Интернет и идеологические движения в России

Мохова Коллектив авторов;Е.

ГЛАВА 4

ЛИБЕРАЛЫ 2.0: ОСАЖДЕННОЕ МЕНЬШИНСТВО

 

Глава посвящена либеральному сообществу Рунета. Вначале мы описываем место и роль либерализма в западных странах и России. Сравнительная перспектива позволяет понять, как связан современный образ либерального интернет-сообщества с общеполитическими тенденциями постсоветской России. При помощи эмпирического анализа либерального дискурса мы стараемся не только выявить его специфические черты, но и прояснить причины маргинализации и виктимизации отечественного либерализма. Анализ дебатов между лидерами либерального общественного мнения дополняет сделанные выводы, делает возможным критический взгляд на те проблемы, с которыми столкнулись российские либералы в «посткрымской» России. В свою очередь, это позволяет либеральному сообществу по-новому взглянуть на состояние российского общества и собственные перспективы.

Рис. 19. Логотип сообщества «Свободные новости».

 

Триумф либерализма и либеральная трагедия общин

Западный опыт...

«Пусть власть наконец смирится с таким положением дел — нам нужна свобода, и мы ее добудем»247, — эти слова Б. Констана, произнесенные во время его самой известной лекции в Парижском атенее в 1819 г., можно начертать в качестве девиза на знамени либерализма.

Феномен либерализма сложен в силу своей многогранности; он одновременно является мировоззрением, этической позицией, интеллектуальной традицией, экономической концепцией и политическим движением. По мысли Л. Дюмона, либерализм можно рассматривать как своего рода квинтэссенцию ценностной революции Модерна. В этом смысле либерализм является порождением общества эгалитаризма и индивидуализма, появление которого становится возможным благодаря отделению экономики от политики, власти — от собственности248. В либеральном, модерном, индивидуалистическом обществе человек (как единственный моральный и экономический субъект) и его свобода (как принцип взаимодействия индивидов и как высшая ценность) — те критерии, которые позволяют определить «пределы власти, которую общество вправе осуществлять над личностью»249.

Отдельные черты либерализма могут спонтанно проявляться в различных обществах — под видом борьбы против тиранической власти или восстановления попранных прав250. Собственно, динамический взгляд на либерализм позволяет охарактеризовать его как постоянное развитие теории прав человека и расширение их понимания в том или ином социальном контексте251. Однако сами права невозможны без их осмысления, без осознания того, что «последствиями свободы являются история и общество»252. Переосмыслив фигуру индивида и концепцию общества, либерализм можно описать как «новый способ жить вместе на основе мира, терпимости, взаимовыгодного добровольного обмена и кооперации»253.

Последовательной силой, ценностной и практической, либерализм становится в середине XVII века на европейском континенте. Став хронологически первой из «больших» идеологий, либеральные дискурс и практика приобрели конституирующие функции по отношению к современному обществу. Либерализм на протяжении трех с половиной столетий определяет развитие независимых стран Европы, а также обществ Северной и Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии, унаследовавших европейскую политическую практику. Путем европеизации мира и постоянно наращивающей обороты глобализации либерализм оказывает влияние практически на все общества мира, и это влияние сегодня только растет.

Либеральные идеи легли в основу организации правовой, экономической и политической жизни западных стран. Именно либеральная революция ценностей сформировала ныне дискурсивно «победившую утопию» либеральной демократии, концептуально являющуюся синтезом либерального «вольтерианства» и демократического «руссоизма»254. Вместе с капитализмом — экономической концепцией модерного общества — либерализм привел к созданию социально-политического консенсуса самых разных по культурно-историческим характеристикам обществ255. Все значимые политические силы стран Евросоюза или США, Канады или Австралии, Индии или Японии разделяют принципы либеральной демократии и рыночной экономики, и отказ от них неминуемо ведет к политической дискредитации. И социалисты, и сторонники консервативных политических течений, и левые, и правые, равно как и сторонники более сложных, гибридных идеологических позиций, сделали либеральные идеи и правила организации общественной жизни неотъемлемой частью своих программ256. Результатом «распыления» либерального мировоззрения стало то обстоятельство, что в политическом лексиконе западных обществ термин «либерал» имеет в наши дни весьма размытые семантические границы: «либералами» в полном смысле слова правильно называть современных либертарианцев, однако в более общем смысле «либералами», «прогрессистами» могут считаться и социал-демократы (вроде Демократической партии в США или британских неолейбористов), и консервативные силы (такие, как немецкие христианские демократы и японские либерал-демократы).

Все это не означает, что либерализм победил или получил законченное воплощение в западных обществах. Вряд ли о возможности такого воплощения вообще можно говорить: либеральное мировоззрение является не только программой практических преобразований, но и этической системой, реализуемой изо дня в день. С одной стороны, став основой консенсуса развитых обществ, либерализм потерял широкое политическое представительство в виде прежде всего партий. В той или иной мере защита либеральных метаидей — дело всех политиков западных стран; другой вопрос, что каждый из них добавляет к этим идеям особый колорит и вписывает их в собственные системы взглядов на общественное устройство. С другой стороны, многие постулаты либерализма, в частности либеральная экономическая программа (концепция laissez-faire капитализма), до сих пор не нашли своего широкого применения на практике. Сегодня, в эпоху победы концепции государства всеобщего благосостояния, экономический либерализм и вовсе оказался исключен из интеллектуального и политического мейнстрима.

Видимым противовесом победившему в западных странах либерализму стали крайне правые политические партии и ультраконсервативные движения, характеризующиеся ксенофобной риторикой и стремлением «закрыть» страну от глобализационных влияний (в виде массовых миграций, размывания «традиционных ценностей» и национального сознания, а также «пагубного влияния» мирового финансового капитализма257). Эти настроения отличаются очевидной антилиберальностью, тогда как либерализм защищает принцип открытого общества, свободного движения людей, товаров и информации258. Однако подобные «внесистемные» движения и настроения сегодня если и могут получить серьезную общественную поддержку, то их популистские программы не имеют шанса на реализацию.

...и российские реалии

Дореволюционная Россия имела собственную либеральную традицию мысли и общественной жизни. С момента ее появления на российской почве во второй половине XVIII века быть либералом означало быть сторонником общественного просвещения, прогресса и вестернизации. Постепенно либерализм приобрел статус одного из векторов развития страны, хотя лишь некоторые правители и государственные деятели придерживались курса на более-менее последовательное реформирование государства и освобождение общества от зависимости и бесправия259.

История отечественного либерализма трагична и удивительна. Трагична, поскольку либеральные идеалы никогда не становились основой социально-политического развития России. Удивительна, поскольку она свидетельствует о том, что для либерализма не существует географических и культурных границ и что он совместим с российской действительностью. Начавшись с «просвещенного абсолютизма» и пройдя через период гегельянско-чаадаевского отчаяния, отечественный либерализм как интеллектуальная и политическая сила доказал свою состоятельность. Во второй половине XIX века в ее рамках работали выдающиеся правоведы, историки, публицисты, общественные и государственные деятели: от Грановского, Чичерина, Гессена и Кистяковского до Витте, Струве, Муромцева и Милюкова260. Из либеральной интеллектуальной среды, опиравшейся на городские слои, выдвинулись политические движения, оформившиеся к началу ХХ века в партии кадетов, октябристов, прогрессистов... Опыт совмещения просветительской деятельности и парламентской активности оказался весьма плодотворным. При этом российские либералы той эпохи ставили перед собой те же интеллектуальные задачи, что и их европейские коллеги, да и в политическом отношении мало чем от них отличались.

Видные российские либеральные мыслители стремились поддержать эволюционный путь развития России, выступая за поступательную модернизацию и реформирование государства «сверху». Так, либеральная общественность поддерживала концепцию постепенного перехода к конституционной монархии. За это радикалы социалистической направленности «наградили» либералов такими эпитетами, как «монархисты», «империалисты» и «охранители». Последний термин, кстати, многие либералы не боялись использовать для определения умеренности своих политических позиций: достаточно вспомнить об «охранительном либерализме» Б.Н. Чичерина или «консервативном либерализме» П.Б. Струве. Вместе с тем отечественный либерализм был идеологией прогресса.

Российские либералы конца XIX — начала XX века увлекались идеями синтеза либерализма и социализма, имперского могущества и осторожного, инклюзивного национализма по образцу французской ассимиляции. В этот период — период своего расцвета — российская традиция либерального мышления и воплощения либеральных идей в социально-политическую жизнь была одновременно и обильна (на поле общественно-политической активности), и явно недостаточна (в масштабах многоукладной империи, большую часть населения которой составляли неграмотные крестьяне). Как и европейские либеральные политики и ученые, их российские коллеги занимались прививкой общественному сознанию идей о нерушимости индивидуальных прав и о том, что государство должно быть поставлено на службу граждан. И те и другие примерно в одно и то же время уступили свое место на политической арене и в социальной науке (прежде всего в экономике). Однако в европейских странах достижения либерализма были сохранены и, в самом общем виде, положены в основу идеологического строительства261; в России они были перечеркнуты десятилетиями советского господства.

Ущерб, связанный с уничтожением на российской почве ростков либерализма, индивидуализма и гражданственности, не восстановлен до сих пор. От широкого представительства либералов в общественных дискуссиях и политических институтах столетней давности сегодня, после более чем двадцати лет постсоветского существования России, мало что осталось. Проект социальных и политических преобразований, составленный и реализовывавшийся либералами в России до 1917 г., не потерял своей актуальности и сегодня262, хотя современные либералы не проявляют к нему большого интереса. Современному российскому научному и общественному сознанию во многом еще только предстоит восстановить утраченные связи с академической и политической школой дореволюционного либерализма.

