На Енисее штормило. Северный ветер в очередной раз напоминал всем и вся, что начало сентября в среднем течении Енисея, это глубокая осень. Волны, тяжело перекатываясь, покорялись силе ветра и бежали куда-то вдоль реки друг за другом, но, в конце концов, всю свою злость и силу тратили, ударяясь о каменистые берега огромной сибирской реки. Много больших и маленьких тяжёлых туч, изрядно потрёпанных ветром, летевших низко над головой, также без сопротивления летели туда, куда он направлял их своею властной рукой. Несколько раз уже пытался пойти дождь, но хватало его при этом ненадолго, намочив всё вокруг, он, очевидно удовлетворившись содеянным, тут же прекращался.

Подходя к деревне Симоновка, пассажирский дизель-электроход «М.Ю. Лермонтов» дал длинный, звонкий, с переливами, характерный только для этого теплохода гудок и стал медленно разворачиваться. Одиноко стоящие пассажиры, променявшие в это время тепло и комфорт кают на холодную палубу, зябко кутаясь в плащи и куртки, с любопытством рассматривали, как легко прыгая по волнам, с берега к теплоходу подскочила новенькая, ухоженная, чистенькая «обянка». В корме на нижней палубе, среди рюкзаков, тюков, спальников стоял Владислав Иванович Захарченко, главный механик теплохода. Мужчина возрастом под пятьдесят лет, высокий, худой, в неизменном берете на голове, он был страстным охотником – утятником и старался каждую осень хоть ненадолго, да выбраться с ружьём на лоно природы. Раньше бывало, он останавливался на острове Еловый и охотился в Кукуйской протоке, но сейчас там уже давно никто не живёт и вот он приехал сюда, в деревню Симоновка, где тоже приходилось бывать ранее. Рядом с ним стояли напарники – Анатолий и Виктор. Анатолия он знал давно и даже бывал с ним на охоте – это весёлый и жизнерадостный человек, чуть выше среднего роста, около тридцати пяти лет, с открытым и добродушным лицом. Анатолий работал мастером на заводе телевизоров, слыл на хорошем счету и как руководитель, и как производственник. Виктор был немного постарше и полнее, его Владислав Иванович видел практически первый раз, работал он вместе с Анатолием бригадиром какой-то там сквозной, такой модной сейчас бригады.

Матрос на теплоходе принял с лодки верёвку и даже не стал её зачаливать за кнехт, все приготовленные вещи были скинуты буквально в две – три минуты, затем в лодку спрыгнули люди, и она отчалила от теплохода. Провожающие махнули друг другу руками, с теплохода крикнули – «ни пуха, ни пера», и лодка, уже изрядно осевшая в воду, под мощным напором двигателя так же легко полетела к берегу. Было хорошо слышно, как первый штурман, стоявший на мостике, прижав к губам микрофон, резко отдавал команды по громкой связи – «малый вперёд, лево руля» и теплоход, выкинув из трубы облако чёрного дыма, стал медленно разворачиваться, ложась на прежний курс. На берегу, приезжие бодро выпрыгнули из лодки прямо в воду, подтащили её на каменистый берег и все трое, дружески улыбаясь, уставились на встречающего. Тот приподнял подвесной мотор, застопорил его, нахлобучил сверху чистенький белый колпак, звонко щёлкнул креплениями и вышел из лодки.

– Ну, здравствуйте охотники!

Первым подал руку Владислав Иванович – одетый в пёстрый толстый свитер, поверх которого была меховая безрукавка, на ногах новенькие длинные резиновые сапоги.

– Здравствуй Ерофеич, здравствуй, мы подплываем и гадаем – встретишь нас, не встретишь, успел получить телеграмму, или не успел, из Красноярска её отправил ещё три дня назад.

– Вот только сегодня утром ребята привезли из Бахты, вообще-то поджидал я тебя Владислав Иванович, ты ещё весной писал, что планируешь заехать ко мне уток пострелять, так что, уток жалко, что ли? А ты даже не один смотрю, с напарниками.

– Да ребята вот знакомые, с завода телевизоров, напросились со мной, вместе нам веселее будет. Знакомься – это Анатолий, а это Виктор.

Ерофеич, ещё крепкий, коренастый мужик, около шестидесяти лет, с рыжей, с проседью бородой до самой груди, похожей на лопату, с толстым мясистым носом, в зимней шапке на голове и брезентовом дождевике до самых пят, с любопытством рассматривал гостей.

– Где же вас расположить-то, ведь домой не могу пригласить, вы же нехристи, не верующие, безбородые, и табаком, наверное, балуетесь, моя бабка вас и до порога не допустит.

– Не беспокойся ты Ерофеич, мы палатку взяли, правда двухместная она, да мы бывало в ней и вчетвером ночевали, жирных и толстых среди нас вроде нет.

– Ну, это другое дело, тогда давайте-ка переедем к кустам, чуть повыше деревни, там и берег хороший, и ручеёк впадает в реку, и дров таловых полно, там палатку и поставите.

