатки, как теперь заметил Румо, стоял комод. Очень простой, из тёмного, почти чёрного дерева. Он подумал, не стоило ли ему упомянуть, что имя Соловейчика он уже слышал от доктора Колибрила. Он решил, что не стоит, так как не хотел усложнять ситуацию.
— Меня зовут Румо, — сказал он вместо этого. — Румо Замонийский.
— Как эта карточная игра? Оригинально! Как-то я сыграл несколько партий в Румо. Это произошло в городе азартных игр…
Румо встал. Ему было плохо. Он хотел домой:
— Огромное спасибо за помощь. Где тут выход?
Даже вопреки горящей свече тут было так темно, что он различал в темноте только комод.
— Да, тут темновато внутри…, — сказал профессор, — Но есть чудеса, которые происходят только в темноте.
— Скажите пожалуйста, где выход?
— Не хочешь испытать мой комодный предсказатель?
— Э-э-э. Честно говоря, нет. Мне нехорошо. И я уже сыт по горло этими ярморочными фокусами.
Глаза Соловейчика вспыхнули в темноте и что-то угрожающе щёлкнуло у него в голове. Румо отшатнулся назад.
— Фокусы? — прошипел профессор. — Это никакой не фокус. Это точная наука!
— С удовольствием вам поверю. Но всё-таки…
Соловейчик обвиняюще поднёс свою испорченную куртку к свече. Это выглядело так отвратительно, что Румо начало подташнивать.
— Сядь на стул.
Румо сощурился. Да, там точно стоял стул. Он сел:
— Ну ладно… если это не долго.
— Это раз, два и готово! Ты открываешь один из ящиков комода и всё.
— Хорошо.
— Я объясню тебе кое-что. Инфицировать тебя немного знаниями?
Соловейчик с вытянутым указательным пальцем начал приближаться к Румо. Румо содрогнулся. Он вспомнил Смайка и Колибрила:
— Нет, лучше не надо, — отказался он.
Соловейчик разочарованно убрал палец:
— Тогда начнём объяснение. Хочешь подробное, детальное объяснение или хватит укороченной версии?
Румо тихо застонал и обхватил голову:
— Укороченную версию, пожалуйста.
— Чудесно. Опустим теоретическую часть. Не будем загружать себя научными деталями. Короче: ты наверняка подумал, что этот вот комод сделан из дерева. Но нет, он состоит из сверхконцентрированной тьмы. Тьмы из того времени, в котором ещё не существовало время. Это единственная материя — если это вообще возможно назвать материей! — во вселенной, которая не зависит от времени и способна вызывать будущее. Если ты меня сейчас спросишь, как мне удалось эту материю…
Румо застонал.
— Ну ладно, никаких подробностей. Только о цели этого мероприятия. То что меня интересует, честно говоря, так это не предсказание будущего. Это лишь мелкое любопытное побочное явление моего изобретения. Нет, меня интересует какое влияние оказывают эти знания на будущее испытуемого. Сколько информации о своём будущем может вынести испытуемый. В худшем случае будет подтверждена моя теория, что в Замонии всё ещё не существует ни одного вида живых существ — само собой разумеется за исключением эйдетов — , способных вынести информацию о собственном будущем. Ты готов мне помочь выяснить это, Карточная игра?
— Меня зовут Румо.
— Извиняюсь. Я запутался, — и в мозгах Соловейчика опять что-то щёлкнуло.
— Всё очень просто: ты думаешь о имени существа, чьё будущее ты хочешь узнать. Если ты хочешь узнать своё собственное будущее, то думай о своём имени. Тогда откроется ящик, на котором стоит первая буквы задуманного тобой имени и ты должен заглянуть вовнутрь. Слишком много ты не увидишь, всего лишь чуть-чуть. Затем ящик закроется и всё!
— Ну хорошо, — вздохнул Румо. — Можем уже начинать?
— Да. Только задую свечу. Как я уже говорил — есть чудеса, которые должны происходить только в темноте.
Соловейчик задул свечу и стало абсолютно темно.
— Итак, я пока пойду посмотрю на эту бергину. Если она настоящая, то это будет научной сенсацией.
Румо увидел, как в темноте появилась щель, через которую в палатку ворвался свет и ревущая ярмарочная музыка. Затем щель закрылась и опять наступила тишина и темнота. Соловейчик ушёл.
Румо на мгновение подумал, что он мог бы сейчас просто исчезнуть. Но он вспомнил испорченную куртку и сконцентрировался на комодном предсказателе. Странно, своим внутренним глазом он его не видел. Он не пах, не издавал звуков, ни одного древесного червячка ни седело внутри. Ах да, он же, якобы, был не из дерева, а из — Румо опять всё забыл. Ну и не важно!
Он думал. Какое имя ему выбрать? Конечно же своё собственное! Или? Хотел ли он на самом деле узнать своё будущее? А если там было что-то неприятное? Может ему подумать о Урсе? Тогда он мог бы ошарашить его парочкой подробностей из его будущего. Стоп! Вот что — Рала! Он посмотрит будущее Ралы, чтобы узнать играет ли он в нём важную роль или нет.
Румо попробовал сконцентрироваться на невидимом комоде. «Рала», — подумал он. «Рала».
Ничего.
«Раааааала», — попробовал он ещё раз. «Р-а-л-а. Рала, Рала, Рала!»
Посреди комнаты возникло свечение. Тонкая полоса голубого, холодного света, становящаяся шире и шире, пока не превратилась в светящийся квадрат. Открытый ящик, на самом деле!
Румо склонился к нему и заглянул вовнутрь. Ему показалась, что из-за голубого света окружавшая его тьма стала ещё чернее и он летит вместе с ящичком в бесконечном и беззвёздном космосе. Румо наклонился ещё ниже. Теперь он что-то увидел… это скульптура? Нет, это…это саркофаг, металлический, из серого свинца с медной обивкой. И это будущее Ралы? Что-то зашевелилось в этой странной картине и саркофаг медленно открылся. Румо следил за этим, не сводил глаз. Крышка саркофага открылась в сторону, как обычная дверь и Румо увидел внутри чью-то фигуру. Он посмотрел внимательнее и отскочил! Это была Рала! Румо содрогнулся от ужаса. Рала не двигалась, тихо и молча лежала она в этом гробу. Может быть это была только иллюзия? Последствия от курения фогарры? Румо хотел встать и уйти из этого неприятного места, но тут услышал чьё-то всхлипывание. Рала? Нет. Она всё ещё молча лежала там. И тут он увидел ещё одно существо. Оно сидело на коленях перед саркофагом и всхлипывало. Это был он! Да, Румо видел самого себя стоящим на коленях перед гробом Ралы и плачущим. Он понял, что он тут видел: смерть Ралы. Самое худшее, что он заметил во всём происходящем, было то, что это происходило в недалёком будущем. И он и Рала не были седыми и дряхлыми, а были практически такого же возраста, как сейчас. Эта сцена показывала скорый конец Ралы.
— Нет! — закричал Румо и попытался схватить ящик, но тьма бешено заревела вокруг него, ледяной ветер выбросил его из ящика, как из глубокой могилы и ящик громко захлопнулся.
Тишина.
Румо сидел в абсолютной темноте и плакал.
Царство смерти
— Это на самом деле настоящая бергина, последняя в своём роде. Невероятно. Я должен её купить, — Соловейчик бормоча вошёл в палатку, зажёг свечу и увидел Румо стоящим на коленях и плачущим.
Профессор некоторое время молчал, бурча перекладывая какие-то вещи в палатке. Затем он сказал:
— Ты заглянул в царство смерти, не правда ли?
Румо не ответил.
— Я бы тебе с радостью сказал, что всё это было лишь иллюзией, ярмарочным волшебством, но ты сам знаешь лучше. Ты это почувствовал. Предсказатель показывает случайный момент, со злом это никак не связано, это холодная объективность вселенной. Для тебя это, кажется, было особо ужасным. Мне очень жаль.
— Я должен идти, — сказал Румо и поднялся.
— Эй, подожди-ка, юноша. Ты же не собираешься сейчас совершать глупости?
Румо пошёл в ту сторону, где Соловейчик вошёл в палатку. Профессор пошёл за ним и ухватил его за жилетку:
— Подожди секундочку!
Румо остановился, как беспомощный.
Негативное инфицирование
— В таком состоянии ты не можешь уйти. Что подумают люди? И, важнее всего, так ты не можешь идти по жизни. Это было бы жестоко. Позволь снять с тебя часть груза.
Соловейчик крепко взял вольпертингера за руку и голос профессора вдруг зазвучал в голове Румо:
То, что сейчас происходит, называется негативным инфицированием. Или соловейчиковой мгновенной амнезией. Я долго тренировался. Сомневаюсь, что вообще кто-то, у кого меньше семи мозгов, способен на это.
Румо стало плохо, он крепко ухватил руку Соловейчика.
Неприятные знания теперь перейдут ко мне. Я это выдержу. Один из моих семи мозгов без труда абсорбирует их и превратит в чистую информацию. Сейчас ты выйдешь из палатки в действительность и не будешь ничего помнить. Большое спасибо за помощь. Но боюсь, что это изобретение уйдёт в разряд незрелых патентов. Мы ещё не созрели для будущего или ещё недостаточно отупели.
То, что ты увидел, ты забудешь. Это не будет для тебя грузом, пока ты это не переживёшь. А до той поры желаю тебе всего хорошего, мой мальчик.
Соловейчик отпустил руку Румо и вытолкнул его наружу. Шум, запахи, всё безумие ярмарки неожиданно, как ливень, накрыли Румо. Совершенно обалдевший стоял он перед палаткой Соловейчика. Он обернулся и прочитал:
Замонийский комодный предсказатель
профессора доктора Абдула Соловейчика
Это самое последнее, что его сейчас интересовало. Предсказатель. Ему было плохо. Куда же он хотел? Домой, точно! А где Урс?
Выбери своё оружие!
Румо заковылял вдоль палаточной улицы. Фогарры, что за отвратительная вещь! Больше никогда в жизни он не будет их курить. Вдруг чья-то рука легла ему на плечо. Это был Урс.
— Румо, я тебя везде искал!
— Меня тошнило.
— Меня тоже! Четыре раза! А знаешь, что в этом хорошего?
— Нет.
— Я теперь опять абсолютно трезвый, — Урс сиял. Он распростёр руки. — Мы можем ещё раз всё попробовать. Что скажешь на счёт мышиных пузырьков?
— У тебя точно не все в порядке с головой! Я хочу домой.
— Домой? Сейчас? Прямо перед одним из важнейших мгновений твоей жизни?
— Каким же? Ещё одна комната страхов? Ещё одна фогарра?
— Нет, нет и нет, Румо. Это самая важная часть вечера. Это моё официальное задание в качестве твоего городского друга, — Урс постучал себе в грудь. — Но перед этим мы должны что-нибудь поесть. Идём!
Урс повёл его к ближайшему лотку с мышиными пузырьками и на самом деле съел ещё одну порцию. Румо в это время бестолково стоял рядом и пренебрежительно смотрел на проходящую мимо распоясавшуюся толпу. Он снова подумал о Рале. И Рольфе. Его настроение сразу же упало.
— Послушай-ка, Румо, — отрыгнул Урс. — Наступает торжественная часть вечера. Самый важный момент.
— Ну говори же наконец!
— Следуй за мной!
Урс шагал впереди, раздражающе медленно по мнению Румо. Они свернули в переулок, там было спокойнее. Тут стоял ларёк с цветами, ларёк с лотереей, пекарь с бубликами и большая тёмная палатка с двумя факелами у входа.
— Ты же любишь читать вывески, — внимательно наблюдая за Румо сказал Урс. — Прочитай что стоит там, вверху…
Над палаткой красовалась вывеска, на которой на чёрном фоне тёмными буквами было что-то написано, что именно — было сложно разобрать.
— Выбери… своё… оружие…, — прочитал Румо. — Выбери своё оружие!
— Точно.
— Что точно?
— Это приглашение для тебя. Тебе можно выбрать твоё оружие.
— Я не понимаю.
— Это оружейная палатка вольпертингеров! — торжественно сообщил Урс. — Ты можешь зайти внутрь и выбрать оружие. Твоё оружие на всю жизнь. А мне, как твоему городскому другу, можно при этом тебе помогать. О цене не думай. Уже оплачено. Всем новым вольпертингерам разрешено на их первой ярмарке выбрать собственное оружие. Права и обязанности, ну ты же знаешь. И это твоё право. Старая традиция. Уже во времена Гота…
— Секундочку! — прервал его Румо. — Мне можно просто войти туда и выбрать одно оружие? И это ты говоришь мне только сейчас?
— Я не хотел испортить нам праздник. Если бы ты сначала выбрал оружие, то тебе было бы больше ничего не интересно. Я же тебя знаю! Ну давай, заходи уже! — Урс подтолкнул его ко входу в палатку.
Внутри палатка была слабо освещена несколькими факелами. Вокруг стояли большие деревянные столы и множество шкафов, а по середине был огромный круглый железный стол.
Взгляд Румо скользил по арсеналу. На столах лежали тяжёлые боевые топоры, обоюдоострые мечи, моргенштерны и алебарды. На деревянных стендах были выставлены элегантные шпаги, отсортированные по длине и крепости клинков. На одном из деревянных столов лежало не меньше двухсот луков, некоторые с человеческий рост. Тут были обитые железом дубинки и шкаф, полный метательных ножей. Копья, рапиры, сюрикэны, абордажные сабли, косы. Большие тяжёлые молоты, прикреплявшиеся к руке цепью. Арбалеты с одной, двумя, тремя и даже четырьмя тетивами, складные шпаги с зазубринами, флоринтские стеклянные кинжалы.
— Оружие! — с отвращением сказал Урс. — Буэ!
— Боже мой! — сказал Румо. — Такое разнообразие. Как же тут можно выбрать?
— По принципу исключения, — предложил Урс.
Румо ходил вдоль столов. Урс был прав, целую кучу можно было исключить уже с самого начала. Моргенштерны совершенно не нравились ему. Это для варваров. Алебарды он считал непрактичными и смешными — слишком большие, слишком тяжёлые, а в маленьком помещении даже мешающие. Дубинки и молоты подходят лишь малоподвижным горам мышц — йети и рубенцелерам. Против сюрикэнов и ножей он ничего не имел, но это — второстепенное оружие. Если вместо них можно было бы взять меч, то о чём тут ещё думать? В итоге остались сабли, мечи, шпаги — всё рубящее и колющее оружие. Он подошёл к столу с луками и арбалетами. Вот это уже серьёзное оружие, из лучшего дерева и жил, укреплённое и украшенное драгоценными металлами. С помощью лука и стрелы или арбалета можно отлично охотиться или расправляться с врагом с безопасного расстояния. С другой стороны, это можно сделать и хорошо брошенным мечом или кинжалом.
Меч
На большом чёрном деревянном столе лежали вперемешку сотни клинков. Огромные клейморы, которые можно было поднять только двумя руками, элегантные кинжалы из флоринтских оружейных мануфактур, с искусными гравюрами и острейшими лезвиями. Боевые мечи десятков производителей, обычные солдатские мечи, отшлифованные с обеих сторон. Касательные кинжалы, палаши из Мидгарда, мечи с двойными клинками, фламберги с волнообразной шлифовкой. И один маленький меч с необычным клинком. Он был разрезан посередине по всей длине, как язык змеи. Румо наклонился над ним.
— Возьми меня! — сказал меч тонким голосом.
Румо отпрянул. Это Урс прошептал на ухо? Нет, он стоял в десяти метрах от него, у другого стола и с отвращением разглядывал моргенштерн.
— Возьми меня! — снова сказал голос. — Я — твоё оружие.
Румо непонимающе уставился на меч.
— Забудь про остальной хлам! — сказал меч. — Это обычное барахло. А я — произведение искусства! Ху-ха!
— Что? — спросил Румо.
— Что? — сказал Урс. Он взглянул на Румо. Тот не отвечал и в данный момент рассматривал какой-то меч.
— Не отвечай мне вслух, если не хочешь предстать перед всеми идиотом. Отвечай мне мысленно, — сказал меч. — Другие меня не слышат.
— Что же происходит? — подумал Румо. — Я схожу с ума?
— Пока нет, — ответил меч. — Но это может легко произойти, когда ты увидишь меня в действии. Ты не представляешь на что я способен! Невозможное — это по моей части.
Румо закрыл глаза. Нет, меч не двигался. Откуда тогда этот голос?
— Да пойми ты наконец! Я — говорящий меч! Или лучше — я телепатически одарённый меч. Апогей современной оружейной техники
Голос исходил не снаружи. Он находился в голове Румо.
— Да, да, не торопись. Ты всё поймёшь. Не каждый же день встречаешь наделённое разумом оружие. Собственно говоря, это — противоречие. Ху-ха-ха! Нет, правда: я — выкованное совершенство, я — святая сталь. Я был создан специально для твоих рук. Всех, кто пытался меня до этого взять, я быстро отговорил и они меня послушались. И я советую тебе последовать их примеру!
— Не брать тебя? — спросил мысленно Румо.
— Нет, тупица, послушаться моего совета!
— Тупица?
— Э-э-э, я имел ввиду, что было бы глупо пренебречь мною, ху-ха-ха. Я — твоя удача!
Румо запутался. Он недоверчиво посмотрел на Урса, скучающе водящего пальцем по лезвию топора. Кажется, он ничего из этого разговора не слышал.
— Ты кто? — спросил Румо.
— Я — пение железной руды и страстное желание смерти. Ну, конечно, страстное желание не твоей смерти, а смерти твоих врагов, ху-ха! В бою я — твоя невеста, я — жуткий звук фанфар над усеянным трупами полем сражения! Я — крик триумфа победителя в спину убегающим врагам, я…
— Ты откуда?
— Из Демонических гор.
— И как ты попал туда вовнутрь?
— Ты готов выслушать мою историю?
Румо взглянул на Урса, который прицеливался из арбалета в невидимого врага:
— Рассказывай!
История демонического меча
— Меня выковали рудничные карлики из руды Демонических гор. Во мне объединены окаменевший мозг демона и металл из космоса. Очень взрывоопасная смесь, мой дорогой! Мой клинок жаждет сражения, мой…
— О каких демонах ты говоришь? Я не хочу иметь ничего общего с демонами.
— Э-э-э, это, само собой разумеется, хорошие демоны. Лучшие демоны. Знаешь ли, когда-то в Демоническом ущелье между хорошими и плохими демонами произошёл спор, да ты наверняка об этом слышал.
— Нет.
— Нет? Э-э-э… хорошо. Ну и не важно. В любом случае речь шла об этом, э-э-э, о золотом яблоке, делающем его носителя невидимым и… ну не важно. Короче, из-за этого тупого яблока мы начали спорить, слово за словом, ля-ля-ла, и уже началась серьёзная драка. Ну ты знаешь, как всё это происходит. Внутренности демонов разлетались во все стороны. Это было крупнейшей стычкой между демонами за последние…ну, это,…за много лет. Сражение длилось один год. Пришла весна, а наши армии рубили друг друга. Наступило лето, а мы дырявили друг друга копьями. Пришла осень и мы нашпиговывали друг друга стрелами. Пришла зима…
— Да-да, — нетерпеливо сказал Румо. — Можешь немного покороче?
— Ну ладно. Итак, по-хорошему никто в итоге не победил. Мы все были мертвы, ху-ха! И затем нас похоронили в Демонических горах. Нас занесли и подземную сталактитовую пещеру. Можешь себе это представить? Вокруг только сталагмиты, с которых вода…или они называются сталактиты? Не важно. Итак, мы лежали там тысячу лет, окаменели, вода капала — кап-кап-кап, понимаешь? И вдруг — БУМ! — этот метеорит врезается в гору и расплющивает её. Так и возникли крупнейшие и высокопродуктивные рудные горы Замонии.
— Метеорит расплющил твой труп?