Болезненные трансформации, связанные с крахом советской системы и посткоммунистическим периодом, после непродолжительного всплеска интереса к либерализму способствовали дискредитации его образа в России. Либерализм стал несправедливо ассоциироваться с ростом имущественного неравенства, ухудшением благосостояния значительной части населения и другими «социальными болезнями» переходного периода. Стать основой общественного консенсуса ему не удалось; напротив, либеральный дискурс начал стремительно маргинализироваться. Природа этой маргинализации прямо противоположна западному опыту ХХ столетия: если на Западе либерализм стал формой и основным идеологическим содержанием современных политических систем, то в России он оказался выброшенным на обочину общественно-политической жизни. Несмотря на то что за выдающимися либералами долгое время сохранялись некоторые значимые публичные посты, их дискурс в 2000-е гг. предельно сжался до «внесистемного» состояния. Однако одно без другого существовать не может: там, где либеральные ценности практически исключены из публичного дискурса, нет и широкой практики по реализации идей либерализма в жизни гражданского общества. И если окончательно свернуть с пути рыночной экономики в России сегодня уже невозможно263, то с защитой и укреплением политических прав, созданием правового государства, защитой либерального духа Конституции и развитием практик гражданской кооперации возникают самые серьезные трудности264. Как отмечает либеральный политик В. Рыжков,

у нас же [в России] политическая жизнь проходит пока на основе антилиберального консенсуса: либеральные ценности совершенно осознанно подвергаются оскорблениям, диффамации. Практически вся пропагандистская машина государства работает на то, чтобы дискредитировать, прежде всего, либеральные ценности265.

Процессы сворачивания либерального проекта преобразований общественно-политической жизни и вытеснения либерального дискурса на маргинальные позиции во многом определяют современное состояние либерального интернет-сообщества, описанию которого посвящена данная глава. Ниже мы представляем и обсуждаем результаты исследования, способные объяснить специфичность современного состояния либерального течения, отражающегося в зеркале Рунета.

 

Интернет-образ российского либерального сообщества

Представляется весьма интересным и значимым выяснить, маргинален ли либеральный дискурс в Интернете так же, как на реальном политическом поле. Это поможет нам ответить на следующий вопрос: каковы шансы либералов внести свой вклад в создание общественно-политического консенсуса на основе ценностей и практики индивидуальной свободы, равноправия и добровольной гражданской кооперации?

Для описания дискурса российского либерального интернет-сообщества важны, в первую очередь, аутентичные слова и семантико-смысловые конструкции, которые используются именно этим сообществом для его самопозиционирования.

Дискурсивные маркеры идеологической идентичности

Самоидентификация сообщества: либеральное «мы»

На либеральных интернет-площадках нечасто можно встретить очевидное разделение либералов и иных оппозиционных нынешнему политическому режиму сил. Возможно, в этом есть прагматическая цель — увеличить количество участников виртуального сообщества. Тем не менее есть и альтернативное (и более правдоподобное) объяснение: открытость участников сообщества в ведении дискуссий, к которым подключаются не только те, кто разделяет либеральную повестку дня и ассоциирует себя с либерализмом. Сообщество готово включать в себя широкий круг так называемых «оппозиционеров» и «рукопожатных», противопоставляемых «власти» и «нерукопожатным» лицам — деятелям авторитарного режима и носителям неприемлемых для либеральной системы ценности идей: расистских, (этно)националистических, просоветских, антидемократических. Тем не менее, как показывают наши данные, круг «рукопожатных» и реальных оппозиционеров в глазах российских либералов образца 2014 г. существенно сжался по сравнению с эпохой «Русской зимы» 2012 г.: из него оказались исключены все, кто поддержал присоединение Крыма к России и действия последней в отношении Украины.

В целом либералы в Сети склонны к негативному самоопределению266. Они часто прибегают к смысловым играм, основанным на противопоставлении идейным конструктам апологетов власти собственной позиции. Либералы склонны «отвечать» как на упреки в свой адрес, так и на действия соперников. Ярким примером такой стратегии служит употребление термина «антиселигер», выражающего принадлежность к либеральному стану через неприятие провластной идеологии и эстетики. Есть и иной пример: противопоставление «креативного класса», обладающего, в представлении либералов, спросом на индивидуалистическую повестку дня и демократические преобразования, и «быдла» — плохо образованных конформистов267. Таким образом, можно говорить о слабой выраженности групповой солидарности сообщества при относительно высокой готовности сотрудничать с политическими оппозиционерами, оказавшимися в схожем положении — «вне системы». Однако эта готовность распространяется, как показывают наши данные, на довольно незначительный круг представителей иных течений.

Идентификация идеологических противников, врагов: нелиберальные «другие»

Кластер характеристик «других» оказался у российских либералов в Рунете самым широким: именно к нему можно отнести наиболее устойчивые и часто употребляемые конструкции либерального дискурса. Негативные маркеры прежде всего отображают дистанцирование либералов от дискурса официальной власти и ее сторонников. Так, в 2012 г. наиболее широкое распространение получили такие аутентичные выражения, как «партия жуликов и воров», «сурковская пропаганда», «арестократия», «путемеды», «кремлежулики», «кремлядь», «жуликоватая номенклатура». Сами по себе эти конструкции выражают недовольство сложившимся политическим режимом и такими его чертами, как коррупция, непотизм, несменяемость власти, использование медийной пропаганды и репрессий в отношении оппозиции. Одновременно с этим жесткой критике подвергаются неинтеллектуальные круги общества, неспособные к самостоятельной рефлексии и/или выражающие одобрение политическому режиму В. Путина («быдло», «быдлопатриоты», «поцреоты», «путиноиды»). Эту же участь либералы уготовили для масс населения, не имеющих собственных ценностей и политических предпочтений, но готовых поддержать авторитарную власть в обмен на преференции — деньги и карьерные возможности («нашисты», участники «путингов», то есть митингов в поддержку курса президента Путина).

К началу 2014 г. к такого рода описанию общественных сил, не поддерживающих требования модернизации, в либеральном дискурсе добавились семантические конструкции, напрямую связанные с украинской тематикой. Противники Майдана и, если воспользоваться кремлевским термином, «киевской хунты» были прозваны либералами «ватниками», «анчоусами» и «колорадами» (за использование так называемой георгиевской ленточки в качестве патриотического символа). Именно этот раскол — на сторонников и противников украинского Майдана, на поддерживающих и не поддерживающих аннексию Крыма и создание ДНР — ЛНР — стал для либералов (и всего российского общественного сознания) краеугольным. В результате этого раскола пропасть между ними и иными идейно-политическими течениями увеличилась. В связи с этим конфликтом, перенесенным на российскую почву в виде коренного поворота во внутренней политике государства, в либеральной среде приобрел популярность концепт «рашизм». В основе этого термина лежит объединение двух семантических полей — «русскости» и «фашизма», указывающее на сравнение действий режима В. Путина с политикой А. Гитлера в отношении соседних для Германии государств накануне Второй мировой войны. Однако есть и более глубокий смысл, скрывающийся за этим словом, а именно указание на фашизацию российского обществу в связи с «Крымской компанией» 2014 г. и антиукраинской пропагандой, в свою очередь выставляющей «фашистами» сторонников Майдана. «Рашизм» — это не только разоблачительный термин, но и попытка отмежеваться от действий российских властей и поддерживающих ее слоев населения, разделить общество на «адекватных» и «крымнашистов», а также декодировать «геббельсовскую пропаганду»268 Кремля и (про)государственных СМИ. При помощи ассоциаций с фашизмом и нацизмом либеральный дискурс характеризует и иного «другого» — сообщества русских националистов (иногда за исключением сторонников демократического развития, или национал-демократов). Уникальным термином для этих целей у либералов является слово «руSSкость». Критика того, что в либеральной среде обозначается «рашизмом», «отвечает» как на риторику российских властей, так и на имперский национализм их попутчиков — многих левых и собственно русских националистов.

Основным — конституирующим — «другим», или врагом, в дискурсе либералов выступает обобщенный образ российского политического режима — авторитарного, репрессивного, антимодернизационного. Удивительно, но советское для российских либералов не является непосредственным объектом критики. Для дистанцирования от левого сообщества, главным образом от просоветски ориентированных течений, либералы не выработали уникальных дискурсивных конструкций. Тем не менее в этих целях используются фигура Сталина и образ сталинского режима как режима тоталитарного. С одной стороны, это позволяет либералам провести границу между своим сообществом и левыми, а с другой, сравнение двух тоталитарных режимов — сталинского и гитлеровского — дискредитирует всех противников либеральных принципов организации общества и государства.

Отличительной особенностью российского либерального движения является его антироссийский дискурс, который способен, как будет показано ниже, становиться центральным — в определенное время и в особых политических условиях. Значительные социальные слои этого общества в представлении российских либералов приобретают образ «ваты» — образ объекта конструирования со стороны медийной пропаганды и непросвещенных масс, впадающих в коллективное помешательство.

Все указанные выше характеристики позволяют сделать первый вывод: консолидация либерального сообщества Рунета носит преимущественно негативный характер.

Политические цели либерального сообщества

Негативная направленность либерального дискурса и его критическая составляющая по отношению к современному положению дел в России соседствуют со слабой выраженностью политических целей. Обнаружены только четыре (во множестве их семантических вариаций) устойчивых индикатора, служащих выражением либеральных политических ценностей и требований: «европейский путь», «демократия», «правовое государство», «за честные выборы» (лозунг 2012 г., во многом утративший свою популярность два года спустя).

Во-первых, очевидно, что все эти элементы связаны друг с другом и зачастую дискурсивно подменяют друг друга. Во-вторых, очень многие традиционные ценности либеральной идеологии, в связи с довольно скупой артикуляцией политического идеала, выражены лишь имплицитно; они просто не оказываются в фокусе внимания и идеологической проработки. Это касается, например, основополагающих ценностей индивидуализма (в его противоположность холизму) и личной свободы, на которых базируются концепции прав человека, ограниченного государства и правопорядка. В отличие от западных обществ, в среде российских либералов отсутствуют осмысленные рассуждения о свободе как о принципе организации жизни людей, их взаимоотношений между собой и с верховной властью. Помимо этого, очень мало говорится о необходимости защиты прав человека и об эмансипации притесняемых групп населения. Практически не ставится под сомнение идея о необходимости вмешательства государства в экономическую жизнь; вместо этого в фокус внимания попадают лишь вопросы борьбы с коррупцией и обеспечения транспарентности действий политиков и чиновников. И это при том, что либеральная доктрина не легла в основу политического строительства в постсоветской России, а элементарные конституционные права граждан нарушаются или недолжным образом защищены269.

Это ведет к тому, что позитивный, конструктивный проект социального (пере)устройства в дискурсе либерального интернет-сообщества выражен слабо. Фактически он огранивается самыми общими требованиями модернизации российского общества и политической системы по образцу развитых стран. Основанием для такого рода требований служат поверхностные сравнения стран Европы и США с российской ситуацией.

