V.
ТЕАТР КРАСИВОЙ СМЕРТИ
Бел: город, где нет ни неба, ни облаков, ни звезд, ни солнца, лишь серые краски и неприятные запахи. Одна архитектура чего стоит. Сгорбленные, сутулые дома, покрытые чешуей и увенчанные рогами, грозно нависают над улицами, фасады похожи на страшные рожи, двери — на разинутые пасти, окна — на пустые глазницы, все серое и черное. На веревках, натянутых между домами, болталось грязное тряпье — будто трупы повешенных. Жилищами служили и пустые панцири фрауков, тускло освещенные изнутри. Вулканический дым поднимался из зиявших тут и там дыр.
— Какой отвратительный город, — прошептал Румо. — И вы тут живете?
— Жили, — уточнил Укобах. — И уже почти сбежали из этого ада, да вот повстречали на беду некоего Румо и держим путь навстречу собственной гибели, растеряв остатки разума в канализации.
— Я вас не заставлял.
— Мог бы спасибо сказать.
Укобах и Рибезель делали вид, будто конвоируют пленника. Вольпертингер шагал впереди, Укобах нес его меч, подгоняя Румо, гомункул маршировал позади. Для начала они решили идти в тюрьму напротив театра: она, по словам Укобаха, охранялась не так надежно.
— Странно, на улицах мало народу, — заметил Рибезель. — Должно быть, в театре какое-то особое представление.
Они прошли мимо дома с тускло освещенными черными свечами окнами. В них красовались всевозможные челюсти. Если им попадались прохожие, Укобах и Рибезель принимали особенно воинственный вид. Укобах колол Румо мечом под ребра.
— Вперед, пленник! — громко кричал он. — Без глупостей!
— Ну, ты не очень-то, — шипел Румо. — Меч острый.
— Молчать, пленник! — приказывал Укобах. — Ах ты, щенок!
— Тссс! — шикнул Рибезель. — Мы пришли. Это тюрьма.
Держа лапы за спиной, будто связанный, Румо оглядел здание. Огромная черная коробка, мрачная и однообразная, без окон, с единственной дверью. Образцовая тюрьма.
— Сколько стражников?
— Когда как, — шепнул Рибезель. — Иногда только двое, иногда — дюжина. Следить ведь нужно только за одной дверью. Еще смотря сколько стражи требуется в театре. На этих пленников внимания обращают мало — все они старые и слабые. Стучать?
Румо кивнул. Рибезель постучал в дверь.
— Кто там? — прорычали изнутри.
Зюго и Йогг
— Э-э-э, Резебиль и Обуках из тайной полиции Фрифтара! — крикнул в ответ Рибезель. — Поймали бродячего вольпертингера. Наверное, сбежал отсюда.
— Отсюда никто не сбегал, — прорычал другой голос. — От нас не сбежишь.
— Вы что, даже смотреть не станете?
— Нет.
Рибезель задумался.
— Ваши имена?
— Зюго и Йогг из тюремной стражи. А что?
Укобах показал два пальца. Стражников всего двое.
Румо снова кивнул.
— Передам Фрифтару, что вы отказываетесь сотрудничать… э-э-э… с тайной полицией.
Дверь приоткрылась. За ней стояли двое кровомясов, вооруженных до зубов.
— Это же совсем молодой вольпертингер, — начал один. — Наверняка сбежал из театра, — добавил второй. — Тут одно старичье.
— Так вы нас впустите? — спросил Укобах. — Нам нужны цепи. Он едва связан. Опасный тип.
Вздохнув, кровомясы открыли дверь, Укобах и Рибезель подтолкнули Румо. Когда они вошли в тускло освещенную каморку, Зюго и Йогг уже лежали без чувств на полу.
— А ты быстрый, — сказал Укобах.
— Это они медленные, — возразил Румо. Он огляделся: деревянный стол, три стула, оружейный шкаф. Запертая массивная дверь.
— Пленники там, — сказал Укобах. — Твои друзья.
Румо отпер замок и распахнул обе створки. Впервые с той поры, как он попал в подземный мир, на него повеяло приятным знакомым запахом. Запахом вольпертингеров, множества вольпертингеров.
КОНВОЙ
Уже много дней кряду дверь камеры Урса отворяли лишь затем, чтобы бросить кусок хлеба или сменить кувшин с водой. Но сегодня все было иначе. Позади стражников выстроился целый отряд медных болванов, готовых конвоировать Урса на арену.
Как и прежде, его привели в арсенал, где он мог вооружиться. Урс выбрал удобный широкий обоюдоострый меч и приготовился к выходу на арену. За воротами, как полагал Урс, его ждало полдюжины солдат или голодный пещерный медведь.
После поединка с Эвелом Многолапым Урс решил использовать свою боеспособность по полной. Если Урс не прикончит противника, тот убьет кого-то из вольпертингеров. Жестокая логика, но не он выдумал законы этого гнилого мира.
Но если прежде Урса выводили на арену сразу после выбора оружия, то на сей раз пришлось ждать. Ждал он долго — часами, как ему показалось. С арены и трибун до него доносился шум: звон мечей, рычание диких зверей, хлопки публики. Похоже, сегодня на арену вывели куда больше бойцов, чем обычно. То и дело раздавался гнусавый голос Фрифтара, толкавшего пространные речи в перерывах между сражениями. Беспокойство Урса нарастало. Не иначе, в Театре красивой смерти для него на сей раз приготовили что-то особенное.
МНОГО ДРУЗЕЙ
Увидав пленников в общей камере, Румо вспомнил, как, пропитанный кровью, вошел в пещеру на Чертовых скалах, чтобы освободить пленных добротышек. И на сей раз пленники поглядели на него, как на призрак, никто не мог вымолвить ни слова.
Огромная камера едва освещалась медузьими горелками. Пленники большей частью сидели на полу, некоторые стояли кучками. Из утвари Румо разглядел лишь соломенные тюфяки и одеяла, разбросанные по полу. В тусклом свете вольпертингер узнал многих сородичей: школьных учителей, кое-кого из мастеровых — в основном пожилых. Попадались и другие жители Цамонии. На соломенном тюфяке сидела Ога Железград, недоверчиво глядя на Румо.
— Румо? — удивилась она. Куда только девались вся ее строгость и напыщенность!
Румо узнал бургомистра Йодлера Горра. Он сидел, прислонясь к стене, и оглядывал Румо с не меньшим удивлением, чем остальные.
— Румо? — спросил он. — Отчего тебя прислали к нам? Плохо дело? Ты заболел? Или ранен?
Румо опустился перед ним на колени.
— Никто меня не присылал. Я пришел освободить вас.
Бургомистр навострил уши.
— Тебя не взяли в плен?
— Когда напали на Вольпертинг, я ходил в Нурнийский лес. Вернулся — а город пуст. На месте черного купола зияет огромная дыра. Я шел за вами и вот очутился здесь.
— Ты знаешь, что это за место? — спросил бургомистр. — Где мы?
— Это Бел, столица подземного мира, — отозвался Румо. — Вас одурманили и утащили сюда. Ты знаешь, где Рала?
— Здесь ее нет. Что ты задумал, Румо?
— Думаю, сперва я должен освободить остальных вольпертингеров. Их держат в плену в так называемом Театре красивой смерти. Потом мы вернемся за вами и все вместе выберемся из города.
— Мне нравится твой план, — одобрил бургомистр. — Быть может, это твое призвание: строить планы?
— Нет, — возразил Румо. — Вот уж точно нет. Послушай-ка! У меня — двое союзников, они выросли в этом городе. Одного из них я возьму с собой в театр, второй останется у дверей, притворившись стражником. Сидите тихо, пока мы не вернемся.
— Об этом я позабочусь, — пообещал бургомистр.
— Хорошо. Расскажи остальным! — Румо встал, а бургомистр поспешил передать всем приятную новость.
Румо хотел было идти, как вдруг кто-то негромко окликнул его.
— Румо? Это ты? — спросил голос из темноты. Прищурившись, вольпертингер разглядел два силуэта, сидевшие у стены. Один — необычайно толстый и увесистый, второй — маленький и тощий.
— Румо здесь? — спросил тощий, открыв глаза. Огромные круглые глаза сверкнули в потемках, как две луны. Удивившись, Румо шагнул ближе. Увидал Фольцотана Смейка и доктора Оцтафана Колибриля.
ТРИ РЕМНЯ
По тому, как вели себя солдаты, явившиеся за ним в камеру, Рольф понял: затевается что-то необыкновенное. С ним обращались с большой осторожностью, даже с уважением: причиной тому, разумеется, — его прежние успехи на арене. Рольфа считали безумным художником смерти, способным быть в нескольких местах сразу.
Своего намерения Рольф не изменил. Он попытается захватить маленького сумасшедшего короля в заложники и потребует в обмен на его жизнь отпустить Ралу и других вольпертингеров. Нужно лишь опередить стрелы медных болванов.
Рольфа подвели к столу с оружием, и он взял сразу три ремня, а не один. Одним он подпоясался, два других перекинул через плечи. Затем Рольф вооружился двумя мечами, шестью ножами и четырьмя сюрикэнами. В лапу он взял небольшой топорик. Этого дня он очень ждал и очень боялся. Во всяком случае, теперь Рольф во всеоружии.
ИСТОРИЯ СМЕЙКА И КОЛИБРИЛЯ
Не успел Смейк дочитать дневник, который доктор Оцтафан Колибриль вел на маяке в Туман-городе, как его взяли в плен весьма необычным способом. Сперва тумангородцы молча и неподвижно стояли вокруг маяка, где заперся Смейк. Потом духовой оркестр вдруг заиграл какую-то странную мелодию, отчего туман, окутывавший маяк, стал неистово колыхаться и так напирать на огромные окна, что те угрожающе прогнулись внутрь. У Смейка не выдержали нервы, и он сам сдался в плен.
Тумангородцы молча сопроводили Смейка в какое-то здание, где тот провел взаперти несколько дней вместе с доктором Оцтафаном Колибрилем, чье душевное здоровье оказалось серьезно подорвано, и семью другими пленниками — мидгардскими гномами.
Гномы, несколько недель подряд дышавшие ядовитым туманом, тоже лишились рассудка. Они считали, будто их куда больше, чем на самом деле, да и Смейку вскоре стало казаться, будто он заперт в тюрьме не с семью гномами, а с несколькими десятками.
Однажды дверь тюрьмы отворилась. Под конвоем дюжины свирепых кровомясов, среди которых Смейк с удивлением узнал Кромека Туму, Цордаса и Цориллу из трактира «У стеклянного человека», пленников провели сквозь густой туман в пещеру на берегу моря. Оттуда по длинному лабиринту они спустились под землю и после долгого утомительного перехода попали в Бел. Трижды на них нападали гигантские хищные насекомые — помесь паука и мотылька, трое кровомясов распрощались с жизнью. В Беле Смейка и доктора — как пленников второго сорта — отправили в тюрьму возле театра. К Колибрилю вернулось душевное равновесие, и они со Смейком возобновили глубокомысленные беседы, хоть и не при столь приятных обстоятельствах, как хотелось бы. Вскоре тюрьма заполнилась вольпертингерами. Смейк расспрашивал их про Румо, но никто не мог ничего толком рассказать. Да, они знакомы с ним, но где он теперь — никто не знает.
И вот Румо снова ворвался в жизнь Смейка, ровно при тех же обстоятельствах, что и в первый раз, когда он щенком очутился в пещере на Чертовых скалах.
МНОГО ВОПРОСОВ И ЗАГАДКА
— Смейк? — удивился Румо.
— Ну конечно! — отозвался Смейк, скаля акулью пасть в улыбке. — Ты Румо, я Смейк.
— Здравствуй, Румо, — сказал Колибриль.
— Здравствуйте, доктор, — ответил Румо. — Смотрю, вы нашли друг друга.
— Очень туманная история. Потом тебе расскажу, — перебил Смейк. — Как ты попал в подземный мир, парень? Что ты тут делаешь?
— Я пришел выручать товарищей.
— Так тебя не взяли в плен? — Глаза Колибриля вспыхнули.
— И ты сумел пройти через весь подземный мир и Бел? — продолжал ухмыляться Смейк. — Твое появление вселяет надежду в сердце старого друга.
— Тут будет потрудней, чем с циклопами, — отозвался Румо. — В тот раз чертями кишел только остров, а теперь — огромный город.
— Дело мастера боится, — многозначительно произнес Смейк, подняв кверху сразу несколько указательных пальцев.
— У тебя есть план? — спросил Колибриль.
— Не совсем, — смутился Румо.
— Тебе повезло, что нашел нас, — обрадовался Смейк. — Ведь у нас — пять мозгов на двоих.
— Мне нужно попасть в здание Театра красивой смерти, — заявил Румо. — Там держат остальных вольпертингеров. Пойдете со мной?
— Я с удовольствием, — ответил Смейк. — А вы, доктор?
— Немного размяться не повредит.
— Тогда вперед! — скомандовал Румо.
— Погоди минутку! — Смейк схватил Румо одной из своих лапок. — Ты нашел ответ на мою загадку? «Что одновременно становится длиннее и короче?»
— А, ну это легко, — хмыкнул Румо. — Конечно же, это жизнь.
— Верно! — ухмыльнулся Смейк.
СИЛЫ УШАНА
Ушан Делукка чувствовал себя превосходно. Уже спускаясь по лестнице под конвоем солдат, он знал: сегодня на арене он покажет такое, на что не был способен прежде.
Отсутствие всякой погоды в подземном мире опьяняло Ушана с каждым днем все больше. То, что наверху нагоняло на него слабость и усталость, не давая порой пошевелиться, вдруг исчезло, и он почувствовал прилив сил, как в молодости.
Ушана привели в арсенал у выхода на арену, и он стал выбирать оружие. Публика галдела. Ушан слышал рычание диких зверей и отчаянные крики пленников. Чуял свежую кровь и пот, катившийся от страха, но сам ничего не боялся. Ушан Делукка был в превосходном настроении.
Учитель фехтования взглянул на стол. Что бы такого выбрать? Разумеется, он возьмет шпагу, самую лучшую, превосходно заточенную. Взяв одну из шпаг, он рассек воздух.
— Вжик, вжик, вжик! — посвистывал Ушан.
АЛМАЗНЫЕ ЩИПЦЫ
Генерал Тиктак блуждал по Белу, не разбирая дороги. Булыжники мостовой крошились под его тяжелыми шагами, а встречные в ужасе прятались кто куда.
Ему больно? Глупости, он не может чувствовать боль, у него нет нервной системы, он машина. Тогда отчего он так страдает? Неужто от мыслей? Мыслей о смерти Ралы. Тиктак знал: его напичканный оружием корпус скрывает что-то, способное страдать. Но никогда он не чувствовал этого так остро, как теперь.
Наконец он остановился. Та самая улица. Тот самый дом. Дом кузнеца, где Тиктак нашел медную деву. Проклятую медную деву, снова ставшую бесполезной грудой железа. Рала была ее душой, а теперь медная дева пуста.
Тиктак распахнул дверь, опечатанную по его приказу. В мастерской с прошлого раза ничего не изменилось. Скелет кузнеца так и лежал на полу.
Генерал Тиктак что-то искал.
Он искал огромные стальные щипцы с алмазными шипами — такие мощные, что ими можно проломить даже медного болвана. Где эти чертовы щипцы? Тиктак опрокидывал верстаки — инструменты, обрезки металла и шурупы разлетались во все стороны.
Вот они, щипцы!
Тиктак взвесил их в руке. Мощный инструмент с хитроумным гидравлическим механизмом и грозными шипами из чистейших алмазов.
Генерал приставил клещи к груди. Будь он проклят, если не найдет эту чертову штуку, что причиняет такую боль!
СЕРЕБРЯНАЯ НИТЬ
Румо, Смейк и доктор Колибриль единодушно решили, что Рибезель останется со старыми вольпертингерами, прикинувшись стражником, и будет держать дверь на засове. Зюго и Йогга связали, заткнули пасти и спрятали в камере под соломой. Смейк, Колибриль и Укобах проводят Румо в Театр красивой смерти и помогут освободить вольпертингеров. Укобах хорошо знает устройство театра, так что они войдут незамеченными.
Но едва все они вышли из тюрьмы, их планы были перечеркнуты. Не успели они повернуть к театру, как Румо втянул носом воздух, и его внутреннему взору предстала мрачная пугающая картина. Запах множества вольпертингеров доносился со стороны театра.
И тут Румо почуял серебряную нить.
Сердце так и подпрыгнуло в груди. Сомнений нет: тут, в самом центре мрачного Бела, несмотря на адскую вонь, блестит тонкая серебряная нить. Рала здесь, должно быть, совсем рядом.
— Нам туда! — заявил Румо.
— Но к театру совсем в другую сторону, — возразил Укобах.
— Знаю. Но я чую запах Ралы, — ответил Румо.
— Неужели?
— Ралы? — удивился Смейк. — Что еще за Рала?
БАШНЯ
По дороге Румо попытался объяснить Смейку, кто такая Рала. Рассказал про Вольпертинг, про Нурнийский лес и шкатулку — разумеется, снова задом наперед.
— Ясно, ты втрескался, — подытожил Смейк.
— Интересно, — добавил Колибриль. — Серебряная нить. Видимые запахи и ощущения. Я ставил кое-какие эксперименты с оцтокуляром. Обоняние вольпертингеров еще так слабо изучено!
Тем временем Укобах изо всех сил старался, чтобы их пестрая компания походила на конвой пленников, и надеялся не встретить солдат. И все же общество, состоявшее из вольпертингера, червякула, эйдеита и белянина привлекало внимание прохожих.
— Вперед! — кричал Укобах, потрясая мечом. — Вперед, жалкие рабы!
Наконец Румо остановился перед темной башней.
— Рала здесь.
Укобах поежился.
— Здесь? Отлично! Это башня генерала Тиктака!
— Как, генерал Тиктак — в Беле? — удивился Смейк.
— Да. Командует медными болванами. А те охраняют пленников в театре.
— Медные болваны охраняют театр? — опешил Смейк. — Ну, пиши пропало.
— Я иду туда, — сказал Румо. — Там Рала.
— А что, если генерал Тиктак у себя? — спросил Укобах.
— Убью его. Дай мне меч!
— Ясно, — вздохнул Укобах, возвращая Румо меч. — Убьешь генерала Тиктака. Как бы не так.
ТРОЙНОЙ БОЙ
Урс не ждал ничего хорошего и все же с облегчением вышел на арену.
Зал был переполнен. Фрифтар, стоя у парапета королевской ложи, объявлял:
— Театр красивой смерти представляет Снежного Урса!
Урса встретили громкими аплодисментами.
«Интересно, кто на этот раз? — задавался вопросом Урс. — Солдаты? Дикие звери? Те и другие? Или что-то пострашнее?»
Открылись вторые ворота, и на арену, поигрывая шпагой, небрежно вышел Ушан Делукка.
— Вжик, вжик, вжик, — посвистывал Ушан.
— Театр красивой смерти представляет Ушана Делукку! — провозгласил Фрифтар.
Аплодисменты раздались еще громче.
Урс опешил. Другой вольпертингер. На это он не рассчитывал.
Распахнулись третьи ворота. На арену вышел Рольф.
— Театр красивой смерти представляет Рольфа Лесса!
Зрители вскочили с мест, приветствуя бойцов восторженными криками и топотом ног.
«Ушан? — с удивлением подумал Урс. — Рольф? Неужто им предстоит сразиться с кем-то втроем?»
— Тройной бой! — раздалось с трибун. — Тройной бой! Тройной бой!
Три вольпертингера стояли посреди арены. Их забрасывали цветами и венками. Фрифтар поднял руку, и аплодисменты смолкли.
— Если вы не знакомы с правилами тройного боя, — прокричал Фрифтар, — я их вам объясню.
Ушан, Рольф и Урс смущенно переглядывались.
— Самое главное в тройном бою, — продолжал Фрифтар, — погибает не один боец, а двое. Первым умрет глупейший: тот, кто постесняется объединиться с одним из противников, чтобы вместе прикончить третьего. А когда тот будет мертв, первые двое дерутся один на один.
— Мы не станем убивать друг друга, — крикнул Урс в ответ.
Гаунаб показался у балюстрады рядом с Фрифтаром.
— Жиска ми! — прошипел он. — Жиска ми, что дебут, лиес каотжутся!
