Я хожу сюда уже четыре дня. Во-первых, здесь хорошо и недорого кормят. На бандитские деньги я мог бы себе подобрать место поприличнее, но рано или поздно они закончатся, а других пока не предвидится. Во-вторых, Птица должен наконец воспользоваться нашим почтовым ящиком. Если он этого не сделал до сих пор, значит, сделать этого было нельзя. Ему там виднее.

Я живу в полуподвальчике на Ординарном. Эту комнату я снял у пивного ларька, за пятнадцать тысяч в день. Там матрас, одеяло, стол и два табурета. Я купил телевизор-крошку и смотрю его сутки напролет. Фильмы, футбол из Италии, все новости сразу. Когда я не сплю и не взращиваю в себе идиота, читаю Джека Лондона, семитомник которого приобрел по случаю.

Каждый день ровно к четырем я прихожу за свой столик в кафе на Гороховой. Официантка, покачивая головой, делает мне “Кровавую Мэри”, приносит все салаты, которые есть сегодня, а затем, по настроению, курицу, пельмени или сосиски. Или котлетку куриную. В шесть я пью кофе и ухожу. Но сегодня наконец что-то происходит. Вместе со стаканом я получаю конверт. Внутри то ли монетки, то ли брелок. Я разрываю его. Это ключи от квартиры Птицы. Он как-то и с кем-то умудрился послать их сюда, на Гороховую. Хорошее дело. А то я стал жить как-то однообразно. Монотонность некоторая одолела. Быт затянул.

Я расплачиваюсь, выхожу на улицу, долго носившую имя лучшего чекиста всех времен и народов, и иду по направлению к Сенной. Там, миновав оптовый ларечный рай, спускаюсь в метро. Пора забрать из камеры хранения сумку. Она понадобится мне завтра.

В конверте с ключами записка: “Папа позвонил нам. Дома бандиты. Ждут вас день и ночь. Помогите папе. Ключ от верхнего замка. Оксана”.

Проходной двор обнаруживается через дом от того, где сейчас текут окаянные дни Птицы. В подвальное помещение ведут две двери. Одну мне никак не открыть. Акционерное общество “Свияга” установило стальную дверь и, возможно, сигнализацию. Там, за дверью, спят, на диванчике секьюрити. Почему-то в последнее время обломы эти носят робы с крупной желтой надписью на спине. Спят они, а на столе кофе в банке, сервелат на булке. За второй дверью чрево подвала, с трубами холодными, трубами горячими, дерьмом бомжей. Спит бомж, рядом баллон с водой из-под крана, “фруктовая композиция” в шкалике и четвертушка хлеба в газете.

Замок врезной, внутренний, со следами нескольких взломов и починок. Он закрыт на два оборота, и приходится ломать его еще раз. Выдернуть из гнезда. Тихо и податливо посыпались клинышки, поплыли заплатки. Я вхожу в подвал и закрываю дверь за собой. Подвал на удивление чист, прибран, на стояках бирки с номерами квартир, прикрученные медными проволочками.

“Свияга” построила стену в два кирпича, отгородилась от подвальной жизни умело и прочно. Мне нужно наверх, в подъезд. Дверь, ведущая туда, и не нужна по большому счету, так как за ней решетка, прочная и основательная. И здесь уже замок висячий, с калеными дужками. Но слабина есть и тут. Петли на решетке простые, оконные, хотя и добросовестно приваренные. Без прожогов и раковин. Но толщина металла всего миллиметра два. Я пилю аккуратно, с перерывами. В четыре часа утра звук съедаемого полотном металла поднимается наверх по колодцу подъезда, возможно, его слышат за какой-нибудь дверью, но кто же пойдет ночью, с фонариком — лампа в парадном вывернута — вникать в таинственную жизнь подвала?

Я поднимаюсь на пятый этаж. Здесь лампочка горит и позволяет мне рассмотреть следующее препятствие. Замок на чердачной решетке навесной, хлипкий. Такой же был на чердаке, с которого я вел наблюдение за входом во двор Птицы. Очевидно, закупали замки по товарному чеку, чтоб недорогие и покрепче, чтобы побольше количеством, но не совсем дрянь. Я сдергиваю его и поднимаюсь на чердак, потом — через слуховое окно на крышу. Надо мной звездное небо, и лучезарный Сириус вершит свое колдовство. Как долго я не видел звездного неба. Все поплавки да лунки, телевизор да вино, амортизаторы да подвески.