— Гигантский железный метеорит, прямо из космоса. Камни и космическое железо смешались вместе, а тут ещё и расплющенные мёртвые демоны, понимаешь к чему я веду? И тут пришли горные рабочие. Они искали эту чудесную суперруду из космоса, как минимум лучшую руду Замонии. И при этом они постоянно находили окаменелые трупы демонов. А поскольку они были суеверными и хотели успокоить духов демонов, то они ковали в честь каждого найденного трупа один меч. Они брали окаменелые мозги демонов, измельчали их в порошок, всыпали в расплавленное метеоритное железо и так появились легендарные демонические мечи. Не имею ни малейшего понятия, почему мы можем думать. Наверное как-то связано с этой штуковиной из космоса. Жутко звучит, а? У-у-у-у… я — демонический меч!
На плечо Румо тяжело легла рука. Он с криком отскочил.
— О, парень, — сказал Урс. — Эта вещь, кажется, притягивает тебя! Ты так долго на неё таращишься.
— Я беру его, — сказал Румо. — Это моё оружие.
После того, как они покинули оружейную палатку, Урс и Румо какое-то время шли в торопящейся и толкающейся толпе.
— Почему ты выбрал именно этот обрубок? — спросил Урс. — Ты мог бы выбрать стослойный меч из флоринтской высококачественной стали или что-то подобное.
Румо не хотел рассказывать ему секрет и, чтобы сменить тему, спросил:
— Чем займёмся сейчас?
Урс остановился и немного подумал:
— Мы выпьем по бокальчику парового пива. Или по два. Это будет достойным завершением полного приключений дня. Что скажешь?
Румо кивнул. Пить, это его устраивало. Он уже давно хотел пить.
Тяжёлое пробуждение
Даже во сне Румо гремела ярмарочная музыка и он видел причудливый хоровод из существ на ходулях и хундлингов, ужасок и карликов, он видел Ралу, как она держит Рольфа за руку и целует его. Хундлинги крепко его держали и покрывали всё его тело безболезненными шрамами. А Урс постоянно проходил мимо и угрожал ему кульком мышиных пузырьков. Потом ему снилось, что маленькие звери, живущие у него между зубов, перебрались в его мозг. Там они построили город, прямо у него за глазами между ушей. Они забивали и пилили, бросали камни и колотили огромными молотами по его черепу. Они выплавили из метеоритной руды демонической колокол и подвесили его в одном из ушей Румо. А затем они начали звонить в него.
Румо проснулся. Это колокол Вольпертинга разбудил его своим полуденным звоном, а солнце беспощадно светило сквозь открытое окно. Его голова гудела, как плетёные шляпы-ульи пчелолюдей из Медовой долины. Он со стоном приподнялся.
Он ещё никогда не просыпался таким разбитым, даже после драки с Рольфом. Такое впечатление, будто его язык всю ночь лежал в ведре с золой, а нёбо и зубы поросли мелкой шерстью. Кровь болезненно стучала в голове, а в ушах стоял шум, как при пожаре. Он что, заболел, впервые в жизни?
Румо доковылял до окна. Внизу на улице шумели молодые вольпертингеры. Они что, не могут потише разговаривать? Он взял кувшин с водой и осушил его в несколько глотков.
Румо попытался вспомнить, что произошло. Ярмарка. Рала, конечно. Урс. Мышиные пузырьки. Рольф — ой! — неприятная колющая боль в левом ухе. Рольф и Рала держаться за ручки. Это не было кошмарным сном. Что ещё? Ужаски. Фогарры. Он вспомнил про них и ему сразу же стало плохо. Комната ужасов. Что ещё? Что ещё?
— Доброе утро! — воскликнул у него в голове весёлый голос. — Хорошо спалось? Ну конечно, ты так храпел!
Только теперь увидел Румо на своём столе меч.
Выбери своё оружие!
Точно, оружейная палатка. Он что, на самом деле выбрал этот странный меч? Опять колющая боль, но теперь уже в правом ухе.
— Я точно заболел, — сказал сам себе Румо. — Сошёл с ума. Боль. Я слышу голоса.
Он сел на кровать и заткнул уши.
— Опять всё забыл? — пропел голос вего черепе. — Слишком много парового пива? Это я, твоё оружие!
Паровое пиво, да. Это последнее, что он мог вспомнить. Палатка с паровым пивом. И множество кружек пива, которые он выпил натощак. Первое опьянение в его жизни. Он вспомнил, как бегал на четырёх лапах, как дикий вольпертингер. Ему стало стыдно.
— А палатка безболезненных шрамов? Не помнишь?
Это его голос? Голос его мозга, помогающий ему вспомнить? Безболезненные шрамы?
— Проведи против шерсти по левому плечу и глянь, что там стоит. Ху-ха-ха!
Румо автоматически последовал приказу. Он провёл по шерсти и ужаснулся. Там было что-то вырезано на его коже. Безболезненный шрам. Красный. В виде сердца. В середине стояло:
Рала
Кто-то постучал в дверь. Вошёл Урс не говоря ни слова. Он выглядел измученным и держал в руке кофейник с кофе.
Некоторое время они молча пили кофе.
— Боюсь, вчера вечером я совершил непростительную глупость, — пробурчал Урс. Он раздвинул шерсть на плече. Там был свежий безболезненный шрам:
Мышиные пузырьки
Румо засмеялся.
— Это не смешно. С этим я должен теперь до конца жизни ходить.
Румо подсунул ему свою руку:
— Это — ерунда. Посмотри-ка лучше сюда! — и он показал свою татуировку. Теперь рассмеялся Урс.
— И что мне теперь делать? — простонал Румо.
— Ну, сделай Рале предложение.
— Перестань! Рала же встречается с Рольфом. Я как раз решил про неё забыть и вот, на тебе! Это будет всю жизнь напоминать о ней!
— С кем встречается Рала?
— С Рольфом, — прорычал Румо. — Они держаться за руки.
— А почему бы и нет? Они же брат и сестра.
— Кто они?
— Ну, брат и сестра. Точнее двойняшки, из одного помёта. Большая редкость среди вольпертингеров. Ты не заметил, что у них одинаковые фамилии? Рала и Рольф Лесные?
— Двойняшки?
— Ну, чудо жизни. В двойном экземпляре. Внешне они совершенно не похожи, но среди двойняшек такое встречается.
Сердце Румо чуть не выпрыгнуло из груди. Рала и Рольф — сестра и брат! Он засмеялся. Головная боль постепенно уходила.
— Да ты, я смотрю, сегодня в хорошем настрорении. Ты уже два раза смеялся. Ты перевыполнил свой месячный план по смеху.
Румо обнял Урса и прижал к себе. Это было самым большим чувством, которое он когда-либо выражал перед Урсом.
Львиный зeв
Румо был счастлив. Рольф и Рала — брат и сестра! Великолепно! Головная боль прошла. Странный голос в голове тоже исчез. Чувство равновесия ещё не полностью вернулось, но всё-таки уже было лучше. Он шагал по Вольпертингу, демонстрируя всем своё новое оружие. Он засунул меч за пояс. Прорезь в клинке позволяла ему носить меч без ножен. И так его мог видеть каждый. Первое оружие Румо. Перед кожаным ателье он остановился разглядывая себя и меч в большом зеркале у дверей.
— Классно, а!
Румо застыл.
— М-да, пора бы уже привыкнуть. Так звучит мой голос.
Воспоминания резко вернулись к нему. Говорящий меч. Погребённые демоны. метеорит. Это был не сон!
— Да уж, это — сумасшедшая история. Тут даже можно начать сомневаться в своей нормальности. Радуйся, что это не нарушение обмена веществ в твоём мозге. Тогда тебе пришлось бы всю оставшуюся жизнь выть, или говорить задом наперёд, или ещё что-нибудь. Ху-ха-ха!
«Это ужасно», — подумал Румо. «Постоянно слышать в голове голос собственного меча».
— И нечего даже об этом думать! Ты сам выбрал своё оружие! Это святой обряд! Объединение плоти и стали. Это навсегда. Ты и я, мы вместе! Скажи-ка, как вообще тебя зовут? Меня зовут Львиный зев.
— Львиный зев? — переспросил Румо. — Как цветок?
— Хм, я, вообще-то, думал о львиной пасти. О чём-то остром, опасном. Э-э-э… а есть цветок, который так же называется?
— Да.
— А это опасный цветок?
— Нет. Из него даже можно чай делать, мне кажется.
— Чёрт!
Львиный зeв некоторое время молчал.
— Как же всё-таки тебя зовут?
— Румо.
— Как карточную игру?
— Да.
— Ху-ха-ха!
Румо продолжал рассматривать своё отражение в зеркале. Да, меч подходил ему, только он болтал слишком много.
— Привет, Румо!
— Привет, Львиный зев!
Румо с Львиным зевом пошли в центр города. Три знакомых Румо по школе вольпертингерки шли им навстречу. Румо скованно их поприветствовал, девушки помахали ему в ответ и захихикали.
— Ага! Удивились! — сказал Львиный зев. — Румо и его новый нож.
— Нож? Я думал, что ты меч?
— Нож, меч — разницу сложно определ…
— Минуточку! — остановился Румо. — Вчера ты ещё утверждал, что ты — могущественный демонический меч.
— Я сказал демонический меч? М-да, я вообще-то имел ввиду нож. Хууууу! Я — могущественный демонический нож!
Румо пошёл дальше:
— Это совершенно разные вещи.
— Вчера это был коммерческий разговор, глупыш! Ты не представляешь, как долго я там лежал! Вчерашняя ярмарка была моей двадцать пятой ярмаркой. Да, я — нож! Какой же идиот выберет нож, если он может взять боевой топор или меч? Тут уж надо было выкручиваться.
Румо опять остановился:
— Не хочешь ли ты сказать, что ты меня обманул?
— Что? Нет! Я просто попробовал тебя уговорить, чтобы ты, в конце концов, принял самое верное решение. И то, что ты выбрал меня, как это видно, я могу лишь заключит, что мои уговоры не были напрасны. Или?
Румо не хотел следовать логике Львиного зева:
— Ты сказал, что ты — меч. А теперь, вдруг, ты стал ножом.
— А какая разница между ножом и мечом? Между большим ножом и маленьким мечом? Где заканчивается нож и начинается меч? Кто может это объяснить? Я бы, по крайней мере, на это не отважился.
— Если ты попробуешь меня обмануть, то я брошу тебя в реку.
— Эй! Не надо совершать необдуманные поступки! — голос меча вдруг принял торжественный тон. — Это важный момент! Не оскверняй его! Ты и я объединились для сражения! Мыслящий меч как продолжение руки вольпертингера — существует ли более опасное оружие?
Румо задумался.
— Э-э-э, представим, что ты ослеп во время сражения. И тут на сцену выхожу я! Со мной ты можешь сражаться дальше с закрытыми глазами.
— Ты можешь видеть?
— Во все стороны. Только не спрашивай, как это действует.
— Я могу сам смотреть без глаз. С помощью носа и ушей.
— Ты тоже можешь?
— Во все стороны. Только не спрашивай, как это действует.
— Ага! Хм. Хорошо, тогда другой пример. Я могу читать не только твои мысли, но и мысли твоего противника. Я знаю какие манёвры он планирует.
— Это правда?
— Это правда…это правда…это правда…, — гипнотизирующе прошептал голос меча в его голове.
— Эй, постой-ка! — воскликнул Румо. — Это опять один из твоих фокусов!
— Хорошо, я могу это доказать!
— И как? — спросил Румо.
— Как? Да, как…? Подожди, я знаю! Есть ли кто-то в этом городе, с кем тебе нужно свести счёт?
— Ну конечно! Есть.
— А у него есть меч или что-то подобное?
— И не один. Он — лучший фехтовальщик города.
— Ещё лучше! А теперь послушай. Если мы с тобой вдвоём его проучим, поверишь ли ты тогда, что мы — партнёры на всю жизнь?
— Может быть.
— Тогда неси меня к нему.
Мастер фехтования
Ушан де Люкка чувствовал себя великолепно. Он только что проснулся после двенадцати часов хорошего сна, выпил свою чашку кофе и съел восемь жареных яиц.
«Это грандиозно — просто жить!» — подумал он. «Не плохо было бы принять ледяной душ, а потом пойти в фехтовальный сад.»
Это нельзя было ни в коем случае назвать типичным настроением Ушана. Он был знаменит не только как лучший фехтовальщик города, но и как тип с сильнейшими изменениями настроения. Его настроение не зависело от состояния здоровья, нет, оно зависело от погоды. Ушан де Люкка был особо чувствителен к изменению погоды.
— Какая погода будет сегодня, Ушан? — спрашивали его на каждом шагу когда он гулял по городу.
Тогда Ушан закрывал ладонью глаза, поднимал нос вверх, нюхал воздух и, к примеру, говорил:
— Над Замонийским океаном в данный момент располагается барометрический минимум, он передвигается на восток, над Замонией, в сторону максимума. Пока нет причин для его отклонения к северу. Изотермы и изотеры исполняют свой долг. Температура находится в надлежащих границах среднегодовой температуры, температур самого холодного и самого жаркого месяцев и непериодических месячных изменений температур. Водяной пар в воздухе обладает в настоящий момент наибольшей эластичностью. Влажность воздуха — низкая. Другими словами: сегодня будет чудесная погода.
На верность этого предсказания можно было бы не сомневаясь поставить всё своё состояние.
Малейшее изменение погоды несло Ушану неприятности. И тогда будто электрические бури проходили через его мозг, будто кто-то прокалывал его барабанные перепонки раскалёнными иглами, а глазницы заливал кипящей водой. Мешки под глазами отекали ещё сильнее и становились тёмно-фиолетовыми, будто их наполняли свинцовой дробью, а на лбу выступали глубокие морщины. При экстремально низком давлении лицо Ушана превращалось в такую унылую гримасу, что при её виде на глазах смотрящих выступали слёзы, а его собственная кошка, шипя, пряталась от него. В такие моменты казалось, что жизнь Ушана — вечная пытка, и что он сам страстно желает смерти. Его первая жена ушла от него, так как не смогла больше выносить изменения его настроения.
— А потом он всё время сидит на верхнем этаже у подоконника и разговаривает с урной, в которой он хотел бы быть похоронен, — сказала Урла де Люкка, урождённая Флоринтская, бургомистру, когда она потребовала развода. — Это сводит меня с ума, потому что я постоянно думаю, что он может выпрыгнуть из окна в любой момент. И к тому же это лицо! Он — приятный парень, когда светит солнце, но дальше я этого не выдержу. Я имею ввиду, мы познакомились весной, но когда наступила осень…
Но сегодня Ушан чувствовал себя безукоризненно. Над Замонией царило стабильное высокое давление, светило солнце, ветер едва дул. Он сидел высоко вверху в своей башне, возвышавшейся над фехтовальной школой, и просматривал письмо из Замонийского союза учителей фехтования. Дверной колокольчик заставил его подпрыгнуть. Он не ожидал никаких гостей. Из-за ярмарки школа была сегодня закрыта. Он открыл окно и посмотрел вниз. Внизу стоял Румо. Румо Замонийский.
— Привет Румо, — крикнул Ушан. — Какая неожиданная радость! Что случилось?
— Я пришёл вызвать тебя на дуэль.
— Что?
— Я пришёл… ты всё и так понял!
— Ты что, парень, белены объелся? Или это такая школьная шутка и твои приятели сидят где-то тут за углом и умирают со смеху?
— Я пришёл вызвать тебя на дуэль, — серьёзно повторил Румо.
Сверху, с башни Ушану была видна вся местность внизу. И там не было никого кроме Румо.
— Иди домой, парень. Встретимся на уроке, — и он закрыл окно.
Во время ярмарки школьники всегда будто с цепи срывались. Покачав головой он снова сел за стол. Но дверной колокольчик снова зазвонил. Ушан распахнул окно:
— Парень, что тебе нужно?
— Я пришёл вызвать тебя на дуэль.
— Я не провожу дуэли со школьниками. Исчезни!
— Значит ты трус!
— Да, значит я трус… иди отсюда, малыш!
Настроение Ушана было великолепным. В нормальной ситуации он бы уже давно спустился вниз и отделал этого типа. Но сейчас он просто закрыл окно.
«Он не хочет», — подумал Румо. «И что теперь?»
— Какое у него слабое место? — спросил Львиный зев.
— Слабое место? Не думаю, что у него такое есть.
— У каждого есть.
— У него точно нет. Это же Ушан де Люкка, лучший фехт…
— Его зовут Ушан де Люкка? Как водку? Ху-ха-ха! Здорово! — Львиный зев злобно засмеялся.
— И что в этом хорошего?
— Как что? Его же зовут как бутылку водки! Яичный ликёр! Для этого же должны быть причины.
Румо всё ещё не мог понять.
— Послушай: спроси у него следующее…
Румо позвонил в третий раз. Окно распахнулось.
— Да, тут уж точно ничего нельзя поделать, — крикнул Румо в третий раз, — наверное ещё слишком рано. Наверное ты ещё пока слишком трезв для сражения.
Ушан остолбенел:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Может быть ты просто сегодня ещё недостаточно выпил для храбрости. Извини за беспокойство.
Румо собрался уходить.
— Стой где стоишь! — Ушан выпрямился. Голос его стал резким и непререкаемым. Он сбросил Румо вниз ключ.
— Встретимся в фехтовальном саду.
Фехтовальный сад Ушана де Люкки
Если бы существовал рай для любителей фехтовального искусства, то он выглядел бы как фехтовальный сад Ушана де Люкки, созданный на основании семи правил. Он работал над ним десять лет, сам придумал его и лично участвовал в строительстве. Через восемь лет он наконец решил, что сад близок к идеалу и с тех пор только лишь поддерживал его в таком состоянии с помощью пары садовников.
Ожидая своего учителя фехтования Румо бродил по саду и дивился изобретательности и многообразию, с которыми был благоустроен сад. Семь правил идеального фехтовального сада a la Ушан де Люкка были ему известны из книги Ушана «О фехтовании».
Правило номер один для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Фехтовальщики любят двигаться
То, что звучало как прописная истина, на самом деле было основой для создания фехтовального сада. Фехтовальщики любят двигаться, а именно, они использую для этого все возможные методы. Поэтому Ушан, например, возвёл недостроенную каменную стену, тянувушую вдоль всего сада, как античные руины, делающую сад ещё живописнее и загадочнее. На эту стену можно было легко запрыгнуть. Она была такой узкой, что фехтовальщики вынуждены были на ней балансировать, и такой длинной, что на ней можно было легко сражаться.
Де Люкка привёз в сад множество поваленных деревьев различного размера и специально засадил их травой. Он заказал у Орнта ла Окро большие массивные столы, так как фехтовальщики, по неизвестным никому причинам, любят во время сражения запрыгивать на столы. Ушан выкопал ямы разной глубины и даже подземный лабиринт. В саду были возведены деревянные леса, по которым можно было взбираться вверх. Спускаться вниз можно было по канатам.
Правило номер два для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Фехтовальщики самолюбивы
Для этого в саду было расставлено множество больших зеркал, перед которыми Ушан и его ученики могли заниматься фехтованием с отражением. Бесчисленное количество подсвечников со свечами наполняли сад во время ночных дуэлей романтическим светом. На вешалках висели разнообразные накидки, так как во время сражения любой фехтовальщик лучше всего выглядит в развевающемся плаще, особенно, если этот плащ из красного бархата. Для самых самолюбивых в саду были разложены позолоченные шпаги и рапиры.
Правило номер три для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Фехтовальщики любят опасность
Чтобы повысить риск и опасность, Ушан де Люкка построил в своём саду множество невидимых ловушек: маленькие ямки, о которые можно споткнуться, замаскированные проволоки, натянутые между деревьями, ветки, бьющие сражающимся в лицо, ямы-ловушки, неожиданно открывавшиеся под сражающимся. Каждый день Ушан де Люкка придумывал новые каверзы и рабочие постоянно достраивали в саду новые помехи, о расположении и принципе действия которых не знал даже Ушан.
