Лодка легко бежала по воде, скользя своим плоским дюралевым днищем по ровной глади енисейской воды. На корме спокойно и умиротворённо «пел» однообразную и монотонную песню мотор «Вихрь». Придумали же умные головы такой мощный и надёжный мотор, который выталкивает лодку полностью из воды и та летит, едва соприкасаясь с водой лишь свое задней частью. И лодку придумали быстроходную и крепкую, под стать мотору, казанкой называется. Лодка весьма удобная, как для рыбалки, так и для перевозки груза и пассажиров, но уж слишком легко она переворачивается на большой волне, или при наезде на какойнибудь топляк ночью, сколько людей перетонуло при таких обстоятельствах. А так, в спокойный безветренный день, когда ласково светит солнышко и на воде тишь да гладь, ехать на ней одно удовольствие. Лодка идёт быстро, она обгоняет на реке все большие и маленькие судёнышки, кроме «ракет» и «метеоров», те развивают большую скорость тоже за счёт того, что выталкивают свои корпуса из воды мощными двигателями, вследствие чего резко уменьшается сопротивление воды.

На лодке тоже нужно уметь ездить, здесь есть свои особенности, которые знает каждый, кто сидит за рулём. Это вниз по течению плыть нет ничего проще, выехал на середину реки и рули спокойно, течение здесь союзник и помощник, оно помогает лодке плыть. Лодка же, идущая против течения, никогда не пойдёт по фарватеру, там такое мощное течение, что скорость лодки в два, а то и в три раза меньше той, что идёт возле берега. Вот и жмутся лодки поближе к берегу, когда плывут вверх по реке, чем дальше от фарватера, тем меньше течение и соответственно выше скорость. Но возле берега много видимых и невидимых препятствий – мелей и камней, да ещё трудностей добавляет постоянное колебание уровня воды в реке, сегодня этих препятствий нет, а завтра они появились. А на полной скорости зацепить мотором о дно – самое последнее дело для рулевого, это говорит о его непрофессиализме, и долго потом ещё, меняя срезанную шпонку на валу, он виновато опускает глаза перед попутчиками, вот мол, не рассчитал, извиняйте. Вот и выбирает лодочник себе оптимальный путь – поближе к берегу и подальше от мелей и камней, получается небольшой невидимый коридор на воде, который знают все лодочники, по нему они и ездят постоянно.

Стоял жаркий июльский день 1980 года. Мы ехали всей своей семьёй в лодке из Ворогово в Кривляк, там мы жили и работали с женой, куда нас направили по распределению после окончания Сибирского технологического института. Чтобы ехать на пассажирском судне, всё равно нужно было на лодке сначала добираться до Ярцево и там толкаться в толпе всегда куда-то спешащих пассажиров, в Кривляке теплоходы не останавливались, расположение судового хода не позволяло.

Мы возвращались со свадьбы моего младшего брата Михаила, как было не поехать на такое знаменательное событие единственного и любимого брата, да и расстояние не так уж велико, около ста километров. Я отпросился с работы, с трудом, но всё-таки отпустили, посадил семью в лодку и вперёд, в такое родное и близкое Ворогово.

Свадьбы в деревнях проходят не так, как в городе, здесь все друг друга знают, все хотят поздравить, пожелать вновь образовавшейся семейной паре много – много светлых и счастливых дней, поэтому и заходят запросто все, кого звали и кого не звали. Народу было много, для самых близких, званых гостей столы были накрыты внутри дома, а для праздных прохожих, которые не были приглашены, но считали своим долгом обязательно зайти, поздравить Мишку и сказать молодой семье самые распространённые в этот праздничный день слова – «совет, да любовь», в ограде. У него было много друзей, и молодых, и старых, со всеми были какието общие дела, общие разговоры, вот и шли люди поздравлять его со всего села. Невеста – молодая, красивая местная девушка – Эмма, постоянно держала его за руку и старалась никуда не отпускать от себя, а перед самым началом вечера Мишка меня предупредил.

– Петя, ты будь всё время рядом, справа от меня, Эмма слева, а ты справа, и следи за мной, вдруг, что не так сделаю.

И когда в течение вечера, некоторые, особо сентиментальные из его дружков, выпив по нескольку стаканов браги, лезли к нему целоваться со слезами на глазах и, повторяя одно и то же – «эх Мишка, Мишка, закончилась твоя холостяцкая жизнь, как же мы без тебя теперь гулять-то будем», я настойчиво отрывал брата от парней и при этом напоминал ему.

– Сегодня Миша ты всецело принадлежишь только своей невесте, и целоваться ты должен только с ней.

Гуляли два дня, субботу и воскресенье, так могут гулять только в деревне, отдаваясь этому мероприятию полностью и забывая про всё, что там творилось за пределами дома. Совхозный бригадир только когда поздравлял молодых, в первую очередь укорил его.