— Ах да, — подхватил Фрифтар. — Чуть не забыл. Если вы откажетесь убивать друг друга, ваших старших товарищей одного за другим станут выводить на арену в качестве живых мишеней для медных болванов — пока не перестанете упрямиться. И уж поверьте мне, упрямиться бесполезно. Да начнется бой!
— Тройной бой! — скандировала публика. — Тройной бой! Тройной бой!
Ушан взмахнул шпагой.
— Вжик, вжик, вжик! — посвистывал он. — Знаете, что мне больше всего здесь нравится?
Урс и Рольф молча на него уставились.
— Погода, вот что!
— Да ведь здесь, под землей, нет никакой погоды, — удивился Урс.
— Вот именно! — усмехнулся Ушан. — Вам-то все равно, но вы и представить не можете, как это важно для меня. Здесь во мне будто проснулись сверхъестественные силы. Вжик, вжик, вжик!
— К чему ты клонишь? — спросил Урс.
— Он предлагает нам с тобой драться против него, — догадался Рольф. — Хочет показаться героем.
— Я не стану драться с вольпертингером, — возразил Урс.
— Как ни крути, а драться придется, — сказал Рольф. — Не то они перебьют наших.
— Тогда убейте меня первым, — перебил его Урс. — А там уж разбирайтесь между собой.
— Еще один герой, — пробурчал Рольф.
— Вжик, вжик, вжик! — посвистывал Ушан. — Повторяю для тех, кто не понял с первого раза. Вы ведь знаете, на что я способен, а здесь, под землей, мои силы удвоились. Ваш единственный шанс — объединиться против меня, а еще это наш единственный шанс выиграть время.
— Время для чего? — поинтересовался Урс.
— Не знаю, — ответил Ушан. — Вдруг случится чудо.
— Согласен, — вклинился Рольф. — Время мне понадобится. Я собираюсь взять в заложники чокнутого короля.
— Ну, так почему бы нам не совместить приятное с полезным? — усмехнулся Ушан.
ЗЛОЙ РОК
Обитая медью дверь черной башни оказалась не заперта, и Румо без колебаний шагнул внутрь.
Сомнений нет: это жилище воина. Повсюду — оружие: мечи, топоры, кинжалы. Посреди комнаты — большое зеркало. Румо вспомнил фехтовальный парк Ушана Делукки.
— О боже, — шепнул Укобах. — Поверить не могу, что мы пробрались в покои генерала Тиктака. Это же смертный приговор.
— Здесь никого нет, — ответил Смейк.
В несколько прыжков Румо взобрался по лестнице на верхний этаж и остановился у второй приотворенной двери. Вынув меч, он толкнул дверь задней лапой.
— Что там наверху? — крикнул Смейк.
Едва Румо вошел в камеру, где стояла медная дева, память вернулась к нему. В один миг перед глазами пронеслось прошлое, настоящее и будущее: ярмарка, шатер со звездами, профессор со множеством мозгов, комод-оракул. Вот что Румо видел в ящике комода! Предсказание обратилось в жестокую действительность. Безжизненное тело Ралы лежало в гробу.
Рала мертва.
У Румо закружилась голова. Меч выпал у него из лап и лязгнул о пол. Румо потерял сознание.
ПОВСТАНЕЦ
Рибезель стоял у склада оружия: тут были мечи, топоры, копья. Вдруг снаружи послышались шаги. Работая в канализации, Рибезель носил с собой копье, но уже давно не брал его в лапы. Он поспешил схватить одно из них.
В дверь постучали.
— Кто там? — как можно смелее крикнул Рибезель.
— Проверка поста! — проревел голос снаружи. — Открывай!
— Нельзя! — отозвался Рибезель.
— Почему?
— Карантин. У вольпертингеров эпидемия.
— На кой черт мне твои вольпертингеры? Я проверяю стражу.
— Черт, — буркнул Рибезель.
— Что?
— Нет, ничего.
— Ну, так как, мне идти за подкреплением?
Рибезель отпер дверь.
На пороге стоял кровомяс, вояка в высоком звании. Войдя внутрь, он недоверчиво повертел головой по сторонам и, остановившись перед Рибезелем, глянул на того сверху вниз.
— А где Зюго и Йогг? Они должны быть на посту, — прорычал он.
— Заболели! — рявкнул Рибезель.
— Заболели? Оба? — удивился солдат. — Я же видел их сегодня утром. Как огурчики.
— Видимо, заразились, — отвечал Рибезель. — Эпидемия.
Солдат отступил на шаг.
— Заразная?
— Очень.
Солдат снова недоверчиво оглядел Рибезеля.
— А ты как сюда попал? Никогда не видел стражников-гомункулов!
— Я первый. Первый стражник-гомункул. Идея Фрифтара. — Рибезель отдал честь.
— А где форма? Что это на тебе за рухлядь?
— Временная мера. Пришлось сдать форму для дезинфекции. Эпидемия же.
— А почему ты один? По правилам должно быть два стражника.
— Напарник отлучился.
— Отлучаться с поста запрещено.
— Сам знаю.
— Вот как? А знаешь ли ты, что по правилам на посту положено находиться с арбалетом? Копья запрещены.
— Знаю. Но все арбалеты унесли в театр.
— Знаешь? А нет такого правила. Говори сейчас же, кто ты такой? — Кровомяс схватился за меч.
Резким движением гомункул вонзил копье в горло кровомясу. Солдат с хрипом рухнул на колени, затем шлепнулся на пол к ногам Рибезеля.
Рибезель задумался. И правда, кто он? Слуга? Гражданин Бела? Нет, все это в прошлом. Тут его осенило. Он подошел к мертвому солдату.
— Спрашиваешь, кто я? — проговорил он. — Я повстанец.
ПРЕДСКАЗАНИЕ СБЫВАЕТСЯ
Очнувшись, Румо увидел, что Смейк, доктор и Укобах склонились над ним. Он лежал на столе в нижнем этаже башни. Хотел подняться, но силы его покинули.
— Потерпи чуть-чуть, Румо, — сказал доктор. — Скоро пройдет.
— Где Рала?
— Еще наверху.
— Это та самая Рала, о которой ты говорил? — спросил Смейк.
— Да, — ответил Румо. — Что с ней?
— Кто-то убил ее, — отозвался Укобах. — И не просто убил — перед смертью ее пытали. Не иначе, генерал Тиктак. Больше никто не заходит в башню.
— Она не могла умереть, — спорил Румо. — Я вижу серебряную нить. Я чую Ралу. По-прежнему.
— Пусть это прозвучит неприятно, — тихонько проговорил Колибриль, — но у мертвых тоже есть запах. Он исчезнет, когда тело разложится.
— Мне нужно к ней! — Румо с трудом встал и стал взбираться по лестнице.
— Не делай этого, мальчик мой! — крикнул Смейк.
Румо поднялся по ступенькам, а когда встал на колени перед свинцовым гробом, предсказание оракула окончательно сбылось. Именно в таком положении Румо увидел себя тогда в шатре у Соловеймара. Когда же он снова встал, в голове вертелась лишь одна мысль: все, что он отныне совершит, он совершит во имя Ралы.
ОДИН ЗА ВСЕХ
Урс убедился, что Ушан дерется за двоих, если не за троих, а то и за четверых. Все трое двигались по арене, словно танцоры, и ведущим, несомненно, был учитель фехтования. Никогда еще Урс не видел такой легкости и грации в движениях Ушана. Как жаль, что тот растрачивает талант в драке с сородичами.
— Вжик, вжик, вжик! — покрикивал Ушан. — Я легок, как перышко! Ядовит, как скорпион. Проворен, как птица. Вжик, вжик, вжик!
Сперва все трое лишь создавали видимость настоящего боя, но искушенная публика вскоре разгадала их хитрость, и с трибун послышался свист.
— Это все, на что вы способны, ребята? — подначивал Делукка Рольфа и Урса. — Вы не на уроке, халтура тут не пройдет. Напрягитесь немного, если не хотите, чтобы наши товарищи стали живыми мишенями. Нападайте! Нападайте как следует! Попытайтесь убить меня!
— Я не стану этого делать! — упрямился Урс.
— Ты не всесилен! — добавил Рольф. — Я могу тебя ранить.
— Нет, не можешь, Рольф! — торжествовал Ушан. — Никто не может. Как бы ты ни старался, на мне не будет ни царапины! Попробуй-ка. Ну же! Давай!
Ушан приплясывал вокруг обоих противников.
— Так! Так! И вот так! — выкрикивал он, осыпая их градом ударов. Урс и Рольф чувствовали легкие уколы по всему телу, будто на них напал рой пчел.
— Да я бы каждого из вас уже раз по пять убил! Ну же! Нужно драться! Не ради себя, так ради других. Шутки в сторону! Попытайтесь, наконец, убить меня! Все равно ничего не выйдет, салаги!
— Если я захочу кого-то убить, — убью, — отвечал Рольф.
Ушан остановился, опустив шпагу.
— Вы что, еще не поняли? Я непобедим! Я неуязвим! Преподать вам урок, да?
Ушан не двигался, а Урс и Рольф медленно наступали.
— Ты не у себя в фехтовальном парке, Ушан, — шепнул Урс. — Да и я не последний ученик.
— Вот-вот, — подхватил Рольф. — Не очень-то задавайся, старик!
— Вжик, вжик! — только и свистнул Ушан, а Урс и Рольф скорчились от боли, схватившись за носы. Ушан уколол их в самое больное место. Рольф и Урс заскулили, а публика разразилась хохотом.
— То-то же, — выпалил Делукка. — Теперь-то вы будете драться по-настоящему? Готовы убить меня?
СТРАТЕГИЯ
Башня генерала Тиктака на время сделалась пристанищем беглецов. Вновь спустившись на нижний этаж башни, Румо спокойно и сдержанно передал остальным свои дальнейшие намерения. Сообщники единогласно решили, что от хилого эйдеита и жирного червякула пользы в бою будет мало, поэтому Колибриль и Смейк останутся стеречь тело Ралы: после освобождения сородичей Румо во что бы то ни стало хотел забрать его в Вольпертинг. Укобах отведет его в Театр красивой смерти.
— Делай то же, что делал на Чертовых скалах, — посоветовал Смейк.
— Попытаюсь, — отозвался Румо.
ТЕАТР КРАСИВОЙ СМЕРТИ
Театр красивой смерти — восьмиугольное черное сердце Бела. Толстые стены выложены из черепов, почерневших от постоянной копоти.
— Это все черепушки врагов династии Гаунабов, — пояснил Укобах, беспокойно озиравшийся, пока они вдвоем пробирались вдоль стены театра. — В театр ведут несколько ворот. Я как представитель знати частенько заглядывал за кулисы. Знаю, как устроена эта адская машина. Нам лучше зайти через подвал — там, откуда разносят мясо диким зверям. Подвал не охраняется: уж очень страшные там звери, зато оттуда можно попасть куда угодно, даже на черную лестницу, ведущую на ярус пленников. Уж в чем я точно уверен: никому еще в голову не приходило тайно пробраться внутрь! До сих пор отсюда лишь мечтают сбежать. — Укобах нервно хихикнул. Из театра доносился смех, аплодисменты и пронзительные крики — очевидно, представление в самом разгаре.
— Скажи-ка, — спросил Укобах, — а что такого ты натворил на этих — как их — Чертовых скалах?
— Убил столько врагов, сколько смог, — ответил Румо.
— Ясно, — сказал Укобах. — Это уже план!
Они пробрались в подвал театра через незарешеченное окно — это не составило труда. Очутились в комнате, заваленной обглоданными костями. В смрадном воздухе жужжали жирные мухи. Из соседнего помещения сквозь стену доносился звериный рык. Укобах открыл дверь. В темном коридоре спутники увидали еще дюжину дверей.
Укобах распахнул одну из них. Посреди камеры стоял паук ростом с человека, покрытый красной шерстью, с восемью желтыми глазами с тарелку величиной и мраморно-серыми крыльями. Он обматывал паутиной болотную свинью. Паук заметил незваных гостей и взмахнул крыльями. Укобах захлопнул дверь.
— Не та дверь! — воскликнул он.
Следующие двери Укобах лишь слегка приоткрывал и тут же захлопывал снова. Оттуда то раздавался устрашающий рык, то била в нос жуткая вонь, то высовывалось щупальце. Наконец он нашел нужную дверь.
— Лестница, — шепнул он. — Ведет на ярус пленников. — Румо и Укобах стали взбираться наверх. Звук аплодисментов то нарастал, то затихал. Румо чувствовал множество неприятных запахов: кровь, пот, страх, гнев. Неестественные запахи постановочной смерти.
Дойдя до конца лестницы и заглянув в следующую дверь, Румо и Укобах увидели коридор, тускло освещенный несколькими факелами. То, что Румо разглядел, поразило его. В конце коридора перед черной деревянной дверью стоял массивный стол. Сидя за столом, трое стражников клевали носом. Перед ними красовались три пустые бутылки. Но удивило Румо не то, что солдаты пренебрегают службой, а то, что все трое ему знакомы. Стражниками оказались Цордас, Цорилла и Кромек Тума, кровомясы из трактира «У стеклянного человека».
ИСТОРИЯ КРОМЕКА, ЦОРДАСА И ЦОРИЛЛЫ
С тех пор как Румо и Смейк оставили Кромека Туму в одиночестве выть в трактире «У стеклянного человека», с ним произошли удивительные перемены. Он сменил профессию, нашел верных друзей и родной дом. Но самое главное — с тех пор он больше не выл.
Тогда Кромек пришел в себя как раз вовремя. Цордас и Цорилла набивали мешки его добром и готовились смыться, но Кромек их застукал. В ужасной потасовке победил Кромек: Цордас и Цорилла еще не оправились после стычки со Смейком и Румо.
Пока те двое приходили в себя, Кромек задумался: а что, если торговля спиртным вовсе не его призвание? Он терпеть не мог прислуживать посетителям, дело не приносило ни гроша дохода, а очнувшись после припадка, каждый раз обнаруживал, что его грабят. Определенно пора что-то менять.
— Послушай-ка, Кромек Тума, — раздался в голове знакомый голос. — Похоже, трактирщик из тебя никудышный. — Это говорил стеклянный человек, тот самый голос, что приказал ему выстроить трактир.
— Но в прошлый раз ты…
— Ладно, признаю, я ошибался. Но ведь я твое помешательство и ни за что не отвечаю.
— Нет?
— Я был невменяем. Но теперь вижу ясно. Кристально четко. Как сквозь брильянт, спрессованный из чистых мыслей. Представляешь, как четко?
— Нет, — отвечал Кромек.
— Безумно четко, приятель! Послушай-ка! Ты должен вернуться к прежним занятиям. Думаю, солдат — самая подходящая для тебя профессия.
— Даже не знаю. Не так-то легко мне будет попасть в армию. Я ведь таскал голову князя Йенадепура, насаженную на копье. Пошли слухи. Кто меня теперь возьмет на службу?
— Понимаю. Но я говорю не о земной службе. Слыхал ты про подземный мир?
— Еще бы. Солдаты у костра только про него и болтают. Да у них не все дома…
— А ведь подземный мир на самом деле существует. Что ты на это скажешь?
— Скажу, что ты рехнулся.
— И отчасти ты прав, черт возьми, ведь я твое помешательство. Но сведения о существовании подземного мира у меня из надежного источника. Такого надежного…
— Откуда же?
— От другого помешательства.
— Вы что, разговариваете друг с другом?
— Разумеется. Мы все связаны. Телепатией. Голоса, понимаешь? Мы те самые голоса, что…
— Ладно, ладно, — Кромек схватился за голову. — Оставь подробности при себе. У меня голова болит.
— О подземном мире я знаю от некоего Гаунаба, — заявил стеклянный человек.
— У вас даже имена есть?
— А как же! Я стеклянный человек. Этот — Гаунаб. А еще есть тысячелетний пес, Мефесто-трескун, двенадцатиязыкий змей и…
— Ладно, ладно! И что, в подземном мире есть армия?
— Еще какая! Туда берут только отъявленный сброд. А кто и на это звание не тянет, становится генералом.
— И как туда попасть?
— Туда ведет много дорог. Советую пойти через Туман-город.
— Почему?
— Это самый безумный путь! — стеклянный человек дьявольски захохотал.
Дорога в подземный мир
Когда Цордас и Цорилла очнулись, Кромек дал им понять, что, если они еще раз попытаются его обобрать, он порубит их на куски, засолит и будет носить с собой вместо припасов на черный день. Оба почуяли, что тот не шутит, и торжественно пообещали исправиться. В конце концов, все трое сделались закадычными друзьями. Кровомясы хоть и тупы, жестоки и коварны, но не злопамятны. Кромек поделился с друзьями намерением податься в подземный мир, Цодрасу и Цорилле затея пришлась по душе, и они решили идти все вместе. Сожгли дотла трактир «У стеклянного человека» и отправились в путь, следуя внутреннему голосу Кромека.
Наконец они дотопали до Туман-города, и неприветливые жители приняли их в тайный «Союз друзей Бела». Тумангородцы открыли кровомясам тайну своего города, рассказали о городах-ловушках. Перво-наперво новоиспеченным друзьям Бела, вместе с другими кровомясами, поручили доставить в подземный мир очередную партию рабов. К огромной радости Кромека, Цордаса и Цориллы, среди пленников оказался тот самый жирный червяк, что так подло надул их на пару с вольпертингером. Кромек решил, что это знак свыше: дескать, он на верном пути.
В подземный мир вел запутанный лабиринт пещер. Кровомясам он сразу понравился. Да, там водятся очень опасные гигантские крылатые пауки (по дороге такие сожрали троих кровомясов) и много других неприятных созданий, и все же мрачная атмосфера Бела пришлась им по вкусу. Доставив рабов, все трое поступили на службу к Гаунабу Девяносто Девятому. Никто не попрекнул Кромека, дескать, тот насадил голову своего князя на копье. Похоже, на сей раз голос в голове дал дельный совет. Кромек, Цордас и Цорилла успели послужить в разных подразделениях армии подземного мира, пока не попали в Театр красивой смерти. Выступив в нескольких боях — от них требовалось всего-то рубить головы беззащитным гномам, — кровомясы, по воле случая, устроились на теплое местечко театральных стражников.
Когда в Бел доставили пленных вольпертингеров, Кромек впервые за долгое время занервничал. Убедившись, что того вольпертингера из «Стеклянного человека» среди пленников нет, он немного успокоился, и все же присутствие этих тварей ему серьезно досаждало. Сражения, которые Кромек видел в театре, пробудили в нем дурные воспоминания, и даже во сне вольпертингеры, скаля зубы, гнались за ним, пока кровомяс не просыпался с криками. Кромек снова запил. В тот самый день, когда состоялся тройной бой, он осушил три бутылки самого крепкого подземного вина и крепко уснул. Во сне за ним гнался огромный белый пес, ужасно похожий на ту дворнягу из «Стеклянного человека».
Румо тихонько подкрался к столу, за которым храпели трое стражников, Укобах осторожно ступал за ним. Румо вытащил меч.
— Будем драться? — спросил Гринцольд.
— Как можно меньше, — шепнул Румо.
Гринцольд разочарованно вздохнул.
— Что ты задумал? — поинтересовался Львиный Зев.
Наклонившись, Румо трижды громко стукнул по столу. Кромек Тума, Цордас и Цорилла проснулись и осоловелым взглядом уставились на него.
— Здорово, Кромек, — поприветствовал Румо. — Давно не виделись.
Цориллу Румо уложил ударом в лоб. Цордаса он не тронул: тот еще понадобится, чтобы освободить пленников. А Кромек Тума опять завыл.
ИГРА
Смейк печально разглядывал Ралу в медном гробу. Какое прекрасное, благородное создание! Идеальная спутница жизни для Румо!
— Как вы смотрите на то, чтобы вместе со мной нарушить планы смерти? — спросил невзначай доктор Колибриль, будто предлагая Фольцотану Смейку сыграть партию в шахматы.
— Что? — глухо переспросил Смейк.
— Я спрашиваю, не желаете ли поучаствовать в небольшом научном приключении? Победить смерть и немного поработать на благо собственного бессмертия? — Доктор ободряюще улыбался.
— По-моему, ваши эйдеитские шуточки сейчас не ко времени. Мне совсем не смешно.
— Я и не думал шутить. Совершенно серьезно предлагаю. Как в прошлый раз, в лесу.