Характеристика исследованных либеральных сообществ

В рамках изучения либерального дискурса, «живущего» в пространстве социальных медиа, мы предприняли попытку выделить наиболее популярные, взаимосвязанные и устойчивые тематики обсуждений российских либералов и характерные черты содержания их коммуникации на материале трех популярных сообществ либеральной направленности «ВКонтакте»270:

• «Эхо Москвы», http://vk.com/echomsk;

• «Свободные новости. Народ против жуликов и воров» (далее — «Свободные новости»), http://vk.com/narod_protiv;

• «Республиканская партия России — Партия народной свободы» (далее — «РПР–ПАРНАС»)271, http://vk.com/parnasparty.

Все три сообщества являются открытыми, среди их участников и подписчиков преобладают лица мужского пола. Во всех из них более 50 % участников составляют молодые люди в возрасте от 14 до 30 лет. Первая группа, согласно ее описанию, является «клубом фанатов, любителей и слушателей радиостанции Эхо Москвы, а также всех тех, кто поддерживает “Эхо” и его либеральную политику». При этом администраторы сообщества замечают, что данная площадка «не является официальным представительством» одноименной радиостанции и «существует исключительно на инициативных началах пользователей данной социальной сети».

Как и сообщество «Эхо Москвы», публичная страница «Свободные новости» является площадкой, независимой от партий или каких-либо политических движений. В отличие от первой группы, здесь можно встретить публикации только от имени сообщества. Это означает, что в данном сообществе существует не только система предварительного цензурирования, но и деперсонификация прошедших редакторский фильтр сообщений. Тем не менее эта практика отнюдь не абсолютна: в большинстве случаев к сообщениям прилагаются ссылки на иные сообщества «ВКонтакте», записи в ЖЖ и на Фейсбуке или информационно-аналитические порталы.

Наконец, сообщество «РПР–ПАРНАС» отличается от остальных прежде всего своей открытой аффилиацией с одноименной политической силой: администраторы описывают сообщество как «сообщество сторонников Республиканской партии России — Партии народной свободы». Соответственно, в сообществе присутствует специфический контент, посвященный деятельности данной партии и ее лидеров как в российской столице, так и в регионах. Данное обстоятельство стало важным для выбора этого сообщества в качестве третьей площадки, анализ дискурса которой способен сказать больше о некоторых особенностях риторики либерального сообщества Рунета. В данном сообществе сообщения, как правило, публикуются от имени сообщества, однако в выборке за 2012 г. можно встретить и тексты за авторством его членов. Важно также отметить, что инициаторами публикации многих сообщений от имени сообщества являются гражданские активисты Партии народной свободы; однако сообщений за их авторством в 2014 г. значительно меньше, чем два года назад.

Идеология — главная тема и цель интернет-активности. Особенности идеологической составляющей либерального дискурса

Как и в иных идеологических сообществах Рунета, российские либералы используют площадки Сети, в том числе «ВКонтакте», в целях производства идеологического контента. Результаты анализа сообщений в трех сообществах ясно свидетельствуют: либеральный дискурс по своему составу является идеологизированным, при этом в не меньшей степени, чем дискурсы провластного сообщества конформистов, левых и националистов. Это говорит о том, что идеология стала для либералов, как и для их идеолого-политических соперников, главной составляющей и наиболее важным назначением интернет-активности. Либерально ориентированные сообщества «ВКонтакте» представляют собой дискурсивные площадки, задача которых — консолидировать сторонников определенных идеологических воззрений. Инструментами для этого служит групповое позиционирование по линии выражения симпатий и антипатий, то есть позитивная и негативная самоидентификация относительно тех или иных событий, трактуемых и оцениваемых через призму либеральных взглядов и ценностей. Остальные формы интернет-коммуникации — информирование и организация внутри сообщества — оказываются значительно менее востребованными.

В динамике, если в 2012 г. объем идеологического контента в дискурсе либералов (52 %) был сопоставим с аналогичными значениями у националистов (55 %) и сторонников российской власти (51 %), тогда как у левых уровень дискурсивной идеологизации был несколько выше (64 %), то к 2014 г. либералы оказываются самыми заинтересованными в производстве идеологических по своему содержанию сообщений, оценок и мнений — 88 % (71 % у националистов, 77 % у провластных конформистов, 66 % у левых).

В пропорциональном отношении идеологические антипатии и негативные оценки общественно-политических событий откровенно доминируют над количеством актов выражения симпатий и положительных оценок. В этом проявляется одна из ключевых черт российского либерального сообщества, представленного в Интернете, — негативная направленность его высокоидеологизированного дискурса. Либералы более всего склонны обращать внимание на негативные тенденции и вырабатывать соответствующий образ соперников, к которым относятся, как упоминалось выше, в первую очередь представители и сторонники политического режима В. Путина, а также русские националисты. В динамике роль идеологической составляющей дискурса российских либералов становится еще более значительной: доля антипатий и негативных оценок в 2014 г. во всех трех либеральных сообществах увеличилась с 46 % до 73 % от общего контента. Одновременно с этим, по сравнению с 2012 г., почти в три раза выросла доля сообщений, выражающих позитивную самоидентификацию либералов — с 5 % до 15 %. И в этом смысле, несмотря на беспрецедентно высокий уровень идеологического негатива в дискурсе либералов по состоянию на весну 2014 г., наблюдается и некоторая внутренняя динамика по развитию позитивного либерального идеологического контента. Это в конечном счете может работать на создание собственно либеральной (а не антипутинской, антироссийской или антинационалистической) идентичности: пропорция преобладания идеологических антипатий над выражением симпатий уменьшилась с 8,69 % до 4,74 %.

Новый дискурс — поддержка Майдана и новых украинских властей

Однако рост позитивной самоидентификации либералов в Сети связан не с укреплением прооппозиционных настроений (изменения в доле данного контента в дискурсе либералов незначительны — 5 % в 2012 и 4 % в 2014 г.), а с появлением нового фактора, сильнейшим образом повлиявшего на соотношение сил идеологических сообществ в Сети и в российской политике. Речь идет об украинском Майдане 2013–2014 гг. и последовавшей за ним смене государственной власти в Киеве. Именно выражение одобрения по отношению к украинскому демократическому движению и свержению коррумпированного режима В. Януковича в соседней стране (который либералами рассматривается как «филиал» российского политического режима) радикально увеличило долю положительных оценок в дискурсе российских либералов. Это означает, что тенденции развития страны последних лет не прибавили либералам ни уверенности в будущем, ни надежды на реализацию политического идеала в России. Тем не менее однозначно позитивное восприятие украинских трансформаций (европеизация и десоветизация массового сознания, выбор страны в пользу демократии, правового государства и сближения с Европейским союзом) свидетельствует о наличии у российских либералов пусть и довольно абстрактных, но устойчивых ценностных и политических предпочтений. Очевидным образом, они хотели бы видеть подобное стремление общественных сил к демократизации и модернизации в России, и в этом смысле украинский сценарий выступает в их глазах важным примером — примером, как бы оправдывающим деятельность российской либеральной оппозиции. Так, в одном из сообщений в сообществе «РПР–ПАРНАС» от 31 мая 2014 г. цитируется официальное заявление партии о ситуации вокруг Украины: «Успех Украины на европейском пути демократизации — это шанс России стать европейской свободной страной!»

Таким образом, политический проект российских либералов в условиях «Русской весны» фактически стал синонимом реализации в России украинского сценария, разумеется, без крови и потерь, которые выпали на судьбу «братского народа» (этот, советский по происхождению, термин встречается у либералов довольно часто). Так или иначе, российское либеральное сообщество, единственное из всех, открыто выступило в поддержку украинской демократической революции 2013–2014 гг. и новых властей Украины, одновременно заклеймив действия России в ее отношении: присоединение Крыма, массированную антиукраинскую пропаганду, поддержку сепаратистов ДНР — ЛНР. Выступив против действий российской власти, либералы на этот раз подверглись как давлению со стороны Кремля и околовластных кругов, так и критике из уст проимперски настроенных националистов и левых. Стратегию либерального ответа на обвинения оппонентов хорошо иллюстрируют два примера. Первый из них — публикация видеозаписи (с подписями «Вы хотели оскорбить нас, а оскорбили себя» и «Бандерлоги — это вы»), которая была сделана украинскими патриотами из Одессы в ответ на антиукраинское видеообращение Н. Михалкова «Русские не придут». Этот ответ, адресованный российской провластной общественности, опубликован сразу в двух сообществах — «Эхо Москвы» (30 мая 2014) и «Свободные новости» (31 мая 2014)272. Второй пример — цитирование стихотворения Е. Левковича в публикации от имени одного из модераторов в сообществе «Эхо Москвы» (1 июня 2014)273:

Я узнал, что у меня

есть огромная семья:

Янукович и Кадыров,

полк наемных командиров,

Пшонка, Гиркин и Бабай,

Абвер, Безлер, Бородай,

осетинские абреки,

вежливые человеки,

офицеры ГРУ,

активисты КПУ,

казаки и алкашня,

прокурорша-барышня,

Добкин, «Беркут», РНЕ,

журналисты из КП,

из Луганска гопота,

с красным знаменем толпа,

мародеры и садисты,

ополченцы и чекисты...

Это Родина моя?

Да пошли вы нах... бл...

Обличение российского народа и российской власти

Вызывает удивление тот факт, что во всем проанализированном объеме данных у либералов не встречается ни одного сообщения, которое можно было бы классифицировать как «пророссийское». Из этого следует, что либеральный позитивный идеологический контент не выражает готовности сообщества демонстрировать свою привязанность к России. С одной стороны, эта особенность российских либералов только способствует укреплению их негативного образа в глазах других. В то же время есть основания полагать, что данная черта отнюдь не досадное недоразумение или антипатриотизм либералов, а их стратегическая позиция. Последняя, вероятно, заключается в негласном запрете на выражение симпатий к российскому обществу (и тем более государству), не отвечающих функции обличения проблем и пороков. Это обличение может принимать радикально-экспрессивные формы критики империализма (как на рис. 20 с цитатой из Д. Дудаева) или антиамериканизма (рис. 21), свойственных государственной пропаганде и подверженным ей россиянам. В этой, безусловно, политической, даже мировоззренческой позиции можно увидеть попытку обратиться к наследию некоторых представителей либеральной мысли в России, в частности П.Я. Чаадаева (ссылки на цитаты из автора «Философических писем» встречаются в исследованных сообществах не раз274). Очевидным образом, подобное понимание (единственно верное, в глазах современного российского либерала) патриотизма как обличения недостатков народа вместе с властью не прибавляет либеральному дискурсу популярности, а также знаменует собой разрыв с традицией либерально-консервативной мысли, сложившейся в России во второй половине XIX — начале ХХ века. «Молчаливый» патриотизм, который сочетается с желчной критикой соперников, власти, страны, только далее подталкивает либералов к самоизоляции.

