На субботний вечер у Антона было множество различных планов. Прежде всего он приготовит уроки за те дни, которые пропустил в школе. Если время позволит, надо будет сходить к Голубевым. Они очень звали — и Маринка и дедушка. А Маринка, прощаясь с ним в прошлый раз, добавила:

— Приходи, будем телевизор смотреть. По субботам можно, уроков в школе не задают.

— Ладно, — сказал тогда Антон, — приду.

Однако все планы его рухнули, разлетелись вдребезги, едва он вошел к себе в дом.

Его встретила соседка Людмила Васильевна. Вернее, не встретила: она просто стояла на кухне. Голова у нее была закутана теплым платком, на ногах — старые папины калоши. В таком виде она обычно выносила мусорное ведро. Но на этот раз мусорное ведро было ни при чем.

Увидев Антона, Людмила Васильевна странно на него поглядела и произнесла дрогнувшим голосом:

— Антоша…

Антон опешил: никогда она его так не называла. А Людмила Васильевна жалобно повторила:

— Антошенька…

Нет, нет, это неспроста! И не тиран он сегодня и не грубиян, а уже почему-то Антошенька.

Вдруг у Антона сердце покатилось прямо в пятки: что случилось? Не из Барнаула ли ей написали что-нибудь? Папе хуже…

Но тут Людмила Васильевна совсем несчастным голосом спросила:

— Ты не видел котика, Антоша?

— Котикса?

Антон сразу повеселел.

— А как же! — с живостью ответил он. — Ясно, видел! Вы же его сами кормили сметаной. Неужели забыли?

— Вчера, это верно… А сегодня его нет. С самого утра его ищу. Хожу, хожу. — И Людмила Васильевна неожиданно заплакала.

Антон растерялся. Если какая-нибудь девчонка ревет, и то бывает неприятно. Но когда совершенно взрослый человек…

Скинув на табурет свой рюкзак, Антон твердо, по-мужски спросил:

— У нас в комнате искали кота?

— Смотрела.

— Ну?

— Нет его там. Форточка открыта, а котика нет.

— Так и знал, что удерет! Все взаперти его держите да взаперти! Думаете, животному легко без свежего воздуха?

Антону и жаль соседку, и досадно, что нельзя сразу сесть за уроки, а потом пойти к Марине. Телевизор бы там посмотрел.

— Перестаньте плакать, Людмила Васильевна, — строго сказал он. — Слезами горю не поможете. А котика я вам найду.

— Найдешь?

Лицо Людмилы Васильевны светлеет, и она действительно перестает плакать.

— Думаешь, не украли?

— Ха! Кому он нужен?

— Как это — кому? — обиделась Людмила Васильевна. — Такой красавец кот…

— Ворюга он, а не красавец, — проворчал Антон.

Вместе они выходят из дому. Долго ходят по двору. На все лады зовут и манят Котикса. На всякий случай заглядывают на соседний двор. Смотрят там во все закоулки.

Нигде!

Сгинул Котикс. Как в воду канул…

А стало уже совсем темно, и вдруг пошел снег. Даже не пошел, а прямо повалил — густой, колючий, с ветром. Началась не то метель, не то пурга.

Зимняя метель и в городе бывает злой. Снег с ветром бьет в лицо, обжигает морозом щеки, лоб, нос. Особенно достается рукам, если, как назло, варежки забыты на кухонном табурете. Уж Антон дышал на руки, согревал их в карманах: все равно мерзнут!

Наконец он сказал:

— Людмила Васильевна, давайте сходим домой, погреемся немного, потом опять пойдем искать.

Людмила Васильевна увидела озябшее лицо Антона. Спохватилась:

— Голубчик ты мой! Скорей пошли, скорей! Не простудиться бы тебе. Идем, чаю с малинкой у меня попьешь.

И вот они сидят друг против друга. Недавние враги, а теперь — водой не разольешь! Сидят и пьют чай с малиновым вареньем. Людмила Васильевна потчует Антона, и Антон в долгу не остается: выложил из кармана на стол горстку конфет.

— Кушайте, Людмила Васильевна! Купил в бассейновом буфете. Ваши любимые — «Клубника со сливками».

Людмила Васильевна растрогана. Так растрогана, что почти уже не думает о пропаже Котикса.

— Спасибо тебе! Еще чашечку выпей.

А вкусная штука — малиновое варенье! Антон ест его с удовольствием, а попутно утешает Людмилу Васильевну:

— Насчет Котикса вы не горюйте. Я вам другого кота притащу.

Людмила Васильевна качает головой: не надо ей другого, зачем ей другой? Нет-нет! И она грустно поглядывает в угол, где лежит ватный матрасик, сшитый для Котикса. Где он теперь, бедняга?

Потом, остановив взгляд на раскрасневшемся лице Антона, вдруг говорит ему:

— Уж извини меня, Антоша, что я тебя тираном обзывала. Прости меня.

Но Антон полон великодушия. Он похрустывает карамелькой.

— Да ладно, Людмила Васильевна! С кем не бывает? Я давно позабыл, что вы меня тираном обзывали.

Людмила Васильевна, отхлебнув из блюдца чай, продолжает:

— Теперь я вижу — никакой ты не тиран.

Антон набирает из банки еще одну ложку варенья и успокаивает снисходительно:

— Это все нервы, Людмила Васильевна! Бывает, и у меня нервы не выдерживают. Сегодня, например…

Но Людмила Васильевна теперь на Антона не смотрит и Антона не слышит. Лицо у нее застыло в напряженном внимании, а блюдце с чаем остановилось на полдороге к губам.

И у Антона ложка с вареньем не попадает в рот. Он во все глаза глядит на Людмилу Васильевну, не понимая, что с ней?

Брякнув блюдце с чаем на стол, Людмила Васильевна закричала:

— Он! Он! Ах, негодный!

Теперь и Антон услышал мяуканье, доносившееся издалека.

Опередив Людмилу Васильевну, он бросился в кухню и распахнул входную дверь.

Метель бушует на улицах, в переулках и на всех дворах Москвы. Тучи снежинок с яростью вьются вокруг фонарей. Ветер чуть ли не сбивает с ног. А на крыльце стоит Котикс. Но какой он жалкий! Куда девалась его важная осанка? Весь в снегу. Мокрый. Какой-то весь облезлый. А глаза голодные, виноватые: «Сперва накормите меня. Бранить будете потом».

Но Антон уже не смотрит на кота. До него ему теперь нет дела. Невдалеке от крыльца, за метельным снегом еле видная стоит машина. А от машины, словно чудом оказавшаяся не в Барнауле, здесь, к нему бежит мама.

Конечно, мама! Да, мама же!

А папа вместе с шофером вытаскиваем вещи из багажника.

Перешагнув разом через все ступеньки крыльца, прямо под снег и в метель, Антон кинулся им навстречу.