— Я снова должен залезть к вам в мозг?
— Это первая остановка. А конечная цель — сердце Ралы.
— И что это даст?
— Трудно сказать. Над ее организмом кто-то изрядно потрудился. И боюсь, будет небезопасно. Но в первый раз всегда трудно. Шансы — пятьдесят на пятьдесят.
— Как в карточной игре?
— Да, как в карточной игре. А я смогу проверить расчеты.
— Так растолкуйте же мне правила игры, доктор.
— Первая остановка вам известна. Нанесете визит моему мозгу. Отправляйтесь сразу в комнату, где стоят микромашины исчезнувших крох. Садитесь в подкровную лодку. Из моих вен вы попадете в вены Ралы, а там уж запустите ее сердце при помощи инструментов исчезнувших крох. Вот и все.
— Все? — рассмеялся Смейк. — А как я попаду из вашего тела в тело Ралы?
— Это проще простого. Я соединю наши кровеносные системы. Здесь превосходная лаборатория, есть все, что нужно. Да мне и нужна всего-то стерильная трубка.
Смейк уставился на доктора. Похоже, тот и впрямь не шутит.
— Доктор, у меня тьма вопросов! Это опасно? Есть ли хоть самый ничтожный шанс на успех? И как мне искать дорогу в теле Ралы?
— Вопросов всего три, и на все — один ответ: все образуется. Да, мои расчеты говорят: все как-нибудь образуется.
— Как-нибудь? А еще ученый называется!
— Звучит не очень убедительно, да вы ведь и сами знаете, как точны мои расчеты.
— А что, если кто-то войдет, пока мы… Я хочу сказать, что, если вернется генерал Тиктак?
— Тогда мы всяко пропали.
— Вы правда считаете, что может сработать?
— Только представьте, какой сюрприз для Румо! Лично мне хочется его отблагодарить. Он спас мне жизнь. А сколько раз вы, Смейк, обязаны ему жизнью? Раз? Два?
Смейк уставился на медную деву.
— На сегодняшний день — три, — пробормотал он. — Позволите сунуть палец вам в ухо?
— Я настаиваю! — улыбнулся Колибриль.
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ИДЕЯ
Гаунаб возбужденно подпрыгивал на троне и колотил подушки.
— Петерь-то они рудется, как лагапоется! — пыхтел он. — Не на жинзь, а на мерсть.
Сперва воины на арене лишь присматривались друг к другу, но бой набирал обороты. Похоже, двое молодых вольпертингеров объединились против старого, а тот отражал все атаки с такой легкостью, какой от него никто не ожидал. Публика, затаив дыхание, наблюдала драку между вольпертингерами — именно на такой эффект и рассчитывал Фрифтар. Впервые на арене Театра красивой смерти состоялся такой зрелищный бой. Это не какие-то там варвары или грубые солдафоны, а настоящие художники.
— Я знаю, что еще можно сделать, — добавил Фрифтар. — Как подбросить поленьев в костер. Я уже послал отряд доставить в театр нескольких старых вольпертингеров. Медные болваны устроят небольшое состязание в стрельбе. Думаю, тех троих на арене это раззадорит.
Гаунаб ухмыльнулся.
— Да! — воскликнул он. — Дебум биувать гертинперволей, чтобы гертинперволи биували рудг рудга!
— Да, Ваше Величество, — кивнул Фрифтар. — Ваши идеи, как всегда, великолепны. Убьем нескольких вольпертингеров, а остальные перебьют друг друга.
ТЕАТРАЛЬНАЯ СТРАЖА
По ритмичному лязгу доспехов Рибезель понял, что к тюрьме приближается целый отряд солдат.
В дверь постучали.
— Кто там? — прохрипел Рибезель.
— Театральная стража! — проворчали в ответ. — Приказано доставить вольпертингеров в театр.
— Сейчас! — отозвался Рибезель.
Отпер дверь. Снаружи стояла дюжина вооруженных до зубов солдат. Что за звери — не видно из-за доспехов.
— Входите, — велел Рибезель.
Солдаты вошли в тюрьму.
— Откуда кровь на полу? — спросил предводитель.
— Слишком упрямый вольпертингер. Пришлось прикончить.
— Ясно, — буркнул солдат. — Почему не в форме?
— Кровь, — мрачно ответил Рибезель. — Перепачкался кровью вольпертингера. Ну и мерзость! Сколько вам надо пленников?
— Полдюжины. Будут мишенями для медных болванов.
— Здорово! — расхохотался Рибезель. — Ну, выбирайте! — и он отпер дверь в камеру. Предводитель и Рибезель отступили в сторону, а солдаты вошли внутрь.
— Стоять! — рявкнул предводитель.
Солдаты встали по стойке «смирно». Глаза их медленно привыкали к темноте. Предводителю пришлось сильно прищуриться, чтобы разглядеть, что творилось в камере. Дюжина вольпертингеров с самым решительным видом стояли полукругом. Хоть и старые, но вооружены. Один из них — здоровенный детина с вмятиной на голове — вышел вперед и сказал:
— Сдавайтесь подобру-поздорову.
Рибезель приставил к горлу предводителя отряда копье.
Цордас, хоть и был идиотом, понимал, что один на один против Румо шансов у него нет. Цорилла лежал в отключке, а когда Кромек перестанет выть — никому неизвестно.
Усевшись против Цордаса на стол, Румо приставил меч ему к горлу.
— Слушай и мотай на ус, — начал он. — Сейчас ты четко и ясно расскажешь мне, где держат пленных вольпертингеров. И не вздумай соврать или утаить что-то важное. И заруби на носу: одно неверное движение — и ты труп. А будешь меня слушаться — может быть, останешься в живых. Давай!
— В камерах — по две двери, — отвечал Цордас. — Передняя ведет на балкон театра, задняя — на черную лестницу. Вольпертингеры в камерах прикованы цепями.
— Ясно. Ты поможешь мне открыть двери на лестницу и снять с пленников цепи.
— Ничего не выйдет. Театр охраняют медные болваны.
— Ты мне поможешь, или жить надоело?
— Трудно сказать, — отозвался Цордас. — Видать, я и так и эдак покойник.
КОРОЛЕВСТВО СМЕРТИ
Холодное серое королевство смерти. Потерянный, вычеркнутый из жизни мир. И зачем только Смейк подвизался участвовать в этом безумии?
— Доктор Колибриль! — позвал он. — Ауу?
Разумеется, нет ответа. Колибриль уже давно не отвечал.
Поначалу все было просто, ведь доктор помогал Смейку. Он пробрался в мозг Колибриля, проник в комнату, где хранятся микромашины исчезнувших крох. Завел подкровную лодку, прибегнув к ласковому управлению. Духи знаний помогли провести лодку по кровеносной системе Колибриля. Под телепатическим руководством доктора, лучше любого анатома знавшего свое тело, Смейк держал путь к сердцу Ралы. Лодка бесшумно и проворно, как форель, шла по артериям и венам. Наконец Смейк очутился в стерильной трубке, соединявшей кровоток доктора и Ралы.
Но едва Смейк проплыл сквозь искусственный канал и оказался в крови Ралы, связь резко оборвалась. Свет внутри лодки потускнел, электрическое жужжание стихло. Глядя сквозь прозрачную мембрану, Смейк видел чужой, безжизненный мир. Оставалось полагаться только на себя.
Мотор лодки заглох, она дрейфовала в постепенно остывавшей и густевшей плазме по вене, усеянной мертвыми кровяными тельцами и другими микроорганизмами. Обстановка напоминала поле проигранной битвы.
Мертвое тело Ралы совсем не то, что мозг Колибриля. Ничего похожего на библиотеку, на летающее хранилище знаний. Нет тут кубов и квадратов, светящихся трапеций и пирамид, напоминающих городские здания. Здесь, скорее, заросли джунглей. Как найти дорогу? В прошлый раз Колибриль напичкал его знаниями до отказа, но именно до анатомии дело не дошло. Смейк не мог отличить мочеиспускательного канала от вены, а нервного ствола — от жировой клетки. Всюду узлы, опухоли, вздутия, наросты. Что это: сердце или печень, лапа или мозг?
Смейк готов был впасть в истерику, но понимал, что это не поможет. А вдруг?
— Помогите! — крикнул Смейк. — На помощь!
— Помогите! — отозвался гнусавый писклявый голосок. — На помощь!
— На помощь!
— На помощь!
Смейк испугался. Он не очень-то рассчитывал получить ответ. Откуда голос? Снаружи? Или изнутри лодки?
— Эй? — крикнул он. — Доктор Колибриль? Это вы?
— Тебя зовут Колибриль?
— Это твое имя?
— Колибриль?
— Нет, меня зовут Смейк, и я…
— Смейкия?
— Тебя зовут Смейкия?
— Здравствуй, Смейкия.
— Смейк. Меня зовут Смейк.
— Его зовут Смейк.
— Смейк.
— Смейк. Смейк. Смейк.
Странно: голоса звучали совершенно одинаково, но, казалось, говорят трое.
— Что ты делаешь в нашей подкровной лодке, Смейк?
— Чем ты это объяснишь, Смейк?
— Выкладывай, Смейк!
— Это… Это ваша лодка? — удивился Смейк.
— Разумеется.
— Вы исчезнувшие крохи?
— Что?
— Кто?
— Как?
— Э-э-э… Исчезнувшие крохи… Так вас называют… Точнее, Колибриль называет… Ученый, открывший вас, и…
— Вы называете нас исчезнувшими крохами?
— В общем, да.
— Вот дела!
— Неслыханно!
— Почему бы сразу не назвать нас пропащими ничтожествами?
— Прошу прощения, но это не я выдумал название.
— Ты, видимо, вообще редко думаешь.
— А ты не думаешь ли…
— …что обидел нас?
— Ну, не сердитесь! Скажите, как вас правильно называть.
— Не можем.
— Невозможно.
— Слишком рискованно.
— Да? Почему же?
— У нас есть имя, но не такое, к каким ты, со своими ограниченными представлениями, привык.
— Ты не поймешь нашего имени. Для твоего скудного ума оно слишком сложное.
— Стоит лишь произнести наше имя — ты с ума сойдешь. На самом деле это число. Необъятное для тебя число.
— Хотите сказать, необъятно большое число?
— Нет, необъятно малое.
— Безумно малое.
— Такое малое, что время поворачивает вспять, стоит лишь его произнести.
— А что, если нам обойтись без имен и просто продолжить разговор?
— Это невежливо.
— Дурной тон.
— Слишком просто!
— Уфф! Ну так, черт побери, придумайте себе имя сами!
— Меня зови Смейк.
— А меня Смейксмейк.
— Тогда меня — Смейксмейксмейк!
— Звать вас Смейком, Смейксмейком и Смейксмейксмейком? Но мы же запутаемся… Вам ничего лучше на ум не приходит?
— Нет, у нас нет фантазии.
— Совсем?
— Мы ее изжили. Ты и представить не можешь, сколько времени прошло с тех пор.
— Много или мало?
— Ты что, смеешься над нами, Смейк?
— А у вас нет чувства юмора?
— Нет. Юмор мы тоже изжили давным-давно.
— Я смотрю, вы много чего изжили.
— Еще бы! Например, мы изжили пространство и время. Боль и смерть.
— Войны и налоги.
— А главное — величину. В любом ее проявлении.
— Вот как? Что же у вас осталось?
— Числа. Только числа вечны.
— Так давайте я буду звать вас по числам. Например, один, два и три, идет?
— Это не числа. Это слова.
— Черт возьми, да называйтесь, как хотите! Вы просто редкостные зануды!
— Ты так и не ответил на наш вопрос.
— Что ты делаешь в нашей подкровной лодке?
— А?
— Я должен заставить биться мертвое сердце.
— Ой-ой-ой!
— Вот так замахнулся!
— Не много ли хочешь?
— Доктор Колибриль сказал…
— Этот Колибриль действует мне на нервы, хоть мы и не знакомы.
— Сперва обозвал нас крохами…
— Исчезнувшими крохами!
— Потом уволок нашу лодку…
— А теперь хочет совершить чудо.
— Колибриль говорит, чудес не бывает. А вот наука может достичь уровня чуда. Думаю, он рассчитал, что исчезну… что вы мне поможете.
— Ох уж этот Колибриль! Как же, станем мы помогать совершить чудо тому, кто украл пашу лодку. При том, что чудес не бывает.
— С чего нам тебе помогать?
— Назови хоть одну причину.
— Скажем так, речь идет о делах сердечных.
— Разумеется — о кардиологической операции.
— Нет, я имею в виду любовь.
— О, боже!
— Любовь мы тоже давно изжили.
— Знаешь ли ты, что любовь — это такой ряд чисел, что, если вычесть из него такой же ряд чисел, получится «ноль».
— Такое выйдет с любым рядом чисел.
— И тебя это не пугает? Если станешь слишком долго об этом думать, то…
— Ах, оставь его в покое! Так что там за любовная история?
— Вот только не надо сантиментов! Это в прошлом! Мы изжили всякую сентиментальность.
— Да ведь я просто спрашиваю! Собираю факты. Голые холодные факты.
— Это история любви, победившей смерть.
— Не может быть! Как роман… ой, то есть расскажи поподробнее! Больше голых холодных фактов.
— Эта любовь такая огромная и чистая! Влюбленным не раз пришлось сразиться со смертью, чтоб быть вместе, но, похоже, на сей раз смерть взяла верх.
— Как ужас… ой, я хочу сказать интересно. Какие холодные голые факты! А дальше?
— Да, дальше!
— Дальше, дальше!
РАДОСТЬ ГАУНАБА И БОЛЬ ФРИФТАРА
Ворота на арену открылись, и Гаунаб всхрюкнул от удовольствия. Схватив подушку, прижал ее к груди, предвкушая, как во время бойни разорвет ее и будет разбрасывать перья.
— Кольско гертинперволей конпричат дменые ваболны? — спросил он Фрифтара.
— Я велел вывести на расстрел полдюжины, — отвечал тот.
— Льтоко сешть? — Гаунаб казался разочарованным. — Ловамато! Чепому не надведцать?
— Я велел медным болванам убивать медленно, выпустив как можно больше стрел. Все решат, будто убито дюжины две.
Ухмыльнувшись, Гаунаб снова стал глядеть на арену.
Фрифтар снова стал хозяином положения в Театре красивой смерти. Отныне вольпертингеры начнут истреблять друг друга вместо того, чтобы уничтожать драгоценных бойцов. Тройной бой ознаменует начало конца этой гордой расы. Вольпертингеры придут и уйдут, театр и Бел останутся навеки. Все шло великолепно, но Фрифтар чувствовал себя неважно. Несмотря на веселье, ему так и не удалось отделаться от неприятного ощущения, охватившего его утром при виде мертвой вольпертингерши в медной деве. Что, если он подхватил грипп? Но он никогда не болел гриппом и не знал, что при этом чувствуют.
Безобразие! Разве может первый советник, ответственный за здоровье граждан Бела, заболеть? Встряхнувшись, Фрифтар сосредоточился на битве.
В БОЙ!
— Неплохо! — похвалил Ушан. — Но надо еще чуть-чуть поднапрячься. — Все трое порядком выдохлись и теперь стояли посреди арены, с трудом переводя дух.
— Еще? — прохрипел Урс. — Я и так выложился по полной, Ушан! Тебе не в чем меня упрекнуть!
— Не в чем, — согласился Ушан. — Но дело принимает серьезный оборот. Я прошу вас кое-что для меня сделать.
— Что еще? — кашлянул Рольф. — Драться еще яростнее?
— Нет, теперь убейте меня.
— Что?
— Вы должны убить меня. С минуты на минуту на арену выведут вольпертингеров. И будет поздно: многие погибнут. Убейте же меня, немедленно! Для наших друзей это единственный шанс.
— Их все равно выведут на арену, — возразил Рольф. — Пора действовать. Втроем мы сможем перебраться через стену королевской ложи.
— Медные болваны изрешетят нас стрелами — и пикнуть не успеем, — ответил Ушан. — Убейте меня! — взмолился он. — Прошу вас. Поторопитесь, пока не поздно!
— Уже поздно, — проговорил Урс, указывая мечом на ворота.
На арену выходили их сородичи, но не шестеро дряхлых стариков — несколько дюжин молодых, сильных, до зубов вооруженных вольпертингеров появились из всех ворот одновременно. Рольф заметил своих друзей: Биалу Бухтинга, Тсако Красенбора и Олека Дюнна. Урс увидел тройняшек Родникс. Ушан узнал многих учеников фехтовальной школы.
Последним на арену вышел Румо.
Публика на трибунах зашепталась, беляне и гомункулы повскакали с мест. Фрифтар неподвижно уставился на вольпертингеров, Гаунаб повизгивал, медные болваны схватились за оружие. Румо выбежал на середину арены, где Рольф, Ушан и Урс с удивлением наблюдали за происходящим.
— Здорово, Румо, — выпалил Урс. — Ты где пропадал?
— Были кое-какие дела.
— Так это ты всех освободил? — опешил Ушан.
— Мне кое-кто помог, — отозвался Румо.
— А где Рала? — спросил Рольф. — Почему ее нет?
— Рала умерла, — ответил Румо.
— Нет!
— Ее до смерти запытал некто генерал Тиктак. Я надеялся встретить его здесь. Вы его знаете?
Рольф разрыдался. Остальные молча покачали головами.
— Где она? — всхлипнул Рольф.
— Ее тело охраняют двое моих друзей. Разберемся тут и заберем ее. А теперь нужно драться!
— Да, — согласился Ушан Делукка. — Теперь нужно драться.
Румо поднял меч повыше, чтобы дать оглядеться Гринцольду и Львиному Зеву. Солдаты с трибун поспешили к выходам на арену.
— Батюшки! — пискнул Львиный Зев.
— Вот это да! — простонал Гринцольд. — Да я уж и не мечтал о такой битве!
ЛАСКОВОЕ УПРАВЛЕНИЕ
— Это самая грустная история из всех, что мне приходилось слышать.
— Хотя мы давно изжили грусть.
Третий голос всхлипнул.
— Ну так что? — спросил Смейк. — Вы мне поможете? Покажете дорогу в сердце Ралы?
— Ладно, Смейк.
— Мы поможем.
— При одном условии.
— Все, что в моих силах! Чего вы хотите?
— В свое время узнаешь.
— Эй, так не годится!
— Ты торгуешься?
— Он торгуется!
— Мы уходим! Еще посмотрим, как он…
— Ладно, ладно! — крикнул Смейк. — Сделаю все, что пожелаете.
— То-то же. Мы не торгуемся. Мы это изжили.
— Мы привыкли, чтобы нас слушались.
— Самокритику мы тоже изжили. Мы никогда не ошибаемся. Смейк вздохнул.
— Ладно, начнем. Вы придумали себе имена?
— Да. Мы хотим зваться исчезнувшими крохами.
— Неужели?
— Ну мы поразмыслили. Не такое уж плохое название. Во всяком случае, довольно точно нас характеризует.
— Ведь мы такие крохотные, нас почти нет.
— Исчезнувшие крохи — великолепно.
— Я буду исчезнувшей крохой номер один.
— Я буду исчезнувшей крохой номер два.
— Я буду исчезнувшей крохой номер три.
— Так-то лучше, — обрадовался Смейк. — Что теперь?
— Включай акустическое ласковое управление, — велела исчезнувшая кроха номер один.
— Мурлыкай, — велела исчезнувшая кроха номер два.
— И учти — у нас очень высокие требования к мурлыканью, — добавила исчезнувшая кроха номер три.
— Бррррррррр, — зафыркал Смейк. — Бррррр…
— Ты не мурлыкаешь! — возмутилась исчезнувшая кроха номер один.
— Ты жужжишь! — заявила исчезнувшая кроха номер два.
— Ты что, шмель? — спросила исчезнувшая кроха номер три.
ШТУРМ
Румо опустил меч. Это был сигнал: вольпертингеры начали штурмовать стены вокруг арены. Одни встали друг другу на плечи, другие, ступая на скрещенные лапы и мечи, словно по живым лестницам лезли наверх, и через несколько мгновений десятки вольпертингеров перебрались через ограждение. На трибунах началась паника, зрители с криками бросились к выходу.
Рольф взглянул на медных болванов. Кое-кто уже выпустил стрелы, но большинство из них оказались застигнуты врасплох и никак не могли зарядить арбалеты.
