Коренлис писал извещение о смерти жены. «Тринадцатого числа сего месяца, в одиннадцать часов вечера, моя возлюбленная супруга София, по воле всемогущего и всемилостивейшего Господа, после продолжительных родов покинула сей грешный мир и вознеслась в блаженство вечной жизни…»
На этой фразе он остановился. Ему вдруг стало ясно, что он полностью утратил веру. Написанные им слова являлись всего лишь значками на бумаге – набором благочестивых выражений, значивших не больше чем счет за штуку полотна или кипу хлопка. Даже меньше. Они были вовсе лишены смысла.
Бог не существовал. Вера Корнелиса, недавно возродившаяся к жизни, угасла окончательно. Шестьдесят лет он платил свои долги: слезами, раскаяниями, страхом, – и что получил взамен? Какова отдача от его вложений? Две мертвые жены и два мертвых сына. Разве это честная сделка?
Всю жизнь пасторы и проповедники пугали прихожан. «Бог тебя накажет! Несчастный грешник, Он видит все твои поступки! Трепещи, тебя ждет адское пламя и вечное проклятие!» В детстве, слушая их, Корнелис даже обмочил штаны. Они восставали против театральных представлений, курения табака, утреннего кофе, субботних прогулок, любых удовольствий и развлечений. Против самой жизни.
А кто они были, эти жалкие существа с тощими волосами и скрипучими голосами? Какое имели право запрещать ему что-либо? Что они вообще знали о нем? И почему эти люди вбили себе в голову, будто спастись должны именно они – узколобые ханжи, считавшие грешниками даже младенцев и находившие радость только в том, чтобы лишать радости других? Кто и где сказал, что их устами говорит Бог? Если уж им так нравится проповедовать, почему бы не проповедовать против Бога, который позволил молодой женщине умереть в страшных муках, рождая на свет ребенка?
Корнелис сидел за столом и задумчиво вертел перо в руках. Зачем «всемогущему и всемилостивейшему Господу» было так уж нужно забирать Софию в «блаженство вечной жизни»? И что такое эта вечная жизнь? София не просто его «возлюбленная супруга»: она его милая, его радость, его счастье. Раньше он был болтливым и высокопарным дураком! Корнелис вспомнил, как терпеливо и послушно София слушала его разглагольствования. Нелепая самонадеянность. Почему он решил, что может рассуждать обо всем, если не знает ровным счетом ничего?
Корнелис чувствовал странную, пугающую легкость. Казалось, он стал невесомым и воздушным, как луковая шелуха. Подует ветерок и вынесет его из комнаты. Видимо, это последствия шока. От горя он временно сошел с ума. Но он никогда не чувствовал себя таким разумным, как сейчас. В последние годы Корнелиса тревожили сомнения. А теперь смерть Софии сделала его свободным. Вместо того чтобы укрепить его веру, она окончательно похоронила ее, и он стал как пушинка – плыл все выше, выше, ближе к ней. Впрочем, София не могла находиться в раю – ведь его не существовало.
Снизу, из реального мира, доносился голос ворковавшей над кроваткой Марией. Как ему с ней повезло! Марию не волновали теологические споры: она относилась к здравомыслящим и прагматичным людям, которые возносят Господу хвалы, а сами преспокойно занимаются своими делами. Ее грубоватая приземленность действовала на Корнелиса успокаивающе. Ей не было никакого дела, потерял он свою веру или нет. Все, что ее интересовало, это ребенок. Остальное не имело значения.
Корнелис решил назвать свою дочь Софией. Ее красота трогала его до глубины души. Уже сейчас, всего одного дня от роду, она напоминала ему мать. Кстати, у него в детстве тоже были такие темные волосики. Корнелис радовался, что у него родилась девочка, а не мальчик. Наконец-то у него будет дочка и он сможет научить ее всему, что знает сам. Объяснит ей, что все на свете подлежит сомнению, и это единственный способ правильно смотреть на вещи. Научится отвечать на ее вопросы. Она вырастет сильной и свободной, а не испуганным ребенком, зачатым во грехе. Ей больше не придется дрожать от страха и мочить штанишки в церкви. Она будет просто ребенком – красивой и очаровательной малышкой, которую полюбят все. Это дар, каким наградила ее мать.