Правило номер четыре для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Фехтовальщики безнадёжно романтичны
Поэтому, конечно, в саду имелась клумба с кроваво-красными розами, которые можно было срывать во время сражения. Там был и пруд с чёрным лебедем и красным мостиком, по которому можно было передвигаться во время дуэли в прекрасный осенний день. Тут же была и лужайка с сочной травой, на которой паслись белоснежные овечки. Их миролюбивость великолепно контрастировала с фехтовальщиками.
И, конечно же, в воде обязательно должен был быть старый толстый окунь с меланхоличным взглядом, с которым Ушан во время низкого атмосферного давления вёл беззвучные диалоги о бессмысленности существования.
Правило номер пять для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Без лестниц невозможно обойтись
Фехтовальщики не любят ничего больше, чем двигаться по лестницам во время сражения. В саду стояла винтовая железная лестница, деревянная с ветхими ступенями, похожая на крышу, по которой с одной стороны можно было подняться вверх, с другой — спуститься вниз, каменная, заканчивавшаяся в подземном тоннеле и наружная мраморная лестница, с последней ступени которой можно было свалиться вниз. Самой же красивой была лестница из чёрного ценного дерева, ведущая к вершине высокого дуба, на узловатых ветвях которого можно было продолжать сражение.
Правило номер шесть для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Фехтовальщики сражаются везде и всегда
Внутри и снаружи, днём и ночью, в снег и дождь — фехтовальщики сражаются в любую погоду, в любом месте и в любое время. Для этого Ушан основательно постарался оборудовать свой сад. В центре сада стоял маленький домик, точнее макет дома с одной дверью и без окон. Внутри него был небольшой, хитрый лабиринт, с лестницами, ведущими в никуда, и коридорами, заводящими в тупик. Здесь проводились тренировки по фехтованию в ограниченном пространстве, при плохом освещении или в абсолютной темноте.
За домом находилась площадка, покрытая отполированным металлом. Металл был натёрт мылом и был предназначен для отработки сражения на скользком льду.
Фехтование на «грозовом жестяном листе». Это означало, что фехтовальщики стояли на подвешенном между четырьмя деревьями металлическом листе, издававшем при каждом шаге оглушающий грохот. Ушан знал, что и акустические раздражители влияют на исход сражения.
Что же было ещё в саду? Обычные деревянные манекены, которым можно было наносить удары кинжалами или саблями. Некоторые из них, благодаря хитрой механике, могли отвечать на удары. И, конечно же, оружие: шпаги, сабли, рапиры, мечи, разнообразные палки. Всё лежало на земле, было воткнуто в деревья, свисало с ветвей, было спрятано в траве или аккуратно расставлено на стеллажах. Сад Ушана де Люкки был сказочной страной для любителей фехтовального искусства.
Правило номер семь для создания идеального
фехтовального сада a la Ушан де Люкка:
Идеального фехтовального сада
a la Ушан де Люкка не существует
С каким удовольствием устроил бы Ушан ещё парочку опасных ловушек в своём саду, но там тренировались его ученики и поэтому он был определённым образом ограничен. Он мечтал о ямах-ловушках, с острыми копьями, о смертельном зыбучем песке и хищных рыбах в воде, о ядовитых шипах и удавах. Такие мечты не имели ничего общего с обычным школьным уроком и поэтому Ушан оставлял их на то время, когда он уйдёт на пенсию.
Дуэль
Румо был поражён изысканностью сада. Он горел желанием дать волю своей ярости в фехтовальном саду. Но у него возникли первые сомнения: на самом ли деле это было хорошей идеей вызвать собственного учителя на дуэль, да ещё на его территории?
— Эй, — влез в его мысли Львиный зев. — Опять эти пессимистичные мысли! Это — неверная установка. Ты должен думать, как ты одержишь над ним победу! Как ты срубишь ему голову с плеч и, одев её на копьё, понесёшь с пением по городу! Как ты вырежешь ему сердце и ….
— Минуточку! Это победа не будет такой! — прервал его Румо.
— Не такой?
— Нет. Я хочу ему отомстить за то, как он со мной поступил. И больше ничего. Ну и может быть немного над ним поиздеваться.
— Ах так! Жаль. Ну не важно. А как ты хочешь над ним поиздеваться?
Румо остановился. Об этом он ещё не думал. Он ещё ни разу ни над кем не издевался.
— А как тебе это: когда ты его хитроумно обезоружишь и он будет беспомощно ползать перед тобой в пыли на коленях, ты скажешь: «Ну как, по вкусу тебе собственные методы, мастер фехтования? Или я должен говорить — бывший мастер фехтования —, так как теперь я мастер фехтования в этом городе!»
— Это мне нравится! — сказал Румо и попытался это запомнить.
— Или так: «Эй, Ушан, старый алкаш, не кажется ли тебе, что твоё время за…»
— Румо! — прогремел в саду голос Ушана де Люкки и Румо вздрогнул.
Он обернулся и увидел как учитель решительным шагом с яростным лицом спешит к нему. Он остановился около Румо и посмотрел ему в глаза:
— Ты хотел со мной сразиться? Так вот я! Ты умолял о взбучке — ты её получишь! Выбирай оружие!
— Я уже выбрал, — ответил Румо и поднял в верх Львиный зев.
— Ты хочешь сражаться со мной с ножом для сыра??
— Но-но! — возмущённо воскликнул Львиный зев.
— Сегодня определённо не твой день, мой мальчик. Ты уверен, что ты не болен? Может что-то не то съел на ярмарке? До моих ушей дошло, что безответственные элементы распространяют там среди молодёжи нервный яд.
— Со мной всё в порядке. Я хочу сражаться, — ответил решительно Румо.
— Так, правильно, — прошептал Львиный зев в его голове. — Не показывай слабость.
— Как пожелаешь, — Ушан взял шпагу, торчащую около него из земли. — Я возьму шпагу, если ты не против. Ты уверен, что не хочешь выбрать себе другое оружие? У меня здесь лучшие клинки Замонии.
— Уверен, — ответил Румо.
Ушан де Люкка решительно пошел вперёд:
— Обычно мы начинаем в центре сада, а потом смотрим в какую сторону приведёт нас сражение. Фехтование — неточная наука, так что посмотрим куда нас приведёт случай. Думаю далеко мы не уйдём.
Он остановился среди поваленных деревьев. Сваленные в кучу лежали здесь десятки стволов в метр толщиной, поросшие мхом, травой и плющом.
— Моё кладбище деревьев, — сказал Ушан. — Будь осторожен, когда по ним двигаешься. Они могут быть очень скользкими.
Даже не смотря на серьёзность ситуации он не мог забыть о профессиональных советах. Он развернулся, поднял вверх шпагу и поцеловал клинок.
Румо тоже поднял перед собой оружие, но не рискнул целовать Львиный зев.
— Сходимся, — сказал Ушан.
— Сходимся, — повторил Румо.
— Сходимся, — пискнул Львиный зев.
Оба дуэлянта сильно размахнулись и громко скрестили свои клинки. Полетели искры и разрезанное лезвие Львиного зева завибрировало как камертон. Они замерли со скрещенными клинками.
— Львиный зев? — подумал Румо. — Что мне сейчас делать?
Нет ответа.
— Львиный зев? Что он планирует? Ты читаешь его мысли?
Нет ответа.
— Львиный зев?
Ушан постучал кончиком своей шпаги по мечу Румо:
— Ты не нападаешь сразу же? Значит после нашей последней встречи ты кое-чему научился. Очень хорошо.
Румо не нападал, поскольку он был ошарашен. Где же Львиный зев? Почему он не отвечает? Он сражается с лучшим фехтовальщиком Замонии своим зазубренным ножом, так как Львиный зев утверждал, что может предсказать каждое движение противника. А теперь он исчез!
— Львиный зев?
Нет ответа.
— Мы могли бы так спокойно простоять целый день, — сказал Ушан. — Но это нас ни к чему не приведёт. Начну-ка я.
Он провёл двойную атаку — стандартную атаку из его репертуара, с помощью которой он без особых усилий производил впечатление на новичков. При этом шпага легко двигалась в его в руке, нанося удары справа и слева так быстро, что казалось, будто он использует две шпаги одновременно. Одновременно с этим он постоянно продвигался вперёд, заставляя Румо отходить назад. Но Румо отражал все удары. Он был знаком с двойной атакой и соответствующей защитой. Это было первым, чему его научил Урс.
— Львиный зев! — думал он. — Скажи наконец что-нибудь! Что он будет сейчас делать?
Львиный зев молчал.
Ушана удивила профессиональная реакция Румо и он срочно поменял стратегию. Одним прыжком он запрыгнул на ствол поваленного дерева и обрушил на Румо град ударов.
Но и на это у ученика Урса был простой ответ: Румо присел на колени и стал вне досягаемости шпаги Ушана. Одновременно с этим он начал атаковать ноги Ушана пилообразными ударами, заставляя его постоянно подпрыгивать. Ушан сделал сальто назад, спрыгнул с дерева и оказался на одном уровне с Румо.
— Ты же не занимался где-то дополнительно? — прохрипел де Люкка. — Стиль плохой, но действенный. Это напоминает мне о ком-то.
Румо был слишком сбит с толку чтобы заметить что он сражался не хуже Ушана.
— Львиный зев? — думал он отчаянно. — Где ты?
Нет ответа.
— Хорошо, прекратим детсадовское дурачество, — решил Ушан. — Начнём сражаться по-настоящему. Посмотрим как тебе это понравится.
Бешенный торнадо
Его следующим приёмом должен был стать бешеный торнадо: нападающий фехтовальщик очень быстро поворачивается вокруг собственной оси то направо, то налево и наносит с максимально возможной частотой удары. Это уже не было игрой, это было сложной фигурой, требующей длительных тренировок. Противник выводился из равновесия, поскольку он был вынужден беспрерывно отражать мощнейшие удары с разных сторон и не имел возможности проводить собственную атаку. Ушан напал. Сталь ударялась о сталь несколько раз в секунду, звук был похож на звон падающего по лестнице вниз колокола. Учитель фехтования, как ураган, постоянно крутясь вокруг своей оси, надвигался на отступающего ученика.
«Что ты будешь делать, если на тебя движется торнадо?» — спросил его Урс, когда они во время тренировки обсуждали тактику бешенного торнадо.
«Не знаю», — ответил Румо.
«Ты прячешься где-нибудь, если найдёшь место. Вот так просто. Бессмысленно выступать против торнадо. Ищи хорошее укрытие. Если не найдёшь, то — до свидания!»
Укрытие. Румо парировал удары Ушана и искал укрытие. Неподалёку стоял массивный стол. Это похоже на укрытие? Не важно. Румо проскользнул под стол и металлический шум мгновенно прекратился.
Ушан оторопел. Трусливым поступком его вынудили прекратить атаку.
— Ты прячешься под столом? — крикнул он. — И это ты называешь фехтованием?
— Есть правило, которое это запрещает? — спросил Румо.
— В фехтовании нет никаких правил! — ответил Ушан.
— Ну тогда, — сказал Румо не вылезая из-под стола, — тогда я называю это фехтованием.
Теперь Ушан был совсем сбит с толку. Он застучал шпагой по столу:
— Вылезай! Не выкуривать же мне тебя оттуда! — он нагнулся и попытался достать шпагой до Румо, но он выпрыгнул с другой стороны на стол и напал на Ушана сверху. Одним прыжком взобрался Ушан на стол — впервые за всю свою учительскую жизнь он отступил перед своим учеником. Румо спрыгнул со стола. Ушан остался на столе, направив остриё шпаги вниз. Румо заметил, что оно слегка дрожит.
— Ты — очень хороший парень, — сказал учитель дружелюбным голосом. — Давай прекратим это, пока я не причинил тебе настоящей боли.
— Тогда ты сдаёшься? — спросил Румо.
— Что?
— Ты извинишься, чтобы я тебя пощадил?
— Скажи-ка, парень, ты издеваешься? И даю тебе шанс закончить дуэль, пока она не вышла из-под контроля. Я могу тебя поранить.
— Или я тебя.
— Это невозможно.
Румо был поражён своей неожиданной самоуверенностью. Львиный зев исчез — ну и? Ему не нужен говорящий меч, чтобы разобраться со старой легендой фехтования. Урс научил его важнейшим вещам, а честолюбие он принёс с собой. Это было как в мастерской Орнта ла Окро — чтобы сделать стул не нужен многолетний опыт, нужно лишь воодушевление.
Ушан обдумывал свою стратегию. Сперва немного наступления — парень должен спокойно выдохнуться. Типичная ошибка молодёжи: верить, что они обладают бесконечной энергией. Всё время пританцовывать. Да, Ушан будет пританцовывать.
Румо тоже обдумывал. «Ни в коем случае не пытайся выложиться вначале», — постоянно повторял ему Урс. «Типичная ошибка новичков — растратить силы до того, как всё начнётся. Лучше всего время от времени пританцовывать.»
Итак, Румо и Ушан танцевали. Они скользили по лужайке скрестив клинки и это было похоже на тщательно выученный балет. Они протанцевали мимо блеющих овец и взлетающих голубей. Мимо розовых кустов. Ушан срезал при этом пару роз. Румо попробовал повторить за ним, но промахнулся.
— М-да, — воскликнул Ушан. — Не всё так просто, как кажется.
— А мне важно не хорошо выглядеть, — ответил Румо. — Мне важно победить.
— Это одно и то же, — сказал Ушан и остановился.
Искусственные руины
Румо тоже остановился. Сейчас они стояли у искусственных руин.
— Ты также научился беречь свои силы? — спросил Ушан. — И где же в Вольпертинге учат такому кроме моей школы?
Румо не отвечал.
— А как у нас обстоят дела со сражением в ограниченных условиях? Этому ты уже тоже научился? — Ушан исчез внутри плохо отштукатуренного дома.
Румо нерешительно пошёл за ним. Нет, этого они с Урсом ещё не изучали. Пространство было на самом деле ограниченным: узкая комната без окон с таким низким потолком, что ему пришлось наклонить голову. Две свечи на полу едва освещали помещение и Ушана де Люкки в нём не было.
— Руууумо…, — услышал Румо откуда-то голос Ушана.
Он зашёл в следующую комнату, ещё меньше предыдущей, и освещённую одной лишь свечой. У стены стояли садовые инструменты, мётлы и грабли.
— Рууумо…
Следующая комната. Тут вообще не было света. И там, тесно прижавшись к стене, стоял Ушан де Люкка. Подстерегал его в темноте, едва видимый. Румо хотел его опередить и начал атаку, но и Ушан выпрыгнул из своего укрытия и их оружия скрестились. Нет, то, что ударило по клинку Львиного зева, не было железом. Оно звонко задребезжало и образ Ушана де Люкки рассыпался дождём осколков. Румо атаковал зеркало.
— Руууумо…
Судя по всему единственной целью этого строения было взбесить и испугать учеников, чтобы они безумно носились по комнатам, пока в конце концов их Ушан де Люкка не захватывал врасплох где-нибудь в темноте. Так что Румо попытался сохранять спокойствие. Он поднялся вверх по скрипучей лестнице. Очень медленно вошёл в совершенно тёмную комнату. Он знал, что она пуста, так как подключил обоняние. Румо осторожно крался по неровному деревянному полу — главное не споткнуться, очень осторожно и медленно он сделал ещё один шаг вперёд и шагнул в пустоту.
Он полетел вниз и упал на спину, но пол, на который он упал был таким покатым, что Румо покатился по нему дальше. Кувыркаясь скатился он с горки и врезался в деревянную дверцу, распахнувшуюся от удара. Слепящий дневной свет ударил ему в глаза, когда он вылетел через люк позади дома и упал в высокую траву.
— Что, хорошо оказаться опять на свежем воздухе? — спросил Ушан де Люкка, ожидавший его там. Он стоял на лужайке сплошь заросшей маргаритками и грыз яблоко.
Румо встал на ноги.
— Ну теперь-то ты уже сыт? — спросил учитель. — Может быть просто закончим? А?
В голосе его зазвучал подстерегающий тон. Нет, ни за что на свете Румо не остановиться сейчас, каждая клеточка его тела требовала продолжения битвы.
Де Люкка должен был согласиться, что он был бы сильно разочарован, если бы Румо сейчас капитулировал.
— Я бы с удовольствием продолжил наше сражение дальше, — вежливо ответил Румо.
— Как пожелаешь! — воскликнул облегчённо Ушан и отбросил в сторону обкусанное яблоко. — И так, у нас тут ярмарка фехтовальщиков. Тебе принадлежит право выбора! Чем займёмся сейчас? Фехтованием на льду? Дуэль на лестнице? Перейдём в сад с ловушками?
Ушан каждый раз указывал кончиком шпаги в нужное направление.
— Просто продолжим, — предложил Румо. Фехтование — не точная наука. Посмотрим-ка куда нас заведёт случай.
«Он на самом деле верит, что может выиграть», — подумал весело Ушан. «Бесконечная самоуверенность молодёжи».
Румо неожиданно, как молния, напал на него. Ушан нанёс ответный удар и отступил. Вторая атака, ещё быстрее и мощнее. Учитель отступил ещё. Он ни в коем случае не мог позволить этому парню диктовать скорость.
Дерево для фехтования
Ушан отходил целенаправленно назад, к лестнице, ведущей в крону большого дуба. Он запрыгнул на первую ступеньку и повернулся. Сдерживая напирающего Румо он медленно и осторожно поднимался вверх, ступенька за ступенькой, старательно парируя удары Румо. Да, малыш послушно шёл за ним в ловушку. Как только затылок Ушан коснулся листьев, он ловко вспрыгнул на толстую ветку.
— Если бы ты прыгнул за мной, я мог бы отрубить тебе всё, что угодно, — сказал де Люкка. — Никто не может одновременно прыгать, приземляться, находить равновесие и отражать удары.
Учитель воткнул шпагу в толстую кору дуба у своих ног.
— Спасибо, — сказал Румо и запрыгнул на дерево. Едва его ноги коснулись дерева, как Ушан резко вытащил шпагу из коры и начал атаковать Румо. Каждый из ударов мог быть смертельным, но Ушан только демонстрировал их, пока Румо изо всех сил пытался удержать равновесие. Учитель остановился.
— Один совет: никогда не принимай одолжений во время сражения! И не делай сам одолжения во время сражения. Для проявления любви к ближнему хватает возможностей вне поля боя.
Румо огляделся. Сложный участок. Но вокруг бесчисленные возможности для лазания и передвижения на руках: подвешенные канаты, кожаные петли. Он крепко ухватился за ветку и атаковал противника. Ушан нанёс ответный удар и так продолжалось некоторое время.
Учитель сам спроектировал это дерево и оснастил его многочисленными хитрыми приспособлениями. Здесь, наверху он довёл до безумия множество учеников. И сейчас он ухватил один из канатов: «Хоооп!», перелетел через толстую ветку и исчез в густой листве. Румо осторожно последовал за ним. Куда же пропал учитель? Он чуял его, но Ушан постоянно менял в своё положение.
— Мой мальчик, сейчас я убью тебя семь раз, — прошептал учитель фехтования.
— Ну, давай! — ответил Румо.
— Раз! — клинок Ушана появился из листвы и коснулся Румо точно между ушей.
— Два! — в этот раз клинок появился снизу и проскользнул у него под мышкой.
— Три! — клинок остановился в паре миллиметров перед левым глазом Румо и мгновенно исчез в листве. Румо будто сражался с деревом, из которого всюду появлялись клинки.
— Четыре! — кончик шпаги Ушана де Люкки постучал по груди Румо, там, где у него находилось сердце. Ушан тихо засмеялся.
