По смене режима работы двигателя, и по тому, как громче стал слышен свист лопастей, мощно рассекавших слои воздуха, Максим понял, что они приближаются к намеченной точке прилёта. Вертолёт МИ-4 медленно снижался, сбавляя скорость и заходя на посадку с севера. С непривычки слегка подташнивало, летать здесь приходилось редко, особенно на вертолётах. В иллюминаторе появилось огромное лесное озеро, выделявшееся яркой синевой среди бескрайних зелёных цветов сибирской тайги. Хорошо была видна на воде рябь от южного ветерка и, даже Максим разглядел табунок уток, привыкших к таёжной тишине, и спешно ретировавшихся от грохота приближающегося вертолёта.

Здесь, далеко в тайге, на берегу озера несколько лет назад почти всё лето жили люди, рабочие лесоустроительной экспедиции, они построили небольшой домик и расчистили от деревьев, пней и валёжника площадку для посадки вертолёта. И избушка, и площадка были указаны на картах, знали про них и работники Енисейского авиаотряда, сами же когда-то и завозили сюда лесоустроителей, поэтому и согласились забросить группу рабочих лесопункта из Кривляка для отвода лесосек.

Вертолёт медленно снижался над площадкой, казалось, что его двигатель стал работать ещё мощнее, а лопасти при этом передавали на корпус сильную вибрацию. Из кабины в салон спешно вышел один из пилотов, тревожно взглянул на пассажиров и громко, чтобы его услышали, произнёс.

– Площадка не рабочая, деревина на неё упала.

Он открыл дверь салона и внимательно рассматривал место под вертолётом, иногда перебрасываясь короткими фразами с пилотом, сидевшим за штурвалом, а Максим смотрел, как причудливым образом у него на спине пузырилась рубаха от ветра. Когда до земли оставалась около метра, пилот выпрыгнул на землю, ещё раз окинул взглядом площадку и кивнул сидящим в салоне.

– На выход, быстро!

Четверо мужиков, передавая друг другу рюкзаки, палатки, инструмент быстро выскочили наружу. Последним выпрыгнул Максим, поставив возле ног туго набитый рюкзак, он выхватил из салона ящик с тушенкой, бросил его рядом с рюкзаком, схватился было за второй, но его остановила властная рука пилота.

– Куда! Это наш.

– Как ваш?

– А вот так, легко и просто, мы же свою задачу выполнили, вас сюда доставили. Вам куда большето, на пять дней и одного ящика позаглаза.

Он быстрым движением руки вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо тетрадный лист и протянул его Максиму, затем одним лёгким прыжком закинул своё тело в салон.

– Площадку к субботе расчистите, иначе садиться не будем, улетим обратно.

Щёлкнула закрывшаяся дверь, вертолёт неуклюже наклонился носом вперёд и, набирая высоту, быстро заскользил над деревьями. Максим читал записку и непонимающе хлопал глазами – «..один ящик отдать пилотам..». За плечом появилась голова лесника Ковалёва Ивана Николаевича.

– Ну, что ты понять не можешь, они тоже люди, тоже не прочь дармовщинкой попользоваться, вот и выпросили у начальника лесопункта себе на пропитание.

Иван Николаевич был человеком коренастым, чуть выше среднего роста, свою работу государственного контролёра за вырубкой лесов он знал и любил, проявляя при этом к месту и не к месту свою принципиальность. Родом он был со львовщины, появился в посёлке ещё до войны, но о своём прошлом никогда никому не рассказывал. Обзавёлся здесь семьёй, домом, хозяйством, должностью лесотехника в Нижнеенисейском лесхозе, а вот говор у него сильно отличался от местного и выдавал его, как уроженца далёких отсюда мест.