Рис. 20. Из сообщества «Эхо Москвы», 30 мая 2014 г.275

Рис. 21. Из сообщества «Свободные новости», 29 мая 2014 г.276

Не менее интересные выводы позволяет сделать анализ содержания негативно-идеологического контента в динамике от «Русской зимы» к «Русской весне».

В 2012 г. львиную долю этой части контента составляли антивластные сообщения, нацеленные на критику действий российских властей (во внешней и внутренней политике; в области образования и здравоохранения; в отношении наращивания расходов на оборону и поддержании модели «сырьевой» экономики) и разъедающей их ряды коррупции. Несмотря на то что удельный вес сообщений антивластного содержания в сообществах не был одинаков (19 % от всего контента в сообществе «Эхо Москвы», тогда как в сообществах «Свободные новости» и «РПР–ПАРНАС» — 37 % и 33 % соответственно), общая доля данного контента в 2012 г. составила 30 %. Как правило, критике подвергались различные действия федеральной власти, негативный эффект от которых кажется либералам очевидным. В частности, распространенным примером антивластной риторики либерального сообщества является высмеивание законодательных инициатив Государственной думы, получившей от либеральной общественности прозвище «бешеного (или взбесившегося) принтера»277. Немалую популярность получил и эпитет В. Познера в отношении нижней палаты российского парламента — «Госдура»278. Так, иллюстрацией критического отношения к депутатам и их работе является сообщение от 29 сентября 2012 г. в сообществе «Свободные новости» о предположительном наличии у депутата от «Единой России» («партии жуликов и воров» в дискурсе либералов) В. Пехтина имущества за рубежом. В заглавии текста коротко написано: «СТЫД и СОВЕСТЬ ГОСДУМЫ (какая госдума, такая и совесть)»280.

Рис. 22. Сообщество «Свободные новости», 27 сентября 2012 г.279

Во время «Русской зимы» недовольство персоной президента Путина, его политикой, поведением и заявлениями занимало только 5 % от объема дискурса в трех сообществах в среднем. Это чуть меньше, чем критика религий, главным образом РПЦ (рис. 22): их упрекали не только за приверженность традиционным, доиндивидуалистическим формам сознания, но и за попытки вмешательства в политику и частную жизнь граждан (прежде всего в связи с делом панк-группы «Pussy Riot»). В 2012 г. антирелигиозная тематика занимала 6 % от контента исследованных либеральных сообществ, хотя в сообществе «Эхо Москвы» эта цифра достигала 11 %. Критические высказывания в адрес российского общества были весьма редки — только 3 % от проанализированного объема сообщений. Это примерно на том же уровне распространенности, что и критика в адрес российской оппозиции и отдельных ее представителей (2 %).

Рост критики российского общества «Русской весной»

В 2014 г., после присоединения к России Крыма и активизации военного конфликта на востоке Украины, картина радикальным образом изменилась. Во-первых, негатива в либеральном дискурсе стало значительно больше — в полтора раза в сравнении с 2012 г. Во-вторых, стало другим и распределение негативно-идеологического контента по тематикам — отдельным субкатегориям. Прежде всего, объем антироссийских сообщений вырос в десять раз — с 3 % до 33 %. Недовольство и огульная критика россиян приобрела лавинообразный характер в связи с массовой — согласно социологическим данным — поддержкой гражданами России аннексии Крымского полуострова и созданных в зоне вооруженного конфликта так называемых ДНР и ЛНР. Важно отметить, что негативное отношение непосредственно к этим протогосударственным пророссийским образованиям на территории Луганской и Донецкой областей Украины занимает лишь 3 % от общего контента. Основным виновником происходящих негативных перемен либералы, таким образом, видят российское общество — общество, либо молчащее, либо выражающее радость от того, что соседняя страна дестабилизирована. Либералы полагают, что существует коллективная вина российского общества за то, что политика Кремля пользуется большой поддержкой. Об этом свидетельствует огромная масса сообщений. Так, типичными являются попытки «пристыдить» россиян, как, например, сообщение в сообществе «РПР–ПАРНАС» от 19 апреля 2014, в котором цитируется следующая запись из блогосферы:

РОССИЮ НАЧИНАЮТ НЕНАВИДЕТЬ

Ну что, дорогие россияне, особенно москвичи, особенно те 120 тысяч человек вчера на Красной площади яростно размахивавшие пока еще не запрещенными флагами, наше имперское самолюбие получило самоудовлетворение? Крым наш! Не на веки, конечно, как не вечна и сама Россия. Но сейчас он наш. Так же как наша сейчас Абхазия. Правда большинство из нас никогда не было и не будет отдыхать на абхазских курортах. Но в Крым теперь мы точно поедем отдыхать. Потому, что больше в мире нас нигде не хотят видеть. В Таиланде в гостинице висит объявление: мы не обслуживаем оккупантов из России. Такое же объявление висит в испанском ресторане. В Турции нам за крымских татар скорее всего втихую плюнут в компот или в суп. Так что остается только Крым да Сочи...

Про то, что Киев — мать городов русских, теперь можно забыть. Там даже проспект Московский переименуют, что бы мы себя слишком комфортно не чувствовали.

Весь мир против нас!

Но ничего, пляшем, Крым то — наш!!!281

С другой стороны, либеральный дискурс, как мы уже отмечали, склонен к проведению аналогий состояния современной («посткрымской») России с фашистскими режимами ХХ века — этой параллели посвящена большая часть визуального ряда в коммуникации либеральных сообществ в 2014 г. (рис. 23). Рассуждая о причинах фашизации (и шире — просоветской, имперской и православной радикализации, см. рис. 24) российского общества, либералы часто приходят к пессимистическим выводам: дело не столько в кремлевской пропаганде, сколько в том, что россияне сами являются опорой путинского режима. Типичным в этом смысле является сообщение, опубликованное 16 апреля 2014 г. также в сообществе «РПР–ПАРНАС». Сообщение является цитатой записи популярного блогера А. Мальгина:

РОССИЯ ВО МГЛЕ.

В принципе все эти бюджеты (думаю, немалые) на поддержание троллей, ботов и прочей нечисти вполне можно закрывать. Граждане прекрасно справляются сами. Фашизация населения достигла такого уровня, что Интернет перестал представлять для власти опасность. Лучше бы они махнули на него рукой.

Я всю жизнь удивлялся той метаморфозе, которая произошла с немецким обществом в тридцатые годы. Как одна из культурнейших европейских наций за короткий период времени дошла до совершенно скотского состояния.

Сейчас все это произошло у нас на глазах. Даже два-три года назад Россия была совсем другой страной. Конечно, народ в целом не был ни культурным, ни милосердным, но то, что есть сейчас, и сравнить нельзя с тем, что было недавно. Я разговариваю со своими хорошими знакомыми, даже с некоторыми родственниками, — они ничего не хотят слышать. Только «Россия, вперед!»

Иногда чувствуешь себя каким-то вопиющим в пустыне. И думаешь: а зачем вообще пытаться кого-то в чем-то убедить. Зачем это все? Убедить невозможно. Их убедит история, как ни высокопарно это звучит. Или не убедит.

Вслед за Гербертом Уэллсом можно повторить с полным основанием: «Россия во мгле». Не вытащить нам ее оттуда. И надо ли это — противостоять миллионам зомби?282

Рис. 23. Из сообщества «Свободные новости», 27 мая 2014 г.283

Рис. 24. Из сообщества «Эхо Москвы», 1 июня 2014 г.284

О выводе, сделанном российскими либералами в отношении сограждан, свидетельствует и то, что доля антипутинской составляющей в их дискурсе за два года выросла значительно скромнее, а именно с 5 % до 9 % от общего контента. При этом совокупный рост недовольства действиями В. Путина и России как общества и государства очевидным образом способствовали заметному сокращению объема антивластной риторики — с 30 % до 20 %. Критика действий власти внутри страны в период «Русской весны», которая у либералов ассоциируется с фактической войной России против Украины и попыткой задушить ее стремление встать на европейский путь развития, отошла на второй план. Однако антивластная риторика никуда не исчезла. Более того, линия критики действий власти в 2014 г. осталась той же, что производилась либералами на волне «Русской зимы»: образ российского парламента как «взбесившегося принтера» (рис. 25) только укрепился в связи с новыми инициативами законодателей.

Рис. 25. Из сообщества «РПР–ПАРНАС», 24 апреля 2014 г.285

Перед лицом новых вызовов потеряла остроту и критика клерикализма и религиозного фундаментализма (только 1 % от общего контента в 2014 г.). Стоит объяснить и наличие в либеральном дискурсе трех исследованных сообществ негативных оценок Майдана и новых украинских властей (5 %), а также политики США (1 %). Это связано с отсутствием фильтров на публикацию сообщений в сообществе «Эхо Москвы»: все антиамериканские и антиукраинские высказывания появились именно здесь. Эта группа является наиболее открытой из трех в том смысле, что допускает сообщения за авторством любых членов сообщества без предварительного фильтра со стороны администраторов. В этом отношении сообщество «ВКонтакте» копирует политику открытости комментариев в блогах радио «Эхо Москвы». Именно поэтому здесь нередко можно встретить откровенные выпады в адрес членов сообщества и защищаемых ими либеральных принципов и позиций. Так, в 2014 г. 14 % контента сообщества составили тексты, выражавшие неприятие Майдана или ненависть к Украине; тогда как либералы единогласно подержали украинскую сторону конфликта. Как правило, данные тексты добавляются пользователями умышленно и в большом количестве практически одновременно, с разницей в несколько минут. Это касается, например, пяти антиукраинских и одного антиамериканского сообщения, опубликованных пользователем под именем «Катя Cvetkova» 31 мая 2014 г.: все сообщения представляют собой изображения, одно из которых (фотография урны для мусора, возле которой валяются украинские удостоверения, с подписью «Свобода выбора») встречается и в провластных сообществах конформистов286.