На высоком глинистом берегу стояло около двух десятков домов, располагаясь вдоль берега так, что из окон каждого дома видно было реку и все те судёнышки, которые проплывали по ней. Позади домов, ближе к лесу, в хаотичном порядке были настроены избушки, без которых в деревне практически не обойтись: бани, стайки, сараи, за ними, ближе к лесу были распаханы и раскопаны огороды. Когда и кто здесь поселился первым, никто не знал и не помнил, но всегда жили люди крепкой старой веры – кержаки. Они не прятались от цивилизации в тайге, как делали их деды, когда старая вера преследовалась и запрещалась, а наоборот, как-то старались использовать в жизни всё новоё, хотя и жили по своим старым устоям, всётаки на дворе уже конец семидесятых двадцатого века. В каждом доме была корова, у некоторых ещё и не одна, да для облегчения тяжёлого деревенского труда в деревне было несколько лошадей. В огородах сажали много – картошка, морковь, свекла, капуста, репа, редька – овощами подкармливали скот, и самим много уходило, когда во время длинных зимних постов на стол ставили лишь растительную пищу. И конечно ещё рыбачили, пока что рыбы в реке было много, её ловили сетями и самоловами, кто сколько хотел, обеспечивая себя и продавая излишки на проходящие теплоходы. Семьи были у всех большие, многодетные, редко у кого было меньше семи детей, и как – бы не призывали старики придерживаться старых устоев, всё-таки много молодёжи уезжало в город. Обыденный и однообразный образ жизни в деревне с длительными ночными моленьями не очень-то прельщал молодёжь. Их тянуло к благам цивилизации, к полной приключениями и впечатлениями жизни в городе. Да и те, что оставались в деревне, тоже приспосабливались к современной жизни – покупали мотоциклы, моторные лодки, бензопилы, по праздникам пили водку и брагу, а молодёжь даже иногда ездила в Бахту, чтобы посмотреть кино в деревенском клубе. В Симоновке был даже не большой рыбкоповский магазинчик, в котором местные жители брали в основном муку, сахар, соль, крупу, иногда водку, то есть то, что не вырастишь в огороде, не добудешь в тайге и не поймаешь в реке.

Охотники двигались быстро, без суеты, соскучились видать руки по работе. Вскоре лодка была разгружена, палатка поставлена в самом устье вытекавшего из кустов тальника ручья, заготовлена куча дров и уже в сумерках все чинно расселись на чурки, не далеко от костра, вокруг наспех сооружённого из двух досок, положенных на чурки, стола. В сковороде дымилась приятно пахнувшая разогретая тушёнка, а Ерофеич, ловко орудуя ножом, нарезал толстыми кусками принесённую из дому солёную осетрину и ворчал.

– Кто её будет есть, тушёнку вашу, консерва есть консерва, якри её. Есть солёная осетрина, её и есть надо.

Владислав Иванович разливал из фляжки в кружки спирт и разбавлял его ручейной водой, причём Ерофеич достал свою кружку из широкого кармана дождевика, из чужой посуды ему есть было нельзя, грех это. Анатолий иронизировал.

– Тебе Ерофеич, поди, осетрина-то надоела уже?

– Да почто же она мне надоест. – Отвечал серьёзно Ерофеич. – Её ведь можно и свежей поджарить, малосольную отварить, или вот так солёную с картошечкой, и ничего, не надоедает. – Потом, глядя на Владислава Ивановича, продолжал. – Редко совсем ты стал заезжать, когда на «Одессе» плавал, так частенько останавливался, якри тебя.

– Ну, тогда и время было другое, сейчас ведь теплоход пассажирский, идёт по расписанию, вот с трудом отпросился ненадолго уток пострелять, спиннинг покидать, да с удочками посидеть. Этот рейс у нас с туристами, идём до Диксона, запланированы длительные стоянки для знакомства с северными достопримечательностями, так что почти шесть дней у нас в распоряжении. Утки-то в курье есть ещё, не всю разогнали?

– Кто же её разгонит – баловство это, пацаны бегали немного с ружьями в конце августа, а сейчас картошку убирают все, не до уток. Удочки-то вам зачем, давайте сетей дам, ставьте их вдоль травы в курье, и щука, и окунь, и язь залезет – сколько надо, столько и поймаете.

– Зачем нам сети, мы приехали отдохнуть, а самый лучший отдых, это посидеть на закате с удочкой и окушков подёргать, мы даже с собой самодельную коптильню привезли, ребята на заводе сделали.

– Вам наверное лодку, мотор надо, у меня есть, «обянку» – то я только в прошлом годе купил, якри её, а «казанка» вон на угоре лежит, столкнуть недолго и «вихрь» двадцатый в кладовке стоит – старенький, но надёжный, не подведёт.

Владислав Иванович снова добавил всем в кружки, поднял свою, призывая остальных, и ответил.

– Мы с собой резиновую лодку привезли, всю зиму я за ней пробегал, но достал всё-таки, только – только они у нас появились, двухместная, да нам и хватит, в основном на зорьках, из скрадков будем стрелять.

– Ну, как хотите. Я-то по утрам на самоловы езжу, осётр пошёл, третий день уже как ловиться начал, поэтому все мужики в деревне на реку ездят, он ведь с неделю ещё половится и отойдёт, якри его, ищи его потом, а так три – четыре сниму за высмотр и хорошо, иногда и побольше. Да мне много и не надо, это молодёжь много самоловов ставит, рыбу продают, всё хотят лучше жить. Я не продаю, у меня всё есть, голодом не сижу, одеть есть что, зачем Бога гневить, мне больше ничего и не нужно. Живём вдвоём со старухой, сын с семьёй в Красноярске, не дал Бог больше нам детей. Каждый год внуков привозит на побывку, хорошо говорит у вас тут в деревне, только комары их сильно искусывают, не привыкшие они к комарам-то, якри их. А тут в июне после картошки я у них побывал в городе, и как только там люди живут? Везде шумно, пыльно, воздух какой-то тяжёлый, вонь ведь сплошная. Все куда – то бегут, торопятся, мужики курят, сквернословят, а пьяных сколько возле гастрономов. От беса это всё, люди погрязли в своих грехах, смотреть тошно. Сказал об этом сыну, так он говорит, что ты батя ничего не понимаешь в современной жизни. Пропащие люди, не спасти им душ своих.