Озеро было большое, в длину около полутора километров и имело овальную форму. Что было у него необычным и казалось очень неестественным, это то, что здесь совсем не было берега. К любой речке или ручью всегда надо спускаться, здесь же вода стояла почти на уровне поверхности земли. Вокруг озера росли вековые сосны, если быть точнее, то двухвековые, а то и старше, они подступали к самому уровню воды. Лесной мох рос на всей поверхности земли до самой границы с водой. Вода в озере была чистой и прозрачной, песчаное дно медленно и равномерно уходило в тёмную и пугающую глубь. Мимо пролетали напуганные вертолётом единичные утки, а на середине озера плавали, вытянув длинные шеи и тревожно крича, гагары. Максим с любопытством разглядывал лесной ландшафт, слух приятно ласкало щебетание местных лесных пичужек и громкоголосых кукушек.

– Красота-то какая первозданная, как интересно, за каких-то полчаса перенестись из мира цивилизации и машин в дикие таёжные дебри, малодоступные человеку.

Его тут же поддержал Иван Николаевич, стоявший рядом, он тоже заворожено смотрел на игравшие на водной поверхности солнечные лучи.

– Да, так наверное выглядел весь мир до прихода в него человека.

– Я гагар никогда раньше на озёрах не видывал, думал, что это сугубо речная птица.

– Гнездо у них где-то здесь в кочках, вот и не улетают с озера, весьма осторожная и беспокойная птица.

– Я в этих местах ещё не бывал.

– Я тоже. Артём здесь охотится иногда, лесник мой, в деревне пьёт ведь запоем мужик, а в лесу везде свой, куда его не забрось, хоть с завязанными глазами, он нигде не ошибётся, сразу укажет куда выходить. Я его как-то тут намедни спросил, откуда ты мол так хорошо в тайге ориентируешься, а он мне и говорит, что это в городе легко заблудиться, там все дома одинаковые, тайга же она везде разная, её знать и понимать нужно, тогда нигде и не заблудишься.

– Он что, соболевал здесь?

– Оленей промышлял. Иную зиму они сюда из тундры через Тугуланские болота табунами до двухсот голов приходят.

– И что, добывал?

– Как не добывал? Нарезное ружьё, маскхалат, в непогоду подкрадывался совсем близко к табуну. Мясо потом на нарте вывозил к вашему лесозаготовительному участку, здесь до зимней стоянки то не более двенадцати километров, а там, в деревню ночью на лесовозе, никто и не видит. Мясо продаст и снова в запой.

На поверхности озера плавали упавшие туда лесные насекомые, прытко бегали водомерки, плескались мелкие рыбёшки.

– Похоже, что и рыба здесь есть?

– Да, лесоустроители рассказывали, что добывали, я парням то говорил, чтобы удочки и червей с собой взяли, вечером попробуем поймать.

– А лес, похоже, здесь хороший.

– Судя по карте с данными лесоустроительной экспедиции, леса стоят богатые.

Осмотрев домик, работники решили, что в нём ночевать невозможно, слишком много щелей в стенах, от комаров ночью не отбиться. Николай Иванович громко скомандовал.

– Ребята, ставьте палатки, варите суп из тушенки, мы с Максимом пойдем лес посмотрим, да квартальный столб нужно найти для привязки.

Вечером, когда они вышли из леса, стан уже имел обжитый вид. Над жаркими углями прогоревших сухих поленьев насвистывал чайник, рядом стояло ведро со сваренным супом, поодаль виднелись две поставленные маленькие двухместные палатки. На упавшей в воду лесине парни сидели с удочками и о чём-то громко зубоскалили. Максим снял с плеча ружьё, повесил его на ветку близ стоящей сосны и подошёл к парням.

– Ну что, кто водится в этом лесном водоёме, русалку не поймали?

– Одни окуни, только маленькие они здесь, с ладонь и чёрные, только удочку успевай закидывать, хватают сразу, причём на любую приманку.

– Ну и ладно, во всяком случае, с голода не помрём.

– Ужинать пора, мы уже давно вас поджидаем.