– Эх Миша, не вовремя ты затеял женитьбу, закладку силоса ещё мы не закончили, да и покос в самом разгаре, а ты сейчас всех работников на неделю из строя выведешь.

Взрослые много пели, молодёжь же танцевала, вынесли музыку в ограду и танцевали там, благо, что места было достаточно. Местные парни, иной раз изрядно поддав, уходили домой поспать, или заваливались тут же на кровать, в летней кухне, и затем, проснувшись и сообразив, где они находятся, принимались кричать – «горько! » и снова тянулись за стаканом браги.

Я смотрел на этих парней и даже в какой-то степени завидовал им, как они умеют отвлекаться от всех проблем в этом грешном мире, забывать обо всём, что было вчера, и что будет завтра, ведь завтра понедельник и им надо на работу, а они только к утру придут домой и то чуть живые. Я работал мастером на лесозаготовительном участке, где было пятьдесят человек рабочих, и жизнь уже научила меня быть всегда внимательным и сконцентрированным, обо всём помнить и никогда ни о чём не забывать. Любое моё упущение могло привести к простою бригад, а это было чревато не только невыполнением доведённых планов, но и нелицеприятным объяснением с работниками бригад, половину из которых составляли женщины.

Нам пришло время уезжать, я твёрдо пообещал начальнику лесопункта, что в понедельник буду на работе, в тёмное время ехать не хотелось, поэтому и собрались мы уехать в воскресенье с обеда. Жаль было конечно покидать эту весёлую, шумную и пёструю компанию, парней и девчонок гулявших здесь, я практически знал всех, ведь я здесь заканчивал десятилетку, и хотя и уехал из села сразу же после школы, всё равно всех помнил, да и они меня тоже, поэтому и отпускать не хотели. Наконец, когда я твёрдо заявил, что нам всё-таки ехать необходимо, вся шумная компания пошла нас на берег провожать. После дружеских поцелуев, рукопожатий и похлопываний по плечу, когда мы уже уселись в лодку и готовы были отплыть от берега, как вдруг один из парней на берегу, вытаращив на меня глаза, воскликнул.

– Петро, а выпить где у тебя?

– Да не надо нам выпить, мы же в дороге.

– Как не надо Петро, как же в дороге без выпивки, мы-то сейчас пойдём и снова сядем за стол, а тебе каково без выпивки будет ехать?

Он выхватил у соседа из рук целую бутылку водки, подошёл и протянул её мне.

– На, всё равно в дороге выпить захочешь, надеюсь, лодка у тебя оборудована?

Лодка считалась оборудованной, когда в ней, в бардачке всегда находилось для этого дела пара кружек или стаканов. Я не стал спорить, да и бесполезно было спорить в данной ситуации, эта компания меня бы просто не поняла, а зачем портить настроение честному разгулявшемуся люду, молча взял бутылку и передал её жене. Вообще-то в жизни я как-то никогда много не пил, наверно не приучен был к этому делу с детства, вчера конечно попробовал маминой бражки, как было не выпить за здоровье и счастье молодых, сегодня же с самого утра вёл трезвый образ жизни, знал, что скоро в дорогу.

Я ехал, машинально управляя и находя свой фарватер для лодки, чтобы было быстрее, и израсходовать за дорогу меньше бензина, часов пять плыть придётся, если не больше. А мысли были там, на свадьбе и в голове крутилась одна и та же песня и никак не отставала от меня, которую я за эти дни прослушал уже раз пятнадцать.

Галя сидела с ребятишками в носу, вернее ребятишки спали на какой-то подстеленной на подтоварину одежде, маленькие ребятишки почему-то всегда спят в дороге. С нами был наш старший сын Мишка, которому было всего два года и маленький шестимесячный Сашка. Галя эту свадьбу перенесла тяжело, везде было шумно и весело, много пьяных и она уходила с ребятишками то в летнюю кухню, то в баню, где было прохладно, мало комаров и можно было спокойно усыпить детей. Она сидела на передней беседке, рассматривала сменяющие один другого пейзажи, иногда поворачивала ко мне голову и говорила.

– Как же красиво вокруг.

Из-за звука работающего мотора я не мог расслышать её слова, я просто догадывался об этом по её горящим от восторга глазам. Стоял жаркий день, ярко светило солнце, встречный ветер приятно охлаждал кожу лица. Иногда вместе с ветром в лицо попадали какие-то пролетающие мимо мелкие насекомые.

Там, где Енисей делал повороты, приходилось переезжать напрямик через фарватер, с мыса на мыс, где прямее, там и быстрее. Переехав в очередной раз на правую сторону реки, я отвлёк жену от созерцания цветочной поляны на берегу.

