Двухэтажный дом, скорее даже барак, на окраине города, рядом с холмами и небольшим рукотворным прудом. Впрочем, пруды всегда рукотворны, как и озера, сотворенные не то природой, не то Господом Богом. Красные и желтые пятна осени, поднявшийся к небу орех, который посадили, когда тебе исполнился год, деревянное рассохшееся кресло, мокрые от осенней влаги ступени, застекленная веранда, и за ней на подоконнике разный ненужный хлам, милый сердцу разве что того, кто смотрит на него каждый день, роняя стыдливую слезу, похожую на капли навязчивой осени, утирая ее торопливым движением неверной руки. Вот он, милый ненужный хлам: лежавший здесь уже долгие годы новогодний стеклянный заяц с отколотым ухом, которого помнишь ты еще по прежним денечкам, клоки ваты с впившимися в них новогодними блестками, засохшая и потемневшая тыква, пара таких же старых грецких орехов, потемневший графин с прошлогодней наливкой, в которой плавает мертвая муха, разобранный до внутренностей радиоприемник с выставленными бесстыдно внутренностями – радиодеталями, распиленная пополам раковина, мечтающая о море и самоубийстве, а также что-то еще, о чем говорить почему-то не хочется. Здравствуй, дружок, ты пришел за этим приемником? – Да, я занимаюсь в радиокружке, и мне нужны эти детали. – Конечно же, забирай, они нам уже ни к чему, приемник все равно не работает, и нашему сыну он тоже не нужен, он ведь, знаешь, давно уже умер. – Да, я знаю это. Значит, можно забрать этот приемник? – Конечно можно, я ведь тебе говорил об этом. А это моя жена, ты помнишь мою жену, когда вы жили здесь на втором этаже, ты часто играл с нашим сыном, и она угощала вас обоих клубникой? – У нас у самих росла в огороде клубника. Я все помню, ведь мне тогда было уже четыре. – А сколько тебе сейчас? – Двенадцать. Можно, я возьму этот приемник? – Конечно, конечно, нашему сыну он больше не нужен. Ну и как вам живется на новом месте: тебе и твоим родителям? – У меня еще есть сестра. – Разумеется, мы помним твою сестру, она ведь, кажется, моложе тебя? – Да, на пять лет, ей сейчас уже восемь! Большое спасибо, я здесь давно не был, так я пойду? – Иди, дружок, иди, и передавай привет родителям и сестре. – Хорошо, у вас здесь все мокрое, и ступени скрипят так же, как в детстве. – Ступени, дружок, всегда скрипят так же, как в детстве! – Что вы сказали? – Ничего, дружок, ничего, это я так, к слову. Это все ностальгия, не обращай внимание на вздорного старика. – Вы плачете? – Нет, что ты, это все осень, это плачет она. – Так я побежал? – Беги, дружок, беги, но лучше не возвращайся на старое место, здесь нет ничего, кроме осени и этих ее слез на мокром крыльце. Я Айзек.