По крышам старых зданий можно путешествовать долго. Переходить с улицы на улицу, глядеть на звезды и солнце, жить возле труб парового отопления, а если аккуратно подкрутить пробку на горячем стояке, то и помыться в тазике. Так живут сейчас многие, и тот, кто запирает и чистит чердаки и подвалы, может сам ненароком оказаться на дне или в поднебесье. Иду я тихо, согнувшись, а крыша обледенелая пытается все же уйти из-под ног. Наконец я у цели. Есть соблазн влезть в то слуховое окно, которое ближе, и я некоторое время борюсь с этим желанием, но влезаю все же в другое, посветив фонариком и повиснув на руках, спрыгиваю на шлак, под которым уже потолок квартиры. Там и ждет меня Птица. И засада ждет. То ли милицейская, то ли воровская. Ждут меня с улицы, через арку, снизу вверх, а я пришел несколько другим путем.

Теперь Птица не ходит, должно быть, за батоном, пивом и колбасой по утрам. Ему все принесут на дом. Я сдергиваю последний из замков сегодняшней ночи. У меня отличный небольшой и увесистый гвоздодер. Не хочется называть его фомкой. Я навешиваю свой надежный замок, затем ставлю будильник на семь утра, достаю из сумки спальный мешок, снимаю обувь, носки, куртку, все это укладываю рядом, на газету, влезаю в нейлоновую оболочку и мгновенно засыпаю.

Смена личного состава в засаде происходит в восемь ноль-ноль. Я слышу шаги внизу, на лестнице, потом шум лифта, аккуратно смотрю сквозь решетку. Выходит неопределенной наружности молодой человек в коже и кепарике. Открывается дверь, закрывается. Минут через пятнадцать открывается снова и выходит точно такой же, как брат схожий с вошедшим, и уезжает вниз, позвякивая пустыми бутылками. И не возвращается. Я жду еще с полчаса, и наконец происходит то, что должно было произойти. Теперь кепарик отправляется за покупками. В руках у него полиэтиленовый пакет. Он насвистывает. Когда смолкают его уверенные шаги внизу, я тихо-тихо снимаю замок, поворачивается с легким скрипом решетка, я спускаюсь совершенно невесомо вниз и прикладываю ухо к дверям. Там вещает телевизор, и более ничего не слышно. В руках у меня ключ и фомка. Я аккуратно утапливаю ключ в гнезде и толкаю дверь. Я вхожу не встреченный никем. Телевизор у Птицы стоит на кухне, и сменщик, чьи кепарик и куртка на вешалке в коридоре, смотрит новости. Он начинает поворачиваться на звук моих шагов, и тогда я делаю еще один шаг, широкий и быстрый, и бью его фомкой по голове. Потом врываюсь в комнату… Там только Птица.

— Больше никого?

— Нет. Только тот, что вышел. Ты что? Замочил его?

— Наверное…

Птица идет на кухню и возвращается таким, что краше в гроб кладут.

— А если ты его убил?

— Если да если… Это война, Птица. Или мы их, или они нас.

Мы оттаскиваем тело в комнату, кладем на диван лицом вниз. Пистолет в кармане. Обойма полна, патрон в патроннике, предохранитель снят. Возвращаюсь на кухню, сажусь лицом к телевизору. На голове моей теперь кепарик. Пока не вернулся любитель сосисок и пива, осматриваю другие карманы. Бумажник. В нем мелочь. Семьдесят тысяч рублей, одна немецкая марка, магнитная телефонная карта и удостоверение личности. Вальтер у нас работает в фирме “Юрвитан” агентом по недвижимости. Цена продаж, цена покупок. Ожидается сезонное понижение цен на двухкомнатные в центральном районе и повышение цен на троечку в северном. Этот район наиболее привлекателен для инвесторов. Или как у них там? Наше агентство работает на рынке уже пять лет. Надежно и конфиденциально… Бесплатные консультации, расселение, юридическое оформление.

А за дверью уже топотанье и ключ в замке. Птица закрывает дверь в комнату. Открывается дверь, закрывается дверь.

— Замерз, что ли? Куртку-то хоть сними. Блин. Пока бутылки сдал. Что за район у них. — И шаг в кухню. Я поворачиваюсь медленно, поднимая ствол.