Ерофеич задумался и надолго замолчал. Виктор не выдержал.

– А зачем же рыбачишь, если рыбу не продаёшь?

– Да сыну и заготавливаю, себе я уже насолил на зиму, в леднике стоит, сыну бочку ещё подсолить надо, у него в Красноярске хранить её негде, испортит ведь, вот и отправляю ему уже в октябре, с последним рейсом. Выеду на самоходку, попрошу капитана, ну, пару осетров конечно за провоз отдам, якри их. Не отказывают, да и многих я знаю, ведь сколько лет бакенщиком отработал здесь. В городе сын подъедет на машине и прямо с самоходки заберёт, там уже становится холодно и бочку он хранит на балконе.

– Самоловы далеко стоят?

– Да нет, километров в пяти повыше посёлка, на подводной косе.

Приезжие охотники с интересом слушали захмелевшего, и может оттого и разоткровенничавшегося местного закоренелого старожила. Больше всех о самоловах расспрашивал Виктор.

– А рыбнадзоров не боитесь?

– Чего же их бояться, на реке жить и не рыбачить? У них задача – нас поймать, якри их, а у нас – рыбачить и не попадаться, слишком уж они нагло ведут себя, чуть что, так сразу оружие под нос суют. Вот и мы у них наглости научились. Ведь они когда поймают нас, что главное? Улики. А улик нет и браконьерства нет, якри их. Мы, как самолов поймаем, так сразу кошку в мешок, а она тяжёлая, каждую рыбину снимаешь и тоже в мешок. Как какая лодка подскочит к тебе, пусть даже и в темноте, всегда успеешь мешок за борт выкинуть. Без кошки-то он ещё плавает какое-то время, а с кошкой сразу на дно идёт, потом хоть каким оружием пугай меня. Они же видят, что я на самолове «висел» и видят, как перед их носом мешок в воду с рыбой выкинул, конечно, сразу в лодку залезут, каждую щель пронюхают, кричат – «ну дед, ты теперь попался, никуда от нас не уйдёшь, давай акт составлять, поедем самолов поднимать» и бумагу уже писать начинают, фамилию спрашивают, якри их. Да только и мы тоже пуганые не раз. « Люблю» – говорю – «ночным пейзажем любоваться, вот заеду повыше на моторе, потом и спускаюсь самосплавом и всё любуюсь и любуюсь природой. А браконьерством не занимаюсь, не по мне это». И как бы они не кричат, якри их, не суют акт под нос, улик в лодке нет и дела нет. Пообещают, конечно, что, сколько верёвочке не виться, да с тем и уезжают.

– Так ни разу и не поймали?

– Да всё равно поймали меня в прошлом годе, они, если никого ловить не будут, так их ведь с работы выгонят. Здесь кто хитрей, тот и на коне, якри их. Они видят, что на воде нас не поймать, так скараулили на берегу. Вечером причалили пониже посёлка и уже в темноте спрятались за балком, а я вышел из лодки, мешок в руки и пошёл балок открывать. Они как выскочили, первым подбежал Нечёсов – его тут все у нас знают – как ткнёт мне в лицо пистолетом – руки вверх, отдавай мешок. А второй рядом остановился и карабин на меня направил. Никак я их тут не ожидал, якри их, а как увидел пистолет перед носом, так и ноги меня перестали слушаться, там и сел прямо на гальку. Ведь и на войне был, и на лося, и на медведя не одиножды хаживал, а тут даже признаться стыдно, так напужался, что неделю потом с уборной не вылазил. Ну, думаю всё, отрыбачился я, живот мой самый слабый оказался, больше всех напугался, видать трусливый он у меня, да отпоила старуха травами, значит, порыбачу ещё. А они кроме меня ещё и Федьку Горохова успели сцапать с рыбой. У меня не много и было в мешке – один осетришка, да штук пять стерляжонок. Нечёсов сжалился, говорит – «Ну дед, раз так напугали мы тебя, осетра не будем оформлять, на уху себе заберём», а стерлядей всех описали и забрали, якри их. Штраф потом пришёл на 104 рубля.

– И где ты деньги взял?

– Да рыбу же и продал, взял грех на душу. Ребята-то продают, у них связи налажены, знают заранее какая самоходка и когда подойдёт, готовят кому солёную, кому свежую. А самоловы рыбнадзоры всё равно почти каждый год выбирают, когда один, когда и два. Спрячутся в кустах и в бинокль всё высмотрят, якри их, у кого, где стоят, потом выезжают на лодке и бороздят дно кошкой, пока целую кучу не выберут. Вот и сижу потом зимой, снасти направляю. Хорошо Антипу Хромому, он с ними на короткой ноге стоит. Рыбнадзоры ведь тоже люди, всё лето на воде, а тут по осени заедут к нему и прогуляют дня два – три, в бане намоются, Антип ещё и Евдокию позовёт на гулянку. Она вдова, мужик ещё два года назад на самолове утонул, а молодая, погулять тоже хочется. Зато когда уезжают, оставят ему целую кучу самоловов, так зачем их ему и делать потом. Мы уже ходили смотреть, нет ли там наших. Не оказалось, Антип сказал, что эти самоловы где-то возле Зотино выбрали.

Ерофеич снова замолчал, а у Виктора от азарта горели глаза.

– Эх, порыбачить бы!

– Так какой разговор, два конца осетровых у меня приготовлены, в ящиках лежат, лодка вон на берегу, мотор настроен, ставить покажу где. Только ведь ребята опасное это дело, если уж вы этим не занимались, то и не рискуйте, на самоловах бывает и тонут мужики, особо неопытные.