— Я захвачу короля! — заявил Рольф.
— А я останусь внизу, — ответил Ушан, — тут хватит работенки.
В воротах арены показались солдаты, вооруженные до зубов. Числом они намного превосходили вольпертингеров.
Рольф бросился к балкону чокнутого короля.
ЛЕСТНИЦА
Фрифтар действовал быстро. Он сотни раз прокручивал в голове подобную ситуацию. Мятеж. Королевскому советнику полагалось учитывать такую вероятность. Сперва следует успокоить эту визжащую обезьяну. Он протянул Гаунабу руку, тот схватил ее и вцепился зубами. Фрифтар и бровью не повел.
— Тшо петерь ладеть? Тшо петерь ладеть? — верещал Гаунаб. — Тшо ман ладеть?
— Не беспокойтесь, Ваше Величество, у нас все готово на такой случай. Мы же много раз с вами репетировали.
— Я свё бызал! — хныкал Гаунаб.
— Сомкнуть ряды! — приказал Фрифтар солдатам, и те выстроились плотной стеной вокруг ложи, закрыв Фрифтара и Гаунаба.
«Так и знал, что ты, безмозглый тупица, все забудешь!» — подумал Фрифтар, а вслух сказал:
— Я знаю, Ваше Величество заняты делами поважнее, вам не до таких мелочей. Сперва откроем трон.
— Кротоем ртон?
Выпустив руку Гаунаба, Фрифтар шагнул к трону. Потянул на себя рычаг, и трон разделился надвое. Каменная плита под троном сдвинулась в сторону, открыв лестницу, которая вела в подвал театра.
— Стнилеца! Стнилеца! — взвизгнул Гаунаб, захлопав в ладоши.
— Ну вот, вы и вспомнили, Ваше Величество! А теперь мне нужно ваше согласие. Сам я не могу принимать столь серьезное решение. — Фрифтар вынул маленький свиток. — Могу я объявлять тревогу и вызвать фрауков?
Гаунаб съежился.
— Рафуков? Без эвото каник?
— Боюсь, что нет, Ваше Величество. Вы сами видели, как дерутся вольпертингеры. Нужно приложить все усилия. Думаю, одного фраука хватит.
— Ну длано. Дона кат дона. Зывывай рафука!
— Благодарю, Ваше Величество! — Пошарив под троном, Фрифтар достал маленькую свинцовую клетку. Открыв дверцу, вынул затрепетавшую летучую мышь и сунул свиток в кольцо, прикрепленное к лапке. Летучая мышь расправила крылья, и Фрифтар выпустил ее. Громко хлопая крыльями, летучая мышь поднялась в воздух.
— Тиле! — крикнул Гаунаб ей вслед. — Тиле к рафукам!
Советник взял короля за руку.
— Вы позволите, Ваше Величество?
В последний раз взглянув на поле битвы, они, держась за руки, зашагали по потайной лестнице. Каменная плита встала на место, и трон сложился. Фрифтар и Гаунаб исчезли, а солдаты бросились в бой на арене.
МЫСЛЬ УКОБАХА
Укобах притаился на черной лестнице. Он уже достаточно погеройствовал — к битве на арене он не готов. В отличие от Рибезеля, Укобах никогда не учился обращаться с оружием.
Укобах задумался. Он превосходно знает устройство театра — это куда полезнее. Чем бы еще помочь мятежникам?
«Ох!» — ему в голову пришла мысль, столь ужасная, что он постарался тут же ее отогнать, затолкать поглубже, как чертика, нечаянно выскочившего из коробки. Это безумие поистине Гаунабовых масштабов! Прочь эту мысль! Но что если… Затея безумна, но какое произведет впечатление! Нет! Слишком опасно! Вероятно, Укобах погибнет первым.
Тут он вспомнил о Рибезеле. Тот ни секунды не колебался, когда ему поручили опасное задание: защищать вольпертингеров. А Укобах засел тут в потемках и скрывается от ответственности.
Он еще раз обдумал свою мысль: сумасбродно, рискованно, непредсказуемо. Укобах глубоко вздохнул и стал спускаться в подвал к диким зверям.
БЕЛОЕ ПЛАМЯ
Рольф перепрыгнул через парапет королевской ложи, но короля там не оказалось. Чокнутый монарх и его советник исчезли. Вольпертингер нос к носу столкнулся с двумя дюжинами лучших воинов Бела, жаждавших крови.
Тысячу раз Рольф прокручивал в голове это мгновение: вот он врывается в ложу, берет в заложники короля и требует освободить Ралу.
Лишь теперь до Рольфа дошло: Ралы нет в живых, освобождать некого. Рольф мог бы отомстить королю, но тот сбежал. Лишь две дюжины солдат в черной форме, с оружием наготове шли прямо на него. Вся ложа озарилась вдруг ярким пламенем, но — вот что странно — огонь был не горячий, а холодный, он не обжигал, а обдавал леденящим холодом.
Кто мог — отвел взгляд, а кто не мог — стал свидетелем ужасной бойни. Рольф мелькал то тут, то там, он был проворнее, яростнее, опаснее любого из своих врагов. Вооруженный целым арсеналом, Рольф не забывал и про зубы. Вокруг него все трещало, лопалось, раскалывалось надвое, то и дело раздавались душераздирающие крики. Белое пламя Рольфа на сей раз горело особенно долго и ярко.
Когда Урс забрался на балкон, никто из королевской стражи не уцелел. Урсу оставалось лишь остановить Рольфа.
— Довольно, — проговорил он. — Они все убиты.
ТРИУМФ ГРИНЦОЛЬДА
Румо и Ушан Делукка дрались на арене спина к спине.
— Вжик, вжик, вжик! — покрикивал учитель фехтования, размахивая шпагой. Солдаты так и падали, будто марионетки, которым перерезали нитки.
— Знаешь, что мне больше всего нравится тут, внизу, Румо? — крикнул Ушан.
— Нет! — откликнулся Румо.
— То, что здесь нет погоды!
Румо не отвечал. Он занят, некогда болтать о погоде.
— Битва! — постанывал Гринцольд. — Наконец-то битва!
— Осторожно! Сзади! — кричал Львиный Зев, и Румо вовремя уворачивался от удара топором.
— Руби! — прорычал Гринцольд, и Румо повалил наземь солдата с топором.
— Хочу попросить прощения, — продолжал Ушан.
— За что?
— Я недооценил тебя, парень.
— Берегись! — завопил Львиный Зев. — Слева! Меч! Пригнись!
Румо пригнулся, и меч просвистел у него над головой.
— Контрудар! — скомандовал Гринцольд. — Двойной угловой!
Схватив меч обеими лапами, Румо размахнулся и раскроил шлем солдату.
— Они отступают, — заметил Львиный Зев.
— Уже? — разочаровался Гринцольд.
Театральная стража и впрямь отступала. Солдаты поняли, что численным превосходством вольпертингеров не напугать: почти все они продолжали драться на арене, усеянной трупами. Стражники отступали в глубь театра.
Румо поднял взгляд на трибуны.
Публика бежала в панике. Зрители визжали, толпились в дверях, спотыкались и падали. Вольпертингеры преследовали их, будто разъяренный пчелиный рой. Прыгая по трибунам и хватая солдат, вольпертингеры одним своим видом нагоняли ужас. Особенно паниковали беляне. Они толкались, напирали, насмерть затаптывали сограждан. Прежде они наблюдали дерущихся лишь издали, и лишь теперь поняли, что значит бояться за свою жизнь.
Медные болваны даже прицелиться не могли — так быстро мелькали вольпертингеры среди зрителей. Время от времени они беспорядочно стреляли в толпу, но попадали больше в белян, чем в мятежников.
Румо обтер меч об одежду убитого солдата. Это еще не победа, это лишь начало битвы. Театр красивой смерти пошатнулся, но Румо твердо решил расшатать весь Бел до самых основ. Он отомстит за Ралу.
В СЕРДЦЕ
Смейк перестал мурлыкать. Электрическое жужжание смолкло, и лодка остановилась.
— Мы на месте? — спросил он.
— Нет, — ответила исчезнувшая кроха номер один.
— Но мы в сердце, — сказала исчезнувшая кроха номер два.
— В мертвом сердце, — добавила исчезнувшая кроха номер три.
— Почему мы остановились?
— Кажется, мы что-то слышали.
— Здесь? Здесь все мертво.
— Видимо, мы ошиблись.
— Я думал, вы никогда не ошибаетесь.
— Это и настораживает. Если нам кажется, будто мы что-то слышали, значит, мы что-то слышали.
— Но теперь ничего не слышим.
— Ну, можем плыть дальше? — спросил Смейк.
— Минуточку, — сказала исчезнувшая кроха номер один.
— Нужно принять важное решение, — сказала исчезнувшая кроха номер два.
— Вопрос жизни и смерти.
— Понимаю, — кивнул Смейк. — Речь о жизни Ралы.
— Не только.
— Что вы хотите сказать?
— О твоей жизни тоже.
— А в чем дело? Что-то не так?
— Мы заметили, что винты вращаются все с большим усилием.
— Кровь свертывается.
— Чем гуще кровь, тем труднее плыть.
— И что это значит?
— Это значит, что пока мы еще можем добраться до цели. И если операция пройдет успешно, то и обратно: плазма вновь станет жидкой. Но если ничего не получится и кровь окончательно свернется, мы не сдвинемся с места. И эта лодка станет тебе гробом, застывшим в крови.
Смейк проглотил слюну.
— Мы еще можем вернуться.
— Просто хотим предупредить.
— Решать тебе. Мы еще можем повернуть.
Смейк задумался.
— Как по-вашему, каковы шансы на успех операции?
— Как и в любом рискованном деле: пятьдесят на пятьдесят.
— Как в карточной игре?
— Можно и так сказать.
— Ну, так сыграем!
— Как скажешь, Смейк. Не мог бы ты продолжить мурлыкать?
ДЕВИЗ
По визгу публики, лязгу оружия и предсмертным крикам, доносившимся из Театра прекрасной смерти, Рибезель и вольпертингеры поняли, что затея Румо увенчалась успехом. Распределив между собой оружие пленных солдат, они стояли в нерешительности.
— Там сражаются, — проговорил Рибезель. — Слышите шум?
— Да уж получше, чем ты, — ответил Йодлер Горр. — Мы же вольпертингеры. Я могу определить, какими мечами они дерутся. Мы старые, но не глухие.
— И что нам делать? — спросил Рибезель.
— Идти и помочь нашим, — заявил бургомистр.
— Но Румо велел здесь дожидаться.
— Тогда у нас оружия не было. А теперь есть.
Йодлер Горр обернулся к остальным вольпертингерам.
— Что скажете? Неужто мы слишком стары, чтобы драться?
— Конечно, стары, — отвечала Ога Железград, потрясая дубинкой. — Идемте же скорее, пока совсем не рассыпались в прах!
— А ты что скажешь? — спросил бургомистр гомункула.
Рибезель поднял копье.
— Мы давно покойники, — проговорил он. — Только похороны что-то откладываются.
— Отличный девиз, — похвалил бургомистр. — Сам придумал?
— Нет, — смутился Рибезель. — Один добрый друг.
ЧУДОВИЩА
«Я давно покойник, — подумал Укобах. — Только похороны что-то откладываются».
Здравый смысл или безумие нашептывали ему выпустить на волю диких зверей из Театра красивой смерти? Даже если отбросить этот вопрос, останутся еще два не менее важных вопроса: сколько зверей нужно? И каких?
Укобах видел дюжину дверей. Открывать все сразу — слишком рискованно, в этом он уверен. Укобах решил: трех довольно. Три непредсказуемых экзотических чудовища вполне способны посеять хаос.
Какие же двери открыть? В какой камере сидит красный паук, Укобах отлично помнил. Хоть и жутко выпускать такое чудище, но придется. Остальных он выберет наугад: распахнет две двери — и бежать!
С замиранием сердца Укобах приближался к двери, за которой скрывался гигантский паук. Интересно, он спит? Или караулит? И может ли представить себе, что у кого-то, кто однажды уже заглядывал к нему, хватит ума заглянуть второй раз?
Укобах глубоко вздохнул.
Затем решительно надавил на большую ржавую ручку и распахнул дверь. Даже не заглянув внутрь, он поспешил отпереть следующую дверь. Оттуда послышалось жуткое шипение, а в нос ударила нестерпимая вонь, но Укобах уже отскочил к третьей двери.
Открыв последнюю дверь, Укобах бросился к лестнице, взбежал на несколько ступеней и лишь тогда остановился и обернулся посмотреть, что же он натворил.
Крылатый паук уже выбрался из камеры. Он вертелся на месте и хлопал крыльями, очевидно, пытаясь сориентироваться в новой обстановке.
Из соседней камеры выползала крыса-альбинос величиной с крокодила — белоснежная шкура, красные когти и длинный красный хвост. На месте глаз у этой слепой твари росли длинные белые щупальца. Крыса злобно зашипела, показав желтые кривые зубы, и громко защелкала хвостом.
Из третьей двери показался хрустальный скорпион — пришелец из ледяного мира Холодных пещер, великан длиной метров пять или шесть. Совершенно прозрачное тело, казалось, состоит из одних острых углов и краев. Укобаху рассказывали об этом создании на уроках биологии. Стоит лишь прикоснуться к его ледяному туловищу, как на коже появляются раны, странным образом похожие на ожоги. Рассекая воздух клешнями, скорпион поднял ядовитое жало. Его яд мгновенно превращает жертву в кусок льда.
Укобах выпустил на волю трех опаснейших тварей подземного мира! Словно завороженный, он продолжал стоять на лестнице. Гигантский паук, наконец, огляделся. Он согнул лапы, рубиново-красная шерсть взъерошилась, паук захлопал крыльями и поднялся в воздух.
Укобах очнулся от оцепенения. Ужасное насекомое, подергивая лапами, летело прямо на него. Вероятно, паук решил, что двуногого малыша будет легче всего запеленать в кокон.
Огромными прыжками Укобах бросился вверх по лестнице.
КАМЕРА
Забившись в угол каморки, Гаунаб растерянно глядел на советника. Помещения с грубыми кирпичными стенами в подвале театра, где прятались король и Фрифтар, не было ни на каких официальных планах. Дверь, что ведет сюда из коридора, не отличить от кирпичной кладки, а мастеровых, выстроивших каморку, Фрифтар собственноручно отравил.
Гаунаб отбросил королевские замашки и безропотно отдался на волю Фрифтара. Король никогда и помыслить не мог о возможности мятежа или свержения его с престола. И вот теперь все случилось так внезапно, что Гаунаб мигом превратился в беспомощного напуганного ребенка.
— Здесь Ваше Величество в полной безопасности, как, впрочем, и всегда, — успокаивал его Фрифтар. — Никто, кроме вас и меня, не знает о существовании этой комнаты. Съестных припасов и лекарств хватит на несколько недель. Все к услугам Вашего Величества.
Фрифтар указал на стол с фруктами, сыром, хлебом и напитками.
— Но чепому они котае троусили? — хныкал Гаунаб. — Ведь тоэ прещезано!
— Да, в Театре красивой смерти запрещено поднимать мятежи. И, уж поверьте, Ваше Величество, мы накажем каждого, кто осмелился поднять против вас оружие.
— Да, канажи их! — требовал Гаунаб. — Канажи жабезлостно!
— Накажу, Ваше Величество, всех до одного. Теперь мне нужно подняться наверх, посмотреть, что там делается. Я доложу вам обстановку. Быть может, вы немного поспите и освежитесь? Лекарства и вино — на столе.
— Да, споплю, — ответил Гаунаб и заковылял к столу с зельями. — Тоэ нме мопожет.
— В таком случае приятных сновидений. Думаю, когда вы проснетесь, все будет по-старому.
Нажав на один из кирпичей в стене, Фрифтар открыл потайную дверь. Шагнув в коридор, запер дверь снаружи. Советник уже решился было, подперев дверь клином, заживо похоронить маленького идиота в подземелье. Мысль приятная, но, увы, Фрифтар — последний, с кем видели монарха, и подозрение неминуемо падет на него.
Фрифтар вдохнул поглубже. Перво-наперво следует разобраться с вольпертингерами. Как им удалось освободиться из камер? И где носит этого треклятого генерала Тиктака, когда он особенно нужен?
СКОРБЬ ТИКТАКА
Скорбь генерала Тиктака все нарастала, будто стервятник, пожирала его, отрывая кусок за куском. Генерал и представить не мог, что способен на такие переживания. Он не мог бы сказать, сколько времени провел в оружейной мастерской, потроша собственные внутренности алмазными щипцами в попытках отыскать таинственное Нечто, причинявшее столь невыносимую боль. Тиктак вскрыл обшивку, переломал стальные ребра, вывел из строя множество смертоносных механизмов, но ничего не нашел. Можно подумать, эта штука — такая же умная и хитрая, какой была Рала, и умеет двигаться.
Наконец он прекратил поиски. В гневе отбросил щипцы прочь. Гнев, да, гнев — вот и все, что ему осталось. Ему хотелось драться. Хотелось крушить. Хотелось убивать. Генерал Тиктак направился в Театр красивой смерти. Уж теперь-то он сделает все, чтобы этот мрачный день стал еще мрачнее.
В СЕРДЦЕ СЕРДЦА
Подкровная лодка снова остановилась.
— Где мы? — спросил Смейк.
— Мы на месте, — отвечала исчезнувшая кроха номер один.
— Мы приплыли в аорту. Мы в сердце сердца, — проговорила исчезнувшая кроха номер два.
— Обычно здесь кипит сама жизнь, — добавила исчезнувшая кроха номер три. — Но теперь тут ничего не кипит.
— Более мертвого сердца мне еще видеть не приходилось.
— Кто-то изрядно тут потрудился.
— Да. Этот кто-то, похоже, задумал перещеголять смерть.
— И ему это удалось.
— И что теперь? — спросил Смейк.
— Начинается тонкая работа.
— Ищем контакты. Шесть микроскопических контактов.
— Амалориканский адапс.
— Галлюцигеновый симпатикант.
— Опабинийскую мембрану.
— Иохойский холмик.
— Айсгеаийский эпиксель.
— И одонтагрифское жерло.
— Понятно. Чтобы подключить инструменты?
— Верно. Ауратические инструменты исчезнувших крох. Самые маленькие и самые действенные хирургические инструменты из всех, что когда-либо существовали.
— И что будет потом?
— Сперва нужно найти контакты. Это довольно трудно. Они еще меньше, чем мы.
— Можешь себе такое представить?
— Нет, не можешь.
Смейк вздохнул.
— Если найдем — а это еще не факт, — сможем подключить ауратическое оборудование. И вот тогда — держи кулаки!
— А теперь можешь еще немного помурлыкать.
— С удовольствием! А что, кончается энергия?
— Нет.
— Нужно, чтобы ты заткнулся.
— Мы не можем сосредоточиться.
КРАСНОЕ ЧУДОВИЩЕ
Театр заметно опустел. Зрители все еще метались в панике на трибунах, но кто-то, очевидно, отдал приказ солдатам заняться эвакуацией театра.
Рольф и Урс вернулись на арену к Румо и Ушану, к ним присоединились Олек Дюнн, Тсако Красенбор и Биала Бухтинг. Стали обдумывать план действий.
— Рано или поздно трибуны опустеют, — заметил Ушан Делукка. — Им останется только запереть ворота, и железные болваны изрешетят нас стрелами. Пора выбираться.
Олек Дюнн стрелял из пращи по солдатам на зрительских трибунах.
— Надо пробраться на ярус медных болванов, — сказал он в промежутке между бросками. — Прикончим их — выиграем войну.
— Их не прикончишь, — возразил Урс. — Они медные. Это самоубийство.
Вдруг по театру разнесся вопль, еще более отчаянный и исполненный ужаса, чем крики зрителей на трибунах.
На арену выбежал Укобах, размахивая руками.
— На помощь! — вопил он. — Румо, помоги!
Вольпертингеры, солдаты, медные болваны — все замерли на месте. Следом за Укобахом из ворот, привлекая к себе всеобщее внимание, выскочило красное чудовище на длинных лапах.
Гигантский паук остановился и огляделся. Затем завертелся на месте, перебирая всеми восемью лапами и размахивая крыльями.
Укобах, задыхаясь, приблизился к Румо и его друзьям.
— Это Укобах. Он помог вас освободить, — представил его Румо.