Радикализация дискурса и специфические фобии российских либералов

Отдельно стоит отметить, что ксенофобия по отношению к этническим и религиозным сообществам как рациональное направление либерального интернет-дискурса не выражена, хотя и встречаются отдельные сообщения антикавказского и антиамериканского содержания. Тексты, которые были бы направлены на критику Запада, европейских стран, мигрантов или мусульман, просто отсутствуют. Вместе с тем нет даже фрагментарных упоминаний об идее гражданской нации и концепции решения межкультурных противоречий: либералы не пытаются переубедить ксенофобов, вместо этого записывая их в категорию «непросвещенных масс» или «националистов». Либеральный дискурс изобилует фобиями, как и дискурсы всех иных идеологических течений, однако их объектом являются не приезжие или инородцы, а соотечественники, поддерживающие Путина, любящие СССР и радующие тому, что «Крым — наш». Можно сказать, что по состоянию на 2014 г. в риторике либералов народо- и русофобия стали основополагающими элементами.

Информирование как функция интернет-дискурса либералов

В явно очерченном процессе идеологизации либерального дискурса заметно снижение доли новостных сообщений. Если в 2012 г. сообщения информационного характера были равномерно распределены во всех трех сообществах «ВКонтакте» и составляли 17 % всего контента, то два года спустя эта доля существенно сократилась — до 7 %. Стоит отметить, что количество информационных сообщений в сообществе «Эхо Москвы» изменилось незначительно (19 % и 16 % в 2012 и 2014 гг. соответственно), что объясняется особой открытостью сообщества и высокой долей в вырабатываемом ею контенте материалов одноименной радиостанции. Тем не менее тренд на ослабление информационной функции либеральных интернет-площадок очевиден. Частично это может быть объяснено тем, что многие сообщения информационного характера стали наполняться оценочным содержанием, то есть приобретать и идеологическую нагрузку. При этом доминирует стратегия избегать двойственной идеологической оценки тех или иных событий. То, что в 2012 г. могло подаваться как новость, лишенная особого идеологического содержания и заложенной в самом сообщении интерпретации, два года спустя стало инструментом идеологической консолидации. В частности, это хорошо видно по сообществу «Свободные новости»: в 2012 г. в исследованном массиве сообщения информационного характера составляли 14 % группового контента, в 2014-м — только 3 %. Если в 2012 г. типичными были сообщения, которые просто передавали содержание публикаций на информационных порталах (как, например, сообщение от 29 сентября 2012 г. «Пенсионер обвинил депутата Митрофанова в крупной взятке», со ссылкой на агентство «Лента.ру»), то два года спустя в сообществе ежедневно стали публиковать «новостную картину дня». Суть этой практики состоит в том, что предлагается подборка новостей за один день, не являющихся ценностно нейтральными: так, почти все новости обличают действия российской власти, а в конце обязательно присутствует скриншот твита-комментария этих новостей либеральным автором.

Действия либералов: о слабости групповой солидарности

Сжатие роли неидеологических функций интернет-коммуникации заметно у либералов и по контенту организационно-мобилизационного характера. В целом доля таких сообщений в либеральном дискурсе составляет 9 %. Это наименьшее значение среди всех идеологических сообществ, представленных в Рунете. Изменение доли сообщений организационного характера в динамике отображает спад к 2014 г. активности и понижение стимулов к кооперации — гражданской, идеологической и политической. Падение доли организационно-мобилизационного контента в либеральном дискурсе почти в четыре раза — с 15 % (2012) до 4 % (2014) — отображает собой затухание эффекта «Русской зимы». В частности, в сообществе «Свободные новости» за двухгодичный период и вовсе произошел обвал организационного контента — с 23 % до 4 %. В 2012 г. организационно-мобилизационная активность была разносторонней и проявлялась как в агитации за оппозиционных кандидатов, обсуждении выборов в Координационный совет оппозиции и «Марша миллионов», прошедшего 15 сентября 2012 г., так и в создании либеральных сообществ «ВКонтакте» и призывах активно участвовать в их жизни. На волне «Русской весны» организационная коммуникация либералов в Сети ограничилась призывами посещать «Марши правды», помогать больным детям и подписывать интернет-петиции.

Можно предлагать различные интерпретации такого резкого снижения организационно-мобилизационной активности российских либералов в Сети: от страха перед репрессиями власти (вылившимися, в частности, в процесс по так называемому «Болотному делу», до сих пор находящемуся в фокусе внимания либеральной общественности) до осознания бесперспективности политической деятельности в условиях укрепления авторитарного режима («закручивания гаек»). Так или иначе, для либеральных сообществ Рунета и для либералов в целом свойственны скорее акты мысли, чем акты действия. Динамический анализ дискурса подтверждает данное заключение.

Категория «иное» как показатель идеологизации дискурса

Объем сообщений, попавших в категорию «иное», то есть тех текстов, которые не подлежали кодировке, за исследованный период радикально сократился — с 16 % до всего лишь 1 %. Процесс идеологизации либерального дискурса, таким образом, происходил не только за счет уменьшения организационного и информационного контента, но и путем отсева сообщений без определенного содержания, а также рекламы и спама. По всей видимости, это происходило посредством ужесточения критериев отбора сообщений в сообществах, а также в результате «уплотнения» контента идеологизированными сообщениями на фоне ярких политических событий в России и Украине. Наиболее резкий перелом в этом отношении произошел в сообществе «Эхо Москвы»: с 2012 по 2014 г. доля сообщений, кодированных как «иное», уменьшилась с 34 % до 1 %, тогда как доля идеологических текстов выросла с 40 % до 81 %.

Либеральная интернет-элита: разделяй и безвластвуй

До сих пор мы говорили об общих характеристиках образа либералов в Рунете. Теперь мы обратимся к лидерам либерального дискурса — его opinion formers. Многие ключевые идеи и поводы для обсуждения исходят и/или популяризируются конкретными лицами, обладающими медийной популярностью. В этом смысле вряд ли возможно говорить о существовании раскола между сегментом «массового» либерального сообщества и отдельно стоящей «элитой» лидеров дискурса: столь значимых различий между этими подгруппами выявлено не было.

Попытки очертить конечный список влиятельных фигур, демонстрирующих свою приверженность либеральному мировоззрению, были бы не очень продуктивными по двум основным причинам.

Во-первых, слой видных либералов в России, как и в любой другой стране, довольно широк и не состоит исключительно из лиц одного социально-профессионального слоя. Однако у них есть и общие черты: все они, как правило, люди, занимающиеся интеллектуальной деятельностью. Российские либералы — это социальная категория прогрессистов, среди которых сегодня можно встретить ученых и общественных деятелей, блогеров и журналистов, предпринимателей и публичных интеллектуалов. Все они, как правило, представлены в пространстве Сети.

Вторая причина состоит в том, что российское либеральное сообщество довольно неоднородно. «Междоусобные» споры и конкуренция различных точек зрения у либералов, с одной стороны, являются отражением интеллектуализма, свойственного либеральному дискурсу в любой стране, а с другой — свидетельствуют о неуверенности российских либералов в реализации собственных (весьма разнородных) чаяний в социально-политической плоскости. Неслучайно негативизм и критическая ориентация либерализма столь сильно выражены как в идеологическом контенте, так и в либеральном дискурсе в целом.

Таким образом, все, что будет сказано ниже о качествах либеральной интернет-элиты, будет относиться и к образу всего либерального сообщества. Опираться в нашем анализе мы будем скорее на идеи и смыслы различных подходов, нежели на авторитет конкретных персонажей. Так или иначе, среди названных личностей читатель, знакомый с российским контекстом и дискурсивными площадками Рунета второй половины 2000-х — начала 2010-х гг., вряд ли встретит незнакомую фамилию.

Изучение дискуссий либеральных лидеров дискурса вновь возвращает нас к сравнительной перспективе — проведению параллелей, с одной стороны, между российским либерализмом в его нынешнем состоянии и, с другой, дореволюционным и западным опытом либерального политического строительства.

Либеральное сообщество неоднородно и атомизированно

Если охватить разнообразие либерального общественного мнения, даже ограничившись одним лишь Интернетом, не представляется возможным, то сказать о существующих внутри него напряженностях и противоречиях — вполне посильная задача. Важнейшим противоречием, бросающимся в глаза, является разделенность публичного сегмента либерального сообщества России. Основное разделение проходит по вопросу сотрудничества с государственной властью — на «системных либералов» (или «сислибов») и оппозиционеров, другими словами — на «институционалистов» (или «технократов») и «непримиримых». Если первые видят свою миссию во внутреннем преобразовании российского государства и в попытке реализовать либеральный проект хотя бы частично, в условиях множества политических ограничителей, то вторые или, по крайней мере, наиболее радикальные представители либеральной оппозиции видят в таком подходе предательство либеральных идеалов и коллаборационизм. Эта напряженность характерна для видных российских либералов, перед которыми в определенный момент встает реальный выбор: сотрудничать с властными структурами или отказаться от такого сотрудничества по моральным и идейным соображениям.

Тем не менее, несмотря на явную напряженность, вряд ли можно говорить о расколе российских либеральных политиков и общественных деятелей. Все они, в общих чертах, придерживаются одних и тех же ценностей и идеалов, однако избирают разные стратегии — индивидуальные (личная карьера) и коллективные (позиции партий и гражданских движений) — для их претворения в жизнь. В российской истории либералы сталкиваются с этой проблемой не впервые: современные либералы начала XXI века находятся в том же положении, что и их предшественники в дореволюционную эпоху. В этом (и, наверное, только этом) смысле фигуры А. Кудрина, Г. Грефа и А. Чубайса можно уподобить царским министрам М. Лорис-Меликову, С. Витте и П. Столыпину. Им и тогда, и сейчас противостояли сторонники более радикальных преобразований, отказывавшиеся от сотрудничества с авторитарной властью. Но если выдающиеся либеральные оппозиционеры прошлого — П. Милюков, А. Гучков или М. Родзянко — пользовались широкой поддержкой городских слоев и опирались на парламентскую деятельность, то их современные наследники, действующие в путинскую эпоху (скажем, Б. Немцов, Г. Каспаров и А. Навальный), оказались отлучены от публичной политики и возможности влиять на принятие государственных решений.

В недавнем прошлом изменилось и положение «системных либералов». Моментом окончательного поражения стратегии точечных либеральных реформ изнутри политического режима В. Путина — или того, что российский публицист А. Морозов назвал «разгромом лояльного институционализма»287, — стало возвращение В. Путина в президентское кресло в мае 2012 г. К разочарованию в отношении фигуры президента Д. Медведева после «рокировки» в «правящем тандеме»288 в среде российских либералов отныне добавился и иной фактор — преследования, репрессии в отношении лидеров массовых протестов, среди которых оказались и либеральные оппозиционеры. В этом отношении разгром либералов, как «системных», так и оппозиционных, в период после аннексии Крыма в марте 2014 г. лишь закрепил предшествующие тенденции:

«В 2012–2013 годах Кремль “отжимал” с политической сцены участников акций протеста — одни шли под аресты, другие бежали из страны, третьи отступали в область приватной жизни. В 2013–2014 годах новость в том, что замолкают, сходят со сцены или вообще уезжают из страны “лояльные институционалисты”. Старый консенсус добит Крымом и санкциями»289.