Виктор снова не выдержал.

– Я рыбачил на самоловы, было дело, несколько лет прожил когда-то в Подкаменной Тунгуске, своих ловушек не имел, но с напарником рыбачил, и все секреты этого дела знаю.

– Тут ведь сам себя можешь обмануть. На «казанке» вообще опасно ездить, да ещё в темноте, лодка неустойчивая, легко переворачивается, но ладно, могу вам свою «обянку» дать, она как поплавок на воде, её захочешь перевернуть, не перевернёшь, сам-то я к «казанке» привыкший, а вот на самолове сможете ли? Ведь осетра тоже надо суметь вытащить в лодку, иначе он может рыбака вытащить из лодки.

Тут вмешался Владислав Иванович.

– Ерофеич, ты не беспокойся, самоловы мы ставить не будем, у нас есть удочки, спиннинги, вот на них и будем рыбачить. Вообще-то ребята засиделись мы с вами, завтра вставать на зорьке.

– Мы ещё посидим здесь немного у костра, послушаем настоящего рыбака. Владислав Иванович забрался в спальный мешок и застегнул молнию на палатке, чтобы не налетели комары. Ветер притих, волны с завидным постоянством накатывали и накатывали на берег, но странное дело, шум от волн не раздражал, а наоборот приятно успокаивал. Ещё сегодня утром он жил в мире грохота дизелей и решал проблемы текущих и аварийных ремонтов и вдруг оказался на свежем воздухе, на берегу реки, вместе с друзьями в предвкушении приятного времяпровождения и охоты на уток. От костра доносился спокойный, уверенный голос Ерофеича.

– Ведь осетра тоже надо уметь вытащить, он чем крупнее, тем спокойнее идёт, главное не дать ему хватануть воздуху, иначе буянить будет на крючках. Спокойно надо подвести, посмотреть на скольких удах сидит, раньше у всех в лодках багорики были, так там вообще проблем не было, одной рукой самолов за хребтину держишь, а другой багориком его зацепил и в лодку. Сейчас же багориков никто не возит, улика это, попробуй потом докажи рыбнадзору, якри его, что ты не самолов едешь смотреть. Так вот, берёшь пустую уду, и как багориком орудуешь ей. Ладно, если осетришка не большой, а если за сорок. У нас тут на косе сильно больших-то нету, в основном на 12 – 15 килограмм, иногда конечно, и побольше, за 30 почти и не бывают, но если уж попадётся, я бы вам не советовал его вытаскивать, спокойно вытащил уды из него и всё, пусть плывёт своей дорогой.

К утру ветер совсем притих, он лишь лениво пошевеливал ветками тальника, да наводил рябь на воде. Небо, так же как и вчера было всё в тучах, ну здесь понятно, как сказал Ерофеич, в сентябре практически не бывает ясной погоды – ветер, дождь, холодно. Владислав Иванович палкой разрыл костёр, нашёл там какие-то останки углей, подкинул тонких сухих прутиков и костёр разгорелся. Подвесив над огнём котелок с водой из ручья, он накидал с краю костра с десяток картошек, принесённых ещё с вечера Ерофеичем и начал накачивать лодку. Местную курью он знал, бывал здесь раньше, примерно через полкилометра она разливалась на много отдельных больших и маленьких куреек и заливов, что являлось хорошей кормовой базой для водоплавающей дичи. Накачав лодку, он подошёл к палатке и скомандовал.

– Толя, Витя, подъём, светает уже.

Первым высунул голову из палатки Анатолий.

– Надо же, как здесь спится хорошо, свежий воздух, да ещё шум волн, накатывающих на берег убаюкивают.

– Ещё и из кружки вчера успокаивающее универсальное средство принял. – Подал голос Виктор.

– Ребята, чай пить уже некогда, одевайтесь, ружья, патроны с собой и вперёд. Одному придётся по берегу идти, там от домов по угору тропинка есть до самой курьи.

Анатолий подошёл вплотную к Владиславу Ивановичу и, опустив глаза, тихо заговорил.

– Понимаешь Влад, нас пообещал утром Ерофеич на самоловы свозить, уж очень хочется посмотреть, как он осетров добывает, интересно же.

Тихо вздохнув, Владислав Иванович ответил.

– Что ж, дело ваше, поеду в курью один.

Днём у палатки собрались местные рыбаки и с интересом рассматривали резиновую, тёмно – зелёную лодку, и руками её трогали, и в воде крутили, наконец, один из них изрёк.

– Никчемная вещь, только зря деньги на неё потрачены.

Владислав Иванович иронически улыбнулся.

– Ну почему же, весьма удобно на ней на небольших водоёмах, можно и удочкой порыбачить и утку убитую подобрать.

– Через реку на ней не поплывёшь, она волны большой боится, самоловы не посмотришь, уда сразу её проколет. А удочкой рыбачить – баловство это, если уж надо рыбы, можно сети поставить. Только щуку с окунем не продашь и не съешь много, когда осетрина ловится. – Так и ушли мужики, ещё раз, сказав напоследок, что деньги потрачены всё-таки зря.

