Антон стоял в просторном вестибюле бассейна и шарил по всем карманам. Вот неприятность! Неужели пропуск забыл дома? Без него регистратура ни за что не пустит.
В прошлый раз тренер Зоя Ивановна его спросила:
— Можешь приходить каждый день? Хочу побольше с тобой поработать.
Антон кивнул: побольше — с удовольствием! Конечно, он будет приходить каждый день.
И еще в конце занятий, когда с полотенцем на плечах он бежал в душевую, Зоя Ивановна крикнула ему вдогонку:
— Приходи пораньше завтра!
Сегодня он явился сюда намного раньше обычного, а к воде пройти невозможно: нет пропуска… Порядки в бассейне строгие — без пропуска никуда! Проси не проси, все равно не пройдешь.
Снова и опять Антон обшаривал карманы брюк и школьной куртки, пересмотрел все книги в портфеле, перетряс в рюкзаке купальные принадлежности — плавки, резиновую шапочку, полотенце, мочалку… Даже мыльницу зачем-то открыл. Дурень, ну и придумал, где искать! Пропуска нигде не было.
Эх, какая ерунда получилась…
Ничего не поделаешь, придется ни с чем топать домой. Досада-то какая! Перед Зоей Ивановной совестно будет — вот что…
Вдруг робкий голос прошептал у него за спиной:
— Возьмите…
Антон круто повернулся. Перед ним стояла девочка и протягивала ему записную книжку. Его собственную. Новую. Мамин подарок.
Антон сразу узнал девочку. Первоклашка из их школы. С торчащими косичками. А как испугалась, когда однажды он заговорил с ней в школьном коридоре. И бантики тогда прикрыла ладошками. Ладошки маленькие, как лапки у лягушонка. Глупа еще.
— Тут пропуск, — сказала девочка. А ресницы чуть-чуть вздрагивали.
— Пропуск? Мой пропуск?!
Антон не взял — выхватил из рук девочки записную книжку. Перелистал страницы. Вот он. Здесь лежит!
Спросил девочку:
— Нашла?
Та прошептала в ответ:
— Около забора…
Ну и здорово! Ах, молодец девчонка! Нашла и притащила. Маленькая, а соображает…
Не сказав Маринке ни слова, Антон кинулся к окошку регистратуры. Сунул туда пропуск, взамен получил жетон. Привычно взглянул на номер. Запомнил — пятьдесят два. Назвав этот номер в окошко, он получит здесь после занятий свой пропуск обратно.
Он уже хотел бежать дальше, но остановился: девочке-то он ничего не сказал, даже простого «спасибо»!
Обернувшись, махнул рукой и крикнул:
— Спасибо тебе!
И вдруг увидел, что девочка стоит и плачет. Да, именно стоит и плачет…
Антон растерялся. Подошел к ней, встревоженно спросил:
— Тебя обидели? Я тебя обидел?
Маринка замотала головой: нет, никто ее не обижал.
— Так чего же ты ревешь?
Маринка не отвечала. Только слезинки быстро-быстро, одна за другой, скатывались по ее щекам и капали с подбородка на рыжий воротник.
Антон с озадаченным видом поворошил рукой свои густые кудлатые волосы. Беда с девчонками! И жетончик у него в руках, и на занятия уже надо торопиться, а тут вот стой и гляди! Ревет в три ручья…
— Послушай… — Голос Антона прозвучал строго. — Мне спешить надо, понимаешь? У нас дисциплина. Отчислить могут в два счета. Ну, говори скорей — чего ревешь?
— Боюсь… — шмыгая носом, выдавила наконец из себя Маринка.
Антон повеселел. Усмехаясь, спросил:
— Кого? Меня боишься, что ли?
Маринка опять отрицательно качнула головой. Нет, Антона она теперь ничуть не боялась, ни капельки.
— Чего же ты боишься? — допытывался Антон. А сам переминался с ноги на ногу. Готов был сорваться, бежать на занятия.
— Домой боюсь идти, вот чего боюсь! — сказала наконец Маринка, зарыдав горше прежнего.
Теперь Антон понял. Вон что — домой она боится идти. Значит, дома влетит ей по первое число, зачем вздумала нести ему в бассейн пропуск.
— Ну, ладно, ты слушай меня! — бросил он решительно. — Жди меня здесь. К тебе домой пойдем вместе. Я им там скажу, что ты меня выручила. Тебя не станут ругать. Хочешь так?
— Ладно, — всхлипнув, сказала Маринка и сразу перестала плакать.
— Сядь на это кресло пока. Оно мягкое… — И Антон ринулся с места и исчез.
А Маринка поплелась к большому кожаному креслу, куда ей показал Антон. Оно стояло возле вешалки.
Если говорить начистоту, о доме Марина не думала. Дома-то ее никто бранить не станет. Но она боялась идти обратно через Ленинградский проспект. Уж такого страха натерпелась она, когда бежала сюда, что твердо знала — теперь нипочем не будет переходить улицу без взрослых.