– Вот, только что мы проехали ничем не приметную речку Тугулан, а она является границей между Туруханским и Енисейским районами, так что теперь дальше наш путь лежит только по Енисейскому району.

Она оглянулась, рассматривая на противоположном берегу, где же этот Тугулан, вдруг тревожно взглянула на меня и подбородком кивнула куда-то мимо меня, за корму лодки. Я оглянулся, вслед нам шла другая лодка, она была уже совсем не далеко, нас догоняла и, сидящий за рулём человек, видя, что я оглянулся, замахал рукой, очевидно прося остановиться. И откуда они взялись, откуда появились так неожиданно, а главное незаметно, ведь только что никого в округе не было. Раз просят остановиться, значит что-то надо им, может помощь какая необходима. Надолго останавливаться никак не хотелось, течение сильное, сразу же начнёт сносить в обратную сторону, поэтому я сбавил обороты движка и переключился на нейтралку. Лодка подскочила к борту, впереди сидящий человек уцепился за мою лодку руками, а сзади громко прозвучала команда.

– Глуши мотор!

На задней беседке подъехавшей к нам лодки сидел среднего роста человек в накинутой на голое тело и не застёгнутой ни на одну пуговицу рубашке. В глаза сразу же бросалась его приметная чёрная борода, закрывающая нижнюю часть лица, шею и грудь под подбородком. Он был несколько полноват телом и его живот вываливался за застёгнутый на брюках ремень. Среди редкой растительности на груди и животе виднелась мокрая от пота и лоснящаяся кожа. Мой взгляд моментально «ощупал» подъехавших, коль человек вспотевший, значит, он где-то сидел, если бы долго ехал, встречный ветер бы кожу подсушил. На его боку, на ремне висела кобура, крышка которой была расстёгнута и каким-то образом засунута сзади за ремень так, что рукоятка пистолета была вся на виду, и чётко виднелся коричневый ремешок, привязанный к ней. В переднёй части лодки, тоже казанки, сидели ещё двое, они были помладше и без голых животов. Поверх рубашек у них были накинуты лёгкие летние накидки с молниями на груди, на головах чёрные кожаные кепки, и они казались даже чем-то похожи друг на друга. Тот, что сидел подальше от нас, крепко сжимал в руках карабин, он и глядел даже не на нас, а куда-то в сторону берега, всем своим видом показывая своё абсолютное безразличие к нам и ко всему окружающему миру. Рядом с ним, вдоль борта, сверкая стволом, лежал ещё один карабин, наверное того, что сидел ближе к нам и держался за борт нашей лодки. Командовал тот, что сидел за мотором.

– Енисейская рыболовная инспекция. Куда едете?

– В Кривляк. – Откуда?

Мне почему-то сильно захотелось сказать – «от верблюда», но я пересилил себя.

– Из Ворогово.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем едете?

Меня это начинало раздражать и я ответил несколько вызывающе.

– Домой едем, мы там живём, а в Ворогово ездили на свадьбу к моему брату.

– Что везёте?

– Да ничего не везём, сами едем.

– Что в носу лодки, рыба, самоловы есть?

– Ничего там нет.

Человек с бородой бросил быстрый взгляд на того, что держался за нашу лодку и тот легко перепрыгнул к нам. Галя, прижав к себе проснувшихся детей, отодвинулась по беседке к самому борту. Человек из другой лодки заглянул в носовой отсек, потом протянул туда руку и вытащил сетку с продуктами, это мама в дорогу нам положила всякой снеди со столов и завернула продукты в отрывки от газет, с продуктами была ещё большая бутылка с молоком, из-под красного вина. В бутылке удобней возить, чем в банке, лучше не разобьётся и не прольётся. Мы и не отказывались от продуктов, всё-таки с детишками едем, продукты в дороге никогда лишними не бывают. Проверяющий взглянул на старшего, мол всё, ничего там больше нет, тот бросил быстрый взгляд на лежащий посреди лодки красный кожаный чемодан. Производивший обыск понял команду и потянулся к чемодану, и тут Галя, до этого молча на всё взиравшая, не выдержала.

– Куда, это мои вещи! – И потянула чемодан к себе.

Проверяющий быстрым движением перехватил её руку, сжал в запястье и с силой отодвинул в сторону, та громко ойкнула, то ли от боли, то ли от неожиданности и такого грубого нахальства. Моя рука интуитивно потянулась к лежащему рядом веслу, но окрик бородатого меня остановил.

– Но-о, не балуй!