Вскоре все сидели на скамейках за столом, сделанных ещё лесоустроителями из стволов молодых осин. Каждый доставал из рюкзаков припасы, суп же разливал Женька, он добровольно взял на себя обязанности повара, может быть потому, что его отец в летнее время на вахте ежегодно работал поваром, рабочие просто больше никого на это место не хотели брать. Женьке лишь недавно исполнилось восемнадцать лет. Он в сельской школе закончил девять классов, в десятом у него что-то не заладилось, он, очевидно решив, что образования ему хватит, пошёл работать в леспромхоз, в посёлке все там работали, благо, что и родители ему в этом не препятствовали. На основные работы его ещё по молодости лет не брали, поэтому зиму он работал возле котельной, помогал раскряжёвщику хлыстов заготавливать дрова. Второй работник, Санька выглядел постарше, около двадцати трёх лет, он был худым и длинным, постоянно носил очки, как сам говорил от того, что слишком много читал. После окончания Кривлякской школы Санька уезжал в Красноярск, где-то там учился, где-то работал, но, нигде не прижился, вернулся в родное село и работал в зимнее время в бригаде на разделке древесины на нижнем складе.

Когда парни достали из рюкзаков по бутылке водки, а затем ещё одну Ковалёв, Максим ужаснулся.

– Вы что же делаете, мы как завтра работать в лесу будем?

– Да не волнуйся ты мастер – Сашка внимательно посмотрел поверх очков на Максима – ведь по русскому обычаю все дела начинаются с бутылки, как же без этого. А при таком-то закусе – он широко взмахнул свободной рукой над столом – да надышавшись такого густо настоянного соснового воздуха, с нами уж точно ничего не будет.

Иван Николаевич добавил.

– Как же не выпить после домашней рутины, после хозяйственных и производственных забот, оказавшись на лоне природы. Расслабимся, снимем внутреннее напряжение, а завтра и за отводы возьмёмся.

Солнышко никак не хотело клониться к горизонту, но с озера чувствительно потянуло прохладой, день заканчивался. Ветер стих совсем, и зеркальная гладь поверхности воды завораживала взгляд. За столом главенствовал Иван Николаевич, он поучал молодых людей, очевидно и сам получал от этого удовольствие, иногда тихонько кивая Сашке головой, мол, плесни из бутылки помаленьку.

– Лес здесь хороший, очень хороший и, судя по карте, года на два лесопункту хватит. Во всяком случае то, что мы с Максимом сегодня увидели, подтверждается данными лесоустройства, что бывает далеко не всегда. Здесь третья группа лесов, третий бонитет, первый класс товарности, восемьдесят процентов древостоя сосна, средний объём хлыста будет 1, 2 – 1, 4 кубометра, полнота насаждения близка к единице, запас на гектаре местами доходит до трёхсот кубометров, средняя высота дерева 28 – 29 метров. Местность ровная, ни подъёмов, ни спусков, правда почти все деревья с подгаром, да что делать, торцевать при разделке придётся. Жалко такие боры под пилу отдавать, но надо, у него 11 – 12 класс возраста, лес перестойный, скоро падать от ветров начнёт. Хотя водоохранная зона на карте и не выделена, но рядом с озером я вам рубить всё равно не дам, во всяком случае, будем отводы делать не ближе трёхсот метров от воды. – Тут Иван Николаевич на какое-то время замолчал и задумался, чем не замедлил воспользоваться Женька.

– Дядя Ваня, а что ты всё про лес, да про лес, мы пять дней здесь будем жить и по нему ходить, он и так нам надоест, расскажи нам лучше чтонибудь про женщин.

– Да вы, наверное, про них больше меня знаете, ты то ещё молодой, а Санька в городе жил, повидал всякого поди.

– У тебя вон какой жизненный опыт, всё ведь про них знаешь, как к какой подойти и с какой стороны.

– Наука тут ребята не хитрая и опыт имеется, и знать я всё про них знаю, ну, если хотите, слушайте. Они ведь тоже не хотят одни остаться и присматриваются к окружающим их мужчинам, только вот активности ждут от нас, так принято…

Изрядно захмелевший лесник азартно рассказывал молодым парням, а те слушали, открыв рты, иногда азартно гогоча, а иногда недоверчиво ухмыляясь про себя, мол, заливаешь ты наверно старый ловелас, так же в жизни не бывает.