— Пять! Шесть! Семь! — бешено закричал Румо и тремя пилообразными движениями ударил листву. Сотни срезанных листьев посыпались вниз и открыли Ушана, сидевшего на корточках на одной из веток и удивлённого, как актёр кукольного театра, которого вытащили из-за занавеса.
— Понадобится как минимум год, пока эти листья вырастут заново, — осуждающе сказал учитель. — Надо немного уважать невинную природу.
Румо сделал выпад вперёд, чтобы атаковать учителя. Но когда кусок коры, на который он наступил, подозрительно громко затрещал под ним, было уже поздно. Ветка с огромной скорость ударила его по лицу и груди. Он недолго махал руками и затем свалился в высокую траву под деревом.
— Это всегда бьёт с той стороны, с которой меньше всего ожидаешь! — сообщил Ушан сверху, пока Румо, кряхтя, поднимался на ноги.
Учитель фехтования перешагнул на другую ветку, опять раздался треск и когда он удивлённо посмотрел вверх, то увидел летящий на него из листвы сверху кожаный мешок с песком. Мешок с глухим ударом врезался в грудь Ушана, сбил его с ног и учитель, пролетев высоко по воздуху, упал в траву в нескольких метрах от Румо.
Румо подошёл к своему учителю, чтобы проверить, жив ли тот ещё. Ушан сел и уставился на Румо стеклянными глазами:
— Это был привет от моего садовника, — сказал он, проверяя не поломаны ли у него рёбра.
— Это всегда бьёт с той стороны, с которой меньше всего ожидаешь, — ответил Румо.
Ушан со стоном поднялся и опёрся на шпагу:
— Если бы я знал, сколько удовольствия доставит мне наша дуэль, то я бы так долго не сопротивлялся, — сказал он. — Такой отлично битвы у меня не было с тех пор…да, с тех пор, как я провёл последнюю дуэль с Урсом Снежным. Знаешь Урса?
Румо отвёл взгляд. Ушан указал шпагой на Румо:
— Ага, значит вот откуда ветер дует! Мы тайно тренировались! Я думал, что Урс больше не прикасается к оружию?
— Мы пользовались деревянными мечами.
Ушан ухмыльнулся и опустил шпагу:
— Хорошо, парень. А тебе не кажется, что сейчас самое подходящее время закончить нашу дуэль? Мы оба получили удовольствие, ты кое-чему научился и показал на что ты способен. С этого момента на уроках я буду относиться к тебе с уважением.
— Ты сдаёшься? — воскликнул Румо.
Ушан упёр руки в бока:
— Нет, я просто не верю своим ушам! Тебе всё ещё мало?
— Ты же сам сказал — не делать одолжений во время дуэли. Мне не нужны преимущества. Я хочу тебя победить.
— Строптивый маленький ублюдок! — крикнул Ушан.
Румо встал в исходную позицию.
Плоская пощёчина
Ушан размышлял. Они дошли до такой стадии, когда во время сражения могли легко травмировать друг друга. Как учитель он нёс ответственность и поэтому должен был закончить эту дуэль. Что же ему делать? Двуручный угловой удар? Но это слишком опасно, так можно снести череп противнику. Гневный косарь? Этот горизонтально наносимый удар назывался так не только потому, что напоминал движение косаря, но и потому, что итог мог быть смертельным. Так что тоже слишком рискованно. Стоп! Плоская пощёчина!
Это то, что надо! С помощью неё он победил Урса Снежного и с тех пор Урс не берёт в руки оружие. Это — энергичный и, как правило, чрезвычайно эффектный удар, которым владеют лишь несколько фехтовальных мастеров, но при всём этом — безопасный. Это поставит Румо на место и тот впредь будет приходить на урок с низко опущенной головой.
Плоская пощёчина была исключительно болезненным ударом, наносимым плоской частью клинка с огромной силой по нижней части руки противника, в которой он держал своё оружие. При этом нужно было попасть по венам не повредив их. Это на длительное время парализовало руку. Несколько следующих дней Румо придётся хлебать суп левой рукой. Ушан начал атаку.
«О!», — подумал Румо. «Он пытается нанести плоскую пощёчину!»
Снова и снова рассказывал ему Урс о плоской пощёчине, он был по-настоящему одержим ею. Он придумал не только эффективную защиту от неё, но и способ, позволявший унизить того, кто попытается нанести плоскую пощёчину. Неделями они отрабатывали эту технику.
Сначала Румо сделал то, что Ушан ожидал от него. Он принял желаемую позицию, выставляя напоказ свою кажущуюся незащищённой руку. Ушан размахнулся и ударил в пустоту — Румо убрал руку, одновременно перебросив меч в другую — так называемая простая смена. Удар Ушана пришёлся в пустоту, при этом он слегка потерял равновесие, и в это мгновение Румо нанёс ему удар по уху плоской стороной меча. Урс назвал это обратная плоская пощёчина.
В голове Ушана раздался звонкий свист, а ухо его горело. Из глаз потекли слёзы.
— Привет от Урса! — сказал Румо не скрывая усмешки. Отличная получилась издёвка!
Ушан стоял перед Румо, как обиженный первоклассник. Этот парень никакой не ученик, решил он, этот парень — настоящий взрослый противник. Конец уважению, конец педагогической заботе. Самое подходящее время для многократного де Люкки.
Ушан взял с деревянного стенда вторую шпагу. Слегка отклонив назад верхнюю часть туловища, обе шпаги на высоте бёдер и направлены вперёд, начал он медленно отступать назад используя оборонительную тактику и пытаясь выманить противника.
— Тебе нужны уже две шпаги, чтобы победить меня? — спросил Румо. Ему понравилось издеваться. — Две шпаги против одного ножа для сыра?
И он нанёс пару ударов, которые Ушан парировал обеими шпагами.
Многократный де Люкка
В начале многократный де Люкка, фигура, придуманная и усовершенствованная самим Ушаном, предусматривал сражение с двумя клинками, один из которых позже неожиданно подбрасывался вверх. Ушан де Люкка подбросил левую шпагу в воздух.
Существовало множество способов для проведения многократного де Люкки: трёхкратный де Люкка, пятикратный, восьмикратный, семнадцатикратный и двадцатидвухкратный. Всё зависело от того, сколько раз перевернулась шпага в воздухе после того, как её подбросили вверх.
Один раз, два, три, четыре, пять.
Сражение на земле в это время продолжалось. Румо ещё сильнее атаковал Ушана, после того, как он подбросил вторую шпагу.
Шесть, семь, восемь, девять, десять раз.
Ушан остановился и пытался только отражать удары Румо. Очень важно было не принимать навязываемый противником темп.
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать раз.
Самым большим де Люккой, который Ушан когда-либо проводил, был двадцативосьмикратный. Тогда это было необходимо, так как дуэль проводилась с официально признанным главным фехтовальным мастером Замонии по имени Атракс Скарта III. Одна из самых сложных дуэлей в его жизни, с противником, требующим особого отношения. Как Румо.
Семнадцать раз, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре раза.
При многократном де Люкке важно было заставить противника забыть о второй шпаге. Чем выше её подбрасывали, чем чаще она переворачивалась в воздухе и чем интенсивнее проводилось сражение в это время, тем выше были шансы на удачный исход этой сложной фигуры.
Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять раз.
Теперь, используя все свои способности, атаковал Ушан. На Румо со всех сторон обрушился град уколов и ударов с такой скоростью, какой он никогда ещё не видел. При этом он не заметил, что Ушан вёл его по кругу.
Тридцать раз, тридцать один, тридцать два.
Долетев до самой верхней точки шпага Ушана с трудом перевернулась последний раз.
Тридцать три раза.
Такого высокого де Люкку Ушан ещё никогда не подбрасывал. Шпага, перевернувшись тяжёлым эфесом в сторону земли, полетела вниз.
Наиважнейшим при выполнении многократного де Люкки было то, что в конце этой фигуры необходимо было вернуться на то же место, где начали. Именно в этом месте, благодаря ловким манёврам Ушана, находились сейчас сражающиеся. Румо был слишком занят, чтобы заметить угрозу, летящую сверху: в середину урагана из ударов и уколов, движущихся рук и искр, отлетающих от оружий, упала вторая шпага Ушана, именно там, где он её ожидал. Учитель фехтования схватил её прямо перед носом Румо, чем сильно его озадачил — откуда-то неожиданно опять появилась эта вторая шпага! Румо прекратил атаку, его рука с мечом на мгновение замерла и Ушан воспользовался этим моментом: он зажал меч Румо двумя своими клинками, резко и быстро их повернул и вырвал Львиный зев из рук Румо. Демонический меч пролетел высоко над садом и дрожа воткнулся в берёзу.
— Ой! — сказал голос Львиного зева в голове Румо.
Ушан приставил оба острия шпаг к шее Румо. Сражение закончилось.
— Иди домой, — сказал Ушан де Люкка. Не глядя на Румо он воткнул шпаги в землю и в развевающемся плаще ушёл из сада.
— И не забудь твой нож для сыра! — крикнул он перед тем, как исчез в доме.
Всё вдруг сразу вернулось: головная боль, замешательство, плохой привкус во рту, будто Румо только что проснулся с сильнейшим похмельем. Бесцельно брёл он по переулкам Вольпертинга. Вдалеке была слышна ярмарочная музыка.
— Ну? И как всё прошло? — вдруг спросил Львиный зев.
Румо был слишком озадачен, чтобы рассердиться:
— Львиный зев? А где ты был всё это время?
— Не знаю, честно говоря. Наверное временно потерял сознание или что-то подобное. А ты знал, что мечи могут терять сознание? Я — нет, ху-ха-ха! Я пришёл в себя только тогда, когда меня воткнули в дерево. Я что-нибудь пропустил?
— Ты потерял сознание?
— Свет погас вокруг меня. Прямо в начале сражения. Эта шпага неслась на меня, а потом это ужасающее сотрясение…
— Ты подвёл меня! Ты уговорил меня, а в самый важный момент упал в обморок! — тяжело дыша сказал Румо.
— Боже мой! Какой же ты бесчувственный! Я всё ещё в шоке! Это же было моё первое сражение. Я даже и не думал, что всё происходит так быстро. Это было очень быстро! У-у-ух! А ты знаешь как это, ударяться о другой клинок? Ты видел искры?
— И ты хочешь быть мечом, — прохрипел Румо. — Просто смешно!
— Я — нож! — отрезал Львиный зев.
— Ага, значит всё-таки нож!
— Ну и что? Думаешь, что из-за этого у меня нет чувств?
— Нож с чувствами! Нож теряющий сознание! Это именно то, что мне нужно в сражении. Палатка набитая оружием и я выбираю именно тебя! С таким же успехом я мог бы сражаться тюльпаном. Знаешь, кто ты? Ты…
— Сказать тебе, кто я на самом деле? Сказать? А? Сказать? Так вот я скажу тебе!
Румо остановился.
Львиный зев просто захлёбывался:
— Никакой я не демонический мозг! Я мозг пещерного троля! Мозг пещерного троля! Вот так!
— Ты — тролль?
— Конечно! Абсолютно обычный тролль! За всю свою жизнь я ни разу не держал в руках оружие. Я работал в шахте в Демонических горах, добывал лазурит и тут упал это идиотский метеорит! Самое опасно оружие, которое я держал в руках, — геологической молоток. Метеорит так расплющил меня, что они вероятно спутали меня с воинами-демонами. Затем они добавили мой мозг в меч. Другого объяснения тому, как я попал в этот проклятый меч, я не знаю.
— Ты имеешь ввиду, что ты никакой не воин-демон? Что ты — тролль?
— Был когда-то.
— Всё лучше и лучше. Сначала могущественный демонический меч, а теперь тролльский нож. Ну, хватит! Я выброшу тебя в реку.
— Что?
Румо быстро пошёл вперёд.
— Эй! Ты куда?
— К Вольперу. Я выброшу тебя.
— Румо! Не совершай не обдуманных поступков!
Румо не отвечал и повернул в сторону моста над Вольпером.
— Румо? Румо? Что ты собрался сделать?
Румо молчал.
— Румо, ты толькo себе хуже делаешь!
Вольпертингер целенаправленно продолжал идти.
— Но ты же так не поступишь? Ты хочешь только меня напугать! Ху-ха-ха! — неуверенно засмеялся Львиный зев.
— Я выброшу тебя в Вольпер и покончим с этими духами.
— Румо? Румо, послушай меня! Э-э-эх, вот неудача! Маленькая, ни о чём не говорящая неудача! Это же моё первое сражение! Давай-ка, успокойся немного! А потом спокойно всё обсудим!
Румо подошёл к северному концу моста через Вольпер. Шум течения заглушал голос Львиного зева в его голове.
— Румо! Клянусь моей честью, что такого больше никогда не произойдёт! Такого я больше никогда не допущу. Румо? Ты меня слышишь?
Румо подошёл к перилам моста и посмотрел вниз на дикий Вольпер. Львиный зев он выдвинул вперёд и держал над водой.
— Румо! — прохрипел Львиный зев. — Это уже не смешно!
— Точно! — ответил Румо. — Это уже не смешно.
Он посмотрел ещё на реку. Там, внизу грязный поток тащил что-то. Связку одежды? Нет, это был вольпертингер! Румо даже разглядел лицо — Рала!
Не задумываясь ни секунду Румо сунул Львиный зев за пояс, одним прыжком перескочил через перила и полетел в бурный Вольпер.
История Ралы
Путь, который прошла Рала, начиная с того момента, как кровомясник Нидхуг избил её до потери сознания на своём подворье на глазах её брата Рольфа, и до того момента, как она оказалась в холодных водах Вольпера, был очень длинным. Этот путь она проделала в состоянии, в котором она была ближе к смерти, чем к жизни. И время от времени смерть с косой была её постоянным спутником и подругой, всегда готовой принять Ралу в свои холодные объятия. Рала научилась на этом пути дружить, ненавидеть и мстить, научилась получать удовольствие от охоты и играть с опасностью. Она научилась ходить на двух лапах и говорить, она нашла своего брата Рольфа, но самое лучшее, что произошло с ней в этом путешествии, была любовь к Талону — медвежьему богу.
После того, как кровомясник Нидхуг решил, что убил Ралу, он утащил мнимый труп в лес, в качестве жертвы дикому медвежьему богу, в которого он верил. Когда он положил Ралу на листья и пошёл обратно к своему подворью, чтобы продолжить избивать Рольфа, появился дикий медвежий бог.
Талон, медвежий бог
Его звали Талон. Точнее, Талон — Когтистая Лапа. Да, он был диким, да, он был медведем, но нет, он не был богом. Талон был настолько далёк от того, чтобы быть богом, насколько это только было возможно: он не был особо положительным существом, он был ленив, он не обладал никакой сверхъестественной силой, он был таким же смертным, как и все в этом лесу. Он питался помоями, которые приносили в лес суеверные крестьяне, чтобы ублажить его. И Талон пожирал всё: холодный картофель, очистки, засохший хлеб, заплесневелый сыр и дохлых собак. Его устраивала такая еда, поскольку он не хотел охотиться.
Талон подошёл ближе, обнюхал маленькое собачье тело и сразу же решил, что это он ни в коем случае не будет есть, так как это было всё ещё живым. Талон не знал ничего о циклопах с Чёртовых скал и ещё меньше о том, что они пожирали только живую еду, но инстинкт сказал ему, что он принадлежит к тем существам Замонии, которые отказываются от любой пищи, которая ещё двигается.
Да, Рала была всё ещё жива и своё имя она получила от Талона, ухаживавшего за ней, кормившего её и рычавшего ей во сне два слога, которые он мог произносить: Рала-Рала-Рала.
Она очень быстро оправилась от ранений, вступила в период роста и вскоре стала большой и сильной. Не такой большой, как Талон, но достаточно сильной, чтобы ходить с ним на охоту. Так как с тех пор, как у него появился приёмный ребёнок, он опять начал добывать еду сам. Он считал, что Рала должны была получать что-то получше, чем очистки или дохлые собаки. К тому же он заметил, что движение пошло ему на пользу и он сбросил пару лишних килограмм. Таким образом для Ралы и Талона охота стала образом жизни.
Однажды они оба учуяли необычную дичь, последовали за ней и нашли её на снежной поляне. Это был охотник, но не какой-то охотник, а тот, который словил Ралу и Рольфа и продал их кровомяснику. Рала учуяла это, когда они стояли друг напротив друга.
В правой руке охотника была длинная палка, а в левой — короткая. Он положил короткую палку на длинную, как бы указывая в сторону Ралы и Талона, и вдруг короткая палка полетела и ударила Талона в сердце. Он упал на землю, прорычав в последний раз «Рала», и умер. Охотник в это время вытащил ещё одну палку и указывал ею на Ралу. Она хотела кинуться к нему и вырвать у него сердце за то, что он сделал с ней, Рольфом и Талоном. Но что-то приказало ей сделать обратное: взять себя в руки, спрятаться и дать охотнику уйти. Рала так и поступила: на четырёх лапах она исчезла в лесу. Охотник опустил палки и пошёл своей дорогой.
Но он шёл не один — Рала следила за ним. Постоянно в укрытии, тайно и тихо шла она за ним по пятам. Она наблюдала, как он охотится и как использует свои палки. Она стала его тенью, его тайным двойником, она запоминала как он живёт, как есть, когда носит свои палки с собой, а когда снимает их. И однажды, когда она решила, что знает о нём всё, Рала вышла из укрытия. Охотник снял свою одежду и палки и плавал в реке. Когда он увидел на берегу Ралу, то испугался, поскольку понял, что его часы сочтены. Рала взяла его палки, указала короткой на охотника и выстрелила ему в сердце. Крик охотника пронёсся по лесу и вода окрасилась в красный цвет. У Ралы с первого раза получилось стрелять из лука.
Рала и смерть
С этого дня у Ралы сложились необычные отношения со смертью: она больше не боялась смерти, потому, что однажды её победила, и теперь знала, как принести смерть другому.
Она сражалась с такими существами, возможности которых она не могла оценить, и только благодаря удаче выходила живой из этих сражений. Она пробиралась по тёмному болоту наполненному злобными запахами и вышла оттуда невредимой только лишь потому, что ужасные существа, живущие в болоте, были настолько поражены её хладнокровностью, что даже не вышли из укрытий. Она бросала вызов смерти, но ни мороз, ни молнии, ни голод, ни жажда, ни клыки, ни когти не смогли одержать над ней победу. Она перестала уважать смерть, а так как у неё больше не было того, ради кого стоило жить, то она потеряла уважение и к жизни.
Однажды она учуяла что-то, что было чужеродным и вызывало доверие одновременно. Подул сильный ветер и развеял запах, так что ей не хватило времени точнее в нём разобраться. В сумерках она увидела существо, двигающееся с огромной скоростью. Оно перебиралось из укрытия в укрытие, пока Рала не поняла, что охотились на неё. Она взяла стрелу и выстрелила, но существо так быстро пригнулось, что стрела пролетела мимо и, ударившись о дерево, разлетелось в щепки. Такого с Ралой ещё не случалось — ценная стрела разбилась вдребезги. Она была сбита с толку и взбешена одновременно. Что же это за существо?
Оны выстрелила двумя стрелами. Таким способом она всегда попадала в противника. Но существо совершило что-то ещё более поразительное — оно ухватило обе стрелы в полёте и, как-будто этого было всё ещё недостаточно, повернуло их и бросило с такой силой обратно, что они врезались в дерево в нескольких миллиметрах перед носом Ралы.
Ещё ни разу Рала не встречала противника с такой реакцией, силой и скоростью. Наступала ночь и видимость с каждой минутой ухудшалась. После того, как Рала выпустила свою последнюю стрелу, ей не осталось ничего, кроме как пойти на встречу противнику. Они оба вышли на поляну и сошлись так близко, что могли смотреть в глаза друг другу. Тут ветер стих и они могли чуять запахи. Они оба поняли, что сражения не будет. Они почуяли, что они брат и сестра.