Дни быстро летели один за другим. Анатолий с Виктором всё же в первый же день поставили два самолова и каждое утро на рассвете, на лодке, вслед за Ерофеичем ездили их проверять. Рядом с ним они себя чувствовали спокойно и уверенно, если что, всегда подскажет, как поступить, а осетры и правда ловились хорошо. Самоловы смотрел Виктор, у него кой какой опыт обращения с ними уже был. Осетров он вытаскивал багориком, который им всё – таки дал старый рыбак, Анатолий тем временем с веслом в руке управлял лодкой. Приехав с рыбалки, они быстренько прибирали рыбу, из головы осетра варили наваристую уху, дожидались из курьи напарника и все вместе дружно обедали. Владислав Иванович сначала ворчал на них, призывал к совести и даже называл напарников браконьерами, но потом, поняв, что это бесполезно, махнул на них рукой. Сам же он стрелял уток в курье, ловил на спиннинг щук – травянок, на удочку окуней. Анатолий с Виктором иногда после обеда на своей лодке тоже ехали в курью и тогда, вблизи кержацкой деревни звучала целая канонада.

В предпоследний день начали готовиться к отъезду, теплоход ждали на завтрашний день к одиннадцати часам, ну запоздать мог там на час, может побольше, осень всё-таки, туманы, поэтому решено было самоловы выбрать утром, съездить на косу от силы полтора часа и потом лодку, мотор, самоловы, всё это вернуть Ерофеичу. Рыба в бочке к перевозке подготовлена, а что попадёт утром, решили отдать команде на уху и угостить капитана.

Прибрав рыбу, Анатолий с Виктором сидели возле костра, смотрели, как начинала закипать уха, и поджидали с курьи Владислава Ивановича. Уху они варили каждый день, и не приедалась она нисколько, вот ведь до чего вкусная рыба. Ерофеич говорит, что ещё вкуснее кишечки жареные от осетра, но мужики не занимались ими, да и чистить их не умели. Сверху по фарватеру быстро летела «обянка». Она проскочила деревню, повернула к берегу и вдоль него, не сбавляя газа, помчалась снова к деревне, затем, не останавливаясь, мимо балков и лодок на берегу, подскочила к лодке Анатолия и Виктора и воткнулась носом в берег. Охотники недоумённо переглянулись – кто это к ним в гости и зачем?

Из лодки вышел не высокого роста человек, одетый поверх телогрейки в чёрную не промокаемую кожанку. На груди висел бинокль, через плечо на длинном ремне болтался планшет, на ремне у пояса кобура. Он не торопясь размял ноги, снял очки, протёр их носовым платком, ловким заученным движением водрузил их снова на нос, кинул беглый, внимательный взгляд на стоящую на берегу лодку и подошёл к костру.

– Здравствуйте люди добрые. Туристы значит, из Красноярска наверное, в такой ярко – красной палатке только туристы могут жить, лодка – то ваша?

– Да, конечно.

Увидев приставленные к толстому кусту талины ружья возле палатки, он спросил.

– Охотники значит? Предъявите-ка документы на оружие и на право охоты в наших местах. Я – старший рыболовный инспектор Нечёсов Василий Иванович.

Он вытащил из нагрудного кармана удостоверение, раскрыл его и показал сидевшим у костра мужчинам, те от неожиданного визита так растерялись, что и не знали как же им теперь себя вести и что делать. Инспектор продолжал.

– А потом, может, и ухой нас угостите.

С лодки подошли ещё двое, один из них с карабином на плече был ещё совсем молодым парнем и с интересом рассматривал охотников. Оказывается их ехало в лодке трое, один из них во время плавания находился в середине лодки, в полулежащем положении прямо на подтоварине, и его на ходу не было видно со стороны. Нечёсов молча кивнул головой подошедшим, и те пошли в разные стороны от костра по натоптанным следам и примятой траве, а сам тем временем проверял документы охотников. Вскоре вернулись из кустов его напарники и один из них доложил.

– Есть, бочка с рыбой, большая, у самого ручья в траве стоит.

– Постой здесь.

Нечёсов сбегал в кусты и, потирая руки от удовлетворения и язвительно улыбаясь, произнёс.

– Значит браконьерничаем, осетринку ловим, полакомиться захотелось, лёгкой наживы захотелось, ну я вам устрою рыбалочку, долго будете помнить старшего инспектора Нечёсова. – Затем снова кивнул своим.

– Ищите, икра должна быть.

Он зашёл в свою лодку, вытащил из переднего бардачка фотоаппарат «Зенит» и никуда не торопясь, стал фотографировать. Анатолий, будто очнувшись от оцепенения, подошёл к нему и проникновенно, чуть ли не со слезами на глазах, начал упрашивать.

– Может не надо Василий Иванович, мы ведь простые работяги, уток приехали пострелять, отдохнуть, так сказать на лоне природы, свежим воздухом подышать. А бочка с рыбой, так это не наша, видать с деревни её кто – то там спрятал.

– Да – да, конечно не ваша и натоптанная тропинка от костра к бочке не ваша.

Он фотографировал всё – и охотников, и палатку, и лодку с разных сторон, багорик для вытаскивания осетров, лежащие в воде возле самого берега, ещё не растасканные чайками и вороньём осетровые внутренности и обрубленные хвосты, затем перешёл на костёр, тропинку от костра, и к самой бочке. Анатолий, видя, что его слова совершенно не доходят до ушей инспектора, подошёл, к молча сидевшему у костра Виктору.

– Бери деньги, беги в магазин, быстро.

Инспектора, пыхтя от натуги, выкатили на берег бочку, и Нечёсов сделал ещё несколько снимков бочки на фоне костра, палатки, охотников и многозначительно хмыкнув, упаковал фотоаппарат на место. С реки, медленно разворачиваясь, подходил катер – ярославец. Он встал рядом с инспекторской лодкой и, увидев приглашающий взмах руки Нечёсова, с катера тут же сбросили трап, по нему спустился один из членов команды, забил кувалдой лом в гравийный берег, накинул на него петлю каната, затем, возвратясь на катер, канат натянул и ловко зачалил его петлями на кнехт. Двигатель заглушили и катер, слегка накренясь от течения, остановился, уткнувшись носом в берег, покачиваясь от набегавших с реки волн.