Изменение положения лагеря российской либеральной оппозиции за период 2012–2014 гг., таким образом, было значительным. Российские либеральные лидеры перешли от организации и участия в массовых протестах к апатии и антироссийскому дискурсу, заняв пораженческую позицию. Антивластный запал либеральных политиков сместился в сторону безапелляционного неприятия путинского режима и отсечения себя от значительной части общества «крымнашистов» — подавляющего большинства, в представлении либералов.

Критика власти в среде либеральных оппозиционеров в эпоху «Русской зимы» была сосредоточена на требованиях честных выборов и масштабных программ государственного реформирования. Это хорошо видно, в частности, по графику всплесков упоминаний некоторых лидеров либерально настроенных групп населения (А. Навальный, О. Кашин, Б. Немцов, А. Венедиктов, Б. Акунин) в декабре 2010 — декабре 2012 г. (рис. 26).

Рис. 26. Упоминание ряда лидеров либерального дискурса в Живом Журнале во время «Русской зимы».

Источник: Сергей Федюнин.

Данный график свидетельствует о высокой связи всплесков упоминаний некоторых представителей либеральной дискурсивной «элиты», представленной в Сети, с подготовкой, проведением и обсуждением результатов массовых акций протеста. Почти все всплески упоминаний связаны с призывами к новым митингам и шествиям, наращиванию активности и поиску соответствующих для них поводов (что сопровождается спорами, выработкой лозунгов и тегов), в особенности в период проведения самых массовых протестов: в декабре 2011 г., сразу после выборов в Госдуму, а также накануне и после «Марша миллионов», прошедшего 6 мая 2012 г. (за день до инаугурации избранного президента Путина).

В 2012 г., после начала «Болотного дела» и приговора по делу «Pussy Riot», после ужесточения законодательства на митингах, лидеры либерального дискурса продолжали вести споры о том, необходимо ли пытаться предотвратить революцию или стоит всеми силами и средствами «раскачивать лодку»290. Тогда, год спустя после вспышки митингов гражданского протеста, казалось, по выражению Б. Акунина, что «эйфория прошла» и «многое не получилось», хотя «лед треснул и тронулся» и уже «обратно не смерзнется»291.

Идея «раскачивания лодки», выдвинутая оппозиционерами в ответ на высказывание Путина в 2011 г., к 2014 г., когда протесты за честные выборы окончательно утихли, приобрела иной смысл — желание поражения правительства Путина в его противостоянии с Украиной и конфронтации с Западным миром292. Вслед за сообщениями о появлении российских военных на территории Крыма и его присоединением к России в либеральной среде стали высказываться мнения о скором конце путинского режима293 и закате империи в России294. Однако такие настроения не сочетаются с активностью либеральных «интеллектуалов» по выработке собственных политических проектов — проектов на будущее «после», на случай скорого, по ощущениям некоторых, поражения российского политического режима.

В отношении выработки единой политической стратегии либерального сообщества на протяжении всего постсоветского периода и в особенности в путинскую эпоху ведутся постоянные споры, перерастающие в локальные расколы и несогласованность позиций. Призывы к объединению либерально ориентированных политических и гражданских сил, созданию политических структур для борьбы с режимом Путина звучат практически от всех значимых либеральных объединений; но дальше разговоров дело не заходит. По-прежнему сохраняется напряженность в отношениях между множеством раздробленных движений и партий. В качестве примеров достаточно вспомнить организацию массовых протестов во время «Русской зимы» и избирательную кампанию по выборам мэра Москвы летом 2013 г., во время подготовки которой либеральная общественность на интернет-площадках успела разругаться. С одной стороны, звучали взаимные упреки в «сливе» уличных протестов 2011–2012 гг.295 С другой стороны, на стратегический для оппозиции пост мэра российской столицы, где прошли самые активные протесты и где наблюдается самое плотное скопление либерально ориентированных групп населения, выдвинулись сразу два кандидата с либеральными имиджами и программами — С. Митрохин от «Яблока» и А. Навальный от РПР–ПАРНАС. В адрес Навального посыпались «старые» обвинения, словно, по словам писателя Л. Рубинштейна, многие представители либеральной общественности испугались политики, как только лозунг «мы здесь власть» стал переходить в практическую плоскость296. После вполне успешной кампании на выборах в мэры Москвы Навальный оказался, в числе прочих оппозиционных лидеров, под домашним арестом. В результате его деятельность стала притягивать значительно меньше внимания со стороны общества.

В феврале 2014 г. произошел раскол и в объединенной партии РПР–ПАРНАС, не просуществовавшей в объединенном виде и двух лет: партию покинул один из ее сопредседателей — В. Рыжков. В целом попытки консолидации в либеральной, «правой»297части идеологического спектра не увенчались успехом: «Яблоко», РПР–ПАРНАС, «Солидарность», «Гражданская платформа», «Демократический выбор», «Партия прогресса» (сторонники Навального) и др. просто не смогли найти общей платформы. Неконсолидированность, раздробленность и атомизированность либерального сообщества знаменует собой многократное воспроизводство ситуации 2003 г., когда две крупнейшие либеральные партии — «Яблоко» и СПС — после длительных переговоров в конечном итоге отказались от объединения (первоначально предполагавшегося для совместного участия в парламентских выборах). Это произошло как раз накануне начала стягивания шагреневой кожи пространства политических свобод и публичной политики. Спустя более десяти лет, в 2014 г., положение либеральных сил, не способных консолидироваться, еще менее завидно: либеральный дискурс не присутствует в мейнстриме, заглушается «малиновым звоном» об «особом пути» и «уникальной цивилизации», а политическая конкуренция имитируется со стороны официальных властей. В условиях, когда реформирование государства, развитие правовой системы и правового сознания, демократизация общественной жизни стали фикцией, а федерализм и конкуренция откровенно имитируются298, когда господствует авторитарно-бюрократический режим и поддерживается имперский порядок управления, либеральная альтернатива становится не менее актуальной, чем на закате советской эпохи. Однако либеральное сообщество пока не в состоянии воспользоваться этим запросом на перемены. Вместо этого оно, устами В. Панюшкина, ограничивается констатацией: россияне живут не своей жизнью299.

Тенденция к самодроблению либерального дискурса отражает, таким образом, как стремление отдельных либеральных политиков и общественных деятелей не растерять свой капитал, так и неготовность либералов к совместным действиям и выработке позитивной программы социально-политических преобразований. Российским либералам образца 2014 г. остается только констатировать свое политическое бессилие, если не сказать поражение. Либералы созерцательно отмечают, выражаясь словами Г. Явлинского, что «новый курс, избранный руководством России, — курс на построение некоего евразийского государства — это курс разрушительный для России, курс деградации, курс действительно опасный»300.

Очевидно, склонность к огульной критике, разобщенность и атомизированность не способствуют выработке новых идей и политических программ действий. И. Клямкин, рассуждающий о «состоянии институциональной беззаботности» российского либерального сообщества, отмечает, что «слова о важности институтов мы (либералы. — С. Ф.) уже выучили, но думать о том, как они должны быть устроены, нам по-прежнему не интересно»301.

 

Выводы и прогнозы: опасность маргинализации и будущее российских либералов

В целом трансформация дискурса либералов от эпохи «Русской зимы» к «Русской весне» свидетельствует об углубившемся расколе между либеральным сообществом и всеми остальными идеологическими сообществами. С одной стороны, украинские события отвлекли российскую либеральную (и не только либеральную) оппозицию от задачи обличения российской власти. С другой стороны, пропасть между либеральным мировоззрением и дискурсами всех иных сообществ углубилась. Негативная энергия либералов переключилась на критику личности Путина и, в еще большей степени, российского общества. Либералы открыто ассоциируют себя с украинской революцией, с Майданом. Более того, они выступили в поддержку пришедших на смену режиму Януковича властей и проводимой ими антитеррористической операции на юго-востоке Украины. Обвиняя Россию в дестабилизации ситуации в соседней стране, российские либералы порвали все связи с оппозиционными кругами, поддержавшими действия российского руководства по созданию «Русского мира». От хрупкой готовности либералов сотрудничать с «умеренной оппозицией», всеми потенциально «рукопожатными», доминировавшей в 2011 — начале 2012 г., два года спустя мало что осталось. Либералы заняли строгую позицию: кооперироваться (в частности, для организации так называемых «Маршей правды» и «Маршей мира») только с теми силами, которые настроены антипутински и антироссийски, то есть не являются «крымнашистами». Вряд ли можно поставить либералам в вину их бескомпромиссность в отстаивании собственных ценностных позиций, однако стремление к уничижительному отношению к стране и многим ее жителям, безусловно, не прибавляет им популярности. Сочетание рефлексии, знаний и хорошего владения словом с агрессивностью и нетерпимостью в либеральном дискурсе свидетельствует о его особом положении в контексте постсоветской России.

Подводя общий итог контент-анализу дискурса либерального интернет-сообщества, важно указать на ряд обстоятельств. Прежде всего, групповая идентичность либералов выражена слабо: негативная консолидация (образы «других») проявляется ярче, чем позитивные стратегии самоопределения. Либеральный дискурс негативно направлен, сконцентрирован на критике государственной власти и российского общества. Зачастую выработка собственной идеологии подменяется отрицанием чужих ценностей и политических идеалов, что проявляется в выражении фобий, ненависти, гнева, неприятия и неодобрения. Таким образом, образ желаемого будущего — конструктивный проект (пере)устройства общества и государства — размыт и не подвергается эксплицитному обсуждению. Наши данные свидетельствуют о том, что у либералов в Рунете соотношение объемов негативно и позитивно идеологизированного контента составляет в среднем (за 2012 и 2014 гг.) семь к одному. Это обстоятельство не только мешает российским либералам выстраивать доброжелательные отношения с другими идеологическими сообществами, но и, вместе с тем, отвлекает их от действий (выработки программ, стратегий, обдумывания действий и пр.). Как показала трансформация либерального дискурса от эпохи «Русской зимы» к периоду «Русской весны», подобная позиция ведет к усилению маргинализации либералов как «извне», так и посредством самоизоляции. Либералы сохраняют образ последовательной оппозиции, не склонной к кооперации с прорежимными силами, однако заплаченная за принципиальность цена оказывается слишком высокой: сужение горизонтов собственной активности, подогревание ненависти в стане соперников и падение популярности в глазах потенциальных сторонников.