Вольпер
Серые волны Вольпера накрыли Румо. Они были над ним, под ним, везде. Вода была ледяной. Она попадала ему в рот, в нос и в уши. Монотонный шум заполнял его голову.
— Я не умею плавать, — подумал Румо.
— Что? — спросил Львиный зев. — Ты не умеешь плавать и прыгаешь в бурную реку? И ты обвиняешь меня в том, что я…
— Где Рала?
— Рала? А кто это Рала?
— Она умрёт.
— Кто умрёт? Ты умрёшь!
— Не важно. Рала не должна умереть.
— Плыви же!
— Я не умею плавать.
— Сделай хоть что-нибудь! — снова закричал Львиный зев. — Плыви!
— Рала, — подумал Румо.
— Румо! — кричал Львиный зев. — Двигайся! Ты должен плыть!
Но Румо больше не отвечал.
Рольф и Рала Лесные
После того, как Рала и Рольф встретились в лесу, они продолжили вместе свой путь по диким лесам Замонии. Некоторое время работали они охранниками на фруктовой плантации, на которую регулярно совершались набеги. Рабочие научили их разговаривать, а грабежи быстро прекратились, после того, как оба вольпертингера начали дико выть на плантации по ночам. После сбора урожая они отправились дальше. Как-то, когда они находились уже в южной части континента, Рольф начал рассказывать про серебряную нить, которую он видел закрытыми глазами. Со временем Рала поняла, как это было важно для Рольфа, и они отправились вместе на поиски источника этой нити. Так они в конце концов пришли в Вольпертинг. Они посетили бургомистра, поселились вместе в маленьком домике и начали ходить в школу. Рольф нашёл свою серебряную нить в виде вольпертингерки по имени Наденька Туманная. В остальном их жизнь в Вольпертинге была обычной, как у всех, без особых происшествий.
Пока Румо не вошёл в классную комнату.
Рала была поражена чувству, накрывшему её, когда незнакомый вольпертингер вошёл в класс. Он вёл себя как полный идиот, задавал во время урока глупые вопросы и сцепился с именно Рольфом. Но самое главное: рядом с ней он вёл себя так, будто Рала кусок дерева. Так почему же она испытывала к нему какие-то чувства?
Она же Рала Лесная — самая дикая и гордая девушка Вольпертинга. У неё были толпы поклонников. Но вот появляется этот Румо и наводит неразбериху. Кто ему дал на это разрешение? Он избегает её взгляда и не подпускает близко к себе. На школьном дворе он уходит как можно дальше от неё и на её улыбку отвечает тихим рычанием. Да кажется он её просто ненавидит! На ярмарке от одного её прикосновения он почти потерял сознание. Что за дурак! И ещё кое-что сбивало Ралу с толку: она не думала ни о чём другом, только о Румо. Она хотела жить с Румо, стареть с Румо, умереть с Румо и в конце, когда мир разлетится на части, раствориться с Румо во вселенной.
Даже по ночам она думала о Румо. Сны Ралы всегда были чудесными и дикими. Чаще всего ей снился Талон и их дикие лесные набеги. Но теперь этот Румо шатался по её ночному миру и вёл себя не менее странно, чем в обычной жизни.
Однажды ночью Рале снова приснился Талон-Когтистая Лапа и сон этот был примечателен тем, что Талон в нём разговаривал. Он сидел в лесу на пне, в сердце его торчала смертельная стрела и он говорил:
— Послушай, девочка. И слушай меня внимательно, поскольку за всю свою жизнь я не сказал тебе ничего, кроме твоего имени. Но теперь я мёртв и я скажу тебе: смерть всё меняет. Слушай! Этот идиот, этот Румо, который теперь постоянно шатается по нашим чудесным снам, я спросил себя: что он потерял в нашем лесу? И поэтому я словил его и расспросил. Ну что значит расспросил, мне пришлось его немного попытать, чтобы выяснить правду. Так что в конце концов я выжал это из него. А теперь держись крепко! Он в тебя втюрился! Влюбился навечно! И так как он не решается тебе об этом рассказать, то по ночам его дух приходит в твои сны. Встречала ли ты ещё подобных тупиц?
Затем Талон соскользнул вниз с пня и выглядел точно так, как тогда, перед смертью. Дрожащим голосом он прошептал:
— Слушай, моя девочка, тогда, когда я умирал, у меня не было возможности сказать тебе последние слова, но теперь, когда я могу говорить, я хочу наверстать упущенное.
Его голос становился слабее:
— Я — обычный глупый медведь и не имею никакого понятия о таких вещах, но если ты хочешь узнать моё мнение, то вот оно: ты должна взять инициативу в свои руки. Ты должна начать охоту на него и заполучить его.
Талон простонал в последний раз, голова его склонилась на бок и Рала проснулась вся в слезах.
Не то, чтобы Рала поверила в послание из сна, но мысль о том как же заполучить Румо? не покидала её.
И тут она увидела его идущим к мосту.
Он не заметил её. Он выглядел задумчивым и был в плохом настроении, он даже разговаривал сам с собой. Она последовала за ним, как она делала это раньше в лесу, перебираясь из укрытия в укрытие. Когда она увидела, что он хочет перейти по мосту на тот берег, в голове у неё возник план. Опасный, очень рискованный план, но Рала решила, что сейчас подходящий момент сыграть снова со смертью. Её идея, как проверить любит ли Румо её, была абсолютно безумной: она прыгнет в Вольпер. И если он прыгнет за ней, несмотря на смертельную опасность, тогда она может быть уверена в его любви. Она ни на секунду не задумалась о том, что будет дальше, о том, как они оба выберутся из бурной реки. Этого не было в её плане, иначе план не был бы опасным.
Цвета смерти
В отличие от циклопов с Чёртовых скал вольпертинги не верили, что после смерти попадут на облачные горы. Они верили, что когда умрут, то больше ничего не смогут сделать. И хотя они знали, что когда-нибудь умрут, всё равно неохотно разговаривали о том, что потом произойдёт. Поэтому Румо был так удивлён, что после того, как он потерял сознание, он оказался в мире, кажущемся ему знакомым. Он увидел грандиозную панораму из светящихся форм разных, до сих пор неизвестных ему цветов, и бесконечных световых линий, напоминавших мир его внутреннего глаза.
«Ага», — подумал Румо. «Значит так это выглядит, когда умираешь. Как-будто смотришь с закрытыми глазами».
Его несла река пульсирующего света. Цвет этой реки Румо странным образом обозначил для себя как ксюльбовый. А по забриновому небу над ним плыли гоммовые облака. Удивительно, но Румо знал названия всех этих необычных цветов.
И он мог плавать. Нет, сам он не плыл, его несла река, совершенно не похожая на Вольпер: она была тихой, а не шумной, была тёплой, а не холодной, была спокойной, а не бурлящей.
— Ну и пусть меня несут воды, — подумал Румо. Вся стало вдруг таким простым, лёгким и красивым, исчезли все проблемы и боль. Никакой больше ярости и сомнений, которые его мучили. Никаких страхов и любовной тоски.
Сражение с водой
Как только Рала оказалась в Вольпере, она сразу же поняла, что вода гораздо холоднее и течение гораздо сильнее, чем она себе представляла. И хуже всего — вода намочила одежду и волосы, залилась в сапоги и тянула всем своим весом Ралу на дно. Было очень шумно, монотонный грохот поглощал любой звук и сорвал её романтический план спасения. Она планировала не спеша плыть по воде, как красивая утопленница, но воды тащили её за собой и топили, как бумажный кораблик.
Вот уже вода пронесла её под мостом и у неё не было ни малейшей возможности обратить на себя внимание Румо. Но лишь благодаря случаю именно в тот момент, когда бурлящая вода вытолкнула Ралу на поверхность, Румо нагнулся над перилами моста и посмотрел вниз. Не думая ни минуты он прыгнул вниз головой и Рала ещё успела увидеть, как он нырнул в воду. Затем течение потащило её дальше.
«Он меня любит!» — подумала она. «Он последовал за мной не раздумывая ни минуты и несмотря на смертельную опасность!»
Рала вынырнула и увидела, как Румо появился на поверхности воды. Он не шевелился, течение несло его и он даже не пытался что-либо сделать. Судя по всему он потерял сознание.
«Румо тонет!» — подумала она.
Их несло дальше. Рала даже и не подумала о том, что Румо может потерять сознание, что река может обладать такой силой и что судьба может быть так к ней равнодушна. Она прокляла себя за эти детские романтические идеи, приведшие Румо, того, чья жизнь была для неё важнее собственной, в такую опасность.
— Ты должна плыть! — крикнул кто-то.
На берегу собрались вольпертингеры, они склонялись над стенами и бежали вдоль них, чтобы успевать за течением.
Плыть. Что за чушь! Рала не умела плавать. Ни один вольпертингер не умеет плавать. Это было так же невозможно, как при падении со скалы научиться летать.
— Попробуй плыть! — крикнул с берега ещё один вольпертингер.
Но почему, собственно говоря, это невозможно? На карту поставлена жизнь Румо, да и её собственная тоже. И какой-то древний инстинкт будет запрещать ей хотя бы один раз попробовать?
— Ты должна плыть!
Но как же плавают? Рала подумала об охотнике, за которым она следила. Он плавал в реке перед тем как она его убила. Он всё время вытягивал руки вперёд и отталкивал ими воду назад, а ногами он делал движения, которые Рала уже видела у лягушек.
Она снова ушла под воду, галька и ветки били ей в лицо и один раз она так сильно ударилась головой о большой камень, что почти потеряла сознание. Когда она опять вынырнула, то увидела, что Румо находится совсем поблизости, но вниз головой в воде и только его сапоги торчали из Вольпера.
На берегу собрались вольпертингеры и размахивали длинными палками и верёвками. Они приближались к окраине города, где река была не такой бурной и поэтому вдоль берега не было каменных стен. Там возбуждённые вольпертингеры рискнули подойти так близко к воде, как они ещё никогда не отваживались.
Рала попыталась держать голову над водой, выпрямила руки вперёд, зачерпнула ими воду и оттолкнула её назад. Ногами она имитировала лягушачьи движения.
И на самом деле, она продвинулась немного вперёд, сама, собственными силами. Она двигалась к Румо. Рала снова и снова повторяла движения с такой силой и скоростью, какими только обладают вольпертингеры. К своему собственному удивлению она заметила, как река потеряла власть над её телом. Она сама теперь решала где находится её голова — над водой или под водой, когда вдыхать и выдыхать, когда нырять. Ага, значит так плавают, думала Рала, нужно просто отбиваться от воды.
Вот она уже ухватила Румо за сапог. Она гребла одной рукой, приближаясь к берегу, на котором стояли её сородичи, протягивая ей руки и длинные палки. Наконец ей удалось ухватиться за черенок вил. Её подтянули к берегу и Рала вытащила безжизненного Румо из воды.
Румо, свободного от всего, несли вперёд беззвучные волны смерти. Как долго это будет продолжаться? Бесконечно? Ему было безразлично, он был готов ко всему. Так как напугать того, кто уже встретил смерть, было очень сложно.
Румо видел над собой небо со всеми девятью новыми цветами: кельфовый, громолёный, опемый, блаковый, иволинтовый — и вдруг знакомый цвет — серебряный! Да, это была серебряная нить, висевшая над ним на расстоянии руки. И у нити был голос, как в его снах, но в этот раз он не пел, а говорил громко и твёрдо:
— Румо! Дыши!
Дышать? Почему нужно дышать после смерти? Он только-только начал привыкать.
— Румо! — снова сказал голос. — Дыши! Ты должен дышать!
«Я не могу больше дышать», — подумал он. — «Я уже забыл как это делать».
— Румо, — кричал голос, резко и яростно. — Я приказываю тебе дышать!
Вдруг Румо почувствовал боль, что-то ударило его в нос.
Ой!
Что делает в этом спокойном мире такай боль? У него потекли слёзы. Румо всхлипнул и начал дышать.
Он открыл глаза.
Кто-то склонился над ним. Он поморгал глазами и узнал Ралу. Около них стояло ещё несколько вольпертингеров.
— Она щёлкнула его в нос, — сказал кто-то.
— И это сработало. Невероятно!
— Он дышит.
— Рала умеет плавать, — сказал кто-то вдалеке.
Рала обтёрла воду с лица Румо и смотрела на него, будто ожидая чего-то особенного. Он непонимающе глянул на неё и его вырвало ей на колени.
Супердевушка
Рала умеет плавать!
Эта новость разошлась по Вольпертингу со скоростью лесного пожара, из дом в дом, с одной улицы на другую, из квартала в квартал. К вечеру весь город знал: Рала умеет плавать.
Вольпертингеры были удивлены этой новости не меньше, чем если бы им сказали: Рала умеет летать. Никто никогда даже и не думал, что один из них научиться плавать. Плавание, если речь шла о вольпертингере, граничило для них с волшебством.
Что касалось Румо, то для него эта новость имела неприятное продолжение, поскольку целиком она звучала так: Рала умеет плавать, а Румо — тупой дурак, свалившийся с моста в Вольпер и позволивший девушке спасти себя из воды.
О том, что он прыгнул в Вольпер, чтобы спасти Ралу, никто даже не заикался, так же как и о том, как сама Рала оказалась в реке. Нет, история рассказывалась долго и задом наперёд, пока все в неё не поверили.
Это рассказывал ему Урс, пока Румо лежал на животе в кровати и его тошнило коричневой речной водой в стоящее рядом ведро.
В следующие дни он так же получал информацию от Урса. Румо был серьёзно болен, много дней подряд он практически не покидал своей комнаты. И пока он медленно поправлялся, слава Ралы росла не по дням, а по часам: Рала-плавающая. Рала-супердевушка. Та, которая ходит по воде. Бесстрашная спасительница глупого неумехи и так далее. Это невозможно было сдержать.
Для Румо, наверное, было бы лучше, если бы он остался в том необычном цветном мире и течение вечно несло бы его вдаль. Тогда бы он избежал всего, о чём ему в период его выздоровления рассказывали Урс, Аксель и остальные тройняшки: что драматический кружок репетирует в театре спектакль под названием «Спасение Румо», что в ратуше думают не поставить ли Рале памятник или не переименовать ли Вольпер в Ралу, что Рала даёт уроки плавания в прудах за городом, поскольку её пример показал, что для того, чтобы научиться плавать, надо лишь преодолеть сидящий глубоко внутри себя страх и выучить пару движений.
Когда Румо выздоровел, он не решался покидать свою комнату. Он больше не ходил в школу, избегал выполнения своих обязанностей, не появлялся в столярной мастерской. Только по ночам он ходил по переулкам Вольпертинга, чтобы подышать свежим воздухом. Весь город обернулся против него: на уроке фехтования поджидал его Ушан де Люкка, в школе — Рала и он прекрасно представлял себе, как Рольф, Таско и другие будут над ним издеваться.
Однажды ночью, во время своих одиноких прогулок, Румо пришёл к Чёрному куполу. Таинственный, беззвучный, чёрный и сияющий в лунном свете стоял купол, как памятник всем неразгаданным загадкам в мире. Румо подошёл к нему, опёрся о прохладный камень спиной и посмотрел на звёзды. Всё вокруг было совершенно спокойно, город спал. Румо подумал, что сейчас самый подходящий момент тихо и тайно исчезнуть из города.
Весь Вольпертинг любил Ралу. Но почему же она была несчастна? Да потому, что Румо продолжал вести себя и дальше как идиот, хотя был обязан ей жизнью! Невозможно поверить, но когда она вытащила Румо из бурлящего Вольпера и вернула его к жизни, он открыл глаза, его вытошнило на её штаны, затем он встал и ушёл не сказав ни единого слова благодарности. Что она должна была сделать? Признаться ему при всех в любви? Нет, лучше она побудет немного героем.
Рала умеет плавать!
Это отлично звучало, по крайней мере лучше, чем Рала умеет вязать! Целый день на улицах города все отмечали это событие, а вечером в честь Ралы в ратуше был устроен банкет.
На следующий день Ралу начали осаждать толпы вольпертингеров, требуя от неё проведения уроков плавания. Это было обязанностью, исполнения которой она не могла избежать. Сначала она дала уроки учителям, затем они вместе с Ралой выбрали самых одарённых учеников, и прошло совсем немного времени, как почти каждый в городе научился плавать, кроме пары особенно боящихся воды вольпертингеров и Румо.
Что касалось Румо, то Рала не спешила. Сейчас она была слишком занята, а Румо не может вечно прятаться, рано или поздно он снова появится в школе. Тогда она продолжит охоту, будет следовать за ним по пятам, безжалостно загонит его в ловушку и заполучит его. Она поклялась именем Талона. Но всё в свою очередь. Сейчас Рала наслаждалась своей славой — в конце концов она стала первым героем Вольпертинга и никто бы не поверил, если бы узнал, какие волнующие моменты ей предстояло ещё пережить.
Урс умеет плавать
— Я умею плавать! — воскликнул Урс однажды вечером, заглядывая в комнату Румо. Через плечо у него было переброшено полотенце.
Румо сидел на кровати и завязывал мешок.
— Я ухожу из Вольпертинга, — сказал он.
— Что?
— Ты всё понял.
— Ты хочешь устроить небольшой отпуск? Подождёшь пока не закончится эта истерия по Рале, а затем вернёшься? Пока все это не забудут? Хорошая идея!
— Нет, я не вернусь.
— И куда ты собрался?
— Не знаю. Посмотрим.
— Ты пришёл в Вольпертинг из-за Ралы, а теперь ты хочешь из-за неё уйти. Отлично звучит!
— А что же мне делать? Она сделала меня посмешищем для всего города.
— Она спасла тебе жизнь.
— Это я хотел её жизнь спасти.
— То, что ты хотел, не считается. Без неё ты был бы мёртв.
— Может это было бы и к лучшему.
— Ты можешь делать, что хочешь, но у тебя перед ней долг. Ты не можешь просто так исчезнуть.
— Я могу делать всё, что хочу.
— Ну, конечно, можешь!
— Но что же мне делать? — совсем отчаявшись спросил Румо.
— В такой ситуации есть всего лишь один выход: спросить оракула.
— Оракула?
— Орнта ла Окро. У него есть ответы на все вопросы.
— Орнт? Хозяин столярной мастерской?
История Орнта ла Окро
Никто в Вольпертинге не знал, когда Орнт ла Окро пришёл в город, даже бургомистр. Так что все считали, что он уже всегда был в городе. Орнт был хорошим столяром, но это было не то, что он делал лучше всех вольпертингеров. Лучше всего он мог давать советы. Иногда они были правильными, иногда нет, но в тот момент, когда они произносились, всё становилось таким ясным и понятным, а голос Орнта звучал, как громовой голос оракула. Даже те вольпертингеры, которым Орнт несколько раз подряд давал неверные советы, возвращались к нему снова и снова — так убедительно он говорил. Бургомистр приходил за советами по вопросам управления городом. Директор школы приходил за советами по воспитанию. Повар приходил обсудить меню. Парни приходили за советом, когда у них были проблемы с девушками, а девушки, когда у них были проблемы с парнями. Но в одном все всегда вели себя одинаково: они делали вид, что пришли ни в коем случае не за советом Орнта. Они приносили с собой сломанный стул, расклеившийся ящик стола или поломавшийся гребень. И пока Орнт это ремонтировал, они бродили по мастерской, говорили о погоде, о том, о сём, но всегда в конце концов произносили предложение: «Эй, Орнт, кстати, скажи-ка, вот у меня есть, э-э-э, у меня есть друг (подруга/коллега по работе/помощник). А у него есть следующая проблема...»
Орнт выслушивал проблему. Зажигал свою трубку. Ходил туда-сюда вздыхая. Выбивал трубку. Заново набивал её табаком. Зажигал её. Его голова исчезала в голубых облаках дыма от трубки и раздавался голос, такой вызывающий доверие и успокаивающий, такой зрелый и мудрый, как голос столетнего красного вина в бочонке, который осторожно катят монахи по деревянной рампе: «М-м-м-да, знаешь, я — не из тех, кто раздаёт советы, но с моей точки зрения надо бы….»