— А ботинки не надо снимать в чужой квартире?

— Ты… Ты кто? — И движение назад, а пакет с пивом еще в руке, и тщетный план спасения в голове.

— Стоять, не двигаться. Пакет поставь. Так. Руки за голову, к двери лицом, ноги шире… — И я бью его рукояткой пистолета по темени. — Птица! Тащи его туда же. И шнур давай.

— У них тут наручники.

— Да ну? Где же?

— А вот на холодильнике, под газетой. Две пары.

— На нас с тобой? Или на кого еще?

Перед уходом нужно прибраться. Я беру тряпку, ведро и мою пол на кухне, в коридоре, в комнате.

— Что закручинился? — спрашиваю я своего товарища. — Вот твоя доля. Пять штук зеленых. Увези семью подальше. Месяца на три вам хватит при скромном образе жизни. И не вздумай отказываться. Во-первых, это трофей, а во-вторых, я один как перст. Увези жену и Оксану. Все еще переменится, и все мы заживем спокойно и счастливо, — говорю я и сам себе не верю. — И вообще поспешай. Возьми какие нужно вещи. Пора делать ноги.

Второго риэлтера зовут Роман. Менеджер по рекламе. Фирма та же. Строка в реестре, большой модуль, малый модуль. Вы не хотите разместить рекламу на выставке? За выделение вашего текста жирным шрифтом цена двойная, но и о скидках можно подумать. У этого оружия нет. Есть только газовый баллончик. Это кстати.

Лодыжки у Романа тонкие, и я замыкаю на них браслеты. Рука Вальтера, нога Романа. И еще раз в том же порядке. Признаки жизни наблюдаются уже у обоих. Легкое мычание и покряхтывание.

Мы переносим их в лифт, туда же я ставлю их утреннее пиво, кладу куртки, кепарики и пистолет. Патроны на всякий случай забираю с собой, с тем чтобы выбросить потом в канал. Удостоверения личностей всовываю в щель между пластиком и вентиляционной сеточкой. Знаменитое место. Очень удобно. Зайдет какой-нибудь товарищ в лифт — на полу тела, на стене пластиковые карточки с фамилиями потерпевших. Я нажимаю кнопку первого этажа. Двери закрываются.

Мы поднимаемся на чердак, причем я снова навешиваю замок, подбираю свою сумку, мы повторяем мой маршрут в обратном порядке.

Смотрители замков еще не вышли на работу, и через подвал мы попадаем на улицу. Это 13-я линия.

Теперь мое лежбище в Ординарном переулке становится на некоторое время нашим штабом. Но прежде Птица бегает звонить семье, успокаивает, договаривается о встрече.

Я выпиваю стакан одним махом.

“Юрвитан” — это, очевидно, Юрий, Виктор, Таня или что-либо подобное. А возможно, первые слоги любимых кличек собак членов правления. Паспортов у Вальтера и Ромы с собой нет, как нет военных билетов и профсоюзных книжек. Зачем все это, если есть пластиковая карточка фирмы?

— А что там на дискете? — спрашивает наконец Птица.

— А это нам предстоит узнать в скором времени. У тебя компьютер есть в безопасном месте?

— Нужно подумать. Если к Колику домой поехать.

— Ну нет. Хватит нам домов. Давай контору какую-нибудь.

— Газета есть. По недвижимости. Там корреспондент знакомый.

— Вот это хорошо. Недвижимость сейчас нам во как нужна.

— Может, мне дом купить? Сарайку какую-нибудь? На Псковщине. С огородом.

— Ты покупай, что хочешь. Только к компьютеру меня отведи. Я в них ничего не понимаю.

— Я тоже. Делов-то. Придем попозже. Витек нам распечатает все. А потом?

— А потом суп с котом. Где-то мой кот сейчас? Пойти, на хрен, взорвать эту фирму поганую и вернуться домой.

— Передохни.

Я выпиваю еще один стакан и падаю замертво. На матрас.

Я просыпаюсь рано, еще едва светает, но Птица не спит, посиживает, подобно ворону, в углу, слушает городское радио. Ждет сообщения о лифте.

— Здоровье поправлять будешь?

— Давай по маленькой. А потом расскажешь, что там и как.

— Расскажу… — Птица ругается долго и витиевато, хватается за голову и, по мере того как течет плавное повествование, то вновь приходит в отчаяние, то успокаивается ненадолго.