Наташа первый раз после болезни снова дежурила у малышей. Анюта сидела в спальне и следила за тем, чтобы смирно лежали в кроватках те, кто ещё не уснул, а Наташа занималась уборкой.

Собственно говоря, убирать-то особенно было нечего. Утренняя няня подмыла после обеда пол. Они вдвоём с Анютой быстро управились с посудой и расставили тарелки и кружки в маленький малышовый буфетик. И клеёнки на столах были чисто протёрты после еды, а стулья чинно стояли, прижавшись спинками к столам. Убирать было нечего.

Но раз Наташе захотелось заняться уборкой, она, конечно, нашла себе работу. Она немедленно, прямо не теряя пи одной минуты, принялась стирать пыль с той большой полки, где стояли разные самоделки малышей: всякие штучки из глины, всякие петушки и уточки из еловых шишек, всевозможные игрушки из мха и бумаги. Может быть, игрушечная полка не так уж нуждалась в срочной уборке, но Наташе хотелось получше рассмотреть, какие такие игрушки успели понаделать малыши, пока она была больна. А когда стираешь пыль, лучше всего и можно всё разглядеть.

Ого! Целое семейство клоунов! Лица у всех из пустой яичной скорлупы, а на макушках разные пёстрые колпаки. Значит, когда к завтраку были яйца всмятку, все малыши очень старались, чтобы скорлупки уцелели…

Пока Наташины руки легко и осторожно смахивали тряпкой пыль, она сама потихоньку мурлыкала одну мамину песенку, которая последнее время всё звучала и звенела у неё в голове:

Какая жалость, что запомнились только эти две строчки! Лишь эти единственные две строчки!.. А может, других и не было? Может, и были только эти строки, а других мама и не стала придумывать?

Мурлыкала Наташа да мурлыкала эти две строчки и вдруг заметила, что напевает уже совсем другие слова. Похожие, по совсем другие:

Как это у неё хорошо получилось! «Наш милый дом и дни в нём прожитые запомним мы, товарищ, навсегда…»

Конечно, они запомнят этот дом на всю жизнь. До самой старости будут помнить все дни, которые прожили в этом милом старом доме.

— Ой, Наташа, — жалобным голосом простонала Анюта, просунув голову из соседней спальни, — чего ты распелась? Еле-еле они угомонились, а ты распелась…

Наташа ладошкой прикрыла рот:

— Не буду, не буду!

Какая она недотёпа! Вот что значит отвыкнуть от работы у малышей — раскудахталась во весь голос!

Но всё-таки было чуточку досадно, что Анюта её оборвала. Такая хорошая получалась песня! Славные слова придумались. Может, и ещё что-нибудь дальше у неё бы получилось… А теперь ничего не выйдет.

Хоть эти слова не забыть. Может, сбегать за Катей в школьную комнату? Может, вызвать её на четверть секунды? Она пропела бы ей, пока ещё помнит. А может, Катя и сама прибежит? Она ведь обещала притти и посмотреть, как Наташа первый раз после болезни управляется с дежурством.

Дверь в малышовую столовую открылась.

Да вот же она!

Но вошла Галина Степановна, а с нею какая-то совсем неизвестная в военной форме. Наверное, приехала к кому-нибудь из малышей.

— Наташа, — сказала Галина Степановна, — это к тебе…

Глиняный петушок от неожиданности вывалился из Наташиных рук.

— Вдребезги! — прошептала Наташа, не спуская глаз с приезжей в военной форме. — Совсем вдребезги…

Она хотела нагнуться и подобрать с полу глиняные черепки, но та, которая была с Галиной Степановной, лёгкими, быстрыми шагами через всю комнату побежала к ней. Обняла её. Потом взяла в ладони её лицо и стала на неё смотреть. Стала смотреть, не говоря ни одного слова.

Наташа хотела сказать «здравствуйте» или ещё что-нибудь в этом роде, что-нибудь такое, что полагалось бы сказать, когда видишь человека первый раз, и не могла.