Максим уже два года работал в Кривляке, он сюда приехал после окончания института с женой и маленьким сыном на руках. Здесь их, конечно же никто не ждал, да и заявку на специалистов никто не отправлял в «Красноярсклеспром». Из тех новоиспечённых инженеров, кого распределяли по Сибири и Дальнему Востоку, у Максима был самый высокий балл, он и предстал первым перед авторитетной комиссией. Максим сильно не задумывался куда поехать, какая разница, где работать, куда направят, туда и поеду. Но тут неожиданно для него и для других членов комиссии, её председатель вдруг предложил всем, что если специалист, выпускник лесоинженерного факультета лучше других учился и имеет самый высокий балл, то ему надо предложить самому выбрать себе место работы, это чтобы стимул к учёбе у других был. Максим долго не думал, он выбрал Ярцевский леспромхоз, до армии в нём ещё начинал работать помощником вальщика. Ему в посёлке дали маленькую комнатушку и направили работать мастером верхнего склада. С коллективом участка он сошёлся быстро, особенно с мужской половиной, женщины были капризней, сложней и гораздо обидчивей, а их было больше половины. Они выполняли самые тяжёлые и неквалифицированные работы – огрёбку деревьев от снега и обрубку сучьев, причём выполняли такой объём работ, что случайно оказавшиеся на их месте мужики, как правило, долго не выдерживали. Максима на участке уважали и называли его почтительно – Фёдорович, или просто мастер.

Сначала люди удивлялись, что им в Кривляк направили специалиста с высшим образованием, это же не больница и не школа, здесь много знать не надо, чтобы деревья валить и трелевать. Максим же иногда в свободное время рассказывал им, какие бывают технологии лесозаготовок, и какой техникой заготавливают лес за рубежом, что буквально в ближайшие 5-10 лет механизируют все трудоёмкие процессы в лесу, и женщины не будут больше ездить на верхний склад, на что те иронически и немногословно ухмылялись – «куда вы без нас»?

Был поздний вечер, но ещё совсем светло, только – только перевалило за середину июня, а в это время года природа отводила ночам совсем мало времени. Активизировались комары, их не отпугивал даже ни дым от костра, ни специальная мазь – риппудин, надо было прятаться в палатку.

…Дни у озера пролетели быстро, работали в лесу с восьми утра и до восьми вечера. Парни сначала было завозмущались таким распорядком, но Максим с Иваном Николаевичем их быстро успокоили, работы много, у них же всего пять дней, вертолёт за ними должен прилететь в субботу. Сосновые древостои здесь и вправду были хорошие, таких Максиму ещё видеть не приходилось, местность была низкая и ровная, порой казалось, что они отводы производили на площадях, располагающихся значительно ниже уровня воды в лесном озере. Впрочем, долго раздумывать об этом было некогда, надо было работать. Первым с буссолью шёл Иван Николаевич, он тщательно прицеливался в узкую щель прибора, намечал себе ориентир и потом резво шагал по черномошнику, ни на что не отвлекаясь и не обращая внимание. За ним шли парни с топорами и мерной лентой, замыкал шествие Максим с ружьём на плече и топором в руках, приходилось помогать парням и деляночные визиры протесывать, и столбы на углах ставить. А ружьё, это так, для порядка, потому, что в лес все ходят с ружьём, в настоящее время вся живность в лесу занята продолжением своего рода и стрелять некого, но с ружьём в тайге всё равно чувствуешь себя значительно спокойнее. Иногда лесник останавливался, широким взмахом руки подзывал Максима и спрашивал.

– Это прихватим?

Где-то в сосновые выдела вклинивались куски осинника, где-то лиственницы, а где-то и сухостоя, это от ранее прошедших здесь пожаров деревья посохли, время упасть им ещё не пришло, вот и стояли они, как напоминание о самом опасном стихийном бедствии. Промышленной ценности они уже не имели, а при разработке лесосек доставляли определённые трудности, так как считались деревьями опасными.

– Зачем это нам, обойти надо.

– А лиственничный то выдел чего не берёшь?

– Не любят с ней бригады работать, она сильно плотная и тяжёлая, свалить её гораздо труднее, чем сосну, особенно зимой, даже зубья у цепи ломаются и трелевать её сложнее, она процентов на тридцать тяжелее, а им норму выработки выполнять ежедневно надо.