За этим следовал спонтанный совет, исходящий из живота, вместе с рекомендацией, как этот совет лучше всего превратить в жизнь. Люди приходили к Орнту не потому, что они верили, что он даёт верные советы. О, нет. Они приходили потому, что Орнт делал за них то, чего они боялись больше, чем собственных похорон. Он принимал за них решения.
Оракул
— Эй, Орнт, кстати, ты же знаешь Урса, моего городского друга? Так вот у него проблемы с одной девушкой…
Орнт медленно набивал трубку и слушал. Румо говорил быстро и возбуждённо. Он рассказывал всё задом наперёд, много раз говорил я вместо Урс, а горло его так пересохло, что слова царапали его.
— М-м-м-да, знаешь, я — не из тех, кто раздаёт советы, но твоему другу, этому, э-э-э…
— Урсу!
— Э-э-э, Урсу, я бы сказал следующее: когда ты в последний раз совершил для этой девушки что-то необычное?
— Что ты имеешь ввиду? Я имею ввиду, я мог бы себе представить, что, э-э-э…
— Урс.
— Да, что Урс задал бы себе такой вопрос. Но что значит необычное?
— Что же значит для девушки необычное? Ну, например, алмаз вырванный из лап великана. Или всё ещё бьющееся сердце оборотня в золотой коробочке. Такие вот вещи.
— Что? И где я…Урс должен достать такое? А девушки на самом деле любят такие вещи?
— Речь идёт не о том, что это. Это может быть даже старый кирпич или ржавая дверная ручка. Речь идёт об опасности, связанной с этим предметом.
Румо задумался.
— Я ничего не понял…э, наверное сказал бы сейчас Урс.
— Да прекрати ты наконец с этим бредом про Урса! Весь Вольпертинг болтает про тебя и эту девушку. Ты втюрился, малыш. И это даже написано у тебя на руке. Там стоит Рала. Когда ветер дует, это хорошо видно.
Румо ухватился за свой бицепс. Орнт ухмыльнулся.
— Не знаю, в курсе ли ты, но в последнее время про тебя ходит столько отличных шуток!
— Я в курсе, — прорычал Румо.
— Проблема в том, что она спасла тебе жизнь и теперь ты не можешь придти к ней просто так и сделать предложение. Не говоря уже о том, что ты в любом случае не решишься пойти к ней.
Если бы Румо знал, что эта беседа станет такой неприятной, он вообще не пошёл бы к Орнту. Этот Урс и его чудесные идеи! Румо уже с нетерпением ожидал ночи, чтобы покинуть Вольпертинг.
— В этой ситуации может помочь только… — начал Орнт.
— Из этой ситуации есть выход?
— Да. Тебе необходим Тройной фетиш.
— Что?
— Тройное волшебство, чтобы завоевать её сердце, чтобы отдать свой долг и восстановить свой авторитет в городе. Три проблемы. И для этого нужен тройной фетиш, — Орнт поднял вверх три пальца.
— Я всё ещё не понимаю, куда ты клонишь.
— Послушай. Возьмём, к примеру, золотое кольцо. Это — одинарный любовный фетиш. И этого нам слишком мало. Тогда — золотое кольцо, которое ты сделал сам. Это уже что-то более личное и это — двойной фетиш. Но всё ещё никакой опасности. Но кольцо, сделанное тобой из куска золота, которое ты отнял, скажем, у семиголовой гидры, это — тройной любовный фетиш: ценный, личный и добытый под угрозой собственной жизни.
— Значит я должен найти семиголовую гидру?
— Это был просто пример! Здесь поблизости нет гидр. И это не обязательно должно быть кольцо. Это может быть алмаз, ржавая дверная ручка, не важно что, главное, что ты должен добыть это рискуя собственно жизнью.
— Я должен подарить Рале дверную ручку?
Орнт мрачно посмотрел на Румо:
— Парень, ты на самом деле так туго понимаешь?
Румо опустил голову.
— Я имею ввиду, это должно быть что-то, что ты лучше всех умеешь делать.
— Сражаться?
— Нет, вырезать по дереву.
Румо задумался.
— И что мне вырезать?
— Я знаю что!
— Что же? Говори!
Орнт откашлялся и сказал:
— Вырежи шкатулку из древесины нурненвальдского дуба. А в неё положи листок нурнии.
Румо знал, что поблизости от Вольпертинга был Нурненвальдский лес. Но кроме той легендарной битвы, о которой ему рассказал Смайк, больше он ничего об этом лесе не знал.
— Древесина нурненвальдского дуба считается среди столяров лучшей в Замонии. И самой ценной, поскольку нашлось не так много смельчаков, которым удалось заполучить её. Так как говорят, что дуб охраняется ужасными нурниями.
— Кто это нурнии?
— Не знаю. Существа из листьев. Деревянные привидения. Никто не знает точно. Говорят, что листья нурний красные, как кровь. Кто-то утверждает, что они — деревянные насекомые, другие говорят, что они — хищные растения, которые умеют ходить, — Орнт мрачно засмеялся. — Говорят, что у них вместо смолы красная кровь. В любом случае Нурненвальдский лес ими кишмя кишит, и из-за этого практически никто не ходит туда. Поэтому древесина нурненвальдского дуба гораздо дороже алмазов.
— Понимаю.
— Если ты приложив все свои способности вырежешь из этой древесины шкатулку, то этот подарок будет уже сам по себе особенным. Но если тебе удастся добыть лист нурнии и положить его в шкатулку, тогда каждый поймёт, что этот подарок ты добыл под угрозой собственной жизни. И это будет не менее ценно, чем отвоёванная у армии оборотней золотая шкатулка набитая алмазами.
Румо был в восторге. Орнт был на самом деле великолепным советчиком.
— И как долго идти до Нурненвальдского леса?
— Пару дней. Но послушай, пока ты будешь в лесу добывать древесину, я начну понемногу распускать слухи о твоих планах. Уверен, что Рала вскоре об этом узнает и, если она тебя любит, то будет в ужасе от страха. И тут ты возвращаешься и даришь ей — па-па-па-пам! — шкатулку. Она сойдёт с ума от радости.
Румо вскочил.
— Так и сделаем! — воскликнул он.
Он обнял Орнта, помахал ему ещё раз в дверях рукой и исчез.
Орнт какое-то время сидел как оглушённый. Как и всегда, когда его спрашивали, как оракула, он впадал в состояние лёгкого транса. Идеи били из него фонтаном, сопровождаемые подробным описанием воплощения их в жизнь. Этот процесс заканчивался короткой паузой, после неё наступала фаза отрезвления, во время которой Орнт пытался вспомнить какие советы он надавал.
Он посоветовал Румо пойти в Нурненвальдский лес.
Он посоветовал Румо отрезать кусок от нурненвальдского дуба.
Он посоветовал Румо вырезать из этой древесины шкатулку и положить в неё лист нурнии.
Орнт вскочил. Он что, сошёл с ума? Точно так же он мог бы посоветовать Румо привязать камень на шею и прыгнуть в Вольпер.
Орнт ла Окро выбежал на улицу.
— Румо! — кричал он на пустых улицах. — Подожди! Румо! Ты где?
Но Румо уже не было в городе.
Нурненвальдский лес
Нурненвальдский лес был расположен на невысоком холме — почти абсолютно круглом возвышении около одного километра в диаметре, полностью заросшего деревьями. На самом высоком месте, уже издалека хорошо видимый, стоял нурненвальдский дуб. Высоко над остальными деревьями он раскинул свои чёрные голые ветви.
Румо шёл три дня и три ночи, почти без остановки и сна, и не встретил никого на своём пути, кроме пары диких волков, которые сперва крались за ним, а потом спасались от него бегством. Когда он зашёл в лес и начал подниматься вверх на гору, то положил руку на рукоятку своего меча.
— Что это за лес? — спросил Львиный зев.
— Нурненвальдский лес, — ответил Румо. После происшествия на мосту он больше не разговаривал с Львиным зевом.
— Ты опять разговариваешь со мной? О боже! У меня прямо камень с сердца свалился!
— Хмфт! — сказал Румо.
— Хмфт! — повторил Львиный зев. — Он сказал мне хмфт! Я так счастлив! Нурненвальдский лес, хмфт? А что нам тут нужно?
— Нам нужен кусок нурненвальдского дуба, из него я вырежу шкатулку. Для Ралы.
— Ага. Резьба по дереву. Отлично звучит. Миролюбивое занятие, без борьбы. Такое я хорошо умею делать!
— Тут, правда, кишит нурниями.
— Нурниями? А кто это?
— Без понятия. Вероятно мы узнаем когда их увидим.
— Очень тут спокойно.
«Слишком спокойно…, сказал бы Хладнокровный принц в этой ситуации», — подумал Румо. Такое впечатление, что весь лес затаил дыхание. Он закрыл глаза и медленно продолжил подниматься вверх. Он чуял множество мелких лесных животных, наверное они все спали. Всё остальное — безобидные запахи леса: смола, хвоя, влажное дерево.
Румо снова открыл глаза и начал обдумывать, что он вырежет на шкатулке.
— В любом случае там должно быть сердце! — предложил Львиный зев.
— Хмфт!
— И звери. Маленькие, миленькие зверюшки. Они всегда отлично смотрятся на шкатулках.
— Я вообще-то хотел драконов, — ответил Румо. — Драконов, змей и тому подобное.
— Ну, конечно! — сказал Львиный зев. — Может быть ещё пару пауков и летучих мышей. И крыс. Толстых, жирных крыс. Дамы их очень лю...
— Тссс! — Румо остановился и посмотрел вверх. Над ним была крыша из красных листьев, стоящая на восьми тонких деревянных столбиках.
«Красные листья?» — подумал он.
— Красные листья? — спросил Львиный зев. — Уже осень?
Деревянные столбики еле заметно двигались. Они беззвучно сгибались, как ноги насекомых.
— Это нурния? — пропищал Львиный зев.
«Да», — подумал Румо.
Он был удивлён, так как не почуял нурнию. Вероятно её запах смешивался с запахом разлагающейся листвы.
Судя по всему нурния тоже не заметила Румо, она сконцентрировала своё внимание на маленькой белой сове, сидящей на ветке соседнего дерева. Сонная сова боролась со сном.
Нурния охотилась. Она покачивалась туда-суда на своих восьми деревянных ногах, медленно приближаясь к ничего не подозревающей сове. Для птицы она была ничем другим, как шевелящемся на ветру деревом. Вдруг нурния издала хрип, сова подскочила, расправила крылья, но из красной листвы уже выскочило щупальце — тонкий зелёный побег, обвилось вокруг тела жертвы и сорвало её с ветки. Сова исчезла в листьях до того, как она успела издать какой-либо звук. Нурния сильнее зашевелилась, из неё послышались хлюпающие и размалывающие звуки, затем раздался глухой «чпок!» и на землю упал обглоданный скелет.
— Боже мой! — прошептал Львиный зев. — Хищное растение.
Румо решил, что не стоит сталкиваться с нурнией. Это было совершенно незнакомое и непредсказуемое существо и он не имел ни малейшего понятия, как можно с ним расправиться. Лиственное тело висело высоко над ним, вне его досягаемости, и он не знал, какими возможностями обладало это чудовище. Сейчас оно, судя по булькающим звукам, было занято перевариванием совы. Подходящий момент незаметно исчезнуть.
Он осмотрел землю в поисках гнилых веток, чтобы нечаянно не наступить на одну из них. Он очень осторожно двинулся он вперёд и когда уже находился между двумя покачивающимися ногами, то наступил на листочек.
Этот листочек был ни чем иным, как маленькой нурнией, нурнией-сосунком, так сказать. Сверху он выглядел как обычный дубовый листок красно-бурого цвета, но если его перевернуть, то снизу можно было увидеть восемь тонких деревянных ножек. Роковым для Румо оказался тот факт, что листочки умели кричать. Крошечное существо издало тонкий визжащий звук и этого хватило, чтобы большая нурния забила тревогу. Она издала вопль, похожий на вой ветра в печной трубе. Деревянные суставы заскрипели, ноги согнулись и красная куча листвы начала опускаться вниз. На Румо неожиданно опустился занавес из жёлтых лиан. Не успел он вынуть Львиный зeв, как десятки щупалец обвились вокруг его рук и ног и потащили его вверх. Румо висел между двух ног нурнии. И тут щупальца стали натягиваться, будто чудовище хотело разорвать его на части.
Появилось ещё одно щупальце и обвилось вокруг шеи Румо. Лиана начала затягиваться туже, Румо не мог больше дышать и выпучил глаза.
«Простой рвущий укус», — подумал Румо и укусил. Затем он резко одёрнул голову назад и из разорванного щупальца брызнула красная кровь. Нурния зашипела, ослабила хватку и Румо упал на землю.
Чудовище ужасно застонало и втянуло щупальца назад. Из красного тела капала кровь. Румо мгновенно вскочил на ноги и вынул Львиный зев из-за пояса. Но меч не долго оставался у него в руке, так как почти в тот же момент он почувствовал в затылке острую боль. Нурния ударила его по голове своей деревянной ходулей. У Румо потемнело в глазах, ноги его больше не слушались и Львиный зев упал на землю в опавшие листья. Румо потерял ориентацию и спотыкаясь ковылял по кругу.
Нурния согнула другую ногу, ударила Румо в спину и он упал на землю. Пока Румо корчился у ног нурнии, чудовище выпрямилось и триумфально завыло.
— Я тут! — закричал Львиный зев. — Позади тебя!
Румо повернулся, начал ощупывать землю и ухватил Львиный зев обеими руками.
— Осторожно, она хочет снова ударить!
Румо перекатился в сторону и удар пришёлся в пустоту. Конец ноги врезался глубоко в землю и застрял там. Нурния зашипела и попыталась вытащить ногу, она прыгала направо и налево, вперёд и назад. Румо воспользовался случаем и встал.
— Бежим отсюда! — закричал Львиный зев, но Румо не двинулся с места.
Нурния освободила свою ногу, повернулась вокруг себя и посмотрела на своего противника. Румо выжидающе стоял под ней с мечом в руках. Нурния отошла на пару шагов назад. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Что ты хочешь сделать? — спросил Львиный зев.
— Теперь мне нужен лист нурнии, — ответил Румо.
Нурния угрожающе захрипела, так же как перед тем, как напасть на сову. Кровь текла из неё ручьём и окрашивала землю под ней в красный цвет. Она сделала пару нерешительных движений, согнула шесть задних ног и подняв вверх две передние ноги, так что их кончики указывали на Румо, со всей силы бросилась вперёд.
Румо двигался так быстро, как никогда ранее. Он сам был удивлён той скорости, с которой он отпрыгнул в сторону. Он увидел, как кончики ног нурнии врезались в землю на том самом месте, где он только что стоял. Они глубоко воткнулись в землю и застряли. Нурния злобно закричала.
Румо подошёл к одной из застрявших ног, взял Львиный зев двумя руками, поднял его высоко над головой и пробурчав: «Двуручный удар» ударил со всей силы. Клинок с одного удара разрезал ногу и из пенька забила фонтаном кровь. Нурния вскрикнула и остальные её ноги согнулись. Её красное тело повисло над самой землёй. Румо подошёл ближе и поднял меч.
— Это обязательно? — спросил Львиный зев.
Мощным ударом вольпертингер рассёк красные листья и отшагнул назад. Листва распалась на две половины и из разреза на землю вывалились внутренности нурнии.
— Бе-е-е! — произнёс Львиный зев.
Румо опустил меч, подошёл к мёртвому чудовищу, оторвал один листок и спрятал в карман.
— Эй! — воскликнул Львиный зев. — Я весь вымазан кровью! Это омерзительно! Быстро вытри меня!
Румо сел на колени, оторвал пучок травы и начал вытирать клинок.
— Кровь! — произнёс в голове Румо тяжёлый и низкий голос, похожий на звук большого колокола.
— Я… чувствую вкус крови!
— Что? — удивился Румо. Эти не был голос Львиного зева.
— О! …Где я?… Так темно…Это кровь? Везде кровь…
Румо вытирал кровь с клинка. Это что, шуточки Львиного зева? Это он говорил изменив голос?
— Эй, что это за ужасный голос? — спросил Львиный зев.
— Ты тоже его слышишь?
— Где я? спросил голос. — Последнее, что я помню, это… битва….бой вражеских барабанов…крики умирающих…пение меча в ночи…
— Боже мой! — сказал Львиный зев. — Воин-демон. Его мозг! Он проснулся!
— Кто проснулся?
— Я думал, что я тут один внутри. Но они всё-таки вплавили сюда ещё мозг воина-демона, во вторую половинку клинка. И первая пролитая этим мечом кровь разбудила его!
— Кровь… , — простонал голос.
— Ты кто? — спросил Румо.
— Меня зовут Гринцольд-резчик, демонический воин, солдат пехоты, пионер, отлично владею мечом и и имею удостоверение первой категории, — по-военному ответил голос.
Румо долго смотрел на клинок своего меча.
— Ещё один голос, — простонал он. — Мне кажется, я этого не выдержу.
— Я тоже, — простонал Львиный зев. — Это ужасно.
— Что ужасно? — спросил Румо.
— Гринцольд ужасен! Мой разум смешался с его разумом. О-о-о…
— Ты можешь читать его мысли?
— Никакие это не мысли. Это кошмары…
История Гринцольда, демонического воина
В Замонии жизнь существ, принадлежащих к роду демонов, всегда была не лёгкoй, не важно в какую эпоху они были рождены. Гринцольд был рождён тогда, когда демонам в Замонии были особо тяжело. Все демоны, не важно из какого подвида, в то время были особо нелюбимы. И если бы их так не боялись, то уже давно бы истребили. Поэтому демоны вынуждены были объединяться в боеспособные группы, начиная с маленьких банд и заканчивая военными ротами, состоящими из сотен воинов. Когда различные кланы встречались друг с другом, то либо начиналась жуткая резня, либо кланы объединялись в демонические армии и вот тогда начиналась настоящая жизнь. Демонические армии грабя и убивая шли по Замонии, пока не встречали другую армию демонов. Воины-демоны обладали такой жестокостью и фанатизмом, как ни один другой солдат. У них не было никаких белых флагов, капитуляций, пленных и пощады. Существует даже выражение — Это было настоящим демоническим сражением, означающее стычку, в которой обе стороны понесли большие потери и никто по-настоящему не победил.
Гринцольд был образцовым олицетворением всех худших качеств своего рода: он был чудовищно уродлив, кровожаден, полон ненависти, подл и абсолютно искренен, поскольку по-настоящему злобные демоны обходились без лжи и уловок, так как зло в них было настолько явным, что не было никакого смысла его скрывать. У Гринцольда не было необходимости кому-либо нравиться, поэтому тщеславие ему было неизвестно. Кроме того, ему хватало всего, что нужно было для жизни. То есть у него не было никаких других нужд, кроме двух: убивать и быть когда-нибудь во время битвы убитым. Гринцольд был настоящим демоническим воином.
Уже ребёнком он начал бродить по Замонии. Как это принято среди демонов, родители выбросили его сразу же после рождения — выражение родительской любви у демонов —, поскольку они еле сдерживались, чтобы не задушить новорождённого собственными руками.
Итак, Гринцольд оказался в достаточно просторном мусорном контейнере, стоящем во дворе гралзундерской мышиной бойни, специализировавшейся на продаже мышиных пузырьков. В этот огромный контейнер в течение месяца сбрасывали скелеты орнишенских пись-мышек, а в конце месяца его увозили. Так что первый месяц своей жизни соседями Гринцольд были скелеты и мухи, а также живые мыши-каннибалы, населявшие контейнер и обгладывающие скелеты. Гринцольд ещё не умел ходить, но уже мог защищаться своими сильными руками и острыми когтями. Он душил одну за другой мышей-каннибалов, от откусывал им головы и пил их кровь. Он потерял одно ухо и два пальца на ногах — ночью мыши отгрызли их. Но он выжил. Через четыре недели он был достаточно сильным, чтобы выбраться из контейнера и увидеть мир. Гринцольд прошёл через ад уже тогда, когда он ещё не умел ходить.