А та смотрела на неё такими глазами, от которых накипали слёзы, и шептала:

— Так похожа… так похожа… И глаза, и волосы, и лоб, и всё!..

Потом они остались одни. Галина Степановна незаметно, на цыпочках, вышла, а они остались вдвоём. Они сели друг против друга на самые низенькие стульчики малышей-трёхлеток.

И тогда приезжая стала рассказывать Наташе о маме. Она рассказала, какими они были с мамой хорошими боевыми друзьями, какими стали близкими и родными, особенно последнее время. Она рассказала Наташе, как они с мамой полюбили друг друга и как решили никогда не разлучаться и после войны поселиться вместе или в Ленинграде, или в Москве, или ещё в каком-нибудь другом городе.

Потом мамина подруга, самый лучший мамин боевой друг, рассказала Наташе всё, что знала о её маме. Какой отважной и смелой была её мама, сколько раз ходила на самый передний край на разведку, и за материалами для своей газеты, как много раз помогала санитарам вытаскивать из-под огня раненых бойцов и офицеров, какой была отзывчивой и доброй и как любили друзья её за лёгкий и весёлый характер…

И всё время, пока говорила, она держала в своих руках Наташины руки и крепко и нежно сжимала её пальцы.

А потом она спросила:

— Ты поедешь со мною, Наташик? Будешь со мной навсегда, на всю жизнь?

Что могла ей ответить Наташа? Она смотрела на неё со смятением и неожиданной странной нежностью.

Что же такое было в этом лице, в этих голубых милых глазах, в этой светлой прядке волос, лежащей на щеке, в этой тонкой шее, которая так трогательно выглядывала из военного воротника, что же было в ней такое близкое и такое знакомое?

Неужели бывают такие лица, которые с самого первого взгляда начинаешь любить всем сердцем?

Что ей могла ответить Наташа?

Конечно, она хочет быть с ней вместе. Но как же ей уехать из дома? Она так любит всех… Как ей расстаться со всеми? И как же Катя? Ведь они с Катей решили не разлучаться. Как же быть? Как же быть? Что ответить?..

— Не знаю… — шопотом проговорила Наташа. — Не знаю…

И вдруг дверь в столовую снова открылась. Вбежала Катя.

Она обещала на пять минут зайти к Наташе, чтобы посмотреть, как Наташа управляется с дежурством после болезни, и она зашла.

Только она совсем не знала, что Наташа не одна.

Она остановилась на пороге, удивлённо подняла брови и, прикусив губу, попятилась обратно из комнаты.

Нет, она совсем не знала, что к Наташе кто-то приехал. Она не станет мешать. Она уйдёт.

Но Наташа, которая сидела лицом к двери, сразу увидела Катю.

Как хорошо и как во-время Катюша прибежала!

Сейчас она расскажет маминому другу всё, решительно всё. Она расскажет, какие они с Катей друзья, как они дружат. Она расскажет маминому другу, что была бы очень рада поехать вместе с ней, но ведь не может она, чтобы Катя осталась одна. Как она может изменить дружбе? И как она может нарушить клятву? И как она может покинуть всех в этом доме? И как ей быть — ведь она написала своей бабушке письмо. Ведь бабушка может сюда ей ответить или даже просто приехать…

— Катя, не уходи! — крикнула Наташа, вскакивая со своего низенького стульчика. — Пожалуйста, не уходи! Вот, — сказала Наташа, — это моя Катя!

И тогда…

Нет, не забыть Наташе этого голоса и этих глаз…

— Катя!..

Мамина подруга тоже поднялась, тоже привстала и, не выпуская из своих рук Наташиной руки, повернула к двери своё лицо.

— Катя…

И тут они увидели друг друга.

— Катя, — задыхаясь, прошептала она: — Катя, это ты!..

— Да! — крикнула Катя, протягивая руки. — Да, да!.. — и через всю комнату она перенеслась к своей маме…