Инспектора вместе с Анатолием, тяжело затащили бочку в лодку, подъехали к корме катера, и ручной лебёдкой, предназначенной для подъёма на борт моторной лодки, подняли бочку на катер и поставили в самую корму, где уже стояла бочка, чуть правда поменьше. В это время на резинке подплыл Владислав Иванович, он сразу понял, что здесь происходит и лихорадочно соображал, что же теперь предпринимать. Нечёсов, по каким-то ему только ведомым причинам, сразу принял его за старшего в компании охотников, подошёл, представился, проверил документы на оружие и начал констатировать факты.

– Значит так – бочка с осетриной, большая бочка, килограмм семьдесят будет, внутренности свежие от рыбы, сегодняшние, с отрубленными хвостами, лодка с характерными царапинами от уд на обоих бортах, комочки речной тины, которые несёт течением по дну, на борту лодки и внутри неё. Так же в лодке обнаружен багорик для вытаскивания крупной рыбы и кошка для подъёма самолова со дна. Рыбу, кошку и багорик я конфисковал, и всё это зафотографировал, можно составлять акт.

– Но ведь, наверное, можно и без акта, по человечески – нашли рыбу в кустах, ну и нашли, не наша она, мы все люди серьёзные, партийные, вы не представляете даже, какие последствия негативные могут быть для нас.

– Давайте присядем у костра, поговорим, расскажете, что вы за люди, откуда приехали, зачем.

Подошёл Виктор, поставил авоську с бутылками, слегка звенящими друг о друга. У стола больше всех хлопотал Анатолий, боявшийся даже взглянуть на Владислава Ивановича. Быстро соорудили из подручного материала сидушки для гостей. Виктор разливал уху, а Анатолий загремел кружками, все приезжие, молча, уставились на старшего инспектора.

– Что ж, вроде вы люди спокойные, серьёзные, всё понимаете, не спорите, не ругаетесь, а с хорошими людьми можно по пятьдесят грамм и выпить. Все удовлетворённо закивали, заулыбались, застучали кружками одна об другую. Вскоре напряжение, висевшее в воздухе начало спадать, пустые бутылки закидывали подальше в кусты, разговаривали уже свободно и раскованно. После долгих уговоров Нечёсов согласился и отправил своего человека, чтобы вытащить из бочки свежий кусок рыбы и ещё сварить уху в ведре.

Анатолий практически не отходил от Нечёсова, всё расспрашивал его про нелёгкую инспекторскую работу, рассказывал о себе, о заводе, постоянно подливая в кружки. Тот разговаривал охотно – новый человек, новые рассказы, новые впечатления.

– Вот сейчас ещё чайку попьём, отдохнём маленько, рыбу всю пересчитаем и взвесим, акт составим и снова в путь.

Вскоре Анатолию удалось уговорить его на то, чтобы в акте показать лишь половину рыбы, вторую половину Нечёсов согласился взять на «прокорм команде». Владислав Иванович сидел в сторонке на брёвнышке с капитаном катера и расспрашивал его.

– Мы же ведь коллеги, речники, ты капитан, я механик, ну скажи, неужели ничего нельзя сделать, как подойти к нему, да пусть он заберёт эту разнесчастную рыбу, лишь бы акт не составлял, ведь конец тогда нашей карьере, из партии погонят, матросом, что ли мне потом плавать на теплоходе.

– Я его знаю, акт он всё равно составит, у них там внутри соревнование идёт между собой, кто больше дел оформит на нарушение правил рыболовства, просите, хоть чтобы рыбы меньше показал. Вон в Назимово бочку с рыбой забрал, она на корме стоит, а оприходовать её не стал, себе наверно заберёт, а акт на нарушителей всё равно составил. Вообще-то он очень принципиальный, если б родного отца на самоловах поймал, то и тогда бы все бумаги на него оформил бы.

Виктор ещё раз сбегал в магазин. Трое инспекторов и двое членов команды расслаблялись, как могли, кто-то шутил, кто-то рассказывал анекдоты, кто-то пытался петь, и даже инспектор, что был помоложе и ходивший уже без карабина, ляпнул, что можно было бы и за Евдокией сбегать. Но Нечёсов так посмотрел на него, что тот сразу же спрятался за чью-то спину. Анатолий тихонько подсел к Владиславу Ивановичу на бревно.

– Поддал он конечно прилично, но больше не пьёт, согласен уже и на то, чтобы треть только рыбы оформить, буду уламывать ещё, сколько смогу. Темнит он чего-то, всё говорит, чайку попьём, акт составим и поедем, но пока за бумаги не берётся, наверно попьянствовать ещё хочет. Да всё про икру меня пытает, куда да куда вы её спрятали, говорит, не может быть, чтобы съели всю, ведь часть осетров всё равно икряные были.

– Без меня никаких актов не подписывать и Виктору шепни, а то ещё подмахнёт попьяне, что подсунут. День заканчивался. Ветер снова занимался своим привычным делом – гнал волны по реке и тучи по небу, да пытался прижать к земле качающиеся ветки тальника. Чайки, борясь со встречным ветром, делали свой привычный облёт прибрежной зоны, пытаясь вытащить из воды что-нибудь съедобное. Веселье у костра не кончалось. Ходом развития событий Нечёсов был доволен, попалось сразу трое браконьеров, да ещё большая партия рыбы. Люди воспитанные, ведут себя правильно, он знал этот тип людей – интеллигенты, никто из них из себя не выйдет, материться и хвататься за ружья не будут, они будут пытаться решить свои проблемы цивилизованно, то есть договариваться, что они и делают. Иной раз за неделю еле – еле одного нарушителя поймаешь, а здесь сразу трое. За такую удачу надо нам давать не только премию, а и ордена вешать, с утра все бумаги оформим на трезвую голову, сегодня же можно расслабиться и попить её родимую.