Придя вечером на стан, Иван Николаевич тут же брался обсчитывать лесосеки, тогда как другие умывались в озере, разводили костёр, готовили ужин. Считал он медленно и тщательно, перемножая цифры столбиком на листках ученической тетради и при этом шевеля губами, однажды не выдержал и подошёл к Максиму.

– Не могу площадь лесосеки подсчитать, слишком много углов мы видать сделали.

Максим достал из планшета авторучку, карандаш, простую и логарифмические линейки и через пять минут площадь была подсчитана, затем также быстро он обсчитал и другие лесосеки. Лесник было не поверил, долго пересчитывал, но потом, убедившись в правильности, просто махнул рукой и больше уже обсчётом делян сам не занимался.

Установилась сухая жаркая погода и в лесу постоянно хотелось пить. С собой брали фляжки с кипячёным чаем, но до вечера его не хватало, а ручьёв и родников в округе не было. Когда же вечером приходили на стан, парни первым делом хватали кружки и жадно пили воду из озера, видя это, Иван Николаевич никак не мог сдержаться.

– Ребята, нельзя же так, эта вода не проточная, а стоячая, здесь ведь любую заразу поймать можно.

– Вон она какая чистая, да прозрачная, на несколько метров вглубь всё видать.

– А сколько всякой живности в ней плавает, и вся она является потенциальным источником каких либо микробов.

В пятницу вечером долго не ложились спать. Работу закончили, устали, всем хотелось домой, площадку для вертолёта расчистили, у всех было приподнятое настроение. Перед ужином Иван Николаевич с сожалением вздохнул.

– Эх, выпить бы с устатку, да ладно, потерпим, завтра уж дома, после баньки.

Каким бы принципиальным не был лесник при контроле деятельности лесопункта, все его принципы откладывались на второй план при виде выпивки. Максим вспомнил, как, сидя однажды вечером на планёрке в кабинете начальника, из помещения рации вышла радистка Людмила Ивановна и положила на стол радиограмму. Руководитель внимательно прочитал её и пояснил.

– Так, в леспромхоз срочно требуют заявку на отсрочку лесосек, которая в обязательном порядке должна быть подписана лесотехником. У нас две деляны остались выписаны и не вырублены в зимней зоне, надо оформлять.

– Так они же рубкой не тронуты!

– Ничего, договоримся.

Начальник тут же одного отправил в магазин за бутылкой, второго за Ковалёвым, а сам принялся писать заявку на отсрочку делян. На вошедшего вскоре в кабинет Ковалёва он даже не посмотрел, не ответил на приветствие, а достал из-под стола бутылку, налил пол стакана и пододвинул к леснику.

– Пей!

Тот гордым взглядом посмотрел на присутствующих, потом на стоящий рядом стакан и в нём вдруг что-то вздрогнуло, его плечи опустились, взгляд потух, он сел на стул, залпом выпил налитую водку, занюхал кулаком и поднял глаза на начальника лесопункта.

– Что надо-то?

– Заявку необходимо подписать на отсрочку делян, что в зимней зоне у нас остались, они не далеко от гаража находятся, в декабре их и вырубим.

– Так они же не тронуты у вас, а отсрочке подлежат только недорубленные деляны.

Начальник снова налил Ковалёву полстакана водки, и больше с его стороны вопросов уже не возникало, выпив, он тут же подписал подсунутую заявку. Максим с интересом наблюдал, как решаются деловые вопросы, оказывается, водка порой имеет большое дипломатическое значение в подобных ситуациях.

А у костра Иван Николаевич снова размышлял о лесе.

– Да, далеко мы забрались, это почитай километров под шестьдесят расстояние вывозки будет, как же вы план то будете делать. Семьдесят тысяч мы здесь отвели, лес хороший, на следующий год снова приедем отводить. С учётом того, что можно пособирать ещё на гривах, вам здесь хватит рубить года на три – четыре и всё, потом только за речку Кенельчес, там очень большие выдела, лет на пятнадцать, не меньше, только ведь это ещё километров на пятнадцать дальше. А ведь было время, когда валили лес прямо за деревней и на лошадях подвозили его на плотбища к Енисею и Сыму, до войны это ещё было. В послевоенные годы Краслаг «помог», не далеко от посёлка, на берегу озера Сибулон лагерь для политических ссыльных организовали, сколько они леса вырубили у нас, а сколько помёрло их на нашей земле, там, где лагерь был, до сих пор находят скелеты в тайге, и сколько говорят людей в озере потоплено. Жизнь человеческая тогда стоила меньше пятака.