Следующие пять лет Гринцольд занимался только тем, что убивал, ел, блуждал и пил. Он убивал мышей и крыс, кошек и собак. Он пил их кровь и ел их мясо. Он жил то в канализации, то в лесах.
Следующие три года он вёл осёдлый образ жизни. Он жил в пещере на Демоническом горном хребте и нападал на всё, что встречал, не важно была это горная коза или путешественник. В возрасте восьми лет он стал взрослым демоном, ростом выше двух метров и был готов выйти в мир и искать войну.
Сначала он присоединился к банде разбойников. Уже на следующий день он убил деревянной дубинкой главаря банды и стал новым предводителем. Они ограбили пару крестьянских подворий и несколько путешественников. Затем им стало скучно и они присоединились к клану демонов, достаточно большому, чтобы нападать на деревни. Здесь Гринцольд получил свои первые уроки военного искусства — знания, которые он с жадностью впитывал. Лучше всего ему удавалось владеть мечом. Он любил разрезать своих противников с головы до пят на мелкие кусочки, поэтому его назвали Гринцольд-резчик. Его научили говорить, для того, чтобы он понимал приказы и может быть позже был способен сам их отдавать.
Однажды клан встретил большую армию демонов и их поставили перед выбором — присоединиться к армии, или быть убитыми стрелами. Пара особо тупых выбрали смерть от стрел, но Гринцольд и остальные присоединились к армии.
Так для Гринцольда настали лучшие времена. Он, правда, не был так свободен, как ранее, зато теперь он мог беспрепятственно заниматься любимым делом. Армия нападала на города, крепости и караваны. Гринцольд сражался в горных лабиринтах Мидгарда, принимал участие в пустынных войнах и сражении у Ункового болота. Он орал вместе с другими воинами-демонами песни о желании убивать, они пили вино смешанное с кровью и ели мясо своих врагов. Приятели рассказывали ему о Подземном мире — о царстве смерти, в котором они будут жить после того, как погибнут в битве. Они говорили, что там стоят огромные котлы полные вина, мяса и крови, из которых они будут вечно есть и пить под вопли своих мёртвых врагов, насаженных на века вечные на раскалённые железные колья.
День, когда умер Гринцольд, был прекрасен. Они сражались с огромной армией йети. Шёл снег и град, дул безжалостный ураганный ветер, с завыванием которого смешивался хруст костей, а снег был залит кровью. Никогда ещё Гринцольд не убивал столько врагов за один день. Он вмёрз в снежный сугроб на горе из трупов и пел, гордо и громко:
Кровь! Кровь! Кровь!
Брызжет издалека!
Смерть! Смерть! Смерть!
Всем навсегда!
И размахивая мечом в такт песни, он ударял и резал, отрубал руки и ноги от туловищ и иногда разрезал своих противников пополам, сверху вниз, так как он был Гринцольд-резчик.
Но вдруг ветер стих, снег перестал идти и из облака пара, поднимающегося от пролитой крови, навстречу ему шагнул огромный воин, полностью замотанный в чёрный плащ и вооружённый большой косой.
— Ты — смерть? — спросил страстно Гринцольд.
— Нет, — сказало существо в чёрном. — Не путай посланника с посланием. Я несу тебе смерть. Скажи своё проклятое имя!
— Моё имя? Меня зовут Гринцольд-резчик.
Гринцольд хотел атаковать противника, но его нога вмёрзла в снег и кровь. Тогда он бросил свой меч, пытаясь пробить дыру в этом чёрном, но он был уставшим и бросок вышел слабым. Чёрный с лёгкостью увернулся от меча.
— Очень приятно, — сказал йети. — А меня зовут Шторр-жнец.
И Шторр широко-широко размахнулся своей косой и отрезал голову Гринцольда. Голова упала в снег, последний раз засмеялась, сказала: «Спасибо! » и закрыла глаза. Гринцольд умер. Он прожил насыщенную жизнь, какую должен прожить демон.
Его голову забрали, как и другие головы, и высушили. Сморщенная голова прошла через множество рук по всей Замонии и очутилась в конце концов в кузнице, в которой ковали демонические мечи из руды Демонических гор. Его мозг превратили в порошок и смешали с жидким металлом. Так Гринцольд стал бессмертным.
Три друга на всю жизнь
Румо, всё ещё немного уставший, ковылял по Нурненвальдскому лесу с мечом в руке. Он искал родник, лужу или ещё какой-нибудь источник воды, где он мог бы смыть кровь нурнии.
— Мне кажется, мы двое могли бы стать лучшими друзьями, — сказал вдруг Львиный зев.
— Друзьями? — сердито спросил Гринцольд.
— Ну, боюсь, теперь мы много времени будем проводить вместе и поэтому, мой дорогой, наверное лучше было бы нам подружиться.
— Мой дорогой? В каком кошмарном сне я нахожусь? Последнее, что я помню, так это чёрного с косой и потом…
— Ты умер.
— Я умер? Это подземный мир? А где огромные котлы с кровью? И где все мои убитые враги насаженные на раскалённые колья и вечно горящие в демоническом огне?
— М-да, это не совсем такая смерть, какой её себе представляет ваша ограниченная варварская фантазия.
— Ограниченная? Кто ограниченный? Где мой меч?
— У тебя больше нет меча! Ты сам — меч.
— Я — меч? Что происходит? О, моя голова…
— У тебя больше нет головы! Ху-ха-ха!
— Нет головы? Кто это вообще там разговаривает?
— Не думаю, что смогу долго это терпеть, — простонал Румо. — Два голоса!
— А ты кто? — спросил Гринцольд. — Ты — воин-демон?
— Нет.
— Он — вольпертингер.
— Что такое вольпертингер?
Румо заметил небольшой родник бьющий из земли между парой больших валунов. Он присел рядом с ним, воткнул меч в землю и начал мыться.
— Я думаю, — сказал он. — Перед тем, как мы пойдём дальше, нужно обсудить пару важных вещей.
— Что за важные вещи? — спросил Гринцольд. — Кто вы вообще?
— Мне ему объяснить или сам хочешь? — спросил Львиный зев.
— Ты объясни, — сказал Румо. — Я не умею так хорошо рассказывать.
Лиственная крыша Нурненвальдского леса заметно редела, подъём стал не таким крутым. То тут, то там из земли выпирали толстые чёрные корни, которые могли принадлежать только нурненвальдскому дубу. Румо был уверен, что они скоро дойдут до вершины холма. Осторожно и следя за листьями на земле он шагал вперёд.
— Итак, ещё раз, — подводил итог Гринцольд. — Я — меч, я — высушенный мозг и я — мёртв, но я жив. Ты — говорящая собака с рожками, а этот неприятный голос — мёртвый тролль, который тоже — меч.
— Примерно так, — кивнул Румо.
— Какой такой неприятный голос?? — спросил Львиный зев.
— Ты — кошмарный сон! — простонал Гринцольд.
— А тебе трудно угодить! — осуждающе заговорил Львиный зев. — Ты мёртв, мой дорогой! Но всё же у тебя есть возможность принимать участие в жизни. Такое мало кому дано. Будь хоть немного благодарен!
— Ладно, согласен, это не сон! И я на самом деле меч…
— Половина меча!
— Половина меча. И что я буду в качестве меча делать? Мы будем убивать? Проливать кровь?
— Нет, мы будем вырезать шкатулку.
— Вырезать?
— Шкатулку для возлюбленной! — просюсюкал Львиный зев.
— Но сначала мы отрубим кусок дерева, — ответил Румо.
— Я — Гринцольд — демонический воин! Я не для того возродился в виде меча, чтобы рубить дерево. Я должен убивать!
— Боже мой!
Нурненвальдский дуб
— Не могли бы вы оба заткнуться? Мне кажется, мы приближаемся к нашей цели.
Земля под ногами была почти полностью покрыта корнями. Куда не глянь — везде чёрное дерево. На верхушке холма стояло самое огромное дерево, которое Румо только видел. В ширину оно было намного больше, чем в вышину — этакое деревянное чудовище минимум сто метров в диаметре, а высотой всего лишь дюжину метров.
— Нурненвальдский дуб, — сказал Румо. — Древесины хватит на тысячи шкатулок.
На старом дубе и перед ним в траве шевелились лесные звери: однорожка, двуглавая шерстяная курочка, одноглазый филин, ворон и замонийский пушистый зайчик. Зайчик сидел прямо около дерева и грыз траву.
Румо вынул меч.
— Правильно! — простонал Гринцольд. — Заяц. Мы его убьём!
Румо подошёл к дубу и стал измерять. Маленькая толстая ветка, росшая на высоте плеч Румо, идеально подходила по размеру. Румо замахнулся мечом.
— Этого я бы никому не посоветовал, — услышал он вдруг тихий голос. — Отрубать что-то от нурненвальдского дуба не спросив на это разрешения.
Румо посмотрел по сторонам. На поляне никого кроме зверей не было.
— Кто это был? — спросил Гринцольд.
— Тут, внизу! — ответил голос.
Румо посмотрел вниз. Это говорил зайчик.
— Никто ничего не отпиливает от нурненвальдского дуба без официального разрешения! — сказал он и почесал передней лапкой за ухом.
— Заяц! — воскликнул Гринцольд. — Он нас провоцирует! Мы должны его убить!
Румо не слушал его:
— Ты что, страж нурненвальдского дуба или типа того? — спросил он.
— Нет, я не страж нурненвальдского дуба. Я и есть нурненвальдский дуб, — не без гордости ответил зайка.
— Я попал в сумасшедший дом! — простонал Гринцольд.
— Ты — нурненвальдский дуб? — спросил Румо.
— Ну, это сложновато объяснить. Можно я подробнее расскажу? — и зайка показал в сторону лапой.
— Ладно, — сказал Румо. — Но я спешу. Я должен вырезать шкатулку для моей возлюбленной.
Заяц посмотрел на Румо большими глазами и не говоря ни слова ускакал в лес.
— Эй! — крикнул Румо. — Ты куда?
— Ну вот, убежал! — жаловался Гринцольд. — А мы могли бы его разрубить пополам одним ударом .
— Значит, смысл в том, — заговорил теперь ворон, сидящий на ветке дуба, — что все звери, так сказать, — мои ораторы, ораторы нурненвальдского дуба. Я говорю через этих зверей, потому что как дерево я не могу говорить. Меня зовут Яггдра Сил.
Румо схватился за голову:
— Всё так запутанно…
— Нет, на самом деле всё это очень просто. Я — дерево, но я разговариваю через ворона, или через зайку, или через филина. Через того, кто в данный момент около меня находится и имеет голосовые связки. Так сказать чревовещание на телепатической основе. Понятно?
— Нет.
— Тогда я всё-таки должен поподробнее…
— Извини, — сказал Румо. — Но у меня на самом деле мало времени и…
— Послушай, — сказал ворон. — Тебе нужно моё разрешение, чтобы отрезать кусок мяса от моей драгоценной плоти. Тогда, будь добр, найди время поболтать со старым одиноким деревом!
— Ну ладно, — простонал Румо.
— Мы должны замочить эту проклятую ворону! — сказал Гринцольд.
Ворон ещё раз каркнул и улетел. В их сторону прыгнула толстая шахматная жаба и уселась у ног Румо. Она неприятно напоминала Румо об уроке игры в шахматы.
— Сначала я был просто деревом, — загробным голосом заговорила жаба. — Просто рос и всё, понимаешь? Тут ветка, там ветка, одно годовое кольцо за другим, всё как у обычного дерева. Никаких мыслей, просто рост. Это было невинным временем.
Жаба с трудом вскарабкалась на большой чёрный корень:
— Затем наступило ужасное время, — продолжила она. — В воздухе висел дым, много лет. Воняло горелым мясом.
— Демонические воины , — жадно простонал Гринцольд.
— Произошло множество сражений и одно из них — в этом лесу. Это было очень серьёзно, можешь мне поверить. Огромные потери, ни победителей, ни проигравших. Вся земля была залита кровью. Затем наступила тишина, но ненадолго. Поскольку после ужасного времени наступило несправедливое время.
Шахматная жаба состроила оскорблённую мину.
— Я стал висельницей, что же я мог поделать? Можешь мне поверить — это один из периодов моей жизни, за которые мне стыдно. На моих ветвях были сотни повешенных. Да что там сотни — тысячи! И затем наступила тишина. Это было время стыда. Всем было стыдно за то, что они совершили в ужасное и несправедливое времена, и никто больше не приходил в лес. Ветер раскачивал мёртвых на моих ветвях, пока гнилые верёвки, на которых они висели, не порвались и трупы не упали на землю. Шли дожди и размочили трупы, они смешались с кровью в земле. Так, я полагаю, и появились нурнии — из сухой листвы, крови и трупов. Поскольку эти монстры неожиданно стали вырастать из земли и бегать тут кругом. В любом случае раньше их не было. Мои корни тоже всасывали кровь и кашу из трупов — смертельные удобрения. Что же я мог поделать? И тогда я начал думать.
Жаба встряхнулась, отвратительно квакнула и ускакала. Над головой Румо из листвы появилась однорожка и писклявым голоском продолжила рассказ:
— Думать и расти — это всё, что я делал. Сначала я не думал о хорошем, думал только о боли и мести, вероятно это были мысли убитых. Но как может дерево мстить? Поэтому я начал думать о другом. Я был удобрен столькими разнообразными мозгами! Это были не только воины, там были и мирные люди, врачи и учёные, поэты и философы — в несправедливое время их повесили первыми. Собственно говоря, я уже об всём думал.
Однорожка побежала по стволу и исчезла в дупле. Её голос звучал глухо, как из глубокого колодца.
— Я рос под землёй, я пустил свои корни на километры в глубину. Ветки меня не особо интересуют, это скорее для любителей птиц или фанатов свежего воздуха. Эй, если бы я тебя спросил, какое из всех имеющихся существ ты считаешь самым неподвижным, что бы ты ответил?
— Не знаю, — сказал Румо.
Однорожка показалась в дупле, высунула голову наружу и сказала:
— Ну, вероятно, ты бы сказал — дерево! Может быть даже — дуб. Мы же являемся символом непоколебимости и стойкости. Но всё это — ерунда! На самом деле мы самые подвижные существа в природе! Мы движемся всегда, в любой момент времени! В каждом направлении — вверх, вниз, на север, на юг, на запад, на восток. Мы не спим. Мы не отдыхаем. Мы растягиваемся, ветка за веткой, лист за листком, корень за корнем, годовое кольцо за кольцом. Дуб мог бы стать лучшим символом подвижности, но нас упорно неверно интерпретируют. Что же мы можем поделать?
Однорожка в два прыжка выскочила из дупла и расправила пышный хвост.
— Мои корни простираются далеко и так глубоко под землёй, как ни у одного другого дерева. Я бы мог рассказать тебе, где находятся самые богатые месторождения золота и алмазов в этой местности. Я знаю, где в огромных количествах растут лучшие белые трюфели. Я знаю, где спрятаны сказочные сокровища.
Однорожка широко раздвинула лапки в стороны.
— И мои корни всё ещё растут. Знаешь, почему Нурненвальдский лес стоит на горе? Это всё — корни. Мои корни.
Однорожка исчезла в ветвях дуба. Румо беспомощно оглядывался, пока у его ног из земли не появился крот и не продолжил рассказ:
— Я знаю, что у большинства слово «геология» вызывает примерно такие же чувства, как «ткать ковёр». Скучно. Грязь и камни. Но у большинства же и нет корней. Они были бы удивлены, как это захватывающе пропускать свои щупальца сквозь разнообразные слои земли, по направлению к центру планеты. Такое впечатление, будто листаешь книгу, написанную самой Землёй. Полную секретов! Полную сюрпризов! Пoлную тёмных чудес! — крот вытолкнул кучку грязи из своей норы.
— Я сделал такие открытия…невероятно! Свет, льющийся как родник из скалы в подземных пещерах. Я нашёл такие окаменелости, мой мальчик, ты мне не поверишь! Я нашёл кристаллизовавшуюся медузу диаметром триста метров, внутри которой находится гигантский полупереваренный динозавр, внутри которого тоже находится непереваренное существо, описать которое просто невозможно. Научные знания, которые можно из этого получить, прокормили бы целую армию палеонтологов.
— Нельзя ли поближе к делу? — предложил Румо. — Если это вообще возможно.
Крот спрятался в норе, вытолкнул на поверхность ещё пару горстей грязи и исчез.
Двуглавая шерстяная курочка облетела вокруг головы Румо и села на его левое плечо. Одна голова заговорила:
— Да, да, не хочу наводить на тебя скуку геологическими подробностями. Поскольку это — ничего, понимаешь, совершенно ничего, по сравнению с величайшим открытием, сделанным мною при исследовании подземного мира.
— Однажды, — продолжила вторая голова, — мои корни выросли на много километров вниз и пробили потолок. Потолок пустого помещения гигантских размеров. Понимаешь, что это означает?
— Нет, — ответил Румо.
Обе головы заговорили одновременно:
— Это означает, что весь наш континент просто лишь потолок, крыша, накрывающая другой мир там, в глубине!
— Подземный мир! — вскрикнул одноглазый филин в ветвях нурненвальдского дуба. — Подземный мир!
Двуглавая шерстяная курочка испугано запищала и улетела.
— Подземный мир! — низким голосом ещё раз вскрикнул филин. — Запомни это название! Мы движемся по тонкому ломкому льду, под которым существует другой, тёмный, злой мир!
Филин повернул свою голову назад, потом опять вперёд. Затем широко раскрыл свой водянистый красноватый глаз и пронзительно посмотрел на Румо.
— Скажу тебе: я до сих пор раскаиваюсь, что так далеко простёр мой любопытные щупальца! Так как без этих знаний моя жизнь была бы беззаботнее. С того момента я боюсь, что земля подо мной в любой момент разверзнется и проглотит меня.
Филин отрыгнул комок пуха, расправил крылья и с шумом улетел.
Из веток прямо над головой Румо появилась лесная змея цвета опавшей листвы, гипнотизирующе посмотрела на него и зашипела:
— Это была моя история, и эта история — моё послание. Если хочешь, то можешь отпилить у меня кусок древесины. Её у меня слишком много.
Пока Румо отрубал кусок дерева, змея спустилась на землю к его ногам и с любопытством на него смотрела.
— Шкатулка для возлюбленной, — прошипела она. — Так-так. Могу себе представить, каким успехом ты пользуешься у дам. С твоим-то телосложением!
— Вообще-то нет, — пробурчал Румо и покраснел.
— Давай, давай, давай, — сказала змея. — Старый сердцеед! Вырезать шкатулку из древесины нурненвальдского дуба — это же романтика высшей степени! Ты сам себе на уме!
— Это была не моя идея.
— А-а-а! — прошипела змея. — Значит у тебя все трюки заранее спланированы, да? В тихом омуте черти водятся? Спорим, все дамы у твоих ног!
— До сих пор скорее ни одной, — пробурчал Румо пиля дерево.
— Ты отличный парень! — сказала змея. — Ты не хвастун, иначе ты бы мне уже рассказал, что убил нурнию.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю всё, что происходит в моём царстве. Ну и кое-что кроме этого, мой дорогой. У меня было достаточно времени всё обдумать. Так что, если хочешь что-нибудь узнать — спрашивай, не стесняйся.
— Спасибо, — сказал Румо. — Мне ничего не надо.
— На самом деле ничего? Ничего, что тебя волнует?
Румо задумался.