Таким образом, можно заключить, что «внесистемное» состояние либерального дискурса в пространстве публичной политики с высокой точностью отражается в зеркале Рунета. Интернет-коммуникация либералов обнажает черты российского либерализма, не свойственные его западным аналогам: боязнь и неприятие общества, негативная стратегия самоидентификации, слабость организации и неготовность возвращаться к разработке позитивных образов. Во многом все эти характеристики «лица» российского либерализма есть следствие маргинального положения его дискурса в общественных дебатах. Российские либералы сталкиваются с проблемами донациональных и недемократических обществ, не прошедших через горнило модернизации и не усвоивших основы индивидуалистического мировоззрения и правового сознания. Те же проблемы возникают перед либеральной идеологией и в иных обществах по всему миру, однако российские либералы вынуждены противостоять еще и советскому наследию — в массовом сознании и в собственной реакции на происходящее. И если, по выражению историка А. Кара-Мурзы, дореволюционный опыт российского либерализма показывает, что «в России возможно плодотворное сочетание либерального мировоззрения и глубокого патриотического чувства»302, то советское происхождение и реалии постсоветской жизни воспитали в современных либералах много цинизма и пассивности, но мало патриотизма и уважения к российскому народу.

Изучение тенденций в изменении дискурса видных либеральных политиков и идеологов, к которому мы сейчас обратимся, подтверждает эти выводы. Однако этот дополнительный анализ позволяет открыть новые грани дискурса отечественного либерализма начала XXI столетия.

Несмотря на то что в теории неизменными спутниками либерализма в понимании истории являются эволюционизм и прогрессизм, а в этнополитической, национальной теме — конструктивизм, многим российским либералам свойственны представления о существовании «колеи» развития, в которую попало российское обществе на определенном отрезке своей истории (разумеется, представления о том, когда появилась «колея», существенно разнятся — от монгольской Орды до Петра Великого). Из того обстоятельства, что у российского общества не сложилось приверженности либеральным идеалам и длительной демократической традиции, часто делается не вывод о том, что ее нужно культивировать, а вывод, противоположный по смыслу: изменить все общество и массовое сознание не удастся. Российские либералы по-прежнему не осознали задачу, которая

заключается в том, чтобы тенденцию, давно развивавшуюся внутри российской авторитарной традиции, довести до преодоления самой этой традиции, а не в том, чтобы в очередной раз пытаться к ней прислониться303.

Согласно распространенным среди российских либералов идеям, в России якобы сложилась авторитарная политическая культура, «рабское сознание» или ментальность «быдла», не позволяющие даже надеяться на развитие России по демократическому европейскому сценарию (см. также главу 7). В этой логике российский народ, в силу исторического наследия и выработавшихся за века культурных качеств, «плох»: толпа бесправных «рабов», не способных отказаться от своей исторической памяти и поддержать либеральный курс, противопоставляется проевропейской просвещенной элите. Такого взгляда на российское общество в его исторической ретроспективе придерживаются либеральные по своим взглядам историки Ю. Афанасьев и Ю. Пивоваров: первый рассуждает о массовом мифологическом сознании «холопов»304, второй является создателем концепции «русской власти» (совместно с А. Фурсовым)305. По сути, в идее о культурологической предопределенности развития они соглашаются с кинорежиссером А. Кончаловским, автором показанных на телеканале «Культура» 12 фильмов под общим названием «Культура — это судьба».

При активном участии видных либеральных деятелей происходит мифологизация образа России, развитие которой якобы предопределено по «колее» авторитаризма, сырьевой экономики или «рабского сознания» людей, притом почти что без надежды на успех проекта народного просвещения и реализации либерального сценария. Естественным продолжением подобных настроений становится противопоставление просвещенного (свободно мыслящего) меньшинства и безнравственного большинства306, или «креативного класса» и народных масс, которые хватаются за «подачки» от властей и не ценят конституционные права и свободы307.

Попытки интерпретировать современные социально-политические процессы в ином русле не столь успешны среди либералов. Так, российский политолог и либеральный мыслитель М. Афанасьев, возражая тезису, согласно которому «устойчивое “путинское большинство” отражает воспроизводящуюся самодержавно-патриархальную политическую культуру россиян», признает, что его возражения не пользуются в либеральном сообществе ощутимым успехом308.

Столь воодушевившее российских либералов украинское национально-демократическое движение, как в 2004, так и в 2013–2014 гг. могло бы дать надежду на преодоление подобного взгляда на российское общество. Возможно, это «очарование» либералов успехами украинских протестов против коррумпированного режима и в поддержку евроинтеграции поспособствует выработке их позитивной программы действий. Если «братский народ» с «той же культурой», живущий по соседству и вышедший из советской «шинели», сумел запустить процессы либерализации общества и демократизации политической системы, то и российский народ сможет. Однако эта мысль пока не получила должного осмысления и проработки в стане российских либералов. Пока дальше заявлений, весьма разумных и важных с моральной точки зрения, о том, что есть в России люди, выступающие против дестабилизации и войны в соседней стране309, у либералов не заходит.

Представления о культурной предопределенности развития российского общества опасны сами по себе, поскольку они лишают либералов и всех сторонников модернизационного пути в России жажды бороться за преобразования, реформы, воплощение своего идеала. Однако опасно впадать и в другую крайность — представление о том, что источник всех зол в российском обществе — «зомбоящик», государственная пропаганда. Вера во всесилие телевидения и отсутствие реальных трудностей на пути формирования нового, либерального сознания населения — заблуждение, свойственное некоторым видным либералам310. Такой взгляд на вещи возвращает к проблеме слабой проработанности позитивного идеологического каркаса и программ действия в дискурсе российских либералов. До определенной степени этот подход, равно как и концепция культурной предопределенности авторитаризма и «рабского сознания», «оправдывает» в глазах либералов неготовность рассуждать о конкретных мерах и стратегиях реформирования общества и государства.

В российском либеральном сообществе идея гражданской нации, выкристаллизовавшаяся в западных обществах в XVIII–XIX веках, до сих пор не получила поддержки и не стала предметом серьезных обсуждений. Непонятными для идеологов российского либерализма остались как тезис Э. Геллнера о нации как основе экономической и политической модернизации311, так и мысль Д. Растоу о том, что национальное единство — единственное предварительное условие для запуска процесса устойчивой демократизации312. Гражданско-национальная идея ничего не значит для большинства представителей либеральной «элиты». Мертва она и в либеральном сообществе в Сети. У российских либералов до сих пор господствуют представления о том, что в основу нации ложатся исключительно элементы традиционной культуры численно преобладающего народа (этноса)313. А потому либо национализм, без попытки разобраться в его различных формах, отвергается на корню, либо предпринимаются попытки инкорпорировать идеи русского этнического национализма в лоно либеральной повестки дня.

Эта особенность современного российского либерального дискурса заставляет задуматься. Получается, что уроки европейского либерализма о необходимости сочетания индивидуальных прав и свободы с ответственностью за принадлежность к гражданско-политическому сообществу нации не выучены современными российскими либералами. К сожалению, дореволюционный опыт российских либералов и в этом отношении практически полностью игнорируется их современными наследниками.

За этим, конечно, можно увидеть советское прошлое, которое, вновь вдохнув жизнь в имперский строй, практически на столетие отсрочило вопрос национального строительства в России. В результате время для его решения, которое теперь отложить на такой же длительный период не получится, пришлось на сегодняшний день. А либералы оказались к нему концептуально и теоретически неподготовленными.

Если национальная тематика все-таки обсуждается видными либералами в Рунете, то почти никто не говорит о концепции народного суверенитета и проекте гражданской нации, заключающемся в сочетании идеи прав человека и ответственности за социальную общность. Идея «мы — народ, источник власти» — основа не только гражданского, но и национального единства — не стала ключевой для либеральных идеологов и не получила в их среде концептуального осмысления, несмотря на использование такого лозунга во время протестов «Русской зимы». Дискуссии о роли национально-демократической революции в Украине 2013–2014 гг. создают стимулы для российских либералов на пути осознания важности конструирования национального сознания, консолидации граждан на основе общей политической идентичности. Однако эти стимулы снова могут не вызвать никакой ответной реакции в умах российского либерализма, как этого не случилось после «оранжевой революции» 2004 г.: дискурсивная пропасть между обществом и просвещенными слоями, между народом и либерально настроенным меньшинством дает о себе знать. Страх перед народными массами — по-прежнему значимый фактор, мешающий либералам выйти из состояния «бездеятельности», интеллектуальной и политической. Знаменитые строки М.Ю. Лермонтова о «немытой России», «стране рабов, стране господ» отражают аксиоматику отношения многих современных российских либералов к своей стране. Только сегодня неприятие к «Рашке», смешанное с иронией и помноженное на ощущение обреченности всех попыток изменить общество к лучшему, выражается в несколько иных терминах:

Как называется страна, где Рогозин — элита, а Гуриев — маргинал, где у президента есть миллиардные счета, а в больницах нет лекарств, где Тайванчик на свободе, а Сергей Кривов в тюрьме, где Жириновский заведует патриотизмом, а Габрелянов учит Венедиктова журналистской этике?

Правильно: это Россия!

Что ждет эту страну при таких раскладах?

Правильно. Вот именно он и ждет.

А что же тут удивительного?

А удивительное тут то, что, когда он наступит, это нас искренне изумит! И мы будем спрашивать: как же так? С чего это вдруг?

Мы, живущие в стране, где Рогозин — элита, а Гуриев — маргинал...314

Абсолютно новым явлением в последние годы стал раскол лидеров либерального общественного мнения на сторонников традиционного игнорирования национальной тематики и тех, кто поддерживает заимствования из идеологии русских националистов. Первые сводят все межкультурные проблемы к следствиям существования коррумпированного и неподотчетного политического режима, порождающего уродливые формы общественных отношений (вроде режима власти Р. Кадырова в Чечне, которая вместе с ее руководителем стала универсальным символом коррупции). Вторые заговорили о необходимости реанимации «русской темы» и о потребности считаться с устойчивыми стереотипами в отношении «выходцев с (Северного) Кавказа» и иммигрантов из стран Центральной Азии.