– А куда лес тогда готовили?

– Так всё капиталистам отправляли через Игарку, сначала в круглом виде, потом пилить на доски начали.

В разговор вдруг вмешался молчавший до этого Сашка.

– Не прилетит завтра вертолёт за нами, пешком придётся выходить.

Максим возразил.

– Если ты намекаешь на то, что холодный ветер с запада потянул и тучи дождевые появились, то вертолёт не очень-то их боится. Есть договорённость, есть заявка на рейс, ящик тушёнки в конце концов они у нас забрали, значит, должны прилететь.

– А это всегда так бывает, никому они ничего не должны и наплевать им на тех людей, которые их ждут. Сколько бы охотников в тайгу не закидывали вертушками, те всегда обратно своим ходом выбираются, вот увидите, и с нами также будет.

– Если не прилетит вертушка, будем своим ходом добираться. Начальник сказал, что прилететь он должен в субботу до обеда, ну, на всякий случай часов до четырёх надо всё равно ждать.

Ночью ветер подул ещё сильнее, заметно похолодало, и пошёл нудный мелкий дождь, бывает здесь такое и летом. Вскоре земля под палаткой промокла, затем через тонко накиданный слой сосновой лапки промокла и одежда. Лесник негромко ругался и ворчал, что низ палатки совсем сгнил и её давно нужно уже заменить, но никак в лесхозе новую выпросить не может, а самому купить, всё денег не хватает. Он подстелил под себя брезентовый плащ, успокоился и вскоре тихо засопел. У Максима же плаща не было, он промок, замёрз и всё никак от этого не мог заснуть. От дождя спрятаться было негде, уйти в избушку, так там пять минут не выдержишь, комары здесь злющие и голодные, только и караулят на кого бы накинуться. В соседней палатке парни спали, у них она была леспромхозовская, поновее и её низ очевидно не промокал.

Утром Максим выглядел уставшим и разбитым, тут ещё разболелась голова, он сидел у костра и пил горячий чай, думать и говорить ни о чём не хотелось, вещи были все собраны, вертолёт мог прилететь в любую минуту. Парни наловили и нажарили окуней, из продуктов остались только пакет с рожками, да немного чая с сахаром, а окуни, они хоть и маленькие, но всё равно вкусные. Площадка была расчищена, инструмент упакован, а вертолёт всё не летел, наконец, около шести часов вечера Иван Николаевич громко подвёл итог дня.

– Всё, не прилетит, выходить надо, зря только день потеряли.

Сашка поддакнул.

– Я вчера вам ещё сказал, что он не прилетит, надо было с утра уже к вахте выходить.

Максим тихо произнёс.

– Я не могу выходить, у меня сил нет.

Сашка подошёл и положил ладонь ему на лоб.

– Да у тебя температура Максим и, похоже высокая, что же мы теперь делать-то будем?

На некоторое время наступила тишина, слышно было лишь, как шумели раскачивающиеся верхушки близстоящих сосен, затем голосом, не терпящим возражений, Иван Николаевич властно заявил.

– Так ребята, оставаться нам здесь незачем, вертолёт уже точно не прилетит, все сроки для него вышли, так как по договорённости мы его должны ждать до обеда, а потом выходить пешком. Максим разболелся некстати, может даже воспаление лёгких подхватил на сырой земле, тем более надо быстрее выходить. Груза у нас совсем не много, палатки, инструмент, да пустые рюкзаки. Сегодня надо дойти до вахтовых домиков, это около двенадцати километров, пойдём по лесу, по квартальному визиру, сбиться нам с пути с больным человеком никак нельзя. Максим, пойдёшь потихоньку, хоть через силу, а идти надо, если что, помогать будем. По тайге часто люди в одиночку ходят, особенно охотники, бывает, что и простывают, и ноги подворачивают, но никто не сдаётся, все стараются к людям выйти. А нас четверо, дойдём! Ребята, полчаса вам, наловите окуней побольше, почистите, подсолите, в дороге пригодятся.