— Очень рад, — учтиво поклонился Ушан. — Но скажи-ка, Укобах, кого это ты с собой притащил? — И он небрежно указал шпагой на чудовище, капавшее слюной.
— Это паук, — отвечал Укобах, прячась за спиной Румо. — Гигантский крылатый паук. Понятия не имею, что за идиот его выпустил!
ЧЕРНЫЕ ИСПОЛИНЫ
Рибезель во главе маленького отряда пожилых, но решительно настроенных вольпертингеров шагал к Театру красивой смерти. На ближайшем перекрестке путь им неожиданно преградила целая армия.
Таких громадин Рибезель в Беле еще не встречал. С головы до ног закутаны в черные плащи, на головах — огромные капюшоны. Вооружены кто гигантским топором, кто мечом, кто дубиной. От нескольких сотен воинов несло гнилью, будто из открытого гроба. Вольпертингеры и Рибезель приготовились к бою.
Главарь странных воинов, исполин с гигантской косой, поднял руку и прогремел:
— Эй, дворняги! Вы вольпертингеры? Тогда вы наверняка знаете, где найти этого болвана Румо!
— Вы ищете Румо? — бургомистр выступил вперед, крепко сжимая рукоятку меча. — Зачем он вам?
— Хотим ему помочь, — пробурчал черный великан. — Могу себе представить, в какие переделки он вляпался.
Рибезель шагнул к бургомистру.
— Мы тоже идем на помощь Румо. А вы кто такие?
— Мертвые йети, — буркнул исполин и откинул капюшон, обнажив черный череп.
Рибезель и вольпертингеры отшатнулись.
— Не бойтесь, — успокоил их черный исполин. — Мы не такие уж мертвые, как на первый взгляд. Меня зовут Шторр. Шторр-жнец. Мне кое-что пришло в голову, и вот я здесь.
— И что же пришло тебе в голову, а, Шторр-жнец? — поинтересовался бургомистр.
— Тебя это не касается, — отрезал Шторр. — Это я скажу только Румо. Ну так что, знаете, где он?
— А вы умеете драться? — спросил Рибезель.
Шторр обернулся к своим воинам:
— Что скажете, ребята? Умеем мы драться?
— Нет! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
ПРОЩАНИЕ ТИКТАКА
Гнев вытеснил боль, шум битвы заглушил скорбь. Хаос, воцарившийся в Беле, сыграл генералу на руку. Чем ближе к Театру красивой смерти, тем чаще навстречу ему попадались раненые беляне и солдаты, бежавшие с громким криком. Но Тиктаку все равно: пусть Бел горит ярким пламенем, Гаунаб сожрет Фрифтара, а весь подземный мир рассыплется в прах. Чужие страдания отвлекали его от собственных.
Перво-наперво ему нужно оружие сверх того, которым напичкан его корпус. Внушительное оружие, изготовленное по его личному приказу. Генерал Тиктак направил стопы к своей башне.
Подумать только, какие перемены всего за пару часов! В оружейную мастерскую он шел через безмятежно дремавший город, и вдруг — такое безумие. Великолепно! Из Театра красивой смерти доносился шум битвы. Но не обычный лязг десятка мечей и рев публики — нет, там шла настоящая война!
Генерал Тиктак вошел в башню. Взял гигантский меч, выкованный специально для него из местной руды, и огромный черный топор. Любимое оружие. Кусок заточенного металла, без всяких выкрутасов — чтобы убивать, лучше ничего не придумано.
Тиктак замер на мгновение. Не подняться ли в пыточную? Еще раз взглянуть на Ралу? В последний раз? Он ведь так с ней и не попрощался.
ТРЕСКУЧИЙ ПРИШЕЛЕЦ
— У нас новости, Смейк, — пропищала исчезнувшая кроха номер один.
— Хорошая и плохая, — добавила исчезнувшая кроха номер два.
— Что? — встрепенулся Смейк, едва не уснувший под собственное мурлыканье и электрическое гудение подкровной лодки. — Какие?
— Сперва хорошая: мы нашли контакты.
— Серьезно? Здорово! За работу?
— Не спеши. Плохая новость: там охрана.
— Охрана? — Смейк вытянулся.
— Выгляни-ка через мембрану.
Смейк протер глаза и выглянул наружу через прозрачную мембрану. От увиденного сон как рукой сняло.
— Это еще что? — вскрикнул Смейк.
— Мы и сами задаемся этим вопросом, — отозвалась исчезнувшая кроха номер один.
— Но не успеваем ответить, как эта штука уже выглядит по-другому, — добавила исчезнувшая кроха номер два.
— Она то и дело меняет форму и цвет, — пояснила исчезнувшая кроха номер три. — Это непостижимо!
«Непостижимо» — вот какое слово лучше всего описывает существо, плававшее в мертвом теле Ралы. Оно без устали меняло устрашающую форму и цвет, при этом потрескивая, будто кто-то ломал кости.
— Да что же это? — беззвучно прошептал Смейк.
— Мы все еще думаем над ответом на этот вопрос, — проговорила исчезнувшая кроха номер один.
Странное создание снова поменяло цвет, хрустнуло и выпустило облако мутной слизи.
— Вот что за звук мы слышали. Мы и впрямь не ошибаемся. В этом мертвом мире еще осталась жизнь.
— Мы полагаем, это болезнь. Она все и устроила.
— Болезнь? — удивился Смейк. — Но что болезнь забыла в мертвом теле?
СЮРПРИЗ ЦИФОСА
Жуткое создание в густеющей крови, которое Смейк увидал сквозь мембрану, — и есть тот самый сюрприз, приготовленный для генерала Тиктака. Часовой смерти — вот кого Тифон Цифос вживил в субкутанный эскадрон смерти.
Во время работы над субкутанным эскадроном смерти алхимика осенила необыкновенная мысль. «Если уж я, — думал Тифон, — создаю самую ужасную болезнь, почему бы не наделить ее еще одной коварной особенностью?»
Болезнь и без того получилась — хуже не придумаешь: мучительная, смертельная, неизлечимая, передается крайне необычным способом. И все же кое-чего она не умела. Впрочем, не умела этого ни одна другая болезнь: продолжать работу, даже когда вирус покинет тело.
Тифон давно уже представлял свое творение как военный отряд и задумал создать часового-камикадзе, который оставался бы в теле на случай, если его попытаются оживить. Даже после смерти больного субкутанный эскадрон смерти оставался стеречь свою разрушительную работу — в этом и заключался сюрприз.
— Смейк? — окликнула исчезнувшая кроха номер один.
— Ты в порядке, Смейк? — спросила исчезнувшая кроха номер два.
Смейк уставился на непонятное трескучее создание, как на призрака.
Чего от него ждать? А что, если операция сорвется? Судя по всему, чудовище способно принимать любое обличие и творить все, что заблагорассудится. Это новый полновластный хозяин тела Ралы.
— Что теперь? — спросил Смейк.
— Послушай-ка, Смейк! — заговорила исчезнувшая кроха номер один. — Начинается самое неприятное.
— Что же?
— Ты должен выйти и убить эту тварь.
— Что? Вы шутите?
— Нет, Смейк, мы не шутим. Тебе ведь известно: мы изжили юмор.
— Так не пойдет. Я не могу.
— А как же наш уговор? — напомнила исчезнувшая кроха номер два.
— Какой уговор?
— Уже забыл? — удивилась исчезнувшая кроха номер три. — О том, что мы можем тебя кое о чем попросить.
— Да, припоминаю.
— Но знаешь что, Смейк?
— Нет.
— Мы даже не станем просить тебя об одолжении.
— Не станете?
— Незачем об этом просить.
— Тебе, как ни крути, придется повиноваться.
— Выйди и убей эту тварь. Это твой единственный шанс выбраться отсюда.
КАМЕРА ПЫТОК
Тяжело ступая, подошел генерал Тиктак к лестнице, положив оружие на нижнюю ступеньку. Медная дева. Там, наверху. А в ней — мертвое тело Ралы. Он поднялся на одну ступеньку. Дело всей его жизни. Его любовь. Да, нужно попрощаться.
Он поднялся еще на одну ступеньку. Свой величайший триумф и единственную любовь он уничтожил собственными руками! Нестерпимая боль вернулась.
«Рала, Рала, Рала», — стучало в голове.
Тиктак поднимался выше. С каждой ступенькой боль становилась все невыносимей. С помощью медной девы он надеялся превзойти саму смерть, но та отняла у него победу, оказавшись еще более непостижимой и непредсказуемой, чем прежде. Это его величайшее поражение.
«Рала, Рала, Рала», — стучало в голове.
Вот он стоит у входа в камеру пыток, стоит лишь распахнуть приоткрытую дверь, и он увидит ее, но кто знает, во что превратили ее беспощадные когти вируса Тифона Цифоса? Тиктак вспомнил, как ужасно выглядело стремительно разлагавшееся тело алхимика.
Тиктак схватился за ручку и плотно затворил дверь. Нет, он не вынесет вида Ралы. Никогда. Позже он вернется и сожжет башню. Но теперь он должен убивать.
Развернувшись, генерал Тиктак спустился по лестнице. Схватив оружие, направился к потайному ходу, идущему под землей прямиком в Театр красивой смерти. Он покажет Фрифтару и чокнутому королю, что такое настоящий бой. Больше того: покажет им, что такое война.
ПАУК
— Твоих рук дело? — тихонько спросил Румо Укобаха, чтобы остальные не услышали. — Ты выпустил это чудовище?
— Нет, — шепнул Укобах. — Я выпустил трех чудовищ.
Паук продолжал кружиться на тонких лапах и размахивать крыльями, похоже, не решаясь, на каком из лакомых кусочков остановить выбор. Все вольпертингеры направили оружие на гигантское насекомое, но никто не отваживался напасть первым. Медлил даже Олек, неторопливо раскручивая пращу.
Медные болваны на балконе тоже выжидали: зачем им стрелять, если чудовище, вероятно, сделает за них часть работы, сожрав парочку вольпертингеров? В эту минуту паук стал звездой Театра красивой смерти.
Паук замахал крыльями, поднимая тучи пыли, что-то хрустнуло, и чудовище поднялось в воздух. Дрыгая лапами, паук покружил над ареной, над головами Румо, Укобаха, Ушана, Рольфа и его друзей, и полетел в сторону трибун. Покружив еще немного, он бросился на кучку белян, толпившихся у выхода.
— Кажется, он на нашей стороне, — проговорил Укобах, потупившись. — Во всяком случае, пока.
Медные болваны вновь осыпали арену градом стрел, и вольпертингеры схватили щиты и латы убитых солдат, чтобы защититься. Солдаты преградили выходы с арены, но нападать не решались.
— Говорю же вам, надо прорываться и продолжать бой снаружи, — снова крикнул Ушан.
— Выходы с трибун еще забиты зрителями, — ответил Урс. — А ворота заняты солдатами. Нам не выбраться, мы в ловушке.
— Тогда остается лишь ждать чуда, — вздохнул Укобах.
Новый град стрел обрушился на арену, и все поспешили укрыться.
ЙЕТИ И ВОЛЬПЕРТИНГЕРЫ
Рибезель провел вольпертингеров и йети в канализацию под Театром красивой смерти. Даже здесь слышался шум битвы, а предсмертные крики гулким эхом катились по лабиринту тоннелей. Вонь стояла невыносимая, ведь из театра в канализацию сбрасывали не только мусор со зрительских трибун и звериный помет, но и куски трупов. Вода была красной от крови, всюду белели обглоданные скелеты. Под ногами воинов кишели полчища крыс, тараканов и прочих падальщиков.
— Ты же сказал, что ведешь нас в театр, — прорычал Шторр-жнец, шедший во главе отряда вместе с бургомистром и Рибезелем. — А мы тащимся по какой-то клоаке.
— «Собирайтесь, мы идем в Бел!» — сказал нам Шторр, — крикнул кто-то из йети. — Еще одна из твоих грандиозных идей!
Остальные йети грубо захохотали.
— Они не всерьез, — пробормотал Шторр. — На самом деле довольны до смерти.
— Уже недалеко, — подбадривал Рибезель спутников. — В соседнем тоннеле есть люк, который ведет в театр. Можем подняться на любой ярус.
— Тогда полезем на самый верх, — решил Шторр. — Сможем оглядеться.
— Но там — медные болваны.
— Что за медные болваны?
— Самые ужасные воины Бела.
— Пф! — фыркнул Шторр. — Ну и напугал.
— Они правда опасны, — возразил Рибезель. — Говорят, они бессмертны.
— И что? — хмыкнул Шторр. — Мы тоже. Говорят.
Несколько йети рассмеялись.
— Вы и впрямь намерены тягаться с медными болванами? — ужаснулся Рибезель.
— Ты же сам слышал, малыш, — усмехнулся Шторр. — Я славлюсь отличными идеями.
СТЕКЛЯННЫЙ СКОРПИОН
Выйдя через потайной ход в один из коридоров театра, генерал Тиктак, по-прежнему сжимавший в кулаках меч и топор, нос к носу столкнулся с существом не менее странным, чем он сам: гигантским скорпионом с огромными клешнями, выставившим вперед ядовитое жало. Но больше всего поразили генерала не размеры чудовища, а то, что скорпион был совершенно прозрачный, как отполированный хрусталь.
— Как хрустальный [тик] скорпион попал в служебный коридор? — удивился генерал Тиктак. — Да у них тут [так] полная неразбериха, раз дикие звери разгуливают на свободе, — генерал шагнул к чудовищу.
Не медля ни секунды, скорпион ударил Тиктака ледяным жалом. Но жало отскочило от металлической обшивки, и стеклянное чудище отпрянуло. Тиктак даже не пошатнулся.
— Ты очень [тик] опасный и очень красивый зверь, — похвалил генерал Тиктак скорпиона, — но ты [так] выбрал неподходящего противника. Сказать по правде, [тик] во всем Беле тебе не найти менее подходящего противника. Иди и найди [так] кого-нибудь другого, пока по-настоящему меня не разозлил.
Он помахал мечом, желая отогнать назойливое насекомое. С быстротой молнии скорпион вытянул клешню и крепко ухватил генерала Тиктака за руку. Хрусталь гулко ударил по металлу.
Вздохнув, Тиктак одним ударом топора отрубил хрустальную клешню. Та со звоном грохнулась на каменные плиты. В ту же минуту генерал обрушил меч на голову скорпиону. Раздался звон бьющегося стекла, и чудовище рассыпалось по полу тысячей осколков.
Не обращая больше внимания на скорпиона, генерал перешагнул через осколки. Они захрустели под его ногами, как колотый лед.
— Да что же это [тик] со мной? — спрашивал сам себя генерал Тиктак. — Взывать к разуму [так] хрусталя — все равно что искать сердце [тик] в моем металлическом теле.
Поднявшись на следующий этаж, генерал столкнулся с еще одним надоедливым созданием, скользким типом по имени Фрифтар, стоявшим между ним и королем. Тиктак с трудом удержался, чтобы не прикончить и его.
Фрифтар изумленно уставился на генерала, на его разорванную грудь и выгнутые наружу ребра. Но не стал задавать вопросов, а лишь сообщил о мятеже вольпертингеров. Тиктак принял это известие совершенно невозмутимо, будто Фрифтар рассказывал, что ел на завтрак.
— Так, так, — прогремел генерал. — Мятеж. Я [тик] его подавлю. Что-то [так] еще?
— Нет-нет, — ухмыльнулся Фрифтар. — Это все. Только небольшой мятеж.
— Иди! — велел Тиктак Фрифтару. — Иди [тик] и спрячься вместе с королем, пока я все [так] не улажу!
— Премного благодарен, — Фрифтар поклонился и пошел прочь.
Значит, мятеж вольпертингеров. Ну, тут не о чем волноваться. Тиктак один способен заменить целую армию, пару сотен мятежных рабов он одолеет и без своих медных болванов.
Работа — это хорошо. Работа, где не обойтись без смертоубийства — еще лучше! С тех пор как генерал обосновался в Беле, он постоянно рос, делался все сильнее, смертоноснее и неуязвимее. Теперь генерал прирос отчаянием и скорбью — незаменимое оружие, если обратить их в гнев и направить против неприятеля. Бел ждет битва, какой подземный мир не видал за всю историю!
ФРИФТАР В ЗАСАДЕ
Фрифтар подумал, что внешний вид генерала и загадочные предметы в его башне каким-то образом связаны, но как именно — не понимал. Выглядел генерал, будто петух ощипанный, но не похоже, чтобы это сильно ему мешало. Наоборот, он казался еще опаснее, будто раненый зверь, готовый на все.
Фрифтар подвел итог: король в безопасности, тревога объявлена, вольпертингеры — в ловушке, генерал Тиктак нашелся и наведет порядок. Похоже, все налаживается. Он уже мысленно организовал показательный процесс под собственным руководством, обещавший стать самым грандиозным представлением в Театре красивой смерти.
Если бы не ломота в костях. Его бросало то в жар, то в озноб, порой накатывала странная тошнота. В редкие минуты полной тишины Фрифтар слышал тихое ритмичное потрескиванье в ушах. Встряхнувшись, Фрифтар вернулся к насущным делам. Нужно отыскать место для засады, откуда он сможет наблюдать выход генерала Тиктака на арену. Жаль только, величайшая битва в стенах Театра красивой смерти пройдет при почти пустых трибунах.
КАРТИНА
Солдат субкутанного эскадрона смерти вертелся вокруг своей оси, выпуская тучи мелких черных пузырьков. Смейк в ужасе отпрянул от мембраны и завопил.
— Почему я? — кричал он. — Почему всегда именно я попадаю в такое положение? Чем я это заслужил?
— Ты ведь не ждешь от нас ответа, верно? — спросила исчезнувшая кроха номер один.
Смейка удивил странный тон, с каким прозвучал вопрос.
— Что вы хотите сказать?
— Мы все знаем, Смейк.
— Что знаете?
— Да все. Все про тебя.
— Про меня? Да что такого вы можете про меня знать?
— Пример привести?
— Теперь вы меня заинтриговали.
— Ну, к примеру, нам известно, что ты служил арбитром на боксерских соревнованиях фенгенов и военным советником во время междоусобных войн наттиффтоффов.
— А еще имел официальную лицензию секунданта, допускавшую участие в дуэлях флоринтской знати, и выступал судьей на шахматных турнирах вольпертингеров, проходивших в Бухтинге.
— Кроме того, ты был организатором петушиных боев, принимал ставки на всецамонийском турнире по борьбе орнийских червяков, был заводилой на мидгардских состязаниях гномов и крупье в городе Форт-Уна — столице азартных игр.
Смейк смущенно хихикнул.
— Эге, да вы и впрямь немало про меня разузнали. Вы что, читаете мысли?
— Разумеется, читаем, Смейк. И, кроме того, нам известно, что ты прячешь в каморке воспоминаний. Под темным покрывалом.
У Смейка подкатил комок к горлу.
— Не думаешь ли ты, что мы бы позволили тебе разъезжать на своей самой ценной машине, не выяснив абсолютно все?
Смейка бросило в пот. Про каморку воспоминаний он не рассказывал никому. Даже Румо.
— Нам все про тебя известно, Смейк, с той самой секунды, как ты ступил на борт лодки. Сюда можно попасть, только пройдя полную проверку.
— Мы недоверчивы, Смейк.
— Доверие мы давно изжили.
— И что вам известно о каморке воспоминаний? — строго спросил Смейк.
— Нам известно, что ты прячешь под покрывалом, — ответила исчезнувшая кроха номер один.
— Это картина, — добавила исчезнувшая кроха номер два.
— А на ней — Драконгор, верно, Смейк? — спросила исчезнувшая кроха номер три.
Смейк сделал глубокий вдох. Он молчал.
— Ну что, Смейк? Неужели остроумие тебя покинуло?
— Не понимаю, о чем вы, — неуверенно пробормотал Смейк.
— Ты был там. Был в Драконгоре.
— И не просто был. Ты навеки изменил облик Драконгора, Смейк.
— Это ты обагрил Драконгор.
— Неправда! — вскричал Смейк. — Никто не знает…
— Да, никто не знает, что именно ты был предводителем почитателей, организовавшим так называемую мирную осаду Драконгора.
— Великолепный план, Смейк. Просто блестящий.
— Ты был хозяином пивной, где собирались вояки, тщетно осаждавшие Драконгор. И ты был тем издателем, якобы собиравшимся публиковать произведения ящеров.