— Стой, есть! Вот оно…
— Ну-ка, выкладывай!
— Чем длиннее это будет, тем короче это становится. Что это?
— Жизнь, мой мальчик, жизнь! — ответила змея. — Это слишком просто.
Румо почувствовал себя несказанно глупым. Ну конечно! Он мог бы сам додуматься!
— Ты мог бы меня спросить, где здесь закопаны большие сокровища.
— Спасибо, — ответил Румо. — У меня есть всё, что мне нужно.
Румо отломал ветку дуба.
— Ой! — воскликнула змея. — Лучшего дерева для шкатулки для возлюбленной ты не найдёшь!
— Это было по-настоящему щедро с твоей стороны! — сказал Румо. — Я должен идти.
— Жаль, — со вздохом ответила змея. — Было приятно поболтать с тобой. Всего хорошего! Может ещё встретимся.
— Да, может быть, — сказал Румо засовывая кусок ветки под мышку. — Огромное спасибо!
— Будь осторожен с этими проклятыми нурниями! — крикнула ему вслед змея. — И, кстати, как её зовут?
Румо обернулся:
— Кого ты имеешь ввиду?
— Ну, твою возлюбленную.
— Её зовут Рала.
— Рала. Красивое имя. А тебя как зовут?
— Румо.
— Румо? Тебя зовут как…
— Карточную игру, да. Я знаю.
— Забавно.
— Да, — простонал Румо. — Забавно.
Шкатулка
— И что теперь? — пробурчал Гринцольд.
Судя по всему, демонический воин всё ещё был в состоянии шока после пробуждения, поскольку на любое действие он слишком остро реагировал. После того, как они покинули Нурненвальдский лес, Румо остановился, сел в траву, вытащил меч и начал им обрабатывать дубовую ветку. Опускались сумерки.
— Мы вырезаем шкатулку! — пропел Львиный зев, в восторге от подобной работы. — Шкатулку для возлюбленной.
Гринцольд простонал.
Парой уверенных движений придал Румо куску дерева правильную форму — прямоугольный параллелепипед десять сантиметров длиной, пять сантиметров высотой и пять сантиметров шириной. Затем он отпилил тонкий кусок для крышки и старательно выдолбил параллелепипед изнутри. После этого он вырезал канавки для крышки, по которым её можно было задвигать и выдвигать и принялся за отделку шкатулки.
Всю шкатулку он изукрасил узором из листьев, корней, побегов и коры, а спереди он вырезал полурельеф нурненвальдского дуба Яггдра Сила так, как он запечатлелся у него в памяти. Он с огромной аккуратностью моделировал каждую ветку, каждый листок. На ветках и между корней он вырезал животных, через которых дуб с ним разговаривал: пушистого зайчика, однорожку, филина, змею, ворона, жабу, двуглавую шерстяную курочку и крота. Львиный зев изо всех сил помогал ему своими советами.
— Ну зачем мы так надрываемся? — стонал нетерпеливо Гринцольд, пока Румо остриём меча вырезал из дерева ухо однорожки. — Надо же было мне так опуститься! Теперь вырезаю сентиментальный китч!
— Любовь сильнее смерти! — сказал Львиный зев.
— Как раз наоборот, — пробурчал Гринцольд.
Щёлк — и от дерева отлетела малюсенькая щепка, а на том месте, где она раньше был, появился тонкий надрез толщиной с волос. Львиный зев практически впал в экстаз:
— Вот, немного левее! Стоп! Пол миллиметра вправо! Стоп! Именно здесь! У этого корешка можно было бы вырезать ещё пару детал… — да, тут. Сейчас!
Щёлк — и опять отлетела щепка, даже скорее пылинка, но эффект был потрясающим.
— У тебя отлично получается, — похвалил Румо.
— Настоящее искусство скрыто в деталях, — сказал Львиный зев. — Не люблю грубую работу.
— А я люблю , — пробурчал Гринцольд. — Один удар и три головы валяются в снегу. Вот это искусство! Скоро вы уже закончите ерундой заниматься?
Румо вырезал до глубокой ночи. Он разжёг костёр и сел близко около него. К огромному сожалению Гринцольда Румо и Львиный зев постоянно находили что-то, что можно было улучшить.
Наконец Румо решил, что теперь шкатулка готова и внимательно её осмотрел. Можно было с уверенностью сказать, что это — его лучшая работа. Он положил внутрь кроваво-красный лист нурнии, задвинул крышечку и прятал шкатулку в мешок, привязанный к поясу. Затем он лёг спать.
Плохие запахи
Через три для ходьбы Румо пришёл в окрестности Вольпертинга. Он положил руку на поясную сумку и почувствовал шкатулку. Из древесины настоящего нурненвальдского дуба, вырезанную собственными руками. С листком нурнии внутри. Сильнейший фетиш для завоевания сердца девушки. И он быстрее зашагал вперёд.
— Этим мы должны чаще заниматься, — сказал Львиный зев. — Вырезать такие сложные вещи. Креативная деятельность мне по душе.
— Мне нет , — хрюкнул Гринцольд.
— Мы могли бы открыть собственную мастерскую: Румо и Львиный зев. Художественная резьба по дереву. Шкатулки и подарки для возлюбленных. Мы бы имели огромный успех.
— Тихо! Там что-то есть!
Румо остановился и прислушался. Они находились в холмистой местности, сплошь покрытой валунами и хилыми соснами. Между ними по земле стелился туман.
— Что-то опасное? — спросил Львиный зев.
— Опасность? Мы должны защищаться? Мы должны убивать? — с надеждой в голосе спросил Гринцольд.
— Три существа. Мне знаком этот запах…но откуда? Это не вольпертингеры. Они неприятно пахнут, но не опасно. Запах какой-то затхлый.
— Чёрт! — ругнулся Гринцольд. — Но мы всё-равно можем их прикончить. Из-за затхлости!
— Мы можем, как минимум, неожиданно появиться, — сказал Румо. — Они находятся в низине за тем огромным валуном.
Так же тихо, как движется туман, проскользнул Румо по холму, зиг-загом пробираясь между камней. Он осторожно крался вокруг гигантского валуна в низине, а запах гнили становился всё сильнее и сильнее. Да и другие неприятные запахи появились в воздухе. Румо наполовину вытащил меч.
— Убивать… , — тихо проворчал Гринцольд.
— Воронье дерьмо! — резко завизжал в тумане чей-то голос. — Где воронье дерьмо?
— Откуда я знаю? — грубо ответил другой голос. — Возьми гнилые языки жаворонков. Они так же пахнут.
Румо шагнул из-за камня и сказал:
— Добрый день!
Ноппес Па, Попсипил и Хх, три ужаски с ярмарки, подскочили. Они пялились на Румо так, будто он застал их врасплох. Они стояли у чёрного чугунного котла, в котором кипело отвратительно пахнувшее варево. Позади них стояла тележка со всевозможными алхимическими приборами.
— Тыыыыы! — закричала Ноппес Па и указала пальцем на Румо. — Тыыыыы!
— Что тебе здесь нужно? — прохрипела Попсипил нервно поглядывая на меч. — Это грабёж? У нас нет ничего, что могло бы быть полезным кому-то кроме ужаски.
Румо убрал меч.
— Я просто шёл мимо, — сказал он. — Я же не знал, что это вы тут. Извините за беспокойство.
— Тыыыыы! — кричала Ноппес Па. — Я знаю твоё будущее! Ты попадёшь в лес ног, но ты победишь чудовище! Ты будешь разговаривать с животными и деревьями!
— Это уже произошло, — сказал Румо.
— Ха-ха-ха! — захихикала Попсипил. — Она классная ужаска, да? Она может предсказывать прошлое!
Ноппес Па подняла вверх голову.
— Хм! — фыркнула она.
— Малыш, может быть ты по-настоящему хочешь узнать своё будущее? — сказала Хх. — Мы как раз варим тарический отвар… мы хотели его, вообще-то, законсервировать, но свежий он, конечно, лучше всего. Ну как?
— Э-э-э, нет, спасибо. Я спешу… Не хочу больше вас отвлекать.
И Румо пошёл мимо ужасок в туман. Одного запаха было достаточно, чтобы попытаться как можно быстрее исчезнуть отсюда.
— Так не хочешь ничего узнать о своей серебряной нити? — лукаво спросила Хх. — На ярмарке, кажется, тебя это очень интересовало.
Румо остановился и задумался.
— У меня нет с собой денег.
— За наш счёт, — захихикала Попсипил. — За то, что ты нас не ограбил.
— Хорошо, — сказал Румо. — И что с моей нитью?
— Мииинуточку, — сказала Хх. — Так быстро не пойдёт. Мы не можем колдовать.
Её коллеги устало засмеялись над этой старой ужаскинской шуткой.
— Сначала мы должны закончить обряд, — сказала Ноппес Па. — Где воронье дерьмо?
— Я же уже тебе сказала, что оно у нас закончилось. Возьми эти проклятые языки жаворонков!
Ноппес Па тонкими пальцами вытащила из стеклянного сосуда слизкие кусочки мяса и бросила их в кипящий котёл. С шумом поднялось жёлтое серное облако. Румо отскочил назад, а ужаски театральными голосами захрипели:
Попсипил посмотрела на Румо и сказала:
— Мы просто хотели показать этим, что всё произойдёт так, как должно произойти и ничего нельзя изме…
— Всё понятно, — нетерпеливо ответил Румо. — Не могли бы вы уже…?
Ужаски склонились над бурлящим варевом. Румо переминался с ноги на ногу. Почему, спрашивал он себя, почему он так волнуется из-за этих фокусов ужасок? Вероятно Урс был прав. Лучше было бы обойти этих поганок стороной.
Ужаски застыли над котлом, как загипнотизированные.
— Очень интригующе они всё это делают, — прошептал Львиный зев.
— Мы должны их замочить! — проворчал Гринцольд.
— Ну? — спросил Румо ужасок. — Что видно?
Ужаски очнулись и обменивались многозначительными взглядами издавая при этом звуки удивления.
— Ой…
— Па…
— Ххххх…
Затем они собрались в кружок и зашушукали.
Терпение Румо заканчивалось и он грубо спросил:
— Итак, что там?
Две ужаски вытолкнули Ноппес Па вперёд.
— Послушай, — сказала она с серьёзным лицом. — Сейчас произошло то, что с нами ни разу ещё не происходило. Мы увидели твоё будущее, чётко, ясно, в подробностях, без обычного тумана, колебаний и всякой чуши. Это без сомнения было самым чётким видением в моей карьере.
— И моим тоже, сестра! — сказала Попсипил.
— Ни разу не видела более чёткого! — закивала головой Хх. — Абсолютно ясное.
Ноппес Па теребила свою накидку.
— Итак, мы увидели, что с тобой произойдёт, мой мальчик, и мы решили…
— Да…?
— …тебе этого не рассказывать.
— Что?
— Поверь мне, нам очень сложно согласовать это решение с нашей профессиональной честью, — ответила Ноппес Па.
— Я со всей силы прикусываю свой язык, чтобы не разболтать, — сказала Попсипил.
— Иди, парень! — воскликнула Хх. — Или мы должны будем зашить наши рты!
Румо чувствовал себя обманутым.
— Я думал, что ваша профессия — предсказание всяких вещей.
— Замочи их! — умоляюще сказал Гринцольд.
— Хорошие вещи предсказывать — это наша профессия, — сказала Попсипил. — Вот тебе пример: однажды я предсказала одному каменщику из Гралзунда, что на следующий день он погибнет на своей стройке от того, что на него свалятся кирпичи. И что он сделал? На следующей день он не вышел на работу и не показался на стройке. Затем он забеспокоился, начал бегал везде, одно за другим и вот он оказался опять около своей стройки. Поблизости не было ни одного кирпича, который мог бы упасть. И его коллеги сказали, что раз уже ему нечего больше делать, то он может потрогать готовую стену. Все кирпичи уже уложены в кладку, что же может ещё произойти? Итак, он входит на стройку и тут — Бабах! — с чистого небо на него падает упаковка кирпичей! Никто не смог выяснить как это произошло.
Попсипил подняла вверх худой палец:
— Что я этим хотела тебе сказать, парень: мы можем увидеть судьбу, но не можем её изменить. Это не дар, а проклятие. Поэтому теперь мы предсказываем только хорошие вещи. Так как мы считаем себя ответственными за плохие вещи, которые мы предсказали.
— А что ещё хуже, так это то, что нас на самом деле считают ответственными за предсказания! Скажу лишь: сжигание ужасок на кострах! — воскликнула мрачно Хх.
Румо вынул меч.
— Правильно! — сказал Гринцольд. — Теперь, наконец-то, сруби их отвратительные головы!
— Послушайте, — нетерпеливо сказал Румо. — Я не просил вас предсказывать мне будущее, вы сами настояли! И теперь я хочу это знать! Не заставляйте меня вас заставлять!
И он помахал мечом в воздухе. Ужаски отошли в сторону. Они опять собрались в кружок и зашушукали. Затем Ноппес Па вышла вперёд.
— Ну, ладно, мы предлагаем тебе компромисс — мы предсказываем твоё будущее, но эти предсказания мы немного зашифруем и изменим порядок их появления.
— Ну, хорошо, — со вздохом сказал Румо и убрал меч.
Ноппес Па начала. Она широко раскрыла глаза и подняла руки над головой:
— Ты попадёшь в лес из ног!
— Это ваше любимое предсказание? Вы мне его уже дважды предсказывали, — сказал Румо.
— Проклятье! Тогда это произойдёт ещё раз! — начала ругаться Ноппес Па. — И в этот раз ноги будут длиннее!
Попсипил вышла вперёд:
— Ты пройдёшь пешком через озеро и будешь сражаться с живой водой! — театрально воскликнула она.
— Через какое, к чёрту, озеро! — сказал Румо. — Я не умею плавать.
Хх вышла вперёд:
— Ты будешь искать сердце ходячей смерти, но найдёшь ты его только в темноте! — сказала она с серьёзным лицом.
— Хм, — сказал Румо. — Это на самом деле хорошо зашифровано.
— Ещё кое-что, — сказала Попсипил.
— Что же?
— Ты, вероятно, считаешь, что ты такой герой, весь из себя, с мечом. Но в девушках ты ничего не понимаешь!
Румо покраснел.
— Это тоже предсказание? — спросил он.
— Нет, это просто общая оценка.
— Теперь иди, мой мальчик! — сказала Ноппес Па. — И иди быстро! Произойдут ужасные вещи. Больше мы не можем тебе рассказать. Бойся врахоков!
— Врахоков? Кто такие врахоки? — спросил Румо.
— Закрой свой рот, Ноппес Па! — зашипела Попсипил.
— Иди, мальчик, иди!
— Давай, исчезни! — крикнула Хх.
Ужаски был очень возбуждены. Они, приложив все свои силы, перевернули котёл и жёлтое варево вылилось на землю. Затем они начали собирать своё барахло и укладывать в тележку. На Румо они больше не обращали внимания и он молча ушёл.
Слишком тихо
— И что это был за спектакль? — спросил Львиный зев через некоторое время. — Очень непрофессионально.
— Мы должны были отрубить головы этим старым ужаскам , — сказал Гринцольд. — Я же говорил!
Румо шёл быстрее. Он особо не беспокоился но быстрый шаг ему всё же не помешает. Эти чучела испортили ему настроение.
Солнце уже низко опустилось над горизонтом, когда он вышел на верхушку холма, с которого был виден Вольпертинг. Над городом плыли красные светящиеся облака. Румо остановился и принюхался. Удивлённо покачал головой и ещё раз принюхался. В воздухе висел кисловатый запах, абсолютно незнакомый запах. И было тихо, слишком тихо, как добавил бы Хладнокровный принц. Благодаря своему удивительному слуху он должен был бы слышать звуки города с этого расстояния — звон наковальни или колокола.
— Что случилось? — спросил Львиный зев.
— Не знаю. Так тихо.
Он видел городскую стену, уже накрываемую вечерними тенями, и большие ворота. Никто не входил и не выходил. Никто не переходил по подвесному мосту через ров. И это тоже было необычно. Румо опять остановился и закрыл глаза.
Серебряная нить! Она исчезла!
Румо побежал.
— Что случилось?
— Рала исчезла.
— Что значит исчезла?
— Её больше нет в городе. Я не чую её.
— Может она пошла погулять? За город?
— Может быть она умерла? — заметил Гринцольд.
— Гринцольд!
— А что Гринцольд! Такое же случается. Ужасный несчастный случай. Обыкновенное убийство…
— Гринцольд! Пожалуйста!
Городские ворота были опущены, но их, кажется, никто не охранял. Никто не отозвался на крики Румо, так что ему не оставалось ничего другого, как взобраться на башню. Он пролез сквозь бойницу, спустился по лестнице вниз и вошёл в город. Не было видно ни одного вольпертингера и самая шумная улица была пуста. Кислый запах был таким сильным, что вызвал у Румо тошноту.
— Куда все пропали?
— Может где-то что-то происходит? Собрание какое-нибудь или ещё что-то?
— Может все умерли , — предложил Гринцольд.
Румо бежал по улицам и не встречал ни одного вольпертингера, ни одного следа жизни в городе, ни одного звука, ни одного знакомого запаха. Большинство дверей было открыто, пара окон были разбиты. Следы сражения? Но он нигде не видел крови, мёртвых или раненых. Такое впечатление, что все жители города в одно мгновение его покинули.
Переулок Гота как вымер. Дверь дома Румо была открыта, он взлетел вверх по ступенькам, открыл дверь в комнату Урса и … там было пусто. И тоже никаких следов сражения. Вся мебель стояла на своих местах. Кислый запах был везде.
По пустым улицам Румо бежал к дому Ралы. Несколько раз он останавливался, так как ему показалось, что за ним кто-то следует. Но это было лишь эхо его собственных шагов.
Дом Ралы — пуст.
Школа — пуста.
Мастерская Орнта — пуста.
Ратуша — пуста.
Румо обежал весь город, каждую улицу, каждый переулок, каждую площадь. Он звал Урса, он звал Ралу, он звал Орнта, он звал любого: «Эй! Эй!» Но никто не отвечал. Все жители Вольпертинга исчезли, будто растворились в этом кислом запахе. В конце концов Румо прекратил поиски.
— Наверное все умерли.
— Гринцольд! Почему ты постоянно говоришь такие вещи?
— Такое случается в городах. Нападает армия демонов и всех уводит. Я такое уже часто видел.
— Это был город полный вольпертингеров, — пробурчал Румо усталым голосом. — Сильнейших бойцов Замонии. С лучшими защитными сооружениями, какие только можно придумать. Никто не может захватить этот город. Даже самая сильная армия.
— Слышишь? Слышишь?
— Любой город можно захватить. Просто задумайтесь как.
— А где большой купол? — вдруг спросил Румо. Он остановился как вкопанный.
— Где что?
Они подошли к площади Большого купола. Площадь была пуста, купол исчез. А на том месте, где он раньше находился, в земле зияла огромная круглая дыра.
— Купол исчез. Здесь раньше было большое строение. Оно пропало.
Румо вынул меч и медленно пошёл вокруг дыры. Там, где раньше стоял загадочный большой купол, теперь не было ничего кроме лёгкого пара, подымающегося вверх из чёрного провала в земле. Как будто мир треснул в этом месте.
Румо осторожно подошёл к краю дыры и вытянул вперёд руку с мечом. Он увидел глубокий провал, круглую чёрную шахту, вдоль стены которой спускалась вниз широкая, каменная, закручивающаяся лестница. Кислый запах ударил ему в нос. Румо начал терять сознание, белые и чёрные искры затанцевали у него перед глазами и он несколько мгновений качался на краю тёмной пропасти пока ему не удалось отвернуться.
— Боже мой! — воскликнул Львиный зев. — Что это?
— Подземный мир , — ответил Гринцольд.
This file was created
with BookDesigner program
31.12.2011