Было уже довольно поздно, в темноте ночи ярко светился костёр на берегу. Люди у костра громко разговаривали и смеялись, благо ещё было что наливать в кружки и закусывать. Кто-то развалился на тёплых от костра камнях и мирно посапывал. Анатолий всё не отходил от Нечёсова, он тоже порядком выпил, но пьянеть ему было никак нельзя, внимательно его слушал и сам рассказывал весёлые истории. Молодой инспектор исчез, наверно подался к вдовушке – кержачке. Владислав Иванович стоял на берегу и смотрел на катер, как же они на такой высокий нос будут сегодня подниматься, однако, кое– кому, придётся ночевать на берегу. На него никто не обращал внимания, он подошёл к трапу, оглянулся, спокойно поднялся на палубу и пошёл в корму. Бочка стояла у самого борта. Руки и мозг работали синхронно. Борта высокие, но между ними есть проход, где ограждения нет, это там, где лодка причаливает, и люди поднимаются на палубу. Он упёрся ногами, навалился всем своим весом на бочку, поставил её на ребро и медленно покатил к борту. Катер был наклонён течением, бортом к берегу, но со стороны берега скидывать нельзя, там течение тише и глубина меньше, бочку может не укатить. Собрав все свои силы, он медленно подкатил бочку к борту с речной стороны и опрокинул её в воду. Не услышали бы, а то и за оружие могут схватиться, эти люди привыкли сами диктовать условия другим. Не услышали. Волны, бьющиеся о борт катера и накатывавшиеся на берег, шум кустов от порывов ветра сделали своё дело. Владислав Иванович облегчённо вздохнул, отдышался, тихо вернулся к костру и, взглянув на своих напарников, сказал.

– Ребята, поздно уже, пойдёмте спать, завтра рано подниму. – И ни на кого не глядя, пошёл к палатке.

Утром, встав с рассветом, как обычно, он развёл костёр, подогрел воду, перемыл всю посуду, поставил чай и разбудил напарников.

– Ребята, собираться пора, надо позавтракать, всё упаковать, прибрать за собой – бумагу сжечь, банки консервные закопать, теплоход скоро подойдёт. Жаль, последняя зорька сорвалась у меня, обидно, досадно, да ладно.

Анатолий не вытерпел.

– Да как же мы поедем, Нечёсов ещё бумаги не оформил.

– С Нечёсовым буду разговаривать я, а вы воды в рот наберите.

Анатолий с Виктором непонимающе переглянулись. Старший инспектор сошёл с катера, когда уже совсем рассвело, выглядел он довольно плачевно, от вчерашнего боевого вида не осталось и следа.

– У вас там нигде пару глотков не осталось, а вы что, уже собираетесь?

– Да, к одиннадцати теплоход подойдёт, сам понимаешь, он пассажирский, ждать не будет, на пару минут притормозит, чтобы нас забрать и всё.

– Ладно, я сейчас быстренько бумаги все оформлю на нарушение правил рыболовства и акт изъятия рыбы.

– Не трудись зря инспектор, не надо ни каких бумаг оформлять.

– Как не надо, как договорились вчера, покажем в акте всего двадцать килограмм осетрины. – И он вопросительно посмотрел на Анатолия, тот несколько сконфуженно отвёл глаза в сторону. Владислав Иванович подошёл вплотную к инспектору, и заявил, твёрдо глядя ему в глаза.

– Не надо ничего составлять, не было ни какой рыбалки и не было никаких осетров.

– Как это не было? – Инспектор ничего не понимал.

– Наверно тебе всё приснилось инспектор, вообще-то по пьянке бывает не только осетры, но и черти иногда кажутся. – Тот выпучил глаза и начал выходить из себя.

– Да у тебя после вчерашнего вливания должно быть память отшибло механик, а улики куда делись, а бочка с рыбой?

– Не было ни какой бочки инспектор.

Глаза инспектора начали наливаться кровью, верхняя губа задёргалась в нервном тике. Он отскочил от механика, глянул на корму катера и стал быстро забираться по круто стоящему трапу, помогая себе обеими руками. На корме раздался крик отчаяния, потом набор таких яростных ругательств, что Владислав Иванович, глядя на своих напарников, не выдержал.

– Заткните уши.

Анатолий уставился на него.

– Влад, скажи что случилось?

– Некогда, молчите.

С катера быстро спускались помятые, взъерошенные инспектора, Нечёсов свирепствовал.

– Проспали всё окаянные, они ночью бочку спёрли, обыскать всё в округе, да тщательнее смотрите, у них тайник должен быть с икрой, который вчера не нашли.

Он подскочил к Владиславу Ивановичу и вытащил пистолет из кобуры.

– Куда рыбу спрятали гады, где икра, всё равно у меня заговорите, не таких раскалывал.

– Дуэль устроить нам с тобой не придётся инспектор, так как я ружьё своё уже упаковал и тебе советую вспомнить, оружие тебе дано – защищаться, но не нападать, на тебя же здесь никто нападать не собирается.

Инспектор, скрипя зубами, засунул пистолет в кобуру и тоже пошёл с обыском в кусты. Через некоторое время он вышел оттуда, весь мокрый, взъерошенный, быстрыми нервными движениями протёр очки, залез на катер, взял в руки багор и стал им тыкать дно вокруг кормы, но и там ничего не было. Снова оказавшись на берегу, он подошёл к охотникам и злорадно усмехнулся.