— И ты пробил оборону Драконгора, Смейк.
— Поздравляем. Вот так успех!
— Кто дал вам право рыться в моих воспоминаниях?
— Да ладно тебе, Смейк, неужто ты думаешь, мы пошли бы с тобой на столь опасное дело, не имея против тебя козырей?
— С невинной овечкой?
— Герой в таком деле не годится.
— Тут нужен отчаянный.
Смейка душил кашель. Ему кажется или на борту стало не хватать воздуха?
— Признай же, Смейк!
— Это ты обагрил Драконгор.
— Кровью.
— И кровь эту, похоже, можно смыть только кровью.
— Придется искупаться, Смейк.
— В крови Ралы.
Смейк молчал, слышно было лишь, как он тяжело дышал. Исчезнувшие крохи тоже умолкли.
— Тогда я был другим, — наконец проговорил он. — Я был молод. Я виноват. Но я искупил вину. Побывал на Чертовых скалах.
— Как видишь, этого мало, Смейк. Ведь теперь ты здесь.
— Ты притягиваешь неудачи, как магнит — металлические опилки.
— На тебе лежит проклятье, Смейк. Проклятье Драконгора.
— И что же мне делать? — отчаянно вскрикнул Смейк.
— Вот теперь ты правильно мыслишь, — ответила исчезнувшая кроха номер один.
— Именно! — подхватила исчезнувшая кроха номер два. — Нужно что-то делать.
— Драться! — добавила исчезнувшая кроха номер три. — Впервые в жизни придется драться самому, а не посылать в драку кого-то другого.
БИТВА БЕССМЕРТНЫХ
Рибезель привел вольпертингеров и йети на ярус медных болванов, и Шторр-жнец скомандовал:
— Ты и вольпертингеры — спрячьтесь пока. Сейчас полетят щепки. Смотрите же!
Затем Шторр молча отдал приказ к наступлению. Медные болваны, стрелявшие по вольпертингерам, никак не ожидали нападения йети со спины, но тут же побросали арбалеты и ринулись на нового врага. Началась самая жестокая битва в истории Театра красивой смерти. От ударов дубинами, мечами, огромными молотами, косами, моргенштернами и топорами летели искры, и было светло как днем.
Рибезель, Йодлер Горр и остальные вольпертингеры тихо стояли в сторонке, как завороженные наблюдая за битвой. Ярус медных болванов походил теперь на кузницу: грохотал металл, летели стальные стружки, воины стонали под яростными ударами неприятеля. Попади Рибезель или кто-то из вольпертингеров в эту мясорубку, его бы раздавили, как муху.
Гомункул заметил, как трое йети окружили медного болвана и молотили того без устали и со знанием дела. Снова и снова замахивались они мечами и топорами, осыпая болвана сокрушительными ударами, будто стучали молотами по наковальне. Били они ритмично, и вскоре Рибезель увидел, как из шлема медного болвана стали выпадать первые болты. Йети удвоили старания.
Проходя мимо с огромной косой в руках и указывая на дерущихся, Шторр крикнул Рибезелю:
— Это они-то бессмертны? Еще посмотрим! Ты спрашивал, умеем ли мы драться? Теперь-то что скажешь, малыш?
Шторр-жнец снова бросился в бой, с такой силой огрев одного из медных болванов в грудь стальной рукояткой косы, что тот рухнул с балкона спиной вниз.
— Сражайтесь, ребята, сражайтесь! — проревел он.
— Заткнись, Шторр! — крикнул один из йети. — Чем мы, по-твоему, заняты?
МЕРТВЫЕ ЙЕТИ
Румо и другие вольпертингеры готовились прорвать оцепление, но не успел Ушан Делукка подать знак — на ярусе медных болванов началась невероятная суматоха. Все посмотрели наверх. С балкона посыпались искры, донеслись крики и лязг оружия. Среди медных солдат откуда ни возьмись появились гигантские фигуры в черных плащах с капюшонами и затеяли жестокую битву. Самый рослый черный великан размахивал огромной косой, остальные орудовали дубинами, топорами, молотами и мечами. Театр сотрясался от ударов дерущихся. Даже красный паук, укутывавший в кокон последнюю визжавшую жертву на трибуне, оторвался от своего занятия и во все глаза уставился на ярус медных болванов.
— Это еще что такое? — удивился Урс. — Кто эти великаны?
Румо глазам своим не верил.
— Союзники, — отвечал он. — Мертвые йети.
ТИКТАК НА АРЕНЕ
Генерал Тиктак появился на арене Театра красивой смерти через главные ворота. Он ждал, что его первый выход после столь долгого перерыва встретят бурными овациями, но теперь не до шика. Он должен показать свою власть. При виде битвы, разыгравшейся на арене и трибунах, его мрачное настроение немного улучшилось. Вольпертингеры против солдат, вольпертингеры против белян, стрелы и копья так и свистят в воздухе. Зрители в панике затаптывают друг друга насмерть, а на верхней галерее медные болваны дерутся с целым войском великанов в черных плащах. Великолепно! Да еще гигантский красный паук, пойманный в Зале Гаунаба, пожирает визжащих зрителей — вот уж отрадное зрелище! А как летят искры! Как лязгает железо! Первоклассная битва! Как же он скучал по войне!
Генерал Тиктак зашагал вперед прямо по трупам. Поднял топор и меч в знак приветствия. Обычно медные болваны приветствовали генерала криками и лязгом доспехов, но, учитывая нынешние обстоятельства, можно и обойтись. Солдаты и стражники, увидев генерала, осмелели, выбрались из укрытий и устремились на арену, приветствуя Тиктака одобрительными возгласами. Вольпертингеры удивленно разглядывали огромную дребезжащую машину смерти, похожую на бога мести. Одно лишь присутствие самого большого и смертоносного из медных болванов поднимало боевой дух армии Тиктака и вселяло страх в души врага. Тиктак успел привыкнуть к такому положению вещей.
Он остановился посреди арены, открыв стальную челюсть. Раздалось бульканье, скрежет камня о камень, посыпались искры, и генерал изрыгнул длинный язык пламени, склонившись к ближайшему вольпертингеру, и буквально испепелил его, облив смесью кислоты и нефти. Лишь черное облако дыма исчезло в темноте под сводами театра. Тиктак выпрямился, откинул полы плаща, обнажив искореженную грудь. Захлопнул челюсть, передернул плечами, и из груди вылетели два зазубренных диска. Описав большой круг над ареной (вольпертингерам пришлось подпрыгнуть, чтобы увернуться), диски вновь скрылись в груди Тиктака и со скрежетом затормозили.
В три шага генерал приблизился к кучке вольпертингеров, уложив двоих молниеносными ударами меча и топора, третий отлетел в сторону, получив удар обухом.
Сунув меч в ножны, генерал стал поворачиваться во все стороны, словно задумавшись, что же делать дальше. Подняв голову, он заметил кое-что на зрительских трибунах. Размахнувшись, он с невероятной силой метнул топор. Несколько раз со свистом перевернувшись в полете, топор с треском вонзился в гигантского паука. Тот взревел и рухнул на собственную добычу, завернутую в кокон.
Боевые действия на арене и трибунах прекратились, все наблюдали эффектный выход генерала. Не прекращали драться только медные болваны на верхнем ярусе.
Тиктак шагнул к одному из стражников театра, на беду очутившемуся поблизости, схватил его за горло, поднял, будто куклу, и подбросил высоко над ареной. Тот с хрустом шлепнулся на пол.
— Хотите сразиться? — прогремел огромный медный болван. Эхо разнесло его слова по Театру красивой смерти. — Хотите воевать? Так [тик] идите же сюда! Я генерал [так] Тиктак! Я и есть война!
«Вот он, значит, какой, генерал Тиктак», — подумал Ушан.
И действительно, генерал появился весьма эффектно. Огромный, сильный, вооружен до зубов. Изрыгает пламя, метает диски, умеет обращаться с мечом и топором. Неуязвимый и беспощадный. Ходячая крепость, способная заменить целую армию. Но Ушана Делукку генерал отчего-то не впечатлил.
Учитель фехтования впал в эйфорию, о какой и не помышлял прежде. Самый быстрый, изящный и опасный воин на арене, он косил неприятелей, как траву. Рольф, движимый жаждой мести, и прирожденный боец Румо — просто дети в сравнении с Ушаном, сочетавшим талант, годы тренировок, боевой дух и тактические хитрости.
Еще кое в чем Ушан давал сородичам фору: он не боялся умереть. Предложив Рольфу и Урсу убить его, он будто открыл невидимые врата, и на него хлынул нескончаемый поток энергии.
И тут на арену выходит этот медный болван, безмозглая машина, убивает его друзей и учеников и заявляет, будто он и есть война. Генерал Тиктак? Не его ли упоминал Румо? Не он ли до смерти запытал Ралу?
Да, выглядит жутко, будто вобрал в себя злобу целой армии убийц. Похоже, он может тягаться с любым воином на арене. Даже с Ушаном Делуккой.
АКУЛА
«Видимо, это он, — подумал Смейк. — Думал, я пережил его тогда, на Чертовых скалах, на дне вонючей лужи. Но я ошибался. Он настал только сейчас — худший момент в моей жизни! Я ныряю в кровь. В больную мертвую кровь».
— Соберись же, Смейк, — велела исчезнувшая кроха номер один.
— Представь, что это вода, — посоветовала исчезнувшая кроха номер два.
— Кровь состоит в основном из воды, — добавила исчезнувшая кроха номер три.
«Эге, да я даже тут вас слышу!» — подумал Смейк.
— Мы же исчезнувшие крохи, Смейк.
— Уж будь уверен, ты услышишь нас где угодно, если мы того захотим.
— Как ощущения, Смейк?
Смейк вышел из лодки. Прошел сквозь стенку, как призрак, по-другому он не мог объяснить, как очутился снаружи. Никаких люков не открывал.
— Это не совсем верное объяснение, Смейк.
— Произошло смешение молекул в результате симпатетической вибрации.
— Двери-то мы давно изжили.
Смейк инстинктивно стал дышать жабрами.
«Я дышу кровью, — думал он, — мертвой кровью».
— Ну, хватит уже про кровь!
— Что за навязчивая идея?
— Сосредоточься на противнике.
Противник. Противник кружил прямо над ним, там, где исчезнувшие крохи предполагали найти контакты для инструментов и провести ауратическую операцию. Монстр выворачивался наизнанку, вертелся вокруг своей оси, выпускал слизь, делался то прозрачным, то снова серым или черным, словно неустанно напоминая о том, как опасен.
— Послушай-ка, Смейк! — окликнула исчезнувшая кроха номер один. — Вот что мы выяснили: перед тобой — смертельный вирус, это плохо, но ты заразиться не можешь.
— Точно?
— Да, чтобы заразить кого-то, вирусу нужно попасть в кровоток. Ты размеры сравни. И, что самое главное, это последний экземпляр в организме, насколько нам известно.
— Ладно.
— Но…
— Что но?
— Вирус все-таки может тебя убить.
— Похоже на то.
— Просто массой возьмет. Опять-таки сравни размеры. Теперь внимание: хорошая новость.
— Неужели?
— Ты тоже можешь его убить.
— И как же? — недоверчиво спросил Смейк.
— Подчиняйся животным инстинктам.
— Каким еще животным инстинктам? Откуда они у меня?
— Ты сродни одному из самых опасных животных на планете, Смейк.
— Как это?
— Ты смертельно опасная боевая машина.
— Ужас океана.
— Акула, Смейк!
— Не забывай, Смейк: ты акула.
ПЕСТРЫЕ ЛЕНТЫ
Ушан Делукка знал наверняка, кого генерал Тиктак убьет следующим. Снежного Урса.
Ушан Делукка превосходно разбирался в боевых искусствах и шахматной игре, поэтому ему нетрудно было все рассчитать. Генерал Тиктак — самая могущественная и подвижная фигура на шахматной доске — ферзь. Если мыслить стратегически: кто из противников наносит наибольший урон его солдатам? Румо и Рольф, Урс и Тсако, Олек и Биала. И, разумеется, Ушан Делукка. От лап этих вольпертингеров стражники театра мерли как мухи.
Значит, следующим ходом Тиктак захочет устранить кого-то из них. Румо? Нет, он слишком далеко, Рольф куда ближе к генералу. Тсако — ближе, чем Рольф. Олек — ближе, чем Тсако. А Биала — ближе, чем Олек. Но ближе всех — Снежный Урс.
Повернувшись спиной к железной машине, Урс дрался сразу против пятерых. Нет, их уже только четверо. Сделав пару шагов, Тиктак устранит одного из опаснейших врагов. Логичный ход.
Ушан живо представил, что арена театра — это шахматная доска. Что делают, когда одна из важнейших фигур под угрозой? Жертвуют пешкой. Вот единственный выход. Кто станет пешкой, пожертвованной вместо Урса? Разумеется, он сам — Ушан Делукка.
Ушан отбросил шпагу — в этом бою шпага не понадобится. Ему и вовсе никогда уже не понадобится шпага. Ушан решительно зашагал к генералу. Какую легкость и силу он при этом ощущал! Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше.
Молниеносный выпад Урса — еще одним противником меньше. Ушан знал: боец он превосходный. Но на арене театра Урс превзошел сам себя. Очень может быть, Снежный Урс когда-нибудь станет лучшим фехтовальщиком Вольпертинга, а то и всей Цамонии — в этом Ушан не сомневался.
— Эй! — крикнул учитель фехтования, остановившись прямо позади генерала Тиктака. — Эй, генерал Тиктак! Так тебя зовут?
Стальной великан медленно обернулся к Ушану.
— Да, [тик] это я. А ты кто [так] такой?
— Меня зовут Ушан Делукка.
— Очень рад, — генерал слегка поклонился. — Скажи, Ушан Делукка, почему [тик] ты явился ко мне без оружия? Потерял [так] шпагу? Или рассудок?
— Нет, — усмехнулся Делукка, — мне терять больше нечего.
— А как же жизнь? — удивился генерал. — Она тебе [тик] не дорога?
— Ах, я ею не особенно дорожу, — отозвался Ушан. — Жизнь мне по большей части в тягость, особенно в плохую погоду. К тому же во мне жизни больше, чем ты можешь вообразить.
— Что ты хочешь [так] этим сказать? — не понял Тиктак.
— Я хочу сказать, эту битву ты проиграл. И неважно, сколько врагов убьешь — победу тебе не одержать. Никак. Даже если уцелеешь только ты один, знай: в каждом трупе на поле битвы жизнь когда-то кипела так, как тебе и не снилось. Такова уж твоя судьба. Я никогда не видывал более жалкого зрелища, чем ты. И мне тебя жаль, вот и все, что я хочу сказать.
— Это все? — разозлился генерал Тиктак, тыча пальцем в Делукку. — Я [тик] понял. Ты нарочно провоцируешь [так] меня убить тебя вместо одного из друзей.
Ушан не отвечал. Закрыв глаза, он окунулся в мир, открывшийся внутреннему взору. Он увидел развевающиеся красные и желтые, золотистые и медные ленты. Цвет битвы, запах отваги и страха, триумфа и поражения. Цвета всей его жизни переплелись в огромное полотно. Ушан никогда не видывал такой красоты.
«Интересно, как выглядит рай фехтовальщика? — подумал Ушан Делукка. — Похож он на мой парк?»
Тиктак согнул большой палец.
Послышался щелчок, и указательный палец генерала, будто стрела, полетел в Ушана. Вольпертингер даже не заслонился лапой, и стальной палец глубоко вонзился ему в грудь.
Ушан не издал ни звука, лишь отступил на шаг. Тиктак еще раз согнул большой палец, снова раздался щелчок, несколько хлопков сотрясли воздух, и три оставшихся стальных пальца вонзились в грудь Делукки.
От руки генерала к телу вольпертингера тянулись четыре проволоки. Генерал Тиктак в третий раз щелкнул большим пальцем, приведя в действие механизм возврата стрел. В корпусе генерала что-то зажужжало, Ушана оторвало от земли и понесло на Тиктака. Пальцы встали на место. Тиктак держал вольпертингера перед собой.
— Никто [тик] прежде не отваживался говорить мне правду в глаза, — прохрипел генерал Тиктак. — Ты герой, Ушан Делукка.
Схватив свободной рукой вольпертингера за голову, Тиктак выдернул пальцы у того из груди и поднял руку. В ней он держал еще бившееся сердце Ушана.
СТАЛЬ И КОСТИ
Рибезель утешался тем, что в битве медных болванов и мертвых йети он выступает не воином, а летописцем. Он запомнит каждую минуту во всех кровавых подробностях, чтобы передать потомкам, ведь ничего подобного больше не повторится.
Это была самая жестокая и беспощадная битва из всех, что когда-либо разыгрывались между двумя армиями. Плащи и пропитанные нефтью кости йети горели ярким пламенем, но они продолжали бой. Медные болваны молотили куда ни попадя, хотя им давно поотрубали головы. Отрубленные руки и ноги падали на пол, а их прежние обладатели сражались как ни в чем не бывало, кое-кто даже вооружался чужой отрубленной конечностью. У одного медного болвана из обрубка шеи била струя пара, а у йети, с которым он дрался, черепушка полыхала огнем. Двое йети колотили тяжелыми молотками медного болвана, лишившегося обеих рук. В воздухе так и свистели осколки костей, шестеренки, болты и зубы, пар шипел в вентилях, доспехи гудели, будто колокола, и все это заглушал рев йети. Шторр-жнец, ругаясь, размахивал косой во все стороны, и медные болваны разбегались кто куда, ведь коса рубила даже металл.
Сперва казалось, что, благодаря своей выносливости и неожиданности нападения, йети сумеют одержать победу, но чем дальше, тем призрачнее становилась эта надежда. Конечно, то один, то другой медный болван время от времени падал с балкона через парапет, или его разбивали вдребезги сокрушительными ударами молотов и дубинок. Выносливостью йети едва ли уступали металлическим воинам, ведь они не чувствовали боли и не боялись смерти. Медным болванам приходилось дробить скелеты на мелкие кусочки. И все же сражение обещало завершиться в пользу механических солдат, ведь металл куда крепче костей. Все больше йети падали и больше не поднимались, поскольку в скелетах не оставалось ни одной целой кости. Медные болваны применяли все свое оружие: зубчатые диски, острые, как бритва, ножницы, огнеметы.
Рибезель задумался, не попытаться ли ему и вольпертингерам прорваться на арену, но лестница кишела солдатами неприятеля, и это была бы верная гибель. Рибезелю оставалось лишь смотреть, как войско Шторра редеет, как медные болваны теснят йети все дальше, запоминать ход событий и надеяться на то, что удача вновь повернется к йети лицом.
В КРОВИ
— Все уго, Смейк?
«Уго»?
— Ах, это просто фигура речи, мы спрашиваем, все ли с тобой в порядке. Уго — это невозможно малое число, и…
«Да, да, понял, — подумал Смейк. — Все уго. Я плыву в мертвой крови навстречу смертельной болезни — разумеется, уго!»
— Удачи, Смейк!
— Да, удачи!
— Она тебе понадобится.
Голоса исчезнувших крох неожиданно смолкли, и Смейк снова остался в одиночестве. Под ним простиралось бескрайнее поле брани, усеянное зверски убитыми кровяными тельцами, а вверху покачивался отвратительного вида солдат смерти, последний представитель беспощадной болезни, преграждавший дорогу к сердцу Ралы. Тишину нарушало лишь потрескиванье.
Смейк подплыл ближе к противнику. Зрелище отвратительное и опасное, но захватывающее, особенно вблизи. Странное существо неустанно двигалось, меняло цвет и форму. Звезда, покрытая радужной чешуей, превратилась в полупрозрачный серый шар, наполненный молочно-белой жидкостью. В следующий миг существо походило уже на огненный пузырь лавы, поднявшийся из подводного вулкана. Неизменным оставалось лишь монотонное потрескиванье.
«Кто ты? — мысленно спросил Смейк. — Смерть?»
Пузырь лавы превратился в зеленую пористую губку и стал выпускать струйки черной слизи.
«Щелк, щелк», — услышал Смейк.
«Нет, — решил Смейк. — Ты не смерть. Смерть придет, когда ты уйдешь. Смерть — это облегчение. Смерть — добро. А ты зло».