Несмотря на то что, как отмечалось выше, ксенофобия не является характерной чертой дискурса российских либералов, отдельные лидеры либералов прибегают к ней. Использование мигранто- и кавказофобии, бесспорно, является стратегическим приемом, нацеленным на привлечение новых сторонников среди оппозиционных сил и значительных слоев российского населения. Конструкт «мигрант», «народная» семантика которого в российском обществе распространяется на иммигрантов «неславянской внешности» (таким образом приезжие, например, из Украины и Беларуси «мигрантами» не считаются) и выходцев с Большого Кавказа (среди которых — граждане России), был взят на вооружение некоторыми представителями либеральной интернет-элиты. Ю. Латынина огульно называет трудовых «мигрантов» («гастарбайтеров») одними из главных виновников недостаточно высокого благосостояния россиян315, в то время как А. Навальный, завсегдатай «Русских маршей», поддерживает заявление Координационного совета оппозиции, написанное русскими националистами и оправдывающее попытки жителей города Пугачева Саратовской области в июле 2013 г. учинить этническую расправу над членами чеченской диаспоры316.

Наличие в либеральном дискурсе раскола на сторонников и противников использования риторики русского национализма со всей ясностью было продемонстрировано в октябре 2011 г., когда в либеральном кругу состоялись открытые дебаты по поводу стремительно набиравшего популярность лозунга «Хватит кормить Кавказ». Классическое либеральное игнорирование национальной темы защищали либеральный экономист С. Алексашенко317 и гражданский активист Р. Доброхотов318. «Национал-либеральные» идеи были высказаны в ответной полемике со стороны А. Навального319 (который, будучи членом партии «Яблоко» до 2007 г., пытался совмещать социал-либеральное мировоззрение с русским национализмом, за что и был из нее исключен320) и В. Милова321. Они, в свою очередь, выразили поддержку ксенофобным настроениям многих россиян, полагая, что настало время объединить «адекватный» русский национализм с либерализмом (посредством использования лозунга «Хватит кормить Кавказ»)322. Сигнал был услышан некоторыми интеллектуалами националистического толка: так, один из идеологов русского национализма В. Соловей заговорил о необходимости поддержать Навального как «мужественного человека», продвигающего в том числе националистическую повестку дня323. Позже сходные национал-либеральные идеи высказал М. Ходорковский в статье «Между империей и национальным государством»324, говоря о «единстве принципов свободы и нации»325.

Противоречия внутри либерального лагеря между сторонниками объединения с национал-демократами и их оппонентами не исчезли и на волне «Русской весны», обернувшейся травлей видных российских либералов (среди них — Д. Быков, Л. Гозман, А. Макаревич, Б. Немцов, Л. Улицкая и многие другие), прозванных «пятой колонной». Однако перед лицом маргинализации — со стороны идейных противников либерализма как мировоззрения, последовательно отстаивающего принцип индивидуальной свободы, — эти споры отошли на второй план.

Так или иначе, российским либералам и их лидерам фактически неинтересен европейский, либеральный по своей сути, дискурс гражданского национализма, равно как и неизвестен им поиск новых форм социальной интеграции и западные дебаты на эту тему326. Запад по-прежнему представляется скорее абстрактным идеалом, а не практической моделью, которую можно было бы воплотить на российской почве.

Анализ либерального дискурса в Рунете позволяет составить представление о самочувствии либерального сообщества, вернее, реконструировать тот образ политических перспектив отечественного либерализма, который формируют известные либералы, выступающие в Сети от его имени. Основываясь на ранее выделенных характеристиках сообщества и вновь возвращаясь к основному условию, определяющему образ российских либералов Рунета, — маргинальному положению либерального дискурса в постсоветском контексте, мы выдвигаем следующий тезис: сообщество демонстрирует пессимизм в отношении реализации своего политического идеала — воплощения «европейского пути» в России. В частности, эти настроения к середине 2014 г. получили выражение в рассуждениях о той легкости, с которой президент Путин «сливает» Россию Китаю327.

В крайних формах этот пессимизм выражается в представлении, согласно которому поражение либерального идеала в России уже свершилось, а либералы являются проигравшим меньшинством и последним просвещенным оплотом. Долг либерала при этом — сражаться на стороне побежденных, бороться с химерами без надежды на (окончательный) успех. Такой взгляд на положение либералов в российском обществе и политике был, в частности, выражен в статье 2012 г. за авторством В. Новодворской с говорящим названием «Уходящему — Синай, остающимся — Голгофа»328.

Представление об осажденном меньшинстве, потерпевшем поражение, сложилось в либеральной политической и интеллектуальной среде за несколько лет до «Крымской кампании» 2014 — в результате разрушения иллюзий в отношении модернизационного курса президента Медведева и возвращения Путина в Кремль. «Закручивание гаек», репрессивная политика власти в отношении оппозиции в 2012–2014 гг. и дискредитация образа либералов государственной пропагандой способствовали усилению пораженческих настроений среди либеральной «элиты». Апогей пораженчества отражен в вопрошании писателя В. Ерофеева: «Как тут жить дальше?»329

Маргинализация либералов в эпоху «Русской весны» беспрецедентна за весь постсоветский период развития страны. Упреки в «оранжизме» и обвинения в финансировании российской либеральной (и не только либеральной) оппозиции «из Госдепа» циркулировали в интернет-пространстве давно. Эти образы высмеивались уже организаторами и участниками массовых протестов периода «Русской зимы»330. Однако раньше либеральная общественность не становилась предметом столь организованной травли — как со стороны идеологических противников, так и со стороны официального дискурса российской власти. Либеральное сообщество в данных условиях выдвинуло три стратегии взаимодействия с враждебной по отношению к нему окружающей средой: а) оставаться и тихо ненавидеть общество (внутренняя эмиграция); б) оставаться и стремиться изменить общество к лучшему («теория малых дел»); в) покинуть страну (космополитический эскапизм).

С одной стороны, происходящие изменения вряд ли напугают тех, кто принял для себя решение оставаться в России и бороться до конца за свои идеалы и против того, что им не соответствует, — в меру сил и в рамках сужающихся возможностей. В конечном счете, либеральное мировоззрение — это скорее процесс, чем конечная цель. Более того, у многих лидеров либерального движения есть опыт двойной жизни — внутри локального сообщества и одновременно во враждебной ему среде. Противостояние политическому режиму и давлению массового сознания закалило этих людей еще в советское время. Более того, в пользу продолжения борьбы, пусть и в качестве меньшинства, свидетельствует ощущение шаткости политического режима Путина331 и того, что пропутинское агрессивное большинство в России, как мы говорили много раз выше (см. Введение, глава 1) и еще неоднократно подчеркнем (глава 7 и Заключение), — иллюзия, искусственное порождение, вызванное радикальным сужением политического разнообразия за пределами Интернета332.

Мало что изменится и в стратегии поведения тех либеральных деятелей, которые не задумываются о крупномасштабных проектах по переустройству социально-политической жизни всего общества. Их кредо — «теория малых дел». Предмет приложения сил в рамках этого подхода чрезвычайно разнообразен и в «посткрымской» России333: от участия в муниципальных выборах до интернет-активности, от поддержки подвергающихся давлению со стороны властей до просветительской деятельности. Однако в этой стратегии теряются общая перспектива и готовность к осуществлению проектов преобразований в масштабах страны.

Одновременно с этим настроения на отъезд из России в среде образованных и либерально ориентированных слоев населения становятся еще более популярными, чем раньше. Из видных либералов этой стратегией воспользовались Р. Адагамов334 и Г. Каспаров335, за ними последовали О. Кашин336 и Б. Акунин337. Последний при этом отметил, что «трезвому с пьяными в одном доме неуютно», однако пообещал «периодически навещать — смотреть, не заканчивается ли запой»338 российского общества. Разговоры о новой волне эмиграции из России и возможности «перенести» Россию за ее географические границы в виде создания «глобального русского сообщества»339 стали весьма популярными в либеральной среде.

Так или иначе, российские либералы рассматривают себя исключительно как меньшинство, то есть группу граждан, не способную даже потенциально заинтересовать своими идеями и ценностями большинство россиян. Более того, либералы считают себя меньшинством хотя и проигравшим в самой России, но не в своем кругу и не в диаспоре, рассредоточенной по миру в виде миллионов «русских европейцев».

Маргинальное положение либерального дискурса в Рунете и в российской политике в целом служит главным препятствием развитию позитивной повестки дня сообщества либерально ориентированных людей. Ввиду этого либеральный дискурс оказывается негативно направленным и тематически замкнутым, подверженным влиянию иных идеологических течений, в результате чего блокируются классические для либерализма идеи (такие, как многосторонний концепт индивидуальной свободы, гражданской нации) и привносятся такие, которые ценностно ему противоположны (идея культурной предопределенности и концептуальные заимствования у русского этнического национализма). Тем не менее есть основания полагать, что указание на эти качества, присущие среде видных российских либералов и либеральному интернет-сообществу, может способствовать их критическому пересмотру в будущем. Можно надеяться и на то, что это подтолкнет их к формированию позитивной повестки дня и созданию пространства публичной политики как в виртуальной среде, так и в реальной политике.

Подводя итог проведенному анализу, можно сделать вывод о том, что либеральный дискурс в российском политическом пространстве на сегодняшний день не имеет возможностей для формирования идеологического консенсуса, на основе которого была бы возможна выработка крупномасштабного проекта общественно-политических трансформаций. Тем не менее мы полагаем, что либеральная повестка дня в нынешних условиях гораздо более актуальна, чем еще десять-пятнадцать лет назад, что ценности и практики свободы и прав человека, равенства перед законом, эффективного государства и добровольной гражданской кооперации востребованы широкими слоями российского общества. Об этом свидетельствует гражданско-политическая активность времени «Русской зимы». Однако проблема заключается в том, что «элита» российского либерального сообщества пока значительно отстает от растущих потребностей граждан. Она погружена в состояние теоретического и идеологического кризиса, самоизоляции от западного и российского дореволюционного опыта. Во многом она остается не носителем либеральных идеалов, а довольно замкнутым сообществом «русских европейцев». Между тем от способности либеральных идеологов консолидировать усилия и выработать четкую идейно-политическую альтернативу сегодня зависит не только будущее либерально мыслящих людей в России, но и перспективы социально-политического развития всей страны.