– Что ж икру вы хорошо спрятали, допускаю, может даже и съели, рыбу тоже ночью утащили, а скорей всего, что утопили, но протокол вам всё равно придётся подписать, улики-то никуда не делись. – И он начал загибать пальцы на руке.

– Багор, кошка, царапины от уд, тина речная со дна в лодке, внутренности осетровые в воде возле стоянки, уха из головы осетра в конце концов.

Он смотрел на Анатолия и Виктора, которые такие покладистые были вчера, сегодня же никак не хотели с ним общаться, от волнения он постоянно снимал очки, протирал их платком и снова цеплял на нос. Ответил снова Владислав Иванович.

– Да нет никаких улик инспектор. Мы рыбачили в курье спиннингом и удочками. Багориком щук вытаскивали, сачка то нет у нас, царапины на борту от тройников, которые на блёснах, тину тоже блёснами со дна натаскали, а кошку вместо якоря использовали. Течения нет в курье, ветром же всё равно лодку в траву тащит, когда с удочками сидишь, а выкинешь кошку за борт и стоит лодка на месте, закидывай удочку в любую сторону. На самоловах ты нас не видел, а вот как я из курьи выезжал, должен был видеть. Что касается потрохов осетровых, так ты их нашёл в воде, а не у нас в карманах. Мало ли что в воде плывёт и что прибивает к берегу.

– А фотографии?

– Я сам всю жизнь с фотоаппаратом хожу и тоже могу что угодно нафотографировать, и на фоне костра, и на фоне лодки, и на фоне катера.

– Слушай механик, ты откуда такой умный здесь взялся, поди, высшее образование имеешь?

– Да конечно, я окончил Новосибирский институт водного транспорта.

Инспектор быстро вышагивал вдоль берега туда, обратно, потом снова поднялся на катер и уже оттуда спросил.

– А лодка с мотором чья у вас?

– Наша это лодка, с Красноярска на теплоходе привезли.

Анатолий стоял и вытирал пот со лба.

– Ну, ты даёшь Влад.

Через некоторое время инспектор снова подошёл к охотникам, на его лице вместо надменности появилась растерянность, но глаза, так – же горели злостью и негодованием.

– Вам меня всё равно не перехитрить, не хотите подписывать бумаги, не надо, я на вас сейчас оформлю вон ту бочку рыбы, что стоит на корме, хотя там и поменьше будет, вас и за это утопят с головой, свидетели у меня есть. – И он кивнул головой на катер. – Оформленные бумаги отправлю, куда следует, а там посмотрим кто умнее.

– Видишь ли, инспектор, если мы не подпишем твои бумаги, это значит, что дело на нас будет передано в суд. А там всех предупреждать будут об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и я ни сколько не уверен, что твои люди захотят там подтвердить твой вымысел, мы же на суд ещё приведём того рыбака с Назимово, у которого ты забрал эту бочку и сдавать её не хочешь.

Нечёсов от такого нахальства подпрыгнул на месте.

– Да я сейчас прокурору сообщу о вас, милицию вызову сюда, чтобы арестовали вас, как злостных браконьеров.

– Поторопись только, у нас вот-вот теплоход подойдёт, а ты нас задерживать не имеешь права.

Охотники начали погрузку вещей в лодку, с катера доносился громкий крик Нечёсова по рации. По трапу спустился капитан катера и подошёл к лодке.

– Ну, вы причесали его, я таким злым его ещё никогда не видел, теперь до самого Туруханска плеваться и кричать на всех будет. А куда вы рыбуто спрятали?

Владислав Иванович молча показал глазами на воду и тяжело вздохнул. С катера послышался громкий крик инспектора.

– Поехали!

Катер отошёл от берега, таща за кормой на буксире инспекторскую лодку, и медленно стал выходить на фарватер, оставляя за собой в воздухе шлейф чёрного дыма. «Двигатель плохо прогрели, торопятся уйти» – отметил про себя Владислав Иванович.

На горизонте, из-за поворота, показался пассажирский теплоход. Охотники с вещами сплавлялись к лодкам деревенских мужиков, а с угора с мешком на плече спешил Ерофеич.

– Я всё в леднике собрал, и щук, и уток ваших, и три трёхлитровые банки икры, ведь при нём же не отдашь. – Он кивнул вслед уходящему катеру. – Думаю, уедете вы сейчас, куда я всё это дену, якри вас?

– А мы беспокоились, как бы лодку твою не пришлось увозить, ведь если бы он узнал, что лодка твоя, он бы сразу внаглую с обыском к тебе пошёл, уж слишком он рассердился на нас.

– Я итак с погреба всё повытаскивал и в лес утащил. Вы – то как, влетели?

– Да нет, обошлось.

– Как так, с Нечёсовым не бывает, чтобы обошлось.

– Как-нибудь потом я тебе всё расскажу Ерофеич. – Подошли Анатолий с Виктором.

– Ерофеич, извини, самоловы мы не выбрали, не успели.

– Да выберу я их сам, сегодня же, и свои выберу, мне рыбы хватит, наловился уже, якри её.

Лодка сделала большой полукруг, вышла вслед остановившегося теплохода и быстро приближалась к нему. На нижней палубе лодку встречали несколько членов команды. Анатолий прикоснулся к руке Владислава Ивановича и, глядя ему в глаза, тихо сказал.

– Ты прости нас Влад, мы оказались тебе плохими напарниками.

– Как сказал бы сейчас Ерофеич – Бог простит.

– Чтобы ещё когда-нибудь заниматься этими самоловами? Больше никогда Влад, слышишь, никогда…