Губка сжалась в серый шарик, и из него стали расти длинные белые волосы.
«Щелк, щелк, щелк».
«Впрочем, неважно, кто ты. Ты всего лишь безмозглый солдат. Главное — кто я».
Шар сплющился в белую медузу с черными фасеточными глазами.
«Щелк, щелк, щелк, щелк».
«Знаешь, кто я? Знаешь, что я?»
Медуза изо всех сил завертелась на месте, окрашиваясь то в желтый, то в зеленый, и из середины ее стала медленно выдвигаться острая черная пика.
«Щелк! Щелк, щелк!»
«Я скажу тебе, кто я, — продолжал Смейк. — Я тоже зло. Это я обагрил Драконгор кровью. И я тоже опасен. Куда опаснее тебя. Кто ты вообще такой? Дилетант! Что ты понимаешь в драках, а?»
«Щелк, щелк, щелк».
«Давно ли ты на свет появился? — не унимался Смейк. — Месяц назад? Неделю? А я живу на свете миллионы лет. Ведь я акула».
Существо вновь переменило внешний вид. Приняло продолговатую форму, стало серым, а по бокам выросли четырнадцать лапок, вооруженных когтями. Спереди появилась пасть со множеством острых зубов. Одним словом, существо теперь, хотя и грубо, походило на Смейка, но казалось куда опаснее.
ГЕНЕРАЛ И ВЕЛИКАН
Румо, Урс, Рольф, Тсако, Биала и Олек со всех сторон окружили генерала Тиктака, остановившись на почтительном расстоянии. Все они наспех прикончили своих противников-солдат, увидев, что генерал сотворил с Ушаном Делуккой. Безжизненное тело учителя фехтования лежало у ног медного болвана.
— А, — ухмыльнулся генерал Тиктак. — Меня [тик] окружили. Я в ловушке. Это [так] ваш друг?
Он наступил на тело Ушана, так что затрещали кости.
— Кто [тик] следующий? — крикнул он.
— Ты генерал Тиктак? — спросил Румо.
— Ну, я.
— Это ты убил Ралу?
Генерал Тиктак невольно схватился за грудь и съежился. Но только на миг, затем снова расправил плечи.
— Кто [тик] это спрашивает? — гневно проревел он.
Румо не отвечал. Теперь ему известно: перед ним Тиктак, до смерти запытавший Ралу.
Генерал Тиктак смерил взглядом противников. Румо, Рольф, Урс, Тсако, Биала и Олек стали медленно окружать генерала.
Многие вольпертингеры, покончив с соперниками, присоединились к ним. Почти все стражники были убиты или сбежали.
— А, — снова заговорил Тиктак. — Хотите [так] танцевать?
Он сбросил плащ, представ перед вольпертингерами во всем величии. Генерал целиком состоял из металла: из меди, стали, серебра и железа. Корпус его представлял собой гигантские доспехи, собранные из разнообразных материалов и напичканные всевозможными механизмами. Целая армия в одном корпусе.
— Прежде чем все вы умрете, — строго отчеканил Тиктак, — вам [тик] следует кое-что знать. Поселившись в Беле, я переменился. Я [так] вырос. Многому научился. Я [тик] любил и страдал. Стал другим. Вы думаете, [так] я большой. Но я еще больше. Вы и не представляете, насколько. Хотите [тик] увидеть своими глазами?
Не дожидаясь ответа, генерал Тиктак склонил голову набок, вставил указательный палец в отверстие в шее и повернул, как ключ. Послышалась мелодия, похожая на бой вышедших из строя часов. Под эту музыку голова генерала несколько раз повернулась вокруг своей оси, шея вытянулась. Внутри раздавались щелчки и тиканье, элементы доспехов раскладывались и раздвигались, открывая внутренности, где вращались шестерни, натягивалась проволока, потрескивали алхимические батареи, поршни ходили вверх-вниз — в общем, все двигалось. На спине распахнулись две серебряные дверцы, и из отверстия, как телескоп, стали выдвигаться металлические конечности. На глазах у изумленных вольпертингеров генерал Тиктак не только отрастил новые руки и ноги, но и удвоился в размерах. Оружие, прежде скрытое в корпусе генерала, — арбалеты, кинжалы, стрелы, — выдвинулось наружу в полной боевой готовности. Перед мятежниками предстала напичканная оружием четырехрукая крепость на четырех ногах — обновленный генерал Тиктак, еще больше, опаснее, смертоноснее и неприступнее, чем прежде.
— Постоянно расти! — заревел генерал Тиктак с высоты. — Вот ключ к власти! И [так] это только начало. Я буду расти, пока достанет металла. Буду [тик] расти, пока весь металл не превратится в генерала Тиктака!
Вольпертингеры окаменели. Гигантская машина завораживала.
— Хотите танцевать? — прогремел генерал. — Ну так [тик] танцуйте!
Вольпертингеры приготовились к бою. Никто не знал, на кого обрушится первый удар. Что, если на всех сразу?
И вдруг пол театра задрожал — несильно, но ощутимо. Вольпертингеры замерли.
— В чем дело? — спросил кто-то.
Даже Тиктак насторожился. Еще один подземный толчок. Доспехи генерала задребезжали.
Вольпертингеры беспокойно переглядывались. Что это за толчки? Битва на ярусе медных болванов продолжалась, но дело явно в другом.
— Землетрясение? — предположил Биала.
Но толчки слишком уж равномерны для землетрясения, следуют друг за другом с промежутком в несколько секунд и все нарастают. И тут по театру пронесся ветер, пахнувший тухлой рыбой.
— Это еще что? — фыркнул Урс.
— Фраук, — крикнул Румо в ответ. — Один из самых больших.
Суматоха на трибунах усилилась. Зрители еще отчаяннее пытались выбраться из театра. Только йети и медные болваны, казалось, не обращали на толчки никакого внимания, продолжая ожесточенно молотить друг друга.
Театр озарился тусклым голубоватым светом, светящаяся слизь дождем полилась на арену. Казалось, театр накрыло огромное летающее чудовище, светящийся диск, внутри которого что-то пульсирует. Только теперь все разглядели, что туловище опирается на двенадцать лап, расставленных вокруг театра. Гигантский фраук накрыл собой Театр красивой смерти.
Зрители на трибунах отчаянно визжали. Из чрева чудовища доносился пронзительный свист и непрерывное бульканье.
Генерал Тиктак покачивался из стороны в сторону. В один миг он превратился из великана в муравья. Какой идиот поднял по тревоге фраука? Ведь он, генерал, был хозяином положения!
— Что это за штука? — спросил Рольф.
— Это фраук, — сказал Укобах, рискнувший выйти из укрытия.
— Фраук? Тоже машина?
— Нет, этот живой.
— На чьей он стороне? — поинтересовался Биала.
— Точно не на нашей, — отвечал Укобах.
— А он может еще вырасти?
— Он может сожрать нас. Что угодно может сожрать.
— Как? — полюбопытствовал Урс. — Пасти я не вижу.
— Она есть, уж поверь, — отозвался Укобах.
Длинные толстые щупальца поползли через барьеры вдоль трибун, разбрасывая в стороны и давя зрителей, на беду очутившихся на дороге. Нескольким вольпертингерам пришлось проявить изрядное проворство, чтобы увернуться. Фраук осматривался, не разбирая своих и чужих.
— Уверен, что он не на нашей стороне? — переспросил Биала. — Пока что он только помог.
— Им не так-то легко управлять, сидя верхом, — пояснил Укобах. — Наездникам туго приходится. Такой крупный экземпляр еще никогда не пригоняли в город.
Тем временем через стену театра перевесился гигантский хобот фраука. Будто огромная змея, пополз он по пустым трибунам в поисках жертв, зрители визжали, спотыкались и падали. Отверстие в хоботе с хлюпаньем открылось, чудовище жадно втянуло воздух и немедленно учуяло тех, кто в панике пытался пробиться к выходу. Вытянув хобот, фраук стал засасывать всех подряд, без разбора. Как же кричали те несчастные, кого несло по прозрачному хоботу прямо в пульсирующий желудок этой твари!
Но Румо не особенно испугался фраука. Он знал, на что способно это существо, его больше занимал генерал Тиктак, как и все прочие, завороженно наблюдавший за гигантским чудищем. Сжимая меч, он судорожно размышлял, как бы воспользоваться минутой всеобщего замешательства.
— У тебя есть план? — спросил Львиный Зев.
— Я вспомнил одну старую историю, — отвечал Румо.
— Что еще за историю? — буркнул Гринцольд.
— Историю битвы в Нурнийском лесу, — пояснил Румо. — В ней говорится о том, как появился на свет генерал Тиктак.
— Ты знаешь, как он появился на свет? — удивился Львиный Зев.
— Это легенда. Мне вспомнился эпизод, как алхимик, создавший генерала Тиктака, вложил в него кусочек цаомина, мыслящего вещества. Оно-то и вдохнуло жизнь в медного болвана. Если легенда не врет, у машины есть что-то вроде мозга. Или сердца.
— А если где-то есть сердце или мозг, можно их и вырвать, — подхватил Гринцольд.
Румо кивнул.
— Я проберусь внутрь генерала Тиктака, — заявил он.
КОНТАКТЫ
Смейка душил кашель. Он снова сидел в подкровной лодке, пот градом катился по жирному туловищу.
— Все уго, Смейк?
— Да, Смейк, все уго?
— Да скажи же что-нибудь!
Смейк не мог бы сказать ничего вразумительного, даже если бы очень захотел.
— Невероятно, Смейк, — продолжала исчезнувшая кроха номер один.
— Как ты это сделал? — поинтересовалась исчезнувшая кроха номер два.
— Да, Смейк, как ты это сделал?
Смейк несколько раз глубоко вздохнул. Не так-то просто снова начать дышать легкими. Жабры продолжали неистово раздуваться.
— У него был позвоночник, — отвечал Смейк.
— Позвоночник? — переспросила исчезнувшая кроха номер один.
— Позвоночник? — переспросила исчезнувшая кроха номер два.
— Позвоночник у вируса? — переспросила исчезнувшая кроха номер три.
— Да! — отрезал Смейк. — У вируса был позвоночник! А позвоночник можно сломать.
Исчезнувшие крохи умолкли.
— Ладно, — через некоторое время продолжал Смейк, — можем мы, наконец, начать эту треклятую операцию?
— Конечно, Смейк.
— Мы готовы, если ты готов.
— Лодка в нужном положении.
— Что дальше? — спросил Смейк.
— Видишь контакты, Смейк? Видишь? Мы настроили смотровую мембрану на максимальное увеличение.
— Да, вижу, — ответил Смейк. На мышечной ткани сердца должно быть шесть необычных наростов и углублений. Но наросты и углубления здесь повсюду — Смейк не мог бы сказать, что особенного именно в этих шести.
— Вот амалориканский адапс, — сказала исчезнувшая кроха номер один. — Отвечает за ауратическую циркуляцию электричества в сердце.
— Это галлюцигеновый симпатикант, — подхватила исчезнувшая кроха номер два. — Пограничный ствол автономной нервной системы, проводит симпатетические вибрации галлюцигенового ключа.
— А это опабинийская мембрана, — продолжала исчезнувшая кроха номер три. — Через нее осуществляется стимуляция опабинийскими щипцами.
— Вот иохойский холмик, — снова заговорила исчезнувшая кроха номер один. — Пассивно-активно реагируя на раздражение иохойским жгутиком, помогает выровнять сердечный ритм.
— Это айсгеаийский эпиксель! — сообщила исчезнувшая кроха номер два. — Эпицентрический микроцентр аорты, служит для коронарного выравнивания симпатетических вибраций.
— А это одонтагрифское жерло! — подытожила исчезнувшая кроха номер три. — Пока точно не выяснено, как именно на него влияет одонтагрифский аспиратор, но влияние, безусловно, положительное.
— Все понятно, Смейк?
— Все понятно, — отвечал Смейк. — Теперь я в курсе.
— Тогда выводи инструменты, — велела исчезнувшая кроха номер один.
— Мммуррррр, — замурлыкал Смейк, — мммуррррр…
В ЛОВУШКЕ
Румо просто прыгнул. Не стал долго раздумывать, куда прыгать: корпус генерала все равно для этого не приспособлен. Ухватился за серебряные дверцы на спине Тиктака. Отсюда Румо мог заглянуть внутрь. А там — еще больше оружия, и слышно лишь тиканье и лязг металла. Ничего похожего на сердце или мозг.
Генерал Тиктак вытянул стальные когти, желая отбросить Румо, как назойливое насекомое, но его руки, хоть и выдвигались далеко-далеко, почти не доставали до собственного тела. Генерал был создан для нападения, но не для самозащиты, никто, включая самого генерала, и помыслить не мог, что у кого-то хватит безрассудства атаковать.
Остальные вольпертингеры отважно метали в генерала копья, ножи, топоры, но больше ничем помочь Румо не могли, сами едва уворачиваясь от ударов и выстрелов Тиктака. Олек метко запустил из пращи камень в голову медного болвана, но раздался только гулкий звон, будто ударили в колокол.
— Забирайся внутрь! — скомандовал Львиный Зев. — Другого выхода нет, если собираешься отыскать его сердце. К тому же внутри безопасней.
Протиснувшись между двух металлических прутьев, Румо очутился в корпусе металлического воина. Все здесь тикало и щелкало, громко жужжали шестерни, ритмично стучали поршни, трещали алхимические батареи, заглушая звуки, доносившиеся снаружи. Румо будто попал в гигантский часовой механизм, ежесекундно отбивавший такт. Да есть ли тут сердце? Неужто такой сложной машине нужен живой мотор? Румо пробирался дальше. Все вокруг двигалось вверх-вниз, взад-вперед — того и гляди угодишь лапой в шестерню или напорешься на острую пружину. Все детали полированные, гладкие, обильно смазаны машинным маслом — очень трудно удержаться и не упасть.
— Нравится тебе [тик] там? — прогремел голос генерала Тиктака. Изнутри он звучал еще более гулко и безжизненно, чем прежде. — Нравится [так] внутри меня, вольпертингер?
Румо не отвечал.
— Устраивайся [тик] поудобнее! — крикнул Тиктак. — Гостем [так] будешь! А чтобы нам не [тик] помешали, закрою двери.
Что-то скрипнуло, шестерни и поршни задвигались быстрее. Послышалась та же мелодия, что и прежде, когда генерал разросся вдвое, но теперь она играла задом наперед и оттого звучала еще противнее. Доспехи складывались, клапаны захлопывались, детали сдвигались. Поршни и валы, за которые Румо цеплялся, балансируя, непрерывно вертелись, поднимались и опускались. Внутри генерала сгущалась тьма.
— Закрывается! — завопил Львиный Зев. — Выбирайся! Скорей!
Со всех сторон показались острые как бритва шпаги, зазубренные диски, лезвия, топоры, копья, стрелы и ножи. Одни вылетали с огромной скоростью, другие медленно выдвигались — слева, справа, сверху, снизу, спереди и сзади. Прямо над головой Румо просвистел топор, коса срезала с передней лапы клок шерсти, длинный обоюдоострый меч едва не проткнул вольпертингера, пройдя между задними лапами. Румо приходилось беспрестанно пригибаться и отпрыгивать в сторону, чтобы не лишиться головы или лапы. При этом Румо отчаянно пытался пробраться к выходу. Но едва он схватился за прутья, чтобы протиснуться между ними, серебряные дверцы захлопнулись, преградив выход из спины Тиктака. Стало темно и тихо, лишь сквозь узкие щели крест-накрест падали тонкие лучи света. Раздался звон, будто пробили часы.
— Мы в ловушке, — ужаснулся Львиный Зев. — Заперты внутри генерала Тиктака.
ОПЕРАЦИЯ
— Амалориканский крюк закрепляем в амалориканском адапсе, — объявила исчезнувшая кроха номер один. — Ауратическая циркуляция электричества сердцу обеспечена.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Галлюцигеновый ключ вставляем в галлюцигеновый симпатикант и поворачиваем, — вторила ей исчезнувшая кроха номер два. — Симпатетические вибрации смогут беспрепятственно передаваться в автономную нервную систему.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Опабинийскими щипцами зажимаем опабинийскую мембрану, — продолжала исчезнувшая кроха номер три. — Можно начинать опабинирование.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Иохойским жгутиком стимулируем иохойский холмик, — снова заговорила исчезнувшая кроха номер один. — Пассивно-активная реакция, выравнивание сердечного ритма.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Айсгеаийский винтоверт поворачиваем в айсгеаийском эпикселе! — подхватила исчезнувшая кроха номер два. — Можно приступать к коронарному выравниванию симпатетических вибраций.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Одонтагрифский аспиратор погружаем в одонтагрифское жерло! — подытожила исчезнувшая кроха номер три. — Что бы он там ни делал — все будет как надо.
— Ммурррррр… — мурлыкал Смейк.
— Так. Подаем ауратический разряд.
— Держи кулаки, Смейк.
— Пожелай нам удачи!
— Удачи!
— Сколько у тебя кулаков, Смейк?
Смейк задумался.
— Четырнадцать, — отозвался он.
— Должно хватить.
— Да уж, — вздохнул Смейк. — Надеюсь, хватит. А вдруг на мне так и лежит проклятье?
— Никогда нельзя знать наверняка, — ответила исчезнувшая кроха номер один. — Однако приступим к операции.
УДИВЛЕНИЕ ФРИФТАРА
Фрифтар захлопнул потайное окошко, откуда оглядывал стадион, и зажал рот рукой.
Театральное представление генерала Тиктака совершенно выбило его из колеи. Медный болван, напичканный оружием, стал еще больше, еще затейливее, еще опаснее, превратившись в непобедимую военную машину. Одной дипломатией тут не обойтись.
Ничуть не меньше беспокоил его фраук. Какой разгром! Эти кретины алхимики, как нарочно, послали самую гигантскую и неуправляемую тварь. Двадцатиметрового чудовища хватило бы с лихвой! Никогда прежде в город не пригоняли такую громадину, она же совершенно непредсказуема! Если выяснится, что это Фрифтар подал сигнал тревоги, с него взыщут за потери в рядах белян. А фраук глотает всех подряд: знать, богачей, военачальников!
Фрифтар выругался. Ничего не остается, кроме как сидеть тихо и ждать, пока генерал Тиктак и фраук отбушуют в Театре красивой смерти. Хорошо хоть чокнутый король спит.
Советник снова распахнул окошко. Невероятное зрелище, глаз не оторвать! Вся арена залита голубым дождем. Огромная машина сражается с вольпертингерами. Гигантский фраук одного за другим глотает ни в чем не повинных белян. Всюду мертвые и раненые. Слышны крики! С галереи медных болванов сыплются искры! Вот это спектакль! Сказать по правде, лучшее зрелище в истории Театра красивой смерти.
БИТВА И ПЫТКА
Генерал Тиктак торжествовал. Добыча в клетке. Пусть вольпертингеры и отличные воины, но вот со стратегическим мышлением у них туговато. Мышка попалась в мышеловку. Открытую дверь можно и запереть — неужто в Вольпертинге до этого не додумались?
В корпусе генерала припасено сорок семь больших мечей, четырнадцать стеклянных кинжалов, наполненных ядом, две дюжины дисков с алмазными зубцами, семь боевых топоров, восемнадцать копий и сотни стрел, дротиков и других снарядов, причем половина — отравленные. Имелась там встроенная гильотина, распылители кислоты, огнеметы, сюрикэны, арбалеты и много чего еще. Вольпертингер все равно что уже мертв, осталось только выбрать, как именно тот умрет. Безумец добровольно забрался в собственный гроб.
Генерал Тиктак решил совместить приятное с полезным. Продолжит битву с остальными вольпертингерами, испробовав на них несколько новых игрушек, и задаст перцу пленнику — пусть уворачивается от острых клинков! Впервые генерал Тиктак, к своему удовольствию, мог одновременно пытать, сражаться и убивать. Скорбь улетучивалась прямо на глазах.
СЕРДЦЕ В ТЕМНОТЕ
Румо наконец ухватился за неподвижную перекладину в корпусе Тиктака. В тусклом свете, проникавшем сквозь щели и частокол ребер, он различал лишь смутные очертания замысловатых механизмов, вертящихся шестерней и смертоносных орудий.
— Ничего похожего на сердце или мозг, — отчаялся Румо. — Наверняка он давно их потерял, если они и были.