Его правая рука уже лежала на рукоятке табельного оружия. Я сжал зубы, обстановка была итак напряжённой, а тут ещё расплакался сначала Сашка, а затем и Мишка. Галя, обняв их обоих, отодвинулась от чемодана и глаза её подозрительно заблестели. Проверяющий расстегнул пряжку, затем молнию и откинул мягкую кожаную крышку небольшого дорожного чемодана, там было бельё детей и жены, всё-таки уезжали из дома надолго. Он брал одной рукой чистое бельё и перекладывал его из чемодана на откинутую взад крышку. И тут ему попалась на глаза бутылка водки, которую парни отдали нам на дорогу, а Галя её затолкала в чемодан, чтобы не валялась под ногами. Проверяющий схватил бутылку, передал её тому, что сидел в обнимку с карабином и, словно оправдываясь больше перед собой, чем перед другими, произнёс.

– Не п-положено в дороге водку пить.

Положив бутылку на лежащий впереди свёрнутый плащ, человек с карабином зевнул и снова равнодушно уставился в другую сторону, неужели эта сцена ему так привычна, что не вызывает уже никаких эмоций! Проверяющий, закончив с бельём, снова бросил взгляд на старшего, что мол всё проверил, тоже ничего подозрительного нет и быстро перепрыгнул на своё место, так как проверять в лодке было больше нечего. Воцарилось молчание, они очевидно думали, что же теперь с нами делать дальше, а мне с ними говорить ни о чём не хотелось и я с сожалением смотрел на проплывающий мимо берег, нас быстро сносило обратно.

Бородатый снова уставился на меня.

– А права на управление маломерным флотом у тебя есть?

Я поднял голову и снова с вызовом ответил.

– Нет.

Бородатый кивнул тому, кто обыскивал нашу лодку.

– Так, давай лодку на буксир и к берегу, их высаживаем, а лодку с мотором конфискуем, пускай дальше пешком идут.

Галя даже привстала над сиденьем и губы её предательски задрожали.

– Да вы что делаете, мы же с детьми, да куда мы здесь уйдём, нас же комары здесь заживо съедят, да вы что, не люди что ли?

Она завелась, её нельзя было уже остановить, хотя я и пытался её успокоить, что у рыболовной инспекции бывают свои шутки, особенные, но тут Бородатый не выдержал и коротко взмахнул рукой.

– Толкай.

И тот, что держал нашу лодку за нос, сильно её толкнул от себя, жена при этом не удержалась на ногах, сначала плюхнулась на беседку, но не удержалась и там, завалившись боком на дно лодки. Ребятишки громко плакали, я мигом подскочил к ней и помог подняться. Бородатый резко дёрнул одной рукой за ручку стартера и лодка стала быстро удаляться от нас в сторону устья Тугулана. Я прижимал к себе жену и ребятишек, стараясь их успокоить, и скрипел зубами от бессилия и оттого, что не сумел защитить от обиды свою семью. Заведя мотор и подъехав к берегу, чтобы лодку не сносило дальше, я медленно приходил в себя, за время наших разборок нас сильно снесло по течению и мы снова оказались в Туруханском районе. Лодка рыболовной инспекции заскочила в устье Тугулана, ага, засада у них там, видать шманают все проезжающие мимо лодки.

Галя никак не могла прийти в себя и успокоиться, слёзы катились у неё по щекам, и она всё спрашивала меня.

– Петя, ну как же так, ведь они же государственные служащие и защищать нас должны, а они…

– Понимаешь Галя, им дана какая-то власть здесь, на реке, дано оружие, вот они и пользуются этим.

– Да нисколько не жалко той бутылки водки, которую они забрали, мужики все любят выпить, обидно за то, что они в душу людям плюют и унижают их, ведь даже никто из них своей фамилии не назвал.

– Они недавно в Ворогово начудили, уж не знаю, чьи там инспектора были, много их сейчас всяких развелось. Парни вороговские на самоловах висели, вечером уже, темно было, к ним инспекция подъезжает, ну те, увидев чужую лодку, бросили самолов, завели мотор и давай убегать. А инспекторам тоже не хочется добычу упускать, ну и стрельнул один из них вслед убегающим и попал прямо вороговскому парню в спину. Не спасли его, а парень только-только из армии вернулся, родители жаловаться не стали, вроде как сам виноват, браконьерничал же. А про права на управление маломерным флотом я впервые слышу, раз требуют, то наверно и вправду надо их иметь.

На угоре здесь не было леса, была земля, заросшая разнотравьем, и в траве виднелись яркими красками полевые цветы. Здесь были и синие колокольчики, и голубые незабудки, и жёлтые лютики, и белые ромашки, но особо выделялись горящие яркими огоньками оранжевые жарки, а над светлой разноцветной поляной вдали нависала тёмнозелёными красками сибирская тайга. Над береговой полосой воды крутились и кричали чайки, выискивая там свою долю добычи. Красота-то какая вокруг! А я сидел и думал о том, как странно и парадоксально иной раз бывает в этом мире – торжество и веселье, песни и пляски чередуются с незаслуженными обидами и унижениями, которые так сильно западают в душу, что потом долгодолго не забываются.