Первым шёл лесник, опытным намётанным взглядом он быстро находил старые, едва заметные тёски на деревьях, проделанные лесоустроителями. Максим шёл за ним, сначала он думал, что не пройдёт и километра, у него ничего не болело, просто голова была тяжёлая, и совсем не было сил, не хотелось даже руками шевелить, но, со временем он разошёлся, концентрируясь лишь на широкой спине в зелёной энцефалитке, идущего впереди лесника. По жизни он был всегда целеустремлённым и обязательным, вот и здесь, надо было идти, он и шёл, не смотря на слабость в ногах.

К вахте подходили уже около часу ночи. И тут, передвигаясь по едва заметной дороге зимой вырубленной деляны, они заметили, что параллельно с ними, метрах в двухстах от них идёт огромный лось с тяжёлой шапкой рогов на голове. Они шли, и лось шёл, они останавливались, и зверь тоже останавливался. Парни пробовали обухом топора стучать по пням и валёжинам, но лось от этого лишь замирал на месте, высоко подняв голову. Почему-то становилось тревожно на душе от такого соседства, а Иван Николаевич рассудил посвоему.

– Он хозяин здесь, вот и ведёт себя по хозяйски.

К утру Максим разболелся совсем, его тошнило, голова кружилась, очевидно, от высокой температуры. Позавтракав поджаренными окунями, мужики расселись вокруг лежащего на деревянных нарах больного. Все молча курили, наконец, Иван Николаевич, на правах старшего произнёс.

– Максим, идти нам дальше надо.

– Не могу я, сил у меня совсем нет, здесь до твёрдой дороги пятнадцать километров, дорогато зимняя была, а сейчас одни болота, не дойти мне. Вы идите, доложите всё начальнику, пусть он завтра вертолёт организует, здесь вырубки вокруг, дорога сыграет роль посадочной площадки.

– Нет Максим, так в лесу не поступают, одного мы тебя здесь не оставим, выходить будем вместе, не сможешь идти, носилки из ромжин сделать не долго, вынесем. Сашка, ты же целых два года в Красноярске в медицинском учился, может траву какую знаешь, чтобы силы его хоть на какое-то время поддержать?

– Не знаю я трав, а вот были бы таблетки какие, то разобрался бы что ему дать.

Максим поднял голову.

– Саш, тут в другой комнате, где столовая была, посмотри там в шкафу, я зимой, когда на участок аптечки получал, прятал туда кое-что. Был у меня такой тракторист Лёша Сысоев, как увидит, что я аптечку получу, выберет момент, залезет и разом все таблетки съедает. Вроде мужик как мужик, а вот такую слабость имел, потом женщины мне потихоньку сказали, что он балдеет от этих таблеток. На участке в основном бинты да йод расходился, а таблетки кроме Лёшки никто не пил.

Вскоре появился улыбающийся Сашка.

– Хорошо, что ещё шкаф навесной, мыши не добрались, нашёл не много, не знаю правда, какой срок у них, да не до этого сейчас, вот, подобрал тебе с десяток таблеток, пей, они поддержат тебя на дорогу.

Максим с подозрением покосился на таблетки, но проглотил все.

– Ты что же, правда в Красноярском мединституте учился?

– Было дело.

– Почему же бросил, или выгнали?

– Хм, пить меньше надо, чтобы в вузе учиться.

Выходить с вахты всё-таки было легче, уже не по лесу, рядом шла дорога, по которой зимой лесопункт вывозил лес, но по ней идти было невозможно, она состояла сплошь из грязи и воды. По обочине, по мху шла едва заметная тропинка, вот по ней и выходили. Силы и вправду на некоторое время возвратились к Максиму, температура спала и, несмотря на то, что периодически начинал идти моросящий дождь, ему было жарко. Иногда ноги подводили, и его покачивало в стороны, пришлось взять в руки крепкую сухую палку, настроение было приподнятым, это последний тяжёлый участок, там будет легче, там можно на машине.