— Ты отправишься на поиски сердца ходячей смерти, но отыщешь его лишь в темноте! — пискнул Львиный Зев.
— Что?
— Последнее предсказание ужасок. Помнишь?
— К чему это ты? — удивился Гринцольд. — При чем тут эти старые перечницы?
— Это значит, мне нужно закрыть глаза, — догадался Румо. — Попробую почуять сердце генерала Тиктака.
— Хорошая идея, — обрадовался Гринцольд. — Вперед!
Крепко вцепившись в перекладину, Румо зажмурился.
— Что видишь? — спросил Львиный Зев.
— Вижу металл разных цветов, — отвечал Румо. — Вижу машинное масло — оно повсюду. Все движется и грохочет.
— А как насчет сердца? — перебил Гринцольд. — Сердце чуешь?
— Не знаю. Есть несколько незнакомых странных запахов. Кислота. Яд. Резкий запах пороха. Но ничего похожего на сердце. Или мозг. Видать, надежно спрятаны.
— Может, заберемся поглубже? — предложил Львиный Зев. — Наверняка генерал прячет сердце где-то глубоко-глубоко.
Открыв глаза, Румо стал спускаться ниже. Карабкаться по механизму генерала Тиктака стало еще опаснее, ведь тот двигался все быстрее, наклонялся то в одну, то в другую сторону, переступал с ноги на ногу, вертелся на месте. Мимо Румо со свистом проносились стрелы и клинки. Наконец он нашел еще пару неподвижных перекладин, крепко ухватился за них, зажмурился и принюхался.
— Ну что? — крикнул Львиный Зев.
Румо вновь почуял резкий запах пороха, нефти, горевшей в баках огнеметов, дым от кремней, еще воняло какими-то зельями и полиролью для металла. Пестрые ленты запахов переплетались в тесных внутренностях генерала, а среди них, в самом центре боевой машины, Румо разглядел ритмично пульсировавший зеленый огонек.
— Там что-то светится, — прошептал Румо.
— Где? — спросил Львиный Зев.
Румо полез дальше, теперь не открывая глаз.
— Смотри, за что хватаешься! — предостерег Гринцольд. — Тут полно острых лезвий, может, даже отравленных.
Протиснувшись между перекладин, пригнувшись перед вертящейся шестерней с острыми зубцами, перешагнув через стеклянный кинжал, наполненный красным ядом, Румо очутился прямо над источником пульсирующего света. Можно открыть глаза и посмотреть, что это.
В потемках было почти не разобрать. Какой-то серый свинцовый ящичек, похожий на кирпич, в разные стороны расходится множество трубок. Ящик жужжит и потрескивает. Румо дотронулся до него лапой: ледяной.
— Алхимическая батарея, — разочарованно вздохнул он.
— Батареи не светятся, — возразил Львиный Зев. — Оно там. Его сердце спрятано в батарее и залито кислотой. Должно быть, очень мощная штука, раз ты через свинец почуял. А тайник отменный.
Генерала Тиктака сильно качнуло, и Румо едва не напоролся на острый кинжал. Он искал, за что бы ухватиться, и вынул меч.
— Разруби ее! — приказал Гринцольд. — Разруби батарею и вырви сердце, пока он не понял, что мы задумали!
Размахнувшись, Румо одним ударом разрубил свинцовый корпус батареи. В трещину с шипением потекла светящаяся зеленоватая кислота и пошел едкий дым. Когда кислота вытекла, Румо разглядел внутри батареи кусочек какого-то белого вещества.
— Просто камень, — разочарованно буркнул Гринцольд.
— Цамомин, — прошептал Львиный Зев. — Хватай же его!
Сунув меч за пояс, Румо схватился за цамомин — и тут же отдернул лапу.
— В чем дело? — удивился Гринцольд.
Едва Румо коснулся камня, по телу его пробежал озноб, а в голове зазвучали тысячи голосов.
— Что?
— Очень неприятный на ощупь, — пояснил Румо.
— Не сможешь удержать? — спросил львиный Зев.
— Смогу. Но, боюсь, недолго.
Генерал Тиктак покачнулся. На секунду он будто потерял контроль над собой — ужасное и доселе незнакомое ему чувство. Внутри словно что-то оборвалось — проволока, трос или кабель, — выведя его из равновесия. Генерала качало туда-сюда. Но вот он снова овладел собой.
За время схватки с вольпертингерами Тиктака охватила эйфория, и он забыл обо всем. Теперь же генерал вспомнил: надо заняться псом, что засел у него внутри, пока тот чего-нибудь не натворил. Хоть и жаль, но пора заканчивать игры с вольпертингерами и заняться казнью пленника. Генерал Тиктак вздохнул. Все же пытать и сражаться одновременно не получается.
Он решил открыть дверцу на спине. Если этот парень и впрямь так глуп, как кажется, непременно попытается выбраться. Тут-то генерал Тиктак его и прикончит.
ЦАМОМИН
Послышался свист, Румо торопливо пригнулся, и над ним, словно маятник, рассекая воздух, пролетело лезвие топора. Ненадолго скрывшись в потемках, лезвие полетело обратно. Качнувшись в третий и четвертый раз, маятник остановился.
— Хватай же чертов камень! — крикнул Гринцольд. — И скорей убирайся отсюда!
Протянув лапу, Румо выхватил цамомин из свинцового ящика. Какой ледяной! Румо с трудом сдерживал желание положить камень на место. Теперь он мог цепляться только одной лапой.
Неожиданно доспехи на спине генерала раздвинулись, и внутрь ударили лучи света. И как нельзя кстати! Румо перемахнул через красный стеклянный кинжал, протиснулся между перекладинами и стал карабкаться вверх.
Со всех сторон слышались ужасные звуки: тут и там вертелись зазубренные диски, острые сабли пронзали темноту — казалось, весь металл, из которого состоит генерал, вознамерился отыскать пленника. Румо лез дальше, сжимая в кулаке цамомин, казавшийся непосильной тяжестью. Румо чувствовал, как леденеет ладонь, вся лапа, плечо и, наконец, голова.
— Расти! — наперебой шептали сотни голосов у него в голове. — Ты должен расти! Ты можешь стать самым большим вольпертингером. Ты должен им стать — с моей помощью!
Голоса сбили Румо с толку. Нечаянно схватившись за острое лезвие, он сильно поранился. Отдернув лапу, Румо на миг потерял равновесие.
— Расти! — не унимались голоса. — Ты должен расти! Ты можешь стать самым большим!
Окровавленной лапой Румо схватился за перекладину и подтянулся.
— Вместе мы сможем все! — нашептывал цамомин. — Ты такой сильный! А я сделаю тебя еще сильнее!
В темноте что-то щелкнуло. Арбалеты!
— Берегись! — крикнул Гринцольд. — Стрелы!
Румо услышал жужжание тетивы, пригнулся, и над ним просвистела целая туча стрел. Ударившись о металлическую стенку, стрелы посыпались вниз. Румо карабкался все выше.
— Ты великий воин! — нашептывал цамомин. — Только представь, чего мы добьемся вместе! Я сделаю тебя бессмертным.
— Не слушай глупую болтовню! — пискнул Львиный Зев. — Это же кусок камня!
— Ничто не разлучит нас, — прошипел цамомин. — Мы вместе навеки!
— Берегись! — снова крикнул Гринцольд, но поздно: молниеносным ударом меча из темноты Румо ранило в лапу, в которой он держал цамомин. Клинок тут же скрылся в темноте. К своему удивлению, Румо совсем не почувствовал боли. Лапа онемела.
— Клинок был отравлен, — продолжал цамомин, — но тебе яд не страшен: со мною ты неуязвим.
Румо увидел, как яд в ране с шипением испарился, и она мгновенно затянулась.
— Вот как мы сильны!
— Берегись! — завопил Львиный Зев. — Пригнись!
Румо втянул голову в плечи, и мимо него просвистел нож гильотины.
— Сосредоточься на том, чтобы выбраться, — велел Львиный Зев. — И не слушай болтовню.
Выход был уже недалеко. Сквозь щели Румо видел других вольпертингеров, карабкавшихся на генерала Тиктака со всех сторон: Рольфа, Олека, Биалу и остальных. Они протягивали Румо лапы.
— Сюда, Румо!
— Сюда!
— Сюда!
— У тебя получится!
Тиктак хватал вольпертингеров когтями и отбрасывал прочь, но на их месте тут же появлялись другие. Все они рисковали жизнью ради Румо.
— Еще, Румо!
— Еще немного!
В проеме показался Урс, он протягивал Румо лапу.
— Хватайся, Румо! Ну же! Давай!
Все тело Румо онемело от холода, он чувствовал только лапу, которой хватался за перекладины. Если, разжав ее, Румо не успеет уцепиться за лапу Урса, упадет в глубину корпуса генерала Тиктака, прямо на зазубренные диски и острые лезвия. В глазах у него помутилось.
— Он закрывает двери! — кричал Урс. — Скорее!
Подняв голову, Румо, как в тумане, увидел, что дверцы на спине генерала Тиктака медленно закрываются. Румо разжал хватку.
Урс тут же ухватил его за лапу, сжав, как в тисках.
— Держу! — крикнул он.
И Урс потянул Румо вверх. Стиснув зубы, Урс кряхтел от натуги, а его друг повис мешком и не двигался. Чертыхаясь, Урс вытащил Румо, подхватил под мышки, и они оба шлепнулись на песок арены.
Румо лежал, постанывая, глядел остекленевшими глазами и сжимал цамомин в кулаке. Урс помог ему подняться.
Остальные вольпертингеры тоже слезли с Тиктака. Генерал бестолково топтался на месте и беспорядочно потрясал оружием. Челюсть его отвисла, но из глотки слышалось лишь монотонное тиканье.
Олек приблизился к Румо.
— Что у тебя в лапе? — спросил он.
— Сердце Тиктака, — пробормотал Румо. — А сам он где?
— Сердце Тиктака? — удивился Олек. Он протянул Румо пращу. — У меня идея. Клади его сюда!
— Нет! — шипел цамомин в голове Румо. — Мы должны быть вместе! — Румо отпрянул от Олека.
— Ну же! — нетерпеливо повторил Олек, снова протягивая пращу. — Я избавлюсь от него.
— Да брось же, наконец, этот треклятый цамомин! — скомандовал Львиный Зев. — Брось его!
— Это приказ! — проревел Гринцольд.
Собравшись с силами, Румо положил камень в карман пращи.
Отступив на несколько шагов, Олек раскрутил пращу над головой, отпустил один конец веревки, и цамомин взлетел в воздух. Все, не отрываясь, следили за его полетом.
Описав дугу над ареной и трибунами, белый камень полетел прямо в хобот фраука, без разбору засасывавшего пыль, мусор, живых и мертвых зрителей и солдат. Попав в прозрачный хобот, камень затерялся среди обломков. Как он попал в желудок чудовища, вольпертингерам разглядеть уже не удалось.
Многие вновь обернулись к генералу Тиктаку, ошалело топтавшемуся на месте, как вдруг фраук затих. Чудовище перестало всасывать воздух, чем вновь привлекло всеобщее внимание. В брюхе у него громко заурчало, фраук опять стал втягивать воздух, остановился, потом еще и еще раз. Хобот задрожал, забился в судорогах, поднялся высоко над трибунами, где уже никому не угрожал. Вдруг он замер.
На мгновение все стихло, затем раздался ужасающий вой и свист. Гигантская тварь раскачивалась над стадионом, а в брюхе у нее бурлило и пенилось. Послышался гулкий хлопок, и брюхо фраука сильно вздулось. Еще один хлопок — брюхо раздулось еще сильнее, зрители завизжали и заметались. В брюхе снова громко заурчало, и из хобота хлынула каша из слизи, мусора и полупереваренных трупов. Все это растеклось по трибунам.
С третьим хлопком брюхо фраука лопнуло в нескольких местах. Огромные куски голубоватых внутренностей шлепнулись на арену. Чудовище еще раз оглушительно заревело, а одна из гигантских лап подогнулась, затем вторая, третья. Суставы трещали, как поваленные деревья. Стараясь удержать равновесие, фраук задел лапой стену театра, пробив в ней гигантскую дыру.
Великан неудержимо падал. Со свистом накренился он на сторону, снеся тушей огромный кусок стены театра. Трибуны завалило обломками и закопченными черепами. Панцирь фраука вместе с сидевшими на нем погонщиками грохнулся на землю за стенами театра, но внутри все услышали, как он треснул, а внутренности чудовища разлетелись по улицам Бела. В воздух взметнулись черные тучи пыли, скрыв от глаз ужасную картину. Затем сажа накрыла все черной пеленой.
КЛАССИЧЕСКАЯ МУЗЫКА
Громкий звук огласил мертвый мир кровеносной системы Ралы.
Ба-бом!
Будто литавры или барабан на галере.
Ба-бом!
Этот звук с самого рождения Ралы отбивал такт, задавал ритм жизни в волнении и спокойствии, во сне и наяву. И этот звук замер с приходом субкутанного эскадрона смерти.
— Сердце снова бьется! — заявила исчезнувшая кроха номер один.
Ба-бом!
— Неплохо бьется, — подхватила исчезнувшая кроха номер два.
Ба-бом!
— Для сердца, мертвого еще минуту назад, превосходно бьется, — подметила исчезнувшая кроха номер три.
Ба-бом!
С трудом пробиралась подкровная лодка сквозь плазму. Масса по-прежнему была густой и вязкой, но с каждым ударом сердца, с каждым толчком, прокатывавшимся по венам, разжижалась.
— Процесс свертывания прекратился, — заявила исчезнувшая кроха номер один.
— Кровоток восстановлен, — подхватила исчезнувшая кроха номер два.
— Винты крутятся все свободнее, — добавила исчезнувшая кроха номер три.
Ба-бом!
Смейк увидел, как горы мертвых кровяных телец тоже пришли в движение, ритмично покачиваясь в такт сердцебиению. Мертвых? Нет, мертвых здесь больше нет. Миллионы крохотных лежебок постепенно просыпались от оглушительного шума.
Ба-бом!
Ба-бом!
Ба-бом!
Сердце неистово колотилось. Смейк ухмыльнулся. Как тут можно спать? Такой грохот и мертвого разбудит. Кровяные тельца сонно зашевелились, помешивая, согревая и разжижая кровь. А мощные удары сердца один за другим прокатывались по венам. Красные тельца порхали, как стаи бабочек, а среди них цветочной пыльцой носились белые тельца. Все закружилось в неистовом танце в такт сердцебиению и бурным потоком понеслось по венам. Смейк своими глазами наблюдал второе рождение, победу над смертью, одержанную не без его участия. Слезинка скатилась по щеке, но Смейк немедленно ее смахнул. Тут он истерически захохотал.
Ба-бом!
— Вот она — музыка жизни, — проговорила исчезнувшая кроха номер один.
Ба-бом!
— Мотив незатейливый… — продолжала исчезнувшая кроха номер два.
— Но это классика! — заявила исчезнувшая кроха номер три.
Ба-бом!
Лодка мчалась все быстрее.
— Музыка жизни! — воскликнул Смейк. — Невероятно! Никогда бы не подумал, что сердце бьется так красиво!
— Мы изжили смерть, Смейк! — сказала исчезнувшая кроха номер один.
— Так здорово бывает что-нибудь изжить, верно? — подхватила исчезнувшая кроха номер два.
— Ты как, Смейк? — спросила исчезнувшая кроха номер три. — Все уго?
— Да, — рассмеялся Смейк. — Все уго!
ТИКАНЬЕ
Вольпертингеры замерли, наблюдая последние конвульсии поверженного фраука. От оседавшей пыли все они стали похожи на черные статуи. Зрители и солдаты, перепачканные сажей, ползком выбирались из театра через трещину в стене.
Генерал Тиктак стоял на месте не двигаясь. Вольпертингеры столпились вокруг него на почтительном расстоянии.
— А вдруг он собирается с силами? — предположил кто-то.
— А вдруг он мертв? — воскликнул Урс.
— Он не мертв, — отозвался Биала. — Только не он.
Подняв камень, Олек вложил его в пращу и запустил в голову Тиктака. Глухой гул прокатился над развалинами театра.
— Он мертв, — повторил Урс. — Румо прикончил его. Вырвал ему сердце.
— Или выжидает, пока мы подойдем ближе, — заметил Олек.
— Посмотрим, — отозвался Урс, направляясь к генералу Тиктаку. Румо, прихрамывая, поплелся за ним. Силы еще не вернулись к нему.
— Осторожней! — крикнули им вслед.
Румо и Урс остановились у ног гигантского медного болвана и осторожно заглянули внутрь. Генерал не двигался. Все шестеренки и орудия замерли.
Урс ударил по ноге Тиктака. Затем взглянул на Румо.
— С ним покончено. Раз и навсегда!
Румо прислушался. Он постепенно приходил в себя, но слух еще не восстановился. Левая сторона тела по-прежнему не слушалась, в ушах свистело. И все же Румо кое-что услышал. Монотонный ритмичный стук. Он доносился из застывшего генерала.
«Тик… так… тик… так…»
— Слышишь? — спросил Румо.
— Ну да. Еще тикает.
«Тик… так… тик… так…»
— Но ведь он мертв, как он может тикать?
— Ну, не знаю, может, какая-нибудь пружина не до конца раскрутилась, — предположил Урс. — Он безобиден. Расслабься.
Зажмурившись, Румо втянул носом воздух. Почуял те же запахи, что и внутри Тиктака. Масло. Кислота.
«Тик… так… тик… так…»
Порошок с резким запахом.
«Тик… так… тик… так…»
Горючее в баках огнеметов.
«Тик… так… тик… так…»
Дым от кремней.
Схватив Урса за лапу, Румо потащил его прочь.
— В укрытие! — завопил он. — Сейчас взорвется!
Вольпертингеры бросились врассыпную.
«Тик… так… тик… так…»
— Его последнее оружие, — крикнул Румо.
«Тик… так… тик… так…»
Перепрыгнув через обломки стен, рухнувшие на арену, вольпертингеры попрятались.
«Тик… так… тик… так…»
В корпусе генерала Тиктака что-то затрещало, раздался гулкий хлопок, изо всех отверстий вырвались языки пламени, и мощным взрывом панцирь генерала разорвало на тысячи осколков. Серебряные, железные, стальные и медные кинжалы, мечи, топоры, зазубренные диски, стрелы, болты, гайки и дротики разлетелись в разные стороны и, просвистев над головами вольпертингеров, посыпались на трибуны. Голова Тиктака взлетела высоко вверх, туда, где прежде нависала туша фраука. В полете голова кувыркнулась несколько раз, как шпага в «Многократном Делукке». Повиснув на мгновение, словно луна из меди и стали, какой никогда не видели в мире, где нет неба, голова рухнула на стадион, глубоко зарывшись в землю. С шипением пролилось немного едкой кислоты, последние куски металла со звоном упали на арену, затем все покрылось слоем пыли. Стало тихо. Бой на ярусе медных болванов тоже прекратился.
Выбравшись из укрытия, вольпертингеры огляделись. Всюду блестело серебро и медь, в каждом обломке стены, в каждом камне, в каждом черном черепе кладки засел кусочек генерала Тиктака. Развалины Театра красивой смерти стали для него гигантским надгробием.
БЕЛАЯ КРЫСА
Румо и его друзья уже собрались уходить, как вдруг из ворот на арену высыпало странное общество: пожилые вольпертингеры и огромные черные фигуры. Во главе отряда шел Рибезель-мятежник, Йодлер Горр и Шторр-жнец.
— Что с медными болванами? — спросил кто-то.
— Они просто застыли, — отвечал Рибезель. — В один миг. Мы услышали взрыв, а потом… — он пожал плечами. — Так и остались там, наверху, будто у них завод кончился.
Румо вспомнил рассказ Смейка о событиях в Нурнийском лесу.
— Конец генералу Тиктаку — конец и медным болванам, — пояснил он. — С ним они родились, с ним и погибли.
Раненых наскоро перевязали, и бургомистр подал сигнал к отступлению. Вольпертингеры, йети, Укобах, Рибезель и все, кто выжил, стали перебираться через обломки стен наружу.
На несколько мгновений театр совершенно опустел. Но, едва все ушли, из ворот на арену вышла гигантская слепая крыса-альбинос с красным хвостом и когтями. Она еще долго ощупывала все в поисках живой добычи, но пришлось довольствоваться мертвецами.