К дороге Максим подходил с большим трудом. Действие таблеток заканчивалось, присесть и отдохнуть было некуда, он приседал на корточки, а все остальные стояли рядом и ждали, когда Максим встанет, а вставать было ещё тяжелее. Организм не хотел больше работать, ему нужен был отдых, но рядом были люди, тоже уставшие и мокрые, надо идти дальше, идти через не могу, пока ноги могут передвигаться. Среди болота не остановишься и палатку не поставишь.

И всё-таки они дошли. Быстро соорудили костёр, поставили чайник. Максим лежал на разложенной на обочине дороги палатке, сил уже не было никаких, температура снова была высокой, действие таблеток закончилось, он просто лежал и пытался смотреть на небо, но от усталости тучи раскачивались перед глазами, легче было лежать с закрытыми глазами. Иван Николаевич командовал.

– Ребята, час вам на отдых и вперёд, быстрым шагом, смотрите, что там осталось от продуктов, доедайте.

– А вам?

– Мы чаем обойдёмся, вечером дома поедим.

– А мы дойдём, тридцать километров всё-таки?

– Дойдёте, надо дойти, вы молодые, силы быстро восстанавливаются, дорога дальше твёрдая, болот нет, идти легче будет, как придёте, сразу же найдите начальника, всё ему расскажете, чтобы он немедленно отправил сюда машину.

– Сегодня праздник там, вчера выпускники в школе последний экзамен сдали, а отмечают сегодня, у начальника кстати, тоже сын выпускается, так что…

– Никаких так что, хоть где найдите его, тяжёлый больной у нас, так и скажете, впрочем, я ему сейчас записку напишу, ваше дело передать её начальнику.

Максим лежал и слушал, как ему неторопливо о чём-то рассказывал Ковалёв, кажется снова о лесе, он любил говорить о лесе, и если находился собеседник, готовый его слушать, мог о нём расска-зывать часами. От дальнего перехода болело всё тело, и руки, и ноги, и спина, сил не было даже от-махнуться от наседавших комаров. Кажется, даже Максим задремал, но вновь заморосивший дождь вернул его в реальность. Иван Николаевич успока-ивал.

– Ты не волнуйся, машина вечером придёт, я Юрку знаю, он начальник ответственный, в лепёшку расшибётся, а отправит кого-нибудь за нами. Это в тайге тяжело, а здесь мы почитай что дома, парни молодые, дойдут, тридцать километров для них – пустяк. Часов шесть конечно пойдут, уставшие всё-таки, а машина, та доедет быстро…

Поздно вечером Максим, как и предполагал Ковалёв, сидел в кабине ГАЗ – 66, оборудованного кузовом для перевозки людей и слушал уже болтовню любившего поговорить водителя Анатолия.

– Праздник у нас в посёлке, десятый класс школу закончил, вот и провожаем их во взрослую жизнь. Но, я как узнал, что мастер наш больной в лесу остался, всю гулянку бросил и сразу же поехал, ты не беспокойся, что я пьяненький, я в таком состоянии ещё лучше езжу, чем когда трезвый.

Максим облокотился на тёплый капот и расслабился. Всё-таки задачу они выполнили, за пять дней отвели почти семьдесят тысяч кубометров, причём он уже предварительно наметил, как подвести туда дорогу, где построить зимние гаражи, в какой последовательности вырубать лесосеки. А лес-то какой там стоит, даже жалко в него с пилами и заходить. Но лес перестойный, у него, так же, как и у человека есть свой жизненный срок, и если его не вырубить, то один-два десятка лет и повалят его ветра, никакой ценности тогда он уже представлять не будет. Вот и надо успевать.

Впереди замелькали поселковские огни.

– Может сразу в медпункт, а я за фельдшером съезжу.

– Не надо, мне сначала помыться, одежду сменить и в тёплую чистую постель, а лекарства дома есть, жена подберёт, она у меня в жизни главный лекарь для меня от всех болезней.